Текст книги "Хорошие. Плохие. Нормальные"

30 марта. Бордовый Толстой

Цитата дня:

– Я? ты находишь? Я не странная, но я дурная. Это бывает со мной. Мне все хочется плакать. Это очень глупо, но это проходит, – сказала быстро Анна и нагнула покрасневшее лицо к игрушечному мешочку, в который она укладывала ночной чепчик и батистовые платки.

«Анна Каренина»

• сатурация – 98

• авантюристов на моей жилплощади – один

Маратик приехал на грузовичке. Привез книжные стеллажи, сумку и два пакета. Стеллажи – подарок мне. Выиграл в покер и купил стеллажи на Авито. В сумке его вещи, в пакете запас шоколадных батончиков и чипсов, в другом пакете маски, садовые перчатки, термометр, пульсоксиметр.

Пульсоксиметр – прибор для измерения сатурации. Сатурация – содержание кислорода в крови. Маратик сказал, что это необходимая вещь при эпидемии: если здоров, то сатурация 99 или 98, в крайнем случае 97. Маратик странный: не верит в вирус, смеется над моими страхами, при этом собирается измерять себе и мне температуру и сатурацию.

Мы разделили стулья: каждому из нас принадлежит по два стула. На спинку стула можно вешать одежду, на сиденье складывать. Разделили диван: на половине Маратика клубок из пледа и простыней, моя половина дивана застелена идеально, без единой складочки.

Со своей стороны дивана Маратик поставил тумбочку, на тумбочке чипсы и шоколадные батончики, а я со своей стороны дивана поставила шкафчик. В шкафчике мои любимые книги из тех, что нашлись в чемодане: «Ночь нежна», «Черный принц» «Возвращение в Брайдсхед», «Обещание на рассвете». А также мои запасные книги: это книги, которые я ужасно хочу перечитать, но откладываю на потом, как собака зарывает косточку, чтобы когда-нибудь откопать и перечитать: «Обрыв», «Записки Пиквикского клуба», «Убийство викария», «Сандро из Чигема», «Сто лет одиночества»… и «Двадцать лет спустя», почему бы и нет?.. Иркина квартира потихоньку превращается в мой дом.

…Не хочется думать о том, что у Маратика на тумбочке чипсы. Я понимаю, что нормальные люди живут в беспорядке, а не организовывают мир вокруг себя, как я. Но чипсы?..

Не буду думать о том, что Маратик собирается есть чипсы в кровати. То есть на диване, но все равно – он собирается есть в кровати?! Не буду об этом думать.

К вечеру вещи Маратика, которые я аккуратно сложила на стульях, сами собой перекочевали на пол и улеглись там кучами. Это проблема. Я не могу жить в беспорядке, не могу видеть несимметричное, люблю пустые поверхности, всегда все запихиваю в ящики. Я не псих и не лезу в гостях в чужие шкафы, чтобы сложить белье в идеальные стопки, не бросаюсь в спальню хозяев и не собираю одежду с пола, не расставляю на чужих кухнях чашки идеальными рядами, но у меня дома, на моей территории, все должно быть идеально. Как я смогу жить в этом бардаке, чипсах и шоколадках?!

Я мучилась этим вопросом до ночи, а когда мы легли спать, Маратик на своей половине дивана с пакетом чипсов, а я на своей, вопрос решился сам собой: легко. Я легко смогу жить в бардаке. Главное – решить, что я всего этого не вижу. Не вижу клубка простыней на другой половине дивана, не вижу куч одежды на полу и чипсов не вижу. И крошки от чипсов меня не раздражают. Я же не псих и не требую симметрии от мира в целом.

– Слушай, балда, а ты понимаешь, что у тебя в руках золотая жила? …Думай, балда!.. Ладно, дядя думает за тебя. Мы с тобой – где? Оглянись! Мы на Рубинштейна, самой модной улице города. В Довлатовском доме. На Рубинштейна – что? В Довлатовском доме – что?.. Правильно, поток туристов. У нас помещение на первом этаже. Вход к нам прямо с улицы. С улицы – прямо к нам, в зал с камином. Понимаешь, балда?.. Я буду называть тебя балдой, это теперь твое имя.

Маратик лежал рядом, жевал чипсы и шоколадные батончики и рассуждал: у нас в руках золотая жила – помещение с камином на первом этаже на самой модной улице города.

Я все еще не понимала: и что? Помещение можно сдавать в аренду. Когда закончится карантин, конечно.

– Давай играть, – сказал Маратик.

Маратик-Карлсон, взялся неизвестно откуда, прилетел к одинокому Малышу и говорит: «Давай играть». Карлсон, между прочим, еще более одинок, чем одинокий Малыш, они оба самые одинокие на свете.

– Во что играть?

– Ну, не в покер же с тобой играть и не в доктора. Давай играть в магазин. Не зря же я тут с тобой корячился, книги в такси грузил, до сих пор спина болит и хвост отваливается, теперь давай играть! Предлагаю играть, что у нас книжная лавка. У нас в руках золотая жила. …У нас камин, – значительно сказал Маратик. – Камин принесет нам успех. Кресла также принесут нам успех. Покупатели скажут: «Ах, какая прелесть посидеть с книгой у камина в Довлатовском доме», усядутся с книгой в розовое кресло или в зеленое. Голубое кресло будет всегда занято кем-то из постоянных непокупателей.

– Непокупателей? Кто такие постоянные непокупатели?

– В книжной лавке всегда есть постоянные непокупатели. Они приходят поработать, пообщаться, ничего не покупают, они создают имидж. …В голубом кресле у нас всегда будет сидеть друг Довлатова. В нашем доме живет парочка дедов, я видел одного, с палочкой, еще один шаркал по двору. Почему бы одному из дедов не быть школьным другом Довлатова? Посмотрим и выберем. Это должен быть бодрый жуликоватый дед… или уже совсем в маразме, чтобы ничего не помнил. Представь, дед приходит к вечеру, когда идет поток покупателей, усаживается в голубое кресло…

– У меня… у нас усаживается? И сидит?

– Сидит, но небесполезно для нас. Нам зачем, чтобы он бесплатно сидел? Покупатели будут рады проникнуться духом Довлатовского дома, расспросить деда о Довлатове. Потом что-нибудь купят, им будет неловко уйти без покупки. Дед подпишет купленные книги: «С любовью от д. Довлатова». Не от деда Довлатова, а от дома Довлатова. Ну что, гениально?

Маратик приподнялся на локте. У него так возбужденно блестели глаза, и он излучал такую уверенность, как будто всерьез придумывал бизнес.

– В центре зала мы поставим шкафчик, там будет письмо Довлатова, раритет.

Я спросила, какой шкафчик, чтобы не спрашивать, откуда у нас возьмется настоящее письмо Довлатова.

– Письмо я напишу. Не бойся, законопослушная балда, мы ведь не собираемся продавать фальшивку. Письмо будет лежать в шкафчике для создания атмосферы. За стеклом, чтобы не лапали… Раритет все-таки, офигенных денег стоит.

Мы обсуждали, на какой бумаге напишем письмо, как назначим жуликоватого деда школьным другом Довлатова, смеялись так, что я начала икать, а Маратик скатился с дивана и продолжал смеяться на полу.

– Нам обоим плохо, давай играть, – сказал Маратик с пола. – Тебе плохо, иначе ты бы не сидела тут одна, как сыч. Мне тоже плохо, иначе я бы не пришел к тебе на самоизоляцию. Я не расскажу тебе, почему мне плохо, и ты мне не расскажешь.

Откуда Маратик знает, что внутри я всё время плачу?.. Но ведь и он плачет внутри и не говорит. …Откуда я знаю? Ну, я же лежала рядом с ним, пока он от смеха не упал на пол, в нем были слезы, я чувствовала.

– Ницше говорил: «Нам необходимо искусство, иначе мы погибнем от правды». Вот моя идея: нам плохо, мы смеемся… Ну как?

Маратик как-то подозрительно образован. Может быть, Маратик – аспирант кафедры философии?

Идея Маратика не такая глупая, можно сказать, хорошая идея. Я же не могу все время плакать! Буду как яйцо в мешочек, двухслойная, сверху посмеюсь, внутри поплачу. Я люблю смеяться, когда мне плохо, мне палец покажи, я засмеюсь.

– Идея супер. Вообще-то, это идея Ницше, не твоя.

– Ницше и моя. Кто придумал посадить в лавке школьного друга Довлатова?

И мы начали играть. Для начала нужно придумать, чем мы будем отличаться от других книжных магазинов. В городе есть интеллектуальные книжные магазины: «Порядок слов» на Фонтанке, «Все свободны» на Маяковского… А мы, а у нас?..

– Наша фишка – домашняя книжная лавка. Сейчас тренд – все домашнее, атмосферное. Сейчас удачное время, чтобы начать: карантин.

– Всё закрыто? – понимающе спросила я.

– Дело не в том, что все закрыто, а в том, что люди закрыты. В обычной жизни все происходит быстро: выходишь из дома, бежишь к машине, прыг в машину и фьють… вечером приехал спать. А сейчас у всех жизнь вокруг дома: человек вышел в магазин или в аптеку, спешить некуда, идет медленно, рассматривая, что тут у него в околотке, – а тут мы. К тебе вся улица Рубинштейна ходить будет.

Я сказала, что у нас огромное преимущество перед другими книжными магазинами, вообще перед всеми бизнесами: аренда. Книжная лавка находится у меня… у нас дома. Не нужно платить аренду.

Маратик кивнул:

– А когда все откроется, наша книжная лавка станет модной приметой улицы Рубинштейна. Представь, как народ к нам повалит… Во всех ресторанах будут висеть объявления с твоим портретом: «Пришел в ресторан, загляни в книжную лавку» или «Поговори о любимой книге в книжной лавке в Довлатовском доме». На этой улице пятьдесят три ресторана. …А туристы? Когда все будет как прежде – Рубинштейна кипит, поток туристов… Каждый сможет поговорить с тобой о любимой книге и получить от тебя личную рекомендацию. В новой реальности личное общение будет самым ценным, самым востребованным. А у тебя есть… в тебе что-то есть… когда человек с тобой разговаривает, ему кажется, что ты в него не плюнешь. Я имею в виду, что в тебе есть харизма, ты случайно не психотерапевт?

Я не хочу, чтобы мой портрет был во всех ресторанах. Или немного хочу?

– Ты обалдел?! Каждый сможет со мной поговорить? Я что, буду разговаривать с каждым?

– Ну, не бесплатно же, – успокаивающе сказал Маратик. – Я планирую зарабатывать приличные деньги. Продажа книг плюс сувениры для туристов «С любовью от дома Довлатова» за подписью деда. …Все, кто тупо ходит в офис каждый день, будут завидовать, как прекрасно мы устроили свою жизнь: для нас «пойти на работу» означает выйти в соседнюю комнату. Мы будем сдавать книжную лавку в почасовую аренду. Наша лавка превратится в модное культурное пространство для презентаций. Можно каждый вечер сдавать, кроме понедельников, по понедельникам модные мероприятия не проводят. …Утром будем сдавать кружкам и студиям, например студии вокала. Представь, как ты утром встаешь, а в зале уже кто-то распевается… Представила? Ха-ха.

…Маратик на своей стороне дивана шуршал обертками шоколадных батончиков, а я думала, что совсем недавно я была счастлива: у меня закончился испытательный срок.

СН пригласил меня пожить у него, поставив «испытательный срок» неделю. Он никогда никого не пускал домой, никто из его женщин не жил с ним. Поставил срок неделю, потом продлил до двух недель, потом продлил срок до сорока пяти дней. Называл меня «смотритель зоопарка», как будто их с Катькой нужно содержать в клетках и просовывать им сквозь прутья морковку.

За три дня до окончания «испытательного срока» я каждый день загадывала: если в семь вечера в доме напротив будут гореть три окна, или шесть, или девять, или кратно трем, то СН не отправит меня домой.

Катька говорила: «Он точно скажет „нет“, но у него бывает разное „нет“». Она имела в виду, что «нет» бывает разной степени категоричности. Может быть «нет, но все-таки может быть».

Когда сорок пять дней закончились, СН сказал «да». Он сказал «да»!

Он сказал «да», а я тут, на Рубинштейна, 23. Рядом со мной Маратик, шуршит чипсами в моем розовом халате, окрестные алкоголики приходят за Достоевским и Джеком Лондоном, соседи думают, что я торгую Томасом Манном с помойки (этой женщине все-таки нужен Томас Манн, я дала ей «Будденброков»), я играю в книжную лавку.

– Спишь? – Маратик толкнул меня в бок. – Если спишь, быстро просыпайся. Докладываю: температура нормальная, сатурация в норме. И вот что я думаю: в лавке должны быть современные книги. У нас есть все собрания сочинений, но я не уверен, что люди встанут в очередь за собраниями. Где нам взять современные книги? Новые поступления? Нам нужно подумать о расширении ассортимента, на одном Томасе Манне далеко не уедешь.

…Когда люди во что-то играют, они могут случайно заиграться, мы не заигрались?

Сегодня первый день игры, а книжная лавка уже кажется мне более реальной, чем реальная жизнь. Это потому что мы взаперти и никакой другой реальной жизни пока больше нет…

Нет, это потому что мамы давно нет рядом, отца приблизительно нет, СН больше нет, я одна.

С другой стороны, каждый человек один, не только я. Вот Маратик – лежит рядом со мной, держит меня за руку и тоже один. Думает о своем плохом, пьет из своей фляжки. Думает, я не знаю, что у него под подушкой фляжка с коньяком.

Никого не нашлось, кто был бы с нами, когда нам плохо, только он у меня и я у него. Как в сказке, где звери спасаются от дождя под грибом.

Кто там спасался под грибом? Муравей и Бабочка? Муравей увидел гриб и спрятался под грибом переждать дождь. Прилетела Бабочка, попросилась под гриб. Муравей пустил Бабочку под грибок, сидят вдвоем, дождь пережидают… Мы с Маратиком как Муравей и Бабочка под грибом.

– …Не переживай, все как-нибудь устроится, можно буккроссинг организовать. …Слушай, ты говорил, что тебе плохо, что у тебя плохо?

– А что у меня хорошо? Давай уже нахрен спать! Повернись, я подоткну тебе одеяло.

Следующий день. Коричневый Бальзак

Цитата дня:

– Просить бога, чтобы он смягчил сердце вашего отца, дело хорошее, – сказал Вотрен, подавая стул сироте. – Но этого мало. Вам нужен друг, чтобы он выложил все начистоту этой свинье, этому дикарю, у которого, говорят, три миллиона, а он не дает вам приданого. По теперешним временам и красивой девушке приданое необходимо.

«Отец Горио»

• первых покупателей – два

• проданных книг – три

• спрятанных от покупателей книг – одна

• выручка в кассе – 250 руб.

• высших образований на двоих – три с половиной

Поругались и немного подрались с Маратиком из-за названия книжной лавки.

Маратик придумал: книжная лавка «Чемодан».

Его аргументы: «С коммерческой точки зрения правильно назвать книжную лавку в Довлатовском доме по названию всем известной книги» и «Ты дура». Мой аргумент: «Пошло эксплуатировать имя Довлатова. Назвать книжную лавку в Довлатовском доме „Чемодан“ все равно что назвать лавку „Довлатов“».

Его аргумент: «Название не в честь книги, а в честь чемодана с помойки».

Мой аргумент: «Все равно пошло».

Я придумала: «Свобода чтения». Не знаю, что я имела в виду. Просто «Свобода чтения» не так бессовестно эксплуатирует местоположение лавки.

– Ты о людях-то подумай, – сказал Маратик. – У людей примитивная реакция, люди радуются, когда им все понятно: вот Довлатовский дом, вот памятник, вот лавка «Чемодан». Ну, хочешь, назовем лавку «Зона»? Нет? Ну, ты сноб…

– А ты любитель дешевого хайпа. И ты сам сноб, считаешь, что все, кроме тебя, примитивные.

– Ну, я отчасти сноб, как любой человек из хорошей семьи с хорошим образованием. За мной три поколения искусствоведов, и у меня два с половиной высших образования.

– Ты официант.

У нас с Маратиком на двоих три с половиной высших образования, одно мое, два с половиной Маратика, одно из них наверняка философское. В «Фартуке» он заменял друга-дайвера, друг улетел на Бали. Возможно, Маратик врет.

…Вечером зашел сосед с третьего этажа за пьесами. Чуть полноватый солидный господин в красивой замшевой куртке. Я плохо определяю возраст людей, у меня есть три градации: «моложе меня», «как я» и «старше». Сосед был «старше», закутан в шарф по самые уши, использовал шарф вместо маски.

Я тоже закуталась в шарф, так мы и разговаривали, из-под шарфов, соблюдая социальную дистанцию в полтора метра, он у входа, я у стопки книг слева от окна.

Сосед слышал, что у меня книги («услышал от соседей, что у вас книги»), и прочитал объявление: «В любой непонятной ситуации идите к нам, в книжную лавку „Чемодан“». Оказывается, Маратик прикрепил к подоконнику со стороны улицы плакатик. Вообще-то, это нечестно, мы еще ничего не решили.

Соседу нужны пьесы, все равно какие, он любит театр, а в театр сейчас не пойдешь.

Я сказала:

– У нас есть двухтомник Уайльда. Пьесы во втором томе. Я сейчас поищу, кажется, он в этой стопке… и дам вам второй том.

– …Да, пожалуйста… у меня очень тревожное состояние, сегодня мне приснился странный сон… – сказал сосед. – Может быть, пьесы хоть ненадолго отвлекут меня от новостей, я непрерывно читаю новости.

Я тоже. Я смотрю новости приблизительно каждые пятнадцать минут. Раньше я вообще не интересовалась новостями, а теперь получается, что я проверяю новости шестьдесят раз в день?..

Мы поделились друг с другом новостями.

На самом деле мы поделились друг с другом одними и теми же новостями. Но как могло быть иначе, если мы оба без перерыва читаем одни и те же новости? Он только что прочитал, что, по данным университета Хопкинса, в странах, где проводилась массовая вакцинация БЦЖ, у людей в 5,8 раза выше шансы не заразиться. И я только что прочитала, что, по данным университета Хопкинса, в странах, где проводилась массовая вакцинация БЦЖ, у людей в 5,8 раза выше шансы не заразиться. Нам обоим делали БЦЖ, и нашим родителям тоже делали БЦЖ, это немного успокаивает нас обоих.

Мы обсудили, когда нужно вызывать «Скорую». Он считает, что ложиться в больницу опасно. Пока нет угрозы жизни, нужно терпеть и лечиться самому, хотя есть случаи смерти от самолечения, например от приема гидроксихлорохина.

При словах «угроза жизни» у меня в горле завихрился страх.

– Пожалуйста, давайте не будем упоминать угрозу жизни, – пискнула я. – Я остро реагирую… понимаете?

Господин сказал:

– Эпидемия не главное зло, а вот что будет с экономикой после эпидемии… Что бы вы выбрали: объявить карантин и сохранить жизни, разрушив экономику, или пожертвовать жизнями и сохранить экономику? Если бы вы были на месте Меркель?

Маратик закашлялся в комнате, я извинилась, вышла к нему.

– Ты нарушаешь правила игры, – зашипел Маратик. – Мы должны рассматривать любое наше действие с точки зрения бизнеса. Неправильно продавать второй том: кто тогда купит первый?..

– Продавать? Что ты имеешь в виду? За деньги?

– Нет, за фантики!.. Когда в детстве играли в магазин, были игрушечные деньги, нарезанные квадратиками фантики. …Назовешь цену, возьмешь деньги. Деньги – это такие бумажки: сто рублей, двести, пятьсот, тысяча, пять тысяч… Дашь книгу, возьмешь бумажку.

– Сто рублей брать? Как-то неловко, он же сосед…

– Сосед же не знает, что книжная лавка «Чемодан» – игра. И вообще, он не сосед, а покупатель: пришел в рабочее время, вошел через дверь. Деньги берешь с серьезным лицом, это такой обэриутский стеб – играть и говорить чушь с серьезным видом.

Я рассердилась: лежит тут, весь в чипсах, как свинья в очистках, а я должна брать деньги.

– Ты вообще имеешь представление о бизнесе? Надо ИП открывать, заводить кассу. Я боюсь кассы, я даже банкоматов боюсь, стараюсь не брать деньги и не класть… Банкомат может не дать денег или забрать карточку.

– Балда, ты что, балда? – сказал Маратик. – Сейчас весь мелкий бизнес рухнул, зачем тебе ИП, чтобы налоги платить?

– Ладно. …А если… если покупателю понадобится туалет? Вот сейчас этот покупатель спросит меня, где туалет, и что?

– Что с тобой, у тебя лицо перекосилось, у тебя не приступ аппендицита?

– Я не позволю покупателям пользоваться моим туалетиком! Я не могу…

– Это же бизнес. Справишься с собой, если будет нужно. Возьмешь себя в руки и скажешь: «Туалет вон там».

– А что, если кто-то скажет «кому нужно это старье» или «все можно прочитать онлайн»? Я не сумею достойно ответить, буду мычать и улыбаться.

Пикнул мой телефон, эсэмэска от мамы. В Италии еще шесть тысяч заболевших. Мама не выходит из дома в Бергамо, отец не выходит из дома в Петербурге. Границы закрыты. Что, если они закрыты навсегда? Мир, который был таким уютным, таким моим, разделился на маленькие пещерки… Мама и папа каждый в своих пещерках, а я здесь, в своей… Что, если я никогда не увижу маму?..

– Какого черта ты стоишь здесь с похоронным лицом и вздыхаешь? – проворчал Маратик. – Волнуешься, что начинаешь бизнес с нуля? Ну и что, каждый с чего-то начинает. Все норм, иди, ты справишься.

– С чем я справлюсь, с придуманной книжной лавкой?.. Может, вернемся в реальность? Представь, что ты глава государства, на тебе ответственность за миллионы людей. Что бы ты выбрал: сохранить жизни или сохранить экономику? Если бы ты был Меркель или Макрон?.. Это экзистенциальный выбор: жизнь или цивилизация.

– Я не Меркель и не Макрон, я человек маленький, у меня книжная лавка. Вольтер говорил, нужно возделывать свой сад. Иди, возделывай мой сад.

Я лично буду подсчитывать выручку каждый день! – крикнул Маратик мне вслед и в испуге зажал рот рукой – в зале все слышно.

…Господин сказал, что плохо переносит стресс, чувствует себя истощенным, днем и ночью думает, как выжить в ближайшие месяцы и что будет с экономикой после карантина.

Я спросила, какой сон ему приснился.

– Вы не поймете. Но могу рассказать: мне приснилось – война, меня угоняют в Германию на трудовые работы. Я не могу идти, я ведь уже немолодой, нездоровый. Я падаю и остаюсь лежать на обочине, а у меня…

– А у вас?..

– Ипотека.

Вот что оказалось: господин – топ-менеджер в немецкой компании, боится, что компания из-за вируса свернет свою деятельность в России и он потеряет работу. Сон так прямо связан с его страхами, что даже Фрейд не нужен. В трудные минуты жизни, в минуты стресса и душевного расстройства, как сейчас, самый страшный страх вылезает из генетической памяти и трансформируется в реальность: бедный господин, фашисты его пристрелят, и он не сможет платить ипотеку.

Я не думала, что у взрослого солидного человека могут быть те же страхи, что у меня. У меня нет ипотеки, но страхи есть: мне не раз снилось, что война, за мной приходят фашисты. Может быть, из-за «Дневника Анны Франк»? Самое страшное – это ждать, когда за тобой постучится смерть.

– Вы прочитаете «Веер леди Уиндермир» и успокоитесь.

Пьесы действительно очень успокаивают: легко читать, слева – кто говорит, справа – что говорит, и не тратишь время на описание природы. «Идеальный муж»… эту пьесу я люблю меньше… хотя в любви ведь не бывает «больше» и «меньше». «Идеального мужа» я люблю одной любовью, а «Веер леди Уиндермир» другой.

Поговорили о расстройствах психики в самоизоляции: обостряется мания преследования и страсть к конспирологическим теориям. Пообещали друг другу не начинать день с проверки новостей и обсуждать со знакомыми не одну тему, а разные: мы оба не хотим стать статистикой эпидемии, но и стать статистикой психдиспансеров тоже не хотим… Он предложил поговорить о позитивном, но не смог переключиться и заговорил об аппаратах ИВЛ: сколько аппаратов ИВЛ у какой страны, достаточно ли ИВЛ в Петербурге и хватит ли на нас.

После разговора об ИВЛ страх опять завихрился у меня в горле и перешел в область живота. У соседа, должно быть, тревожное расстройство, а у меня панические атаки. Такое впечатление, что в книжной лавке «Чемодан» все, и продавец, и покупатели, страдают от разного вида нервных расстройств. Но куда всем нам сейчас податься, как не в книжную лавку?

…У него в руках двухтомник Оскара Уайльда, а у меня сто рублей! Я смогла! Это оказалось не трудно: он спросил, сколько с него за двухтомник, а я сказала «сто рублей».

На прощание сосед сказал: «Как вы будете вести бизнес после обвала рубля?» и «У вас очень красивое платье».

Как обвал рубля повлияет на мой бизнес?

Почему я, в своем возрасте, так и не научилась принимать комплименты? На мне розовое бархатное платье с низкой талией по моде Серебряного века, очень красивое. У мамы отличный вкус, она выбирает платья потрясающей красоты: черное с крошечным кружевным воротничком, шерстяное с юбкой-пачкой, шелковое платье-футляр. Говорит: «В твоем возрасте у меня были только джинсы и свитера, мне бы твои возможности». Последнее, что она мне прислала, – вот это бархатное пепельно-розовое платье. Сказала: «Надеюсь, это платье ты будешь носить». Я люблю джинсы и свитера и ботинки «Доктор Мартинс». Теперь вот сижу дома в бархатном платье, наверное, чтобы стать к ней ближе.

Почему я ответила «да это так, ничего особенного», вместо того чтобы просто сказать «спасибо»?

Почему мне так мучительно трудно общаться с новыми людьми? Ведь я потратила столько усилий, чтобы переделать себя из интроверта в экстраверта.

…У нас еще один покупатель: бабушка с внуком. Постучались в окно: нет ли у нас Бианки? Бабушка хочет, чтобы внук читал про природу, как она в детстве. Внук скорчил мне рожу: не хочет как бабушка в детстве.

Внуку не повезло. У нас есть Бианки.

Продала Бианки через окно за 150 рублей.

…Маратик потирает руки: бизнес набирает обороты.

…И самое главное! Насчет второго тома.

Мне было очень жалко продавать двухтомник Оскара Уайльда. Но почему-то нашелся еще один второй том! Этот второй том я никому не отдам, он мне самой нужен. Я люблю второй том больше, чем первый. Если подумать, то «Идеальный муж» хуже, чем «Веер леди Уиндермир», но лучше, чем «Как важно быть серьезным».

Нужно предложить соседу с третьего этажа большой синий том Мольера. Пьесы Мольера поддержат его во время эпидемии… кроме, пожалуй, «Тартюфа». В принципе еще можно Бомарше. А вот пьесы Чехова я бы сейчас ему не посоветовала.