Текст книги "Иван, крестьянский сын"

Свита согласилась.

Зуев сел за стол, а Ваня, как побитая собака, постоял возле двери и отправился в другую комнату, где завтракали, обедали и ужинали люди из зуевского «обслуживающего персонала». Зуев посмотрел пасынку вслед и тонко улыбнулся.

Глуп мальчишка, но сообразителен! Увидел, где теперь его место.

После завтрака Зуев заглянул туда и приказал Ване собирать пожитки – он переселяется в город, а здесь ему пока делать нечего.

Ваня вздохнул, но ничего не ответил.

Собраться ему было несложно. Он делал это при Андрее, и тот брезгливо кривился, глядя на эту рухлядь и старье.

“Нищета нищетой!”

Сам Андрей никогда так не жил, поэтому ему было сложно представить себе такую нужду, чтобы носить такое по много лет подряд и иногда оставаться без хлеба. Ване было стыдно за свою несостоятельность, он чувствовал за спиной взгляд и усмешки Андрея и краснел. Но у него ничего больше не было, и похвастать было нечем.

– Поторопись-ка ты, босс не любит ждать. Он и так уже задержался слишком.

Ваня кинул смену белья и одежды в старую хозяйственную сумку и пошел вслед за Андреем. Усаживаясь в машину, он умудрился сначала споткнуться и ободрать ногу, а потом стукнуться головой и набить на виске шишку. Зуев смотрел на него с неприкрытым презрением: “Дурак!”

И вообще, нелепый и потертый вид мальчика не вязался с дорогой иностранной машиной, ее роскошной отделкой и мягким, почти незаметным ходом.

Впрочем, он ведь был здесь не хозяином, а всего лишь очередным слугой.

А ради слуги не стоит даже задумываться.

Так началась для Вани новая жизнь, только совсем не такая, как ему хотелось. Он с ней не то чтобы смирился – он пока подчинялся обстоятельствам, но каждую минуту внимательно осматривался вокруг и замышлял побег.

А это, как оказалось, вовсе не так легко.

В городе он, естественно, бывал не раз, но проходил там всегда одним и тем же маршрутом, знал лишь основную улицу, универмаг, гастроном, автостанцию и ПТУ. И библиотеку, где он искал литературу по селекции. А больше нигде он не гулял, даже издалека не видел дом культуры, в просторечии клуб, и на жилые улицы и дома вообще не обращал внимания, занятый своими проблемами и мыслями.

И теперь он с удивлением озирался по сторонам и с трудом верил, что это Арск, их райцентр, давно навязший в зубах.

Особняк Зуева находился в той части города, где построились все городские и районные “шишки”. Здесь располагались большие, узорчатые дома не ниже трех этажей, на каждом из них висела “тарелка” спутникового телевидения, ограды окружали участки, заросшие сорняками либо украшенные неухоженными цветочными клумбами. Здесь земля не приносила никакой пользы, потому что за ней некому было следить, но считалось, что владеть землей престижно, и чем больше земли, тем больше престижа.

Ваня скривился.

Улицы в этом квартале были заасфальтированы, к каждому гаражу вел асфальтовый подъезд, но не было никаких тротуаров.

А зачем здесь тротуары? Жители этих улиц не ходят пешком.

Ваня усмехнулся.

У Зуева был средний для этого квартала дом, трехэтажный, с двумя гаражами, полностью благоустроенный. Ваня смотрел на него во все глаза. Зуев высадил его и Андрея, приказав последнему:

– Покажи дикарю, как пользоваться ванной и туалетом, и проследи, чтобы он не вел себя как неандерталец. А я скоро приеду.

Андрей, судя по всему, был прекрасно осведомлен о планах Зуева насчет пасынка. Это Ваню оскорбило, но он не мог возражать.

Кто угодно теперь имел право решать его судьбу.

Зуев между тем сам сел за руль и куда-то уехал. Андрей отпер калитку, и в то же мгновение на обрушился громкий лай – к гаражу была пристроена большая будка, откуда выскочила огромная собака черного цвета и стала нещадно бросаться, облаивать и щелкать зубами так злобно, что Ваня невольно съежился, хотя собака была на цепи и ошейник на ней был с шипами.

Ошейник некоторым собакам не помеха, они умеют из него вылезать.

Андрей тоже вздрогнул, но лишь по-хозяйски цыкнул на собаку и продолжил движение к дому. Ваня поспешил за ним.

“Не сорвется ли она с цепи?”

В Агееве злобную собаку держал только брат председателя, потому что у него в доме было много дорогой техники и недавно появился новый компьютер, и вообще он жил очень хорошо, так что ему было что охранять с помощью такого зверя. А все остальные сельчане обходили его дом десятой дорогой, чтобы не попасть в пасть хищнику.

От греха подальше.

Прочие агеевские собаки обладали разной степенью злобности, но на людей не бросались, не бросались и на кур и других сельских животных, поэтому содержались без ошейников и цепей и, в общем, никому не доставляли неприятностей.

Поэтому Ваня был удивлен и напуган поведением большого черного зуевского пса, который вел себя человеконенавистнически.

Андрей не спеша отпер дверь, гремя связкой ключей разных мастей, впустил Ваню внутрь, потом зашел сам, и дверь защелкнулась сама на множество автоматических запоров.

Это звучало так устрашающе, что Ваня вздрогнул и тем самым вызвал очередную презрительную усмешку Андрея. Ваня почувствовал себя еще ничтожнее и подавленнее, чем обычно, ему стало совсем плохо. Униженно.

Это чувствовал и Андрей.

– Постарайся ничего тут не разрушить, – сказал он. – И вообще, расслабься. Ничего страшного не происходит, что уж ты так зажимаешься.

Ваня сглотнул, но ответить все равно не смог.

Это было выше его сил.

Андрею было известно, что Зуев собирается переселить мальчика в Арск, и он дал Андрею необходимые распоряжении по вселению в дом нового жильца, поэтому Андрей сразу провел Ваню в комнатку, выделенную ему для проживания, и оставил там на несколько минут, чтобы новенький слегка освоился.

Но Ваня был не в том состоянии, чтобы где бы то ни было осваиваться – он просто принимал к сведению все, что вокруг него происходило, и даже не пытался этому помешать.

Комнатка оказалась малюсенькой и без претензий. В ней было лишь самое необходимое – полуторная кровать со старым, жестким и пыльным матрацем, одежный шкаф, тоже старый, и в углу стулья, два, поставленные один на другой, как пирамида. Они были здесь лишние, но, видимо, их сплавили сюда как ненужный хлам, перед тем, как выбросить на помойку. Ваня тупо смотрел на них и недоумевал: зачем здесь стулья, если нет стола? Впрочем, тут и стол оказался бы лишним. Читать разные книги Ваня любил, но предпочитал делать это не за столом, а лежа. Так ему было легче переноситься мысленно в воображаемые миры литературы.

Кровать была не застелена, и белья на ней не было, только неаккуратной горой валялись подушка, заляпанная какими-то желтыми пятнами, и байковое одеяло с дырками по краям.

Ваня робко поставил свою сумку на пол и, казалось, все больше отупевал.

Неужели тут ему придется теперь жить?

И разве такое решается за человека посторонними людьми?

Сюда заглянул Андрей и позвал Ваню за собой:

– Расположился?

Ваня не ответил.

– Нет еще? – удивился Андрей. – Впрочем, ты всегда любил топтаться на месте… Босс научит тебя жизни, не волнуйся. Скоро ты будешь бегать, как жеребец…

Он ухмыльнулся и добавил:

– Как мустанг-иноходец. Ну хватит страдать, пора приступать к делу. Потом расположишься, оставляй тут свое барахло.

Ваня нерешительно переставил сумку на кровать и больше не знал, что делать. А Андрей торопил его:

– Ну, что встал, как истукан? Боишься, что кто-нибудь позарится на твои драгоценные вещички? Пошевеливайся, никому не нужен этот хлам.

– Это не хлам, – вдруг возразил Ваня, задетый за живое.

Андрей снова презрительно скривился:

– Ага, это одеяние цезарей. Короче, иди за мной, я покажу тебе дом.

– Зачем?

– Затем, что тебе придется тут жить и работать. Не задавай глупых вопросов! Пойдем.

Ваня умолк и пошел за ним.

Дом поразил его прежде всего размерами и заковыристой планировкой – Ваня в нем с первой же минуты потерял ориентацию, как в лабиринте с Минотавром. Андрей шествовал перед ним, но не походил на велеречивого гида, а больше напоминал лаконичного робота. “Комната для гостей. Спальня. Гостиная. Холл. Еще спальня. Кабинет. Спальня босса. Гардероб. Туалет. Ванная. Ванная. Туалет. Кухня. Холл. Кладовка. Спальня…”

Ваня недоумевал, зачем Зуеву столько спален, ведь он живет один. Многочисленность помещений компенсировалась их однообразием: во всех этих комнатах, невзирая на их наименование, за исключением санузлов, находился набор мягкой мебели и телевизор. Даже в кухне. Даже в холлах. Количество экранов в доме удивило Ваню поначалу, но позже он узнал, что антенна подключена лишь к трем из всех телевизоров – в спальне босса, на кухне и в кабинете. А остальные аппараты делались работоспособными по мере надобности.

Ванные комнаты и туалеты заставили мальчика расширить глаза от удивления. Потом он внезапно покраснел, робко остановил Андрея, который с невозмутимостью следовал дальше.

– Что такое? – спросил Андрей.

– А как пользоваться этой штукой?

И Ваня так же робко указал на сливной бачок.

Андрей снова скривился от нескрываемого отвращения.

– Нет, ты все-таки настоящий дикарь! Ты что, никогда унитаз не видел?

Ваня нахмурился и ответил:

– Видел. Но то был не такой унитаз.

Он чувствовал себя униженным такими достижениями цивилизации, которые доступны в городах, да и то отнюдь не всем жителям, а сельчанам об этом вообще остается лишь мечтать. Но первое впечатление от дома отчима у Вани уже пропало, он увидел, что в нем нет ничего сверхъестественного, а ко всему остальному легко можно привыкнуть и научиться пользоваться.

Ваню снова обожгло стыдом за свое несвоевременное унижение перед чужим человеком, который вообще не считает его за живое существо.

– А что, если бы я никогда не видел унитаз? – с вызовом сказал он. – Что, это так удивительно? Я нигде не был, кроме своего села! А у нас в селе нет унитазов! Так что, я из-за этого не человек, что ли?

Андрей снисходительно ухмыльнулся:

– Молчи уж, человек недоразвитый. Расхорохорился. Смотри и запоминай. Второй раз показывать не буду.

Ваня сразу освоил методику и одобрил такое устройство: практично и, на первый взгляд, долговечно… Хотя интересно было бы разобрать эту конструкцию и убедиться, что устроена она без погрешностей и не даст сбоев…

Но Андрей, в свою очередь, вдруг почувствовал себя неловко и недовольно ворчал:

– Что за дикость… Унитазом не уметь пользоваться… Дикость какая… Позорище…

А Ваня, наоборот, ощутил почву под ногами и перестал бояться. Он мог бояться только того, что не понимал. А то, что понимал, он либо принимал, либо боролся, но уже не боялся.

Дольше всего они задержались в кухне.

Она очень удивила Ваню – там было много всяких устройств, о которых он и не подозревал, что такие существуют. Посудомоечная машина, кухонный комбайн, миксер, тостер, микроволновая печь, электрический чайник, кофеварка… У мальчика разбежались глаза. Андрей дал ему возможность полюбоваться этой картиной, затем сказал:

– Ну как, поглазел? А теперь слушай внимательно и запоминай. Сломаешь какую-нибудь вещь – босс голову оторвет.

– Я не сломаю, – пообещал Ваня.

С его стороны это было опрометчиво, но ведь он действительно не собирался здесь ничего ломать нарочно. Да и зачем было это делать? По природе своей он был приспособлен скорее ремонтировать, чем ломать.

Во время объяснений у него разгорелись глаза, Андрей показывал ему различные манипуляции и заставлял их в точности повторять. Ваня повторял, хотя и волновался, что своей неловкостью что-нибудь испортит, и побаивался этих автоматических предметов, которые своей логикой и безупречностью напоминали о запредельном мире, где царят иные порядки.

К тому же, легко было сбиться, ошибиться в обращении с абсолютно незнакомыми, высокотехнологичными приборами, а это грозило поломкой и оторванием башки виновнику несчастья, то есть ни на что не годному пасынку…

Впрочем, Ваня оказался на редкость сообразительным мальчиком и пока что выполнял все правильно, без ошибок, чем Андрей остался доволен и даже похвалил:

– Ну вот, получается… Это не трудно, только надо внимательно смотреть и запоминать… Память хорошая?

– Да, – ответил Ваня простодушно, но Андрею послышалась в его ответе угроза, и он скосил на мальчика глаза. Но не стоило заострять на этом внимание – это же всего лишь пацан, какую он может представлять собой опасность? Решительно никакой!

По окончании осмотра Ваня был отпущен в свою каморку. Ему не удалось найти ее с первого раза, пришлось немного поблуждать по комнатам и холлам, но в конце концов он взял верное направление и попал туда, куда надо.

Вид собственной сумки его обрадовал, как будто он увидел в ней почти потерянного друга. Эта старая сумка вполне соответствовала всей комнате, которую, как потом узнал Ваня, домочадцы называли “конура”. Домочадцев было мало – сам Зуев, Андрей, и Ваня. Андрей проживал здесь в знак особого расположения босса, и кроме того, ему больше негде было жить, у него в городе и окрестностях никого не было. Зуев ему безоговорочно доверял, хотя, например, сам Ваня не стал бы ему доверять, особенно когда узнал его получше. Это заставило Ваню изменить мнение о своем отчиме – тот оказался недалеким в умственном отношении человеком, раз не замечал буквально у себя перед глазами очевидных вещей. Для этого же не требовалось особой проницательности. Тем не менее Андрей безнаказанно водил босса за нос и прибирал к рукам ту власть, которая пока что была ему доступна.

Наблюдательность нового жильца помогла ему освоиться, в сложившихся обстоятельствах это было необходимо, и, к счастью, эта наблюдательность не бросалась в глаза, иначе он приобрел бы себе врагов в лице отчима и его помощника. Правда, Ваня пока и сам не знал точно, почему ему надо таиться от всех и вообще вести себя чрезвычайно осторожно – просто инстинкты говорили ему об опасностях, подстерегающих на каждом шагу неопытного мальчика, особенно если учесть отношение к нему окружающих.

Например, Ваня узнал буквально в тот же день, куда ездил с самого утра Зуев. Думать об этом было горько и обидно, но Зуев посещал женщину, которую, надо полагать, любил. Во всяком случае, испытывал к ней массу нежных чувств, которые, при особом желании, можно было бы принять за любовь. Ваня не очень-то удивился, узнав об этом факте. Все-таки ему с самого начала было известно, что Зуев женился на Галине Майоровой, преследуя свои цели. То есть это получился брак по расчету, как ни странно это прозвучит. Было бы как раз странно, если бы Зуев любил Галину. И было бы еще более странно, если б он вообще избегал женщин.

Но Ване стало все равно очень больно и обидно, и жаль маму, которую так безобразно использовали.

Вскоре он и женщину эту увидел. Она довольно часто, не реже раза в неделю, приходила к своему кавалеру в гости и задерживалась до трех-четырех дней кряду. Ване она сразу не понравилась своим высокомерным видом и мнимой “высокородностью” – она причисляла себя к верхам здешнего общества, неизвестно по каким причинам, и из-за этого всячески отгораживалась от нижестоящих, как будто сама никогда не была простой смертной. Ваню же она и вовсе не считала за человека – он был вне какой бы то ни было иерархии, как пария. Да и Зуева она, судя по всему, воспринимала лишь как ступень к более высокому (и богатому) уровню.

Ваня не хотел вникать в их мелкие и противные отношения, но ему поневоле приходилось это делать, поскольку вся их мелодрама разыгрывалась на глазах у всех, без стеснения, даже с каким-то удовольствием, словно это была не личная жизнь, а театральное действо.

К вечеру того же дня Ваня разобрался и с расположением комнат в доме. Это был не такой хаос, как ему показалось вначале, но, в любом случае, дом был выстроен бестолково. Очень скоро Ваня понял, что есть помещения, куда ему путь заказан, кроме, разумеется, тех моментов, когда ему нужно было сделать там уборку, а случалось это дважды в неделю – по средам и субботам. Это были комнаты, которыми пользовался хозяин – спальня, кабинет, его личный, неприкосновенный санузел и гардероб. Ване пообещали, что пустят его в гардероб следующей весной, когда нужно будет привести в порядок, вытрясти и просушить одежду Зуева, которой у него накопилось много, а избавиться от нее было жалко. Ему вообще было жалко от чего-либо избавляться, даже если ему это не нужно – ведь он тратил на это деньги, или усилия, или и то, и другое… Да и мало ли что может быть… Вдруг пригодится…

Ваня не собирался покушаться на барское добро, но Зуев все-таки счел благоразумным обезопасить себя с этой стороны и запер гардероб на ключ.

А вот где он позволял пасынку появляться – это на кухне. Более того, Ванины появления там поощрялись, и даже Ваню заставляли там появляться, если он этого не хотел. На него была возложена почетная обязанность готовить для всех еду – и для Зуева, и для обслуживающего персонала.

Ваня не возражал.

Возражать было бесполезно.

Проблема была в том, что готовить Ваня умел только самые простые, буквально нищенские блюда – пресные супики, всякий картофель, вареные макароны, овощные салаты. Лучше всего у него получались трудоемкие домашние заготовки на зиму – соленья и варенья. Но для этого время еще не наступило, созревала лишь черешня и клубника. Да Зуев и не ел таких вещей. Разве только в бане, с друзьями, за компанию, после крепкой водочки, его тянуло закусить соленым огурчиком, но вообще они закусывали в основном соленой икоркой… А уж про существование сладких заготовок, таких, как варенье и компот, он и не догадывался: по его мнению, это было невкусно.

Находясь в услужении такого человека, Ване пришлось срочно осваивать более продвинутую кухню. Он учился обрабатывать рыбу, мясо, копчености, сочинять разнообразные соусы и подливки… Это было даже интересно, постепенно Ваня стал хорошо ориентироваться в непривычных продуктах.

Еще одной его обязанностью стало мыть машину и наводить порядок в гараже, который примыкал к дому. Вообще-то, никто не заставлял его проводить там уборки, но он сам не переносил такого безобразия. В мастерской в колхозе он это еще терпел, так как любой порядок там был в принципе невозможен ин разрушался в пять минут, причем не потому, что колхозники были такие уж вопиющие разгильдяи, а просто характер работы у них не предполагал соблюдения порядка: они всегда спешили, точнее, посевная или уборочная их всегда подгоняла, а потом надо было срочно исправлять поломки, которые случались неизбежно, поскольку техника в колхозе была в основном старая, а на новую денег как-то всегда не хватало…

Словом, в колхозе Ваня замучился приводит мастерскую в надлежащий вид и бросил это занятие.

Вот у Зуева – другое дело.

Гараж у него, хоть и не старый совсем, был захламлен хуже самого последнего сарая. Сараи в хозяйстве у Зуева тоже имелись и тоже были захламлены, поэтому Ваня выгреб из подсобных помещений горы мусора и расставил все по своим местам, разложил по полочкам. Правда, нельзя сказать, чтобы это кто-нибудь оценил – Зуев туда никогда не заглядывал, а Андрей заглядывал, но не занимался ничем, а просто так, воображал себя управляющим, в пику своему боссу.

– Распинаешься? – насмешливо бросил он Ване. – Ну-ну. Скоро перестанешь распинаться. У тебя уже не будет на это времени.

Ваня опустил глаза и ничего не ответил. Он «распинался» совсем не для Зуева или Андрея, а потому что работать в прибранном и аккуратном чистом помещении гораздо приятнее, а он предполагал, что именно тут ему и предстоит работать.

В этом он немножечко ошибся, а вот Андрей оказался прав целиком и полностью. Два или три дня Зуев как будто не вспоминал про пасынка, решая свои насущные проблемы. Ваня при этом старался его избегать и не попадаться на глаза.

Но в тот день, с самого утра, Ваня столкнулся с ним на кухне и не успел подготовиться к защите.

– Вот ты где, – сказал Зуев. – Как раз сейчас нам надо поговорить. И побыстрее, у нас мало времени.

Ваня разогрел ему завтрак.

– Как ты понимаешь, Иван, – начал Зуев, – я не могу держать у себя нахлебников. Ты мне, в сущности, никто, и я не обязан о тебе заботиться. У меня здесь не благотворительная организация.

Ваня опустил голову, как будто был в чем-то виноват перед ним.

А Зуев продолжал:

– Да тебе и самому неприятно было бы осознавать, что ты живешь здесь из милости. Ты же у нас парень гордый, положение нахлебника и иждивенца тебя наверняка не устроят…

Зуев сделал многозначительную паузу.

Ваня смотрел на него исподлобья и молчал.

– Потому ты будешь у меня работать, – сказал Зуев, намазывая маслом хрустящий тост. – Сначала, конечно, на низших должностях, будешь просто помогать и присматриваться. А потом, если дело пойдет хорошо, если у тебя проявятся какие-нибудь способности, то я, разумеется, сделаю из тебя человека.

После этого он присмотрелся к мальчику и заметил:

– Что-то я не вижу у тебя никакого энтузиазма. Похоже, тебе не очень-то хочется становиться чьим-нибудь помощником… Но что поделаешь, Иван, все мы когда-то именно так и начинали… С мальчиков на побегушках, с самых что ни на есть низов… А по-другому не бывает. Ты ведь еще ничего не умеешь делать, чтобы ставить тебя выше. Вот как научишься – тогда милости просим.

Ваня промолчал, хотя ему вовсе не нравился тон отчима – роль прислуги даровалась ему как нечто желанное и долгожданное.

С этого момента он почувствовал себя пленником.

Утро его начиналось в пять часов. Он вставал, умывался и спешил на склад – грузить и везти товар на рынок, где у Зуева было два торговых места, там две девушки продавали канцтовары. До этого времени Ваня не знал, что бумага такая тяжелая! Картонные коробки с тетрадями и блокнотами, ручками и фломастерами… Ваня доставлял все это на место, девушкам, а сам бежал домой, чтобы успеть приготовить еды на день. Если при этом заканчивались продукты, он их покупал, приносил домой и отчитывался за каждый потраченный рубль. Зуев тщательно изучал чеки – не обжулил ли его пасынок, не присвоил ли себе какую-то часть сдачи.

Потом у него появлялось немного свободного времени, которое он использовал совсем не по назначению – он спал.

Но на этом его деятельность не заканчивалась.

В течение дня он должен был пропылесосить весь дом, смахнуть пыль и постирать и выгладить белье и рубашки Зуева и, заодно, Андрея. Раньше этим занималась кухарка, переселенная в так называемую “сельскую резиденцию”, в Агеево. Теперь Зуев решил не тратиться на новую работницу. А зачем? Ведь у него появился совершенно бесплатный мальчик, который никому не нужен и ни на что больше не годен, кроме как обслуживать вышестоящих.

К тому же, как выяснилось, мальчик этот – исполнительный, старательный и всю возложенную на него работу выполняет очень качественно, не придерешься.

Потом – снова на рынок, увозить товары обратно на склад.

Вечером Ваня должен был накормить Зуева и его гостей.

Гостей Зуев приглашать любил и не упускал случая утвердить этим свое положение в обществе и важные и полезные связи.

Ваня, со своей стороны, не видел тут никаких важных и полезных связей, а видел лишь желание покрасоваться перед низшими и слабыми, и еще – желание подмазаться к сильным и влиятельным, и наконец – просто банальное желание напиться водки и расслабиться, потому что все вечеринки и застолья у Зуева быстро переходили в оргии и заканчивались безобразно.

Ваня участвовал в этом как официант, к тому же.

После этого он должен был вымыть посуду и навести и навести вокруг обычный порядок и блеск.

Поэтому не стоит удивляться тому, что любую свободную минуту Ваня уделял сну – он очень уставал, не успевал хорошо поесть и весь день, особенно с утра и вечером, боролся с состоянием сонливости. Эта мучительная борьба сделала его глаза лихорадочно блестящими, обведенными синевой, и взгляд у него стал опасный, но на него никто не обращал внимания, кроме Андрея, да и тот лишь усмехался, глядя на мальчика, и думал, что долго этот пацан не протянет, да и не надо – какая от него польза, от раба…

Ваня забыл обо всех своих мечтах, о золотых яблоках. Какие золотые яблоки?! Все его мечты и желания сосредоточились теперь в одном лишь стремлении – убежать. Он не думал, что это очень трудно, почти невозможно, и его не волновало, чем он займется и что вообще с ним станется в случае удачного побега. Главное – так жить нельзя, следовательно, это надо прекратить.

А самый приемлемый способ прекратить – убежать.

Как?

Ваня каждую минуту обдумывал это, и ему иногда казалось, что он близок к решению, по крайней мере, теоретическому. Но он практически никогда не оставался один, все время находился под присмотром вездесущего Андрея, и любое его отсутствие продолжительностью больше пяти минут сразу бывало замечено, вызывало неудобства и срочные поиски, чтобы раб, не дай Бог, не вырвался на свободу.

Они, в общем, понимали, что поступают с ребенком плохо, но это их не останавливало и не могло остановить – они поступали плохо по много раз на дню, объясняя это своими насущными интересами, а уж о мальчике этом и подавно беспокоиться никто не станет. Каждый сам за себя, как говорится.

Если может бороться – пусть борется.

Если у него получится.

Сначала он не придавал никакого значения тому факту, что у него нет паспорта. То есть он осознавал важность официального документа, но при этом не чувствовал преступления в его отсутствии. Главным, по его мнению, было наличие самого человека: вот он, существует на свете, дышит, думает, живет, а больше ничего и не надо.

Но однажды он поехал с тремя работниками за товаром в Ростов. В качестве грузчика, разумеется. Это была его первая поездка за пределы района, и он удивленно озирался вокруг. В областном центре было людно и шумно, суета на главных улицах города потрясла Ваню до глубины души, хотя он и видел ее лишь из окна грузовика, из недоступного и безопасного места. В какой-то момент ему даже стало страшно, а ведь это было, наверное, самое подходящее время для того, чтобы выскочить из машины и дать дёру, и никакие слуги Зуева его не догнали бы, ни на собственных ногах, ни на своем громоздком, неповоротливом грузовике…

А когда он упустил эту возможность и стал прислушиваться и присматриваться, он узнал очень важные и полезные для себя вещи. Прежде всего, им нужно было встретиться с поставщиком товара, а офис у этого поставщика находился в историческом центре города, на площади, рядом с большим собором.

Собор был открыт.

Пока Серый, как старший группы и назначенный главным среди них, ходил в офис улаживать мелкие формальности, Ваня и еще два попутчика сидели в кабине и ждали.

От жары они открыли настежь двери, водитель Рома даже вышел постоять.

А Ваня почему-то робел и только жадно смотрел на собор, куда стекалась масса народу по случаю церковного праздника – Петра и Павла.

При этом Ваня заметил множество нищих, которые толпились там и вид имели ужасный, по Ваня пока не увязывал их положение и свое.

А увязал он это, услышав ровный голос Ромы:

– Вот привыкли деньгу зашибать! А ведь ничего не делают, только ходят от вокзала до собора да стоят с протянутой рукой. Для этого большого умения не надо.

Ваня невольно вздрогнул.

– Зря ты так, – остановил Рому Гриша, один из продавцов Зуева, громко именуемый консультантом. – Не все они такие проходимцы. Некоторые и хотели бы жить по-другому, но не могут.

Рома фыркнул:

– Что значит – не могут? Главное – желание!

– Нет, – возразил Гриша. – У многих из них нет документов, а кто их без документов возьмет работать?

Ваня при этих словах насторожился.

А Рома смирился перед таким неопровержимым аргументом и закряхтел:

– Ну, вообще-то да… Разве только куда-нибудь… на стройку, например… Или в Москву… Там нелегалов много…

Гриша снова возразил:

– Да и на стройку сейчас не очень-то берут… Если хочешь знать, в некоторых местах даже конкуренция. Это в таких-то условиях!

– Ну, они знают, где слаще.

– А в Москву сначала попасть надо. А как попадешь без паспорта, без денег? Без паспорта человека человеком не считают!

Рома снова признал аргумент неопровержимым и закурил, злобно пыхтя на несправедливое устройство мира.

А перед Ваней вдруг разверзлась пропасть. Он внезапно увидел весь ужас своего положения и перестал прислушиваться к словам других.

Он был никто!

Он на самом деле был никто, просто потому, что у него нет паспорта и он не может без этого документа доказать свое право на существование! Ему нельзя просить помощи у милиции, которая немедленно посадит его в тюрьму и потребует штраф за нелегальную жизнь на земле. Ему не продадут билет в кассе, и он никуда не уедет.

Ему сейчас открыта одна дорога – к тем, кого называют бомжами, и с виду они весьма похожи на нищих возле собора… На голодных, оборванных нищих…

О Господи, как ему вернуть свой паспорт и аттестат?

А сейчас, получается, выбор у него совсем небогат: либо оставаться рабом у отчима, либо опускаться в мир, как выразился Рома, нелегалов…

Ваня вздрогнул, в его глазах появилась безнадежность.

Он понял еще, что пока рано начал собираться бежать. Он не предусмотрел всех неприятностей, которые могут помешать ему на пути к свободе.

Иначе свобода обернется новым рабством, он всего лишь поменяет одного хозяина на другого.

Ну, нет.

Ваня опустил глаза и обозвал себя дураком. Он чуть было не угробил себя своими непродуманными планами. Впредь нужно будет не заниматься туманными, общими, абстрактными мечтами о свободе, а расписывать свои действия по пунктам, по шагам, по жестам, по взглядам.

Иначе его ждет неудача.

Остановившись на этом решении, Ваня, как ни странно, почувствовал большое облегчение, хотя его положение ничуть не изменилось, даже наоборот, побег откладывался на неопределенное время.

Просто теперь он оформил для себя конкретную цель. А когда цель имеет очертания, да еще и выражена словами, то возможностей ее достичь становится во много раз больше.

И принимать решения гораздо легче.

И действовать уже надо наверняка.

Чтобы не пропасть в недоброжелательно настроенном мире и не позволить Зуеву уничтожить мальчика.

Поэтому глаза у Вани имели совсем другое выражение, когда он снова их поднял и осмотрелся.

Тут из офиса вышел Серый. На лице его было написано довольство и гордость: он выполнил поручение босса и мог рассчитывать на заслуженное вознаграждение.

– Ну что, орлы? Скисли?

– Жара, – лениво отозвался Гриша.

– Ты задержался, – заметил Рома.

Серый почесал в затылке.

– Да, – сказал он. – С меня пол-литра.

Рома и Гриша от такого поворота дел мгновенно оживились и даже стали потирать руки.

Ваня брезгливо скривился.

А Серый распорядился:

– А теперь – погнали на склад.

Они, морщась, сели в раскаленную от солнечных лучей машину и поехали на склад, грузить приобретенный товар и везти его в Арск.