Текст книги "Анахрон. Книга первая"

Она перевела дыхание и снова приникла к нему щекой.

– Ну, что мы с тобой тут стоим-то? Нанялись, что ли? – растерянно сказал Сигизмунд. Взял Лантхильду за руку, повлек на спальник.

Уселись.

Она свернулась на спальнике клубочком, положила голову ему на колени. Затихла. Сигизмунд мрачно уставился в пространство. Нагнала слезливая девка на него тоски. Что, одной Лантхильде плохо, что ли? Можно подумать, ему, Сигизмунду, так уж хорошо живется.

– Ты что думаешь?.. Ты думаешь, я ЛИТМО для того кончал, чтоб тараканов травить? Хрена лысого. Знаешь, как учились? Дым шел. А планы какие были, мечталось как!.. А потом – все коту под хвост. Ты-то, небось, решила, что я тут крутой, генеральный директор, видак, блин, шмотки разные, тачка… Ты хороших тачек не видела. Мою пять минут греть надо, и то всякий раз сомневаюсь – заведется ли. Менять пора, а на какие шиши? На тараканах много не поднимешься. Не хватает у меня чего-то. Или слишком много чего-то. Промахнулся я, промазал. Жениться – и то толком не смог. А уж как все начиналось!.. Завтра вот Ярополк в гости придет. Ты думаешь, сын рвется ко мне в гости? Это Наталье куда-то сходить приспичило, а теща отказывается с ребенком сидеть. Вот она и наезжает. Мол, отец, отец… Да нет, баба-то она, в общем-то, хорошая. Только вот не сладилось у нас. Коряво пошло…

Лантхильда внимательно смотрела на Сигизмунда. Помаргивала белыми ресницами.

– Ясная ты душа, – умилился Сигизмунд. – Фотку мою порвала. Даренку. Заревновала, что ли? Ты, девка, не горюй. Говорить по-нашему толком научишься – адрес скажешь. Доставим тебя к папе-маме. Я что могу – для тебя делаю. А чего не делаю – значит, не могу.

Лантхильда проговорила что-то тихое, жалобное. Сигизмунд опустил руку, она осторожно прижалась лицом к его ладони.

За окном побухивали петарды, орали что-то приглушенные расстоянием пьяные голоса. Сигизмунду вдруг показалось, что они с Лантхильдой сидят в этой квартире, как на острове, чужие этому всенародному гульбищу, которое будет агонизировать еще недели две.

* * *

Как и было оговорено с Натальей, утром второго января Сигизмунд заехал за Ярополком на Малую Посадскую. Опоздал на пятнадцать минут. Ярополк был уже одет и, пока ждал, вспотел. Сигизмунд получил ритуальный втык от Натальи, буркнул насчет пробок, привычно обругал бездельника-губернатора.

Но Наталья не слушала, отдавала распоряжения: чтоб ребенок – на заднем сиденье… чтоб покормил – и не консервами… И чтоб не вздумал поставить мультяшки, а сам… В конце концов, не так уж часто…

Наталья была уже одета для выхода. Сигизмунда почему-то неприятно царапнуло ее новое выходное платье. Он ее в этом платье не помнил. Что-то короткое, с пышными рукавами и тяжелым парчовым лифом. Платье «для коктейля», кажется, называется.

Дома у Сигизмунда был заготовлен новенький трансформер в мятой аляповато разрисованной упаковке. Этому корейскому ублюдку предстояло закончить свою жизнь сегодня в цепких ручонках Ярополка – «трансики», попав к Моржу-младшему, как правило, не заживались на этом свете.

По дороге посаженный на заднее сиденье Ярополк взахлеб рассказывал малоинтересные подробности детсадовского житья

–бытья. Насколько понял Сигизмунд, средняя группа одержима манией кладоискательства. По общему мнению, клад закопан под урной на площадке для выгула молодняка. Ярополк в составе группы кладоискателей норовит подкопаться под урну, но мешают то морозы, то непонятливая воспитаталка.

Сигизмунд поинтересовался, из чего состоит клад. Ярополк, дивясь тупости и малоосведомленности родителя, снисходительно объяснил, что из золота, бриллиантов и… «Денди».

А кстати, неплохо бы купить ему, Ярополку, «Денди». Как насчет того, чтобы прямо сейчас купить?

– Денег нет, – сказал Сигизмунд.

– А мама говорит, ты все врешь. Мама говорит, у тебя есть. Мама говорит, ты жалеешь. Ты на бабушек спускаешь.

Сигизмунд поперхнулся.

– На кого?

– На бабушек. И дедушек, – добавил Ярополк, явно от себя.

Так. Значит, на баб я все спускаю. И на мальчиков, надо полагать. Ах ты, стерва. Не веришь. И при ребенке говоришь. Ах ты, зараза. Вот в следующем месяце фиг ты от меня что увидишь. Платья себе покупает парчовые. «Для коктейля». К подруге она идет на свадьбу, надо же. Поверили. Ага. Вот назло разорюсь, по миру пойду, ни гроша тогда от меня не увидишь. Бомжом, блин, стану. Ни одна комиссия тогда алиментов с меня не стрясет…

Выскочивший встречать кобель был приятно удивлен сюрпризом. Мало того, что хозяин пришел, так еще и новый объект для облизывания раздобыл. Припадая на брюхо и извиваясь вслед за хвостом, кобель то и дело взмахивал языком, норовя лизнуть Ярополка в лицо. Ярополк отворачивался, недовольно бурчал что-то.

– Лантхильд, забери хундса! – крикнул Сигизмунд.

Вышла Лантхильда, флегматично взяла кобеля за ошейник, утащила за собой. Кобель обреченно ехал спиной вперед, сидя на хвосте и богомольно сложив передние лапы на груди.

Ярополк засмеялся посрамлению кобеля.

Путаясь в шнурках, завязках, застежках, Сигизмунд разоблачал отпрыска. Под шубейкой имелся свитер, под свитером футболка с длинным рукавом, под футболкой – еще одна футболка.

– Что, на северный полюс она тебя собрала? – ворчал Сигизмунд. – Знала ведь, что на машине повезу… Вон, потный весь…

– Я тебя долго ждал, – сказал Ярополк. – Я вспотел. Пусти, я сам.

Гордясь умением, Ярополк расстегнул молнию на сапожках. Снял. В пакете, который Наталья всучила им с собой, нашлись ярополковы домашние тапочки. По мнению Натальи, у Сигизмунда дома очень грязно и холодно. Настоящая берлога.

– Все. Пошли, поздоровайся с тетей Лантхильдой.

Ярополк с любопытством пошел вслед за Сигизмундом. Кобель выскочил было, но Сигизмунд погрозил ему снятым с ноги тапком. Кобель сунул голову под тахту, поджав хвост, – спрятался. Сигизмунд постучал тапком по песьей спине. Пес заскреб задними лапами по полу и уполз глубже.

– Вот и сиди там, – сказал Сигизмунд.

– Здрасьте, тетя Лахида, – бойко произнес Морж-младший.

– Драастис, – отозвалась Лантхильда.

– Сын, – пояснил Сигизмунд.

Лантхильда немного подумала.

– Суннус? – повторила она.

– Йаа…

Лантхильда повернулась к Ярополку. Кивнула ему. Она держалась очень важно. Ярополк решил, что знакомство состоялось, и бесцеременно отправился в гостиную – смотреть, что ему Дед Мороз принес. Обрел «трансика». Дед Мороз ребенку не угодил. Ярополк желал «десептикона», а получил «автобота». Сигизмунд тотально не разбирался в разновидностях трансформеров, и потому ошибка была вполне объяснима.

Ярополк разорвал упаковку, тут же бросил ее, превратил робота в грузовик. Посмотрел на спальник.

– У тебя что, кровати нет?

– У меня протечка.

– А что это?

– Ну, когда с потолка течет. Пойдем, покажу.

– А это интересно?

– Кому как.

Протечка Ярополка не заинтересовала.

– А можно я с тетей Лахидой поиграю?

– Ну, это уж как она захочет…

С трансформером в руке Ярополк деловито скрылся в «светелке».

Отсутствовал он довольно долго. В «светелке» монотонно бубнили голоса. Лантхильда что-то рассказывала. Ярополк время от времени задавал вопросы. На каком языке они общаются? Сигизмунд боялся входить – чувствовал, что будет там лишним.

Посидел на кухне, покурил. Вернулся в гостиную. Постоял перед портретом деда. Заглянул в «светелку».

– Ярополк, идем кушать.

Ярополк отмахнулся от отца, как от надоедливой мухи.

– Ярополк. Мама велела, чтобы ты покушал.

На это детсадовец не отреагировал. Лантхильда только посмотрела на Сигизмунда странным взглядом, однако и она не сдвинулась с места.

Когда настало время возвращать дитђ матери, Сигизмунд решительно разлучил сладкую парочку. Ярополк воспротивился. Сигизмунд сурово сказал Лантхильде:

– Надо.

– Наадо, – сказала Ярополку Лантхильда.

Ярополк уныло поплелся к выходу и, думая, что отец не видит, показал ему язык.

На обратном пути Сигизмунд спросил отпрыска:

– О чем вы так долго разговаривали?

– Тетя Лахида столько всего знает про «трансиков»! Этого в мультах нет. Этого никто не знает.

Час от часу не легче. Лантхильда увлекается трансформерами. А самое ужасное

– что от Ярополка, что от Лантхильды связного рассказа ведь не добьешься. Недаром они общий язык нашли. Птичий, надо полагать.

– А что она тебе рассказывала?

– Ну… я не все понял… Она рисовала… Там был один трансик, ну, его убили… то есть, он ПОДЗОРВАЛСЯ… Но не совсем. У него еще блок питания работал. Он приходил и всех убивал. Ну, ему хотели отключить блок, но он не отключался. Тогда ему ноги вместо рук приставили, а руки – вместо ног. А голову оторвали и выбросили. Вот он приходит такой безголовенький – и на руках прыг, прыг…

Ярополк зашелся смехом.

Шалея от безнадежности, Сигизмунд прекратил расспросы.

Допрос Лантхильды дал немногим больше. Она ожидала, что он будет ее расспрашивать. Засуетилась, выложила перед ним рисунки.

Рисунки, сделанные в обычной девкиной манере, лаконичные и выразительные, по содержанию были таковы, что у Сигизмунда, когда он вник в содержание, мороз пошел по коже.

В принципе, это был готовый комикс. Страшок.

Некий человек, убитый, видимо, за какие-то нехорошие дела, не желал, подобно всем благонамеренным покойникам, мирно лежать в могиле, а вместо этого каждую ночь вылезал и творил разные непотребства. В основном душил. Иногда вырывал сердце. И никакие средства не могли его успокоить. Петуха на могиле зарезали – по нулям. Свиина завалили – никакого эффекта. Бомжа какого-то на потеху гадкому мертвецу хлопнули – хоть бы хны. Вылазит, подлец, и пакостит.

Но тут нашелся дошлый и небрезгливый, до странности похожий на него, Сигизмунда. Закопался в могилу, вытащил труп (труп был нарисован устрашающе подробно, с оскаленными зубами и выпавшими глазами). Отрубив у трупа руки и ноги, «Сигизмунд» меняет их местами. Затем отрезает голову и бросает ее в реку тем эпическим жестом, каким Стенька Разин имеет обыкновение кидать княжну.

На следующей картинке безголовый труп скачет на руках по дорожке, а вороны его клюют.

THE END.

Режиссер и продюсер – Стивен Спилберг. По роману Стивена Кинга. В роли трупа – Стивен Сигал.

Очень смешно.

Лантхильда сидела с горделивым видом и явно ждала, что ее похвалят.

А что, ругать ее? Все дети любят страшки.

– В общем так, Лантхильд, – сказал Сигизмунд. – Если Наталья по поводу этих дел наезжать будет – тебе отбрехиваться.

Подумав немного, Лантхильда поинтересовалась: не от Натальи ли суннус у Сигизмунда.

– Йаа. Угадала.

Лантхильда погрузилась в думы.

* * *

Досмотрев передачи и мимолетно взгрустнув о пропавшей куда-то хорошенькой девушке из «Автомига» (передача, впрочем, тоже пропала), Сигизмунд выключил телевизор и растянулся на спальнике. Собрался спать.

Лантхильда все еще бродила по квартире. Водой в ванной шумела, потом чайником на кухне брякала. Привычные успокаивающие звуки. Как быстро, оказывается, можно привыкнуть! Еще месяц назад спроси Сигизмунда – успокаивало бы его, что по квартире кто-то шляется? И самое смешное, что не просто лялька какая-нибудь – а невесть кто. Ходячая белобрысая тайна. Куда ни ткни – все в девке странно. Ведь ничему объяснения как не было, так и нет. Впору самому в Хальвдана-селедочника уверовать.

А что, если он, Сигизмунд, рехнулся? Вопрос, конечно, интересный… Любопытно, может человек сам выяснить – рехнулся он или не рехнулся?

Затем мысли переползли на привычную тему: деньги. Опять кончились. Однако ни волнения, ни интереса эта тема не вызвала.

От денег сонный ум закономерно перебрался к Наталье и ее парчовому платью «для коктейлей». Но похождения бывшей благоверной не способны были взволновать погружающийся в дремоту мозг. Сигизмунд заснул…

Спал он, видимо, недолго. Пробудился оттого, что дверь в комнату приоткрылась. На полу нарисовалась желтая полоска света, протянувшаяся от порога к спальнику.

Сигизмунд приподнялся на локте. На пороге маячила Лантхильда, с головой закутанная во что-то белое.

Стояла неподвижно и совершенно безмолвно.

– Что, не спится? – спросил ее Сигизмунд.

Она не ответила.

– Ну, что ты? Приснилось что-то страшное?

Фигура не пошевелилась.

Кобель, лежавший в ногах спальника, поднял голову и приветственно застучал хвостом.

У Сигизмунда вдруг сердце екнуло: может, и впрямь что-то стряслось?

Встал, покинул заботливо свитое, нагретое гнездо. Подошел к ней. Она была закутана с головой в пододеяльник. Время от времени нервно вздрагивала.

– Ты чего? – испуганно спросил он.

Кобель уже замер, припав на передние лапы и задрав хвост – наладился играть. Только его не хватало. Сигизмунд молча ухватил пса за ошейник и выставил из комнаты. Закрыл дверь.

За окном бледно светилось розоватое зимнее небо. Господи, сколько времени хоть?

Лантхильда стояла белым призраком. Сигизмунд обошел вокруг. Заглянул в лицо, приподняв край пододеяльника. Глаза девки были крепко зажмурены. Уж не лунатизмом ли она страдает?

Он встряхнул ее за плечи.

– Лантхильд, ты спишь? Лантхильд!..

– Йаа… – прошептала девка.

Так.

– Ты чего? Что с тобой? Иди-ка сюда. А то простудишься. Опять придется рыжего вызывать, он тебя мучить будет…

– Йаа… – невпопад повторила Лантхильда.

Он взял ее за руку и потащил к спальнику. Она сделала несколько шагов, спотыкаясь и путаясь в пододеяльнике. Рука у нее была как ледышка.

– Садись.

Лантхильда плюхнулась, плотнее натянула на себя пододеяльник, закрыв лицо.

Сигизмунд в очередной раз почувствовал себя полным дураком.

Лантхильда сидела очень прямая, будто аршин проглотила. Потом начала трястись. Зубами постукивала.

Сигизмунду это в конце концов надоело. Он набросил на нее свое одеяло, закутал хорошенько. Лантхильда продолжала сидеть, вытянувшись. Сигизмунд мягко понудил ее принять горизонтальное положение. Подсунул ей под голову свою подушку.

Она лежала, все так же закрыв лицо. Нелепое созданье.

Надо бы перекурить.

Сидя на кухне, Сигизмунд пускал дым и думал о том, что могло так сильно напугать Лантхильду. Что-то, что находится в квартире? Или за окном? А может, приснилось? Скорее всего, приснилось. В противном случае кобель, который свято придерживался доктрины «лучше перелаять, чем недогавкать», поднял бы шум.

А коли приснилось… Что-то темное в лантхильдиной жизни не дает ей покоя. То темное, что лежит между ее таежным бытием и нынешним. То, на что пока нет ответа.

Заглянул в «светелку». Там ничего подозрительного не обнаружил. Постель, вещи. Лунница висела в шкафу – специально проверил.

Вернулся в комнату. Там ничего не изменилось. Нет, изменилось. Лантхильда высунула лицо и смотрела на Сигизмунда. В темноте поблескивали ее очень светлые глаза.

Ладно. Не сидеть же рядом с ней всю ночь. Боится спать одна – пусть спит здесь. Он растянулся на спальнике и выдернул из-под Лантхильды край одеяла.

Укрылся, улегся, повернувшись к ней спиной.

Лантхильда сзади звучно всхлипнула.

– Ну, что с тобой?

Она вскочила и, путаясь в дурацком своем пододеяльнике, бросилась бежать из комнаты. Громко хлопнула дверь.

Блин!..

Сигизмунд сорвался со спальника, метнулся следом.

– Лантхильд! Стой!..

В «светелке» было темно. Сигизмунд, не глядя, хлопнул ладонью по выключателю. Вспыхнувшим светом хлестнуло по глазам, как веткой.

Лантхильда лежала на тахте, носом в стенку. Безмолвствовала.

Сигизмунд помялся. Потоптался на месте. Выключил свет. Осторожно присел рядом с тахтой, на полу. Откинул голову назад.

– Хири ут, Сигисмундс, – тихо сказала Лантхильда.

– Никуда я не пойду. В конце концов я тут хозяин. Могу делать, что захочу. Вот буду тут сидеть на полу. Простужусь. Заполучу пневмонию. Околею. Потом смердеть начну. Поняла? Андэстенд? Ферштеен?

Она молчала. Не шевелилась. Лежала, как убитая.

Он перестал говорить. Было очень тихо. Слышно было, как вода в батареях бродит. Потом он разобрал, как Лантхильда всхлипывает.

Человеку страшно, одиноко, а он тут сидит кобенится. Опять до слез довел. А она ведь маленькая совсем, едва ли двадцать ей, а то и восемнадцати, может, нет… Еще от матери не остыла. Защитника ей, друга…

…растлителя несовершеннолетних…

– Слышь, Лантхильд! Я вот что думаю… А пошло все на хрен! Давай поженимся!

Выпалил – и сам растерялся. Не ожидал.

Она не поняла. Никак не отреагировала.

…Остановись, Борисыч! Не поняла же…

…Ну да, да, я неудачник. И семейная жизнь у меня не задалась, и на работе тоже. Ни с кем совладать не смог, ни с бабой, ни с тараканами… Но могу ведь девочке этой обездоленной взять и подарить – Великий Город, белые ночи, Эрмитаж, имперский дух, мороженое «Валио» – уж на это-то денег пока хватает…

– Лантхильд! – настойчивее повторил Сигизмунд. Как это по-таежному будет?.. И выдавил: – Зу… квино, ик им… манна. Манна, вэр йах микила Сигисмундс!

Она шевельнулась.

– Квино, поняла? Жено, жино, жинка, в конце концов! Поняла? А ик – твой манна, поняла? Зу ис миино квино, йа? You will be my квино, yes?

Она повернулась к нему. Глядела в темноте. И ничего не говорила. Когда Сигизмунд уже решил, что она ничего не поняла и собрался было повторить в четвертый раз, она вдруг тихо произнесла:

– Йа…

Он поднялся с пола, пересел на тахту. Лантхильда снова замерла.

Сигизмунд медленно прилег рядом.

– Нэй охтис, Лантхильд.

Совсем рядом было ее лицо. Незнакомое. Чужое. Ничего ведь о человеке не ведомо, ничего!..

Она все так же пристально глядела на него и молчала. Он почувствовал, что она снова начала дрожать.

Он протянул к ней руку. Она скользнула под руку, прижалась. Она была совсем голенькая под пододеяльником.

Лантхильда вдруг провела пальцем по его лицу. Осторожно-осторожно.

Он замер.

Она провела на его лице вторую незримую линию, задевая его губы.

Он поймал губами ее палец и тут же выпустил.

Она перестала дрожать. Сразу расслабилась. Сигизмунд наклонился над ней и нежно поцеловал. Рот у нее был свежий и удивительно сладкий – губы некурящей, непьющей, очень молоденькой девушки.

Лантхильда вздрогнула. Он прошептал ей в ухо: «Тише, тише…» и тут же коснулся губами уха.

Он боялся ее спугнуть. Прикасался к ней так бережно, будто она была бабочкой, которой ни в коем случае нельзя повредить пыльцу.

Медленно запустил руку под пододеяльник. Она вцепилась было в края, но тут же выпустила. Провел рукой по маленьким грудям, ощутил под ладонью прохладные соски. Сердце у нее билось учащенно. Все-таки боится. Отважная маленькая Лантхильда. Пришла ночью к чужому взрослому дяде.

Ну зачем мне это? Что, своих баб нет? Зачем еще эта девочка? Жениться обещал… Жених…

В ее доверии было что-то невыразимо трогательное. Он даже не подозревал, что кто-то может так доверчиво к нему отнестись. И до последнего момента делал все, чтобы это доверие не разрушить…

Глава одиннадцатая

Сигизмунд проснулся поздно. Было уже светло. Лантхильды рядом не было, пододеяльника – тоже. Не сразу сообразил спросонья, что лежит в «светелке», а сообразив, вдруг затревожился: все ли хорошо. Но тут же услышал, как Лантхильда возится на кухне. Гремит какими-то сковородками, заунывно распевая.

Можно начинать новый день. Он оделся, вышел. На двери победно красовался пододеяльник с безобразным кровавым пятном. У Сигизмунда запылали уши. С деревенской непосредственностью девка оповестила о своем торжестве.

На кухне Лантхильда сияла, как медный грош. Волосы, гляди ты, заплела по-новому: вокруг девкиных ушей покачивались две богатые «баранки». Обычай, видать. Бабой себя теперь считает.

При виде Лантхильды Сигизмунд расплылся в глупой улыбке. Подошел, поцеловал. Она бойко затараторила, что-то рассказывая – видно, досконально разъясняя, что именно собирается готовить на завтрак.

Сигизмунд уселся за стол, стал смотреть, как Лантхильда возится. Она поставила перед ним на стол тарелку с кашей, сама села напротив – принялась смотреть, как он ест.

– А ты? – спросил он.

Она помотала головой, улыбаясь. Смотрела влюбленно.

Сигизмунд вдруг почувствовал, насколько легче ему стало общаться с Лантхильдой. Как будто ушло то темное, что он загонял внутрь себя, прятал.

После завтрака слушал, как Лантхильда в гостиной тарахтит по озо – рассказывает неведомым слушателям о случившемся. Доскональный отчет дает. Эх, понимать бы еще, что она там про него рассказывает!

Лантхильда положила, наконец, трубку, и тут же требовательно зазвонил телефон. Удивительно, как по звонку можно догадаться, кто звонит. С дурным предчувствием Сигизмунд снял трубку. Предчувствия немедленно оправдались.

– Что это у тебя вечно занято? – спросила Наталья. – Я уже сорок минут дозвониться не могу.

– Мое озо открыто для мира, – сострил Сигизмунд. Ему хотелось что-нибудь откаблучить эдакое.

Наталья никак не отреагировала.

– Ты можешь хоть раз в жизни сделать что-нибудь нормально? Ты прямо как маленький! О чем ты только думаешь? Что там твоя лахудра с Ярополком сделала?

– А что она с ним сделала? – удивился Сигизмунд.

– Да уж тебе видней, что. Науськал свою полоумную шведку. Нарочно, да? Чтобы больше с сыном сидеть не просили? Не так уж часто тебя и просят… У тебя-то желания общаться с ребенком нет, это понятно, ты вообще не отец…

– А кто? – удивился Сигизмунд.

– Ты кобель. И имя тебе кобель. А касательно остального – не строй иллюзий. Из-за тебя, идиота, Ярополк полночи уснуть не мог. Сам-то, небось, дрых, как скотина.

– А чего он уснуть-то не мог?

– Что она ему наговорила?

– Сказку рассказывала… шведскую. То есть, норвежскую…

– Про трансформеров, да?

– Нет, про одного покойника… – брякнул Сигизмунд. – Короче, про викингов. Историческое. Я, впрочем, толком не понял. Она по-норвежски тарахтела.

– Ты не понял, а Ярополк, значит, понял? Он что, по-твоему, полиглот?

– Слушай, – сказал Сигизмунд, – у тебя есть уникальный шанс во всем разобраться и задать все вопросы. – Он повернулся к девке и громко сказал, протягивая ей трубку: – Лантхильд, тебя.

Та взяла трубку. Послушала. Слышно было, как Наталья там разоряется. «Лицемерка!.. Втерлась в доверие!.. Думаешь, не раскусили!..»

Идентифицировав голос, Лантхильда визгливо понесла. Мелькали знакомые слова: «двало», «срэхва»… Как понял Сигизмунд, Лантхильда Наталью даже не слушала. Она вела диалог одна. Ее речь состояла из потенциальных реплик Натальи и достойных ответов самой Лантхильды. А Наталья, не слушая, видимо, орала свое. Наконец, она бросила трубку. Лантхильда покричала немного в пустое озо и тоже положила трубку. Пожала плечами, подняла на Сигизмунда глаза и застенчиво улыбнулась.

Сигизмунд набрал номер Натальи и иезуитски сказал:

– Слушай, Наталья, ну что мы с тобой как кошка с собакой. Даже поговорить нормально не можем.

В трубке тяжко молчали. Потом пошли короткие гудки.

* * *

События минувшей ночи взволновали Сигизмунда сильнее, чем он мог предполагать. Он был счастлив, растерян, смятен. Неожиданно он ощутил острую потребность побыть в одиночестве. Чтобы успело осесть все то, что поднялось вдруг со дна души.

Он включил Лантхильде телевизор – там нескончаемой чередой шли мультфильмы

– поцеловал ее в макушку. Взяв кобеля на поводок, вышел из дома.

Его встретил удивительно светлый, мягкий белый день. Двор утопал в мягком снегу. В белесом зимнем небе как-то особенно празднично светились золотые купола и кресты Спаса-на-крови и Казанского собора.

Деревья чернели под снегом. Наглый «фордяра», перегородивший двор, превратился в сугроб: сверху наросла здоровенная шапка, стекла все были залеплены.

Сигизмунд и пес долго бродили вдоль канала. Праздничный город дремал, опившись и объевшись. В сугробы вмерзли горла пустых бутылок. Лед канала был усеян картонными трубками от петард, сигаретными пачками, банками из-под пива и лонг-дринков.

Несмотря на загаженность, Петербург был по-прежнему холоден и спесив. Хотелось грезить, слагать стихи, убивать процентщицу – всего разом.

Как неожиданно все обернулось!.. А неожиданно ли? Да ерунда. Все к тому и шло. Чуть ли не с первого дня шло.

…Будь американское кино с большой голливудской соплей, сразу бы раскусил, что преподносят ему «love

–story». На лицензионной кассете. Какой-нибудь безмозглый ковбой в шляпе, индианка из Трясины Утопшего Бизона (ха-ха), зрители уже давно все поняли, один только ковбой – в силу врожденной безмозглости – еще ничего не понял… Уже до индианки дошло, а ковбой все еще на лошади скачет – сублимирует.

Хорошо. В американском кино все просто. Индианка стремительно натурализируется. А в этой стране Трех Толстяков? Паспорт, страховой полис, работа, в конце концов. Конечно, времена железного тирана миновали. Без паспорта не сажают. Но не лечат и работу фиг найдешь. Теперь все умные.

Нет, работу можно найти. Говенную, но можно. Главное – платить будут гроши. Да и те из глотки вырывать надо.

И квартиру можно найти. За деньги все можно. Только где их взять, эти деньги?

…Да, за деньги все можно. В том числе и паспорт. Пусть будет русская откуда-нибудь из Чечни. Из какого-нибудь стертого с лица земли села. Пусть разбираются.

Нет, все-таки есть плюсы и у Трех Толстяков. Не будут Толстяки разбираться. По барабану им сие. В том числе – и почему русская по-русски не говорит.

Жениться. Прописку сделать настоящую. Вообще все потом делать только настоящее.

Интересно, сколько стоит сейчас паспорт? Надо бы справки навести. Осторожненько.

Сигизмунд вдруг остановился посреди улицы. О чем я думаю, а? Я это что, всерьез?

На ум полезли какие-то старушечьи прибаутки, вроде: жена не рукавица, за пояс не заткнешь. Хорошо, с Натальей можно было развестись. Наталья и сама не пропадет. А эта…

В конце концов, понял вдруг Сигизмунд, даже если бы они с Лантхильдой и не переспали – все равно рано или поздно ему пришлось бы на ней жениться. В этом ее единственное спасение. С точки зрения социальной адаптированности Лантхильда представляет собой полный ноль.

Поэтому паспорт ей добывать придется. Чтобы без единого документа в этой стране существовать – уметь надо вертеться в абсурдных реалиях постперестроечного времени.

Но с этим нельзя торопиться. Надо все сделать очень по-умному. Как многие и многие, вскормленные молоком Советской Родины-матери, Сигизмунд умел извлекать пользу из присущего Любезному Отечеству идиотизма. Страна бомбит собственные города. По сути дела, жрет сама себя. Как унтер-офицерская вдова. В страшной гигантской бюрократической машине всегда есть маленькая уютная ниша для отдельно взятого человека.

А поскольку чиновники, как правило, плохо разбираются в том, что плодят, всегда можно подсунуть им трудно проверяемую залепуху.

Типа обрусевшей исландки из разбомбленного федеральными силами чеченского аула… «Поможите, мы люди нездешние, живем на вокзале…» А откуда в ауле исландка? Старейшина – он знал. Но старейшины нет. Он при бомбежке погиб. И все погибли.

Может, в горкоме знали когда-то. Но горком тоже погиб при бомбежке.

И мечеть погибла. И вообще все погибло.

А что она исландка в ауле знал только ее отец, потому что она в парандже ходила. Но отец тоже погиб.

А в остальном, господа, – к наркому Ежову. Он переселял.

…Ну хорошо. Трех Толстяков с помощью аллаха нагреем. А ему самому, Сигизмунду, это все зачем?

До чего извращенная скотина человек. Понять того не может, чего хочет. Как охотно запутывает ясное, явное превращает в тайное. И сам потом в собственной мути барахтается. К психотерапевтам бегает. А тем тоже надо зарплату получать.

Подумав о психотерапевтах, Сигизмунд вдруг остро ощутил, что начинает раздваиваться. В принципе, он давно уже раздвоился. И этот второй, недавно народившийся, Сигизмунд-спятивший постоянно одерживает верх над Сигизмундом-разумным. Именно Сигизмунд-спятивший приволок Лантхильду в квартиру. Потом Сигизмунд-разумный попытался ее выставить. И уже почти было преуспел. Но в последнюю секунду Сигизмунд-спятивший все испортил.

Кто, спрашивается, уговаривал Лантхильду выйти за него замуж? Сигизмунд-разумный? Сигизмунд-разумный живет в разводе с законной половиной и ритуально говнится с нею в день получки.

И еще любопытное открытие сделал Сигизмунд, размышляя. «Морена» – это сфера деятельности Сигизмунда-разумного. Тот источник, откуда Сигизмунд-обобщенный (Сигизмунд-диалектический) получает средства к существованию. Почему-то в этой сфере он добивается значительно меньших успехов… Да и вообще, Сигизмунду-спятившему на все это наплевать. Скоро лапти сплетет и в тайгу отправится. К новой родне. С визитом. На файф-о-клок.

Интересно, почему так получается, что с Лантхильдой инородной легко, а с той же Натальей – в одном институте учились, в одном городе выросли, одним диаматом вскормлены-вспоены – не отношения, а катастрофа. И ведь баба не плохая. А вместе жить не получается.

А вот с Лантхильдой получается. Почему?..

Лучше не думать, почему. Есть – и все. Есть – и радуйся, что такой подарок получил.

Ну вот и все. Слово сказано. Подарок это от судьбы. Вероятно, ничем таким не заслуженный. Просто случайно вытащил счастливый билет и…

…И буду беречь. А умствовать нечего.

…И все же, почему сам не пришел к ней, ничего не стал делать? Не пускало что-то. Хранило девку. Обидеть боялся? Может, и боялся… Атмосферу, какая в доме в последний месяц установилась, нарушить боялся. Очень. Давно ему дома не было так тепло и уютно. И сломать все это ничего не стоило.

Да ведь и в самом деле, есть при этой девке что-то такое, вроде ангела-хранителя, что ли. Из тайги дотопала и никто не тронул. Золото на себе несла. И никто не покусился. А ведь ночевала где-то. Ела что-то. Что ж она, шла пешком, таилась да воровала?

Стоп. Не разобраться сейчас в лантхильдиных тайнах. Придет время – сама расскажет. Языку надо ее учить. Сегодня же и начнем. Сядем рядом, поставим кассету и…

И снова хлынули воспоминания, вплоть до ощущения ее юного тела под руками.

Он повернул к дому.

* * *

Потянулись долгие тягучие дни. Никто не приходил, никто не звонил. Гостиная, которая долгое время стояла необитаемой, неожиданно сделалась самой жилой комнатой в квартире. В этом тоже была новизна.

Они ничем не занимались. Готовили еду, потом ели. Пили кофе. Гуляли с собакой. Смотрели телевизор.

В один из дней Сигизмунд настоял на просмотре учебных видеокассет. Лантхильда поначалу воспротивилась. Ей мультиков хотелось. Но Сигизмунд сел рядом, обняв ее.

Добытый Генкой курс был тот еще. Крутое лепилово. Завязка ломового сюжета была незамысловатой: три друга-студента из Америки, а именно – белый, негр и девушка-пуэрториканка по имени Мария, отправились в далекую Россию к своему русскому другу Михаилу. Михаил был не просто русский, а новый русский. При красном пиджаке и радиотелефоне, хвост трубой, пальцы веером, сопли пузырями.

Дальнейшее напоминало мутную пародию на «Приключения мистера Веста в стране большевиков».

В этом старом фильме мистер Вест сразу попадает в руки криминальной группировки и только под занавес истинные большевики открывают ему настоящее, прекрасное лицо молодой Страны Советов.