Текст книги "Монолог счастливой женщины"

В соседнем с нашим Тавдинским районом Свердловской области находился химический завод, на котором производили технический спирт для косметической промышленности. Этот спирт похищали тоннами и развозили во все концы, и пили его вместо этилового алкоголя. Сотрудники нашего РОВД изъяли такого спирта с проезжающих машин более пятнадцати тонн. Водителей привлекли к административной ответственности, а спирт складировали в сарае. А когда судья затребовал спирт для уничтожения, оказалось, что сарай пуст. Растащили его милиционеры во главе с начальником. А чтобы отчитаться перед судом сотрудники Администрации района составили акт уничтожения спирта. Хорошо, когда власть в руках! Делай, что хочешь. По данному поводу я направила представление на Главу Администрации. Но наверху было принято решение его за это не наказывать в связи с тем, что он готовился уйти на пенсию. Но злобы против меня добавилось.

Несколько раз сотрудники милиции присылали ко мне ходоков, которые хлопотали за того или иного арестованного. Чтобы освободить их из-под стражи мне предлагали и деньги, и автомобили и путевки за границу. И было непонятно, действительно ли ходоки хотят изменить меру пресечения арестованным или ищут повод, чтобы подставить меня. Вообще, на этой должности можно сгореть очень просто, потому что всегда имеются недоброжелатели и просто разгильдяи. И если первые будут подставлять умышленно, то вторые – в силу своего головотяпства. И еще не известно, кто из них опасней. Умысел можно просчитать, а вот глупость – нет.

В общем, пока я находилась на этой должности, чувствовала себя сидящей на раскаленной сковородке. И это при всем том, что у меня не было никаких «скелетов в шкафу». А как же чувствовали себя мои предшественники, если у них они были?

Вы, наверное, помните события сентября 2001 года в Нью-Йорке? Тот теракт был по жертвам самым многочисленным. Я узнала о нем, включив телевизор у себя в кабинете. Сначала мне показалось, что показывают какой-то фильм– катастрофу. Но правда оказалась куда страшнее.

Через некоторое время я вернулась на прежнюю должность в областную прокуратуру, получила в Тюмени квартиру. Свое пятидесятилетие я встретила в Санкт_Петербурге, на курсах повышения квалификации. Там у нас состоялась встреча с сотрудниками полиции и прокурором штата Арканзас. Проводился так называемый обмен опытом. Хотя у нас все совсем не так, как у них, и никогда так не будет. И в первую очередь потому, что у нас и у них разное отношение к службе. Для них главное – соблюдение закона и инструкций. Для нас – должность дает некоторые поблажки лицам власть предержащим. У нас можно в нетрезвом виде проехать за рулем, а сотруднику ГИБДД ткнуть в нос удостоверение, и он отступит. Можно избить человека ни за что, а потом написать рапорт о нападении на государственного человека. И прочее, прочее, прочее.

Когда мы задали американцам вопрос: «Что нужно совершить сотруднику полиции, чтобы его уволили?» – они даже его не поняли. А когда мы растолковали, они страшно удивились и сказали, что им незачем что-либо нарушать, потому что работа дает им статус, стабильность. И только очень больной на голову человек захочет этого лишиться.

Начиная с девяноста шестого года, я занималась тем, что устраивала в России своих родных, которым невмоготу было жить в Донбассе. Сначала ко мне перебрался мой брат, потом сын с женой и сыном, потом я забрала к себе маму. Когда в 2014 году в Донбассе начались неприятности, в Россию перебрались и мои племянники с семьями. И до сих пор семья брата разрывается между Донбассом и Ростовом. И неизвестно, когда наконец наступит определенность.

За пару лет до пенсии я перешла работать следователем Ленинской райпрокуратуры Тюмени. И все это время я психологически подготавливала себя к мысли, что скоро пенсия. За четверть века я так привыкла к работе круглые сутки, что не мыслила себя без прокурорского мундира. Но сама жизнь подтолкнула меня к уходу. В сентябре 2007 года был образован Следственный комитет, и нужно было решать, переводиться ли туда или идти на пенсию. Я выбрала второе.

Оказавшись по другую сторону от системы, в которой была четверть века, я стала открывать для себя новые стороны этой системы. Несколько лет я решала проблемы одной своей клиентки, у которой бывший муж, крупный чин в МВД, чтобы не платить алименты, отобрал детей. Причем отобрал, оклеветав ее. А чтобы она не могла забрать их у него, организовал три уголовных дела, она получила три судимости. И, конечно, ни о каких детях речь уже не шла. Действующими лицами уголовных дел были сотрудники милиции. Если бы раньше мне сказали, что такое возможно, я бы не поверила.

В 2008 году умерла моя мать. В Тюмени меня и семью моего сына ничто не задерживало, и я решила разыскать отца Стаса. Оказалось, что он по-прежнему живет в Ростове-на-Дону, только в другой квартире, помнит нас и готов принять в любое время.

И вот теперь мы все живем в Ростове-на-Дону. Мы купили две квартиры, и одну из них предоставили семье моего брата, у которого жилье осталось в Донбассе и неизвестно, уцелеет ли во время обстрелов.

И еще у нас есть полквартиры, принадлежащей моему мужу. Причем за эту жилплощадь нам пришлось посудиться с семьей Володиного брата. Брат и особенно, жена брата почему – решили, что они должны получить всю квартиру целиком бесплатно, отказались выкупать нашу долю и даже пытались выжить нас с Володей из квартиры. Пришлось объяснять им наши права посредством судебных решений.

А в двадцатом году на весь мир налетел коронавирус, и сердце мужа моего не выдержало. И теперь мы живем без него.

За годы жизни в Ростове-на-Дону я занималась юридической практикой и узнала много нового о работе ГИБДД, полиции, судов, прокуратуры.

Сложившаяся у нас система уголовных наказаний не выдерживает никакой критики, ее надо рушить до самого основания. Я понимаю, что истоки лежат в тридцатых годах, когда было заведено, что признание вины обвиняемым – королева всех доказательств. Как ни странно, но такое положение сохраняется и сейчас. Ни один суд не вынесет оправдательный приговор человеку, который хотя бы раз признался в содеянном, без доказательств, без улик. Поэтому оперативные работники полиции всеми правдами и неправдами получают эти «признательные» показания. В качестве подтверждения своих слов хочу рассказать об одном своем уголовном деле. События имели место в 1992 году.

В новогоднюю ночь в своем доме были убиты супруги Смоленцевы. Убиты из пистолета. Подозрение пало на двух местных жителей, двоюродных братьев, Коробейникова и Липова. Первый незадолго пред этим освободился из колонии, где пробыл 10 лет. А второй был не судим. Первый отрицал свое участие в преступлении, а второй обоих пострадавших «брал на себя». Против него не было ни одного доказательства. Свое поведение он объяснил мне тем, что у брата есть судимость и в случае осуждения его расстреляют, а он отделается сроком. Я у него спросила: «А пошел бы брат на такую жертву ради него?». И он ничего не смог мне ответить.. И несмотря на то, что против него не было доказательств, а все улики были против брата, он и на суде заявил, что он убил мужа, а брат —жену. В результате оба получили срок: Липов – 7 лет, Коробейников – пятнадцать.

Во время работы в районе я в течение нескольких лет преподавала право в школе. А когда вышла на пенсию, в Тюменском транспортном техникуме. И главным моим наблюдением было то, что подрастающее поколение думало не о том, чтобы добросовестно исполнять закон, а пыталось найти лазейки, чтобы уклониться от ответственности. То есть они изначально были ориентированы на нарушение закона. И я их понимаю. Потому что лицемерие в этом вопросе у нас было всегда.

Последние десять лет я занималась гражданскими делами. А в этом году отошла от дел и полностью предалась жизни на пенсии.

Жизнь продолжается. Завтра будет новый день.

Август 2022 года

Г. Ростов-на-Дону