Текст книги "50 знаменитых самоубийц"

ВЕЙНИНГЕР OTTO

(род. в 1880 г. – ум. в 1903 г.)

 
Я – память без добра.
Я – знанье без стремлений.
Остывшая звезда
Пропавших поколений.
 

Юрий Шевчук, «Церковь»

Двуглавый орел в качестве герба, многомиллионное и многонациональное население присоединенных земель, антисемитизм, огромный бюрократический аппарат, неэффективная власть, агонизирующая монархия, расцвет музыки, литературы и философии (особенно в столице)… На первый взгляд, речь идет о Российской империи. Но в начале XX века было еще одно государство, полностью подходящее под такое описание, – Австро-Венгрия.

Это сейчас Австрия – крохотная европейская страна. А когда-то она была частью огромной империи Габсургов, объединявшей, кроме собственно австрийских и венгерских земель, Богемию, Моравию, Силезию, Галицию, Буковину, Далмацию, Хорватию, Словению, Боснию-Герцеговину и так далее. Пятидесятимиллионное население Какании – так писатель Р. Музиль обозвал Австро-Венгрию, образовав это слово от официальной аббревиатуры «К.-К.» (кайзеровско-королевская) и латинского глагола «сасаге» (значение очевидно) – не знало, что через десяток лет империя просто исчезнет с лица земли. Однако предчувствие распада, близящейся гибели пронизывало все сферы ее интеллектуальной жизни. Искусство, естественные и гуманитарные науки находились под прессом многовекового конфликта между духом и телом: стремление избавиться от пуританских табу и запретов соседствовало с желанием установить новые, подчас не менее жесткие, правила общественной жизни, а потребность найти выход подавленной сексуальной энергии сталкивалась с отрицанием собственной телесности и страхом перед влечениями плоти.

Вот лишь несколько фамилий, которые как нельзя лучше иллюстрируют тот период австро-венгерской истории: писатели Франц Кафка, Стефан Цвейг, композитор Густав Малер, поэт Райнер Мария Рильке, художник Адольф Гитлер. Наконец – и прежде всего – психолог Зигмунд Фрейд и философ Отто Вейнингер. Вейнингер создал фундаментальный труд «Пол и характер», где впервые показал, что человек бисексуален, в нем скрыты и мужские, и женские черты характера. Сейчас нам это кажется само собой разумеющимся, но по тем временам это утверждение было революционным.

Вейнингер доказывал, что ни в растительном, ни в животном мире нет полностью однополых особей. Человек тоже не является исключением: нет ни стопроцентных мужчин, ни абсолютных женщин – есть только «мужское» и «женское» начала, в разной пропорции представленные у каждого индивидуума (в дальнейшем эта идея подтвердилась благодаря достижениям биохимии и генетики, открытию гормонов и хромосом). Именно эта пропорция и определяет характер конкретного человека – из этого постулата Вейнингер делает поистине шокирующие выводы.

Все активное, духовное, возвышенное и творческое в человеке философ относит к проявлениям мужского начала, а все материальное, низменное и пассивное считает чисто женским (в лучших традициях средневековых теологов, утверждавших, что женщина – «сосуд греха»). Иными словами, мужское начало несет добро, а женское – зло. Вейнингер отказал женщине в логике, разуме, наличии чувства прекрасного, способности любить… Вот один из самых известных афоризмов книги «Пол и характер», полюбившийся Адольфу Гитлеру: «Самый низкий мужчина выше самой достойной женщины». Или такой: «Женственность – это хаос, женское начало – это бездушная материя, это ничто: небытие, абсурд. Мужество – это Суть. Мужское начало – это символ всего… Мужчина в чистом виде есть образ и подобие Бога, то есть абсолютного Нечто. Женщина символизирует Ничто. Таково ее вселенское значение, и в этом смысле мужчина и женщина дополняют друг друга».

Возникает вопрос: если женщина (точнее, женственность) – действительно Ничто, то стоит ли вообще уделять ей столько внимания? Получается, что «ничтожество» обладает удивительной притягательностью и какой-то демонической властью. В общем-то ответ на поставленные вопросы можно найти у самого Вейнингера, и он вполне предсказуем: «Ненависть к женщине – всегда лишь еще не преодоленная ненависть к собственной сексуальности». По большому счету, многие поражающие своей агрессивностью пассажи являются следствием неудач молодого Отто на любовном фронте.

Второй аспект работы связан с происхождением Вейнингера и с тем загадочным психологическим явлением, которое позднее философ Теодор Лессинг назвал «еврейской самоненавистью». В труде «Пол и характер» еврейству посвящена отдельная глава. Вейнингер, стараясь оградиться от упреков в антисемитизме, заявляет, что описывает не расу, не народ и не вероисповедание. Под «еврейством» он понимает определенный набор душевных свойств, который в наибольшей степени проявляется именно у евреев, но может обнаружиться у любого человека (даже у арийца). Например, у любимого композитора Вейнингера, чистокровного немца Рихарда Вагнера, элемент еврейства проявляется в навязчиво громкой и бравурной музыке, в усиленном внимании к оркестровке своих произведений. Яркими представителями еврейства Вейнингер и считает антисемитов, утверждая, что антисемит чувствует свою еврейскую психологию и старается освободиться от нее. В целом же Вейнингер говорил о родственности «еврейства» и «женского» начала, он практически отождествлял их.

Одержимость, с которой Вейнингер пытается откреститься от собственного происхождения, понятна – себя-то он считает гением, а гений и еврейство, согласно его же собственной концепции, несовместимы. С таким же фанатизмом он стремится уничтожить женщину в себе, стать «абсолютным мужчиной» – что тоже невозможно, если принять бисексуальность человека как данность. Вейнингер загнал себя в тупик собственных философских воззрений, а «Пол и характер» определил скорую гибель Вейнингера-человека и бессмертие Вейнингера-философа: «Книга эта означает смертный приговор, который предназначен или для самой книги, или для ее автора», – писал он.

Философские воззрения Вейнингера вызывали бурную реакцию современников и по сей день продолжают возбуждать противоречивые толки. Одни считают его выдающимся мыслителем, во многом предвосхитившим открытия в области физиологии и психологии пола. Другие воспринимают «Пол и характер» как отражение психологического неблагополучия автора: страха перед женщинами и собственной сексуальностью, чувства ущербности из-за своей национальности, сочетающегося со всепоглощающим желанием возвышения и всеобщего признания. Третьи отзываются о книге Вейнингера с омерзением и гадливостью – слишком много в ней откровенного шовинизма. Четвертые расхваливают «Пол и характер», цитируя подходящие к случаю афоризмы о низменности женского начала, а заодно – чего уж там – находя обоснованным антисемитизм Вейнингера. К последним, кстати, относится и Адольф Гитлер, который настолько проникся идеями философа, что назвал его «приемлемым евреем» и даже не стал сжигать его книги и лишать докторской степени (в отличие, например, от Цвейга). Вейнингер стал единственным «не-арийцем», книги которого не сжигались в нацистской Германии.

Отто Вейнингер родился 3 апреля 1880 г. в Вене, самом антисемитском городе Европы того времени. Он стал вторым сыном в многодетной семье еврейского живописца-ремесленника (у Отто были и сестры). Все, кто знал Отто ребенком, рассказывали, как открыт и восприимчив он был в детстве. Любое природное явление имело для него свой особенный смысл, который он стремился найти. Малейшие несчастья и неприятности больно ранили его.

С детства мальчик проявлял необычайную умственную зрелость, его любопытство не знало предела – все увлекало и захватывало его. Ни о какой конкретной профессии долгое время не могло быть и речи, и, поступив в университет, Отто старался максимально использовать свои способности. Он изучал естественные науки, затем переключился на философию и психологию, слушал курсы математики, физики, медицины. Конечно, в этом таилась опасность распылить силы, но только не для Вейнингера – в двадцать лет он писал: «…Мои духовные силы таковы, что я мог бы в известном смысле решить все проблемы».

Однако духовная жизнь философа вступала в постоянное противоречие с жизнью материальной. Круг его знакомств был, мягко говоря, невелик, он с большим трудом устанавливал контакты с людьми. Нет никаких сведений о взаимоотношениях Отто с женщинами, у него не было ни подруги, ни невесты. Похоже, он не знал радостей любви: если у него и были какие-то отношения с противоположным полом, то, по-видимому, они заканчивались неудачей. Стефан Цвейг, который учился в университете в одно время с Вейнингером, вспоминал: «У него всегда был такой вид, как будто он только что сошел с поезда после тридцатичасовой езды: грязный, усталый, помятый; вечно ходил с отрешенным видом, какой-то кривой походкой, точно держался за невидимую стенку, и так же кривились его губы под жидкими усиками…»

Похожее описание внешности сделал Артур Гербер, один из немногих друзей Отто Вейнингера: «Отто был худ, неловок, небрежно одет, в движениях было что-то судорожное; ходил опустив голову, неожиданно срывался и несся вперед». И добавлял: «Никогда я не видел его смеющимся, улыбался он редко». Впрочем, во время совместных прогулок с Гербером Вейнингер преображался, он «…как будто становился выше ростом. Увлеченный разговором, фехтовал зонтом или тростью, как будто сражался с призраком».

Отто Вейнингер выработал в себе высокомерное отношение к «земному», «житейскому», которое мешает возвыситься и жить исключительно духовной жизнью. Он как будто возвращался в Средневековье с его противопоставлением души и тела, плотской «грязи» и духовного «величия», фанатичной верой в необходимость избавления от телесной греховности. Вейнингер смотрел на мир сквозь призму собственных теорий, а такая картина не могла не быть искаженной. Он не мог принять красоту реального «низменного» мира (ведь это значило бы «упасть в грязь»), а потому живописал его мерзость. И чем больше манил его недоступный мир, тем более отталкивающие картины он рисовал, убеждая в первую очередь самого себя.

Ни одно слово не встречается в его бумагах чаще, чем «преступление». Вся философия Вейнингера построена на идее греха и искупления, само понятие первородного, неизбежного греха было очень близко ему. В чем же он видел возможность очищения? В том же, в чем и монахи: в восхождении к высотам духа, где царят разум и мораль и нет места плотским желаниям. Казалось бы – Вейнингер мог обратиться к религии, уйти в монастырь и стать теологом. Но он поставил перед собой другую цель: не только очиститься самому, но и привести человечество к истинному счастью, освободив от греха. Вейнингер дал клятву не отступить от своей цели и заставить человека навсегда покинуть грешную землю и жить в мире высокого.

Захваченный страстной идеей открыть миру истинную систему морали и указать верный путь, Отто написал диссертацию. В день защиты – а Вейнингеру был двадцать один год – он принял крещение по лютеранскому обряду. Многие восприняли этот шаг с пониманием, считая, что тем самым он рассчитывает начать карьеру – многие австрийские евреи в условиях государственного антисемитизма крестились, желая обеспечить себе более высокое положение в обществе, хорошую работу, выгодную женитьбу и т. п. Однако в случае Вейнингера подобное предположение далеко от истины: если бы он жаждал карьеры, то стал бы католиком, ибо основным вероисповеданием в Австро-Венгрии был католицизм. Крещение стало для него символом отречения от своего народа, который он считал воплощением низменных, греховных качеств, присущих человеку.

Возможно, крещение все же сыграло свою роль: в возрасте двадцати двух лет Вейнингер занял кафедру и стал профессором. По совету своего научного руководителя профессора Йодля (который, правда, советовал убрать «некоторые экстравагантные и шокирующие пассажи», а в частном письме признавался, что автор, хотя и является талантливым ученым, глубоко антипатичен ему как личность) Вейнингер расширил свою докторскую диссертацию, превратив ее в труд под названием «Пол и характер. Принципиальное исследование».

Книга с предисловием автора и комментариями увидела свет весной 1903 г. и сразу же вызвала большой резонанс. Это был одновременно и скандальный бестселлер, и серьезный труд, с которым полемизировали, чьему влиянию поддались прославленные умы. Появилось множество последователей – вейнингерианцев, а несколько экзальтированных девушек по прочтении книги покончили с собой. О «принципиальном исследовании» говорили в своих лекциях выдающиеся философы, ей посвящали критические заметки знаменитые писатели. Несмотря на спорность многих суждений философа, все сходились во мнении, что Вейнингера ждет блестящее будущее.

Европейская слава поразила бедного еврея-студента. Для него открылись прежде недоступные блага ненавистного «земного» мира – почет, деньги, власть, путешествия, женщины. А Вейнингер требовал абсолютной целомудренности – прежде всего от себя и не мог отступиться от своей клятвы, ибо это означало бы крах его философской системы. Он всеми силами вытравлял из своей души «женское», чтобы достичь своего идеала Человека, несмотря на бесплодность таких попыток, ведь человек, по собственным словам Вейнингера, бисексуален. В конце концов, противоречие между стремлением к вершинам духа и невозможностью преодолеть «земное» закончилось трагедией.

Летом 1903 г. Вейнингер совершил поездку в Италию. В конце сентября он вернулся в Вену и, проведя пять дней у родителей, снял на одну ночь комнату в доме, где умер Бетховен. В этом доме в ночь с 3 на 4 октября 1903 г. Отто Вейнингер выстрелил себе в сердце. Он умирал всю ночь и еще был жив, когда полиция рано утром обнаружила его с огнестрельной раной в области сердца. Вейнингер скончался по пути в больницу.

Почему он выбрал именно дом Бетховена? А потому, что Бетховен был одним из немногих художников, чье величие признавал философ. «Истинно великий музыкант, – говорится в книге «Пол и характер». – Может быть таким же универсалом, как поэт или философ, может на своем языке точно так же измерить весь внутренний мир человека и мир вокруг него; таков гений Бетховена». Все же Вейнингер, вероятно, предпочел бы свести счеты с жизнью не в родном городе, а в Венеции, во дворце Вендрамин-Калерджи, где скончался Вагнер, «величайший человек после Христа». Однако это оказалось невозможным, и даже в смерти ему пришлось сделать уступку реальному миру.

Артур Гербер отыскал Отто в морге венской Общей больницы в половине одиннадцатого утра 4 октября 1903 г.: «…ни единого намека на доброту, ни следа святости и любви не было в этом лице… нечто ужасное, нечто такое, что вложило в его руку оружие смерти, – мысль о Зле. Но спустя несколько часов облик его изменился, черты смягчились… и, взглянув в последний раз на мертвого друга, я увидел глубокий покой вечности».

Самоубийство философа и писателя озадачило читающий мир. В гибели Вейнингера усматривали идейные мотивы, и все содержание книги подтверждало предположение, что самоубийство стало следствием его философской системы отрицания реального мира.

Отто Вейнингер оставил два завещания. Одно из них было написано в феврале 1903 г., за восемь месяцев до смерти, другое – в августе, на вилле Сан-Джованни в Калабрии. В завещаниях содержались распоряжения об урегулировании мелких денежных дел; друзьям он оставил на память маленькую домашнюю библиотеку и две сабли. Кроме того, просил разослать некоторым известным людям – Кнуту Гамсуну, Якобу Вассерману, Максиму Горькому – экземпляры своего трактата «Пол и характер». В бумагах умершего была обнаружена загадочная запись, сделанная перед смертью: «Я убиваю себя, чтобы не убить другого».

В результате смерти Вейнингера его книга приобрела невиданную популярность, долгие годы она успешно конкурировала с самыми модными новинками. За первые десять лет произведение было переиздано двенадцать раз, а к началу тридцатых годов выдержало около тридцати изданий. Книга была переведена на все языки, включая русский (два издания).

Под обаянием Вейнингера всю жизнь находился философ Людвиг Витгенштейн. О Вейнингере уважительно писали Николай Бердяев в книге «Смысл творчества» (что, возможно, следует сопоставить с его позднейшими профашистскими симпатиями) и Василий Розанов (который считал «Пол и характер» признанием в гомосексуальности). Вейнингер стал главной фигурой в нашумевшей книге Теодора Лессинга «Самоненависть евреев» (1930).

Сегодня это произведение почти забыто. Оно утратило самостоятельное философское и научное значение, но осталось важным документом эпохи, его породившей, и отражением личности автора, которая не раз становилась предметом психологических толкований. Сегодня его имя переживает определенное возрождение: о Вейнинге-ре написан роман, с десяток лет назад в Вене была поставлена пьеса под названием «Ночь Вейнингера». И каждый раз, когда обращаешься к книге «Пол и характер», отдельным записям Отто Вейнингера, опубликованным после его смерти, к биографии философа, понимаешь – этот человек не мог не истребить себя.

ВУЛЬФ ВИРДЖИНИЯ

(Полное имя – Вирджиния Эделин Стефенс-Вульф)

(род. в 1882 г. – ум. в 1941 г.)

 
«…Я в сомкнутом,
я в сдавленном кольце.
Мне остается пробавляться ныне
Запавшей по случайности латынью
Memento mori. Помни о конце.
Какие сны и травы? – Не взыщите!
Какая благость? – Лживый, малый сон.
И нету сил! (И где мой утешитель?!)
И худо мне! (И чем утешит он?)»
 

Илья Габай

Вирджиния Вульф, урожденная Стефенс – знаменитая английская писательница, критик, литературовед, переводчик (в том числе русских классиков: Аксакова, Толстого, Тургенева). Ее перу принадлежат романы «На маяк», «Миссис Дэллоуэй», «Волны», «Между актами», множество рассказов, эссе и критических статей. Вместе с мужем, Леонардом Вульфом, Вирджиния основала элитарное издательство «Хогарт Пресс», существующее и поныне.

Вирджиния Эделин родилась 25 января 1882 г. в Лондоне, в аристократическом Кенсингтоне. Надо сказать, что ее литературная карьера была предопределена – она появилась на свет в семье профессионального литератора в одном из центров литературной жизни Англии. Ее отец, Лесли Стефенс, был популярным писателем и критиком, философом и историком литературы, а мать – леди Джулия Дакворт – светской львицей, происходившей из старинного аристократического рода. Джулия стала второй женой Лесли Стефенса; она «унаследовала» его от своей близкой подруги Мариам Хэрриет. Мариам была дочерью классика английской литературы Уильяма Теккерея и быстро ввела своего мужа в самые изысканные литературные круги. В 1878 г. она умерла, а Лесли женился второй раз – на Джулии Дакворт, которая добавила к дому Стефенсов светского лоска.

Их дом слыл знаменитейшим литературно-художественным центром артистического, «богемного» Лондона. На коктейли миссис Дакворт-Стефенс слетались начинающие поэты, музыканты, художники чуть не всей Англии. Здесь утверждалась литературная и интеллектуальная мода. Здесь свободно и непринужденно говорили и о выставке порицаемых «истеблишментом» импрессионистов, недавно открывшейся в Лондоне, и о новых книгах американского психолога Уильяма Джемса, с легкой руки которого в обиход вошло понятие «поток сознания», затем прочно вошедшее в литературу. Здесь читали и без стеснения обсуждали слывшие скандально непристойными работы Зигмунда Фрейда и считавшиеся трудными для понимания работы Карла Юнга. Новички, впервые попадавшие в этот дом, чувствовали себя довольно неуютно – достаточно было несколько отстать от «моды», как они тут же теряли нить беседы и оказывались за бортом всеобщего обсуждения. В то же время достаточно было запомнить несколько фамилий, названий и критических замечаний, звучащих в доме Стефенсов, чтобы потом щеголять ими в обществе менее просвещенных собратьев.

Четверо детей Стефенс, таким образом, воспитывались в среде, где искусство и разговоры о нем создавали особую атмосферу. Книги и мольберт были для сестер Ванессы и Вирджинии, как и для двух старших мальчиков – Тобиаса и Эндриена, более привычны, чем куклы и любые другие игрушки. Мальчикам прочили карьеру, а девочкам, кроме рисования, преподавали языки, музыку, рукоделие и домоводство. Они должны были стать образцовыми домохозяйками, идеальными женами и светскими дамами, которые в то же время обладают достаточной широтой взглядов, чтобы поддерживать передовое искусство, – мистер Стефенс был сторонником прогресса.

Леди Джулия (именно так должно было называть миссис Дакворт-Стефенс – ведь это так аристократично, демократично и романтично одновременно), напротив, считала, что муж слишком много позволяет Вирджинии. Девочка слишком много и бесконтрольно читает – бог весть, что это за литература, вдруг эти произведения содержат что-то неподходящее для благовоспитанной юной леди. Впрочем, этим воспитательная деятельность леди Джулии исчерпывалась – ее значительно больше интересовали светские рауты, «ловля» знаменитостей и изобретение «неожиданных» суждений о последних литературных новинках.

В общем, у детей было нетипичное для тех времен детство, ведь благовоспитанные мальчики и девочки должны были чинно ходить, не шалить, молчать, если их не спрашивают, послушно отвечать на вопросы, если такие возникнут, – в общем, делать все, чтобы их было не видно и не слышно. Дети, склонные к типичному для ребенка поведению – беготне, смеху, любопытству, расспросам, – считались сорванцами и позором для семьи. Если бы четверо детей Стефенс вдруг попали в какое-то другое семейство, то их, наверное, сочли бы сущими разбойниками: они много читали, рисовали, шалили, смеялись, бегали, шумели. Все четверо были очень привязаны друг к другу, и можно было бы сказать, что детство и раннее отрочество Вирджинии протекало безмятежно и счастливо, если бы не одно страшное событие.

Когда Вирджинии было чуть больше тринадцати лет, она была едва не изнасилована своими пьяными аристократами-кузенами, гостившими в доме леди Джулии. Два молодых лорда прибыли с целью поступить в университет, но готовились к экзаменам довольно странным способом: они целыми вечерами пропадали в кабаках и клубах, возвращаясь за полночь. И вот как-то они наткнулись на Вирджинию, выбиравшую себе очередную книгу в библиотеке. Дело было ночью, и девочка, вышедшая из спальни и не подозревавшая ничего плохого, была одета только в ночную сорочку. Видимо, это распалило пыл двух повес, вернувшихся из очередного набега на злачные места Лондона.

Вирджиния вырвалась из их рук и разбудила весь дом своим диким криком. В библиотеку сбежалась прислуга и все семейство Вульф; рассвирепевший отец девочки вышвырнул беспутных племянников из дому. Вирджиния впала в глубокий шок, и к ней вызвали домашнего врача. Тот, осмотрев девочку, нашел, что физически она не пострадала – спас поднятый шум, но испытала глубочайшее душевное потрясение и требует лечения. Лечение было предоставлено, но оно было странного свойства и заключалось в душеспасительных беседах, которые вела с дочерью просвещенная и прогрессивная леди Джулия. Прежде всего, девочке было внушено, что она сама навлекла на себя беду, появившись в мужском обществе в столь соблазнительном и неприличном виде (о том, что Вирджиния вовсе не стремилась встретить своих кузенов, было забыто). А раз она сама виновата в происшедшем, то в интересах самой же Вирджинии хранить тайну об этом досадном происшествии, ведь оно компрометирует юную особу. Поэтому леди Джулия запретила дочери не только рассказывать кому-либо из близких, но даже вспоминать об этом досадном происшествии! Она потребовала от очевидцев строго хранить «семейную тайну», свалив всю вину на тринадцатилетнего ребенка.

В результате у Вирджинии, девочки впечатлительной, сформировался устойчивый комплекс вины, и она впала в тяжелейшую депрессию, приступы которой преследовали ее потом на протяжении всей жизни.

А когда той же осенью, простудившись в театре, от воспаления легких умерла ее мать, девочка в первый раз попыталась покончить с собой. Но ее спасли, снова строго-настрого наказав хранить в тайне компрометирующий семью поступок. Вирджиния окончательно замкнулась в себе, отказалась поступать в университет, не появлялась в обществе. Она ушла в мир книг – рядом с ними ей не надо было опасаться за свою репутацию, стала вести дневник, куда записывала свои переживания. Тяжелейшая депрессия, приступы которой периодически накатывали на девушку, давала о себе знать – Вирджиния совершила еще несколько попыток самоубийства.

Когда в 1904 г. умер отец Вирджинии, она вместе с любимыми братьями и сестрой перебралась в новый дом на Гордон-сквер. Ванесса, Тобиас и Эндриен часто приглашали молодых литераторов и журналистов, захаживали и старые друзья семьи. Вирджиния начала понемногу выбираться из своей скорлупы, общаться с мужчинами, участвовать в литературных спорах и пробовать перо.

Ее первая литературная рецензия была опубликована в газете «Гардиан» в декабре 1904 г., а в 1905 г. она стала постоянным и довольно популярным обозревателем литературного приложения в газете «Тайме». Вирджиния продолжала сотрудничество с «Тайме» более тридцати лет, опубликовав свыше сотни рецензий, статей и эссе. В своих статьях Вирджиния Вульф была больше читателем, чем критиком, в чем проявлялась ее особая манера – встав на позицию обычного читателя, она смотрела на произведения литературы его глазами.

В 1906 г. умер от сердечного приступа брат Тобиас, что повлекло новый виток глубочайшей депрессии и очередную попытку самоубийства (все нюансы своего душевного состояния того времени она позднее опишет в романе «Волны»). Вирджинию спасла Ванесса, с которой они были очень близки, и когда в 1907 г. та вышла замуж, Вирджиния признавалась ей в письме, что «будто осиротела». Ванесса обладала незаурядным талантом карикатуриста, писала акварелью и позже не раз мастерски иллюстрировала романы и рассказы сестры, успехами которой очень гордилась.

Оставшись вдвоем с Эндриеном, Вирджиния снова сменила адрес и основала «блумсберийскую группу»[7]7
  Общество получило наименование по названию «богемного» района Лондона – Блумсбери, где жили представители искусства, художественная, писательская и театральная элита.


[Закрыть], в которую вошли образованные молодые люди, провозгласившие своей целью борьбу с отжившим и ветхим, ниспровержение авторитетов и поиск новых форм в искусстве. В общем, это было достаточно распространено в начале XX века – во всех сферах искусства возникали новые течения, стремившиеся утвердиться, сломать старые традиции. Одним из молодых людей, завсегдатаев встреч «группы», был Леонард Вульф, который в 1912 г. стал мужем Вирджинии.

Они прожили вместе 29 лет. Их союз был «образцом душевного взаимопонимания и эмоциональной поддержки». Бытовало убеждение, что только благодаря чуткости и заботе Леонарда Вирджиния смогла раскрыть свой писательский дар. Она обладала удивительной способностью перевоплощения, полностью погружаясь в душевный мир своих героев. Леонард был первым читателем и критиком любого произведения Вирджинии: от короткой рецензии до романа. Она свято верила в его критику и всегда следовала замечаниям мужа.

В 1923 г. уже успевшая прославиться Вирджиния Вульф начинает работу над своим знаменитым произведением – «Миссис Дэллоуэй». Она испытывает жесточайшую депрессию, связанную с нервным заболеванием и растущей неудовлетворенностью жизнью. В ее измученном мозгу постепенно складывается история миссис Дэллоуэй, респектабельной замужней дамы, которая готовится к праздничной вечеринке, хотя чувствует себя глубоко несчастной. Миссис Дэллоуэй несчастна: она не состоялась как личность и как мать, но осознает это лишь в один летний день, когда, спускаясь по лестнице в Риджент-парке, встречает случайно Питера Уэлша, старого знакомого, неосознанную, запрятанную, задавленную первую любовь… А тот, потерявший в жизни многое: любимую женщину, друзей, идеалы, – растерянно делает шаг навстречу женщине. Роман заканчивается фразой: «И он увидел ее». Все обрывается на полуслове, сон души окончен, жизнь героев только начинается, и все еще может быть. Миссис Дэллоуэй, решившая покончить с собой, в конце концов остается в этом мире, чтобы попытаться обрести в нем свое место.

Ее считали и считают трудной для восприятия, слишком «интеллектуальной писательницей». Многие романы Вирджинии Вульф («На маяк», «Волны») написаны в манере потока сознания, недосказанности, самообнажения, что неизменно вызывало противоречивые высказывания критики и читателей: от абсолютно восторженных до недоуменных. Сама писательница говорила: «Писать из самых глубин чувства, – так учит Достоевский», и судя по всему, Вирджиния творила именно так.

Огромной популярностью пользовались ее рассказы, напоминающие по форме лирические стихотворения в прозе. Вульф называли создательницей новой манеры письма. Тогда она вызывала яростную полемику, а сейчас стала общепризнанной. В общем, признание и слава доставляли Вирджинии больше горечи, чем удовлетворения. Если бы не поддержка мужа и сестры, то она бы ушла из жизни намного раньше.

Вирджиния Вульф была очень красива, она привлекала внимание многих, но настоящей любовью отвечала лишь своему мужу Леонарду. Она высоко ценила чувство дружбы и часто бывала искренне увлечена своими подругами. С одной из них, Викторией, она дружила двадцать лет, написав множество прекрасных писем, почти что любовных признаний. Писательница посвятила ей свой роман-фантазию «Орландо» – книгу о любви и перевоплощении душ.

Это посвящение и полные нежности письма к Виктории дали повод многим современным исследователям делать вывод о том, что у писательницы была «нетрадиционная ориентация». Однако мы часто забываем о том, что в то время было принято по-другому выражать свои чувства: более открыто, более ярко, а обращение «Милый друг» или подпись «С любовью» часто оказывались не более чем фигурой речи.

Конечно, насилие, пережитое Вирджинией в детстве, оставило глубокий след в ее душе; она долгое время испытывала страх перед обществом мужчин, но постепенно он сгладился. Подруги замечали, что Вирджиния весьма сдержанно говорила об интимных отношениях между мужчиной и женщиной, – но разве в этом есть что-то необычное или странное?

Своих детей у четы Вульф никогда не было, и Вирджиния очень переживала свое несостоявшееся материнство. Она чрезвычайно любила своих многочисленных племянников, детей Ванессы, особенно Джулиана – молодого, подающего большие надежды поэта. Но как и многие люди, которых коснулась привязанность Вирджинии, Джулиан погиб во время гражданской войны в Испании в 1938 г. Писательница с трудом оправилась от горя – ей казалось, что ее прикосновение убивает.