Текст книги "На распутье Средневековья: языческие традиции в русском простонародном быту (конец XV–XVI вв.)."

Глава 2
Сфера языческой культуры в конце XV–XVI вв.

Языческие традиции русского народа уходят корнями вглубь тысячелетий и имеют длительную историю развития. С принятием христианства в конце X в. сфера языческой культуры стала медленно, но неуклонно сокращаться, что нашло свое отражение в памятниках церковно-учительной письменности. «Чем дальше шло время, тем меньше речи в нашей литературе о язычестве. Обличения, конечно, продолжаются, но обличается не язычество, а грех, нарушение христианской заповеди».[119]119
  Гальковский Н. Я. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Т. 1. Харьков, 1916. 8, IV. С. 114.


[Закрыть] Эта, обнаруженная Н. М. Гальковским, тенденция явилась прямым следствием распространения христианства вширь, когда обрядом крещения охватывались все большие массы населения Восточной Европы. Прошедший же через святую купель, с точки зрения церкви, не мог считаться язычником, так как он уже соприкоснулся со светом истинной веры. Именно поэтому обращение такого христианина к дедовским обычаям рассматривалось отныне как нарушение верности учению Христа и даже приравнивалось к впадению в ересь.

Мы сталкиваемся здесь с ситуацией, выявленной А. Я. Гуревичем и в странах Запада, население которых также склонно было соблюдать не соответствовавшие официальной религии древние традиции. И если это цепляние за старину, сопротивление каким бы то ни было изменениям и можно считать язычеством, то, как пишет исследователь, «язычеством христиан. Речь идет о религиозно-нравственном поведении прихожан, осуждаемом церковью как неправедное и богопротивное не потому, что они не верят в бога и отказываются повиноваться его служителям, а потому, что наряду с исповеданием христианства эти люди придерживались всякого рода суеверий и религиозно-магической практики, противоречившей учению церкви».[120]120
  Гуревич А. Я. Средневековый мир: культуры безмолвствующего большинства. М., 1990. С. 49.


[Закрыть]

Для русского духовенства эти колебания современного исследователя не были характерны, и из века в век переписывалось Слово Иоанна Златоуста о христианстве, отражавшее понимание сути сложившегося положения вещей: «Многие только слытием християне, а по житию еллини», «обычаем и делы акы поганы неверные».[121]121
  Гальковский Н. Я. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Т. 2. Харьков, 1913. С. 250; Домострой / подг. В. В. Колесов, В. В. Рождественская. СПб., 1994. С. 299–300.


[Закрыть] Какие же именно «обычаи и дела» заставляли представителей церкви беспокоиться о приверженности своих прихожан язычеству? Сведения об этом в полной мере дают связанные друг с другом памятники середины XVI в. – Стоглав и Домострой.

В Стоглаве все те народные деяния, которые в современных трудах принято называть языческими, обычно именуются «эллинством», «эллинским бесованием», «прелестью эллинской и хулой еретической», реже, но, опять же в разделе с описанием «эллинства», – «некаким древним обычаем». Речь идет прежде всего об игрищах, приуроченных ко времени рождественского, богоявленского, пасхального, троицкого и петровского циклов церковного календаря, когда «бывает отроком осквернение и девкам разстление», а также о ритуальном разжигании огня и перепрыгивании через него в первые дни каждого месяца и в Великий Четверг, освящении в церкви не имеющих отношения к культу вещей, «гласовании и воплях» при изготовлении и потреблении хмельных напитков, посещении «волхвов и обавников», вождении медведей, играх, ношении мужчинами и женщинами одежды противоположного пола, «неподобных» одеяниях, песнях, плясках, «скомрахах», козногласовании и баснословии.[122]122
  Царския вопросы и соборные ответы о многоразличных церковных чинех (Стоглав). М., 1890. С. 190–194, 382–393.


[Закрыть] При этом в 93-й главе обнаруживаем текст, указывающий на различение «эллинства» и «поганства» и для византийской действительности, так как Стоглав ссылается здесь на правила шестого Вселенского собора, возбраняющие православным христианам «к волхвом ходити… и поганских и эллинских скверных обычаев и игр… и прочих неподобных дел творити».[123]123
  Там же. С. 388–389.


[Закрыть]

Считаем важным подчеркнуть, что в Стоглаве слово «поганский» по отношению к реалиям языческого быта употребляется исключительно при ссылках на святоотеческие поучения и решения вселенских соборов, в оригинальных же фрагментах всегда применяется понятие «эллинский». Не случайно и то, что составитель исповедного вопросника второй половины XV в. посчитал нужным пояснить термин «поганый» – «погана рекше неправославна», а в покаянных текстах XVI в. он, по наблюдению М. В. Корогодиной и американской исследовательницы И. Левин, все чаще употреблялся в отношении адептов других ветвей христианства.[124]124
  Корогодина М. В. Исповедь в России в XIV–XV веках: исследования и тексты. СПб., 2006. С. 60–61,244; Левин И. Двоеверие и народная религия в истории России. М., 2004. С. 20, 98.


[Закрыть] Таким образом, наличие в памятниках двух указанных терминов обусловливалось, на наш взгляд, необходимостью разведения двух категорий людей: всех неправославных, включая некрещеных язычников, и тех, кто «только слытием християне, а по житию еллини», «обычаем и делы акы поганы неверные».[125]125
  Гапъковский Я. Я. Борьба христианства с остатками язычества… Т. 2. С. 250; Домострой. С. 299–300.


[Закрыть]

Но почему вышеописанные русские обычаи называются эллинскими, а не языческими? Впрочем, не только русские, что подтверждается летописным сообщением о посылке «в корелу» Федором Ивановичем боярина с велением «капища еллинская разорити и идолы сокрушали».[126]126
  ПСРЛ. Т. 14. М., 1965. С. 10.


[Закрыть] О. А. Черепанова объясняет это «приспособлением традиционной лексики к новейшим потребностям» борьбы с язычеством и ересями на Руси, из-за чего к XV–XVI вв. нехристианское мировоззрение стали обозначать словом «эллинство», заимствованным из раннехристианской литературы вместе с полемическими сочинениями.[127]127
  Черепанова О. А. Наблюдения над лексикой Стоглава. (Лексика, связанная с понятиями духовной и культурной жизни) // Русская историческая лексикология и лексикография. Вып. 3. Л., 1983. С. 19.


[Закрыть]

Действительно, с конца XV в. исследователи отмечают усиление интереса к византийскому культурному наследию, своеобразный псевдоклассицизм, выражавшийся не только в копировании особенностей политического устройства погибшей империи, но и, например, в архаизации орфографии, использовавшей ряд букв греческого алфавита.[128]128
  Смоленская «наказная» грамота Всероссийского митрополита Макария по рукописи прот. Александра Горского из собрания МДА № 108. (43 истории Стоглава). М., 1996. С. 26–27.


[Закрыть] Но обращается внимание и на другую тенденцию – довольно раннее стремление поставить греков ниже русских из-за складывания их культуры в основном в языческий период,[129]129
  Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Роль дуальных моделей в динамике русской культуры (до конца XVIII века // Труды по русской и славянской филологии. Вып. 28. Тарту, 1977. С. 7–8.


[Закрыть] тогда как Древняя Русь формировалась уже в христианскую эпоху. Из-за этого и понятие «эллинский», согласно наблюдениям И. И. Срезневского, могло переводиться двояко – как «языческий» либо как «греческий».[130]130
  Срезневский И. И. Словарь древнерусского языка. Т. 1. М., 1989. С. 824.


[Закрыть]

Полагаем, что в обличительной литературе подразумевались сразу оба смысла. Таким образом, авторы Стоглава и подобных ему произведений как бы вырывали рассматриваемые обычаи из контекста местной традиции, утверждая и иноконфессиональность, и иноэтничность их происхождения. Это не было внове для русских церковников, как показывает сохранившееся в списках XIV–XVII вв. Слово св. Григория «о том, како первое погани сущо языци кланялися идолом и требы им клали, то и ныне творят». Целый ряд существовавших на тот момент на Руси молений и треб языческим богам возводится здесь к эллинским, египетским и римским традициям и далее к политеистическим религиям переднеазиатских народов.[131]131
  Гальковский Н. Я. Борьба христианства с остатками язычества… Т. 2. С. 23–35.


[Закрыть]

Подобная трактовка языческой практики как неоригинальной прослеживается и в других произведениях русской церковно-учительной литературы. Она явно восходит к античному литературному наследию. Например, Татиан, упрекая эллинов в неуважении к варварам, писал: «Славнейшие из талмиссян изобрели искусство предсказывать по снам; карийцы – искусство предузнавать по звездам, фригийцы и древнейшие из исаврян – по полету птиц, кипряне – по внутренностям жертвенных животных. Астрономию изобрели вавилоняне, магию – персы, геометрию – египтяне, письмена – финикияне. Поэтому перестаньте называть своим изобретением то, что переняли от других».[132]132
  Цит. по: Петров А. В. Феномен теургии: Взаимодействие языческой философии и религиозной практики в эллинистическо-римский период. СПб., 2003. С. 94.


[Закрыть] Но если латинский ритор пытался этим приемом возвысить варваров, то византийские книжники использовали его для осуждения подражающих варварам христиан, когда в толкованиях на решения церковных соборов утверждали, что празднование русалий появилось как результат следования дурному обычаю чужих стран.[133]133
  Вин Ю. Я. Синтез византийской и славянской социокультурной традиции в среде сельского населения Византии конца XII–XIV в. // Славяне и их соседи. Вып. 11. Славянский мир между Римом и Константинополем. М., 2004. С. 149.


[Закрыть] Русские же авторы таким способом пытались показать чуждость древних обычаев православной Руси.

Вместе с тем добавление составителями наших памятников слов «прелесть», «бесование», «соблазн» указывает на стремление включить обозначаемые ими явления в круг христианских представлений. Не случайно в переводах учений отцов церкви, помещенных в Измарагде и активно цитируемых как Стоглавом, так и Домостроем, изобретение языческих деяний приписывается Сатане. Подобное смещение акцентов, вероятно, с точки зрения борцов за чистоту веры, должно было привести к изменению ценностного восприятия многовековых традиций. Они лишались своей этнической окраски, а значит, и статуса утвержденного предками образца поведения. По крайней мере, в глазах представителей тех сословий, для которых христианство уже стало основой мировоззрения и для которых, собственно, и создавался Домострой в том виде, в котором он дошел до нас, – в глазах грамотных горожан.

Необходимо обратить внимание на то, что составители Домостроя также нигде прямо не объявляют своих соотечественников язычниками. Они лишь дают перечисление деяний, представляющих собою, по словам Стоглава, «последование поганским и эллинским обычаям».[134]134
  Царския вопросы… С. 387.


[Закрыть] Среди подобных деяний, называемых в Домострое «бесовскими», «богомерзкими», «неправедными», находим азартные игры, травлю с собаками, птицами или медведями, «коньское уристание», скоморошество, «скаредныя речи, и блудное срамословие, и смехотворение, и всякое глумление или гусли и плесание, и плескание, и скокание и всякие игры и песни бесовские», «бубны, трубы, сопели, всяко бесовское угодие и всякое бесчиние, и бесстрашие, к сему ж чарование, и волхование, наузы, звездочетье, рафли, алнамахи, чернокнижье, воронограи, шестокрыл, стрелки громныя, топорки, усовники, дна камение, кости волшебныя, и иныя всякия козьни бесовски я или кто чародейством, и зелием, и корением, и травами на смерть или на потворьство окормляет, или бесовскими славами, и мечтаньми, и кудесом чарует на всякое зло или на прелюбодеиство…», и «бесовское врачевание» при посредничестве чародеев, кудесников, волхвов, зелейников.[135]135
  Домострой. С 13–15, 37, 93, 101–102.


[Закрыть]

Все вышеперечисленное не связывается Домостроем с какими бы то ни было конкретными ситуациями – данные деяния являются бесовскими при любых обстоятельствах и независимо от того, кто их творит: сам ли государь или его дети, его слуги, его христиане.[136]136
  Там же. С. 37.


[Закрыть]

Можно заметить, что перечень «эллинских прелестей» в Домострое отличается по своему составу и форме подачи от предыдущего памятника. Здесь мы не найдем тех ярких картин языческой практики, которые рисует перед глазами духовенства Стоглав. В документах собора акцент делается на наиболее вопиющих массовых проявлениях языческого культа, которые «мнози от неразумея простая чадь православных христиан во градех и в селех творят» и от которых необходимо избавиться в первую очередь, чтобы ликвидировать возможность воспроизведения нежелательной традиции в новых поколениях народа. Смущать же красочными образами русалий и игрищ умы тянувшихся к церкви, но не слишком сведущих в делах религии прихожан было бы ошибкой. Поэтому в предназначенном для них Домострое перечень «эллинских бесований» приобрел более обобщенный характер, будучи при этом дополнен рядом отсутствовавших в соборных постановлениях деталей, вроде использования в быту наузов, стрелок громных или бесовских зелий, о языческом происхождении которых люди обычно не задумывались.

Целью составителей руководства было сориентировать своих читателей так, чтобы они самостоятельно могли узреть действия, способные привести к уклонению от правой веры и лишению Божьего благословения. Вместе с тем адресатам этих поучений настоятельно рекомендовалось иметь семейного духовного отца, который мог бы вовремя наставить своих детей на путь истинный и предотвратить их от возврата к отвергнутым церковью обычаям или от впадения в ересь. Ведь грань между этими бедами была очень тонка.

Не случайно чтение книг, названных на церковном соборе в числе отреченных еретических, Домострой поместил в один ряд с «эллинскими» кознями.[137]137
  Царския вопросы… С. 188–190.


[Закрыть] Да и в самом Стоглаве оно оказалось среди статей, посвященных реалиям языческого быта. Дело в том, что по этим книгам, содержавшим в основном астрологические данные, судили о будущем. Знание же благоприятных и неблагоприятных дней и часов, осуждавшееся церковью как суеверие, позволяло приурочить начало того или иного дела к наиболее подходящему моменту и обставить его проведение так, чтобы можно было избежать нежелательных последствий, в частности, используя магические средства. Суеверия и магия были связаны между собой самым тесным образом.

Суеверия и магия

Хорошей иллюстрацией тезиса о связи магии с суевериями, в том числе поддерживаемыми запретными книгами, может послужить 17-й вопрос 41-й главы Стоглава, где сообщается о практике астрологических расчетов для обеспечения победы в судебных поединках. Соперничающие стороны «и во аристотелевы врата, и в рафли смотрят и по звездам и по планитам гадают, и смотрят дней и часов», а также творят «эллинское и бесовское чародеяние».[138]138
  Там же. С. 181–183.


[Закрыть]

Судебные поединки сами по себе противоречили христианским законам, основанным на идее любви к ближнему. Именно поэтому митрополит Даниил предписывал отказывать в святом причастии бившимся на поле независимо от исхода сражения.[139]139
  Преображенский И. Нравственное состояние русского общества в XVI в. по сочинениям Максима Грека и современным ему памятникам. М., 1881. С. 99, примем. 1.


[Закрыть] А его современник Максим Грек писал о необходимости выявлять правых и виноватых посредством свидетельских показаний, а не битвы.[140]140
  Максим Грек. Соч. Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1910. Ч. 1. С. 128.


[Закрыть]

По мнению И. Беляева и В. Бочкарева, вопросы собору 1551 г. об увлечении астрологией и волхованием при судебных поединках были вызваны как раз проповедями Максима Грека на эту тему.[141]141
  Бочкарев В. Н. Стоглав и история собора 1551 г. Историко-канонический очерк. Юхнов, 1906. С. 63.


[Закрыть]

По замечанию В. Бочкарева, на Западе судебные поединки в первой половине XVI в. почти совсем прекратились. Стоглав же не решился отменить их совсем, но запретил сражающимся прибегать к волшебству, а властям – назначать поле духовным лицам.[142]142
  Там же. С. 64.


[Закрыть] Изучение покаянных текстов показывает, что, хотя в конце XVI – начале XVII в. и поединки мирян рассматривались русской церковью как греховные, это не мешало не только мужчинам, но и женщинам решать имущественные споры «на поле».[143]143
  Корогодина М. В. Исповедь в России в XIV–XV веках… С. 422, 437, 473,


[Закрыть]

Видимо, здесь сказалась неготовность русского общества к основательной правовой реформе, что было связано с выявленным А. Я. Гуревичем особым пониманием истины в средневековом праве: «Клятвам, ритуалам, ордалиям и поединкам верили больше, чем каким-либо вещественным доказательствам и уликам, ибо полагали, что в присяге открывается истина, и торжественный акт не может быть выполнен вопреки воле бога».[144]144
  Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1972. С. 159.


[Закрыть] Но использование при поединках магических средств не могло быть оставлено безнаказанным, так как претендовало на возможность влияния на исход дела даже в пользу виновного и подвергало сомнению всевластие христианского Бога.

К тем же результатам приводило и нарецание добрыми или злыми дней и часов, отмечаемое не только приведенной статьей Стоглава, но и покаянными вопросами.[145]145
  Памятники отреченной русской литературы. Т. 2. М., 1863. С. 301–302.


[Закрыть] По наблюдению Л. Н. Виноградовой, временные параметры являются наиболее важными в народных представлениях об опасности, так как любое дело, совершенное во внеурочное время, может привести к необратимым последствиям.[146]146
  Виноградова Л. Н. Социорегулятивная функция суеверных рассказов о нарушителях запретов и обычаев // Славянский и балканский фольклор: семантика и прагматика текста. М., 2006. С. 225.


[Закрыть] С христианской же точки зрения время есть творение Бога и не может нести в себе негативного начала. Поэтому придание положительных или отрицательных характеристик отдельным его составляющим считалось суеверием, способным породить ересь вроде той, которую распространяли упомянутые в 21-м вопросе соборных постановлений лживые пророки, требовавшие «в среду и в пятницу ручнаго дела не делати, и женам не ткати ни прясти, и платиа не мыти, и каменья не розжжигати».[147]147
  Царския вопросы… С. 185–187.


[Закрыть]

Максим Грек.

Миниатюра из рукописи XVII в.

По мнению В. В. Иванова и В. Н. Топорова, эта проповедь выросла из языческого почитания нечетных дней недели, имевших женский род и посвященных мифическим женским существам, функции которых после крещения приняли на себя православные святые – Параскева-Пятница и Анастасия, от имени которых вводился запрет.[148]148
  Иванов В. В., Топоров В. Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы. (Древний период). М., 1965. С. 20, примеч. 36, 90.


[Закрыть] Однако, по некоторым народным поверьям, непригодным для ручного труда был и понедельник,[149]149
  Историко-этнографические очерки Псковского края. Псков, 1999. С. 92.


[Закрыть] не имеющий отношения к женскому роду и связанный с остальными заветными днями только своей нечетностью, которая, видимо и определяла его сакральность и несчастливость для активной трудовой деятельности.

Кроме того, сам по себе запрет на работу по средам и пятницам хотя и противоречил официальным церковным установлениям,[150]150
  См., напр., окружную грамоту патриарха Иеремии 1589 г.: АЗР. Т. 4. СПб., 1851. № 22. С. 29–30.


[Закрыть] но не выходил за рамки христианского круга символов. Он покоился на текстах новозаветных апокрифов, таких как «Хождение Богородицы по мукам», «Епистолия о неделе», «Сказание о 12 пятницах», где предписывалось особо почитать постом и молитвой неделю (славянское название воскресенья), среду и пятницу – «теми бо треми дньми земля стоит».[151]151
  Памятники отреченной русской литературы. Т. 2. М., 1863. С. 316, 323–335; Мильков В. В. Осмысление истории в Древней Руси. М., 1997. С. 157, примеч. 112; Почитание среды и пятницы в древнем русском народе // Православный собеседник. 1859. Ч. 1.С. 194–195.


[Закрыть] Осквернение заветных дней обыденной деятельностью рассматривалось как грех, караемый, по крайней мере, неудачным результатом труда. Поэтому не только в Московском княжестве, но и в Западной Руси крестьяне сговаривались об установлении заповеди на черную работу по воскресеньям и пятницам, как это произошло в 1590 г. с жителями Товренской области.[152]152
  Акты юридические или собрание форм старинного делопроизводства. СПб., 1838. № 358. С. 383.


[Закрыть]

Вместе с тем признанное духовенством празднование воскресенья, о котором молчит наш памятник, соблюдалось, видимо, не всегда, на что намекает вопрос из современного описываемым событиям требника новгородской Софии: «Или в неделю хлебы пекла».[153]153
  Алмазов А. Тайная исповедь. Т. 3. М., 1995. С. 167.


[Закрыть] Да и в этнографическом прошлом селяне зачастую игнорировали воскресный отдых, хотя очень трепетно относились к обетным и великим пятницам.[154]154
  Калинский И. П. Церковно-народный месяцеслов на Руси. СПб., 1877. С. 47


[Закрыть] Так что проповедь лжепророков покоилась на более древних основаниях, чем христианские споры о форме проведения поста в среду и пятницу, и может в одинаковой мере считаться порождением христианских и языческих представлений о святости тех или иных дней.

Не меньшим суеверием, чем учет благоприятного времени, считалась и констатируемая требниками вера «в устрячу и в ворожею», «и в чех и в полаз, или в сон», «или в птичеи граи», «и во всяко животно рыкание».[155]155
  Алмазов А. Тайная исповедь… Т. 3. С. 160–161, 167; Корогодина М. В. Исповедь в России в XIV–XV веках… С. 418, 420, 433, 434, 438, 460, 462, 463, 466–468, 470, 514, 520; Памятники отреченной русской литературы. Т. 2. С. 301.


[Закрыть] Что привиделось человеку во сне, сколько раз он чихнул, кого встретил по дороге, кто первым зашел (совершил «полаз») в его дом, где и когда прокричала птица – по всем этим признакам гадали о будущем, что хорошо известно и из этнографических материалов. Перечисленные вопросы включались как в женские, так и в мужские требники и предназначались не только простым мирянам, но и вельможам и инокиням. Поэтому нельзя признать обоснованным предположение В. Й. Мансикки, будто в период составления единственного списка памятника «Слово учительно наказует о веровавших в стречю и чех» (XVI–XVII вв.), и вера в «чех и грай» уже не была актуальна, но отмечалась книжником по традиции.[156]156
  Мансикка В. Й. Религия восточных славян. М., 2005. С. 171.


[Закрыть]

В мужской части требников с середины XV в. как дополнительный грех рассматривается толкование снов (наряду с верой в них),[157]157
  Корогодина М. В. Исповедь в России в XIV–XV веках… С. 416, 441.


[Закрыть]а в середине XVI в. появляются вопросы об участии в других видах гаданий и заклинаний, например: «В стречю, или в ворожбу не кобиши ли, или птица гада обавая?».[158]158
  Там же. С. 430–431.


[Закрыть] Умение толковать приметы не случайно отмечено исповедными текстами для мужчин. Оно могло рассматриваться как средство дохода, о чем свидетельствует вопрос из требника середины XVI в.: «На воду или на мраз закладывался еси безумием своим?»,[159]159
  Там же. С. 430.


[Закрыть] в котором речь явно идет о заключении пари о погоде. (В отличие от М. В. Корогодиной, мы не видим в подобных «закладах» ничего развлекательного,[160]160
  Там же. С. 241–242.


[Закрыть] тем более что данный вопрос соседствует с вопросом о хулении стихий, состоявшем в назывании их богами.)

К порицаемым вариантам намеренного вопрошания о грядущем посредством ворожбы Максим Грек в слове о прелести сонных мечтаний относил наблюдение за облаками, птичьим полетом, движением глаз, расположением линий на ладони, а также гадание с помощью ячменя, муки и бобов.[161]161
  Максим Грек. Соч. Ч. 2. С. 98.


[Закрыть] Отечественный блюститель нравственности не был оригинален в данном вопросе. В 117-й главе византийского аналога Домостроя – Стратегика – делается предостережение против узнавания будущего путем колдовства, веры в сны (даже божественные) и ношения на шее талисманов, представленных на Руси под названием наузов, так как все это может привести человека к духовному падению.[162]162
  Шестаков С. Византийский тип Домостроя и черты сходства его с Домостроем Сильвестра // Византийский временник. Т. 8, вып. 1/2. СПб., 1901. С. 57.


[Закрыть]

Особенно порицалась церковью вера в силу колдовства, о чем свидетельствуют исповедные вопросы о вере «в ворожю» или в волхвов[163]163
  Корогодина М. В. Исповедь в России в XIV–XV веках… С. 420, 461–463,470, 520.


[Закрыть] и более всего о хождении к волхвам и приглашении их в свой дом «чаров деяти».[164]164
  Там же. С. 465.


[Закрыть] Судя по тому, что вопрос о встрече с волхвами входит практически во все требники, вера в действенность их помощи охватывала все слои населения – мужчин, женщин, монахов, священников, вельмож, царей. С этим согласуется подкрестная запись от 15 сентября 1598 г., которой присягавшие на верность Борису Годунову обязывались «людей своих с ведовством да и со всяким лихим зельем и с кореньем не посылати».[165]165
  ААЭ. Т. 2. СПб., 1836. № 10. С. 58.


[Закрыть]

Священники пытались бороться с подобными суевериями, способствовавшими расцвету магических искусств. Но для простых людей, живших в условиях аграрного общества и находившихся в «постоянном, интенсивном взаимодействии и единстве с природой»,[166]166
  Гуревич А.Я. Средневековый мир… С. 50.


[Закрыть] существовало «особое понимание причинности, противоречившее учению о всемогуществе божьем».[167]167
  Там же. С. 344.


[Закрыть] Оно состояло в уверенности, что судьба человека находится в зависимости от природных стихий, которые следует почитать и склонять в свою пользу. Свидетельством тому может послужить упомянутое в новгородском исповедном сборнике XVI в. суеверное нежелание не давать ничего из дому «по захожени солнца», так как светило может унести с собой достаток того, что было отдано.[168]168
  Алмазов А. Тайная исповедь… Т. 3. С. 167.


[Закрыть] Это верование очень напоминает современные представления жителей Новгородчины, которые полагают, что во избежание порчи ничего нельзя давать из дому «ворожбее за пазуху» в Чистый четверг, считающийся заповедным колдунским днем.[169]169
  Мифологические рассказы и легенды Русского Севера / сост. и автор коммент. О. А. Черепанова. СПб., 1996. № 324. С. 84; № 334. С. 88.


[Закрыть]

Наличие веры в возможность забрать жизненную силу у человека или плодородие у растений и животных и направить их на свою пользу прослеживается в ряде исповедных вопросов следующего содержания: «Не порчивал ли еси кого на смерть человека или животины, или хлеба не портил ли еси? Или следу не вынимал ли еси? Сам не умеешь, и ты другу не веливал ли еси испортити кого на смерть?», «А вежьством человека ци умеешь переести? Ци умеешь ниву опустошити или скот испортити?» и др.[170]170
  Корогодина М. В. Исповедь в России в XIV–XV веках… С. 431, 458, 469, 490.


[Закрыть]

Арсенал колдовских средств для нанесения вреда людям, вплоть до смерти, был достаточно велик, о чем свидетельствует использование в одних и тех же вопросах сразу нескольких глаголов, передающих понятие порчи, – отравил, потворил, ускупил, угрызнул, переел, испортил. Весьма показательным является и вынимание следа, рассматривавшегося как нечто связанное с оставившим его человеком, а потому пригодным для наведения злых чар на его носителя.

Для опустошения нивы и сбора спорыньи из чужого хлеба в свой, согласно этнографическим данным, часто использовали залом и пережин. Обе процедуры осуществлялись ночью, обычно женщиной, которая раздевалась донага и распускала волосы, а затем пережинала чужое поле полосами крест накрест по диагонали или завязывала узлом пучок колосьев – «заламывала» его.[171]171
  Мифологические рассказы и легенды Русского Севера. № 358. С. 94, 173; Листова Г. А. Религиозно-общественная жизнь представления и практика // Русский Север: этническая история и народная культура XX века. М., 2009. С. 713.


[Закрыть] По новгородским преданиям, заломы во ржи считались очень опасными, их следовало сжигать, но ни в коем случае не срывать, чтобы не «перекорежило» самого жнеца, которому, в этом случае, пришлось бы обращаться за помощью к бабке.[172]172
  Мифологические рассказы и легенды Русского Севера. № 316–318. С. 83.


[Закрыть] В Тульской губернии узел-залом, являвшийся персонификацией колдовской силы, когда-то называли «куклой/ куколкой», что, по мнению Н. А. Криничной, может указывать на его прежнюю антропоморфность.[173]173
  Криничная Н. А. Русская мифология. Мир образов фольклора. М., 2004. С. 526.


[Закрыть] Возможно, разрывание кукол на полях в весенне-летних обрядах выражало идею разрывания таких заломов.

Что касается порчи скота, то здесь, видимо, речь идет прежде всего о магическом отбирании молока у коров, в котором нередко обвиняли ведьм и которое просматривается в вопросе требника начала XVII в.: «В чюжеи коровы молоко портила ли?».[174]174
  Корогодина М. В. Исповедь в России в XIV–XV веках… С. 483.


[Закрыть]

Не такой злокозненной, но столь же осуждаемой церковью формой взаимодействия с природой являлись разворачивавшиеся на ее лоне игрища, речь о которых пойдет в отдельной главе, а также ритуальные пиршества, «егда на молбищах еже чюдь творят неразумия человецы, в лесех, и на нивах, брашно или питие, или удавленину ядяше…».[175]175
  Серегина Н. С. Сведения о музыкальном быте средневековой Руси по чину исповедания из рукописной книги «Требник» // Скоморохи. Проблемы и перспективы изучения. (К 140-летию со дня выхода первой работы о скоморохах): сб. статей и рефератов Международного симпозиума (22–26 ноября 1994 г., С.-Петербург). СПб., 1994. С. 127–128.


[Закрыть] Суть подобных пиров состояла в провокации плодородия, так как по представлениям, характерным для языческой культуры, пища способна не только насыщать, но и воскрешать то, что поедают – зерно или зверя, а также наделять жизненной силой каждого участника распределения кулинарного символа.[176]176
  Байбурин А. К. Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. М., 1993. С. 82, 217; Пропп В. Я. Фольклор и действительность. М., 1976. С. 218; Петрухин В. Я. Погребальный культ языческой Скандинавии: автореф. дис…. канд. ист. наук. М., 1975. С. 12.


[Закрыть] Цель обряда определяла и особенности приготовления пищи, когда назначенного для поедания зверя не резали, а удушали, чтобы воспользоваться в ритуальных целях его кровью – носительницей жизни. Потребление изготовленных из крови колбас означало приобщение к жизненной силе животного, поэтому православные и принимали участие в языческих пирах на мольбищах.

Не исключено, что языческий смысл изготовления и поедания колбас к середине XVI в. осознавался уже не всеми слоями русского общества, как в XI в. не осознавали его греки.[177]177
  Лебедев А. П. Очерки внутренней истории Византийско-восточной церкви в IX, X и XI вв. СПб., 1998. С. 177–178.


[Закрыть] Но сохранение этой кулинарной традиции «по всем городом и по всем землям» Руси[178]178
  Царския вопросы… С. 71.


[Закрыть]противоречило христианским заповедям, восходившим к Ветхому Завету и требовавшим выпускать в землю кровь, отождествлявшуюся с душой. Поэтому Стоглав учинил заповедь, вошедшую во все наказные списки, «чтобы удавленых тетеревей, и утиц, и заецов удавленых в торг не возили, и православныя бы христиане удавленины… не покупали, и удавленины бы, и всякого животнаго крови не ели», ибо еще на Трулльском соборе было решено отлучать мирян, которые «кровь коего убо животнаго хитростию некакою сътворяют снедно, еже глаголють колбасы и тако кровь ядят».[179]179
  Там же. С. 380–381; Беляев И. В. Наказные списки Соборного уложения 1551 г., или Стоглава. М., 1863. С. 29; Павлов А. Еще наказной список по Стоглаву. Одесса, 1873. С. 29.


[Закрыть]

Еще более явно проступают языческие черты в традициях изготовления хмельных напитков, использовавшихся как в ритуальной практике, так и в повседневном быту. Худой номоканунец конца XVI в. предупреждал: «Несть достойно висикосного лета блюсти на сажение вина…».[180]180
  Памятники отреченной русской литературы. Т. 2. С. 302.


[Закрыть] Но в традиционных обществах создание рукотворных изделий входило в сферу сакрального знания,[181]181
  Байбурин А. К. Ритуал в традиционной культуре… С. 153.


[Закрыть] а потому люди не только учитывали особенности календаря, но и обставляли процесс виноделия целым рядом обрядов, схожих с греческими вакханалиями, на что обратили внимание участники Стоглавого собора. «…Егдаж вино точит, или егда вино в сосуды преливают, или иное кое питие сливают, гласование и вопль велий творят, неразумнии по древнему обычаю, эллиньская прелести, эллинскаго бога деониса, пьанству учителя призывают, и гласящим великим гласом квас призывают, и вкус услажают, и пьаньство величают».[182]182
  Царския вопросы… С. 389–390.


[Закрыть] Все названные действия призваны были, как гласит текст, обеспечить заквашивание напитка, имевшего продуцирующее значение – ведь брожение означает создание нового. Церковь же видела в соблюдении данных обычаев дьявольское прельщение, а потому стремилась их прекратить.

О. А. Черепанова полагает, что обряд призывания кваса не был свойствен Руси, не знавшей виноградарства, и попал в постановления церкви из зарубежных источников южного происхождения.[183]183
  Черепанова О. А. Наблюдения над лексикой Стоглава… С. 18.


[Закрыть]На наш взгляд, законодательный памятник, посвященный проблемам русской религиозной жизни, не мог включать абстрактные рассуждения о неизвестных обществу обычаях. А. А. Турилов и А. В. Чернецов пришли к выводу, что ссылку Стоглава на культ Диониса нельзя считать лишь литературной ассоциацией, не связанной с реальностью русской жизни того времени. Согласно Новгородской IV летописи, в 1358 г. новгородцы «целоваша бочек не бити». А это означает, что до середины XIV в. такой обряд в Новгороде действительно существовал.[184]184
  Турилов А. А., Чернецов А. В. О письменных источниках изучения восточнославянских народных верований и обрядов // СЭ. 1986. № 1. С. 99; ПСРЛ. Т. 4. М., 1848. С. 63.


[Закрыть] Стоглав показывает, что призывание кваса существовало и позже, хотя и без битья, которое хорошо известно в качестве акта провокации плодородия по обрядам вызывания дождя (бьют воду в колодце), свадебным (бьют молодых) и купальским (бьют землю).[185]185
  Толстой Н. И., Толстая С. М. Заметки по славянскому язычеству. Вызывание дождя у колодца // Русский фольклор. Т. 21. Поэтика русского фольклора. Л., 1981. С. 93.


[Закрыть]

Наравне с «великим гласом», возносившимся при приготовлении кваса, сохранялись и другие ритуальные действия, направленные на обеспечение высокого качества хмельных напитков и их достаток. Об этом свидетельствует автор Чудовского списка Слова св. Григория, осудивший современников, которые «пиво варяще соль сыплють в кадь, и уголь мечють… смокочють к пиву, или к меду, и се поганьская жертва, оже что прокынется, или прольеться, то они припадшее на коленех, аки пси, пиють или воду, а се поганьскы творять».[186]186
  Гальковский Н. Я. Борьба христианства с остатками язычества… Т. 2. С. 35.


[Закрыть] Соль и уголь часто использовались в качестве оберегающего средства, как будет показано ниже. Известное из вологодских говоров слово «смокотать» означает сосущие, хлюпающие движения [187]187
  Словарь русских народных говоров. Вып. 39. СПб., 2005. С. 25.


[Закрыть] и в данном контексте явно отражает призывы к пиву и меду. Последняя же фраза акцентирует внимание на почтительном отношении к пролитой жидкости, причем не только хмельной.