Текст книги "Канадские зарисовочки. Рассказы и миниатюры"

Светлое настоящее

«Любовь – вот мое послание. Полюби себя – это начало, затем полюби своих близких, затем полюби весь мир, а затем – всю вселенную; лишь тогда ты сможешь полюбить Бога. Путешествие начинается с себя и оканчивается Богом. У реки – два берега. Ты – один берег, Бог – другой берег, а любовь – это мост». Ошо

Я намазала лицо сметаной, сижу в мягком кресле перед компьютером и выбираю пеньюары в интернетовских магазинах, попивая, пока никто не видит, ОЧЕНЬ сладкий индийский чай из очень красивой чашки.

Это я ухаживаю за собой… уделяю время себе, то есть вернее сказать, учусь этому, учусь любить себя. Передо мной раскрытая книга Натальи Правдиной «Я люблю себя» в роскошной обложке… Гламур, лямур, фритюр…

Всё, приехали, дальше дороги нет, надо начинать себя любить. А что, собственно, случилось? Ничего, просто не заметила, как приблизилось и упало на меня это: возраст… Вот уже и младшая дочка заканчивает школу, а кажется вчера родилась. А я всё прыгаю, суечусь, делаю 5 дел одновременно, как будто у меня в запасе вечность. Вечность-то, конечно, в запасе, но совсем в другом смысле.

Надо, наверное, впасть в черную депрессию, лечь лицом к стене и начать прислушиваться к самочувствию, подводить итоги, а главное, понять, что юность… свежесть… влюбчивость… Это что, всё в прошлом, что-ли?

Что же это я себя чувствую на 23 года? Не на 27 или 28, тогда я грустила иногда, а именно на 23, как в год окончания института? С этим-то что делать прикажете? Как Евтушенко в день тридцатилетия – в подушках зарыться и «стыдно плакать» о юности, которая не повторится, о жизни, в целом состоявшейся, я ей довольна, но всё равно – поплакать для порядку…

И стать серьезной, понять, что всему свое время: время любить и время ненавидеть, время разбрасывать камни и время собирать камни… Какие камни? Ненавидеть не люблю, быстро надоедает – легче просто забыть и не думать. Время смотреть в зеркало и сознавать… Смотрю. А душа-то, как выяснилось, не стареет вообще. Ну надо же… кто бы мог подумать!

Теперь всё это неважно, надо задуматься о том, что впереди. По логике вещей – что там может быть кроме зрелости, старости, клюки и катаракты? Надо подумать о сбережениях на черный день, и на серый, и на голубой. Прекратить выбрасывать деньги на тряпки. Не покупать все эти джинсы и кофточки… Что?! Кофточки не покупать!? О боже.

Думать о будущем? Одна далекая любимая зеленая страна (когда летишь над ней на самолете – всё лес и лес, бесконечный лес зеленый), целая страна целых 75 лет жила светлым будущим и ради светлого будущего, и мы с вами хорошо знаем, чем это закончилось. «Под крылом самолета о чем-то поет зеленое море тайги».

Переоценивать события прошедшей жизни, все больше в сослагательном наклонении – занятие пустое: если бы… ах, не уехала бы из Москвы, была бы сейчас главным переводчиком… ах, если бы… Самое бесполезное занятие – сидеть и сокрушаться о том, что надо было сделать не так, а эдак. Всё! Было и прошло, даже минуту назад мы были другими, а уж годы если прошли… Ничего там не изменишь, только нервы себе испортишь.

Жить и наслаждаться этой жизнью надо сейчас и здесь!

Все нормально, что сделано – то сделано, и дети знают три языка и сама дышу не Садовым кольцом, где вообще нет кислорода, а прогуливаюсь себе по Мил-стрит в направлении парка с озером, и зеленые ветви сплетаются над моей головой.

Не приехала бы в Канаду, не встретила бы любимого моего мужчину. Я его недавно спрашиваю: «Ты себя на сколько лет чувствуешь?». Задумался на секунду: «На 18», – говорит. Сказал и удивился.

Да нет, шло бы оно мимо, всё это прошлое в сослагательном наклонении, а что до будущего… так ведь будущих много. Будущих много. Делай выводы.

Вывод – живу в настоящем и учусь себя любить. Только не так, как учат в глянцевых журналах: любить себя вовсе не значит украшать тело и забрасывать его в ванны с лепестками роз, хотя не без этого. Я, с вашего позволения – не только тело, вернее: я – совсем не тело. Я – душа, и всё тут. Столько еще надо всего домыслить, прочувствовать, изучить и прочитать, хотя бы по косой. ХОТЯ БЫ ПО КОСОЙ!

Покупаю пеньюар, самый дорогой крем для лица (пусть засыхает!). Делаю себе этот подарок! «Всем смертям назло»! Начинаю пить кальций, витамины, рыбий жир. Что!? Рыбий жир?! О боже.

Нет-нет, занесло, только приятное и только то, что радует. Делаю только то, что радует, и только для себя и тех, кого люблю. А, значит, сначала леплю пирожные «картошка» из сухариков для дочек, потом даю большую столовую ложку куриного фарша моему милитаристскому коту, прошедшему иммиграцию и держащему в напряжении всех жирных непуганых канадских котов в округе, загоняя их на клены и заставляя вопить инопланетными голосами со страху. Живу настоящим моментом, то есть здесь и сейчас, как пишут в соглашениях. Помню это.

Смотрю по сторонам. Где ты, мой дорогой, счастье всей моей жизни? Наверное, в гараже или в мастерской. Где же логика, здравый смысл, будущее, фундамент, основа, плотина?

Плотина где?! Это кто только что говорил: я не тело? Я не тело? Здравый смысл, говорите, логика… Я – не тело. Вот я сейчас спущусь в мастерскую, а он посмотрит мне в глаза… он всегда мгновенно всё по глазам понимает, даже ночью, даже в кромешной тьме. Извините, спешу, вот только сметану с лица смою.

Elizabeth

Звонок в скайпе. Я вижу на экране веселые вопросительно-заинтересованные глаза Лиз, ее густющие короткие светло-русые волосы, торчащие в разные стороны, и предвкушаю интересный разговор с коллегой-американкой или какой-нибудь прикол. Элизабет или просто Лиз – исключение из правил, вернее сказать – отклонение от «идеологии» компании, в которой мы с ней работаем уже лет 12, придя одновременно.

По правилам, переводчиками у нас могут быть только носители иностранного языка, т.е. те, у кого мама и папа на нем говорили (русского, испанского, французского, хинди, четырех китайских, включая мандарин, всего 200 языков) со степенью минимум бакалавра по переводу. У каждого из нас должен быть на уровне свой родной язык, с которого и на который мы переводим, а английский – второй, свободный. Лиз – единственная на фирме американка с британскими корнями, которая работает у нас РУССКИМ переводчиком.

Она начала изучать русский в университете на первом курсе факультета журналистики, взяв его из любопытства, как дополнительный «кредит» – предмет, который можно выбрать по желанию. Увлеклась, съездила на каникулы в Советский Союз (сейчас ей 45 лет), а дальше… влюбилась до такого беспамятства в русский язык, что бросила свой факультет и закончила, в разных штатах сначала один университет, потом второй, и все только русским языком занималась.

Если она начинает об этом рассказывать все, туши свет и настраивайся на двухчасовой разговор, ибо глаза ее горят, и воспоминания ярки до невозможности. У нее степень, по российским меркам, кандидата наук. С этой степенью спокойно можно идти преподавать в университет, но она работает у нас, потому как, по ее убеждению, «перевод не дает отстать, язык – это живое, он постоянно развивается, изменяется. Отстанешь на преподавании одного и того же, не уследишь, как в разговорной речи появится что-то новое, и полно этого нового».

– Елена, что такое «мимими»? Когда это говорят?

– Превосходная степень качества. Говорят, когда хотят выразить восторг и умиление.

– Ладно. А что такое «няшечка»?

– Лиз, это… типа… что-то милое, прелестное, вызывающее прилив любви.

– А мужчине можно так сказать? Я Роберта могу называть «няшечка мой»?

– Твой муж – как хочешь, так и называй… думаю – можно.

– Елена, я вот думаю, откуда эта «няшечка» взялась. Читала в одной книге по психологии, что уменьшительно-ласкательные суффиксы «чик» и «чка» любят использовать люди, которых много унижали. Как ты думаешь, чем вызвано появление таких новых слов?

– Ой, Лиз, не усложняй! С русскими суффиксами не так все мудрено закручено. Вот даже израильтяне перетащили в иврит (прикинь – справа налево) русские суффиксы «чик, «ник» и другие, например, «кибуцник» говорят или jobник – последнее про того, кто служит в армии в стройбате. Вернее, это не совсем стройбат, но это я тебе в другой раз объясню.

– Ну последнее тогда! Почему стало плохим слово «последний»? Одна русская журналистка в новостях сказала: «В крайний раз этот театр приезжал на гастроли в Петербург…»

– Кто его знает, Лиз, думаю, что это возникло в те времена, когда были длинные очереди в магазинах. Люди, вставая в очередь, спрашивали: «Вы крайний?» Сказать в таком контексте: «Вы последний?» считалось невежливым. Может быть «крайний» пришел из спорта и суеверий о слове «последний». Однако, начинаю я размышлять вслух, о том, что слово «последний» с успехом применялось в других контекстах и считалось вполне литературным… Плохим оно вдруг стало только сейчас. Странно.

– Елена, ты тоже говоришь «в крайний раз»?

– Да ну! Нет, я не говорю. Я же тебе рассказывала, как меня один парень из тех, кого я переводила обвинил в переводе на «старинный русский язык», которого он не понимает. Я уж буду на старинном разговаривать.

Я начинаю слегка нервничать, что сейчас Лиз начнет молоть воду в ступе и заставит меня переводить на английский «Лейся сказка-сказулечка», «Бред сивой кобылы» и «ежели» Она же целыми днями в интернете.

Посему я быстренько прощаюсь под предлогом того, что работы валом, похоже, что вся ее славная Америка заболела корью, как команда «Зенит» в фильме «Хоттабыч», и мне надо переводить беседы пациентов с врачами.

Я знаю, что сейчас она кинется смотреть «Хоттабыча», и завтра меня ждут восторги и радостное обращение типа «О, Волька ибн Алеша!»

Оно тебе надо

А почему не сказать сейчас? Что-то мы спорим без конца, обсуждаем. Посылаем друг другу письма и тексты с одного компьютера на другой, из одной комнаты в другую. Вот расстались на неделю… Расстались, и сердце болит у меня… справа, а ты сейчас в бесноватом городе Нью Йорке, и чувствуешь себя не в своей тарелке.

Я там никогда не была, но уверена, что город бесноватый, а если я в чем уверена… ну ты знаешь. Надо было поехать, обстоятельства, ясен пень, обстоятельства. А почему, собственно, нужно дождаться, что один из нас уйдет по млечному пути в искрящееся голубое далеко, а второй, оставшийся на учебно-тренировочной нашей планете начнет писать о хитросплетениях судеб, потерях, чувствах, сотрясающих душу и тело, будет биться головой о стенку от нежности невостребованной, упиваться горем, и любоваться даром пера своим… неизрасходованным, взыгравшим не ко времени.

Почему не сказать сейчас пока мы здоровы, пока мы живы? Можно я скажу тебе слова любви? Оно тебе надо?

Вот вчера спорили о «грубом теле», начитались. Ты не веришь ни в черта, ни в остальных, но последнее время тянет тебя соблюдать традиции. Ты веришь в себя, в свой труд, свою энергию. Ты все сам, и на первый взгляд так и кажется, что ты все сам, своим трудом… Я смеюсь «за вас». Ну сам, так сам, и никаких божественных, астральных и прочих дел и тел нет, как нет. Ты не прав, но я, как мудрая женщина, соглашаюсь.

«Конечно, так» – говорю я и целую тебя в шею и ухо. И тихонько, ненавязчиво продолжаю гнуть свою линию: «ты ведь говоришь: моя рука, моя нога, мое сердце, мое „грубое тело“ … значит что-то владеет этим всем, и это что-то и есть Ты». И именно Это, что и есть Ты (я понятно излагаю?) я люблю без памяти, хотя и с углами, и некоторой сумасшедшинкой это все… что и есть Ты. А уж твое «грубое тело» как я обожаю… и вот, расстегиваю верхние пуговицы рубашки и целую… грудь (неважно, что она у тебя не чувствительна), я тебя для себя целую.

Закрываю глаза и вижу, как возят меня двухлетнюю на санках по Чистым прудам, а ты, студент идешь в институт или мастерскую у Красных ворот. А потом я учусь в школе на улице Москвина, и каждый день прохожу мимо твоего дома по улице Чехова. Почему надо было протащиться по трем иммиграциям (одну твою и две мои), прежде чем найти друг друга? Зачем, Господи, усложнять все так? Ну да, ведь планета учебно-тренировочная.

Мы говорили о том, что мысль материальна, о том, как мы программируем себя и на хорошее, и на фигню всякую, и опять спорили. А мысли… не думаю, что возникают они в сером веществе мозга «грубого тела» … ах, это мягкое пушистое грубое тело 40-летнего мужчины, если шею водолазкой закрыть, и я расстегиваю ремень (ну, это я вру, ты знаешь, что с ремнем я никогда справиться не могу) так вот мысли скорее сверху или сбоку, из параллельных миров… Мне рассказывали про одного математика и поэта гениального, у которого половина мозга была сделана после аварии …из пластмассы.

Вот, я книжек не читаю от начала до конца, никогда, а мысли появляются… новые… Недавно по телевизору услышала, что Бог разговаривает с нами, вкладывая в голову новые мысли. Мы их думаем, думаем.

Но я о другом. О чем? Ну, как вшивый о бане: природа, Бог и родители, любившие друг друга, видать, сильно… видать, как я люблю тебя, так вот, они постарались и, может день был такой или ночь такая, но получилось у них прекрасно: ты очень хорошо сложен, плечи широки, все смотрится очень пропорционально, и молодо тело, потому что гуляет по нему тестостерон молодого мужчины (это из-за творчества, я уверена) и еще и мой горячий эстроген… (не знаю бывает ли это, но неважно).

Ты очень красивый. Ты страшно красивый. Я еще не добралась до разборки лица, глаз разноцветных (видимо надо полечить правый глаз, потому что он более темно-карий чем левый), носа, усов, губ… особенно верхняя мне нравится, хотя до нее не доберешься из-за усов.

Все ты… все ты… ты это ВСЕ… приехали… приплыли. Ты самый талантливый и благородный. Помолчи, дай сказать… Ты самый мужской мужчина из всех, кого я знаю, и удивляешь меня, сам того не ведая, каждый день своими словами, делами, наблюдениями, умозаключениями и талантом во всем, за что бы ни взялся. Я обхватываю тебя руками, как обхватывает зеленый вьюн крепкий дом. Наступает зима, вьюн превращается в голые сухие лианы – руки, но дом не отпускает, а потом приходит весна, вьюн как зазеленеет, и на нем иногда даже цветы появляются.

Я видела лозу в Англии, ей 300 лет, каждую весну она расцветает снова, и нет этому конца. Неотделима лоза от дома, как и я от тебя. Все время хочу быть там, где ты, рядом с тобой идти, сидеть, лежать.

Еще раз: о чем это я? Ах да лежать… Лежать и держать одну руку и эти пальцы аристократа. Когда я увидела впервые, как ты разговариваешь, размахивая руками, в голову пришла неуместная мысль: «когда-нибудь эти руки будут меня ласкать». До сих пор краснею, вспоминая, что я тогда подумала. Очень странной показалась мне эта неожиданная мысль. Однако, видишь, что получилось… интуиция, батенька.

И когда ты крепко уснешь, как хорошо просто смотреть в темноту и думать о том, что жизнь прекрасна. Жизнь прекрасна… как выяснилось. Короче лежать и держать, лежать и держать… а утром отпустить на все четыре стороны… вроде бы как… Да нет, на самом деле – на все четыре стороны, и «Как дай Вам Бог любимой быть другим…» только будьте на глобусе… как можно дольше. И вдруг грустно на секунду станет оттого, что все не вечно, и мало осталось, но ведь каждый наш год это 365 ночей… и дней столько же, и где-то между сердцем и солнечным сплетением горит постоянно костерчик любви и нежности, греет, возбуждает, смеется, а главное разгорается все сильнее.

Я не хотела ехать в Канаду, но перед самым отъездом меня охватило пронизывающее предчувствие счастья и не оставляло несколько месяцев. Теперь понятно: а ведь не приехала бы сюда и не встретились бы… или встретились. Если по индусам, то точно где-нибудь встретились бы. У меня работы гора, надо бы настроиться, а я вся в тебе растворилась, и сердце мое у тебя. Оно тебе надо?

Если бы ты знал, какой это покой вселенский закопаться лицом в волосы на груди у тебя и уснуть так. Странно и ново жить, постоянно чувствуя любовь, и не было такого никогда… и не уходит оно, и не притупляется. Жаль только, что так все поздно, и столько лет прожито среди чужих.

Если и есть сейчас на свете стопроцентно счастливая женщина, то это я… постоянно счастливая 24 часа в сутки, 7 дней в неделю, и когда картины пишешь, а я смотрю, говоришь со мной, понимая все что я думаю, когда гуляем на природе, и когда произносишь свои злющие вечерние монологи… люблю тебя во всех твоих проявлениях и хочу, чтобы тебе максимально хорошо было на этой учебно-тренировочной планете. Оно тебе надо. Люблю, милый мой, и очень хорошо понимаю, что делаю – люблю.