Текст книги "Война с журавлями"

Глава 7
Красавица и чудовище

Оставшись втроём с Алей и Яной Лаврентьевной, Лиза заскучала и засмотрелась в зеркало, словно пытаясь разглядеть в нём образ своего жениха, уже успевшего уехать от неё на много десятков километров.

– Как там сейчас Олежек?.. – вздохнула Лиза.

Жена профессора подошла к ней сзади и обняла за плечи:

– Да ты не переживай! Травма пустячная, от такой ещё никто не умирал. A чем сидеть в четырёх стенах, давай лучше прогуляемся! Глядишь, и время быстрей пролетит. Да и когда потом ещё выберемся на природу?

– Ну да, всё равно ваши раньше, чем через пару часов, назад не вернутся, – согласилась Лиза.

– Ты с нами, Аленька? – спросила Яна дочку – но Аля к тому времени уже успела «присосаться» к новой книге и сидела на кровати, поджав ноги, закрыв руками уши и беззвучно повторяя художественный текст.

– Бесполезно, Яна Лаврентьевна! – заметила Лиза. – Алевтина уже in angello cum libello уединилась. Её теперь никакой силою с места не сдвинешь.

– И ведь не спросишь – в кого такая уродилась? – вздохнула мать. – И так понятно, в кого. Ладно, Лизавета, пойдём – ты ещё успеешь над книжками насидеться, когда будешь дипломную работу писать.

Следуя строгому наказу Володи, они решили ограничить свою прогулку участком леса, со всех сторон окружённого краем озера, железной дорогой и автомобильной трассой, – в отличие от Бермудского, в этом треугольнике потеряться было невозможно по определению.

– Надо же, ягоды! – приятно удивилась Лиза, увидев кустики земляники возле тропики, тянувшейся через перелесок к берегу озера. – A ведь уже почти конец лета…

– Да, скоро новый учебный год, – ответила её научный руководитель. – A ты над темой уже начала работать? Или у тебя сейчас другое на уме?

– Да как можно, Яна Лаврентьевна! Мы с Олежеком поженимся только после защиты. A у него ещё военные сборы – без них звание не присвоят.

– A дальше какие планы? Ну, у тебя-то понятно – аспирантура, а он как?

– Он тоже хочет экзамены в аспирантуру сдавать. Вы, наверное, слышали: в июне Буш с Горбачёвым подписали договор об уничтожении химического оружия. Сами понимаете, какая там работа – и научная, и прикладная, как раз по его профилю.

– Да, тема интересная и очень актуальная! Тут есть, над чем серьёзно задуматься, но всё же… Ты прости, Лизонька, если я вмешиваюсь не в своё дело, – но тебе не кажется, что Олежек какой-то странный в последнее время – задумчивый, рассеянный, отрешённый?

– Кажется, Яна Лаврентьевна, кажется! Если уж вам со стороны заметно… У меня порой возникает такое чувство, будто он витает в каких-то других измерениях, – то ночами не спит, то, наоборот, сны странные видит, то вдруг начинает разговаривать сам с собою. Помнит наизусть тексты, которые слышал один раз в жизни, а то, что сам говорил накануне, порой вспомнить не может. Хотя, возможно, просто заучился – всё-таки последний курс.

– Ну, он у тебя парень крепкой закалки, справится, вытянет! Главное, чтобы между вами всё было хорошо, – а остальное как-нибудь перемелется.

Увлёкшись разговором, Яна с Лизой не заметили, как оказались возле озера, у самой кромки воды, напротив деревянного причала для лодок. Перед ними развернулся удивительной красоты северный пейзаж, который словно просился на картину живописца или панно ювелира: гранёный хрусталь водной глади, ставшей зеркалом для бирюзового неба и жемчужных облаков; изумрудная оправа берёзовой рощи с коралловыми вспышками гроздьев спелой рябины, а у противоположного берега – тяжёлое ожерелье гранитных валунов, лежащих полукругом и издали похожих на всплывшие ржаные ковриги.

– A помните, – спросила Лиза Яну Лаврентьевну, – как в конце четвёртой книги «Анабасиса Кира» десять тысяч греков вышли к морю после похода по Малой Азии? И, не сговариваясь, закричали в один голос: «Тхаласса! Тхаласса!»

– Ну, это далеко не море, а мы с тобой – не десять тысяч греческих ратников, – заметила Яна. – Хотя теперь я гораздо лучше понимаю их чувства. A сцена у Ксенофонта действительно получилась очень сильная, одна из моих любимых в этой книге.

Лиза присела на корточки и зачерпнула воду рукой:

– A вода здесь какая – чистая, сладкая, живая…

Невеста Олега взмахнула ладонью, и её отражение исчезло на несколько мгновений, словно растворившись в озёрной воде. Когда рябь успокоилась, девушка снова увидела своё лицо – а сверху на него надвигалось лицо древней старухи с белыми бровями и седыми прядями волос, свисавших из-под повязанной по-пиратски косынки. Лиза вздрогнула и подняла глаза: в сторону причала по воде скользила лодка-плоскодонка, которой правила при помощи длинного шеста совершенно архетипическая Баба-Яга.

– A ну-ка, посторонись! – скомандовала «старая пиратка» и весьма проворно для своих лет перебралась из лодки на мостки, привязав верёвку к деревянному столбику.

– Здравствуйте, бабушка! – вежливо и приветливо произнесла Лиза, помня, что по деревенскому этикету полагается здороваться со всеми незнакомыми людьми.

– Ты сама-то чьих будешь? – спросила её старуха.

– Да я пока ничья. Вот выйду замуж – тогда и породнюсь с местным населением. Я из города вчера приехала вместе с научной экспедицией.

– Да кто тебя замуж-то тут возьмёт – такую худую и болезную? Вон, молодая ещё, а глазами уже слабая! Даже юбку забыла одеть, пошла гулять в одних рейтузах!

(По городской моде тех лет невеста Олега была одета в связанный ею длинный свитер с оленями и лосины из плотного трикотажа.)

– Ну, кому надо – тот возьмёт, – обиженно поджала губы Лиза. – A очки я ношу, потому что много с текстами работать приходится. И юбку не одевают, а надевают. A я ничего не забыла надеть – просто сейчас такая мода. И никакие это не рейтузы, а дольчики – я их сама связала. И свитер, кстати, тоже.

– Так ты чего, вязать умеешь? Значит, не совсем пропащая… Ты знаешь что, ты ко мне приходи, я тебе козьего пуха дам, как раз на юбку хватит. Только прясть сама будешь.

– A я прясть не умею.

– Ну, значит, хреновая из тебя невеста!

– Что значит – «хреновая»?! – возмутилась Лиза. – Об этом вообще не вам судить! Я, между прочим, не за вас замуж собираюсь!

– Да сдалась ты мне даром! – ответила ей бабка. – Да ладно, не трынди! На вот, лучше, покушай! A то ведь тощая – соплёй перешибёшь.

Старуха развернула узелок, связанный из ситцевой наволочки в мелкий цветочек, и протянула Лизе ржаную калитку с толчёным картофелем в середине.

– Спасибо, бабушка, но мы уже позавтракали! A нового аппетита ещё не нагуляли.

– Да бери, не важничай! Сама пекла, не покупное.

– Бери, бери! – дипломатично поддержала старуху Яна Лаврентьевна. – A не то обидишь бабушку.

– Спасибо, – сухо поблагодарила Лиза, приняв угощение.

– На здоровьице! – ответила старуха, отвязала лодку и поплыла дальше вдоль берега.

– Ты только не вздумай выбрасывать! – предупредила Лизу Яна, когда деревенская старожилка удалилась от них на три хода своего шеста.

– Да как можно, Яна Лаврентьевна? – ответила ей внучка блокадницы. – Я её для Олега сберегу.

– A зовут-то вас как? – крикнула Яна вслед старухе.

– Анной Егоровной, – ответила та. – Или просто – бабой Нюрой.

– А-а… – успела выговорить Яна и вместе с Лизой бросилась догонять лодку, но старуха оказалось проворнее их обеих и быстро скрылась за поворотом берега.

* * *

Возвращаясь с прогулки, Яна с Лизой разминулись с Нестором, Володей и Русланом на какую-то пару минут: те подошли к дому почти следом за ними.

– Да, нехорошо вышло с бабушкой, – вздохнула Лиза.

– Да ты не переживай! – успокоила её Яна Лаврентьевна. – Не зря же есть поговорка: по одёжке встречают, а по уму провожают. И Нестору Владимировичу ничего не говори, чтобы не расстраивать – я сама пойду перед ним каяться.

– A они, получается, зря на хутор ушли? – спросила Лиза. – Какая-то неуловимая старушка! Теперь я не удивлена, что она столько лет скрывалась от науки.

– Да уж, такого проблемного информанта на моей памяти у Нестора ещё не было, – заметила Яна Лаврентьевна и объявила, заходя в дом: – Аля, мы вернулись!

Они направились в кухню чтобы пересыпать собранные ягоды из бумажных кулёчков в эмалированную походную кружку Олега. Лиза положила сверху на кружку ржаную калитку и вместе с Яной застыла на месте от изумления: весь стол был уставлен и завален пустыми банками, коробками и пакетами из-под финского «сухпая». Рядом суетилась Аля и стряпала на плите какое-то варево в раблезианских размеров кастрюле, куда она без разбору закидывала остатки продуктов.

– Ты как одна плиту умудрилась растопить? – спросила её мать. – И где сама успела такой аппетит нагулять?

И тут Лиза сперва невольно зажмурилась, а затем широко раскрыла глаза, увидав нечто из ряда вон выходящее: откуда-то из-за её спины протянулась здоровенная волосатая рука с тюремной наколкой и сцапала калитку. Лиза обернулась, подняла взгляд и увидела поверх очков, как гостинец старухи целиком исчез во рту какого-то небритого дядьки почти двухметрового роста.

– Не сберегла… – растерянно пролепетала Лиза.

– Тётя Лиза – дядя Витя, – представила их друг другу Аля тоном воспитанной светской барышни.

– Доченька, золотко, давай отойдём в сторонку на пару слов! – позвала её Яна Лаврентьевна.

– Очень приятно, – машинально ответила «тётя Лиза», а мужик невозмутимо кивнул ей в ответ, продолжая пережёвывать калитку.

– Ты, сокровище моё, кого в дом пустила?! – спросила вполголоса Яна у дочери. – И зачем ему скормила все наши продукты? A сами-то мы что будем есть, стесняюсь спросить?

– Ну, мама! Он же был такой голодный! – ответила ей Аля почти со слезами на глазах.

Тут в дом влетел Руслан, а следом за ним вошли Нестор с Володей. Местный житель быстро оценил обстановку:

– Вы чего дверь-то на заложку не закрыли? A ты, Медведь, чего тут забыл? – обратился он сперва к женщинам, а потом к Кархунену.

– Это всё она! – так же быстро сообразил Руслан, показывая пальцем на сестру. – Добрая самаритянка!

– Самаритяне – это… – по привычке завела Лиза.

– Да ладно, не объясняй! – перебил её Володя. – И так всё понятно. Из контекста.

– Браво! – экспедиция лингвистов дружно зааплодировала своему водителю, а Медведь, опять не поняв ничего из услышанного, вытер руки о фуфайку и тоже несколько раз хлопнул в ладоши – каждая размером со сковороду, на какой Лиза утром готовила омлет.

– Аленька, деточка, он тебя не обидел? – спохватился Нестор.

– Нет, пап! Он мирный, добрый, только голодный очень.

– Я отблагодарю, – пообещал Медведь.

– Как же, отблагодарит он! Хоть девчонку не тронул – и на том спасибо! – ответил Володя.

– Ты чего?! Она ж малолетка, – возмутился «дядя Витя». – Знаешь, что на зоне за такое бывает?

– A ты что, обратно туда намылился?

– A куда мне ещё податься? Тут-то гонят отовсюду, как собаку…

– Дядя Витя!!! – разрыдалась в ответ Аля.

Примечания:

1. «КРАСАВИЦА И ЧУДОВИЩЕ» (La Belle et la Bête; Beauty and the Beast) – европейская волшебная сказка, известная в ряде литературных переложений, театральных постановок и экранизаций.

2. In angello cum libello (лат.) – «в углу с книгой».

3. «Тхаласса» (греч. θάλασσα) – море. Обычно транслитерируется как «таласса», но филологи-классики произносят первый звук с придыханием, чтобы различать фонемы, обозначаемые буквами θ и τ.

4. «Анабасис Кира» (Κύρου Ἀνάβασις), или «Отступление десяти тысяч», – сочинение древнегреческого писателя и историка Ксенофонта (ок. 430 в. до н. э. – не ранее 356 в. до н. э.).

Глава 8
Каток и скрипка

А в это время Орлов вместе со своим подопечным (которого он сумел-таки совратить с пути истины) вовсю стучался в двери к «Золотой бабе» Людмиле, носившей это прозвище не только из-за своего радушного характера:

– Эй, Златовласка, отопри ворота! Принимай в гости добрых молодцев!

Так и не дождавшись ответа, Орлов решил сменить тон и тактику:

– Эй, рыжая-конопатая, открывай, говорю!!! Мне что, до самой ночи тут надрываться?!

– Может, её просто дома нет? – предположил Олег. – Всё-таки заявились без приглашения, как снег на голову. A может, она вас видеть не хочет?

– Да ты просто Людку не знаешь! – уверенно ответил ему Орлов, продолжая барабанить кулаком в дверь. – Я ведь сюда частенько заглядывал, когда ещё в Чалне́ служил. Да, были раньше времена, были у нас моменты… Да откроет, не волнуйся! Наверное, просто красоту наводит – баба есть баба.

– Так вы что, лётчик? – удивился Олег.

– A ты думал – кавалерист?

– Я думал – танкист.

– Это ещё почему?

– Да просто наглый вы, как танк…

Орлов в ответ только расхохотался.

– A вы правда из этих… из бывших? – спросил его Олег.

– Что, донесли уже? Хотя я и так не особо шифруюсь – другие времена нынче настали. …Эх, да если бы не проклятые чекисты, я бы сейчас в карете с фамильным гербом разъезжал, а не на этом «козле» полноприводном! – ответил Орлов с дрожью мелкого тщеславия в голосе, оглянувшись на свой автомобиль. A потом спросил, заметив в ногах у Олега железный ящик: – A ты зачем его сюда припёр? Оставил бы в машине! Никто его тут не возьмёт – отвечаю!

– A я вам не верю! – заявил в ответ Олег. – Я ещё раз хочу всё проверить по описи – вдруг что-то уже пропало?

– Вот ты чернильная крыса! …Эй, Люд! Ну сколько можно? Открывай уже! …А ты, – снова обратился Орлов к Олегу, понизив голос, – не говори, что тебя мухи покусали. Скажи лучше – гормоны взыграли на почве длительного полового воздержания. Так быстрее до бабьего сердца достучишься. Вон, кстати, у неё и банька уже топится!

– Да идите вы сами… в баню! – ответил Олег. – Я здесь, между прочим, только ради вас. Я вот, лучше ящик буду охранять!

– Ну, не хочешь – как хочешь, никто не неволит. …Так, а чем это нас снабдили в дорогу? – Орлов бесцеремонно порылся в рюкзаке Олега, куда перед их отъездом Лиза заботливо уложила кое-что из съестных припасов. – Ну, это ты сам будешь грызть… Это нам ещё пригодится… A вот это – то, что надо!

Орлов вытащил из рюкзака коробку финского шоколадного ассорти с начинкой из ликёра – и, словно в ответ на его широкий жест, Люда настежь распахнула дверь, едва не прибив ею Олега, и с визгом бросилась на шею своему любовнику.

– Ну, что я тебе говорил? – хмыкнул Орлов с победным видом, крепко обнял Людмилу и сладострастно поцеловал её в губы, прикрыв от удовольствия глаза.

Тут у Олега в голове зашевелились какие-то смутные воспоминания: ему показалось, что он уже видел раньше лицо этой женщины, но никак не мог вспомнить, где именно. Наконец Орлов сумел разомкнуть руки повисшей у него на шее «Золотой бабы»:

– Ну, ну, Людок, хватит, задушишь ведь! Дай хоть в дом пройти!

– Ой, а у меня не прибрано! Не ждала ведь никого сегодня…

– Так уж прямо и никого? Ничего, Людок, танки грязи не боятся! Ты давай, заходи, самурай, не стесняйся!

– A почему самурай? – удивился Олег.

– Потом как-нибудь объясню, – ответил ему Орлов. – Да расслабься ты! Забудь хоть на час про свои принципы!

– Ага, с вами расслабишься… Нет уж, я лучше тут в углу подожду. A вы общайтесь, если так истосковались друг по дружке, – ответил Олег, поставил ящик возле двери и демонстративно уселся на него сверху. – Только недолго. Не забывайте: у нас ещё в городе дела.

– Ну, это как получится! Дай хоть чаю выпить да поговорить! …Это ж сколько лет, сколько зим мы с тобой не виделись, Люд?

– Да я уже чайник поставила! A может, чего покрепче налить? – предложила Людмила.

– Мне нельзя, я за рулём, – ответил Орлов и с заговорщицким видом подмигнул своей боевой подруге.

– A ты чего сидишь как неродной? – спросила Олега хозяйка дома. – Давай с нами к столу! Хочешь конфетку?

– Нет, спасибо. Мне и здесь хорошо.

Пока Люда с Орловым пили чай в окружении живописного беспорядка и пересказывали друг другу события последних лет своей жизни, Олег, который сперва принял орловскую затею с неохотой и раздражением, понемногу успокоился, отвлёкся от тревожных мыслей и словно потерялся во времени. Он смотрел отсутствующим взглядом в простенок между двух окон, где висело большое овальное зеркало, слегка подёрнутое патиной времени. В зеркале отражались стол, покрытый оранжевой в синюю клетку скатертью; жёлтый эмалированный чайник на чугунной подставке; всплывшее над крышкой чайника облачко водяного пара; две фарфоровых чашки с блюдцами торжественной тёмно-синей раскраски, слегка нарушенной сколами на позолоченном ободке; разбросанные по столу «золотинки» от шоколадных конфет; орлиный профиль Орлова и курносый профиль Людмилы в обрамлении ситцевых занавесок с набивным рисунком из целующихся курочек и петушков… И вдруг Олег понял, кого ему напомнила эта женщина:

– «Такая рыжая-рыжая. И губы у неё все время трескались. До сих пор помню. За ней ещё наш военрук бегал контуженый», – процитировал он слова из одного кинофильма, который смотрел вместе Лизой незадолго до их поездки в Карелию в рамках программы превращения «неотёсанной деревенщины» в высокодуховную личность, достойную места под небом в центре культурной столицы страны.

(Олег тогда сопротивлялся, как мог; он пару раз засыпал под этот, как сказали бы сейчас, артхаусный киношедевр, который он заочно возненавидел всеми фибрами своей души: Лиза не один день готовила для него почву, читала своему жениху какие-то стихи, заставляла его слушать классическую музыку и даже водила в музей смотреть на полотна старых мастеров. Однако тогда, во время сеанса просмотра, фильм в Олега «не зашёл»; но тут он неожиданно для себя дословно повторил реплику главного героя, озвученную закадровым голосом Иннокентия Смоктуновского.)

Орлов с Людой обернулись и взглянули на Олега в полном недоумении.

– Какой-то он странный у тебя, – произнесла наконец Людмила. – Он что, вправду контуженый? Надо же, такой молодой, а уже…

– Да это из одного фильма, – объяснил ей Олег. – Там ещё стихи красивые были:

 
«Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.
Мы все уже на берегу морском,
И я из тех, кто выбирает сети,
Когда идёт бессмертье косяком».
 

Орлов снова недоумённо переглянулся с Людмилой:

– Ты это к чему вообще? По рыбалке, что ли, соскучился? Хорошо, как вернёмся, свожу я тебя на рыбалку.

– A зачем ждать-то? – удивилась Люда. – Сегодня заночуете, а завтра на Шую съездите с утреца! У меня и сеть, и удочки найдутся.

– Я, между прочим, сюда не рыбу удить приехал! – заметил Олег. – Меня невеста ждёт, наверняка уже вся извелась.

– Ну, невеста – не жена, – сказал на это Орлов. – …Слушай, Людок, а пойдём-ка мы лучше в баньку! Не будем мешать поэту и дум высокому стремленью. A ты, студент, сиди дальше, стереги своё сокровище!

– A может, с нами пойдёшь? – предложила Олегу Людмила. – Чего ты и в самом деле как неродной?

– Нет уж! – ответил он ей. – Я уже сказал: меня невеста ждёт. A вы идите, мойтесь, если так запачкались!

Оставшись в гордом одиночестве, Олег окончательно успокоился, расслабился и припомнил ещё одно название из фильмографии того же кинорежиссёра – предмета культового поклонения его невесты:

– Нет, товарищ Орлов, вы не танк и даже не трактор! Вы – твердолобый дорожный каток без тормозов, вот вы кто! Но знайте: я вам не скрипка и не фуфырь поллитровый – меня вы так просто не раздавите!

Однако очень скоро художественные настроения покинули Олега. Он вспомнил о насущных делах и о своём намерении проверить содержимое ящика. Как выяснилось, его опасения не были напрасными: проведя полную ревизию клада и сверившись со списком, Олег действительно обнаружил там пропажу. Все ордена, патроны и даже драгоценности были на месте; на дне по-прежнему лежал антикварный клинок, однако в ящике не оказалось финского ножа. Олег закрыл ящик, снова уселся на него в позе роденовского мыслителя и крепко задумался.

Из размышлений его вывел голос Орлова. Проведя в бане приятные полтора часа, тот возвращался с помывки, распевая во всё горло:

 
«…Мчались танки, ветер поднимая,
Громыхала грозная броня,
И летели наземь самураи
Под напором стали и огня!»
 

– Ты чего такой кислый? – спросил он Олега, заходя в дом. – И где «с лёгким паром»?

– Нож пропал.

– Какой? Бебут, что ли?

– Да нет, этот как раз на месте. Я про финский нож. Ножны тут, а самого клинка нет.

– Наверняка пацан стащил, больше некому.

– Так уж и некому?

– Ну не профессор же твой и не дочка его – чтобы страницы у книжек разреза́ть? …Или ты на меня намекаешь?

– A я не намекаю, я прямо указываю. Это вы нож прикарманили?

– Ты пургу-то не гони! Вот я в ножички не наигрался за жизнь мою разудалую! – усмехнулся Орлов. – Говорю же, пацан стащил пиковину – ушлый вырос, словно не в отца, а в заезжего молодца.

– Слушайте, хватит уже ваших сальных намёков! – возмутился Олег. – И не надо о других по себе судить! Короче, пошёл я, может, попутку остановлю.

– Да стой ты! Сейчас уже поедем – полчаса погоды не сделают. …Слушай, а может, всё-таки поделим, а?

– Нет!!! – отрезал Олег.

* * *

– Вы куда меня привезли? – спросил Олег Орлова, когда тот запарковал машину у ворот одного из корпусов республиканской больницы. – Мне в травмпункт или в поликлинику надо – а вы меня в стационар хотите оформить.

– Успокойся, ладно? Я ведь для тебя стараюсь – чтобы ты не тёрся там до вечера со всякой шушерой-алкашнёй. A тут тебя примут, как дорогого гостя, всё сделают по высшему разряду. Я ведь и сам у них когда-то лежал – а иначе и вправду ходил бы сейчас с протезом вместо руки. …Так, чего у нас там ещё завалялось для товарищей медработников? Галеты какие-то, ветчина в банке – ладно, сгодится! Ещё бы шоколадку да бутылочку красненького, сладенького – только где ж её взять? Эх, не любит тебя совсем твоя Лизавета! Надо бы её к Людке направить на учёбу и перевоспитание. Во, гляди, чего она мне дала на дорожку! Говорил же – золотая баба!

Орлов достал из внутреннего кармана плаща литровую бутыль прозрачного, как слеза, самогона, укупоренную деревянной пробкой.

– Да чёрт бы вас побрал! – закричал в сердцах Олег. – A я-то, дурак, опять повёлся! Короче – это уже край, последняя капля!

– Какая ещё капля? – возразил ему Орлов. – Да тут целый литр с прицепом! Хватит и напиться, и подраться!

– Горит? – спросил его Олег.

– Да ещё как! Синим пламенем!

– Это хорошо, что синим.

– Ты чего задумал, химик? – насторожился Орлов, увидев недобрый взгляд Олега.

– Поживём – увидим, – ответил тот.

* * *

– На, держи, – словно через силу, Орлов протянул Олегу пачку документов, когда забирал его вечером у ворот республиканской больницы. – Всё сдал по описи, можешь проверить. Правда, посмотрели там на меня, как на полного идиота, но да ладно – я не гордый, переживу. У тебя-то как дела?

– Всё нормально, – ответил Олег, задумчиво глядя на Орлова. – Рентген сделали – действительно перелом большого пальца. Лонгету наложили, сказали – месяца полтора носить, не снимать. …Слушайте, а ещё не поздно всё назад отыграть?

– Ты про что это сейчас? – не понял его Орлов.

– Я про клад.

Орлов аж весь передёрнулся от досады:

– Вот скажи, ты дурак или прикидываешься?! Ты ради чего мне столько времени по ушам ездил – «неправильно это, непорядочно»? Что, сразу нельзя было согласиться? Я ж тебе с самого начала предлагал всё оставить и поделить!

– Так ведь я тогда ничего не знал! A вы сами хороши – зачем вы всех обманули?

– Когда это я успел? Да ещё всех?

– Не увиливайте – вы ведь знали ту девушку. Очень близко знали. И имя её отлично помните. Её звали Кира Карьялайнен, верно? Мне медсестры в больнице рассказали – она с ними работала, когда вы лечились там после ранения. И украшения эти вы сами ей подарили.

– Да я многих баб тут знал и до сих пор знаю, сам сегодня видел. И много чего кому дарил – разве всё упомнишь?

– И фамильное серебро тоже раздавали кому попало, направо и налево? Может, хватит уже прикидываться? Всё вы отлично помните… A меня вы простите – откуда мне было знать, что эти вещи для вас так много значат?

– Да ничего они для меня не значат! – ответил Орлов, рывком трогаясь с места, и для вящей убедительности повторил по слогам: – Ни-че-го!

* * *

– Да, погода совсем не лётная… Погода шепчет: займи, но выпей, – заметил Орлов, когда они вырулили с окраины Петрозаводска обратно на загородную трассу. – A нам и занимать не надо – всё с собой!

Уже стемнело, небо ещё днём затянуло низкими свинцовыми тучами, и теперь ветер гнал косой дождь прямо в лобовое стекло УАЗа, а лес и дорогу впереди то и дело освещали пока что беззвучные вспышки зарниц. Орлов снова достал свою заветную флягу, уже наполненную под горловину Людиным самогоном.

– Вы опять за своё?! – возмутился Олег. – Что, до дома не потерпеть? Совсем трубы горят?

– Горят! – ответил ему Орлов. – С самого утра горят…

– Я даже догадываюсь почему. Это ведь она из-за вас тогда, да?..

Наконец Олегу удалось пробить брешь в броне напускного равнодушия и вывести Орлова из себя:

– Слушай, рот закрой, а?! A не нравится что-то – тогда, вон, вылезай и пешком иди!

– И пойду!

– Ну и иди!

– Я серьёзно.

– Я тоже.

Орлов остановил машину и выкинул рюкзак Олега прямо в придорожную грязь, словно солдатский «сидор». Олег спрыгнул следом, сморщившись от боли, и со злостью захлопнул за собой дверь, а Орлов «врезал по газам», на прощание обдав его с ног до головы водой из лужи.

* * *

– Вот ведь сучий потрох! – выругался Олег в полный голос, не стесняясь никого вокруг, – всё равно поблизости не было ни души. – Хорошо ещё, сапоги догадался обуть, а не кеды…

Олег поднял воротник своей штормовки и огляделся по сторонам: он оказался один посреди безлюдной трассы, в кромешной темноте, на холодном ветру и под проливным дождём, голодный с утра и промокший до нитки. Позади остался город Петрозаводск, куда возвращаться уже не было смысла; впереди лежал не один десяток километров до следующего населённого пункта, а справа и слева к дороге подступал непроходимый лес. Олега утешало только то, что стоял август месяц, а не февраль, и у него был сломан большой палец на ноге, а не берцовая кость; однако его положение вряд ли можно было назвать завидным.

Пока Олег прикидывал, как ему лучше поступить: идти вперёд по трассе, попытаться остановить попутную машину или заночевать на месте в ожидании утра, он вдруг увидел при свете молнии мужскую фигуру, двигавшуюся в его сторону через стену дождя.

Сперва Олегу подумалось, что это в Орлове проснулась совесть и он решил вернуться за своим пассажиром, которого так беспардонно высадил в непогоду на ночной трассе. Но скоро Олег понял, что обознался: шагавший ему навстречу мужик был с бородой, и шёл он совершенно голым. Из-за спины его торчал гриф какого-то струнного музыкального инструмента, а в руках он нёс белый коровий череп с рогами.

– Мама дорогая!! – произнёс Олег, протёр глаза и ущипнул себя за ляжку – однако явившаяся ему обнажённая натура оказалась не сном, а явью.

Примечания:

1. «КАТОК И СКРИПКА» (1960 г.) – дебютная (дипломная) работа режиссёра Андрея Арсеньевича Тарковского (1932–1986) о трогательной дружбе дорожного рабочего с маленьким музыкантом. На съёмках этого фильма ни одна скрипка не пострадала.

2. Чална́ – посёлок в 12 км от г. Петрозаводска. Рядом находится аэродром «Бесовец», который с 1939 г. служит базой для различных подразделений истребительной авиации.

3. «Такая рыжая-рыжая. И губы у неё все время трескались…» – цитата из кинофильма «Зеркало» (1974 г.) А. А. Тарковского.

4. «Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете…» – четверостишие из стихотворения «Жизнь, жизнь» (1965 г.) Арсения Александровича Тарковского (1907–1989).

5. Шуя – река бассейна Онежского озера, протекающая на юге Карелии, в том числе по территории Прионежского района недалеко от г. Петрозаводска.

6. «Мчались танки, ветер поднимая…» – куплет из песни «Три танкиста» (1939 г.), автор слов – Борис Савельевич Ласкин (1914–1983).