Текст книги "Откуда берутся деньги, Карл? Природа богатства и причины бедности"

Колонизация или интеграция?

Низкая производительность труда в общине, помимо прочего, способствовала и чудовищному перенаселению европейской части России. Когда земледелие ведется экстенсивно, а для покупки техники денег нет и быть не может, как не было их у крестьянина-общинника, нужно очень много рабочих рук. Высокая рождаемость, чудовищные жилищные условия, детский труд и огромная смертность. Ни одна культурная нация Европы не вынесла бы такой степени перенаселенности, такой скученности, в которой жила русская деревня. Такое бывало только в самых отсталых аграрных странах, в колониях. К этой мысли мы вернемся в конце книги, так что стоит ее не забыть.

Столыпин взялся за неподъемную задачу – принялся переселять крестьян на восток. Смягчить перенаселенность центра, побудить тем самым крестьян использовать технику и одновременно – соединить рабочие руки, излишние в центральной части, с неосвоенными богатствами колоссальных территорий Сибири. Он продолжал путь, начатый Витте. За 1906–1913 годы было переселено 2,7 млн человек.

Было по-всякому, это правда. Правда и то, что людей перевозили в теплушках, едва пригодных для скота. Правда и то, что строились вагоны с туалетами, в которых полагалось горячее питание, а переселенцев сопровождали врачи. Были и планомерные программы поддержки переселяемых в новых местностях, и были массы «самопереселенцев», которые ехали в Сибирь вообще без поддержки властей, без подъемных – программ было меньше, чем желающих переселиться и начать новое собственное дело на практически неограниченных землях. Были кражи багажа, падеж скота, была и холера на пути в Сибирь. Было всё. Но главное – это было добровольное переселение.

Не пресловутых «слабых» правительство выкачивало в Сибирь, наоборот – туда ехали люди сильные духом, предприимчивые, нацеленные на создание своего сельскохозяйственного дела с новым размахом, на качественно более высокой технической и агрономической базе. Это было лучшее приобретение Сибири.

В местах переселения наряду с обычными наделами стали выделять и крупные, специально предназначенные для животноводства. У железнодорожных станций строили торгово-промышленные поселки и поселки городского типа. Наконец, в общий передел земли, предназначенной для переселенцев, стали вовлекаться и казенные, государственные земли. Обширные (!) по сравнению со среднеевропейскими крестьянские хозяйства стали применять намного более современную технику, вплоть до тракторов.

Внутренний рынок страны расширялся быстрыми темпами, новые районы богатели, из них шел дополнительный спрос на промышленные товары центра. Труд переселенцев на новых местах был намного производительнее, общественное богатство приумножалось, достаток рос быстрее. Многие историки называют тот процесс колонизацией Сибири. Неправда! В ходе переселенческой реформы Сибирь не была ограблена – наоборот, она прирастала новым экономическим потенциалом. Это была интеграция европейской и азиатской частей России.

И в этом вопросе реформы Столыпина и Витте сомкнулись тоже: без Транссибирской магистрали, без железных дорог в Приуралье переселение было бы невозможным. С первых лет хозяйствования вновь возникающие производства ориентировались на экспорт – в другие части страны и за границу. В 1913 году за счет Сибири Россия стала лидером по экспорту сливочного масла.

Огромный импульс получила металлургическая и горная промышленность Урала, туда стал пробиваться промышленный капитал, производивший как сельхозоборудование, так и ширпотреб. Наконец, именно в Сибири сбылась мечта Витте – туда буквально хлынул иностранный капитал. Модернизация охватила и Среднюю Азию. С созданием железнодорожной магистрали Ташкент – Оренбург увеличилась доля потребления отечественного хлопка в хлопчатобумажной промышленности, в Средней Азии осваивались новые земли, велись работы по мелиорации…

Витте и Столыпин мыслили континентами и эпохами, по выражению того же историка М. А. Давыдова.

Свобода личности и ее ответственность за свободу общества

Столыпину принадлежат слова: «Свободный труд, помимо своей большей производительности, имеет то огромное преимущество перед всеми видами принудительного труда, что он обнаруживает стремление к беспредельному усовершенствованию. Только ничем не связанный личный интерес и расчет на выгоды от труда побуждают человека затрачивать многие годы жизни на приобретение знаний и, отрешившись от рутины, предпринимать опыты, ведущие к открытию новых, более совершенных способов производства»[32]32
  Сидоровнин Г. П.А. Столыпин. Жизнь за Отечество. Жизнеописание. 1862–1911. – М., 2014. – С. 786.


[Закрыть].

Вроде бы это только про экономику, но на самом деле это манифест свободы, под которым мог бы подписаться любой истинный современный либерал. В XX веке к этим же убеждениям пришли и Милтон Фридман, и Маргарет Тэтчер, и Айн Рэнд. Столыпин, оставаясь убежденным монархистом, был в то же время убежденным западником и создавал в стране именно гражданское и правовое общество.

А как же столыпинские галстуки? Ведь именно по представлению Столыпина император Николай II создавал военно-полевые суды, отправлявшие людей на виселицу без долгих разбирательств. Да, ни демократом, ни тем более либералом Столыпина не назовешь. Необходимость экономических свобод и равенство подданных императора перед законом – по сути, превращение их из подданных в граждан – вполне уживались, по его мнению, с ненужностью свобод политических. В его представлении парламент, конституция – побрякушки, поскольку есть монарх, который сумеет охранить закон, но сам закон должен быть незыблем.

А что до галстуков… Понятно, почему придворные историки Великого строя клеймили столыпинские военно-полевые суды как преступление Столыпина перед своим народом: это позволяло не акцентировать внимание на сталинских репрессиях. Намного менее понятно, почему современные историки и публицисты продолжают называть этого человека «палачом» и «вешателем» без поправки на исторический контекст. Столыпин считал, что любым способом нельзя допустить революции. Не потому, что она сметет дорогую его сердцу монархию, а потому, что попутно она сметет и все остальное, принеся лишь насилие и хаос. Больше века прошло, пора уже оценить реформатора Столыпина с позиций сегодняшнего дня. И с этих же позиций оценить и деромантизировать марксистских революционеров-романтиков.

Столыпинские военно-полевые суды, которые казнили без следствия, были не чем иным, как борьбой с насилием и террором. Российские революционеры представляли собой симбиоз радикалов и уголовников. Это были люди, не нашедшие себе места в менявшейся России, они восставали не против остатков средневековых несвобод, а против той непростой свободы, которую нес с собой капитал. Люди, не обремененные моралью, – те, кого долгое время было принято называть изнанкой революции. А это было ее лицо.

В отличие от террористов конца XIX века – в основном из привилегированных социальных групп или разночинцев – террористы начала XX века были преимущественно выходцами из мастеровых и чернорабочих, только-только перебравшихся из села в город. Из всех политических убийств, осуществленных партией эсеров, более 50 % были совершены рабочими. Немалую часть террористов этого периода составляли женщины, которые после многовекового домашнего угнетения искали самореализации в этой дикой деятельности. В общем, достаточно напоминает поведение неинтеграбельных мигрантов в сегодняшней Европе.

Американский историк русского происхождения Анна Гейфман приводит статистику терроризма начала XX века. Всего за год с октября 1905 года в Российской империи было убито и ранено 3611 государственных чиновников. К концу 1907 года это число увеличилось почти до 4500 человек. Общее число жертв в 1905–1907 годах – более 9000 человек. Полагая, что значительная часть местных терактов не попала в официальную статистику, Гейфман оценивает общее число убитых и раненых в результате террористических актов в 1901–1911 годах в 17 тысяч человек. «Ленин, – пишет она, – отдавал приказы о подготовке терактов, призывал к нападениям на городовых и прочих государственных служащих. Осенью 1905 года он открыто призывал убивать полицейских и жандармов, черносотенцев и казаков, взрывать полицейские участки, обливать солдат кипятком, а полицейских – серной кислотой. Лидер большевиков превратился в ярого сторонника террора»[33]33
  Гейфман А. Революционный террор в России. 1894–1917. – М.: КРОН-ПРЕСС, 1997. – Главы 3, 5.


[Закрыть].

Никакое правительство в мире не согласилось бы мириться с таким разгулом насилия. При этом – внимание! – столыпинские суды за призывы, за статьи и высказывания, даже за агитацию людей не казнили и даже не «винтили», выражаясь языком «Болотного дела». Казнили только террористов.

В 1970-е годы миссис Тэтчер отказывалась иметь дело с профсоюзами, разжигающими анархию и власть улицы. Ей было не о чем вести переговоры с людьми, которые убивают полицейских Ее Королевского Величества.

В сентябре 2001 года мир стал иным, появился международный терроризм. С террористами переговоры не ведут. Их уничтожают.

Сегодня всякому нормальному обывателю понятно, почему немецкие полицейские в Мюнхене в 2016 году без разборок и судов пристрелили 16-летнего пацана, который парой часов раньше положил двух немецких полицейских.

Слишком страшная это штука – террор под прикрытием фанатизма любого оттенка. Это Столыпин понимал лучше многих других уже больше века назад…

Как же они поссорились?

Снова, как и в случае с Карлом Марксом, стоит увидеть в великих реформаторах просто людей со своими слабостями, пристрастиями и ценностями, в которые они верят.

Сергей Юльевич Витте прожил первые 16 лет в Тифлисе – тогда совершенно европейском городе, красивом и изящном, с богатой культурной жизнью. В каждой семье детей учили языкам, в каждом доме главным предметом домашнего обихода считался рояль. Витте получил образование в Новороссийском университете в Одессе – городе открытом и весьма культурном. Несколько лет он провел в Польше. Всю жизнь постоянно ездил на отдых и лечение – сначала с первой, потом со второй женой – исключительно за границу. Он по праву считал себя истинным либералом и западником, был, как сказано, убежденным сторонником парламентских методов разрешения социальных разногласий, считая, что мнения всех слоев и сословий должны быть услышаны и обществом, и монархом, и горячо отстаивал создание Государственной думы.

А что до человеческих качеств, то Витте был вполне светским господином, любил «жуировать жизнью», обожал пышные рауты и все атрибуты жизни вельможи, приближенного ко двору и к высшему свету. Был он вдобавок говорун, любил толкать речи. Даже лишившись премьерства, Витте не оставил деятельность в Думе, был всегда в гуще событий, не пропускал ни одного либерального сборища в особняках приятелей, где непрерывно выступал даже под старость, когда его практически перестали слушать, и неустанно писал свои бесконечные «Воспоминания».

За обедом у великого князя Владимира Александровича 8 мая 1907 года обсуждалась свежая новость – раскрытие заговора с целью убийства императора, великого князя Николая Николаевича и премьера Петра Столыпина. С. Ю. Витте разошелся, взвинтил себя и потребовал вешать заговорщиков на столбах Невского проспекта: «Повесить их там, и пусть висят, пока не подгниют». Заявил, что он – решительный сторонник смертной казни для убийц, но только не посредством столыпинских военно-полевых судов, поскольку эти ужасные учреждения казнят не только исполнителей революционных преступлений, но иногда и совершенно невинных людей, тогда как главные виновники остаются в тени. «Уж коль ввели в мирное время такой чудовищный институт, как военно-полевые суды, – рассуждал Витте, – то надо было с непреклонной энергией продолжать политическую линию в том же направлении: запретить все газеты левее «Нового времени», выгнать с государственной службы всех лиц с левыми убеждениями, закрыть все учебные заведения; словом, хотя бы на несколько месяцев нагнать такого страху, чтобы никто и пикнуть не смел»[34]34
  Ильин С.В. Витте. – М.: Молодая гвардия, 2006. – С. 116.


[Закрыть]. Вот цена последовательности убежденного российского либерала.

Столыпин был совсем иным – немногословным, угрюмым. Бывший саратовский губернатор, знавший жизнь народа не понаслышке, по образованию – специалист в области сельского хозяйства, это был человек конкретный и не так чтобы гибкий. Ему претили пустобрехи-думцы с их категоричностью и многословием. Он видел их насквозь и отлично понимал, что пламенные речи скрывают их собственные сиюминутные интересы, стремление к свободе только для себя, но не для народа, кому они были даже неподотчетны.

Временами одним из таких пустобрехов Столыпину представлялся сам Витте. А тому Столыпин казался угрюмым мужиком, который понятия не имеет о важности ораторского искусства, плюет на общественное мнение и манкирует элементарными приличиями. Нельзя сбрасывать со счетов и то, что Столыпин сменил Витте на посту премьер-министра. С тех пор Витте неустанно гневно критиковал мужиковатого саратовского самодура, который проводит «непоследовательные, ведущие только к революции реформы».

К окончательному разрыву между двумя великими мужами привел совершенно пустяшный, трагикомичный инцидент, который описывает в своей книге дочь Петра Аркадьевича Мария. «Пришел к моему отцу граф Витте и, страшно взволнованный, начал рассказывать о том, что до него дошли слухи, глубоко его возмутившие, а именно что в Одессе улицу его имени хотят переименовать. Он стал просить моего отца сейчас же дать распоряжение одесскому городскому голове Пеликану о приостановлении подобного неприличного действия. Папá ответил, что это дело городского самоуправления и что его взглядам совершенно противно вмешиваться в подобные дела. К удивлению моего отца, Витте все настойчивее стал просто умолять исполнить его просьбу и, когда папá вторично повторил, что это против его принципа, Витте вдруг опустился на колени, повторяя еще и еще свою просьбу. Когда и тут мой отец не изменил своего ответа, Витте поднялся, быстро, не прощаясь, пошел к двери и, не доходя до последней, повернулся и, злобно взглянув на моего отца, сказал, что этого он ему никогда не простит»[35]35
  Нетребский В. Как поссорились Сергей Юльевич и Петр Аркадьевич // Юг. – 2002. – 09. – 12.


[Закрыть].

Практически весь второй том «Воспоминаний» Витте – сплошная критика Столыпина. Лишь в двух местах он отмечает у Петра Аркадьевича отсутствие трусости и «темперамент государственного человека». На этом достоинства Столыпина для Витте заканчиваются. Остальные более 600 упоминаний о нем содержат самые нелестные характеристики: «Столыпин – человек ограниченный», «мало книжно образованный», «Столыпин всюду, чтобы иметь силу, сажает своих родичей», «Столыпин водворил в России положительный террор».

Свое убийство Столыпин предвидел. Он был уверен, что раз император не принял его отставку, хотя они уже окончательно разошлись во взглядах, то его уберут руками царской охранки. После его смерти у Витте не нашлось других слов, кроме того, что «премьер-министра "укокошили"».

Витте и Столыпин были единомышленниками, хоть и рассорившимися. Их реформаторские усилия были направлены к одной и той же цели: они создали из отсталой страны передовую, с поразительной скоростью модернизировали ее, поддержали укрепляющийся капитал и массовый рынок рабочей силы. Каждый из них сделал что смог для того, чтобы народ – крестьяне, ремесленники, промышленники – нашел свою дорогу к деньгам и сам мог создавать капиталы. Но слишком сильным было сопротивление «просвещенного класса» их реформам. Слишком коротким оказалось время того пути, по которому они направили Россию. Русские капиталисты не успели получить полный простор для преобразования общества, им приходилось приумножать общественное богатство, преодолевая немыслимые препятствия.

Русские промышленники: дело, процветающее и сегодня

Кто из нас не просыпался по ночам от мучительной мысли: «Где взять деньги?» В голове роятся планы, рождая бессонницу, тут же тысяча «но»… Нет стартового капитала, на работе продвижения не получить, а где другую взять? Теоретически вроде можно придумать, как заработать, а практически… Погорюешь, что нет денег, да и заснешь. А утром…

Идешь по тротуару, а мимо шуршат «мерседесы». В Москве по крайней мере их столько развелось! И откуда у честных людей может взяться столько денег? Ясное дело – жулики. Так рождается социальная неприязнь. А от нее до неприязни к богатству как таковому уже рукой подать. И грязным занятием кажется уже все, что с каждым годом увеличивает количество нулей на банковском счете. И уже ничего не нужно, потому как все равно ничего не выйдет. Уже скорей домой после постылой работы, включить телик, на диван завалиться…

Люди в гораздо более сложных условиях еще 150 лет назад умудрялись праведным трудом создавать состояния. Для себя, конечно, но попутно они умножали и богатство общества. Любили ли их тогда? Во всяком случае никто особо не ценил их достижения, даже самые что ни на есть «мыслящие». Хотя Витте не раз повторял: «Ни одно государство, даже самое могущественное, не в силах созидать капиталы». Капитал делают люди.

Строгановы, Демидовы, Морозовы, Рябушинские, Мальцовы, Солдатенковы, Крестовниковы, Красильщиковы, Хлудовы, Боткины, Алексеевы… Третьяков, Путилов, Мамонтов, Смирнов, Елисеев… А еще иностранцы, ставшие русскими, связав жизнь с развитием России и отдав ей все свои силы, – Кноп, Хьюз, Мозер, Гартлей. А также Нобель – да-да, брат того самого человека, который премию учредил.

К этим фамилиям можно добавить еще несколько десятков, самые яркие выбрать трудно. Важно другое: крупными промышленниками становились отнюдь не сливки российской знати. Та витала в эмпиреях прошлого, видела себя помещиками, которым на роду написано, что крестьяне всегда будут обеспечивать им привычный доход. В общественных отношениях и к концу периода реформ Витте – Столыпина царила несвобода. Но предприимчивых людей всегда немало, и уже в тогдашней России они выискивали любую возможность, чтобы сколотить собственное, пусть и маленькое, дело, влезть в торговлю, в посредничество, заняться чем угодно, а главное – самим устраивать свою жизнь и находить свой путь к деньгам.

Маркс подчеркивал, что его формула товарного обмена «товар – деньги – товар» – абстракция. Она помогает понять превращение денег в капитал, когда на деньги покупается особый товар – рабочая сила, дающая капиталу прибавочную стоимость. В реальной истории Запада капитал редко развивался таким путем – долго, жизни может не хватить. Капитал там возникал прежде всего в процессе, который Маркс назвал «первоначальное накопление». Самый известный пример – массовый сгон крестьян с земли в Англии XVII века. Их земли превращали в крупные пастбища для овец, и капитал рос как на дрожжах на производстве и торговле шерстью. Огромная же масса крестьян, у которых отняли землю, становилась пролетариатом.

А вот в России формула «товар – деньги – товар» была не такой уж абстракций. В стране не прошла буржуазная революция, никто не расчистил капиталу дорогу. И крестьян никто с земли не сгонял, наоборот, вязали по рукам и ногам сначала крепостничеством, потом общиной.

Казалось бы, откуда же взяться капиталу? А вот взялся, как ни странно! Наверняка были и помещики, которые не хотели жить, перезакладывая имения, беднея и беспомощно тоскуя, как чеховские сестры, – «в Москву, в Москву!..» – а впрягались в работу, принимаясь за совершенно новое для себя дело. Но что-то история о таких случаях умалчивает – буквально раз-два, да и обчелся. Зато крестьяне, которые не хотели прозябать, цепляясь за землю, мещане, стремившиеся к достатку, шли именно тем медленным путем, буквально по формуле «товар – деньги – товар», по крупицам складывая свое дело. Выгрызали зубами право на него, не загадывая, хватит им на это жизни или не хватит. Как же велика тяга человека к осмысленному труду, собственности и деньгам!

Из лоточников в фабриканты

Еще в дореформенную пору инициативные крестьяне, работая на своих хозяев, через подставных лиц вкладывали деньги в прибыльные дела. Сколотив капиталец, покупали вольную и затем приобретали лавки, мастерские, а некоторые – сразу мелкие фабрики. Начало крупным и знаменитым предпринимательским династиям – Алексеевых, Рябушинских, Крестовниковых, Солдатенковых, Морозовых, Демидовых, Прохоровых – положили именно выходцы из крестьян.

Лучше, чем Федор Шаляпин, этот путь не описать: «Российский мужичок, вырвавшись из деревни смолоду, начинает сколачивать свое благополучие будущего купца или промышленника в самой Москве. Он торгует сбитнем на Хитровом рынке, продает пирожки на лотках, льет конопляное масло на гречишники, весело выкрикивает свой товаришко и косым глазком хитро наблюдает за стежками жизни, как и что зашито и что к чему пришито. Неказиста жизнь для него. Он сам зачастую ночует с бродягами на том же Хитровом рынке или на Пресне, он ест требуху в дешевом трактире, вприкусочку пьет чаек с черным хлебом. Мерзнет, холодает, но всегда весел, не ропщет и надеется на будущее. Его не смущает, каким товаром ему приходится торговать… Сегодня иконами, завтра чулками, послезавтра янтарем, а то и книжечками. Таким образом он делается экономистом. А там, гляди, у него уже и лавочка или заводик. А потом, поди, он уже 1-й гильдии купец. Подождите – его старший сынок первый покупает Гогенов, Пикассо, первый везет в Москву Матисса…»[36]36
  Шаляпин Ф.И. Маска и душа. – М.: АСТ, 2013. – С. 36.


[Закрыть]

Легендарный фабрикант и промышленник Савва Тимофеевич Морозов родился в именитой купеческой семье. Но семья не сразу стала купеческой. Предок и тезка Саввы Тимофеевича – крепостной крестьянин Савва Васильевич – в начале XIX века сам делал шелковые кружева и ленты для собственных бар и соседей-дворян Владимирской губернии. Сам работал на единственном станке и сам пешком ходил в Москву! За 100 верст! Кто из сегодняшних ноющих молодых, протирающих штаны в бюджетных конторах, способен на подобное? В конторах вам точно не понять, откуда берутся деньги…

В Москве первый Морозов продавал свои изделия скупщикам, с годами сумел купить в придачу к шелкоткацкому станку еще суконный и хлопковый. Во время войны с Наполеоном он уже так раскрутился, что поставлял сукно для нужд армии. При этом оставался крепостным и платил оброк своему барину. И только годами позже за 17 тысяч рублей – совершенно немереные по тем временам деньги – он сумел получить вольную от дворян Рюминых и был зачислен в московские купцы первой гильдии.

Дожив до глубокой старости, Савва Васильевич так и не одолел грамоты, но это не мешало ему вести дела. Своим сыновьям он завещал четыре крупные фабрики, объединенные названием «Никольская мануфактура». Старик позаботился устроить потомков даже на том свете: рядом с его могилой на Рогожском кладбище стоит белокаменный старообрядческий крест с надписью, потускневшей от времени: «При сем кресте полагается род купца первой гильдии Саввы Васильевича Морозова». Сегодня там лежат четыре поколения Морозовых.

Было бы неудивительно, если бы бывшие крепостные и их потомки, которые уже выросли в достатке, развивали относительно более простые формы капитала – торговали бы, наживая свой купеческий капитал. Или производили бы то, что попроще, – варенье и сладости, как семья Абрикосовых, или текстиль, как Морозовы и Прохоровы. Но поразительно, что они никогда не останавливались на достигнутом. Еще более поразительно то, что развивали они свои империи не благодаря реформам, которые сегодня мы назвали бы прокапиталистическими, а вопреки все еще прочным барьерам на своем пути и непосильной, казалось бы, конкуренции с казенными заводами. Да еще расширяли свою деятельность на всё новые сферы. Тем самым они постоянно доказывали на практике, что частный капитал, приложенный с умом, эффективнее государственного.

Прохоровы на базе «Трехгорной мануфактуры» создали сначала химическую лабораторию, а потом начали выпускать и искусственную пряжу. Красильщиковы, также начавшие с выпуска тканей, сначала постепенно перевели прядение на английские импортные станки, затем начали производить отечественные ткацкие станки, а один из последних отпрысков их династии, Петр Красильщиков, уже в советское время стал авиаконструктором, проектировал самолеты и сделал фантастическое количество открытий в области аэродинамики.

Зачем русским купцам, бывшим крепостным, пусть даже выбившимся на самый верх, нужно было это постоянное развитие? Понятно, что уже далеко не только ради денег. Ради страны?

Прежде всего потому, что, когда человек видит, сколько он может сделать своими руками, приложив мозги и труд, сумев организовать других, он уже не в силах остановиться. Развитие собственного производства требует, чтобы под боком были и хранилища, и железные дороги, и пароходы для перевозки грузов. Потому-то русские промышленники и осваивали все новые и новые сферы производства, принимаясь за их модернизацию.

Николай Иванович Путилов начинал с простых работ по металлу в питерских мастерских. Развернулся, создал собственное предприятие, стал уже получать заказы от государства на производство военной техники, паровых котлов, паровых двигателей, оборудования для канонерных кораблей и клиперов. Добавив к своим мастерским четыре завода в Финляндии на паях с горнозаводчиками северной части России, он полностью переоборудовал их, образовав Путиловское общество подводных лодок и военных кораблей. В 1868 году Путилов купил обанкротившийся механический, литейный и железоделательный завод, который в 1872 году стал основой учрежденного им Общества путиловских заводов. На этом заводе он организовал оружейное производство и выплавку стали, в том числе на экспорт.

Прокатка рельсов на новом заводе обходилась дешевле заграничной, впервые в России в дело был пущен – в полном смысле этого слова – металлолом, сношенные рельсы. Производительность завода достигла 3,2 млн тонн в год – это были рельсы и пудлинговое железо. В 1869 году был принят заказ казны на переделку 10 тысяч ружей старого образца. В том же году Путилов принялся осуществлять мечту своей молодости – сооружение в Петербурге, на взморье у Екатерингофа, коммерческого порта, где должны были соединяться три торговых пути – морской, речной и железнодорожный. Грандиозный проект! Начали рыть так называемый Морской канал от Кронштадта до Петербурга, то есть углубили фарватер для прохода глубоководных судов. Принялись за новую ветку – Путиловскую железную дорогу – для соединения будущего порта со всеми русскими железнодорожными линиями. Сейчас это портовая ветвь Николаевской железной дороги. Путилов объединил все свои проекты в акционерное общество, и только оно начало выпускать акции для новых инвесторов и финансирования, как все остановилось со смертью Николая Ивановича в 1880 году. И тем не менее Путиловский, ныне Кировский, завод до сих пор остается крупнейшим промышленным производством Питера. Среди его корпусов так заметно выделяются здания из старого красного кирпича, заложенные основателем – Николаем Ивановичем Путиловым.

И это сделал один человек в течение одной жизни!

Мальцовы начали со стекла, листового и бытового, с производства всех видов посуды, хрусталя. Вообще-то деньги их дед Аким заработал на банальной торговле, и было тех денег негусто, но на стекло хватило, потому что это производство с относительно низкой капиталоемкостью. Мальцов выбрал город Гусь-Хрустальный, поскольку государь запрещал создавать стекольные производства ближе чем 100 верст от столицы.

Когда же Сергей Иванович Мальцов, самый известный представитель династии, получил материнское наследство, он не стал вкладывать его в стекольный бизнес. Деньги были уже солидные, ему хотелось масштаба. Принялся строить металлургические и вагонные заводы. Цементное предприятие, которое он создал, – «Портланд-цемент» – сегодня входит в российский холдинг «Евроцемент» и является одним из крупнейших цементных предприятий России и Европы.

Прохоровы от ткацкого производства перешли к созданию банков, а на рубеже веков уже стали серьезными горнопроходчиками, владельцами каменноугольных шахт и копей в Донецком бассейне.

Князь Амелек-Лазаров сразу начал круто – все же князь, имелся какой-никакой стартовый капитал. Он замахнулся на горнорудное дело. В то время это была не очень капиталоемкая отрасль, на дóбыче в основном использовался живой труд – переменный капитал, как называл его Маркс. Но уже через десять лет добывать руду и продавать ее по цене сырья стало князю неинтересно. Он создает один за другим шесть сталелитейных заводов, потом берется за добычу нефти. А вскоре после этого встречает некоего Кнопа…

Интереснейшим человеком был этот Кноп по имени Иоганн Людвиг. В 1839 году он приехал в Москву 19-летним пацаном как представитель английской торговой компании. И быстро-быстро стал налаживать собственный бизнес – поставлять в Россию английские прядильные и ткацкие станки. К середине 1850-х годов этот ничем не примечательный уроженец Бремена уже открыл собственную торговую фирму, заделался купцом первой гильдии Львом Герасимовичем и принялся обменивать станки и паровые машины на солидные доли акций в русских предприятиях.

Кноп был так тесно связан с российским ткачеством, что о нем ходила поговорка: «Где церковь, там и поп, где фабрика, там и Кноп». Оснастив всех российских текстильщиков английскими станками, он создал свое собственное текстильное производство – Кренгольмскую мануфактуру, которую называли «островком Англии в России». Но и этого ему было мало, хотелось дальше расширяться. Он и подбил князя Амелек-Лазарова на строительство нефтепровода, который для них впервые в России спроектировал русский инженер Шухов.

Англичанин Джон Хьюз – непостижимый персонаж. Ни с того ни с сего рванул из своего благополучного Уэльса в российское захолустье. Посреди чистого поля основал поселок, который в его честь стали называть Юзовкой, потому что в России его самого называли не иначе как Юз. В итоге создал российскую горно-металлургическую промышленность! Тут и шахты, и добыча железной руды, и выплавка металла. Юзовка сначала превратилась в город Сталино, а в середине XX века – в Донецк.

Фрезе Петр Александрович – русский промышленник и изобретатель, – познакомившись на промышленной выставке в Чикаго со своим будущим компаньоном Яковлевым, буквально за два года запустил вместе с ним производство русских автомобилей в Риге. Еще через три года, уже на паях с обществом Романова, начал производство грузовиков, а в 1902–1903 годах стал выпускать троллейбусы и почтовые фургоны. Их дело разрослось в акционерное общество «Дукс», которое выпускало уже омнибусы на пневматических шинах. И все это при минимальной поддержке со стороны правительства. Чаще – при огромном его противодействии.