Текст книги "Великие исторические сенсации. 100 историй, которые потрясли мир"

Бриллианты чужой игры, или Прелестная жертва

Историки до сих пор спорят об этой загадочной интриге, приведшей, ни много ни мало, к Французской буржуазной революции. Одни считают, что происшедшее – дело рук величайшей авантюристки XVIII века – блистательной красавицы Жанны де Ламотт. Другие же думают, что сколь бы изворотливый ум ни имела интриганка, но ей, не обладавшей никакими знаниями о раскладе в высших эшелонах власти тогдашней Франции, самой осуществить всю эту фантастическую историю было бы невозможно. Ну а историки ХХ века, получившие доступ к архивам революционного времени после того, как в 1950—1960-х годах были сняты многие запреты и ограничения, вообще прочитывают всю эту волнующую историю несколько по-иному. Впрочем, все сходятся во мнении: не будь обычного человеческого тщеславия и жадности, все могло бы обернуться иначе.

Итак, Париж начала 1780-х годов, времена правления Людовика XVI. Главное действующее лицо – двадцатипятилетняя красотка Жанна де Ламотт, приехавшая в столицу с мужем Николя де Ламоттом. Прелестная и оборотистая Жанна жаждет богатства и признания в свете. Предпосылки для этого, конечно, имеются, но небольшие. Правда, сама Жанна, родившаяся в 1756 году, уверяет всех, что принадлежит к старинному королевскому роду Валуа, когда-то правившему Францией. Действительно, ее фамилия по отцу – Валуа, вот только папаша был разорившимся дворянином, который женился на служанке, опустившейся чуть не до проституции. Так что Жанна и сама с 5 лет промышляла милостыней. Однажды она попалась на глаза маркизе Буленвилье, и та, добрая душа, поверила в легенду о Валуа и пристроила хорошенькую девчушку в монастырскую школу. Так Жанна получила весьма приличное образование и после окончания заведения подыскала себе неплохую партию – вышла замуж за офицера Николя де Ламотта. Тот тоже имел фамильную легенду – считал, что происходит из графского рода. Главное, чтобы окружающие верили! Вот только денег у него не было. Впрочем, новоиспеченная парочка быстро решила, откуда их взять, – Жанна решила воспользоваться своей красотой и начала обирать любовников. Словом, средств на приличную жизнь вполне хватало. Но графиня мечтала о большем – ей хотелось блистать при французском дворе.

Случай представился, когда Ламотты познакомились с кардиналом де Роганом, епископом Страсбургским, троюродным кузеном самого короля Людовика XVI. Жанна стала его любовницей, и кардинал помог милейшей чете перебраться в Париж. Там Жанна сначала наведывалась в Версаль – хлопотать о признании своей принадлежности к роду Валуа. Ей даже пришлось устроить целое представление. Однажды на глазах у придворных она упала в обморок. Кругом зашептались: «Какой позор – представительница дома Валуа умирает от голода во дворце Бурбонов!» Об инциденте донесли королеве Марии-Антуанетте. И эта добрая душа распорядилась признать Жанну истинной Валуа и назначить пенсион. Небольшой, конечно, но главное, королева написала приказ собственноручно. Ловкая Жанна повесила его на стену у себя в гостиной и теперь каждый день рассказывала приятельницам о том, как они с королевой познакомились, подружились, как тайком (только вдвоем!) откушивают кофей с пирожными. И окружающие поверили: Жанна действительно доверенная подружка самой королевы Франции.

Впрочем, и для подружки королевы жизнь в Париже – дорогое удовольствие. И Жанна решила выкачать побольше денег с кардинала де Рогана. У того были две слабости. Во-первых, он мечтал стать первым министром, как его предшественники Ришелье и Мазарини. А во-вторых, был влюблен. И в кого! В саму Марию-Антуанетту. Вот только сама она терпеть его не могла.

Жанна заявила, что поможет кардиналу. Ему всего лишь надо написать письмо королеве, а она, Жанна, его передаст. И точно – через пару дней красотка принесла ответ. Конечно, де Роган и не подозревал, что письмо было подложным, написанным приятелем Ламоттов – Рето де Вийеттом, умеющим виртуозно подделывать почерки. Ну а состряпать письмо королевы особого труда не стоило – тем более что почерк можно было скопировать с приказа о даровании пенсиона Жанне Валуа. Да и подпись ту же поставить: «Мария-Антуанетта Французская».

Впрочем, одна лишь переписка влюбленного кардинала не удовлетворила, и Жанна взялась устроить краткое тайное свидание с королевой. И вот 11 августа 1784 года в 11 часов вечера в темном уголке Версальского парка Роган встретился с королевой. «Прошлое забыто! – прошептала она. – Думайте о будущем!» И в это время послышался голос: «Сюда идут! Немедленно уходите!» Кто-то подхватил плохо соображающего кардинала за руку и потащил прочь. Свидание закончилось. Но надежды влюбленного кардинальского сердца вспыхнули ярким пламенем. Ну а на «верную Жанну» пролился золотой дождь.

Надо ли говорить, что никакая королева с Роганом не встречалась. Ее роль исполнила приятельница Жанны – Николь Лаге, внешне похожая на Марию-Антуанетту.

Между тем кардинал, зная, что королевская казна пуста, решил засыпать Марию-Антуанетту подарками, которые отсылал через верную Жанну. И однажды та поведала Рогану, что королева мечтает купить уникальное ожерелье, созданное королевскими ювелирами Бюммером и Бассанжем еще для прежнего короля Людовика XV. Тот мечтал подарить ожерелье своей фаворитке мадам Дюбарри, но не успел – умер. С тех пор оно так и осталось у создателей. Слишком уж баснословную сумму они запрашивали – 1 миллион 800 тысяч ливров. Но ведь это – чудо ювелирного искусства: 647 бриллиантов общим весом две с половиной тысячи карат, из них 17 камней чистейшей огранки размером с грецкий орех. Мария-Антуанетта давно уже мечтала об ожерелье, но муж отказывался от такой дорогой покупки. И вот, как сообщила кардиналу Жанна, королева сама решила ее приобрести. По ее просьбе она, Жанна, ездила к ювелирам, с которыми договорилась о продаже в рассрочку. Однако королеве нужен солидный поручитель.

Кардинал ухватился за эту идею. Правда, решил написать подробное письмо королеве. Вскоре Жанна принесла ответ: «Мария-Антуанетта Французская» рассыпалась в благодарностях и уверяла, что поручительство – просто формальность, ибо деньги у нее имеются. 1 февраля 1785 года де Роган отправился к ювелирам и даже уговорил их сбавить цену до 1 миллиона 600 тысяч, которые должны быть выплачены в четыре приема. Кардинал получил от ювелиров уникальное ожерелье в бархатном футляре и тут же передал его Жанне, дабы та переправила Марии-Антуанетте. Уж теперь-то Роган был уверен, что за такую услугу получит сердце королевы, равно как и пост первого министра.

Жанна же принесла ожерелье домой. Она понимала, что продать его невозможно, но камни можно вынуть и сбыть за рубежом. И потому через несколько дней Николя с драгоценностями уехал в Лондон. Между тем приближалось время платежа. Королева конечно же ничего ювелирам не прислала. А бедняга кардинал обнаружил, что 400 тысяч наличными у него не имеется. Словом, платеж просрочили. Жанна полагала, что ювелиры начнут осаждать кардинала, но те обратились напрямую к Марии-Антуанетте.

Естественно, выяснилось, что никакого ожерелья королева не собиралась приобретать да и вообще в глаза не видывала. В гневе она потребовала публичного судебного разбирательства. Все участники истории, кроме Николя де Ламотта, оказались в тюрьме. Это была роковая ошибка! Народ терпеть не мог королевскую чету. Никто не поверил, что Мария-Антуанетта не взяла ожерелье себе. Решили, что она просто не хочет платить и потому спихнула все на невиновных. В мае 1786 года суд оправдал и Рогана, и Николь Лаге. Кардинала вообще вынесли из зала суда на руках под восторженные вопли толпы. Королевская власть пала в глазах народа ниже некуда. Недаром Гёте назвал дело об ожерелье прологом Французской революции. Властям удалось отыграться только на Жанне. Ее приговорили к наказанию кнутом, клеймению как воровку и пожизненному заключению. Однако каким-то образом ей удалось бежать из тюрьмы в Лондон к мужу. Правда, власти преследовали ее и там, так что все вздохнули спокойно, когда пришло известие о ее смерти 23 августа 1791 года.

Да, непредсказуемы повороты истории. Два с четвертью века прошло, как ювелиры отдали ожерелье де Рогану, но вопросов к происшедшему не уменьшается. Во-первых, неужели кардинал (троюродный кузен короля, служивший еженедельно мессу в Версале) не знал настоящего почерка королевы? Ну хорошо, пусть подделыватель почерков был гением, но ведь кардинал не мог не знать, что в жизни (а не в официальных бумагах) королева подписывается только именем и никогда не прибавляет «Французская»! К тому же, свой человек в Версале, он обязан был знать, что никакой подругой королевы Жанна в действительности не является. Хотя бы потому, что в связи с мерами безопасности подруги королевы были наперечет. Так, может, кардинал просто играл с честолюбивой и жадной дурочкой Жанной де Ламотт в какую-то свою игру? И даже можно предположить – в какую. Желающих сместить Людовика XVI и Марию-Антуанетту было множество даже при дворе. Там всегда плелись интриги, составлялись различные партии. Политика – дело тонкое. Тут ищи – кому выгодно. И найдется быстро. Знаете, кем стал «герой народа, славный кардинал Роган» после своего «всенародного» освобождения в зале суда? Сначала министром, потом – депутатом Национального собрания Франции. Да и после революции он тоже никак не пострадал. Не за прежние ли заслуги по свержению монархии? Так что получается: Жанна де Ламотт оказалась не «самой отъявленной авантюристкой осьмнадцатого столетия», как ее величали, а скорее «первой прелестной жертвой революции», игрушкой в чужих руках. В руках тех, кто рвался к новой власти.

Таинственная графиня де Гаше

Когда историческая интрига закручена верно, вихри от нее еще долго расходятся по временам и странам. Так и история с бриллиантовым ожерельем, предназначенным для Марии-Антуанетты, последней королевы Франции, еще долго будоражила умы общества, порождая все новые и новые загадки и давая неожиданные ответы. Ну а история главной героини бриллиантовой аферы, Жанны де Ламотт, дала совершенно сенсационные плоды. И только в конце ХХ века историки поставили точку в этом невероятном историческом расследовании, которое и рассказало потомкам истинный финал жизни этой невероятной женщины.

Вернемся к самым тяжелым годам ее жизни: тюремному заключению. Многие тогда во Франции сочли его чрезмерно жестоким. Ведь остальные участники аферы отделались вообще легким испугом. Судьи отыгрались лишь на Жанне. Кардинала и Николь Лаге оправдали. Подделывателя Вийетта приговорили к… высылке из страны на два года. Николя де Ламотта осудили… заочно. Так что реально пострадала одна Жанна де Ламотт. Ее ждало наказание кнутом, позорное клеймение и пожизненное заточение в тюрьму Сальпетри.

31 мая 1786 года состоялась гражданская казнь. Жанну вывели на эшафот в 5 утра, надеясь, что парижане еще спят. Но народ не дремал и встретил заключенную криками поддержки, а в адрес монаршей четы понеслись ругательства. Жанна отбивалась от рук палача и тоже осыпала королеву проклятиями. Засвистел кнут. Но и он не остановил Жанну. Когда палач попытался поднести к ее плечу раскаленное клеймо в виде буквы «V» (именно так клеймили воровок), Жанна так извивалась, что клеймо не удалось выжечь с первого раза. На другой день процедуру пришлось повторить.

От такой жестокости французы пришли в ужас. В камеру узницы потянулись люди – несли корзинки с провизией, узелки с одеждой, кошельки с деньгами. Неудивительно, что через несколько месяцев Жанне удалось подкупить охранника и сбежать из тюрьмы. Тайком она пробралась к мужу в Лондон. А когда узнала, что французы требуют ее выдачи, написала скандальные мемуары о жизни королевской четы. Испуганная Мария-Антуанетта прислала из Парижа графиню Полиньяк, дабы та выкупила литературное творение Жанны. Ламотт согласилась… за 200 тысяч ливров. Деньги были выплачены. Но случилось невероятное: Полиньяк сама издала эти мемуары, да еще и присовокупила к ним «Перечень всех лиц, с которыми королева предавалась разврату: 34 персоны обоих полов и разных сословий и все лесбиянки Парижа». Ну а парижская «свободная печать» с восторгом проиллюстрировала «перечень» порнографическими гравюрами. Ну точно: до революции оставался один шаг!

После взятия Бастилии революционеры пригласили Жанну де Ламотт в Париж. Она же – «разоблачительница деспотического режима». Но Жанна и тут проявила недюжинный ум – она отказалась. Но покоя в ее жизни не прибавилось – теперь ей начали угрожать эмигранты-роялисты, винившие ее в «расшатывании законных устоев». Словом, Жанна оказалась меж двух огней: ее обвиняли и революционеры, и сторонники монархии. Все мечтали ей отомстить. И вот тогда 23 августа 1791 года газеты Лондона опубликовали сенсационную новость: известная авантюристка Жанна де Ламотт скоропостижно скончалась. Правда, версии расходились: одни писали, что 35-летняя француженка выпала из окна, другие – что ее в проулке задавила карета. Однако когда любопытствующие отправились на кладбище Святой Марии в Лондоне, где, как сообщалось, должны были похоронить француженку, то могилы не обнаружили.

Зато к Рождеству 1791 года в далеком заснеженном и продуваемом всеми ветрами Санкт-Петербурге обнаружилась некая полуфранцуженка-полуангличанка – мадам (или миледи) Жанна де Гаше. Жила она тихо, в свете бывала неохотно, хоть и имела графский титул и большое состояние. Иногда, правда, она приезжала к графу Валицкому, с которым пускалась в воспоминания о… французском дворе. Граф, которому довелось не просто быть там принятым, но и поигрывать в картишки с самой Марией-Антуанеттой, проигрывая ей деньги, однажды проговорился своей петербургской приятельнице Марии Бирх о том, что с графиней Гаше он имел удовольствие познакомиться еще в Париже. Теперь же он помогает старинной приятельнице, берет у нее на продажу бриллиантики. Жаль только, что они «меченые». «Как это?» – удивилась госпожа Бирх. «Кто-то неумело выдрал их из оправы и покалечил», – ответил Валицкий.

Больше он, конечно, ничего не сказал, но сведущая в парижских слухах Мария Бирх начала кое о чем догадываться. Она познакомилась с графиней де Гаше, стала бывать у нее, поспособствовала тому, чтобы ее новая подруга получила российское подданство. Словом, жизнь мадам-миледи де Гаше наладилась и шла тихо-спокойно целых 20 лет. Но однажды Мария Бирх, ставшая к тому времени доверенной фрейлиной Елизаветы Алексеевны, супруги Александра I, рассказала ей о загадочной графине Жанне де Гаше и своих подозрениях, что та – не кто иная, как Жанна де Ламотт. Беседу случайно услышал император и пришел в ярость: «Так она здесь?! Сколько раз французы спрашивали о ней, а я отвечал, что ее нет в России!.. Немедленно привезите ее!»

О чем он говорил с графиней на тайной аудиенции – неизвестно. Но если перед встречей Гаше с ужасом выговаривала Марии Бирх: «Вы меня погубили!» – то, вернувшись, успокоенно сказала подруге: «Император пообещал хранить мою тайну и помочь мне!»

Помощь оказалась необычной: Александр повелел графине де Гаше выехать в Крым и затеряться там. Средств на большой дом у нее уже не было, и в 1824 году графиня купила крошечный домик на территории нынешнего Артека. На дом никто не зарился, ибо считалось, что в нем обитает привидение. Но разве авантюристке, уже 33 года как «умершей», бояться привидений?! Она назвала жилище «чертовым домом» и обустроилась в нем. Увы, не надолго. Осенью 1826 года графиня заболела. Позвав служанку, приказала немыслимое: похоронить ее не снимая платья. Шкатулку, обитую темно-синим бархатом, отдать представителям власти. И еще добавила, что, если за ней приедут из далекой страны, выдать тело.

Служанка-армянка плохо поняла госпожу. И когда та умерла, естественно, ее переодели. На плече заметили два сильных ожога. Поохали, пожалели бедняжку. Шкатулку же отдали лавочнику в качестве уплаты за долги. И когда прибыли нарочные из самого Петербурга и потребовали эту самую шкатулку, уже никто не знал, где она и что там было. Петербургские служаки еще долго искали бумаги покойной. Нашли два письма и отбыли восвояси.

Загадочную графиню еще долго величали в Крыму просто Миледи, не подозревая, что в далекой Франции король романистов Александр Дюма именно под этим именем вывел ее как героиню легендарных «Трех мушкетеров». Ну а тождество Ламотт – Гаше подтвердилось только в конце ХХ века. В 1987 году французские и российские историки пришли к выводу, что это была одна и та же женщина, нашедшая последний приют на старом армянском кладбище близ Феодосии.

Взятие Бастилии: миф и реальность

14 июля – главный государственный праздник Франции. Президент принимает парад, французы поют и танцуют на улицах и площадях. Пресса пестрит статьями о том далеком 14 июля 1789 года – дне взятия Бастилии, королевской тюрьмы, где томились несчастные узники монархического режима. В тот день революционный народ пошел на зловещую тюрьму штурмом, уничтожил ее, разбив на камни и заплатив при этом свою кровавую цену. 15 пушек Бастилии беспрестанно палили в огромную толпу народа, погибло около ста человек, позже столько же скончалось от ран. Но толпа парижан не дрогнула и смела защитников Бастилии. И сломленная тюрьма, бывшая олицетворением тирании королевской власти, стала главной вехой начавшейся Великой французской буржуазной революции. А день свержения Бастилии – днем свободы, равенства и братства.

Сколько было героев этого легендарного штурма – доподлинно неизвестно. Чуть не весь Париж вышел тогда на улицы. Но нашлись и те, кто сумел доказать впоследствии, что участвовал в разрушении символа тирании. 863 парижанина назвали «почетными участниками штурма» или просто «людьми Бастилии» и много лет выплачивали им государственный пенсион за особые заслуги перед революцией. Еще бы – они ведь рисковали собственной жизнью, шагая под залпами пушек, стрелявших со стен проклятой тюрьмы.

Макет Бастилии в музее Карнавале

Вот только как быть с записями короля Людовика XVI, которые он вел практически всю жизнь, – почему на странице дневника за 14 июля 1789 года король записал всего одно слово: «Ничего»? То есть ничего не произошло?! Но как же так? Взятие Бастилии – событие знаковое для революции, охватившей Париж. Уж король-то должен был это понимать! Сотни погибших, столько же раненых, весь день гул пушек и взрывы снарядов, потом грохот от разрушения каменных стен – неужели это можно было не заметить?!

Увы, можно. Особенно если ничего этого не было. Знаете, что написал в мемуарах унтер-офицер Гийо де Флевиль, один из военных, которому по статусу должно было защищать Бастилию? «Бастилию никогда не брали штурмом». Другой офицер, Ф. Эли из «полка королевы», который в тот день как раз нес караул в стенах тюрьмы, выразился еще конкретнее: «Бастилию не брали приступом; она капитулировала до того, как на нее напали». Ну а еще один парижанин, архитектор Ж. Пийо, написал: «Бастилия, возведенная как военный бастион где-то в 1370-х годах, в эпоху Столетней войны, ко временам революции давно уже обветшала, имела всего-то с десяток узников. Да ее вообще давно собирались снести, только опасались делать это, боясь, что от первого же толчка старая развалина просто рухнет».

Выходит, никакого символа тирании зловещая темница уже давно не представляла. Но ведь толпа зачем-то ринулась к ней? Как это случилось, легко восстановить по описаниям очевидцев.

В ночь на 14 июля по городу пополз слух, что гарнизон Бастилии, выступающий, естественно, на стороне короля, готов начать стрелять в восставший народ. Тюрио де ла Росье, депутат от округа Сен-Луи-де-ла-Куртюр, собрав толпу утром, повел ее к зловещей темнице, где, по его словам, «томились сотни невиновных». Конечно, никто не собирался рассказывать народу, что ныне в стенах Бастилии всего семь узников: из них трое серийных убийц, двое из которых признаны душевнобольными, и четверо злостных мошенников, подделывателей векселей.

И вот ошалевшая от собственной «революционной значимости» толпа ринулась к тюрьме. Но депутат де Росье с возмущением узнал, что его миссию свободы опередили соперники – трое других депутатов с толпой собственных сторонников уже вошли в ворота тюрьмы. Оставив своих людей во дворе, депутаты прошли к коменданту тюрьму, маркизу Делоне, и уселись с ним завтракать. Разгневанный Росье влетел следом и… тоже присоединился к завтраку. Кухня оказалась отменной, спешить, собственно, было некуда. Комендант, понимая обстановку, сказал, что готов открыть ворота тюрьмы, дабы решить дело миром. Но – увы – толпа, дожидавшаяся депутатов, не знала, что те просто уселись завтракать. Народ волновался. Люди, вооруженные ружьями, крючьями, топорами, кричали, угрожая: «Долой Бастилию! Долой гарнизон!» Кто-то из умельцев сумел взобраться на поднятый мост, разбить его цепи. Старый мост, заскрежетав, опустился, и толпа хлынула во двор.

Естественно, гарнизон ответил оружейным залпом. Но не в людей, а поверх голов. Никто из нападавших даже не был ранен, но часть людей, перепугавшись грома пушек, бросилась за подмогой к городской ратуше, крича: «Убийство! Предательство! Отомстим гарнизону Бастилии!» В ратуше заседало Учредительное собрание. Но до Бастилии ему дела не было. Власть-то отлично знала, что «зловещая тюрьма» – всего лишь развалюха. Однако простым парижанам это не было известно, и на фоне криков и общей истерии к стенам Бастилии кинулся чуть не весь город.

Словом, пока депутаты дегустировали завтрак, а члены Учредительного собрания решали свои дела, восставший народ устремился во двор тюрьмы. Там располагались подсобные строения: кузни, конюшни, сараи, дом коменданта, военные казармы. В мгновение ока мятежная толпа разрушила, что смогла. Строения подожгли. Выбежавшего коменданта Бастилии, маркиза Делоне, зверски убили – походя отрезали голову мясницким ножом. Солдаты еще попытались выстрелить из легендарных пушек Бастилии. Но удалось дать всего один залп. А восставшие уже подкатили собственные пушки и начали палить без разбора по стенам тюрьмы. Стены, как известно, были старыми и ветхими. Они пали сами, и разрушать их не пришлось. Гарнизон капитулировал.

Освобожденных узников торжественно провели по улицам города. Во главе процессии «человеколюбивые революционеры» гордо несли голову коменданта, насаженную на пику. Это был апофеоз. На крышах домов собрались тысячи любопытных – все ликовали. На другой день завалы бастиона деспотизма начали разбирать. Нагнали строителей. Ну а парижане, ликуя, кружились вокруг, танцуя и напевая. Взятие Бастилии было описано в газетах как подвиг революционного народа. Ну а потом, как водится, начались приписки – легендарные события, провозглашение героев, погибших за правое дело. А чтобы в героях действительно оказались погибшие, взяли списки городских воришек, бездомных клошаров, умерших в городе еще прошедшей снежной зимой.

Почти 150 лет, вплоть до конца 1930-х годов, легенда о взятии Бастилии, геройстве народа и прочих революционных «справедливостях» прочно бытовала и во Франции, и во всем мире. И только ХХ век решился сказать, что штурм тюрьмы народов всего лишь легенда. Не говоря уже о погибших в этом штурме «верных сынах Отечества». Просто легенда была нужна – революции всегда питаются такими легендами. Не то же разве произошло и во время Октябрьской революции в России? Сколько мы слышали о массовом героизме во время взятия Зимнего дворца, о матросах и солдатах, погибших от руки подлых наймитов Временного правительства, от пуль оголтелых солдат женского батальона под командованием Бочкаревой! И только спустя век узнали правдивые факты. При взятии Зимнего дворца, как отмечают историки, погибли единицы – и то по собственной неосторожности, а не от пуль обороняющихся. Помню, как мой дед, Петр Павлович Кириллов, бывший в то время одним из тех матросов, кому было приказано взять Зимний, рассказывал тихонько (дело было в советские времена), что сам видел, как погибли матрос и солдат: оба пьяные упали с лестницы, сломав шею. А пьяные они были оттого, что первым делом взяли не дворец, а его винные погреба, где выпили и перебили все содержимое. Ну а Марии Бочкаревой вообще не было в то время в городе.

Легенды – на то и легенды, дабы их создавать. Если нет ничего героического – его следует выдумать.