Текст книги "Адвокат вампира"

– Начни с самого начала, – посоветовал Харкер. – Из-за чего вы с Бартоломью повздорили? Это стало одним из оснований для твоего ареста, я побеседовал кое с кем, пока добивался свидания, – пояснил он и чуть подался вперед, всем своим видом демонстрируя, что готов слушать.

– Это старая как мир и столь же банальная история, – вздохнул Кэмпбелл. – Ты знаком с Элайзой Хопкинс? – Джонатан отрицательно покачал головой. – Я мог бы рассказывать о ней часами, но достаточно того, что я скажу сейчас – это самая добрая и прелестная девушка на свете, и я был на седьмом небе от счастья, когда она согласилась стать моей женой. Знакомо ли тебе это чувство, когда ты готов обнять от радости весь мир?

– Да, я переживал нечто подобное, – тихо ответил Джонатан Харкер. Кэмпбелл поймал его взгляд и осекся:

– Прости. Я… знаю о смерти твоей жены. Прими мои соболезнования.

Харкер коротко кивнул и жестом пригласил друга продолжать рассказ.

– Но жертвой красоты Элайзы пал и мой приятель Бартоломью Филд. Богом клянусь, я ничего не знал о его чувствах, и она не давала ему надежды. Оказалось, что отказ глубоко ранил его, а новость о скорой свадьбе стала еще более тяжелым ударом. Мы с ним встретились вчера, и я, движимый наилучшими побуждениями, пригласил его отпраздновать с нами помолвку, он же счел меня предателем, бросив это обвинение мне в лицо. Признаться, я не остался в долгу, мы сказали друг другу многое, о чем сразу же пожалели – по крайней мере, я. Расстались мы в гневе. Через несколько часов, остыв, я подумал, что наша многолетняя дружба должна быть сильнее, поэтому нужно объясниться, как подобает джентльменам. Я отправился домой к Барти, но его там не оказалось. Побеседовав с прислугой, я понял, в какую сторону он отправился, и последовал за ним. На поиски у меня ушел почти весь вечер. Уже не помню, в каком по счету пабе я все-таки обнаружил его, пьяного в стельку…

Далее Джеффри рассказал о том, как они с почти бесчувственным товарищем стали жертвами кэбмена, о мертвом теле, упавшем рядом с ним на снег, и как он бежал по узким переулкам, каждый миг ожидая, что шеи коснется дыхание несущегося за ним чудовища.

– Мы с тобой давно знакомы, Харкер, и ты знаешь, что я не робкого десятка, но прошлой ночью я испытал настоящий ужас. Он… или оно… охотилось на меня, как дикий зверь, но звери не бывают столь жестоки, они преследуют добычу ради пропитания, а не для удовлетворения своей злобы.

– Как тебе удалось спастись? – спросил Джонатан.

– Мне повезло. Я не представлял, куда отвез нас этот безумец, бежал по переулкам, не думая о том, куда они ведут – сначала. Не знаю, сколько времени это заняло, кажется, что несколько часов, хотя, конечно же, намного меньше. Но я вдруг оказался в месте, которое узнал: много лет назад там жил мой дядюшка, ребенком я часто его навещал. Я заколотил в двери первого же дома, и, на мое счастье, мне открыли. Потом мы послали за констеблем, я рассказал ему о случившемся, не вдаваясь в детали, чтобы он сразу не счел меня безумцем. Лишь сказал, что на меня и моего друга напали и что мой друг, кажется, ранен, поэтому я побежал за помощью. Не без труда я вспомнил дорогу обратно и проводил констебля на место происшествия. Кэб, конечно, давно уехал, а тело Барти так и лежало на снегу, до него даже не успели добраться грабители. Прибывшие полицейские принялись обшаривать округу, искать свидетелей, кто-то начал допрашивать меня… и я не помню, что говорил. Не успел я сообразить, что происходит, как меня арестовали, и с того момента, как привезли сюда, допрашивали и допрашивали. Скажи, ты веришь мне или тоже считаешь сумасшедшим?

– То, что случилось с тобой, кого угодно свело бы с ума, – ответил Джонатан, глядя другу в глаза. – Но я абсолютно уверен, что каждое слово из рассказанного тобой – правда. Зверь действительно существует, ты не первая его жертва, но первая, кому удалось его рассмотреть и при этом уцелеть. – Он помедлил. – Догадываюсь, что ты не хотел бы впутывать в это дело поверенного вашего семейства, – получив утвердительный кивок, он сказал: – Поэтому ты меня нанимаешь.

Глава 4. Работа с риском для жизни

Швейцар предупредительно открыл двери, и профессор Ван Хельсинг, сбивая перчатками пушистые снежинки с плеч, вошел в отель «Браун» и остановился в нерешительности, ища глазами лорда Гамильтона. Лорд поднялся из кресла и помахал рукой, привлекая внимание. У него было смуглое лицо с решительным подбородком и смоляные усы, торчащие строго параллельно полу. В молодости он служил в Индии, но вышел в отставку, когда взял на себя обязанности главы семьи после смерти отца. Затем последовал брак, навязанный общественным долгом и не принесший ничего, кроме разочарований. К счастью, лорд Гамильтон сумел найти отдушину – с детства увлекаясь историей, он посвятил себя научным изысканиям и со временем возглавил Фонд исследования Египта.

Гамильтон отрекомендовал местный ресторан как «лучший образчик доброй английской кухни», Ван Хельсинг выразил желание поскорее отдать должное здешнему повару, и оба джентльмена поспешили навстречу гастрономическим изыскам, в дегустации которых им должен был составить компанию лорд Дарнем. Покидая вслед за египтологом просторный холл, Ван Хельсинг заметил краем глаза мелькнувший в глубине коридора знакомый силуэт и замер на мгновение, вглядываясь в полумрак, а потом поспешно догнал своего спутника.

В ресторане лакей указал им отдельный кабинет, где был сервирован стол на троих и где их ожидал лорд Дарнем, мужчина лет сорока, среднего роста, с усиками в ниточку и сильно загорелым лицом с правильными чертами. Все сделали заказ и в ожидании закусок обменялись визитками и замечаниями о погоде. Затем лорд Гамильтон ловко перевел разговор на международную обстановку, а с нее – на события, послужившие поводом для встречи с профессором.

– Не буду томить вас недомолвками, – сказал глубоким низким голосом лорд Дарнем, которому лорд Гамильтон дал слово, – экспедиция была адская. Тамошнее население – агрессивные фанатики, они саботировали раскопки, воровали, угрожали! Не один раз наша работа висела на волоске, мы думали о том, чтобы перебазироваться, хотя, видит Всевышний, сама мысль об этом была невыносимой! Находясь так близко от разгадки, отказываться от продолжения… я не пожелаю никому таких терзаний. К счастью, мне удалось договориться с местными жителями. Не скажу, что это было просто и обошлось дешево, но наши усилия в итоге оправдались!

– Я рад, что вам удалось вернуться на родину не только невредимыми, но и с, несомненно, ценным грузом, – заметил Ван Хельсинг. – Как я понял из письма многоуважаемого лорда Гамильтона, вы привезли нечто любопытное?

– Мы все еще в процессе перевода текстов, – осторожно ответил лорд Гамильтон. – Некоторые фрагменты можно истолковать двояко, другие допускают не менее десятка трактовок. Не хотелось бы преждевременно трубить в фанфары… однако, если мои предположения верны, это может стать громкой научной сенсацией! А вы, профессор, – заметил он, – похоже, относитесь к категории людей, которым деловые переговоры не мешают отдавать дань обеду. – И он громко рассмеялся собственной шутке, тогда как Ван Хельсинг слегка покраснел и отложил нож.

– Простите мои манеры иностранца, – сказал он. – Кроме того, здесь действительно прекрасная кухня.

– Признаться, я и сам не люблю терять время, – кивнул лорд Гамильтон, вооружаясь столовыми приборами. – Итак, мой друг лорд Дарнем, прекрасный специалист, так сказать, с нюхом на сенсации, – при этих словах покраснел уже лорд Дарнем и попытался скрыть смущение, подняв бокал вина. – И весьма предприимчивый человек. Два года назад я раскопал, фигурально выражаясь, в нашем архиве дневники сэра Генри Мэтьюза, который, опираясь на труды Фонтана и Эдвардса, выдвинул несколько гипотез касательно четвертой династии. Признаться, тогда мне и другим джентльменам его выводы показались фантастическими. Но моего друга это не остановило. Он нашел людей, которые профинансировали поездку, впрочем, не будем называть имен. – В этом месте Ван Хельсинг кивнул, усмехнувшись.

– В первый год раскопок нас постигла неудача, – сказал лорд Дарнем. – Но это не ослабило нашей решимости.

– И, что немаловажно, – лорд Гамильтон прервался, чтобы отдать должное великолепному ростбифу, – не сократило финансирования. Воистину, нам повезло с благотворителями, казалось, что они стремились приподнять завесу тайны не меньше, чем мы. А может, и больше…

К ростбифу подали йоркширский пудинг, столь нежный и воздушный, что на некоторое время ему удалось то, чего не сумели добиться сотни враждебно настроенных египтян, – он заставил собравшуюся в ресторане компанию полностью позабыть об исторических тайнах. В кабинете воцарилась хрупкая тишина, возникающая при поглощении превосходно приготовленной и правильно сервированной пищи.

– Ну-с, – сказал лорд Дарнем, промокая губы салфеткой, – о чем бишь я?

– О финансировании, – с любезной улыбкой напомнил Ван Хельсинг.

– О, профессор, эти материи вряд ли можно счесть интересной темой. Куда важнее то, что нашли люди лорда Дарнема. Бьюсь об заклад, – лорд Гамильтон хлопнул себя по колену, – вам не терпится это узнать!

– Это так, сэр, – развел руками Ван Хельсинг. – Ваш рассказ, ваши намеки заинтриговали меня. Признаться, с того момента, как я прочел письмо, все пытаюсь логически вывести причину, по которой мои услуги понадобились многоуважаемому главе Фонда исследования Египта.

– Уверяю, логика здесь не поможет, – лорд Дарнем вдруг посерьезнел. – Итак, профессор, первый год прошел впустую. Но этой весной нам удалось напасть на след. Здесь позвольте дать некоторые пояснения. Как вы, вероятно, знаете, во времена фараонов четвертой династии были построены прекраснейшие, величайшие пирамиды Гизы. Их изучали и еще долгие годы будут изучать историки всего мира. – Он сделал паузу, с тем, вероятно, чтобы сотрапезник ощутил в полной мере величие момента. Затем продолжил: – Но я в это время был занят поиском весьма скромной усыпальницы, о которой сэр Генри Мэтьюз упомянул лишь вскользь, поскольку не нашел достоверных источников, подтверждающих ее существование, кроме одного пергамента, где упоминалось имя того, для кого она была построена. Фараон Джеммураби, опираясь на сборник «Древних документов Египта», был не то сыном, не то братом Снофру и скорее хорошим чиновником, нежели правителем. Как утверждает его официальная биография, Джеммураби внезапно скончался и был погребен со всеми почестями. Его усыпальница – мы привезли отличные зарисовки и фотографические снимки – была украшена многочисленными граффити. Еще в Египте мой друг лорд Гамильтон начал расшифровку записей. Здесь, в Лондоне, вместе с коллегами, он продолжает эту работу, и она уже близка к завершению.

– Фараона доставили в Лондон? – уточнил Ван Хельсинг, припоминая письмо. Лорд Гамильтон кивнул.

– И фараона, и кое-что из утвари, и другие ценности, все как полагается.

– Так что же было написано на стенах усыпальницы?

– Это и есть то дело, по которому мне – нам, всему британскому обществу – нужен профессиональный совет, профессор.

– Врача или юриста? – деловито осведомился Ван Хельсинг.

– Врача и юриста. Судя по расшифрованным надписям, фараон Джеммураби открыл бессмертие. Сейчас он не мертв, но погружен в священный сон, готовый прерваться в любой миг.

– Скажите, милорд, – Ван Хельсинг откинулся на спинку стула, – скажите мне как врачу, вы сами верите в такую возможность?

– Как глава Британского Фонда исследования Египта, – отчеканил лорд Гамильтон, – я обязан допускать любую возможность и предотвратить неприятные последствия.

– О, – только и сказал Ван Хельсинг.

– Я от имени всех английских египтологов прошу вас подробнейшим образом изучить документы, которые имеются у нас в наличии, а также и сам предмет… интереса. И вынести заключение: может ли фараон воскреснуть, и если да, то какие последствия это принесет с точки зрения закона. И какие меры можно предпринять, дабы не возникло какого-либо юридического казуса.

Ван Хельсинг с трудом отогнал видение, в котором фараону, только что воскресшему и оттого пребывающему не в лучшем расположении духа, предлагают ознакомиться с судебным постановлением – на нескольких страницах, заверенным всевозможными печатями, – после чего он, приняв главенство закона, покорно возвращается в саркофаг.

– Мне, разумеется, будет любопытно взглянуть на фараона, – сказал он.

Лорд Гамильтон незамедлительно пригласил профессора нанести визит в Британский музей, где ему будет предоставлен неограниченный доступ в хранилище, равно как и к архивам Фонда. Осталось только уточнить детали следующей встречи. В это время в кабинет вошел официант и подал Ван Хельсингу на подносе записку. Она была короткой, но лорд Гамильтон заметил, как блеснули глаза профессора.

– Обстоятельства вынуждают меня сейчас покинуть вас, милорды, – вежливо сказал он, вставая и протягивая руку для пожатия. – Но завтра же я навещу его царское величество Джеммураби в музее и надеюсь, что окажусь полезен, хотя пока и не могу предположить, какие меры понадобятся против воскресшей мумии.

– Будьте спокойны, профессор, с фараоном мы как-нибудь справимся своими силами. А вот с британским законодательством – к сожалению, вряд ли, – сказал лорд Дарнем.

Профессор вышел из ресторана, поинтересовался у одного из носильщиков, где находится оранжерея, и уверенно направился туда.

В самом дальнем от входа конце цвел филодендрон – крупные початки в обрамлении широкого капюшона. Возле них стояла молодая женщина. Казалось, ее полностью занимали эти цветы, и подошедшему к ней профессору Ван Хельсингу пришлось даже негромко кашлянуть, чтобы привлечь внимание.

– Добрый день, – прозвучал в ответ низкий мелодичный голос, и она повернулась к нему: плавно качнулись плечи, бедра, скользнули вдоль колен складки темно-синего платья. Красивое лицо уверенной в себе женщины, твердая линия подбородка, нежный изгиб бровей и губ, греческий нос, нормоцефалическая форма черепа, а главное – ни единого признака астении.

– Только благодаря вам, мисс Адлер, – слегка поклонился Ван Хельсинг. – Я получил вашу записку. Чему обязан?

– Если я скажу, что просто захотелось вас увидеть – вы поверите? – спросила Ирен и улыбнулась в ответ на усмешку Ван Хельсинга. – Это правда, но еще мне нужен дружеский совет. – И она решительно взяла профессора под руку. Они были примерно одного роста, Ван Хельсинг, по своему обыкновению, слегка сутулился. – Здесь есть прекрасная чайная комната. Составите мне компанию?

– Я к вашим услугам, – галантно отозвался Ван Хельсинг, гадая, какого рода совет мог понадобиться его спутнице.

Судьба свела их чуть более года назад. Мисс Адлер готовилась открыть новую главу своей жизни под именем миссис Годфри Нортон, жены респектабельного юриста и хозяйки большого дома. Но история их знакомства (она пела на концерте в доме его тетки), обстоятельства их романа, наконец, окутанная флером тайны помолвка – все эти заключительные эпизоды дамского романа на деле обернулись лишь прелюдией к настоящей драме.

– Я вернулась в Лондон, – начала Ирен, когда подали чай и официант бесшумно удалился. – Вижу, вы удивлены этим, как была и я сама, приняв такое решение. Когда-то мне казалось, что нужно бежать как можно дальше и прятаться как можно надежнее.

– Ваше мнение изменилось? – спросил профессор.

– Я поняла, что не смогу спрятаться. И больше не хочу. То, что было, произошло в реальности, и теперь оно всегда со мной в моих воспоминаниях, это часть меня. Как и новые знания и новый опыт. Я больше не буду убегать. Попробую начать с чистого листа, купить какую-нибудь маленькую виллу в тихом местечке.

– Милая сударыня, – тепло сказал Ван Хельсинг, – отрадно слышать о ваших планах. Я рассматриваю их как добрый знак возвращения вашей душевной крепости, которая столь необходима в наши дни. Мой друг Джонатан Харкер, которого вы, без сомнения, помните, будет так же счастлив, узнав о них, как счастлив теперь я, и наверняка с готовностью окажет вам содействие в поисках и оформлении документов. Если это тот самый совет, в котором вы нуждаетесь, то считайте, что уже получили наше безоговорочное согласие.

– О, вы по-прежнему компаньоны, – Ирен пригубила чай. Профессор кивнул, улыбкой поощряя молодую женщину продолжать. Она сделала паузу, прикусив губу ровными белыми зубками. – Я рада, что встретила сегодня вас, это рассеяло мои сомнения. – Видя недоумение собеседника, она пояснила: – Я раздумывала, следует ли писать вам, кроме того, у меня не было ни малейшей уверенности, что вы по-прежнему в Лондоне, и возможно, что все это только игра моего воображения. Но вот я вижу вас в этом отеле, где сама живу, и мне кажется, это знак.

– Прошу вас, – сказал Ван Хельсинг, – располагайте мной.

– Вам известны случаи, когда, узнав нечто новое, ты начинаешь вдруг находить его следы повсеместно? – начала Ирен издалека. – Даже в самых неожиданных местах. Достаточно лишь один раз допустить в свою жизнь предположение… и поверить в его правдивость… Простите мою многословность, профессор… Вчера я была на балу у леди Аскот. Среди гостей мне встретился один молодой человек, он сказал, что приехал из Трансильвании. Граф Аурель фон… – она нахмурилась, пытаясь правильно произнести трансильванскую фамилию.

– О, – перебил ее Ван Хельсинг, – мне знакомо это имя. Стало быть, он произвел впечатление?

– Именно о впечатлении я хотела бы вам рассказать, – задумчиво произнесла Ирен. – Видите ли, я заметила кое-какие особенности в его наружности.

– Я весь внимание, – подался вперед Ван Хельсинг.

– Первое, он неестественно бледен, мертвенно бледен, я бы сказала. Такого эффекта можно достигнуть, наложив слой театрального грима, но граф не пользуется гримом. Или можно подумать, что он никогда не был под солнцем. И второе, точнее, самое главное… – Ирен порывисто протянула Ван Хельсингу руку, которую тот ободряюще пожал. – Видите ли, профессор, этот молодой человек не отражался в зеркалах!

Она посмотрела на Ван Хельсинга, и в ее взгляде читалось: «Вы мне верите? Объясните тогда, что я видела!»

Ван Хельсинг отпил из своей чашки, промокнул губы салфеткой.

– Моя дорогая, – сказал он мягко, – прекрасно понимаю ваши сомнения, предвижу также вопросы. Позвольте сказать: вместе с нами, представителями вида хомо сапиенс, под солнцем, а чаще под его ночным двойником, полумистической луной, обитают и другие существа.

– То есть граф не человек? – Ирен передернуло. – Это возможно?!

– Ваш знакомец имеет человеческий облик, ему присущи людские привычки и эмоции. К сожалению, – вздохнул Ван Хельсинг, – представители его вида мало изучены, точнее, практически не изучены в современной науке.

Ирен, казалось, не вслушивалась в его слова, ее тонкие пальцы комкали салфетку, взгляд сосредоточился на фарфоровом боку заварочного чайничка. Ван Хельсинг по-отечески похлопал по ее руке.

– Будет лучше для всех, мисс Адлер, если вы станете избегать встреч с графом, – сказал он. – А если встреча неизбежна, постарайтесь не показать, что знаете его секрет.

– Но кто он? – тихо спросила Ирен, повернув к профессору сосредоточенное лицо с трагическим изломом бровей.

– Носферату, – так же тихо ответил Ван Хельсинг.

Вернувшись на Вествик-гарденс, профессор осведомился у хозяйки, дома ли мистер Харкер, однако тот все еще отсутствовал, более того, даже не сообщил почтеннейшей миссис Тернер, намеревается ли вернуться к ужину, и не подал ни единой весточки. Ван Хельсинг почувствовал укол беспокойства: задание, за которое взялся его молодой компаньон, могло быть опасным из-за связи с оборотнем. Хотя с памятной встречи прошло уже почти два месяца, профессор знал, что ни в коем случае нельзя недооценивать злобность и мстительность твари, при этом, несмотря на всю тщательность поисков, он пока что мало в них продвинулся и не обнаружил ни логова зверя, ни, если верны были мрачные предположения, его хозяина.

К счастью, беспокойство оказалось напрасным: Джонатан вернулся через час, заметно уставший, но невредимый. Миссис Тернер кивнула и отправилась сервировать стол, а постояльцы поднялись в свои комнаты, чтобы переодеться к ужину.

Кухарка заканчивала священнодействовать на кухне, Ван Хельсинг же в это время посвятил друга в детали своей встречи с лордом Гамильтоном и лордом Дарнемом и, подумав, решил также рассказать и о встрече с Ирен Адлер. Джонатан выслушал его с несколько рассеянным видом, лишь отметив, что охотно поспособствует в поиске дома, коль скоро все равно занят этим для графа, пусть только мисс Адлер поведает о своих предпочтениях. К тому же он абсолютно согласен с компаньоном в том, что ей не стоит сводить близкую дружбу с графом из Трансильвании, пусть даже тот в Лондоне совершенно законно и намерен придерживаться правил хорошего тона. Ему же профессор не задал ни единого вопроса, ожидая, пока молодой человек соберется с мыслями и изложит все сам. Однако подходящее время наступило только после ужина, когда они поднялись в библиотеку.

– Я никогда раньше не вел уголовных дел, – поведал Джонатан, снимая с полок толстые тома юридических справочников и складывая их на столе. – Вопросы наследования, недвижимость, бракоразводные процессы. Несколько раз ассистировал при защите обвиненных в незначительных преступлениях. Придется много всего изучить, – он окинул взглядом уже внушительной величины стопку книг, напоминающую средневековую башню, – да, и самым тщательным образом. Как вы думаете, профессор, я совсем сошел с ума?

– Вы взялись представлять интересы вашего друга в суде? – понял Ван Хельсинг. – Уверен, вы справитесь.

– Ему следовало бы нанять более опытного в криминальных делах защитника-барристера, – вздохнув, Джонатан присел на край стола. – Я обратился к паре знакомых, но они отказались браться за это дело. Один, правда, предложил версию с умопомешательством и убийством на почве помрачения рассудка и сказал, что мог бы попробовать добиться замены тюремного заключения на лечебницу для душевнобольных.

Джонатан дернул плечом, будто от холода, и Ван Хельсинг понял, почему: в прошлом им доводилось навещать одно из подобных заведений, и не имевший врачебной закалки адвокат наверняка предпочел бы туда больше не возвращаться.

– По крайней мере, – продолжил Джонатан, – я точно знаю, что бедняга Кэмпбелл не виновен и не лишился рассудка. И знаю, кто на самом деле совершил это преступление. Осталось только доказать это.

– Ваш друг все еще под арестом? – поинтересовался профессор.

– Да, заключенных по обвинению в тяжких преступлениях редко освобождают под залог. Хотя я и предполагаю, что его арестовали больше от безысходности, но Джеффри был слишком потрясен случившимся и не сумел представить убедительных объяснений, а полицейский инспектор выдвинул обвинение. Никаких прямых улик, никаких свидетелей, никакого признания – кроме его собственного в том, что он ссорился с покойным Бартоломью Филдом накануне! Поскольку ссора возникла из-за женщины, это сочли достаточным основанием для убийства! – Джонатан изменил голос, подражая тону судьи: – Посему, дело передать в суд.

– Стоит полиции кого-то арестовать, и вот уже возникает непреодолимое желание доказать, что именно этот арестованный виновен в преступлении, – прокомментировал Ван Хельсинг. – Очень сложно совладать с искушением.

– Мне удалось добиться отсрочки суда, – сказал адвокат. – У нас в Лондоне не любят затягивать, сегодня арест, завтра суд, послезавтра виселица. Теперь, по крайней мере, будет время подготовиться… Кэмпбелл будет ждать суда в тюрьме, но ему разрешили повидаться с невестой. Очаровательная девушка, узнала о происшествии из утренних газет и немедленно примчалась в полицию. После нее остались разрушения, сравнимые с последствиями средних размеров торнадо. Если я проиграю дело, она, вероятно, собственноручно меня четвертует.

– Расскажите мне о нападении оборотня, – попросил Ван Хельсинг.

– Вряд ли это можно счесть достоверными свидетельствами. – Обстоятельства… темнота, ужасное волнение, страх, он сам честно признался, что не уверен, что именно было на самом деле, а что могло привидеться. Но я склонен верить ему… – Он пересказал компаньону слова арестованного приятеля, потом достал из кармана блокнот с пометками и перелистал страницы. – Я также побеседовал с констеблями. Убийца управлял кэбом, сам экипаж нашли сегодня утром в нескольких кварталах от места трагедии, пустым и перевернутым, лошадь освободилась и бродила по улицам. А позавчера, – мрачно добавил он, – был обнаружен окоченелый труп, вероятно, жертва уличного грабежа. Опознан как Джон Доббс, кэбмен. Его наниматель заявил в полицию, когда тот не явился с очередным еженедельным взносом и не вернул брум, которым управлял.

– Вы полагаете, что эти трагедии взаимосвязаны?

– Так подсказывает логика, – кивнул Джонатан, опускаясь в свое любимое кресло. – Оборотень убил беднягу Доббса, чтобы завладеть его экипажем, которым и пользовался для своих черных дел. Более того, это не первый случай, за последние два месяца пропали без вести уже трое кэбменов, считая Доббса – четверо. Тела не были найдены.

– Возможно, он пользуется этой личиной, чтобы искать жертвы, – сказал Ван Хельсинг. – Что может быть обыденнее, чем следующий привычным маршрутом лондонский кэб!

– К сожалению, я не смог узнать больше, – Джонатан запустил пальцы в волосы. – Нужно побеседовать с владельцами всех контор и опросить самих кэбменов…

– Вы не сможете сделать это сами, друг мой. Нам понадобится помощник.

– Предлагаете обратиться к частному детективу?

– Нет, – ответил профессор, – это слишком опасно – для него. Мы с вами знаем, с чем имеем дело, однако мало кто воспримет это всерьез.

– Еще кое-что! Вы упоминали сегодня утром, что обычные собаки становятся агрессивнее в присутствии оборотня. А как ведут себя лошади?

– Все утверждают, что лошади проявляют беспокойство, отказываются повиноваться даже кучеру, к которому привыкли, могут сорваться и понести, как в присутствии хищника, их природного врага, – ответил Ван Хельсинг после недолгого раздумья. – Но в Лондоне, похоже, подобного не происходит, коль скоро оборотень в состоянии заниматься извозом. Это может означать, что… он защищен, его сущность неощутима. Возможно, специальный состав, изменяющий запах… – глаза за круглыми стеклами очков вспыхнули, и профессор сорвался с места, к высокому шкафу. – Где же эта книга… подождите, сейчас я найду нужный раздел…

– Профессор, – Джонатан встал, – в нашу первую с ним встречу вы упоминали, что эти существа – не городские обитатели, и что кто-то мог привезти его в Лондон как домашнее животное… а может, как слугу?

Ван Хельсинг прервал поиски и повернулся к своему товарищу. Пламя все никак не гасло в его голубых глазах, а губы постепенно расплывались в улыбке.

– Вы по-прежнему считаете, что нам в этом деле понадобится помощник? – спросил Джонатан.

– О да, – кивнул Ван Хельсинг. – Помощник совершенно особого склада характера, для чрезвычайных поручений.

Следующие дни не принесли никаких важных новостей. Профессор Ван Хельсинг, верный обещанию, посетил Британский музей, чтобы изучить мумию, и пока что не обнаруживал в ней готовности пробудиться от священного сна, дабы предъявить претензии к содержанию и обращению.

Джонатан занимался поисками подходящего жилья для трансильванского графа – несмотря на все заверения Игоря в том, что его хозяин соблюдает крайнюю осторожность, хотелось покончить с этим заданием как можно скорее. Попутно он продолжал изучать справочники, искать прецеденты и готовиться к защите Джеффри Кэмпбелла в суде. Дважды он навещал приятеля в тюрьме, тогда же беседовал с Элайзой, действительно премилой шатенкой с дерзкими серыми глазами и россыпью веснушек. О намерениях профессора Ван Хельсинга нанять им помощника Джонатан в своих заботах позабыл и не вспоминал ровно до вечера вторника. Миссис Тернер в этот день слегла с инфлюэнцей, профессор, назначив ей лекарства и самым тщательным образом проинструктировав служанку Энни, сам подал компаньону ужин, сервировав его в маленькой угловой столовой на первом этаже.

– Я бы хотел, чтобы вы взглянули вот на это, – с этими словами Ван Хельсинг протянул адвокату свежий номер «Таймс». – Помните, не так давно мы пришли к согласию в том, что нам нужен помощник?

– «Работа с риском для жизни», – Джонатан прочитал вслух заголовок объявления и обратил к профессору недоумевающий взгляд. Тот улыбнулся, поощряя молодого человека читать дальше. – «Частному лицу требуется помощник для выполнения деликатных поручений. Обращаться строго с 6 до 7 вечера по адресу…» Вы дали наш адрес? Постойте… «Спросить Джо Андерсона». Это еще кто?

– Это ваш покорный слуга, – с усмешкой ответил Ван Хельсинг. – Я уже предупредил нашу милейшую хозяйку, помоги ей бог и современная медицина побыстрее подняться на ноги.

– Готов биться об заклад, ей не понравилась ваша затея.

– И вы бы выиграли, вне всякого сомнения. Но покуда мы исправно платим за квартиру и компенсируем миссис Тернер все убытки, нанесенные некоторыми нашими клиентами…

– «Деликатные поручения»! – перебил его Джонатан, откладывая газету в сторону. – «Работа с риском для жизни»!.. Вам не кажется, что это несколько… чересчур? Кто постучится в нашу дверь, прочитав это объявление?

– Наша работа весьма опасна, – мягко заметил Ван Хельсинг, поднявшись из-за стола и подойдя к окну. На подоконнике были расставлены керамические горшки, в которых росли милые сердцу миссис Тернер герани. Среди них затерялось несколько растений иного вида – длинные тонкие стебли, увенчанные круглой головкой с мелкими белыми цветками. Ван Хельсинг в задумчивости коснулся именно их. – И некоторые задания могут сказаться ужасными последствиями для совести и чести джентльмена.

– Я понимаю, профессор, – склонил голову Джонатан и вдруг замер. – Слышите? Снова этот звук… мне показалось, что я слышал его и сегодня ночью…

Ван Хельсинг прислушался и решительно покачал головой.

– Я не слышу ничего сверх привычного. Думаю, вы просто устали, возложив на себя слишком много обязанностей в последние дни. Пожалуй, я выпишу вам успокоительные капли для крепкого сна.

– Благодарю, – Джонатан сдержал улыбку. – Наверное, вы правы и все это лишь последствия переутомления. Так сколько человек уже откликнулось на объявление?

– Трое. Всем было отказано.

– О.

– Да, представьте себе! – Ван Хельсинг вернулся к столу и принялся собирать тарелки. – Двоих я отверг сразу же, а третий не понравился миссис Тернер. Она сказала, что он напоминает ее двоюродного племянника из Ньюкасла, способного продать собственную душу и душу родной матери, найдись на них покупатель.