Текст книги "Alpzee – альпийское озеро (сборник)"

– Хорошо, – улыбнулся царь, подумав, что от этой дикарки лучше держаться подальше…

Прошло три года. Лана на царском троне. Разве сможет теперь вождь кочевого племени узнать в этой несравненной красавице свою дочь-дикарку? Не посмеет узнать. Не посмеет приблизиться к ней.

– Отец! – воскликнула Лана, сбежав вниз, в самую гущу народа.

– Стража! – истошно закричал визирь. – Вернуть ее…

– Не смейте двигаться с места, – поднял скипетр царь Артаксеркс. Люди замерли. Страх исказил их лица. Что будет?

Лана опустилась на колено перед отцом, склонила голову.

– Ты превзошла мои ожидания, дочь, – положив руку ей на плечо, проговорил вождь. – Ты стала царицей великой державы. Но ты не перестала быть дочерью своего народа, не забывай об этом. Ты знаешь, для чего возвысил тебя Всевышний. Не гордись, но бойся.

– Благодарю, отец, за наставленье, – прошептала Лана и поднялась. Вождь порывисто обнял ее, поцеловал в лоб и, развернувшись, зашагал прочь.

Лана медленно повернулась, гордо вскинула голову и поплыла по коридору, образованному изумленными людьми. Никто не посмел проронить ни слова, никто не пошевелился. Затаив дыхание, люди любовались грациозностью царицы Ланы, похожей на дикую лань, позволившую приручить себя.

– Тебе следует быть осмотрительней, мой повелитель, – прошептал визирь. – Эта дикарка может в любой момент занять твое место.

– Ей это ни к чему, Аман, – усмехнулся царь. – Трон царицы выше моего, неужели ты не заметил этого?

Аман повернул голову и онемел. Трон царицы стоял на возвышении. Царь возвысил ее над собою. Аман сжал кулаки. Это заметил Ифам и подал Артаксерксу знак. Царь улыбнулся и пошел вниз по лестнице, чтобы протянуть Лане руку, чтобы возвести ее на престол, на пьедестал любви. Это было главным для него, для них, для всех.

– Когда в сердцах живет любовь, люди стараются творить добро, – возвысил голос Артаксеркс. – Наступает эра добрых дел. Мы…

– Скоро всему этому положим конец, – прошептал Аман. – Скоро, очень скоро ты отправишься за своим отцом в страну Молчания. А я… – Аман выпрямил спину и первым закричал:

– Слава царю! Да здравствует мудрейший царь Артаксеркс!

Гул восторга разлился по площади.

– Да здравствует царица Лана!

– Да здравствует любовь!

Через несколько дней Аман приступил к своему коварному плану. Вначале он решил покончить с вездесущим Ифамом, следовавшим за ним по пятам. Аман знал, что Ифам выполняет приказ царя, поэтому вел себя осмотрительно. Пару раз он не сдержался, нарочно не сдержался, чтобы Артаксеркс ничего не заподозрил. Тогда-то Ифам и выдал себя, подписав тем самым смертный приговор себе.

Аман не ожидал, что расправиться со слугой будет не так-то просто. Несколько лет главный визирь мучился в бессильной злобе. Ифам был неуязвим. А тут еще родился наследник престола – Самсон. Хлопот у Амана прибавилось. Он решил стать воспитателем цесаревича. Но этому воспротивилась царица Лана. Она не подпускала его к колыбели сына. Аман льстил, низко кланялся царице, с готовностью бросался выполнять любой ее каприз, тщетно. Дикарка не желала признавать главного визиря. Порой Аману казалось, что Лана ничего не слышит, что его ласковые речи для нее – пустой звук.

Решив, что царица оглохла и ослепла от любви к сыну, Аман самоустранился, перестал бывать на половине царицы. У него появилось много свободного времени, которое он решил использовать для осуществления своего кровавого плана.

Главный визирь заманил Ифама на высокую гору и столкнул вниз. Чуть позже тело верного царского слуги нашел военный патруль. Рядом с телом лежал обломок стрелы и несколько орлиных перьев.

– Редкие трофеи, – разложив все это перед царицей, проговорил Аман. – Если царь узнает, кто убил его верного слугу, твоему народу не поздоровиться, – голос Амана был приторно нежным. – Ты ведь знаешь, как царь любил Ифама, как доверял ему, как…

– Что ты желаешь за молчание? – глянув на него исподлобья, спросила царица.

– Желаю стать воспитателем Самсона, – низко поклонившись, ответил он.

– Хорошо, – проговорила Лана ледяным голосом, забирая из рук визиря трофеи. – Ступай. Завтра после обеда мой сын будет ждать тебя.

Она оседлала коня и помчалась в горы. Вождь внимательно выслушал ее, повертел в руках стрелу, подбросил вверх перья и покачал головой.

– Этот злой человек обманул тебя, Лана. Наши люди не убивали слугу царя, – вождь поднялся, скрестил на груди руки. – Научи сына всему, что знаешь только ты. Возвращайся во дворец и ничего не бойся.

– Не бойся даже скорой смерти, ты забыл добавить, – проговорила Лана спокойным голосом. – Ты мне сказал, чтобы я не забывала, кто я. А ты, наверное, забыл, что я не просто царственная Лана, я – дочь вождя, умеющая жизнь читать по звездам, по дуновенью ветра, по росе и по перу орлиному, вонзившемуся возле ног стрелою… Не скрою. Я огорчена. Но… Я рождена была царицей быть, я ею стала. Теперь пора пришла мне вниз спуститься с пьедестала… на землю… в землю… в вечность, – она порывисто обняла вождя. – Прощай, отец. Надеюсь, ты Самсона не оставишь.

– Ни за что, – ответил вождь, прижав руку к груди.

Лана умчалась прочь. А вождь поднялся на вершину горы и долго безутешно плакал, стоя на коленях. Он не просил ничего у Всевышнего. Он просто лил горькие слезы, превратившиеся в стремительную горную реку.

– Река разлилась…

– Наводнение, – кричали люди.

– Река…

Разлив реки отсрочил день печали на три года. Самсон подрос. Ему исполнилось шесть лет. Он был смышлен не по годам. Прекрасно держался в седле. Умел слышать и различать звуки природы. Научился прятать мысли в чуланчик памяти, когда рядом были посторонние. Мама Лана учила его разным премудростям, о которых не подозревал даже царь Артаксеркс. Самсон звал маму ланью. Она смотрела на него с нежной грустью и говорила:

– Когда-нибудь, я настоящей ланью стану и убегу высоко в горы.

– Тогда мы с отцом пойдем разыскивать твои следы, – улыбался Самсон. – Ведь он не убежит с тобою в горы.

– Он не со мною убежит, а сразу же за мной отправится, ведь я – его царица. Нам друг без друга не прожить, мой свет, – целуя сына, отвечала Лана. – Когда-нибудь ты, Самсон, останешься совсем один. Но пусть тебя не огорчает это. Ты сильный мальчик, ты – Самсон! И ты не будешь плакать, обещай.

– Я обещаю, что никто из посторонних не увидит моих слез, – проговорил Самсон, расставляя ударения на каждом слове. – Обещаю.

– Достойный ответ, мой свет, – улыбнулась Лана. – Я за тебя спокойна, милый.

В день трагедии Самсон остался дома. Лана поручила ему разгадать сложнейший ребус. Он сидел, обхватив голову руками, и никак не мог понять, что значат все эти загадочные символы, разложенные перед ним. Когда на глаза Самсона навернулись непрошенные слезы, в комнату вошел визирь.

– Из-за чего ты слезы льешь? – закричал он, разбросав по комнате амулеты, разложенные Ланой. – К чему тебе вся эта ерунда? Немедленно предай огню свои игрушки.

– Нет, – бросившись собирать амулеты, воскликнул Самсон. – Вернется мама…

– Мама не вернется, – захохотал Аман.

Самсон замер. Он сидел на полу и широко распахнутыми глазами смотрел на трясущегося от хохота визиря. Мальчику было не понятно, что так развеселило Амана? Почему он смеется, когда следует плакать, кричать от горя и печали? Быть может, он тоже дал обещание – прятать свои слезы от посторонних? Но разве Самсон – посторонний?

Прошло десять лет, а Самсон никак не мог забыть тот злополучный день. Дикий хохот Амана снился ему в ночных кошмарах.

– Визирь знал, что царь с царицею погибнут, – думал Самсон, восстанавливая в памяти череду событий. – А вдруг это он подстроил так, чтобы колесница сорвалась с горы?

Самсон достал из тайника амулеты, оставленные царицей Ланой, разложил их на столе также, как тогда его мать. Задумался. Перевернул орлиное перо. Оно взлетело вверх и написало в воздухе: «Аман – обман».

– Все верно, – прошептал Самсон. Он спрятал амулеты, лег на кровать, скрестил на груди руки, закрыл глаза.

Самсон умел задерживать дыхание, умел притворяться мертвым. Этому научила его царица Лана. Но воспользоваться своим умением Самсон решил только сегодня. Он предупредил верных слуг, чтобы были наготове, и погрузился в забытье. Самсон слышал все сквозь призму бесконечности. Звуки долетали до него с небольшим опозданием. Но это не мешало ему совершенно. Главным было то, что он все слышит, что слуги все слышат, а значит – истина восторжествует.

Аман вошел в комнату Самсона без стука. Он никогда не стучал. Просто широко распахивал дверь и врывался внутрь ураганом. Зачем? Чтобы мальчик, которому он заменил родителей, не успел ничего от него спрятать. Ни-че-го…

– Самсон, ты… – Аман осекся, увидев бездыханное тело. Минуту он соображал, что происходит. Медленно наклонился, пощупал пульс, выпрямился. Рука Самсона упала вниз и повисла, словно плеть.

– Преставился, – прошептал Аман. – Не зря я поил его ядом. Не зря. Теперь… – он улыбнулся. – Я, наконец-то, стану полноправным правителем. Единственным правителем многочисленного народа. Слава царю!

Аман уселся на край кровати, обхватил голову руками и принялся раскачиваться из стороны в сторону.

– Сколько сил я потратил, чтобы искоренить царский род. Сколько сил… Вначале царь Дарий с царицей, потом прислужник Ифам… как он смешно бултыхался в воздухе, когда летел со скалы, – Аман улыбнулся, сделал несколько смешных движений, надул губы, запыхтел, изображая падающего слугу. – Да, помучался я с этим Ифамом. Правда, Артаксеркс с царицей тоже доставили мне немало хлопот, – Аман поднялся, посмотрел на Самсона. – Кто просил их оставлять мальчишку во дворце? Если бы они тогда взяли его с собой, то я стал бы правителем на десять лет раньше. Итак…

Самсон шевельнул рукой. Аман побледнел. Воскрешение наследника в его планы не входило. Он не желал больше оттягивать свою коронацию. Самсон простонал. Аман схватил подушку и прижал ее к его лицу. Двери спальни распахнулись, крепкие стражники скрутили Амана.

– Как вы смеете? – закричал главный визирь. – Я…

– Ты отправишься в тюрьму, Аман, – проговорил Самсон, поднимаясь с постели. – Тебя прикуют кандалами к холодной стене каземата. Ты проведешь ночь среди сородичей – крыс, тараканов, летучих мышей. Приятных снов вам, бывший главный визирь.

– Самсон, Самсон, за что ты так наказываешь меня, сынок? – простонал Аман, бросившись в ноги Самсону.

– За твои добрые дела, в которых ты только что признался, – улыбнулся Самсон.

– За то, что я плакал над твоим телом? – воскликнул Аман. – За то, что я пытался помочь тебе, спасти тебя?

– Удушив меня подушкой, – усмехнулся Самсон и оттолкнув Амана, проговорил сквозь зубы:

– Прочь… Твои руки обагрены кровью моих родителей.

– Мои руки чисты, – приторно льстивым голосом, проговорил Аман. – Когда царь с царицей сорвались с обрыва, никакой крови не было, клянусь. Я сам проверял, чтобы…

– Вот как, – Самсон улыбнулся так светло, что Аману стало не по себе.

Только сейчас он понял, что царица Лана вполне могла обладать секретом перевоплощения. Во время похорон Аману показалось, что в гробах никого нет. На краткий миг показалось, что воины несут пустые гробы. Но когда распахнулись двери царской усыпальницы, все встало на свои места. Царь Артаксеркс лежал в своем гробу, накрытом стеклянной крышкой, царица Лана – в своем.

– Когда в последний раз ты навещал усыпальницу царей в долине мертвых? – спросил Самсон.

– Когда мы хоронили твоих родителей, – ответил Аман. – Мы похоронили их, захоронили по-царски. С тех пор… туда нельзя без надобности появляться, там духи смерти, там – проклятье. Нельзя тревожить мертвых понапрасну.

– Мы и не станем, – проговорил Самсон. Аман облегченно вздохнул. – А ты, Аман, туда отправишься со всем своим семейством.

– Я протестую! – закричал Аман. – Я – главный визирь!

– Ты был им пять минут назад. Ты умер. Ты ушел из жизни так внезапно, что не успел оставить завещанье. Прощай, Аман. Тебе я обещаю пышное прощанье. Людей придет не меньше, чем на коронацию. Вот только нас среди гостей не будет. Мы попрощаемся с тобою здесь, сейчас. Довольно, беззаконьям пробил час последний. Прощай, Аман, – Самсон подал стражникам знак, они скрутили Амана и повели в темницу.

– Ты за все, за все ответишь, – прошипел Аман, выходя из двери.

– Ты раньше пред судом Всевышнего предстанешь, – проговорил Самсон, закрывая дверь.

– Прощание с Аманом состоится завтра. Пусть все, кто знал покойного, кто был с ним близок, дружен, прибудут ровно в полдень к большому замку, что в долине мертвых. Амана мы по-царски похороним, – закричали глашатаи.

В назначенное время многочисленные родственники и друзья главного визиря потянулись в долину мертвых длинной вереницей. Они спускались в тронный зал царской усыпальницы, где на высоком постаменте стоял стеклянный гроб. Аман лежал в нем, как живой. Казалось, что он просто-напросто крепко заснул, что стоит его потрясти, и он проснется, откроет глаза, заговорит. Но… никто не будил главного визиря. Люди перешептывались, удивленно пожимая плечами:

– Что случилось?

– Почему он так внезапно умер?

– Почему…

– Все потому, – возвысил голос Самсон, когда все до последнего человека вошли в гробницу, – что он возомнил себя творцом, вершащим человеческие судьбы. Он очень сильно быть хотел царем. Он стал им. Вот только править будет мертвецами, вами. Вы с ним останетесь навеки здесь, в гробнице. Я вижу страх на ваших лицах. Да. Проклятье мертвых надо всеми вами уже свершилось…

Вниз слетели сотни летучих мышей. Люди закричали и попадали замертво на каменный пол гробницы. Самсон, стоявший наверху у смотрового окна, отшатнулся.

– Откуда взялись эти твари? – прошептал он.

– Не знаем, – ответили слуги, бледнея. Самсон понял, что они говорят правду, слишком неподдельным был испуг на их лицах.

Самсон позволил всем удалиться, а сам пошел бродить по безмолвному городу мертвых, надеясь встретить здесь своих живых родителей. Надежда трепетала в его сердце. Надежда крепла в его сознании, пока не воспарила в небо гордым орлом. Самсон поднялся на самую высокую гору, взял из орлиного гнезда несколько перьев и подбросил вверх. Перья закружились и полетели в разные стороны.

– Так я и знал, – улыбнулся Самсон. – Царица Лана стала гордой, дикой ланью, а царь – ее супругом.

Самсон спустился вниз и быстрым шагом пошел к колеснице. Дорогу ему преградил седовласый старец. Он улыбнулся, погладил свою бороду вверх-вниз и проговорил:

– Ты вырос, Самсон. Ты многое узнал. Но все равно, еще остается множество неразгаданных тайн. Не останавливайся на достигнутом. Ты должен учиться добру. Во зле ты уже преуспел.

– Да уж, – поежился Самсон, вспомнив стаю летучих мышей, набросившихся на родственников Амана.

– Наступает пора добрых дел и великих свершений, Самсон, – сказал старец. – Иди и будь созидателем.

– Буду. Спасибо вам, мудрый человек, – проговорил Самсон, склонив голову. Когда он выпрямился, старец исчез. На том месте, где он стоял, появился крепкий зеленый росток. Самсон аккуратно выкопал его, принес во дворец и посадил перед своим окном.

В день коронации Самсона ярко светило солнце. Его лучи преломлялись в огромном алмазе короны, дробились на всполохи, образуя радужный нимб над головой юного царя.

– Как жаль, что вашу коронацию омрачила смерть главного визиря, – проговорил человек, преподнесший царю Самсону большой бриллиантовый шар с золотой змейкой внутри. – Я понимаю, как вам горько, ведь Аман заменил вам родителей. Он воспитывал вас, как сына.

– Я не просил его об этом, – ответил мысленно Самсон и улыбнулся:

– Вы кто? Откуда к нам?

– Посланник счастья из страны далекой, что за горами, – ответил человек сладчайшим голосом. – Надеюсь, вы приедете в гости к нашему правителю. И, может быть… – он подмигнул Самсону, – захотите жениться на его несравненной дочери Мариам.

– Да, да, я слышал о красоте царевны Мариам. Я буду счастлив повидаться с нею. Прошу вас, останьтесь с нами во дворце. Мне так интересно узнать все про вашу страну, про вашего правителя и про красавицу, – проговорил Самсон.

– Останусь, непременно, чтобы поведать вам кое-какие секреты, – пообещал человек, кланяясь. Через минуту он оживленно беседовал с кем-то из гостей, уплетая восточные сладости.

Самсон приказал слуге незаметно отнести дорогой подарок в комнату посланника счастья. Он знал, что это не простой подарок. Так и вышло. Алмаз растаял. Золотая змейка ожила и, выпустив свой яд в горло посланника, застыла вечным памятником зла.

– Блестит не золото, блестит зола, когда ее искусно украшают, – учила сына царица Лана. – Подделку разглядеть порой мешает наша алчность. Не будь завистлив, сын мой, никогда, тогда не попадешь в капкан из льда.

Посланник счастья не знал, кому он несет свой подарок.

«Кто копает яму, тот упадет в нее; и кто разрушает ограду, того ужалит змей».[5]5
  Екклесиаст 10:8.


[Закрыть]

Через несколько лет под окном Самсона вырос крепкий стройный кипарис – символ мудрости и доброты, символ юного царя, управляющего многочисленным, как песок народом.

Самсон окружил себя просвещенными людьми. Среди его друзей были художники, поэты, музыканты, архитекторы, ученые, философы. По приказу царя было выстроено множество замков, в которых разыгрывались театрализованные представления. Любой житель страны мог, примерив костюм, стать участником действа.

Царь Самсон любил превращения. Пока слуги и телохранители думали, что царь отдыхает, он гримировался до неузнаваемости и бродил по улицам города. Самсон слушал, запоминал, наблюдал, делал выводы. Людей удивляла необычайная прозорливость молодого царя. Они называли Самсона магом и чародеем. Он снисходительно улыбался:

– Любой человек может стать прозорливцем, если будет внимательным к тому, что происходит вокруг.

Люди качали головами:

– Нет, царь, тут одной внимательности мало. Наверное, у тебя есть сильный Ангел-хранитель, помогающий тебе во всем.

– Ангел-хранитель есть у каждого человека, – говорил Самсон. – Господь хранит и оберегает всех. У него нет лицеприятия…

– Тебя Он оберегает сильнее других, потому-то Он возвысил тебя над нами, – не унимались люди. Самсон улыбался, слушая их речи. Он знал, что всему в мире есть объяснение, просто не сразу становится известен людям замысел Творца, вот они и придумывают всякие небылицы, чтобы хоть как-то оправдать свое незнание, показать себя мудрецами.

«Человек не может постигнуть дел, которые делаются под солнцем. Сколько бы человек ни трудился в исследовании, он все-таки не постигнет этого, и если бы какой мудрец сказал, что он знает, он не может постигнуть этого. Как ты не можешь знать путей ветра и того, как образуются кости во чреве беременной; так не можешь знать дело Бога, который делает все».[6]6
  Екклесиаст 8:17, 11:5.


[Закрыть]

Однажды Самсон проснулся среди ночи и долго лежал без сна. В окно был виден тонкий серебряный месяц, над которым сияла звезда. Самсон поднялся вышел на балкон и, вдохнув прохладу ночи, улыбнулся.

– Я совсем забыл про маленькую дикарку из кочевого племени. А ведь она…

Самсон поспешно оделся и отправился в горы. Он поднялся на ту самую вершину, где впервые встретил Суламиту, уселся на огромный камень, замер, любуясь ночным небом. Самсон был уверен, что сегодня увидит девочку-дикарку со смоляными волосами и пытливым взглядом. Он знал, что Суламита скоро придет.

– Почему именно сегодня мне нет покоя? – обхватив голову руками, простонала Суламита. – Завтра день моей свадьбы. Я должна отдохнуть, чтобы завтра быть бодрой, веселой, красивой, – она поморщилась. – Что такое человеческая красота, по сравнению с красотой природы, с красотой арабской ночи?

Суламита поднялась, посмотрела на небо и рассмеялась:

– На ладошке месяца – звезда. Ты, наверно, ждешь меня, как тогда?

– Да, – послышалось в ночной тишине.

Суламита выскользнула из дома легкой тенью и помчалась к горе, на вершине которой она встретила мальчика-волшебника в башмаках с бубенцами. С тех пор они ни разу не встречались. Племя Суламиты долго кочевало с места на место, и вот, они снова здесь. И месяц блюдцем, и звезда, и почему-то вспомнились бабушкины слова про то, что именно в такую ночь лучше всего просить несметных богатств. Суламита перевела дух.

– Что я буду делать, если мальчик-волшебник сидит на камне? – спросила она себя и сама же ответила:

– Ничего, потому что его там нет. Потому что он давно стал взрослым. Потому что прошло… очень-очень много лет.

Суламита поднималась в гору медленно, смотрела под ноги, думала. Думала о предстоящем замужестве, о своем женихе по имени Хатем. Мысли огорчали ее. Суламите вовсе не хотелось менять привычный уклад жизни, но в их племени были свои правила, свои вековые законы, свои устои, нарушать которые не смел никто, даже вождь.

– Я должна подчиниться воле отца, – проговорила Суламита. – Я подчиняюсь. Но, почему, почему, почему мне так не по себе?

– Наверное, от предчувствия, – услышала она голос и подняла голову. На камне сидел человек. Суламита видела только четкий силуэт на фоне ночного неба.

– Кто вы? – спросила он.

– Я – мальчик-волшебник в смешных башмаках с бубенцами, – ответил он, поднявшись. – Помните, недавно мы встречались с вами здесь?

– Не-дав-но, – проговорила Суламита, покачав головой. – Я не смогла сосчитать, сколько лет назад это было. Сбилась со счета…

– Потому что эта цифра совершенно не имеет значения, – улыбнулся он. – Главное, что мы преодолели реку разлуки, чтобы взглянуть друг другу в глаза и, может быть…

Он шагнул к ней. Высокий. Светлолицый. Миндалевидные глаза. Умный взгляд. Читает ее мысли. Суламита зажмурилась, закрыла ладонями лицо, замотала головой:

– Зачем это вы? Как это вы? Кто научил вас читать чужие мысли?

– Это – тайна, – проговорил он, взяв Суламиту за руку. – Я открою ее тебе, если поклянешься хранить молчание.

Суламита посмотрела в его глаза и кивнула, понимая, что не нужно ничего говорить, что обет молчания уже вступает в силу после ее взгляда, его взгляда, их взглядов.

Самсон усадил ее на камень, сел рядом, обнял за плечи и зашептал:

– Мою маму звали Лана. Она выросла в кочевом племени, также, как и ты. Она была дочерью вождя, поэтому знала то, что не знали другие. Она ведала тайнами природы, а ее считали ведьмой. Люди не прощают другим непохожести на себя. Мамы не стало… Но она не умерла, как считают все вокруг. Она стала дикой гордой ланью, красивым животным, живущим высоко в горах. Мама научила меня своим секретам. Научила меня ценить чистоту, – он посмотрел на сосредоточенную Суламиту и чуть громче сказал:

– После встречи с тобой, что-то перевернулось в моей душе, в моем сознании, знание сделалось незнанием. На краткий миг я перестал контролировать свои эмоции и… выдал себя. Теперь тебе известен мой секрет и ты…

Она повернулась и, посмотрев на него широко раскрытыми глазами, в которых читались испуг и удивление, прошептала:

– Ты… Сам-сон? Царь… Сам-сон?

– Да, милая моя девочка-дикарка Суламита, я – царь Самсон, – крепко прижав ее к себе, ответил он. – Я – человек, безумно одинокий и несчастный. Что скажешь, если я позову тебя с собой?

– В свой гарем? – нахмурилась она.

– У меня нет гарема, – улыбнулся он, почувствовав, как выпрямилась спина Суламиты. – У меня нет никого, кроме… – он поднялся, протянул ей руку и договорил:

– Кроме тебя, Суламита.

Она уронила голову на колени и простонала:

– О… Что же мне делать? Что?

– Принять мое приглашение, – присев перед ней на корточки, проговорил Самсон нежным голосом. – Что мучает тебя? Скажи, не бойся.

– Завтра день моей свадьбы, – не поднимая головы, ответила она.

– Всего-то, – рассмеялся он. – Забудь про завтра до утра. Пока длится ночь, никто не станет нас искать. Я обещаю тебе, что арабская ночь, эта ночь будет длиться до-о-о-лго.

– А что будет потом, когда забрезжит рассвет? – спросила она, подняв голову.

– Я пока еще не решил, – улыбнулся Самсон. – Не будем терять время, пойдем.

– Ну, хорошо, – глубоко вздохнув, сказала Суламита и поднялась.

Самсон взял ее за руку и повел за собой вниз, к подножию горы.

Там внизу их поджидал старец. Он стоял, поглаживая бороду вверх-вниз, и смотрел куда-то вдаль. Самсон и Суламита остановились, склонили головы.

– Хорошо, что вы нашли друг друга, дети, – проговорил он, глядя мимо них, словно за их спинами было что-то более достойное внимания. Что?

Первым повернул голову Самсон и, выдохнув: «Мама!», бросился в объятия царицы Ланы. Старец улыбнулся. Суламита медленно повернула голову. Знала, слышала многочисленные рассказы о неземной красоте царицы. Боялась ослепнуть. Боялась ощутить свое уродство. Она была самой младшей, самой некрасивой, самой нескладной дочерью вождя. Из-за этого ее так долго никто не брал в жены. Уважить вождя согласился Хатем, да и то, лишь после того, как ему пообещали сундук золотых монет, найденный на месте одного из кочевий.

– Эти монеты подбросил к моему шатру добрый волшебник! – воскликнул вождь, увидев сундук. – Теперь, Суламита, мы выдадим тебя замуж.

– Замуж? – нахмурилась она, вспомнив мальчика-волшебника по имени Ветер. – Зачем мне замуж?

– Пришло время, – улыбнулся вождь. – Ты должна выполнить свой долг, свою миссию – стать матерью, иначе твое пребывание здесь, на земле – бессмысленно.

– Понятно, – все еще хмурясь, проговорила Суламита. Ей вдруг стали понятны непонятные слова седовласого старца, которые он шептал ей на ухо, когда она была совсем маленькой и просила несметных богатств у месяца.

– Ты станешь женой мудрого человека. Ты станешь царицей, Суламита.

– Неужели в жилах Хатема течет царская кровь? – спросила она.

– В жилах каждого воина нашего племени течет царская кровь, – погладив ее по волосам, ответил отец. – И в твоих жилах, Суламита, тоже течет кровь царицы Ланы. Звездочеты предсказывали, что тебя ждут богатство, слава и величие.

– Я поняла, – глянув на него исподлобья, проговорила Суламита. – Меня ждут бедность, унижение, бесславие. Что ж, я готова ко всему. Мне ли привыкать к невзгодам? Мне ли бояться трудностей?

– Вот и прекрасно, – поцеловав ее в лоб, сказал вождь. Он достал из кармана амулет – золотую монету с отверстием в центре, и повесил на шею Суламиты. Она поклонилась и убежала.

– Пусть все сложится так, как угодно Всевышнему, – решила она, вернувшись обратно.

Суламита улеглась в постель и заснула. Но через некоторое время кто-то толкнул ее, приказав:

– Вставай, хватит спать, Суламита.

И вот она здесь, у подножия горы. И все происходящее не сон, а явь. Суламита все прекрасно понимает. Она контролирует свои мысли, движения, ощущения. Хотя пространство вокруг кажется тягучим. Наверное, потому, что время замерло, чтобы продлилась эта арабская ночь, чтобы никто не помешал им сказать все, что они должны сказать друг другу, все, что должны поведать им царица Лана и царь Артаксеркс – седовласый старец с глазами мудреца.

– Мама, мама, как мне не хватало твоей любви, твоего тепла, твоих добрых слов, твоих уроков, – шептал Самсон, немигая глядя в глаза царицы. – Скажи мне, где отец? Смогу ли я его увидеть?

– Да, – улыбнулась она. – Царь позади тебя.

Самсон обернулся. Старец шагнул к нему, заключил в объятия.

– Отец, прости, что не узнал тебя, что не понял сразу, кто ты, – прошептала Самсон.

– Тебе незачем извиняться, мой сын, – улыбнулся старец. – Ты не должен был узнать меня раньше положенного времени. Ты должен был стать достойным человеком. Ты им стал. Мы гордимся тобой. Ты мудро правишь страной. Люди любят тебя. Ты – созидатель, Самсон, и это самое главное.

– Но, почему вы не вернулись раньше? Почему позволили ненавистному Аману, повинному в стольких смертях, воспитывать меня? – воскликнул Самсон.

– Мы не могли вернуться, дорогой, – ответила царица Лана. – Мы умерли. Исчезли. Испарились. Мы превратились в прах. Для всех людей – мы просто тени, скользящие по стеклам, по земле, по небу…

– Но я вас вижу, – прошептал Самсон, прижимаясь к груди царицы.

– Ты – наш сын, – погладив его по голове, проговорила Лана.

– А почему вас видит Суламита? – поинтересовался Самсон.

– Да потому, что Суламита – наша дочь, – ответил старец.

– Не-е-е-ет, – простонал Самсон, сжав кулаки. – Нет. Нет, скажите, что я ослышался, что это…

– Ты не ослышался, – промолвила царица. – Суламита наша… – она обняла сына, – названная дочь. Ведь ты решил ее женой своею выбрать. Мы правы?

– Даа-а-а, – склонивши голову, проговорил Самсон.

– Что-о-о? – побледнела Суламита. – Ме-е-еня… же-е-ено-й…

– Тебя, – обняв ее за плечи, сказал старец. – Помнишь, что я тебе на ушко нашептал. Ты, Суламита станешь править великою страной. Сбываются мои слова.

– Но… – Суламита потупила взор. – Я ужасно некрасива. Я…

– Ты лучше всех, дитя моя, – улыбнулась царица.

– Людская красота – уродство по сравненью с красотой природы. Над вечной красотой не властны годы. А что такое, право, человек? Как короток порой земной наш век, – проговорил старец.

– Но что во мне вас привлекло, Самсон? – спросила Суламита, все еще не веря, что он сказал правду.

– Твоя неповторимость, – улыбнулся он.

– Неповторимость, – повторила Суламита, задумчиво. – Да. Так из бутона появляется цветок, какой еще не ясно сразу. Но трепет, трепет от нежданной встречи таков, что сердце замирает. О, как неповторимо каждое творенье! – мы восклицаем, любуясь розой, ландышем, фиалкой или простой травинкой – ковылем.

– Потом мы Божью милость из ковша большого пьем. Пьем жадно и не можем оторваться, – продолжил Самсон, глядя в глаза Суламиты. Они стояли напротив друг друга. Самсона обнимала за плечи царица Лана. Суламиту – седовласый старец – царь Артаксеркс. Эти объятия сдерживали порыв юноши и девушки, не позволяли им броситься в объятия друг друга.

– Нам пора расстаться, – сказала Лана.

– Пора нам уходить, – улыбнулся старец, убрав руки с плеч Суламиты. – А вам жить в мире и согласьи много лет и помнить, что большой любви секрет – в соединении не тел, а душ. Духовное превыше быть должно всегда. Тогда вам не наскучит тело, в котором ваши души обитают.

– Запомните, тела растают, рассыплются и превратятся в прах, а души наши в сказочных мирах приют свой обретут. Наш дом не на земле. Мы гости тут. Мы – временные жители земли… Пора, уже пропели соловьи, – промолвила царица Лана, превратившись в гордую лань. А старец стал белоснежным облаком, похожим на ангела с распахнутыми крыльями…

Рассвет. Конец истории, а вот арабской ночи нет… ей нет конца…

Девушка, стоящая у окна, повернулась, желая узнать, понравилась ли ее сказка юноше. Но он крепко спал в глубоком кресле-качалке.

– Арабская ночь не закончилась, – проговорила девушка, распахивая окно. – Арабская ночь будет длиться бесконечно. Самсон и Суламита, Ромео и Джульетта, Лаура и Петрарка, он и она – историям любви не завершиться никогда, пока жить будут люди на земле. Но… милый мой, про нас истории не будет. Вы слишком крепко спите. Вы все проспали, как Хатем. Пока вам снились сны, из вашей жизни исчезла сказка. Суламита, распахнув окно, умчалась прочь, в арабскую безоблачную ночь… А вы… посапывали мирно… Сладких снов…