Текст книги "Кактус Нострадамуса. Ванна с шампанским."

– Так вот, значит, какой у тебя пример для подражания! – язвительно намекнула я ему кое на что.

После этого говорливый братец мой наконец притих. Идти по стопам Челлини: к вечной славе художника – через тюрьму – ему явно не хотелось.

Вика же рассыпалась в комплиментах Зяме: уж он и умный, и так много знает, и интересно с ним, просто лучшего спутника не сыскать! Я начала было закипать, и тут простодушная Настя, проассоциировав слово «спутник», сказала:

– Викин муж тоже очень хорошо разбирается в искусстве!

Мужняя жена сразу скисла, а я, закрепляя успех, развила тему счастливого супружества вопросом:

– А кто он у тебя, Вика, чем занимается?

Конечно, я не рассчитывала, что она скажет – «бразильской капоэйрой» или «корейской борьбой «сирым», хотя это было бы идеально. Зяма с повышенным уважением относится к женам мужчин, способных постоять за свою честь с дуэльными нунчаками, сюрикенами и булавами! Но Вика неохотно призналась, что ее благоверный – преуспевающий владелец сети похоронных контор, и это тоже прозвучало недурственно.

– По образованию-то он археолог, кандидат наук, в молодости годами пропадал на раскопках, – словно извиняясь за нынешний специфический бизнес супруга, добавила Вика.

Но было уже поздно: Зяма явно в красках вообразил собственные пышные похороны, и это отбило у него желание заигрывать с женой гробовщика.

Я злорадно подумала, что мысленно теперь так и буду называть Викторию: прелестная гробовщица! По аналогии с прелестной галантерейщицей Констанцией Бонасье.

Мы наконец встали с лавочки и пошли к метро, на всякий пожарный случай присматривая за тылами.

Делали все, как в кино про шпионов: задерживались перед зеркальными витринами, неожиданно выглядывали из-за угла, прятались за деревьями и столбами и преодолевали открытые участки местности короткими перебежками. Продвигались мы в результате этих сложных телодвижений медленно, зато никакого хвоста за нами не было, я могла бы поклясться в этом головой.

Перед тем как углубиться в недра подземки, Зяма галантно пропустил вперед Вику и Настю, а меня задержал, попросив телефон. Я дала ему мобильник, он провел короткий разговор и, возвращая мне аппарат, довольным голосом уведомил:

– Имей в виду, завтра ранний подъем, в восемь утра у нас примут ванну.

Замороченная многочисленными приключениями, я не сразу поняла смысл сказанного. Вообразила, что спозаранку кто-то придет к нам в арендованные апартаменты для утреннего омовения, и машинально проинформировала Зяму о скромных удобствах нашего нового жилья:

– У нас нет ванны, у нас только душ.

Боже, что случилось с братцем!

Он горестно скривился, прижал руку к сердцу и окаменел, как статуя прекрасного ангела, глубоко шокированного народными страданиями в годину чумы. Правда, когда недоразумение разъяснилось, он быстро отмер и попытался некультурно накостылять мне по шее. Сказал, что я его в гроб вгоню такими шутками.

– Ничего, у нас теперь есть кому решать вопросы с гробами, – съязвила я, но на всякий случай отодвинулась.

И тут произошло нечто неожиданное и удивительное.

Обиженно отвернувшись от меня со словами: «Глаза б мои на тебя не смотрели!» – Зяма загляделся на что-то другое.

И вновь окаменел!

Я проследила направление его взгляда и почувствовала холодок между лопатками.

– Дюха, ты тоже это видишь, или я один сошел с ума? – задумчиво поинтересовался Зяма, не отрывая глаз от мини-вэна, ожидавшего, пока «позеленеет» светофор.

Машинка была ничем не примечательной, обычным транспортом многодетной горожанки или селянина, гибридом легковушки и грузовичка. За рулем, высунув в открытое окошко локоть, сидел черноусый гражданин вполне банальной итальянской наружности.

А вот пассажир у него был весьма интересный и запоминающийся. Для нас с Зямой – так и вовсе незабываемый!

– Этого не может быть, – пробормотала я, завороженно созерцая рукодельное полосатое пончо из ИКЕА и соломенную шляпку «от» безымянного негра.

В промежутке видна была нижняя половина лица с характерными признаками, понятными любому гробовщику: интересной бледностью и отвисшей челюстью.

– Слабовата резинка у шляпы, надо было ему подбородок скотчем подвязать, – все так же задумчиво молвил Зяма.

– И ведь был у меня скотч, – призналась я, невольно залюбовавшись прекрасной осанкой кадавра-путешественника, с похвальной заботливостью пристегнутого ремнем безопасности. – Интересно, к сиденью его тоже гвоздями прибили?

Светофор засиял изумрудной звездой, мини-вэн плавно тронулся и неторопливо поехал дальше.

Зяма издал невнятный звук – как будто вареником подавился.

Наш-то кадавр путешествовал в подходящей компании!

Кресло за ним занимал востроносый юноша в бархатном камзоле с буфами, с прической «под горшок», с оловянными глазами и желтушным лицом. У него был вид хронического печеночника, убитого недугом уже давно (примерно в тринадцатом веке) и однозначно насмерть. В руках усопший хроник держал обшарпанную лютню. Ну, правильно! С песней весело катить по просторам!

А за вьюношей сидел Его Преосвященство Кардинал Какой-то – может, Ришелье, а может, и Мазарини. Наверное, все-таки Мазарини, потому что Ришелье – я вспомнила – носил красивые кружевные воротнички. У этого кардинала воротничка не было вовсе, вместо него на шее, желтой и морщинисто-складчатой, как оплывшая церковная свечка, сверкали граненые бусики.

Я еще успела подумать, как оригинально Его Преосвященство носит четки, и тут пурпурный шелк пошел складками, голова на желтой шее повернулась, и по моей вытянувшейся физиономии скользнул горящий взгляд блестящих и несомненно живых черных глаз.

Это было уже слишком.

– Дюха! Дюха, ты чего?! Дюха, не падай! – испугался Зяма.

Я пришла в себя от того, что он звонко шлепнул меня по щеке.

Я подставила ему вторую ланиту.

В голове моей загудело и прояснилось.

– Что это было?! – слабым голосом спросила я брата. – «Возвращение живых мертвецов – три»?! Я явственно видела, что кадавр кардинала повернул голову и посмотрел прямо на меня!

– И тем самым благословил мою сестрицу на легкий обморок! – буркнул Зяма, не ответив по существу.

– Ребят, вы тут чего?

Из раздвижных дверей на входе в метро выглянула Вика.

– Так, ничего, оплеушками балуемся, – ответил ей братец игривым голосом Карлсона, кокетничающего с фрекен Бок.

– Он улетел, но обещал вернуться! – пробормотала я «в тему» и вздрогнула. – Свят, свят, свят!

Еще одного возвращения блудного кадавра я, пожалуй, не переживу!

Уснуть той ночью я не могла очень долго.

Уже и девочки сопели в просторной двуспальной кровати на первом этаже, и Зяма похрапывал на антресолях, а я все ворочалась. В окне как сыр в масле каталась в желтом свете круглая луна, в душе раздражающе копошился червячок сомнения.

Я не выдержала и снова позвонила Трошкиной.

– Уж полночь близится, зачем ты мне звонишь? – почти пушкинским стихом откликнулась разбуженная подруга.

– У нас тут и вовсе почти два часа ночи, – напомнила я ей и тоже перешла на стихи: – Я звоню тебе с приветом, рассказать, что трупа нету!

– Ой! – пискнула подружка. – А что вы с ним сделали?!

– Покинули на произвол судьбы, – повинилась я. – Нарядили мексиканским хилером и посадили торговать лечебными травами на рынке Кампо ди Фьори.

– А что за травы? – голосок подружки окреп: видимо, только тут она окончательно проснулась.

Трошкина – большая любительница всяческих сермяжных обрядов и фольклорных заморочек. Она страшно любит наряды из натуральных тканей и продукты природного происхождения, а лечебные травы – это ее особая страсть.

– Не важно, какие травы! Хотя… Пожалуй, важно, – я виновато вздохнула. – Понимаешь, Трошкина, там были горицвет и аконит, и я покрошила их на пиццу, которую съели наши похитители. Им стало плохо, и теперь меня мучит совесть.

– Секундочку! Какие похитители? Что они похитили? Ваш мексиканский труп?

– Нет, что ты! Труп мы им и сами отдали бы, если бы он не исчез! Они похитили нас!

– Минуточку…

Трошкина взяла продолжительную паузу. Я слышала, как она тихо бормочет: «Они хотели труп, а он исчез, поэтому они похитили живую Инку, а она дала им яду и…»

– И они тоже умерли? Получается, что у вас теперь два трупа вместо одного?!

– Типун тебе на язык! – рассвирепела я. – Что за ужасы ты придумываешь? Нет у нас теперь никаких трупов!

– Тогда чего же ты переживаешь? – Алка зевнула.

– Я беспокоюсь, – призналась я. – Как-то нет у меня ощущения, что история с бродячим трупом завершилась. Понимаешь, сначала он исчез с площади. А потом мы его увидели в машине.

– Надеюсь, не за рулем? – Алка зевнула погромче.

– Да иди ты… спать! – рассердилась я и выключила трубку.

Некому душу излить, совершенно некому!

Я немного побила кулаками подушку, скорчила рожу луне в окне, с головой накрылась одеялом, всхлипнула… и уснула.

Телефонный звонок раздался в сонный предрассветный час.

От мобильника, купленного по настоянию клиента «на всякий пожарный случай», Санек такой подлости не ожидал.

Неприятной неожиданностью пожарная тревога стала и для двух украинцев, спавших в одной комнате с Саньком. Днем эти хлопцы укладывали асфальт на окружной дороге, вечером снимали усталость граппой, котировавшейся у малороссов намного выше, чем вино, по причине ее большего сходства с горилкой – по вкусовым и прочим характеристикам.

Пустая литровая бутыль из-под граппы и прилетела на зов мобильника первой.

– Йо! – Вздрогнув вместе со стеной, которая приняла на себя неприцельный удар стеклотары, Санек позволил себе только легкий намек на ругательство.

Малороссы были суровыми ребятами, во всех смыслах, большими поклонниками культа других могучих украинских братьев – боксеров Кличко.

Мобильник, не ведавший, что он творит, продолжал распеваться.

Санек стряхнул с себя осколки, схватил телефон и вместе с ним нырнул под одеяло, безрадостно предвкушая классическую «темную».

На его счастье, спать суровым хлопцам хотелось намного сильнее, чем драться.

– Алле, – прошептал Санек в телефонную трубку.

– Алле, гоп! – ответил ему густой бас. – Ты спишь, что ли, папарацци хренов? А за что я тебе деньги плачу?! Ночью-то мою стервочку как раз и надо караулить!

«Бигмен», – понял Санек.

И почти честно сказал:

– А я как раз лежу в засаде.

– Тогда молодец, – бас подобрел. – Ты лежишь, а я сижу, жду вылета. Часа через три-четыре буду!

– Что вы будете?

– Пръверять буду! Судить и карать, если пънадобиться! – Бигмен зловеще захохотал, и Санек сообразил, что клиент его сильно нетрезв.

Не иначе, по русской традиции присел «на дорожку» – с бутылочкой из дьюти-фри в обнимку.

– Вы прямо сейчас летите в Рим? – недоверчиво уточнил Санек.

Как человек простой, небогатый, он привык, что железный занавес «с той стороны» поднимается медленно и со скрипом.

– А к-кие проблемы? – искренне удивился нетрезвый бас. – Йес…

– Я по-английски не понимаю, – предупредил его Санек.

– Я гврю – йесть желание, йесть виза, йесть деньги! Билеты взял – и вперед! Прилечу – позвъню!

Бигмен отключился.

Санек высунул голову из-под одеяла и посмотрел на окно, занавешенное от насекомых – и ради создания сомнительного уюта – старой полотняной простыней. На ее темно-сером «экране» медленно расплывалось бледно-желтое кисельное пятно. До рассвета оставалось с полчаса, не больше. Скоро встанут невыспавшиеся и злые украинские кличкопоклонники…

Стараясь не шуметь, Санек ужиком выполз из постели, собрался и вышел из дома.

Метро еще не работало, да Санек и не рискнул бы соваться в подземку в числе первых пассажиров: чем меньше на платформе народу – тем больше риск привлечь к себе внимание контролеров.

Вообще-то, деньги на оплату проезда – спасибо Бигмену! – у него были, однако соответствующую похвальную привычку покупать билеты Санек еще не приобрел. Не спешил он привыкать к хорошему. Щедрый клиент как возник, так и исчезнет, а Саньку тут еще жить да жить!

Впрочем, прощаться с Бигменом пока рано, сначала его нужно встретить. Каков мужик, а? Орел!

Санек немного нервничал.

На свежем воздухе мысли его прояснились, невольное восхищение орлом-клиентом, который в спонтанном полете прорывает железный занавес, как жидкую марлю, сменилось тревогой.

А ну как он действительно начнет судить и карать свою легкомысленную супругу? Прибьет ее с размахом, соответствующим легендарной широте русской души, а без вины виноватый Санек окажется соучастником преступления!

Хотя вину свою он знал, чувствовал.

Во-первых, вчера он упустил Казимира, следить за которым было совершенно невозможно, потому что он крутился на ходу, как проблесковый маячок.

Во-вторых, поздним вечером Санек отправил Бигмену новую порцию шокирующих фотографий. А среди них были и снимки Вики, публично заголявшейся на Кампо ди Фьори! Должно быть, именно эта ядовитая капля и переполнила чашу терпения ее муженька.

Встречу своему шпиону Бигмен назначил у отеля, в котором уже не жила великолепная четверка – об этом Санек не успел ему сообщить.

Помятый хмурый дядька, выбравшийся из такси, был похож не на орла, а на косолапого мишку после зимней спячки.

Подумав, что мартовские медведи – звери еще более неприятные, чем мартовские кошки, Санек напрягся, но пасмурный Бигмен оказался неожиданно вполне незлобивым человеком.

– Ты, что ли, мой фотограф? – спросил он бессменного попрошайку в левом углу крыльца.

– Я ваш фотограф, – откликнулся из правого угла Санек.

– Ты? Ну, здоров. Где тут позавтракать можно?

Санек, который опасался, что Бигмен с места в карьер рванет творить правосудие, немного взбодрился.

Вскоре они уже сидели за столиком маленького пустого кафе, в ожидании горячего блюда запивая свежим кофе вчерашние панини. Санек докладывал, Бигмен фыркал и хмыкал.

Наконец речь зашла о вчерашних фотографиях.

– Надо бы с одним снимочком разобраться, – отодвинув тарелку, Бигмен полез в борсетку.

– Вы их все распечатали? – удивился Санек.

– А как же? Все до единого, – кивнул обстоятельный клиент, тасуя толстую пачку фотограций, как колоду карт. – Ага, вот! Ну-ка, объясни мне, что это такое?

– Это? – Санек послушно принял карточку. – А, это записка, которую наши девушки оставили своему парню, когда съезжали из отеля.

– Понятно, что записка.

Бигмен кивнул, поставил мощный волосатый локоть на клетчатую скатерть, надежно утвердил на развернутой ладони трехъярусный подбородок и устремил на собеседника долгий взгляд.

Глаза у него были маленькие, ясные и пронзительно-голубые, как весенние просини над медвежьей берлогой.

– Я, если честно, и сам не понял, – признался Санек.

Голубые глаза сверлили в нем дырочки. Санек предчувствовал прободение ауры.

– «Вы медлили восстать. Расстанемся от слабости грешного демона утром. Не бойся головы! Америка», – опустив глаза-буравчики, с выражением прочитал Бигмен с листа. – Давай-ка вместе разберемся. Америка – это еще кто?

– Капитан Америка? – робко предположил Санек.

– Кто такой Капитан Америка?

– Супергерой из комиксов, про него недавно в Голливуде кино сняли, – напомнил ему Санек.

– Да? – буравчики снова заработали. – И хорошее кино? Нет? Нормальное? Значит, нормальное… Не порно, точно? Хорошо, пойдем дальше. «Вы медлили восстать», пишут, как ты говоришь, парню, как ты говоришь, девушки, и среди них – моя жена. Это что за намек?

Санек покраснел.

– Наверное, у него с эрекцией проблемы, – стеснительно начал он и неожиданно разговорился: – Конечно, Казимир – парень молодой и с виду здоровый, но это же с кем угодно случиться может. Раз – и не встает! Или медленно встает… Бывает, услышит мужик что-то такое или увидит что-то этакое…

– Например, голову, – подсказал ему Бигмен и потер лоб.

– Какую голову? – не понял Санек.

– Которая его испугала, хотя ее и не надо было бояться!

– А-а…

Санек замолчал.

В тишине он мысленно пририсовал к роскошному телу Виктории реально пугающую голову Горгоны Медузы.

Неуверенно кивнул:

– Может, макияж был не тот… Но для нас-то это хорошо!

– Да? Что – «это» и кому – «для нас»? – Бигмен уронил голову на левое плечо, по косой линии вспоров ауру Санька своими голубыми буравчиками.

– Нам, вам, не придирайтесь к словам! – Санек неожиданно заговорил стихами. – У Казимира не встал, значит, он с Викой не спал!

Мартовский мишка перебросил башку на правое плечо:

– То есть ты думаешь, что грешный демон – это Казимир, и его мужская слабость – причина того, что с Викторией у него не сложилось? И именно поэтому девушки бросили его и съехали из отеля?

– Вообще-то, они потом снова все вместе собрались, – неохотно признался Санек.

– Все четверо? Виктория, Анастасия, Казимир и Инна? – Бигмен ловко выудил из пачки фотографии персонажей, разложил на столе перед Саньком. – Они?

– Они самые. Встретились в тот же вечер, возле замка на реке. Только я не смог выяснить, куда все четверо потом пошли – уж очень часто они оглядывались, должно быть, поняли, что за ними следят.

– Прекрасно. – Бигмен сгреб со стола фотографии, спрятал их в карман и помахал официанту: – Де билл, плиз!

– Сам дебил, – еле слышно проворчал неанглоязычный Санек.

Он не понимал, что происходит, но отчетливо чувствовал в поведении ревнивого мужа некую неправильность.

Бигмен ОБРАДОВАЛСЯ, услышав, что великолепная четверка все еще вместе!

– Ну, а теперь давай подумаем: как мы их найдем?

Санек добросовестно задумался.

Три девицы смылись в неизвестном направлении, оставив лишь записку, не содержавшую никаких координат – Америка не в счет, туда они так просто улететь не могли, для Америки виза нужна…

Допустим, какая-то наводка в бредовом тексте есть, но искать ее – ломать мозги, а это – прямая дорога в дурдом…

– А вы не можете просто позвонить жене и спросить ее, где она? – предложил своему нанимателю Санек.

– Могу, но не хочу, – признался Бигмен и последовательно загнул пару толстых пальцев: – Во-первых, Вике ничего не стоит мне соврать. Во-вторых, я предпочел бы сделать ей сюрприз.

– Сюрприз, м-да… – И тут Санька осенило: – А что, если… – Он заерзал на стуле. – Вчера девушки зашли в торговый центр, там распродажи, скидки до семидесяти процентов и ликвидация коллекции.

– Это как магнит, – криво ухмыльнулся Бигмен.

– Но они ничего не купили! Вышли минут через двадцать с пустыми руками!

Бигмен поднял брови.

– Дайте мне фотографии! – Санек покопался в пачке снимков, нашел нужный, положил перед клиентом: – Эти два парня увели Вику и Инну с распродажи.

– Хочешь сказать, они увели их силой? – нахмурился Бигмен.

Он выдернул у Санька фотографии, потряс перед его лицом другим снимком – из «плейбойской» серии:

– Тогда какого черта она перед ними разделась?

– Может, ей жарко было!

– А может, они любовники?!

– А вот и нет, вот и нет! – Санек, ликуя, достал свой козырь. – Смотрите сами: Вика разделась – а парней от нее тошнит!

Бигмен внимательно изучил фотографии. Лицо у него сделалось задумчивым и даже обиженным.

– Вот уроды зажравшиеся, – пробормотал он. – Четвертый номер – а их тошнит!

– Может, они просто педики? – услужливо подсказал ему Санек. – Тут таких голубчиков – навалом! Короче, предлагаю подождать наших девушек у торгового центра. Думаю, они туда еще вернутся. Кстати, третья-то девица ушла не с парнями, а с пакетами!

– Тогда точно вернутся, – согласился Бигмен.

Утром выяснилось, что судьба-злодейка по-прежнему вставляет нам палки в колеса, то есть буквально пытается лишить нас средства передвижения.

Оба скейта, необходимых для транспортировки неподъемного чемодана с ванной, треснули посередине. На первом трещина была глубокой, с одного края уже сквозной, на другом – едва наметившейся, но тоже обещавшей в скором будущем открытый перелом.

– Жаль, что наш Мойдодыр – не самоходный, как у Чуковского, – посетовал Зяма, ероша кудри в поисках решения проблемы. – Купить новые скейты мы не успеем, придется как-то приспособить тот единственный, еще относительно целый.

– Только не надо дергать себя за волосы, – забеспокоилась Вика.

Чувствовалось, что ей небезразличен Зямин экстерьер.

– Пусть дергает, – хладнокровно разрешила я братику терзать собственную шевелюру. – Может, корни волос пощекочут и простимулируют его извилины.

Я не очень сильно волновалась. Вероятно, лимит моего волнения был исчерпан еще вчера. Я бестрепетно заметила:

– Приспособить-то можно, вот только треснувшая доска тоже в любой момент развалится на части.

– Так! – Зяма пробежался по комнате туда-сюда – вероятно, стимулировал мозги легкой встряской. – Мне нужна веревка!

– И мыло?! – выдохнула пугливая Настя.

– Мыло?

Зяма резко остановился, посмотрел на нее задумчиво, тряхнул головой:

– Нет, думаю, мыло не понадобится. У нас тут есть какая-нибудь веревка?

– Никак нет, – хладнокровно огорчила его я.

Накануне вечером мы с девочками перетряхнули в поисках какой-нибудь веревки все шкафы: хотели соорудить на балконе сушилку для свежевыстиранного бельишка. Не нашли и ограничились тем, что разложили сырые тряпочки по подоконникам и не работающим батареям.

– Тогда, может, шторы снимем?

Зяма пытливо посмотрел на окно.

Я присвистнула:

– Опять начинается?!

Все мое великолепное спокойствие испарилось, как разлитая жидкость для снятия лака, в один момент, оставив после себя неприятный холодок и щекотное ощущение в носу.

У моего брата-дизайнера имеется социально опасная привычка то и дело менять занавески в отчем доме. «Малой кровью» – называет этот метод малобюджетного обновления интерьера наша добрая бабуля.

Конечно, Зяма предпочел бы не мелочиться. Он мог бы воздвигать и сносить в жилых комнатах и местах общего пользования малахитовые колонны, мраморные портики и сосновые срубы. К счастью, эпический ремонт нашей семье не по карману. «Размах фантазии ограничивают тиски нищеты», – не без радости говорит по этому поводу мамуля.

Страшно подумать, как бы мы жили, если бы братец мог свободно оперировать кубометрами гранита и такими же массивами карельской березы! Ведь в его очумелых ручках даже текстиль становится оружием массового поражения психики!

Только-только наше мирное семейство привыкнет к новым портьерам из траурного черного бархата, как Зяма начинает пристраивать на окна жизнерадостные алые паруса. И простите-прощайте приятные слуху приглушенные голоса, похвальная вежливость и понимание тщеты всего сущего! Красный шелк едва проявившееся воспитательное воздействие черного бархата аннулирует напрочь.

С кумачовыми шторами фамильная жизнерадостность Кузнецовых зашкаливает за все грани разом, и в квартире наступает затяжной Первомай. Лица домашних с утра до вечера окрашены в ярко-розовый поросячий цвет, голоса звучат бодро, а разговоры ведутся преимущественно лозунгами типа «Даешь завтрак!» и «Да здравствуйте, дорогие!..».

И тут Зяма коварно пристраивает на карниз какую-нибудь невнятную кислотно-переливчатую органзу, и дезориентированная мамуля на пару дней теряет способность работать, папуля готовит на завтрак исключительно несъедобные кулинарные фантазии, а бабуля неожиданно красит свои букли раствором бриллиантовой зелени.

Что до меня, то я в эпоху перемены штор рискую больше всех, потому что именно меня командующий процессом братец загоняет на стремянку, с которой я иногда падаю, а это унизительно и больно.

В общем, возиться с занавесками в арендованной нами римской квартире мне, мягко говоря, не хотелось.

– Что начинается? – Зяма недоуменно нахмурился, но через секунду понял причину моих страхов: – А-а-а, нет! Я просто думаю, нельзя ли использовать шторы вместо веревок?

– То есть тебе нужна даже не одна веревка? – спросила Настя, так и не вырвавшаяся из плена своих пугающих фантазий.

– Две.

– Для кого?!

– Для нее одной!

Зяма наклонился и приобнял донну ванну.

– Я думаю, если крепко подвязать скейт к чемодану в двух местах – справа и слева от наметившейся линии разлома, – это в достаточной степени укрепит конструкцию.

– Тогда шторы не годятся, они шелковые – скользкие, – быстро сообразила я.

– И простыни не годятся, они ветхие, – добавила Вика.

Только о постели и думает, распутница!

Зяма тоже посмотрел на кровать, в которой скучно ночевали подружки, и созерцание широкого ложа ему что-то такое навеяло. Братец расплылся в улыбке:

– О! Я знаю, что делать!

И он принялся расстегивать «болты» на своих джинсах. Действительно, со знанием дела расстегивал – быстро и ловко.

Настя и Вика ахнули – трусиха испуганно, а распутница – томно.

Я невозмутимо отхлебнула глоток кофе и поинтересовалась:

– Что, нас спасет мужской стриптиз?

– Красота спасет мир! – оживилась Вика.

– О, пардон!

Сообразив, что он возмутительно нарушает правила приличия, братец забежал за занавеску, откуда через несколько секунд гигантской чайкой вылетели его джинсы.

Потом в прорезь между полотнищами, как между кулисами театрального занавеса, высунулась Зямина голова:

– Дюха, давай и свои джинсы.

– Зачем? Ты в них не влезешь.

– Это не для меня.

Говорящая голова исчезла, за кулисами что-то интригующе зашуршало, и Зяма выступил на сцену в саронге из полотенца.

– Бери мои! – великодушно предложила Вика и с треском расстегнула молнию на собственных джинсах.

– Спасибо, но твои не годятся, – с сожалением отказался братец. – Дюха, не жмотничай, давай сюда свои старые штаны.

– Старые?! – возмутилась я. – Да я их до этой поездки всего пару раз надевала, только чтобы чуть-чуть растянуть!

– Да брось ты, я думаю, можно считать, что они уже непоправимо состарились, – Зяма махнул рукой. – Столько приключений, тут можно день за месяц считать! К тому же у тебя там молния неисправная. И пятна грязи на коленках! Ладно, я тебе новые подарю! Сдадим ванну – зайдем в «Труссарди», там как раз распродажа.

– Заметано!

Я полезла в чемодан.

– Почему это мои джинсы не годятся? – обиженно спросила Вика.

– Потому что ноги коротки! – ехидно хихикнула я. – Длины штанин не хватит, чтобы обхватить чемоданище!

– Но так ли уж часто в жизни прекрасной женщины возникает необходимость обнимать ногами чемодан? – по-своему утешил расстроенную Вику Зяма.

Эта глубокая мысль, высказанная с подкупающей прямотой, Викторию успокоила.

Вчетвером мы перетянули мегачемодан моими и Зямиными джинсами, причем их немалой длины тоже не хватило, сделать узлы мы не смогли и скрепили штанины стальными булавками из закромов запасливой трусишки Анестезии.

– Ну как?!

Зяма ласково погладил мегачемодан – как будто потрепал по холке бегемота.

Я прищурилась.

С учетом авторской росписи красным и белым по черному, бегемот казался татуированным. А поскольку под брюхом чемодана повисли два джинсовых «фартука», это, скорее всего, была бегемотица. Кормящая бегемотица в паре хипповых джинсовых бюстгальтеров и цветных «татушках» по всему телу.

– Между прочим, отвисшие джинсы – это любимый рэперами стиль бэгги, – попинав ногами матерчатый фартучек, добавил информации эрудированный Зяма.

И я тут же вообразила татуированную мамашу-бегемотицу с микрофоном и парой деток на подпевке. Все – черные, как и положено настоящим рэперам.

«И с богатым внутренним миром, если не забывать про бесценную ванну внутри», – подсказал мой внутренний голос.

– Красота! – резюмировала я и подмигнула братцу. – Ну что, расхититель старинных клозетов, тронулись?

– Еще как! – пробормотала Настя.

Мы не стали уточнять – что это за гнусный намек такой?

Мы тронулись в путь.

Хвала святым покровителям музыкантов, хористов, артистов и организаторов массовых зрелищ – святым Сесилии, Григорию, Блазиусу и Дунстану! Похороны получились прекрасные!

Может быть, чуточку поспешные, но тем не менее превосходно устроенные. Сальваторе Греко с присущим ему талантом организатора заранее заказал и получил все, что нужно, так что для роскошных похорон ему не хватало только покойника.

Анджело доставил тело в Палермо поздним вечером, и утро нового дня Карло встретил в превосходном дорогом гробу.

Мексиканским сиротой он уже не выглядел, поскольку одет был с иголочки и не страдал от одиночества. Даже без учета многочисленных провожающих – а их набралось больше тысячи, включая известных политиков, судей и полицейских, – у Карло Греко была прекрасная компания: в соседнем гробу покоилась его любимая жена.

Официальная версия объясняла безвременную кончину супругов Греко просто, изящно и почти правдиво. У пылкого Карло случился инфаркт, а любящая Мария, при активном участии которой немолодой супруг надорвался в постели, от внезапного горя и чувства вины повредилась умом и тут же покончила с собой.

У Анджело эта версия не вызывала сомнений только в части причины смерти Карло: вскрытие подтвердило, что он действительно скончался от инфаркта. Однако газетчикам эта романтическая история очень понравилась. В качестве трагедии избитая тема «красавица и чудовище» зазвучала по-новому. Можно было не сомневаться, что то окно, из которого выбросилась на мраморные плиты двора несчастная Мария Греко, станет популярным объектом туристического показа в Палермо.

Сальваторе принимал соболезнования по поводу утраты брата, бывшего по совместительству отцом «семьи». Прием поздравлений – по тому же самому поводу – был запланирован на более позднее время. Анджело Тоцци ждал этого момента со смешанными чувствами.

Наградит ли его новый босс за предприимчивость и изобретательность – или же накажет за нерасторопность?

Сальваторе Греко не сделал ни того, ни другого.

– Подойди ко мне, мой мальчик, – подозвал он Анджело, едва тот отстоял длинную очередь к могиле, чтобы по красивой традиции, заведенной американскими коллегами, бросить на гроб почившего мафиози пятицентовую монетку. – У меня есть к тебе маленькая просьба.

Анджело похолодел.

Фраза прозвучала невинно, хотя на самом деле знаменовала приближение момента истины. В качестве «маленькой просьбы» Сальваторе запросто мог пожелать от проштрафившегося подчиненного немедленного самоубийства.

– Сейчас же поезжай в Рим, мой мальчик, – понизив голос так, чтобы его слышал только Анджело, повелел Сальваторе. – Найди тот двор, тот дом и ту квартиру, где живет человек, из-за которого разорвалось сердце моего любимого брата.

– Тот, что был любо…

– Он самый! – Сальваторе одним острым взглядом подрезал язык болтуну. – Ведь ты единственный из нас знаешь, как его найти.

– Единственный? – Анджело очень удивился.

Он был уверен, что в полет с третьего этажа неверная жена Карло отправилась отнюдь не по собственной воле и что до рокового шага с подоконника ее «побудили» детально исповедоваться.

– К сожалению, несчастная Мария слишком поспешно лишила себя жизни, – сказал Сальваторе и грозно взглянул на соратников.

Анджело понял, что в рядах верноподданных нового босса в ближайшее время кого-то не досчитаются.

Одновременно он понял свою собственную задачу: сделать так, чтобы любовник Марии Греко поскорее встретился со своей подругой и ее законным супругом в том самом жарком уголке мироздания, куда все они непременно попадут.