Текст книги "Неизведанный Рим. Легенды и секретные места Вечного города"

Глава 3. Район двух П: Понте-Парионе. От Навоны до Тибра

27. Дом «честной куртизанки» Фьямметты

Площадь, посвященная проститутке, – сам по себе необычный случай. Но площадь, посвященная проститутке в городе папы римского и столице Святого престола – нонсенс. А если представить, что находилась она прямо на пути тысяч верующих, которые устремлялись в Ватикан…

Звучит парадоксально, но в Риме есть и такое. Как мы уже смогли убедиться, в сердце католического мира духовное и греховное веками жили бок о бок, никого не шокируя. Небольшое пространство площади, плотно заставленное машинами, и миниатюрный особняк с башней напоминают об удивительной истории Фьямметты Микаэлис. Она не была простой представительницей древней профессии, а относилась к элите «честных куртизанок» на рубеже XV и XVI веков. Если вы помните из прошлой главы, это те женщины, которые гордились не только красотой, но и образованием, манерами, а также часто сохраняли моногамию в отношениях с одним покровителем (обычно из церковной верхушки). Их «ремесло» практиковалось не на грязных улицах под покровом ночи, в бедности и унижении, а во дворцах представителей власти, в достатке и роскоши. Уважение к ним соответствовало статусу их поклонников.

О биографии Фьямметты известно не так много, но и этого достаточно, чтобы представить себе головокружительную «карьеру». Родилась она в 1465 году во Флоренции в семье Микеле и Санты Кассини. После смерти отца семья лишилась финансовой опоры, и мать с 13-летней дочерью переехали в Рим.

В «профессию» девочку привела мать, вынужденная сама зарабатывать на жизнь аналогичным образом. Из документов известно, что в 1479 году римский кардинал Джакомо Амманнати Пикколомини сделал Фьямметту единственной наследницей богатого состояния. Если не вдаваться в подробности, за какие заслуги на нее рухнула такая удача – 56-летний кардинал приказал долго жить вскоре после того, как поставил подпись под документом, – то еще не достигнув 15 лет, девушка не просто укрепила свое финансовое положение, а обеспечила себе безбедную жизнь и пенсию на старость. Церковь спокойно закрывала глаза на «аморальное» поведение своих высокопоставленных служителей (а покойный Амманнати был епископом и секретарем трех понтификов), но когда дело касалось денежных вопросов, толерантность моментально сдувалась. По закону имущество покойного прелата должно было достаться Святому престолу.

Разразился скандал.

Папа римский Сикст IV пришел в ярость от новости, что кардинал завещал все свое состояние женщине сомнительной репутации. Была создана специальная ватиканская комиссия по расследованию, а завещание признано недействительным. Члены совета разошлись во мнениях по поводу прав куртизанки на состояние священника. Ведь как ни крути, красота – божественный дар, что тут попишешь? Все мы греховны. Понадобилась немалая доза юридической изворотливости, чтобы выйти из ситуации достойно. По результатам судебного процесса «дева редкой красоты» (прямая цитата из протокола) получила во владения виноградник за стенами Ватикана и три дома: два на престижной улице Коронари и трехэтажный особняк на площади, которая сейчас и названа в ее честь. «Сдачу» с завещания церковь прибрала себе.

Вероятно, если бы Фьямметта не обладала выдающимися внешними данными, оправдать подобное решение было бы сложнее. Но самое интересное, что комиссия повернула дело так, будто кардиналы проявили доброту к юному созданию и собрали в подарок приданое. Этакое пожертвование с широкого плеча в пурпурной мантии, акт милосердия со стороны Святого престола. Возраст у девушки был подходящий для потенциального замужества. Но, конечно, Фьямметта даже не рассматривала такой сценарий. Ее имя уже знали в Риме, и «карьера» пошла в гору.

К 1493 году стали поговаривать о ее связи с Чезаре Борджиа, незаконнорожденным сыном папы римского Александра VI (Родриго) Борджиа. Матерью Чезаре была прекрасная Ванноцца Каттанеи, которую нередко саму записывают в куртизанки, хотя подтверждений этому нет. Она запомнилась тем, что вскружила голову тогда еще кардиналу Борджиа и родила ему четверых детей. Чезаре в те времена был правой рукой отца. Сам он отказался от кардинальского сана, чтобы посвятить себя военной карьере. Это единственный известный случай возвращения из такого высокого ранга в миряне! Но именно этот жест обязал его жениться, чтобы помочь реализоваться политическим амбициям папы римского Борджиа. Официально Чезаре был помолвлен с Шарлоттой д’Альбре, сестрой короля Жана III Наваррского. Но как только спускались сумерки, он сбегал на спрятавшуюся среди бельведерских виноградников виллу Фьямметты. Несмотря на свою циничность и авантюрный характер, Чезаре опасался открыто оскорблять своим поведением королевскую невесту, а потому никогда не навещал возлюбленную в городских особняках. За пределы городских стен он отправлялся к Фьямметте вооруженным до зубов, подвергая свою жизнь опасности на темных проселочных дорогах.

Неужели романтичный вечер с куртизанкой оправдывал такой риск?

Фьямметта, как и ее утонченные «коллеги», завлекала именитых поклонников не только внешней красотой и талантами под шелковыми простынями (этим было никого не удивить). Ценилось умение вдохновлять, развлекать интересной беседой и быть достойным украшением в высшем обществе. В эпоху Возрождения даже интимные услуги сопровождались интеллектуальным погружением. К кому еще могли отправиться многочисленные римские холостяки, если брак аристократов рассматривался в те времена только как политический ход или по церковным обетам не допускался вовсе?

В завещании Фьямметты от 1512 года, составленном юристом Андреа Карузи, ее называют mulier onesta («честная синьора»), а не meretrix onesta («честная куртизанка») – признак особенного уважения, вопреки ее занятию, известному всем. Фьямметта подписалась в документе как Ducis Valentini, то есть «принадлежавшая герцогу Валентинуа» (имелся в виду Чезаре Борджиа, которому этот титул пожаловал французский король). Помимо романтичных народных легенд, это единственное возможное доказательство их связи.

Куртизанка оставила свое имущество брату Андреа, который при внимательном рассмотрении вполне мог оказаться ее внебрачным сыном – обычное дело у женщин подобной профессии. Наследнику предписывалось сдать в аренду недвижимость и выплачивать с дохода солидную сумму пожертвований в церкви S. Maria della Pace (о ней дальше) и S. Agostino («церковь куртизанок»), где Фьямметта просила быть похороненной рядом с кардиналом Амманнати, ее первым благодетелем, которому она была обязана своей фортуной. В случае смерти прямых наследников состояние переходило разным церковным приходам. Неизвестно, насколько религиозна была Фьямметта, но в завещании она обозначила свою волю о регулярных службах в церкви Святого Августина за упокой душ ее родителей, членов семьи и ее самой. Элегантный особняк с портиком, принадлежавший Фьямметте, подвергался неоднократным перестройкам на протяжении веков, принадлежал семьям Торлония и Бенничелли. Сейчас здание занимают офисные помещения.

Но о самой известной римской куртизанке здесь знали и помнили не одно столетие. Об этом свидетельствует карта XVII века, где площадь уже названа именем Фьямметты. Можно этому удивляться, но не лишне напомнить, что в те времена, когда женщинам отводилась второстепенная роль в обществе и запрещалось себя содержать, куртизанки были единственными работницами, налогоплательщицами и владелицами немыслимых состояний, иногда превышавших дворянские. И если учесть, что мужчинам, пользовавшимся их расположением и услугами, в городе посвящены многочисленные площади и улицы, то можно даже порадоваться, что топографическая справедливость восторжествовала.

28. Мусорные таблички

Часто туристы жалуются на то, что Рим – грязный город. Мусор на улицах, помойные контейнеры переполнены, урну в центре невозможно найти.

Это правда, Вечный город чистым не назовешь. Уже много лет городская администрация не может наладить эффективный сбор и переработку отходов, из-за чего в жилых районах, близких к лесопаркам, даже расплодились дикие кабаны. Они приходят искать в помойках пищу и пугают своим появлением местных жителей. Каждый новоизбранный мэр обещает решить проблему, но пока «мусоровоз и ныне там».

Но если представить, какой хаос царил в папском Риме всего лишь пару веков назад, возмущаться сегодняшним состоянием никому бы не пришло в голову.

Конский навоз, пищевые отходы, солома, зола, дохлые крысы и прочие нечистоты покрывали ровным слоем городские мостовые. 15–20 сантиметров, а то и грязь по колено – норма того времени.

Зимой из-за дождей пройти по дорогам становилось невозможно. А летом в узких переулках было не протолкнуться из-за овощных прилавков, домашнего скота, хозяек или служанок, готовящих и стирающих прямо на пороге дома. Ночные горшки и отхожая вода из лавок ремесленников выливалась на мостовую без лишних церемоний. Уборкой улиц столицы Святого престола раз в неделю занимались заключенные. Гремя цепями на ногах, они будили Рим на рассвете, сгребая грязь и отходы в мешки. Далее их надлежало дотащить до Тибра и сбросить в реку, ничуть не заботясь об экологии. Свалок в современном понимании тогда не существовало. Со временем «грязная работа» перешла от обитателей тюрем к дворникам. Их называли в Риме mondezzaro. В итальянском языке immondizia означает «мусор», но римский диалект исказил слово до monn(d)ezza. Мусорщики сами ходили по домам с огромным мешком, как у Деда Мороза. Но вместо долгожданных подарков его наполняли зловонные отходы, которые дворники загружали и тащили на себе, от одной двери к другой, поднимаясь по бесконечным лестницам до последних этажей.

В современном Риме дворник – вполне уважаемая профессия: стабильная зарплата, соцпакет. На места уборщиков мусора даже существует конкурс. А бордовые мусорные грузовички часто водят молодые красавцы и девушки с идеальным маникюром. Но во времена мусорщиков «по вызову», собиравших отходы по домам, мало кто позавидовал бы их доле. За такую работу брались только самые отчаявшиеся представители низших сословий.

Скромный работник не отказывался от кофе или стопки чего-нибудь горячительного в зябкий зимний день. У дворников были даже свои святые покровители (как у большинства итальянских профессий и ремесел).

Св. Аннунциата делила обязанности по защите мусорщиков, поваров и портовых рабочих с епископом св. Мартином и св. Рокко.

Общественные бидоны для сбора мусора появились в Риме только во второй половине XX века. Несмотря на плачевный санитарный уровень в целом, некоторые улицы Рима оставались на удивление чистыми. Как правило, те, что находились рядом с церквями и дворцами знати. Нежные носы аристократов и католических прелатов не выносили зловонного соседства городских отбросов. Об этом заботился лично администратор улиц, назначенный папским указом.

В XVIII веке Святой престол распорядился развесить мраморные плиты на стенах домов. Это были предупреждения нарушителям порядка: не выбрасывать на улицы отходы, сено или солому, мертвых животных, землю, известь и грязь.

Примеры таких табличек все еще можно встретить в разных уголках Вечного города. Содержание объявлений в разные годы отличалось мало, зато наказание за неисполнение варьировалось серьезно. Денежные штрафы устанавливались в размере от 10 до 25 золотых скуди, что во многом превышало доход большинства простых работников. На некоторых указах звучат угрозы телесных наказаний, тюрьмы и даже виселицы. За шалости детей должны были отвечать родители, а за нарушения слуг – их господа. Похоже, после долгих лет безуспешных попыток обуздать беспорядок у администратора улиц лопнуло терпение.

Сохранилось и несколько «мусорных табличек», которые не просто грозят расправой, но и предлагают альтернативу для выброса отходов. Упоминаются две городские свалки – между фонтаном Треви и площадью Пилотта. Конечно, их больше не существует.

Забавный факт: в XIX веке на Эсквилинском холме в Риме была найдена античная мраморная надпись на латыни. Постановлением древнеримской «полиции» определялись границы территории для сброса отходов. Текст был намного лаконичнее, чем у будущих папских монсиньоров: «Неси подальше мусор, если не хочешь, чтобы на тебя обрушились проклятья богов».

Вот это я понимаю, угроза! Наверняка уровня античной религиозности хватало для того, чтобы не добавлять к этому лишних слов, и закон соблюдался.

Помойная дилемма явно стара, как сам Рим.

В современном городе нередко встречаются свалки мешков с пищевыми отходами прямо под мраморными табличками XVIII века, грозящими страшными наказаниями. На смену им местные жители придумали свой способ предупреждать нарушителей порядка. Недалеко от площади Навона в закутке между домами, который, похоже, часто становится магнитом для нелегальных помоек, на стене висит новая табличка. Конечно, уже не мраморная, а просто ламинированная картонка: «Римская мэрия пишет: согласно статье 192 закона 152/2006, дополненного в 2016 году, нарушитель будет вынужден заплатить штраф от 300 до 3000 евро за выброс мусора в данном месте. В случае токсичных отходов – в два раза больше».

Рядом листок бумаги с надписью от руки:

«Тот, кого застанем за выбрасыванием мусора в этом месте, получит по башке и по заднице! Берегитесь!»

Кратко и прямолинейно, очень по-римски. Но в борьбе с мусором все средства хороши.

29. Дворик Браманте и неизвестный Рафаэль

Одним из первых мест, куда я забрела на прогулке вскоре после переезда в Рим в 2007 году, была эта неприметная на вид церквушка с полукруглым портиком на входе. У порога S. Maria della Pace – так она называлась – цвели кусты роз, но старинная дверь была наглухо закрыта. Как выяснилось, уже не первый год внутри шла реставрация. В церкви пряталось сокровище, о котором мне рассказали римские друзья. Чтобы его увидеть, нужно было применить смекалку – найти сбоку дверь в церковный дворик, подняться на второй этаж старинного монастыря, зайти в зал кафе, заглянуть в заветное окно, выходящее в церковь…

Это был мой первый секрет в статусе римлянки.

Началось большое исследование, которое много лет спустя превратилось в книгу, которую вы держите в руках. Но обо всем по порядку.

Chiostro del Bramante (двор Браманте) – это название знакомо далеко не каждому жителю Рима. Мало ли в городе церквей, монастырей и их дворов (клуатров)?

В последние десятилетия бывший монастырь превратился в культурный центр, где проводят популярные выставки. В выходные можно даже застать очередь, но в будни здесь так же тихо, как и 500 лет назад.

Создатель комплекса Донато Браманте, живший на рубеже XV и XVI веков, был известным мастером раннего Возрождения. Главный архитектор Ватикана, соперник Микеланджело Буонарроти и покровитель Рафаэля Санти, вместе с которым они позже спроектируют собор Св. Петра.

В 1500 году неаполитанский кардинал Оливьеро Карафа поручил Браманте строительство монастыря при церкви, где он был настоятелем.

Архитектор создал двухэтажное здание с квадратным клуатром посередине. Его нижний уровень украшали арки, а верхний – череда колонн. Все четко по канонам Ренессанса, возродившего (не зря же эпоха Возрождения!) зодческие принципы Древнего Рима. Все должно было выглядеть гармонично, пропорционально, уравновешенно.

На первом этаже протекал весь монашеский быт, а на втором располагались комнаты-кельи. Фамильный герб заказчика с красными горизонтальными полосками и кардинальской шляпой встречается над дверью каждой из них. А огромная полоса с именем OLIVERIUS CARAPHA, опоясывающая по периметру весь двор, не оставит шанса забыть о том, кто вложил средства в строительство. Говорят, кардинал совместил поразительное тщеславие и просвещенность, оставив в завещании монастырю свою обширную библиотеку. По вопросам искусства Карафа советовался с Лоренцо Медичи Великолепным и заказал свою фамильную капеллу в церкви S. Maria sopra Minerva молодому Филиппино Липпи, ученику самого Боттичелли. Одним словом, дилетантом его не назовешь.

Чтобы полюбоваться двориком, билет покупать не нужно – вход свободный. На стенах сохранился цикл фресок в стиле маньеризма о Деве Марии. До конца XX века он был покрыт зеленой краской, поэтому на месте утраченных фрагментов встречаются пробелы. Во время реставрации верхний слой сняли, а росписи вернули оригинальные цвета.

По крутой лестнице с полустершимися ступенями можно подняться на второй этаж в кафе. Случалось ли вам пить капучино, сидя на каменной монастырской лавке эпохи Возрождения? Если нет, здесь выпадет шанс.

Кьостро дель Браманте – не только один из самых фотогеничных уголков в Риме, но и излюбленное место для учебы и работы. Студенты приходят сюда делать уроки и готовиться к экзаменам, фрилансеры – работать в спокойной обстановке.

Чай и десерты, легкие блюда на обед, бесплатный Wi-Fi и чистый туалет притупят тоску по кафе, где можно просидеть за ноутбуком полдня (редкость в Риме!). У итальянцев кофейные перерывы длятся всего несколько минут – зашел в бар, опрокинул в себя наперсток эспрессо, и дальше по делам.

Некоторые главы книги, которую вы держите в руках, появились именно в Кьостро. В пасмурную погоду или в летнюю жару лучше спрятаться в уютном зале с мягкими диванами. Тут и запрятан секрет, о котором я обмолвилась ранее.

Окно в углу смотрит не на улицу, а внутрь церкви S. Maria della Pace. В годы реставрации оно выручало римлян, жаждущих увидеть единственный цикл фресок Рафаэля в открытом доступе (если не считать одинокую фигуру пророка Исайи в церкви Св. Августина). Все остальные произведения великого маэстро находятся в музеях и частных коллекциях.

Покровительство Браманте оказалось кстати: именно он, если верить биографу художников Джорджо Вазари, подсказал папе римскому имя своего земляка Рафаэля для росписи ватиканских покоев.

Вскоре его перехватил для частного заказа Августин Киджи – друг и «спонсор» понтифика. Он создал целую торговую империю с собственным флотом, владел монополией на разработку в пригороде Рима месторождения минералов, применявшихся при окраске тканей, а также банком, снабжавший щедрыми займами Ватикан и римских аристократов.

За «заслуги» перед Святым престолом и лично папой римским Юлием II делла Ровере последний даровал банкиру привилегию включить символ дуба со своего фамильного герба в эмблему рода Киджи. В церкви S. Maria della Pace геральдический символ в капелле Августина состоит из четырех квадратов: на двух холмы со звездой (родной символ Киджи), на остальных дубы делла Ровере.

Точно такими же дубами усыпаны стены и своды Сикстинской капеллы в Ватикане, так как оба папы римских, заказавших ее строительство и росписи, принадлежали к роду della Rovere (дуб по-итальянски rovere).

Августина Киджи называли «богатейшим человеком Европы», его состояние было баснословным. Разумеется, банкир инвестировал в постройки, призванные подчеркнуть его статус.

Рафаэль стал одним из его любимых мастеров: он расписывал по его заказу лоджии загородной виллы Фарнезина в районе Трастевере, а также проектировал капеллу Киджи в церкви S. Maria del Popolo, где герои фильма «Ангелы и демоны» искали секретные коды иллюминатов.

Здесь, при монастыре, построенном Браманте, Рафаэль тоже не мог не присутствовать – отчасти из-за покровительства своего наставника, отчасти из-за того, что Августин Киджи решил и здесь обустроить себе частную капеллу.

Вряд ли он готов был согласиться на другого живописца, зная о непревзойденном таланте Рафаэля.

История соперничества и творческого копирования в Санта-Мария-делла-Паче почти идентична истории храма Св. Августина, о котором речь шла недавно.

Я всегда с осторожностью отношусь к тому, что подобные утверждения правдивы. И призываю воспринимать их со здоровой иронией, как и большинство римских легенд. Но делюсь ими всегда с удовольствием.

Новый заказ банкира в капелле Киджи в церкви S. Maria della Pace предполагал изображение сцены с сивиллами и ангелами. Совпадение или нет, но аналогичный сюжет Микеланджело Буонарроти закончил в Сикстинской капелле Ватикана двумя годами ранее. Искусствоведы по-прежнему спорят, копировал ли один великий гений другого. Полемику развернул их современник, биограф Джорджо Вазари.

«Еще до публичного открытия капеллы Микеланджело, однако уже увидав ее, Рафаэль изобразил в этой фреске пророков и сивилл», – пишет Вазари в книге «Великие художники: избранные жизнеописания».

По мнению биографа, Браманте специально пустил своего протеже в незаконченную капеллу, чтобы тот вдохновился идеей и сделал лучше: «Назло сопернику, ради пользы и славы Рафаэля».

И добавляет про фреску в Санта-Мария-делла-Паче:

«Это по праву считается его лучшим произведением, прекраснейшим в числе стольких прекрасных. Действительно, женщины и дети, там изображенные, отличаются своей исключительной жизненностью и совершенством своего колорита. Эта вещь принесла ему широкое признание как при жизни, так и после смерти, ибо она и в самом деле самое ценное и самое совершенное произведение, когда-либо созданное Рафаэлем за всю его жизнь».

Может, с характеристикой «самого совершенного произведения» не все согласятся с Вазари – у Рафаэля Санти много шедевров, которые могут претендовать на то же звание. Но фреска с сивиллами действительно полна утонченных деталей, на которые был способен только Рафаэль. Хотя художник не успел лично закончить работу – пророков, которых он только обозначил на эскизах, дописывали его ученики.

Из окна зала фреску видно даже лучше, чем когда вы стоите в церкви.

Сивиллы – Кумская, Персидская, Фригийская и Тибуртинская – прорицательницы из античной культуры, которая сформировала философию Возрождения. Женщины на фреске окружены ангелами с пергаментами и скрижалями, предсказывающими рождение и жертву Иисуса.

Все сивиллы молоды и прекрасны, кроме Кумской (первая фигура справа в желтой накидке). Согласно мифу, пожелав обрести бессмертие, она забыла попросить о вечной молодости. Ангелочек в центре держит факел – символ божественного провидения.

Кто из вас уже успел побывать в Ватикане, мог заметить яркие краски фрески Микеланджело в Сикстинской капелле, как и у Рафаэля в церкви S. Maria della Pace. Но бросается в глаза совершенно разный стиль двух гениев.

Мягкость женских лиц и детских локонов ангелов в исполнении Рафаэля против мужеподобных сивилл Микеланджело.

Даже если Рафаэль и правда побывал в Сикстинской капелле до ее официального открытия, желание повторить сцену с сивиллами может объясняться вовсе не стремлением насолить сопернику. А изобразить в своей живописной манере тот же сюжет.

И тут история снова повторилась, почти как с пророком из церкви Св. Августина.

Когда я впервые услышала эту версию, возникло отчетливое дежавю – где-то уже подобное было!

Вот что рассказывает другой современник Микеланджело – флорентийский писатель Франческо Бокки.

Банкир Августин Киджи выплатил Рафаэлю 500 скуди перед началом работы в его фамильной капелле S. Maria della Pace. Закончив фреску с сивиллами и ангелами, художник отправился к заказчику за остатком согласованного гонорара. Но получил ответ, что они уже в расчете.

Не растерявшись, Рафаэль предложил банкиру услышать альтернативное мнение – оценить стоимость проделанной работы. Зная об антипатии между художниками, Киджи пригласил на эту роль Микеланджело. Вместе с казначеем Джулио Боргезе они пришли в церковь.

Проведя немало времени в тишине перед фреской, Буонарроти заключил: «Эта голова стоит 100 скуди».

«А эта?» – указал казначей на соседнюю.

«Столько же», – ответил Микеланджело.

После этого Августин Киджи решил прекратить торги и выплатить обещанное Рафаэлю.

История утверждает, что, несмотря на человеческую антипатию между гениями, Микеланджело проявил к Рафаэлю то же профессиональное уважение, что и в церкви Сант-Агостино.

Мне кажется по меньшей мере странным, что Буонарроти не раз звали оценивать работу соперника, и что он каждый раз отзывался положительно.

Может быть, это одна и та же история, пересказанная на новый лад?

Во время реставрации фрески с сивиллами произошло открытие, которого никто не ждал.

Пока весь мир сидел на карантине во время пандемии ковид-19, реставраторы времени не теряли. Антонио Форчеллино, известнейший эксперт по искусству эпохи Возрождения (его книги о Микеланджело и Рафаэле переведены на русский язык), возглавил бригаду в Санта-Мария-делла-Паче.

В июне 2020 года, заглянув на кофе во дворик Браманте, я, как обычно, зашла проведать сивилл в церкви. Фреску покрывали леса, но работа уже близилась к завершению. Цвета стали еще ярче после того, как многовековой слой пыли смыли с поверхности стены.

Форчеллино был на рабочем месте. Я вежливо поздоровалась и спросила, как продвигается реставрация. Не знаю, помнил ли меня маэстро, но я ранее посещала его лекции по искусству, презентации новых книг и экскурсию для гидов после реставрации виллы Фарнезины.

Он поделился открытием, которое спустя пару дней облетело все газеты. Найден еще один фрагмент фрески Рафаэля!

Боковой пилястр слева от крайней сивиллы был закрашен штукатуркой.

Реставраторы соскребли верхний слой, под которым обнаружились золотые мазки. Расписывать золотом могли себе позволить только богачи (Киджи, например), значит, эта часть тоже относилась к сцене Рафаэля.

Продвигаясь микрошажочками по два сантиметра в день, Форчеллино вскоре добрался до росписи в стиле гротеска с сатиром и корзиной фруктов.

Эта манера живописи была особенно популярна в начале XVI века после того, как подобные узоры обнаружили на раскопках дворца Нерона в районе Колизея – Domus Aurea. Рафаэль использовал эту технику для росписи лоджии в Апостольском дворце Ватикана – той, которую продублировали в Эрмитаже.

Не было сомнений в том, что эксперты обнаружили еще один фрагмент, созданный Рафаэлем.

До того, как реставраторы принялись за фреску в капелле Киджи, вся церковь много лет была закрыта на ремонт.

В то время попасть внутрь можно было только во время службы в 7 утра. Старушки из окрестных районов спешили сюда ранним утром – правда, не ради шедевров Рафаэля, а чтобы поклониться иконе Богородицы, украшавшей главный алтарь.

Madonna della Pace – «потворствующая миру» или «миротворица» – в честь нее названа церковь.

В Средние века на этом месте стояла другая церквушка – S. Andrea de Aquarizariis (или Acquarenariis).

В ней собирались разносчики воды – такие, как персонаж фонтана il Facchino, «говорящей статуи» из 1 главы.

Под портиком церкви хранился образ Богоматери.

В 1480 году его чуть не разбили. Мужики играли в кости рядом, один из них разозлился из-за крупного проигрыша и швырнул камень в святой лик.

И тут вся компания молча застыла в изумлении, выронив кубики на пол, – Дева Мария плакала кровавыми слезами!

Весть об этом долетела до самого папы римского Сикста IV (его именем названа Сикстинская капелла в Ватикане).

Понтифик бросил все дела и лично прискакал верхом в церквушку на другом берегу Тибра.

После визита наместника Св. Петра храм поспешно переименовали в честь Девы Марии – S. Maria della Virtù (Благодетели).

По-хорошему, надо было бы и церковь новую построить по такому громкому случаю.

Но понтифик был хитер, а потому решил «договориться» с Девой Марией.

Святой престол в тот момент ввязался в войну с Феррарой, поделившей Апеннинский остров на два воюющих лагеря. Да еще и с Флоренцией назревал конфликт после покушения на Лоренцо Медичи. Вот бы пресвятая Богородица помогла прийти к согласию…

Тогда и церковь новую возведем, еще больше и богаче – в честь достигнутого мира.

Мадонна действительно помогла, и папа римский сдержал обещание.

Новую церковь назвали в честь Марии-миротворицы – S. Maria della Pace.

Ее фасад украшают два медальона с портретами пап – Сикста IV и Александра VII Киджи, потомка банкира Августина. Второй понтифик спустя век заказал архитектору Пьетро да Кортона круглый портик.

Он решал важную проблему городских пробок (в Риме ничего не изменилось за пять столетий!). Кареты знати, съезжавшейся на службу, выныривали из узкого проезда справа, останавливались у входа высадить важных пассажиров и уезжали под арку в противоположную сторону – дожидаться в стороне конца мессы.

С церковью S. Maria della Pace связана еще одна трогательная римская традиция. Считается, что молодожены должны прийти сюда на свою первую совместную службу как муж и жена. Так их юный брак обретет мир и согласие на долгие годы.