Текст книги "Монолог счастливой женщины"

Глава 5. И ВСЯ ЖИЗНЬ

На последнем курсе всех распределяли на работу. Это было обязательное условие: отработать три года, куда пошлют. Но выбрать направление можно было.

Я выбрала Калининградскую область, потому там было море. Я стала работать в Багратионовском райПО, а Володя устроился на рыболовецкий траулер.

Город Багратионовск раньше назывался Прейсиш-Эйлау и имел военную историю, там в 1807 году русские победили войска Наполеона. Возглавлял русские войска Петр Багратион, откуда и название города. А нам территория Восточной Пруссии досталась как победившим во Второй мировой войне.

Городок был небольшой и необычный внешне, потому что большинство домов осталось от немцев. Красные черепичные крыши, изразцовые печи, стены из ярко – красного кирпича. И очень хорошие дороги. Все тротуары были либо заасфальтированы либо выложены булыжниками. Городская администрация располагалась в замке. Жителей было около пяти тысяч человек. Их и сейчас чуть больше шести тысяч. Городок располагался в двух километрах от польской границы. Въезд в город был по специальным штампам в паспорте. Мы с мужем прожили в гостинице три месяца. А потом я пошла к своему начальнику и сказала, что раз мне не предоставляют жилье, то я имею право расторгнуть трудовой договор. Для руководителей всех рангов «молодой специалист», каковым я была, был предметом особой заботы. Ему должно было быть предоставлено жилье, место для ребенка в детсаду. И каким бы никудышным был специалист в течение трех лет его нельзя было уволить, даже по порочащим основаниям. Специалиста надо было воспитывать. И если руководство нарушало свои обязанности, то другого специалиста не присылали. После моего демарша квартиру мне дали в течение трех дней.

Квартира наша располагалась на втором этаже немецкого охотничьего домика. Почему охотничьего? На краю города располагался небольшой поселок, состоящий из двухэтажных типовых домов на два хозяина. До войны эти домики принадлежали немецкой военной элите, которые приезжали поохотиться в Беловежской пуще, которая была рядом, в Польше. Руководство нашего района тоже дружило с поляками и охотилось в пуще.

Отапливалась квартира круглой печкой, которую поставили наши. В доме была вода, балонный газ. А остальные «удобства» – во дворе.

Переезжали мы вечером, после работы. Топлива у нас не было. Поэтому первую ночь мы спали одетыми, укрывшись поверх одеяла ковром. Но все это была ерунда по сравнению с тем, что у нас был свой дом. На следующий день мы разжились топливом, и наступила благодать. Володя на три с половиной месяца ушел на промысел, а когда вернулся заработанных денег хватило на покупку мебели, одежды, обуви. Мы съездили в Донецк к моим родителям и привезли сына. Устраивали сына в детсад по накатанной схеме «молодого специалиста».

Климат в Калининградской области отличался и от ростовского и от волгоградского. Зимой может быть и снег, и дождь. Помню, в новогоднюю ночь то ли семьдесят шестого то ли семьдесят седьмого года дождь лил как из ведра, и поэтому настроение было совсем не праздничное.

Мое начальство находилось в Калининграде. Руководила юридическим отделом женщина лет пятидесяти, как ее звали, не помню. Кроме этой должности она была судьей ведомственного арбитража и читала лекции студентам торгового техникума. Когда она оформляла меня на работу, то сказала, что если мне будет что-то непонятно, то я могу обращаться к ней. Вообще-то я привыкла сама во всем разбираться. Но однажды, не найдя ответа на свой вопрос, я позвонила ей. И больше никогда этого не делала, потому что в этот раз я выслушала о себе много неприятных, и самое главное, необоснованных, слов. Но ответа на свой вопрос так и не получила. С этого времени мне стала понятна фраза: «Сам дурак».

В моем райПО работали девчонки– товароведы, бухгалтеры, которые учились в торговом техникуме. И они частенько обращались ко мне со всякими юридическими задачами. И я их решала. А девчонки сдавали на проверку моей калининградской начальнице. Самое интересное, что она не забраковала ни одного моего ответа. Возникает вопрос; «Так кто дурак?».

В те времена политическая информация для гражданского населения доводилась лекторами общества «Знание». Проводились эти лекции под эгидой райкома КПСС, И если кого-то назначали к участию, то уклониться было невозможно. Однажды на таком мероприятии довелось быть и мне. Речь шла об инакомыслии в СССР. До этого дня я даже не предполагала, что у на в стране есть такая проблема – инакомыслие. И это не удивительно. Потому что информацию мы черпали из газет и телевидения, и за чистую монету принимали все, что там писалось и говорилось. И тут я узнала, что компартия и государства во всю силу борется с этой проблемой. Это гораздо позже я узнала, что были выдворены из страны Ростропович и Солженицын и другие. Солженицына я читала еще в Барабаше и не думала, что писатель, книги которого печатают в нашей стране, является инакомыслящим. Когда лекция закончилась, лектор предложил задавать вопросы. Вопрос оказался только один. Его задал председатель моего райПО. Он спросил: «Скажите, пожалуйста, а сколько у нас в стране инакомыслящих?». Зал замер в ожидании ответа. Лектор сначала растерялся, но потом ответил, что такой статистики нет.

Однажды мне довелось побывать в Польше. Нет, не по турпутевке, а по линии райкома комсомола. Была устроена совместная ярмарка продуктов на территории Олштынского воеводства Польши. Я в числе других работников райПО была на этой ярмарке. Нам торжественно поменяли на злотые три рубля и вывезли за границу. Пересекая границу, я обратила внимание, что границу охраняют только наши пограничники с собаками, а поляки лежат под деревьями, подложив под голову оружие, и дремлют.

На ярмарке мы познакомились с молодыми ребятами из Польши. Двое из них были полицейскими. Они с небольшим акцентом говорили по-русски. В разговоре мы выяснили, что их родители жили в Белоруссии, и попали в Польшу в годы войны. Угощали мы поляков русской водкой и балыком рыбы меч. Они никак не хотели верить, что это рыба, а не мясо. Сами они питались очень скудно, курили сигареты, в сто раз хуже нашего «Памира» и пили «Шнапс». И это были представителя среднего класса. А что тогда говорить о рабочих?.

Я купила коробку печенья и коробку конфет производства Швейцарии. Коробки, в которых они лежали, были очень красивыми, но на вкус наше печенье и конфеты были вкуснее. В их конфетах вместо шоколада была соя. В общем от этой поездки у меня осталось впечатление, что у нас все лучше.

Близость границы позволяла нам смотреть передачи иностранных телекомпаний: немецких, французских, чешских, польских. Я смотрела польские, потому что, зная русский и украинский языки, можно было многое понять из текста. Еще тогда я заметила, что в Европе события второй мировой войны трактуют не так, как мы. По понятиям немцев мы были инициаторами войны. По понятиям поляков войско польско Берлин брало, войско русско помогало».

За время жизни в Багратионовске, я побывала в Риге, Вильнюсе и Таллине. Там можно было купить одежду и обувь, которой не было у нас. Не знаю, как тогда там относились к русским, но я на всякий случай представлялась украинкой (что соответствовало моим документам), и никаких проблем с местными жителями у меня не возникло. Семьдесят восьмой год я встречала в Клайпеде, у своей знакомой по Барабашу Лены Германчук. Из Калининграда в Клайпеду я ехала на автобусе по Куршкой косе. С моря на косу все время дул ветер и наносил песок, поэтому на берегу было большое количество песчаных дюн, а деревья росли под углом градусов пятьдесят. Их называют «танцующий лес». По территориальности часть косы принадлежит Калининградской области, часть– Литве. На ней расположен поселок Нида.

Молодежь гуляла по – европейски: кто с кем хотел и сколько хотел. Каких-либо вопросов между супругами не возникало, и хотя было выпито много, никого не тянуло выйти на улицу, подраться, похулиганить.

В городе Калининграде немецких построек сохранилось немного: во время войны город сильно бомбили, поэтому целых зданий сохранилось мало: жилые дома на нескольких улицах, да форты. Немцы строили укрепления в течение восьми веков. Наши же артиллерия и авиация свела на нет их труды за неделю. На берегу реки Прегель, которая протекает по городу я видела руины кафедрального собора, был полностью уничтожен императорский дворец. Лишь могила немецкого философа Канта, расположенная рядом с руинами, да памятник поэту Шиллеру были не повреждены войной. Восемь фортов, которые когда-то окружали город частично были закрыты, частично приспособлены под склады. Только в единственном– шестом форте– под названием «Дер Донна» располагался музей янтаря. Янтарь добывали там же в море. А через некоторое время наши геологи обнаружили нефть. Вот так: немцы рвались во время войны к нашей Бакинской нефти, а у самих нефть была под ногами.

У моего мужа начались проблемы на работе, его «сватали» работать в КГБ, а он отказался. И он не придумал ничего другого, как « сесть на стакан». Причем о причине он мне не говорил. Но и образ жизни не менял. Мне было стыдно, что он оказался таким слабым. Я пыталась образумить его, но ничего не получалось. Исчерпав свое терпение, я расторгла брак и, отработав три года, уехала в Донецк.

Я приехала в Донецк, где в то время жили мои родители, и начала жизнь заново.

Я устроилась на рыбную базу юрисконсультом. Но очень скоро монотонная работа мне наскучила: недостачи, пересортицы, копеечные претензии. А поставщики возмещать убытки не спешили. Я отправила большое количество исков в Арбитраж, но и оттуда ответа не было. Я дозвонилась до Министерства рыбной промышленности СССР, к системе которого относилось мое предприятие, и узнала, что арбитры просто не успевают отписывать решения из– за большого количества дел. Мне прислали вызов в Министерство, и я поехала в Москву.

И здесь я снова столкнулась со снобизмом москвичей. В Москве проживал один из сослуживцев моего отца. Но на тот момент тот находился за границей, так как работал в Министерстве внешней торговли, а его квартиру в Москве « охраняла» его дочь, которая была близка мне по возрасту. Получив от нее согласие на принятие меня, отец со спокойной душой отправил меня в Москву. Я приехала вечером, нашла нужную квартиру и позвонила в дверь. Но мне никто не открыл. Я подумала, что хозяйка вышла в магазин, и стала ждать. Через некоторое время я снова подошла к двери и услышала, что в квартире кто-то ходит. Я снова позвонила, но мне никто не ответил. Я провела в подъезде около двух часов. И, наконец, мне повезло: в квартире зазвонил телефон, который стоял в коридоре, и женский голос ответил: «Она еще не приехала». Я поняла, что звонил отец, и что речь идет обо мне. Я снова нажала на звонок. Теперь мне уже не могли не открыть. В квартире была хозяйка и гостья. И они даже не попытались извиниться. Видимо, они рассчитывали, что я позвоню, позвоню и уйду. Только они не знали, что мне идти было некуда. Зато они с удовольствием уминали вкусночки, которые передала со мной мама. А потом я еще почувствовала в них неприкрытую зависть. Они обе были «старые девы». А у меня был и сын, и муж, и высшее образование и зарплата выше, чем у них. «Ну зачем все это какой-то провинциалке?» – было написано у них на лицах. Переночевав, утром я забрала свои вещи, и, не прощаясь, уехала в Министерство. Мне выдали приличную кипу дел и попросили написать проекты решений. Целую неделю я работала в Министерстве. За это время были решены все мои иски и большое количество исков из других областей. А жила я все это время у матери одного из арбитров, в Черемушках. И несмотря на то, что мне не было тридцати, а ей– хорошо за семьдесят, мы очень дружно провели время. Вернувшись домой, я рассказала отцу о «теплой» московской встрече. А он в свою очередь позвонил бывшему сослуживцу и высказал ему «фе» по поводу его дочери. Но как тот сам разбирался с дочкой, я не знаю, но думаю, что она не очень переживала по этому поводу.

Через некоторое время меня направили в командировку в Киев, на курсы повышения квалификации. Занятия были неделю. И за это время я ознакомилась с основными достопримечательностями Киева. И побывала на службе во Владимирском кафедральном соборе. В общем-то я никогда не была адептом религии, меня эта сторона жизни интересовала с точки зрения истории, культуры, архитектуры. Службу тогда вел митрополит Филарет. Очень красивый мужчина. А голос какой! Побывала я и в Троице-Сергиевой лавре.

В эти годы у меня было заведено все отпуска проводить в разных местах. Первый свой отпуск я провела на турбазе в Сухуми. Экскурсионная работа там была на высоте. Мне довелось побывать и в питомнике обезьян, а на озере Рица и в Новоафонской пещере.

Следующий отпуск я провела в турпоезде. В советское время такие поезда курсировали по разным маршрутам. График был такой: день проводим в каком– то городе, ночь-в дороге. Следующий день – новый город. Благодаря таким поездам я побывала в Тбилиси, Ереване, на озере Севан, в Эчмиадзине, в Баку, в Кисловдске, в Пятигорске, в Виннице, Одессе, Белгороде-Днестровском, Дубоссарах, Кишиневе.

А однажды я была в настоящем турпоходе. Маршрут начинался в Майкопе, где мы жили несколько дней. А потом – переход через горы в Сочи, на турбазу «Лазаревское». В этом походе, я видела град величиной с куриное яйцо, ела шашлык из барана, пасущегося на высокогорном лугу, стояла на горе, которая была выше облаков. И скажу вам с уверенностью, что подъем в гору гораздо легче спуска с горы. Не верите? Проверьте.

В походе я познакомилась с девчонками из Севастополя, и на ноябрьские праздники уехала в гости в Крым. За несколько дней я осмотрела главные достопримечательности города: Малахов курган, Сапун– гору, панораму, памятки погибшим кораблям. На Сапун – горе под открытым небом была выставлена военная техника времен Великой Отечественной войны, как наша, так и немецкая. Я обратила внимание на то, что скобы на немецких танках, по которым танкисты забираются на верх, не металлические, как на наших, а деревянные. А это значило, что даже на морозе, схватившись мокрой рукой за скобу, танкист не остался бы без кожи на ладонях.

Когда я работала на рыбной базе, проводился очередной прием в члены КПСС. Меня и еще одного парня выдвинули кандидатами. Мне прошли все согласования. Парня этого приняли, а меня – нет. Оказалось, что уже выполнена квота на прием интеллигенции и нужны были только кандидаты из числа рабочих. Вы думаете, что я обиделась? Да. Но не потому что меня не приняли, а потому что партия, оказывается, пополняется не по принципу « лучшие из лучших», а по социальному статусу. И я даже не берусь предположить, что было бы, если бы где-то в анкете нужно было указывать что дед у меня был дворянином. В то время чтобы стать первым руководителем организации нужно было обязательно быть членом КПСС. Но я себе такую цель не ставила, поэтому пережила все безболезненно.

В поисках творческой работы я устроилась юристом на Донецкое обувное объединение. Но и там особого творчества я не нашла. Те же недостачи, брак, пересортицы. По существующим тогда законом, потребитель частенько браковал обувь не потому, что это был брак, а потому что обувь не пользовалась спросом, так как была устаревших фасонов. Но почему-то с производства не снималась, хотя изготовитель был вынужден возвращать потребителю стоимость забракованной обуви, плюс двадцать процентов штраф за поставку брака. Все прекрасно понимали, что это неправильно, но ничего не могли изменить, поскольку директивы исходили от Киева и Москвы.

Кожу для пошива обуви мы получали и из-за границы. И однажды в одном из рулонов оказался бракованный участок. Наши связались с изготовителем. От них приехали хозяин фабрики, директор фабрики и главный инженер. С собой они привезли рулон кожи на замену. Мы спросили у них, как часто они получают рекламации, и они ответили, что наша была единственной за пятьдесят лет. Вот это качество!

Я очень хотела работать в прокуратуре. Но в Донецке устроиться туда было невозможно даже по «блату». И тогда я решила поискать счастья в других местах. Я написала запросы в Тюмень, Красноярск, Якутск, памятуя, что в тех местах пространства огромные, а специалистов не хватает. Первым мне ответила прокуратура Тюменской области. Мне предложили на выбор должность помощника прокурора и следователя. Я выбрала первую, потому что район, где была эта вакансия, был ближайшим к областному центру. Через некоторое время мне прислали приглашение из Красноярска, но я уже все решила с Тюменью.

Я приехала в Тюмень в конце февраля. График движения был сбит, так как из-за сильных снегопадов не успевали расчищать пути. Вместо того, чтоб прибыть в Тюмень утром, я приехала в одиннадцать вечера, в пятницу. На улице было минус тридцать пять и впереди два выходных дня. Я вышла на привокзальную площадь и стала думать, что делать. Мела поземка, и передо мной лежал город, в котором я никого не знала. Ко мне подъехало такси, и водитель спросил, куда мне ехать. Я ответила: «Не знаю». Тогда он предложил мне сесть в машину, быстро выяснил, что мне негде ночевать, и привез меня в гостиницу управления внутренних дел. Все посетители гостиницы вечером в пятницу разъехались по домам, и я, как барыня, два дня гостила одна. На радость дежурным администраторам, которым не с кем было бы словом перекинуться.

А в понедельник меня определили на должность помощника прокурора, и за мной прислали машину из района. Пункт моего назначения назывался Нижняя Тавда, имел около десяти тысяч жителей.

Деревни, стоящие вдоль дороги, произвели на меня удручающее впечатление. Создавалось впечатление какой– то временности. Как будто люди вчера поселились в этих домах, а через пару дней двинутся дальше. Зимой убогость еще скрывал снег, но весной, вся грязь вылезла наружу. Да, эти дороги не были похожи на багратионовские. Старожилы рассказывали, что асфальтированную дорогу от райцентра до Тюмени закончили строить всего за год до моего приезда, а до этого по ней можно было ехать в город целую неделю, застревая в каждой луже, потому что дорога шла через болота.

Места там живописные, воздух чудесный, река, тайга. Там в естественных условиях я повидала и лосей и волков и лисиц и зайцев и куниц и енотов. Побывала на глухарином токовище. В тайге собирала клюкву, смородину, землянику, малину. А в реке водились и щуки и караси и налимы и лещи и язи и даже стерлядь.

Состав районной прокуратуры тогда насчитывал пять человек? Прокурор, помощник прокурора, следователь, водитель и секретарь. Главными «орудиями» производства ручка и печатная машинка. Прокурор определил мне фронт работы, и я стала вникать. У нас была полная взаимозаменяемость: на время отпуска прокурора, его обязанности выполнял следователь либо помощник. А последние два постоянно заменяли друг друга. После окончания мной университета прошло же десять лет, поэтому пришлось в памяти кое-что воскресить. И первое время я была загружена работой, как говорится, « по уши». А прокурор, как ни странно, сидел за столом и читал газеты. Я еще тогда подумала: «Как хорошо быть начальником! Все работают, а он отдыхает». Но все оказалось не так красиво. Через несколько месяцев была проверка прокуратуры. Работу прокурора забраковали и сняли его с должности, отправив в другой район следователем. Потом у меня был еще один прокурор, потому еще один. И вот этот третий учудил такое, что прославился на всю страну. У него был недостаток: он любил поживиться за государственный счет. Он присвоил телевизор прокуратуры, трансформатор к нему, деньги, отпущенные на нужды прокуратуры. И с этими деньгами уехал в Харьков на курсы повышения квалификации. Сотрудники прокуратуры доложили об этом руководству в Тюмень. Его отозвали из командировки, заставили вернуть деньги и имущество и сняли с должности. Самое интересное, что в его понимании он стал жертвой «мафии»: не он, оказывается, прихватил чужое, а сотрудники прокуратуры —«мафия» – его оговорили. Но прежде, чем он оставил свой пост, прошло некоторое время, потому что прокуроров у нас назначает и освобождает от должности Генеральный прокурор РФ, а тогда СССР. И пока ждали приказ из Москвы, прокурор засел в своем кабинете и объявил голодовку. Об этом даже объявили по центральному телевидению. А голодовка у него была и смех и грех. Весь день он стоически голодал, а когда опускалась ночь, и в прокуратуре никого не было, его жена приносила ему еду.

Со следующим прокурором я работала на должности следователя. И на время его отпусков исполняла обязанности прокурора. Я уже имела чин младшего советника юстиции и достаточный опыт. За пять лет работы в должности следователю у меня было лишь одно нераскрытое убийство и то потому что невозможно было установить личность погибшего.

А прокурор в первые дни работы, не разобравшись, арестовал одного подследственного, представленного ему следователем милиции. И только спустя два месяца, дело попала ко мне. А я, изучив его, прекратила за отсутствием события преступления. Когда я доложила результат прокурору, он сказал, чтобы я переделала постановление о прекращении и прекратила дело по не реабилитирующему основанию. Я выполнил его указание, но свое постановление оставила в сейфе. Через неделю мне позвонили из областной прокуратуры и потребовали писать объяснение по поводу незаконного решения. Я написала и приложила свое первое постановление. Прокурор получил взыскание и почему-то обиделся на меня.

В девяносто четвертом году меня направили в Санкт-Петербург на курсы повышения квалификации. Курсы были двухмесячные, поэтому я успела посетить много достопримечательностей города и окрестностей. В царском дворце, расположенном в городе Пушкине (бывшее Царское Село) располагалась Янтарная комната, которая была подарена Петру Первому немецким канцлером Фридрихом Вильгельмом. Во время войны немцы разграбили и сожгли дворец. Янтарная комната была вывезена и пропала. Много лет в прессе появлялись статьи, посвященные ее поискам, Но ее так и не нашли. Но в Пушкине во дворце Янтарная комната есть, и я ее видела. Я так понимаю, что немцы компенсировали нам утрату, потому что янтарь был обработан по им одним известной технологии и приобрел красноватый оттенок. В Петергофе одной из достопримечательностью являются фонтаны. Целый каскад фонтанов. Побывала я и в Эрмитаже и в Русском музее, посетила несколько театров. Очень понравилась пьеса «Кыся», в которой главные роли исполняли Нагиев и Рост.

На книжном рынке я купила модную тогда книгу Норбекова, которой он описывал, как можно исправить зрение и похудеть. Мы с девчонками последовали его советам. Не знаю, на сколько я стала весить меньше, потому что весов не было, но талия у меня уменьшилась на двенадцать сантиметров.

А в следующем году умер мой отец. Мама моя называла его жертвой Чернобыльской катастрофы. После ухода на пенсию отец работал в штабе гражданской обороны и после аварии в Чернобыле, выезжал в те места в командировку. Видимо, тогда, и хватанул радиацию. После этой аварии на Украине появилось нетипичное заболевание для мужчин: рак щитовидной железы. Несмотря на то, что отцу делали операцию, это его не спасло. О том, что он слег, мне сообщил сын, который тогда жил у него. Звонок раздался почти в одиннадцать ночи, и я решила ехать сразу же. Тем более, что до вокзала было восемьдесят километров. Но я не могла все дела бросить просто так. Я пришла в кабинет, достала из сейфа дела. На каждом написала, что надо сделать. Оставила заявление о предоставлении мне отпуска. Поручила мужу утром передать все прокурору и уехала.

Да, там в райцентре я снова вышла замуж. Он был старше меня на пять лет, у него были черные волосы и голубые глаза. Прямо как у Алена Делона. Но характер оказался ого-го. Живя с ним, я поняла, что пьянство моего первого мужа ничто по сравнению с ревностью второго.

Когда я добралась до Донецка, муж позвонил мне и доложил, что он все сделал, как я просила, но прокурор на моем заявлении на отпуск написал: «За свой счет». Я удивилась, потому что у меня было два месяца очередного отпуска, но на расстоянии разбираться не стала. Я была с отцом до самого конца. И уехала только после похорон.

Сотрудники отдела кадров оказались умнее моего прокурора и оформили мне отпуск так, как я просила. И прокурор в связи с этим попал в глупую ситуацию. Я помню, как он унижался передо мной, объясняя свое решение. Но я не смогла его простить. Я поехала в Тюмень и попросила, чтобы меня перевели в другую прокуратуру. И меня перевели на должность прокурора следственного управления прокуратуры области. Вскорости я получила чин советника юстиции.

Мне дали квартиру в Тюмени, но несколько месяцев мне пришлось жить у знакомых. И однажды ночью, когда хозяева были на работе, а дома была я с их несовершеннолетней дочерью, в квартиру через форточку проникли двое воров. И хоть они вели себя довольно тихо, я проснулась, и обнаружила их. Зная, что воры не выносят криков о помощи и угроз милицией, я смогла построить диалог с ними таким образом, что они вернули все, что взяли и спокойно покинули квартиру через дверь. А я до утра не могла уснуть. Потом уже в своей квартире, когда я была одна, я клала под кровать молоток. На всякий случай. К счастью этот случай не наступил.

В облпрокуратуре я проработала несколько лет, а потом по воле рока меня назначили прокурором именно того района, где я работала следователем. И сменить я должна была того прокурора, из-за которого перевелась. КПСС к тому времени была ликвидирована и членство в ней первому руководителю не требовалось.

Мой отец вступил в КПСС на фронте, пробыл членом ее сорок пять лет, и под конец получил оплеуху, которой не ожидал. Когда партия ликвидировалась, то ему по почте пришел конверт, в котором находилась его членская учетная карточка с пометками сумм взносов, уплаченных им. И все. Помню, с какой горечью он произнес: «Хоть бы спасибо написали за сорок пять лет членства». Он тяжело переживал развал СССР, ликвидацию партии, крушение социализма. Скорей всего его смертельная болезнь была следствием не только радиации.

Прокурор вышел на пенсию и остался жить в райцентре. И, как оказалось, затаил на меня обиду. И не только затаил обиду, но и пытался мне козни строить. Но об этом чуть позже.

Когда я работала в этом районе следователем, то писала в районную газету статьи и заметки по поводу разных дел и прокурорских проверок. Не секрет, что в течение многих лиц местная администрация занималась распределением квартир, автомобилей, мотоциклов и прочих дефицитных товаров. Ну и, конечно, не забывали и себя, любимых. Причем о себе заботились в первую очередь.

Однажды мне поступила жалоба от гражданина, который стоял в очереди на мягкую мебель (диван и два кресла), но вместо него мебель отдали другому. И этим другим оказался Глава районной администрации. По результатам проверки я направила заметку в местную газету. Она была напечатана, и Глава долго и нудно пытался объяснить мне мотивы своего поступка. И вот когда меня назначили прокурором района, он мне «отомстил». По существующему порядку первый руководитель прокуратуры в первый свой рабочий день в должности представлялся сотрудником облпрокуратуры Главе района и начальнику милиции. Так вот Глава уклонился от встречи со мной, сославшись на срочные дела. К числу моих недоброжелателей добавился еще один. И, честно говоря, я не знаю, повлияла ли на это моя принципиальность или тот факт, что я была женщиной. Я прослужили в прокуратуре четверть века и за это время, кроме меня, только две женщины назначались прокурорами районов. И скажу вам, что работенка действительно не женская, если к ней относиться добросовестно.

Главные обязанности прокурора – осуществление надзора за деятельностью милиции, утверждение обвинительных заключений по уголовным делам, поддержание гособвинения по уголовным делам в суде, санкционирование арестов и обысков. Это сейчас арест и обыск санкционирует суд, а тогда это были мои обязанности и подходила я к этому очень ответственно, потому что, не секрет, милиция в целях «раскрытия» преступления нередко подтасовывала факты по делам. Из-за погони за статистикой бывали случаи, когда милицейские начальники попадали впросак, поспешив отрапортовать о задержании преступника. Потому что, если обнаруживалось, что произошла ошибка, то доставалось руководству от верхних начальников. А начальники очень не любят, когда их ругают и наказывают.

К моменту моего назначения прокурором района в милиции был новый молодой начальник, очень амбициозный и наглый и совершенно не воспитанный, потому что позволял себе, выстроив личный состав во дворе, разносить матерными словами, которые были слышны даже на соседних улицах. Первое знакомство с ним у меня произошло на второй день моей работы. Он пришел ко мне с просьбой прекратить уголовное дело, которое вела прокуратура против сотрудника ГИБДД, превысившего свои полномочия и избившего гражданина. Я ему отказала и приобрела еще одного врага.

Через несколько месяцев мой следователь возбудил уголовное дело против двух сотрудников милиции, безосновательно избивших двух граждан. Оба потерпевших в прошлом были судимы, и именно этот факт взяли за основу мои недоброжелатели, начав рассылать на меня жалобы во все концы, вплоть до Государственной Думы. Главный аргумент был такой: прокурор защищает уголовников, преследуя при этом честных сотрудников милиции. И хотя под жалобами стояли подписи «обиженных» сотрудников милиции, было видно, что дирижеры рангом повыше.

По поводу жалоб приезжал начальник отдела кадров, который после проведения проверки сказал мне, что все это злопыхательство, и я могу работать дальше. Какое разочарование постигло моих недоброжелателей! Они так рассчитывали, что меня снимут с должности, а этого не произошло. И еще, я думаю, их разочаровало то, что на меня никакого компромата за все годы моей работы в районе так и не смогли собрать: я не превышала власть, не использовала служебное положение, не брала взяток, не употребляла спиртное, не управляла автомобилем в состоянии алкогольного опьянения, у меня не было любовника. В общем, придраться было не к чему. А это беспокоило моих недоброжелателей, потому что я была неуязвима.

Чтобы другим неповадно было лить грязь попусту, я подала заявление в суд о защите чести, достоинства и деловой репутации. Моральный вред я оценила в миллион рублей. Такого мои недоброжелатели не ожидали. Решение состоялось, как вы понимаете, в мою пользу. Сотрудники милиции, состряпавшие на меня пасквиль, уже таковыми не являлись. В отношении них был вынесен приговор, согласно которому они были осуждены в трем годам лишения свободы условно. На суде они мне объяснили, что жалобу на меня они написали, опасаясь, что им дадут реальный срок лишения свободы. И что инициаторами данного мероприятия были, как я и думала, бывший прокурор и начальник милиции.