Текст книги "Монолог счастливой женщины"

Глава 3. Юность

В этом поселке я прожила пять лет. И эти годы были интересными и насыщенными. Я научилась кататься на коньках, и лихо гоняла шайбу со своими сверстниками. Солдаты научили меня играть в волейбол. В школе мы играли в лапту и баскетбол. А потом мальчишки из моего класса научили меня бить рыбу острогой и стрелять из ружья. Я была членом отряда юных друзей пограничников и участвовала в игре «Зарница». Любимым транспортом у меня был велосипед. Общественного транспорта в поселке не было, но протянулся он на несколько километров, поэтому велосипед был кстати. И однажды я чуть не погибла. Не проверив тормоза, я очень быстро разогналась. И, подъезжая к перекрестку, увидела, что поперек мне на перекресток выезжает автомобиль ЗИЛ-157. Своими габаритами он полностью перекрывал дорогу. Солдат, сидевший за рулем, понял, что я не могу сбросить скорость, видимо, растерялся и стал тормозить вместо того, чтобы, наоборот, побыстрей проехать перекресток. В общем, когда машина остановилась, мне осталось метра полтора между ней и канавой, шедшей по обочине. А если учесть, что дорога была грунтовая, то любой камень, попавший под колесо велосипеда, мог привезти к столкновению. Но все закончилось благополучно: я объехала машину и помчалась дальше под улюлюканье солдат, сидящих в кузове.

Культурная жизнь гарнизона проходила в Доме офицеров. Надо сказать, что женсовет, который занимался культработой, очень хорошо занимался ею. На сцене Дома офицеров я увидела и драматические пьесы и оперетты, которые исполняли артисты московских театров, была на концертах Махмуда Эсамбаева, Вольфа Мессинга и других.

Для детей при Доме офицеров была музыкальная школа, в которую я поступила на класс фортепьяно. Там я очень много узнала из жизни людей, связанных с музыкой, научилась играть на пианино Чайковского, Шопена, Моцарта, Баха, Бетховена и других. Учеба в музыкальной школе сильно расширила мой кругозор.

По территории поселка протекала река Мангугай, исток которой был в Китае. Название реки тоже было китайское, которое переводилось как «монгольская деревня». В семидесятые годы реку переименовали. Теперь она зовется Барабашевкой. Но по-моему прежнее название было интереснее. Большую часть года она была достаточно мелкой, в некоторых местах ее можно было пересечь вброд. Но были и глубокие омуты. По климатической зоне поселок располагался в зоне тропиков, и в августе месяце каждый год на нас обрушивались тропические дожди, которые шли сплошной стеной в течение нескольких дней подряд. Река поднималась на 10—12 метров, и за счет быстрого течения сносила все мосты, вымывала кучу деревьев, которые уплывали в сторону Японского моря, сносила дома, которые попадали в зону подтопления. Попасть на противоположный берег в это время было невозможно. Переворачивало даже военную плавающую технику. Потом дожди прекращались, река входила в берега, и мы заново прокладывали тропку по берегу, солдаты наводили мост, и жизнь текла по– старому.

Магазинов в поселке было один или два. В них особой необходимости не было, потому что все офицеры получали так называемый паек – набор продуктов, в который входило все, начиная от мяса и кончая конфетами. У нас с братом в то время главным лакомством была вареная сгущенка, причем варили мы ее сами из обыкновенного сгущенного молока.

Поскольку мы жили в такой местности, что вокруг были сопки, тайга, то одним из любимых забав у нас были походы по окрестностям. К каждому классу был прикреплен вожатый из числа молодых офицеров, который и водил нас по округе. Недалеко была граница, контрольно-следовая полоса была не везде из-за сложного рельефа, поэтому нужно было, чтобы руководитель у нас был взрослый. Нашего вожатого звали Николай, фамилию не помню. В одном из походов мы зашли в ДОТ, где увидели вмонтированную в бетон цепь. Николай объяснил нам, что к этой цепи приковывали пулеметчиков, чтобы они не могли покинуть ДОТ до окончания боя. его. А однажды он привел нас к пещере, в которой было озеро. Было интересно и чуть-чуть страшновато, потому что попасть в пещеру можно было только ползком: вход был очень узким.

Мы все очень любили нашего вожатого, и, видимо, от большой любви делали ему «стукалочку». Знаете что это такое? Это когда на один конец веревки подвешивается гайка, и конец этот крепится к оконной раме на английскую булавку, а за второй конец дергаешь. Гайка бьет по раме, а человек никого не видит. Николай был холост. И «стукалочку» мы несколько раз делали, когда он приводил к себе девушек. Если бы он дружил с одной, мы бы этого не делали. Но он приводил разных, причем где он их брал, непонятно, потому что в гарнизоне гражданских лиц не было. А дети офицеров, закончив школу, уезжали учиться в города. Потом мы ему признались, что таким образом охраняли его нравственность. Он посмеялся и не обиделся.

Когда начинался нерест лосося, то рыба устремлялась в Мангугай. А тут встречали ее мы, ребятишки. Мы сами ловили лосося, сами его разделывали, сами солили икру.

Недалеко от поселка находился заповедник, в котором жили тигры. И однажды один из тигров покинул свой ареал. Паника была ужасная. Все сидели по домам, пока военные не отыскали его и не загнали обратно. Но, главное, никто не пострадал.

В Барабаше мой брат пошел в первый класс, и моя мама пошла работать в библиотеку одной из частей. А чтобы быть квалифицированным специалистом, поступила в институт культуры, который располагался в г. Улан-Удэ. Учились мы втроем. Я помогала писать работы по истории, литературе, английскому языку. Папа писал курсовые работы. А мама все это сдавала, ну и ездила на сессии. Когда она окончила институт, отца перевели в Волгоградскую область в г. Урюпинск.

Когда мне исполнилось лет пятнадцать, солдаты стали обращать на меня внимание как на девушку. Они стали дарить мне цветы, конфеты, приглашать в кино. Но я в душе была мальчишкой, да и ходила все время в брюках, поэтому мне такие отношения были неинтересны. Когда у меня просили телефон, я всегда предупреждала, что первым трубку поднимает отец. А когда они узнавали, что мой отец – начальник одного из отделов штаба дивизии, то интерес звонить мне у них пропадал.

В период жизни на Дальнем Востоке, мы с братом дважды ездили в пионерские лагеря. Один лагерь располагался в пригородной зоне Владивостока. А второй – палаточный, прямо на берегу океана. Самым главным развлечением было измазать друг друга зубной пастой. Вообще, детство и юность мои прошли тихо. Я не помню никаких ссор, свар и драк. Наверное, это было потому, что я выросла в однородной статусной среде.

На Дальнем Востоке я стала комсомолкой и получила свой первый паспорт. Мы жили в пограничной зоне, куда въезд осуществлялся по специальной отметке в паспортах. И пока у меня паспорта у меня не было, каждое мое возвращение в поселок сопровождалось одной и той же сценой: меня высаживали на КПП из автобуса, и пограничник начинал дотошно выяснять, кто я такая. Причем, они, конечно, прикалывались, потому что по моей фамилии можно было понять, кто я. Но у солдат было слишком мало причин для веселья, поэтому они использовали любую возможность. Да и мне было хорошо, потому от КПП до дома меня везли на машине. А потом мне исполнилось шестнадцать лет, и отец отвез меня в райцентр Краскино, в милицию. Возвращаться я должна была на автобусе. Погуляв несколько часов по поселку, я получила паспорт, села в автобус и поехала домой. На КПП автобус, как всегда, остановили и стали проверять документы. Когда солдат подошел ко мне, я гордо протянула ему новехонький паспорт. А сама украдкой снизу смотрела на его реакцию. Он улыбнулся, но ничего мне не сказал, вернул паспорт и вышел из автобуса.

А однажды обо мне узнал вся школа. Было это в седьмом или восьмом классе. Мы все тогда зачитывались мушкетерами и я с одноклассником Витей Фертиковым тоже решили устроить рыцарский турнир на деревянных шпагах. Во время турнира я случайно попала Вите в глаз и поцарапала роговицу. Но серьезных последствий не было. Финалом турнира была карикатура в школьной стенгазете, на которой я изображена с выброшенной вперед рукой, в которой шпага, а у Виктора из глаза летят искры.

Когда я окончила девятый класс, меня отправили к бабушке в Таганрог. А родители еще год были на Дальнем Востоке.

Глава 4. МОИ УНИВЕРСИТЕТЫ

Мои университеты начались сразу же после того, как я покинула родителей и осталась один на один с окружающим миром.

Я выросла в однородной среде и не слышала до этого матерных слов. Я не сталкивалась с хамством, ложью, лицемерием. Я не видела пьяных драк, да и вообще драк. Я не знала, что такое жадность, ненависть, подлость. Добиралась до Таганрога я сама. Сначала – до Москвы на самолете, а потом поездом. Не обошлось без приключений. Самолет делал три посадки: в Хабаровске, в Красноярске и Омске. Половина самолета была занята молодежью. Кто-то летел на учебу, кто-то демобилизовался, кто-то в отпуск. И обстановка в салоне была веселая. Пока мы гуляли в аэропорту Красноярска, на самолете обнаружилась какая-то поломка, и вылет задержали на целый час. А потом мы снова сели в самолет и полетели дальше. Сейчас я бы подумала, стоит ли продолжать путь на этом самолете, а тогда даже не подумалось ничего. В Домодедово мы прилетели за полночь, а первая электричка до города уходила в пять утра. Я решила подождать электричку и обосновалась на одной из лавочек. Но вытерпела недолго. После того, как возле меня несколько раз прошел один и тот же мужчина подозрительного вида, я решила воспользоваться такси, и пошла искать таксиста старшего возраста. Мне повезло. Я нашла такого таксиста, и мы поехали в город. Мне нужно было в самый центр, на улицу М. Горького (сейчас Тверская). За разговором дорога пролетела быстро. К тому же оказалось, что водитель служил срочную службу в Барабаше, поэтому у нас с ним была общая тема для разговора. Возле подъезда водитель меня высадил. Часы показывали три часа ночи. Ко всему прочему хозяев не оказалось дома. Вместо них в квартире ночевала сестра моего деда Валентина Ивановна с внуком Димой – ровесником моего брата. Чтобы попасть в квартиру, мне пришлось рассказать все, что я знаю о своих родственниках, включая отчества и даты рождения. Но Валентину можно понять. Она охраняла чужую квартиру в чужом для нее городе.

Утром я отправилась на Курский вокзал за билетом на поезд. Это сейчас мы покупаем билеты, не выходя из дома. А тогда все было иначе. Не забывайте, что дело было в августе месяце и на южном направлении. Вокзал был битком набит пассажирами. Такого скопления народа на вокзалах я не видела больше никогда. Люди в очередях жили от нескольких дней до нескольких недель. Но возле воинской кассы людей не было. Кассирша сказала мне, что поскольку брони на меня нет, то я должна получить визу начальника вокзала. Я нашла начальника, получила визу и билет на поезд, который отходил в ближайшую ночь.

Когда я вернулась к родственникам, хозяева (жена и дочь дедушкиного брата Леонида) уже приехали с дачи. Дочь интереса ко мне не проявила, потому что была вдвое старше. А ее мать намекнула мне о нежелательности моего пребывания у нее. Я позвонила Лидии Александровне, с которой мы вместе жили в Выборге, и которая переехала в Москву, когда мы уехали на Дальний Восток. Она приехала и забрала меня к себе. Узнав, что ночью у меня поезд, она расстроилась, так как наметила для меня целую культурную программу.

Вот ведь парадокс: родственники выставляют за дверь даже не бедных родственников. А чужой человек привечает его.

Избежав московской культурной программы, через двое суток я сошла с поезда в Таганроге. Поезд привез меня на новый вокзал, который был построен недавно, и на котором я не была. Вокзал стоял в чистом поле. Это сейчас к нему вплотную подступают дома, а тогда простиралась степь. Прямо перед вокзалом было кольцо трамвая. Я села на него и поехала в город. Надо сказать, что со дня последнего приезда к бабушке, я хорошо запомнила окрестности ее дома. И когда замелькали за окном знакомые постройки, я сошла с трамвая и потащила свои чемоданы пехом.

Через квартал я встретила свою бабушку Сашу, но она меня не узнала. Пришлось представляться. Мы зашли к ней домой, оставили мои вещи, и пошли к Мазуровым. Дед Володя с бабушкой Раей меня тоже не узнали, так как за это время я превратилась из ребенка в девушку.

Приехала я не без предупреждения, но привезла с собой письмо от отца. Поселили меня у бабушки Саши. Она жила одна (дед к этому времени умер) и живая душа ей не помешала бы. Жила она во дворе, в котором было несколько маленьких домов и три двухэтажных. Посредине двора стояли столы, лавки, где отдыхали и праздновали все соседи. Такие же дворы я встречала позднее в Ростове-на-Дону. Население двора было рабоче-крестьянское. Бабушку мою недолюбливали, потому что она при любом случае подчеркивала, что она по общественному статусу выше окружающих. Молодежи, близкой мне по возрасту, было человек пять-шесть. Один из них, Лешка, был несколько старше, и в этот год вернулся из армии. Ему довелось принимать участие в боях в Праге. Он был там ранен, и поэтому вернулся чуть раньше. Он рассказывал нам о войне, но воспринимали мы это именно как рассказ, потому что дело было далеко и нас не касалось. Потом мы все пошли в парк на танцы. Я станцевала один танец и ушла. Мне было неинтересно. Это было мое единственное посещение танцплощадки за всю жизнь.

Через несколько дней я пошла устраиваться в школу. По совету отца я выбрала его школу – бывшую гимназию, в которой учился А. Чехов.

Директор школы произвела на меня неоднозначное впечатление. Сначала она начала говорить, что в школе классы переполнены и предложила мне другую школу десятую. Мне было все равно, и я согласилась. Тогда она позвонила в эту школу и услышав в ответ, что меня примут, тут же подписала мое заявление на прием в школу. В чем была суть такой метаморфозы я не поняла.

Надо сказать, что обучение отличалось от того, что было на Дальнем Востоке. Там я считалась корифеем в английском языке, а здесь с ходу получила подряд две тройки. Это побудило меня взяться за язык заново с нуля и я успешно сдала его по окончании десятого класса. Позднее, на вступительных экзаменах в университет, пятерка по английскому языку дала мне дополнительных полбалла к проходным баллам.

В актовом зале школы на стенах висели портреты бывших учеников школы, которые во время войны были членами подпольной организации и погибли. Я запомнила их фамилии и рассказала отцу. Он сказал, что это его одноклассники. И если бы он не уехал из города, то тоже был бы с ними в подполье.

Достопримечательностью школы являлся карцер. Он располагался на первом этаже под лестницей. На двери висела табличка «Карцер». Как мне стало известно, в этом помещении частым завсегдатаем в годы учебы был Антон Чехов.

Мальчишки в моем классе были достаточно хорошо воспитаны: при девочках и взрослых они не ругались матом, не распивали спиртное в общественных местах, не издевались над девчонками и младшими. Видимо, это была отличительная черта моего поколения. И еще все мои одноклассники хорошо учились. Из тридцати пяти человек тридцать два сразу после школы поступили в ВУЗы. Остальные выучились заочно.

Выпускной вечер прошел без происшествий. Утром я пришла домой и легла спать. Разбудила меня бабушка Саша вопросом: «Леночка, а где твой документ?» Оказалось, что я принесла не свой аттестат. Пришлось ехать к Валентине Шуляковой меняться аттестатами.

Окончив школу, я не могла определить, чего же я больше всего хочу. Мне хотелось быть и моряком, и летчиком, и геологом, и журналистом. Но мама сказала, что это не женские профессии, и предложила мне стать, как она, библиографом. Я любила читать книги и подумала: «А почему бы нет?». И поехала в Краснодар, в институт культуры. Экзамены я сдала хорошо. Перед зачислением со мной встретилась одна из членов приемной комиссии и стала меня убеждать, чтобы я отказалась от поступления, ссылаясь на то, что на этой специальности нужно много читать, а у меня не очень хорошее зрение (я тогда носила очки). Это потом я поняла, что ей нужно было кого-то пропихнуть «по блату», а тогда я согласилась и не расстроилась. Наверное, потому, что эта специальность не была мечтой всей жизни.

Отца к этому времени перевели на службу в город Урюпинск Волгоградской области, и я вернулась в лоно семьи, но не надолго.

Посоветавшись с родителями, я решила поступать на юридический факультет Ростовского госуниверситета. Почему туда? По своей наивности я была убеждена, что наша правоохранительная система – именно то, что о ней говорят, пишут и показывают. Что в этой системе работают честные и порядочные люди, и я буду одной из них. Я поступила на заочные подготовительные курсы в университет, и пошла работать.

На почту, почтальоном. Мы жили в центре города, а отделение связи находилось на окраине.. Нужно было пройти несколько километров. Но в семнадцать лет сто верст – не крюк. Я разносила почтовую корреспонденцию и пенсии. И без всякой охраны. И даже не знала, что материальную ответственность несут граждане с восемнадцати лет и по соответствующему договору о полной материальной ответственности. То есть, случись у меня недостача, ее пришлось бы платить начальнику отделения. Но недостачи не случилось. Наоборот, каждый месяц у меня был «приработок», потому что пенсионеры брали только рубли, а копейки оставляли мне.

Новый 1970 год девчонки из нашего отделения решили встречать вместе. Все они были старше меня. У всех были парни или мужья. И только я одна была нецелованной девочкой.

Как ни странно, родители дали согласие на ночевку вне дома. А отец, кроме того, зная о моем нулевом опыте употребления алкоголя провел со мной «курс молодого бойца» на эту тему. Главная мысль была – не смешивать. А если имеется разнообразие, то ограничиться водкой. «Вооруженная» новыми для себя знаниями, я отправилась праздновать. Но вся инструкция отца полетела кувырком, потому что проводить старый год надо было вином, встретить новый– шампанским. А там и до водки очередь дошла. Когда я дошла до кондиции, то забилась в какой-то уголок и уснула. Когда я утром проснулась, все еще спали. И я тихо, по-английски, ушла. Ощущение было такое, что все столбы, которые попались мне на пути, перебежали мне дорогу. Голова раскалывалась на миллион кусков. Об ощущении во рту лучше не вспоминать.

Дверь в квартиру мне открыл отец. С одного взгляда он оценил мое состояние и спросил: «Намешала?». Я кивнула головой. Тогда он сказал, что надо лечиться, налил мне стакан водки и сказал, что это– лекарство. Мне было неудобно перед родителями, а они только перешучивались и улыбались. Но пить водку при них я не могла. Тогда они сказали, что идут в гости на второй этаж, и оставили меня одну. Я легла на диван, сложила руки на груди и собралась умереть. Но умереть мне не случилось. И тогда, помня слова отца, что водка – это лекарство, я приступила к лечению. Сделав глоток, я легла и снова стала ждать смерти. Но, к моему удивлению, мне стало чуть-чуть лучше. Я выпила еще глоток. Стало еще лучше. После третьего глотка лечение закончилось. И я отправилась на второй этаж. Там было много народу, веселье было в разгаре. Я присоединилась к ним, и день пролетел незаметно. Вечером я рассказала отцу, почему нарушила его инструкцию, и он мне сказал, что чаще всего на общих гулянках так и бывает, поэтому нужно контролировать себя. Этот первый урок пошел мне впрок. Больше я никогда не пила все подряд, контролировала меру. И не любила групповых гулянок.

Участок, на котором я работала, был заселен казаками, которые воевали с Ворошиловым К. Е. в гражданскую войну. Газету с извещением о его смерти разносила я. Люди встречали меня у калиток, разворачивали газету и начинали плакать. Седовласые старики плакали, как дети. И я тогда поняла, какой любовью у народа пользовался Климент Ефремович. Не каждого провожают так.

Братишка мой к тому времени подрос и завел тесные отношения с солдатами. А они, видимо, не понимая, что перед ними ребенок, а может, специально, как-то напоили его «чифирем» (очень-очень-очень крепкий чай) и научили его курить. «Чифирнутый» он отцу на глаза не попался, я успела его уложить спать. А вот курение его было раскрыто перед поездкой в пионерский лагерь. Перед самым отъездом мама хотела доложить ему что-то в чемодан, но, открыв крышку, обнаружила несколько пачек папирос. Оказалось, что он с соседским мальчишкой залезли в сарай к соседке, забрали там трехлитровые банки, сдали их, а на вырученные деньги купили папиросы, которые собирались скурить в лагере. Понятно, что в лагерь они уехали без папирос.

Я всю жизнь при любой возможности стремлюсь расширить свои знания и навыки. Вот и в Урюпинске знакомые солдаты показали мне, как управлять автомобилем ГАЗ-66. Когда мне передали управление, я удивилась, что такая большая машина, и так легка в управлении. Я не знала тогда, что так и должно быть. Помню тогда меня ребята похвалили, сказав, что у меня отличная реакция на ситуацию, поэтому из меня получился бы хороший шофер. Но этому предсказанию не суждено было сбыться из-за ограничений по зрению.. И хоть меня и научили водить машину, права я получить не могла, поэтому проездила всю жизнь пассажиром.

Летом я уволилась с работы и уехала в Ростов-на-Дону поступать в университет. Конкурс был не слабый – 15 человек на место. Сдавать нужно было историю, литературу, русский и английский языки. В группах было по 30 человек, «неуды» раздавали щедро. Случилось так, что после сочинения некоторые группы практически перестали существовать. Я получила четверку. По литературе мне достался вопрос по «Мертвым душам» Н. Гоголя. А второй вопрос звучал так: «Твое любимое стихотворение». По первому вопросу меня погоняли от души. А вот по второму я всех перехитрила, потому что взяла стихотворение не из школьной программы. У Симонова К. есть стихотворение «Письмо к женщине». В нем есть все: и любовь, и измена, и героизм и патриотизм. Мне не задали ни одного вопроса. И поставили четверку. На экзамене по истории мне достались два вопроса: почему у славян не было рабства и десятый съезд КПСС. Передо мной сдавал экзамен Иван Маркусенко, отец которого преподавал в университете поднапрягла историю. И когда он сел отвечать, то я заслушалась его ответом, потому что он сыпал цитатами из работ В. Ленина, наизусть воспроизводил указы Петра Первого. Я свою память и тоже вспомнила работы Ленина В., посвященные НЭПу. И сев к столу преподавателя, вывалила все, что знала. Мне не задали ни одного вопроса и поставили пятерку. Еще одну пятерку я получила по английскому языку и с тринадцатью с половиной баллами стала студенткой юридического факультета Ростовского государственного университета, который в настоящее время называется Южный Федеральный.

С общежитием для студентов в то время было сложно. Мне места не досталось, поэтому я арендовала жилье. Сначала в одной старушки на улице Чехова, а потом на троих – флигель на 14 линии.

Когда я училась на первом курсе, ко мне в Ростов заехал мой бывший одноклассник по Барабашу Толик, который возвращался из армии из Дрездена в Волгоград и пригласил меня в гости. Сдав сессию, я поехала в Волгоград. Пробыла там несколько дней, посмотрела достопримечательности. Поразило то, что на улицах на постаментах стояли башни танков, стволы которых были направлены на запад. А мемориал на Мамаевом кургане – это вообще шедевр зодчества.

В конце первого курса судьба послала мне искушение: в меня влюбился выпускник факультет журналистики. Но у него был недостаток: он был женат. А этот факт был для меня табу всегда. Поэтому я объяснила ему свою позицию, и мы расстались. А может быть дело вовсе не в табу? А просто это был не мой мужчина? Потом было еще несколько знакомств, но все не то. И только на третьем курсе я встретила ЕГО.

Шел дождь. Я пряталась под зонтом и шла к остановке. Он подошел ко мне сзади и попросился под зонтик. Мы познакомились и начали разговаривать. И с первой минуты я почувствовала родную душу. Мы с ним имели одинаковое мнение о различных событиях, высокий уровень интеллекта, говорили одними и теми же словами. Даже когда молчали, думали об одном и том же. Он был моряком, коренным ростовчанином. Его родители жили на Сельмаше.

Я переехала жить к нему. Родители меня встретили приветливо, и когда родился сын всячески мне помогали и даже настояли на том, чтобы я не брала академический отпуск и не отрывалась от своего курса. Четвертый и пятый курс мы учились все вместе.