Текст книги "Откуда берутся деньги, Карл? Природа богатства и причины бедности"

Бескорыстный аскет

Именно бескорыстному служению своему народу посвятил жизнь Салот Сар, которого весь мир называет его партийной кличкой – Пол Пот. Аскет, имевший пару гимнастерок и не оставивший после себя ни дворцов, ни яхт. Начальное образование он получил в буддийском монастыре, но потом отправился в Париж, где окончил электротехнический институт. Там он, конечно, впечатлился левацкими взглядами, но все же – образованный человек, не каннибал, только что слезший с пальмы.

Он считал себя убежденным марксистом, но ни учение Маркса, ни даже реалии СССР не считал применимыми к собственной стране. Он твердо запомнил одно: Маркс всегда твердил о диктатуре. Камбоджа изберет самый особый из всех особых путей. Она очистится от эксплуатации, от жирующих вождей, вскормленных французскими колониальными правителями, от девальвированных буржуазных ценностей и идеалов и вернется в чистое помыслами, не испорченное деньгами аграрное общество равных и счастливых людей.

Откуда у человека, получившего образование в Париже, взялась идея фикс переделать страну на людоедский манер? Почему, начитавшись Маркса, он выдернул из десятков тысяч его страниц только убежденность в том, что диктатура несет благо? В его стране и пролетариата-то не было, не было и капиталистов, чью собственность можно было бы экспроприировать и превратить в общественную. Пол Потом двигала убежденность в благости аскезы, он был уверен, что все должны мечтать о жизни в равенстве нищеты.

Придя к власти, Пол Пот заявил, что преобразование общества должно свершиться – внимание! – за несколько дней. Квинтэссенция утопии об особом пути. Немедленно уничтожить города, умертвить интеллигенцию, расстреляв врачей, учителей, инженеров. Стереть с лица земли все, что хоть отдаленно напоминает о буржуазной цивилизации. Уничтожить книги, запретить иностранные языки. Переселить всю нацию в деревни, чтобы народ убедился, что истинное счастье – это равенство и чистота души, которые можно обрести лишь в аскезе постоянного труда на измор и плошки риса в день. Все иное – буржуазные излишества. Все, кто в этом не убежден до глубины души, – враги, которых необходимо методично, бестрепетно уничтожать.

Но не просто уничтожать – их необходимо пытать, записывая, как они под пытками будут признаваться в своих преступлениях, в своей жажде наживы, в своем стремлении распространять знания о том, что в других странах люди живут по-другому. На этих записях должны учиться дети, новые поколения.

Пол Пот и его «красные кхмеры» были педантичны и последовательны, как в свое время нацисты. Они записывали в журналах подробности пыток и детальные признания своих жертв как доказательства, которые должны излечить от «нездоровых сомнений» остальную часть нации. Ту, которую власть ежедневно выгоняла работать, стоя по колено в воде на малярийных полях. Эти поля, задуманные как основа трудовой утопии, страны без денег и потребностей, оказались братскими могилами. До сих пор гиды, которые проводят экскурсии по местам тех могил и лагерей «красных кхмеров», не могут удержаться от слез.

Больше о марксисте Пол Поте можно ничего и не говорить. О том, как надругались над учением Маркса те, кто называл себя его последователем, – тоже.

Как поссорились Витте и Столыпин

Если и было в России время, не похожее ни на предыдущее, ни на последующее, то это рубеж XIX–XX веков. Поэзия Серебряного века, полотна группы «Бубновый валет», причудливые образы художников «Мира искусства», новая эстетика, авангард, формализм, декаданс… Это мы еще помним, все же в музеи иногда выбираемся. Но ведь расцвет искусства не возникает на пустом месте.

Нас учили, что это был период реакции и монархического мракобесия. «Победоносцев над Россией простер совиные крыла…» На самом деле было ровно наоборот. Это был период обновления и бурного развития. В последние 20 лет перед Первой мировой войной в России наблюдались самые высокие темпы роста экономики за всю историю. Страна вошла в десятку ведущих стран. Или даже в пятерку – по некоторым оценкам – трудно сказать: история переписывалась с тех пор на самые разные лады.

Да и какая сегодня разница, в десятку ли, в пятерку? Зачем современному человеку разбираться в тех двух десятилетиях перед первой Великой войной? Да все для того же, чтобы задуматься. В данном случае – о том, почему у нас не получается учиться даже на собственном опыте. Почему всегда в адрес реформаторов, старающихся вывести страну на общеевропейский путь, звучит злобная критика, а споры о том, куда идти стране, – что тогда, что сегодня – схожи до боли.

Двадцать лет тех реформ связаны с двумя именами: Сергея Юльевича Витте[21]21
  С.Ю. Витте – министр финансов России в 1890-х, глава Кабинета министров в 1905–1906 гг.


[Закрыть] и Петра Аркадьевича Столыпина[22]22
  П.А. Столыпин – председатель Совета министров России и министр внутренних дел в 1906–1911 гг.


[Закрыть]. Их диагноз был одинаков: Россия – страна отсталая, хотя у нее есть все, чтобы стать передовой. Оба стремились поставить страну именно на капиталистические рельсы. Обоих за это критиковали, травили, пытались убить… Как только кто-то начинал реформировать Россию, на него спускали всех собак! В последний раз совсем недавно – лет 30 назад…

При Витте строились железные дороги, мосты и порты, складывалась национальная банковская система. В страну шли иностранные инвестиции – Запад видел, что Россия превращается в новый Клондайк. Росла промышленность, Россия стала крупным экспортером зерна, леса, нефти, масла.

И тем не менее страна так и осталась отсталой, и никакого жонглирования понятиями тут нет! За успехом реформ стояла лишь неимоверная политическая воля горстки выдающихся людей. Витте и Столыпин сделали многое, но согласия в обществе от этого не возникло. А пока его нет, не может быть и движения вперед – сплошной разброд и непоследовательность. Уже тогда Россия считала себя уязвленной, униженной более развитыми державами и уже тогда искала какой-то «свой особый путь». «Она дорожила своим прошлым, не хотела превращаться в какую-то «условно» западную страну», – пишет историк М. А. Давыдов[23]23
  Давыдов М.А. Двадцать лет до Великой войны. – СПб.: Алетейя, 2016. – С. 48, 266.


[Закрыть]. Эта уязвленность, инфантильная обида рождает самые сумасбродные идеи о пути развития страны, мешая национальному сознанию созреть, дорасти до единства. А без него отсталость не одолеть, сумбур идей ведет только к отсталости общества и к слабости власти, которая и стала главной причиной революций – и 1905-го, и 1917 года.

А что потом? Потом началась совсем другая история, в которой период модернизации имени Витте и Столыпина был так тщательно подчищен, что уже ничему никого не мог научить.

Дороги в России – больше чем дороги…

Казалось бы, где развиваться капиталу, если не в России после отмены крепостного права? Колоссальная территория – готовый самодостаточный рынок, природные богатства, многочисленное население, переходящее от натурального к товарно-денежному хозяйству, как только возникает возможность. Ан нет, развивался капитал медленно. В оборонных и смежных с ними отраслях – горнорудной промышленности, в производстве чугуна и стали, в машиностроении – доминировали государственные, казенные заводы, жившие вне законов рынка и тормозившие его развитие. Частный российский капитал складывался в основном из купечества и выбившихся «в люди» крестьян и ремесленников. Иностранного капитала в страну притекало немало, но гораздо меньше, чем могло бы, – инвесторов пугали хилые законы и средневековые практики. Но главным тормозом развития было качество рабочей силы. Крестьяне и «горнозаводские» крепостные, приписанные к казенным заводам и ставшие на рубеже XIX–XX веков формально свободными наемными рабочими, не были готовы к труду на современных промышленных предприятиях. Низкая производительность труда в России бросалась в глаза – невежество, лень, пьянство. Работа – наказание. Жизнь, впрочем, тоже…

Английский рабочий получал в четыре раза больше российского, а российский все равно обходился фабриканту дороже. «В Англии на 1000 веретен приходилось 3 рабочих, в России… – 16,6»[24]24
  Давыдов М.А. Двадцать лет до Великой войны. – СПб.: Алетейя, 2016. – С. 315.


[Закрыть]. В Европе уже в конце XVIII века были развиты ремесла и мануфактуры, при переходе к фабричному производству людям нужно было лишь переучиться. А это совсем не то же самое, что лепить фабрично-заводского рабочего из вчерашнего крестьянина.

С чего-то надо было начинать, и Витте взялся за расширение сети железных дорог. Отсутствие транспортных путей не только не давало сложиться единому рынку, лишало мобильности и капитал, и товары, и труд. Отсутствие дорог напрямую тормозило развитие сознания людей. Они проживали всю жизнь там, где родились, в замкнутости и изоляции, считая традиции данностью и не имея представления об остальном мире. Мы плохо понимаем истинную роль пространств, которыми привычно гордимся.

В середине 1880-х Витте, управляющий Общества Юго-Западных железных дорог, уже построил Одесскую железную дорогу. Тут его назначают министром путей сообщения, и он берется за прокладку железной дороги от Челябинска до Владивостока, знаменитой Транссибирской магистрали.

Азиатская часть России была оторвана от центральных европейских районов, да и в пределах азиатской территории единый рынок еще не сложился: в Иркутске ржаная мука продавалась по 1,5 рубля за пуд, а в Томске – по 45 копеек. Часто в Сибири хлеб вообще не находил спроса, а в центральных промышленных районах дневное содержание рабочих – то есть стоимость рабочей силы, если по Марксу, – доходила до 5 рублей из-за дороговизны хлеба. «Железная дорога, – утверждал С. Ю. Витте, – без сомнения, устранит эти… аномалии». Витте был намерен извести патриархальные формы товарообмена в Сибири, помочь капиталу освоить дремлющий потенциал азиатской части России, поднять уровень жизни простых людей. Это только кажется, что железные дороги «всего лишь» инфраструктура. Витте был прекрасным математиком и сам разработал систему новых железнодорожных тарифов. Ясно же, что стоимость перевозки товаров должна быть меньше разницы в ценах на рынках в разных частях страны, чтобы люди захотели пользоваться дорогами. Какую уйму расчетов надо было сделать, чтобы обсчитать все участки Транссибирской магистрали! Это, по сути, было определение пропорций будущего рыночного обмена. Сложится рынок при помощи новой железной дороги или нет – вот какова была цена вопроса.

Дальний же умысел Витте состоял в том, чтобы двинуть в Сибирь людей из европейского центра, ослабив там давление перенаселения на землю и одновременно оживив безлюдную Сибирь, где земли было на порядки больше, чем людей, желавших ею владеть. Какое же сопротивление вызвала эта затея! Помещикам был на руку избыток населения в центральных частях страны, позволявший поддерживать высокую стоимость аренды земли. Денег у крестьян не было, аренду они отрабатывали натурой. Помещиков приводила в смятение мысль, что переселение крестьян на восток может лишить их дармового труда.

Дороги строили ссыльные и каторжные, другого труда в местах прокладки магистрали не было. Снова дармовой труд – теперь на государство. Да и на его заводах рабочим, однажды прикрепленным к ним, особо некуда было податься. Не было рынка свободного труда. А значит, простора для капитала и быть не могло.

Умственные и житейские шатания

Витте расчищал дорогу капиталу в прямом и в переносном смысле слова. Убеждал сопротивляющихся, что нет смысла ломать копья в дебатах: надо идти по пути, проложенному Европой. Это сложно, ведь в России сложились совсем другие законодательные и культурные условия, но именно их и нужно менять не мешкая.

«Мы привыкли не воспроизводить жизнь, изучая и принимая во внимание течения западной жизни, а строить ее, копируя… факты из жизни то одного, то другого западного государства, часто даже без изучения ее течения, – писал Витте в «Воспоминаниях». – От этого… наше умственное и житейское шатание между… противоположными течениями, действиями и мероприятиями. Ради одних западных учений мы становимся на путь свободного обмена, убивая некоторые отрасли промышленности; затем ради других учений мы силимся возродить… [их] путем усиленного покровительства»[25]25
  Ильин С.В. Витте. – М.: Молодая гвардия, 2006. – С. 147.


[Закрыть].

Будто сегодня писано! Послушаешь заклинания о модернизации-диверсификации и улучшении инвестиционного климата – вроде наши кормчие понимают, что нужны реформы, а для этого требуются в том числе и иностранные инвестиции, и передовые технологии, которые несет иностранный капитал. И тут же снова фантазии – хорошо бы взять у Германии вот это, а у Китая – вот то. Нет ни последовательной экономической политики, ни желания объяснить людям, где именно лежит путь к деньгам для них самих и для всей страны. От этих умственных шатаний только закрепляется брак мышления. Люди уже с трудом различают, что есть норма, а что – психический вывих собственного сознания.

– Правда, что в Штатах полицейское государство? – недавно спросил меня типично средний москвич, регулярно читающий новости, причем на всех ресурсах подряд, что, возможно, его и подводит…

– В каком смысле «полицейское»?

– Ну… типа все по закону, никому денег не дать, чтоб вопрос решить…

И тут же, после паузы, этот типичный москвич принялся возмущаться российской коррупцией. Как одно уживается с другим? А запросто: ум цепляется за отдельные факты, не пытаясь сложить их в цепочки причин и следствий. Хочется «решать вопросы» в обход закона, за деньги – это же удобно. При этом возмущает живодерство чиновников – вот совести нет! Сохранить одно, но изжить другое – не абсурдно ли? Но и на это у вывихнутого сознания готов ответ: «А почему нет? Мы ж великая страна. У нас свой путь». Людям кажется, что если мы станем как все, то чем тогда гордиться? А спроси их, что это за «особый путь» такой к лидерству в мире и достатку в стране, – ни одного внятного звука. Теперь уже даже без паузы, на том же дыхании, принимаются скорбно вздыхать: «Ой, у нас все не как у людей». Вот и пойми, какой они, собственно, хотят видеть страну…

На посту министра финансов, а затем премьера Сергей Юльевич Витте провел денежную реформу, привязав курс бумажных денег к золотому рублю, то есть стабилизировал денежно-финансовую систему. Реорганизовал работу Дворянского и Крестьянского банков, они стали расширять кредитование и помещиков, и крестьян, пуская в новый оборот отобранные за долги разорившиеся поместья, которые их хозяева не сумели перестроить на рыночный лад. Стал возникать рынок земли, агробизнес начал становиться на капиталистическую основу.

Витте умудрился извести казнокрадство и даже тупой непрофессионализм в огромном государственном секторе. Пожалуй, при нем госпредприятия функционировали эффективнее, чем когда бы то ни было. Он не ограничился этим, а вкладывал полученные казной дополнительные доходы в поддержку частного предпринимательства. Ни до, ни после него никто этого не делал. До сих пор.

Со знанием дела Витте маневрировал между политикой свободной торговли и протекционизмом. Стимулировал импорт, закупая за границей сталь, чтобы не замедлять железнодорожное строительство. Одновременно ограждал высокими тарифами текстильную, швейную, пищевую промышленность, защищая русский капитал, который в этих отраслях уже развернулся, даже давал капиталистам налоговые льготы на импорт современного оборудования – сегодня мы сказали бы «поддерживал внедрение высоких технологий». И тут же всячески способствовал притоку иностранного капитала в те же самые отрасли. Чтобы российский производитель не расслаблялся…

Мы видим сегодня, как работает – или не работает – импортозамещение в агробизнесе. Запретив антисанкциями импорт сыра, ветчин, помидоров, наше государство не открыло другой рукой доступ иностранному капиталу в эти отрасли, чтобы сыры и колбасы производились в России. Отечественный производитель обрадовался: ему помогли встать на ноги. На прилавках появились, к примеру, тугие краснодарские помидоры вместо водянистых голландских. Но в тепличных условиях производитель тут же и оборзел. Зачем думать, что рано или поздно запреты на импорт снимут и надо готовиться к конкуренции? Взвинчивай цену на гречку, вари сыр из простокваши, мыла и пальмового масла – и все дела. Тупое импортозамещение без стимулирования иностранных инвестиций, которые создают конкуренцию, еще ни одной стране ничего хорошего не принесло.

Каждое направление реформ Витте заслуживает отдельного рассказа. Но в контексте размышлений о том, откуда берутся деньги и почему их поиск в России оборачивается такой драмой, на первый план выходят три задачи, которые решал Витте. Во-первых, привлечение иностранного капитала вопреки сопротивлению тех, кто считал это кабалой для страны. Во-вторых, ослабление и размывание общины, средневекового реликта. И в-третьих, издание в разгар революции 1905 года Манифеста 17 октября, который должен был положить начало созданию новой архитектуры государства и формированию гражданского общества.

Иностранный капитал, международные кредиты и займы

Думаете, страх и неприязнь в отношении иностранного капитала появились в России только сегодня? Вот уж нет, они культивировались в нашей стране постоянно. Не раз Россия с помощью иностранных займов, инвестиций и концессий выруливала на путь устойчивого развития. И тут же властные силы начинали спешно рвать и делить неспелые плоды с деревьев, на которых растут деньги… Большевики – при уничтожении НЭПа, Сталин – в ходе индустриализации. На всех отрезках истории рано или поздно иностранным инвесторам приписывался умысел обобрать Россию, а тех, кто привлекал их в страну, клеймили за продажу Родины. Попользовавшись тем, что создал иностранный капитал, его тут же гнали взашей. Даже не скажешь, чего в этом больше – глупости или бесстыдства. Пороки внутреннего устройства признать невозможно, а внешний враг – вот он, пришел нажиться.

Российский бюджет во времена Витте был скуден, и с этим можно было бы жить, если бы не задача модернизации. Витте нужны были инвестиции, он бестрепетно набирал иностранные кредиты для строительства железных дорог, укрепления банков, реорганизации государственных предприятий – сильное государство не боится брать в долг. А нынешние кормчие страны боятся. Внешний долг России сегодня меньше 20 % ВВП, зато нет денег, чтобы вкладывать в инфраструктуру. Да ведь это значит расписаться в собственном бессилии, по сути признать, что страну никогда не удастся поднять настолько, чтобы вернуть долг.

За долги европейским странам Витте ругали все, включая государя Александра III. Действительно, в политике никто не бел и не пушист, у кредитора всегда есть желание использовать выданные займы как рычаг давления на должника. Но это же азбучная истина, которую надо просто учитывать в расчетах. И когда заем, полученный Россией от Франции, стал обрастать кабальными условиями, Витте сумел, выражаясь современным языком, перекредитоваться у Германии. Это просто вопрос профессионализма.

В правительстве и при дворе отношение к иностранным инвестициям было самое негативное, и Витте снова приходилось сражаться. На крики – точь-в-точь как и сегодня – о кабале и утрате самобытности страны он отвечал, что за самобытность принимается банальная отсталость. «Капиталы, как и знания, не имеют отечества, – утверждал он. – Раз богатство создано, оно стремится туда, где в нем наибольшая нужда, где его лучше оценят, лучше сумеют им воспользоваться… Говорят, что иностранные капиталы грозят будто бы самобытности страны и если не спешить, то можно обойтись и собственными капиталами для создания промышленности и новых капиталов. Но великая страна не может ждать!»[26]26
  Давыдов М.А. Двадцать лет до Великой войны. – СПб.: Алетейя, 2016. – С. 310.


[Закрыть]

Современная Россия эту мысль не усвоила. Рыночные реформы 1990-х годов выдохлись, не успев принести первые плоды, а для реформ ох как важно не упустить момента! В стране не было денег, чтобы вдохнуть жизнь в лежачие заводы, быстрее насытить рынок товарами, смягчить падение уровня жизни людей. Отчаянно был нужен капитал – любой национальности. Но никто не торопился писать законы, защищающие инвесторов, не спешил давать льготы тем, кто был готов пуститься в новое дело с русскими партнерами, принеся с собой капитал.

В начале 1990-х иностранцы обивали пороги кабинетов, предлагая проекты – от быстрой застройки обветшавшего центра Москвы до переоснащения ключевых металлургических предприятий. Все переговоры тонули в трясине – опасались прогадать. А к началу нулевых сурово-запретительное регулирование иностранных инвестиций – чтоб, не дай бог, чего не натворили, – поставило на этой теме крест: кроме единичных смельчаков, в Россию никто из иностранцев уже и не рвется.

Что может быть лучше чужих денег? Во всем мире самая острая конкуренция идет не за нефть или другие ресурсы, а именно за чужие деньги – иностранные инвестиции. В России же твердят об улучшении инвестиционного климата, а на практике только заботы – как отгородиться от инвесторов. Так что если вы тоже думаете, что отдать землю в аренду китайцам в вашем, к примеру, Забайкалье – это путь в кабалу, то утешьтесь: в этой убогой мысли столь же мало оригинальности, сколько и правды.

Знаковое здание в центре Нью-Йорка, украшение «Большого яблока» – Рокфеллер-центр. Это 14 высотных зданий в стиле ар-деко, где расквартированы крупнейшие корпорации. Каждый год на Рождество там ставят главную елку страны, а церемонию зажигания свечей на ней в рождественскую ночь транслирует национальный телеканал NBC. Что страшного случилось от того, что в 1989 году японская группа Mitsubishi выкупила этот квартал у семьи Рокфеллера? Он перестал был украшением нью-йоркского мидтауна? Стал инструментом насаждения «японских порядков»? Большинство американцев и не ведает, что они наслаждаются рождественским сезоном в японском квартале…

Не нравится пример Нью-Йорка? Пожалуйста, вот другие: производство японских тракторов Komatsu и немецких автомобилей Volkswagen в Калуге и BMW в Калининграде. К сожалению, такие примеры можно по пальцам пересчитать. А цена, которую мы платим за опасливое отношение к иностранному капиталу, огромна.

Сколько сырого леса вывозят из России шведы и финны, хотя на экспорт сырой древесины существует масса ограничений? Иностранцы обходят их правдами и неправдами, а мы только ужесточаем инструкции – чтоб не обходили, гады! Насколько разумнее было бы дать иностранцам льготы, побудить их перерабатывать древесину в России. Это бы привело и к созданию новых рабочих мест, которые сейчас возникают не у нас, а по ту сторону границы. Возникла бы российская – именно российская! – высокая лесопереработка и новейшие мебельные и бумажные технологии. А сейчас Россия вывозит сырую древесину и целлюлозу, а всю мелованную бумагу для глянцевых журналов, кондитерки и парфюмерии, которую делают из нашей же целлюлозы, покупает в Финляндии. Курам же на смех!

«Мы сами уже поглотили столько иностранных капиталов, явившихся к нам в виде знаний, орудий труда, денег, – повторял Витте, – ассимилировали стольких иностранцев, пришедших в качестве мастеров, хозяев предприятий, учителей, что странно даже говорить о какой-то опасности для русской самобытности от ищущих у нас заработка иностранцев и их капиталов.…Предубеждение против иностранного капитала у нас доходит до того, что заводится речь о каком-то заполонении России иностранцами, распродаже русских богатств и экономической оккупации. Точно речь идет о совсем отсталых Индии или Египте. Но это уже равносильно слепоте: это значит не знать своей великой истории, не верить в свои великие силы»[27]27
  Давыдов М.А. Двадцать лет до Великой войны. – СПб.: Алетейя, 2016. – С. 311.


[Закрыть].

Витте доказывал, что российские порядки таковы, что не много иностранцев желают иметь с Россией дело. Именно порядки надо менять, а не иностранцев запретами обкладывать. Тот самый иностранный капитал, которому Витте старался создавать условия, вытягивал из деревни людей, превращал неграмотных, некультурных мужиков, выработавших за века неволи отвращение к работе, в обученных рабочих. Давал им тот самый достаток, которого они отродясь не видели.

Так и остается загадкой, почему укоренилось в российском сознании убеждение «что немцу хорошо, то русскому смерть». Понятное желание видеть свою страну великой оборачивается дикими идеями о том, что рассчитывать на чужие деньги – позорно и опасно. Но ведь в этом и состоит искусство государства и задача экономического управления – заставить чужие деньги работать на свой народ. Вместо этого его стращают «западными ценностями». Дешевка ведь это, но как любят ее повторять лидеры нашего парламента – Госдумы.