Текст книги "Кактус Нострадамуса. Ванна с шампанским."

И тогда помоги ад этому злосчастному парню!

Потому что человек по фамилии Греко и на том свете найдет способ отомстить обидчику так жестоко, что черти с вилами будут смотреть на это с открытыми ртами и еще станут записываться к Карло на курсы повышения квалификации!

Фура стояла в тени чахлых сосен на Аппиевой дороге. На пыльном камне очень даже античного вида возлежал, жуя травинку, здоровый мужик в грязнющем джинсовом комбинезоне – настоящий Геракл, отдыхающий после подвига в авгиевой конюшне.

– Как же приятно видеть сильного, крепкого мужчину! – с трудом разогнув спину, искренне обрадовалась я.

– Даже приятнее, чем обычно, – поддакнула Вика и стерла пот со лба.

Транспортируя громоздкий и неповоротливый чемодан, мы преодолели не меньше четырех километров по сильно пересеченной римской местности и к выходу на финишную прямую обессилили.

Малодушная Настя стенала в полный голос. Я помалкивала лишь потому, что твердо рассчитывала получить за свой подвиг половину стоимости антикварной ванны. А Вика не хотела расстраивать Зяму, которого надеялась охмурить.

Сам Зяма показывал редкий пример стойкости: он замолчал еще на первой трети дистанции, и на протяжении двух часов с того угла чемодана, который был определен как зона его персональной ответственности, не доносилось иных звуков, кроме сопения – такого громкого и мучительного, какое мог бы издавать страдающий гайморитом слон.

– Бон джорно! – бросив чемодан, я устремилась к Гераклу, красовавшемуся на каменном лежбище.

– Ну, приветик! – по-русски ответил он, выплюнув травинку. – Это вы, что ли, с особым грузом для Петровича?

– Это мы! – ответил Зяма. – А это – груз!

Он отеческим жестом возложил ладони на чемодан, словно благословляя его на продолжение путешествия без нас.

– Джанни! – не поднимаясь, воззвал Геракл. – Карго!

– Грузить зовет, – умиленным шепотом перевела я. – Суперкарго – так называют ответственного за погрузку в порту.

Невидимый суперкарго Джанни громогласные призывы напарника проигнорировал.

– Телик смотрит, – восставая с ложа, с досадой объяснил Геракл. – Прямой репортаж из Палермо, с похорон главы местной мафии. Итальянец, что с него взять? Политической обстановкой в мире ни фига не интересуется, зато про бандитов своих родных – это ему завсегда интересно.

– Мне про мафию тоже интересно, – неожиданно кокетливо заявила Вика, с одобрением рассматривая рельефные мускулы гиганта.

– Я покажу тебе свою мафиозную фотографию, – с ревнивыми нотками в голосе пообещал ей Зяма.

– Антимафиозную, – поправила я.

В один из первых дней нашего пребывания в Риме мы с братцем набрели на официального вида здание с выразительной табличкой «Antimafia». Зяма не упустил возможности сняться на фоне этой интересной вывески в максимально мафиозном виде: с прилизанными волосами, с каменной рожей, в черных очках и с туго скрученным а-ля сигара бумажным фунтиком в зубах. Скалился он нагло, стоял вызывающе – скрестив на груди руки и непочтительно привалившись к серьезной табличке спиной. В общем, вел себя как самый настоящий ла бандитто-гангстеритто, так что я бы не удивилась, если бы крепкие парни, толпившиеся у подъезда, попросили его пройти внутрь здания для проверочки документиков.

Может, это был первый звоночек? Сигнал мироздания для законопослушной итальянской общественности о появлении в их среде пары потомственных авантюристов, которые непременно вляпаются в какую-нибудь сомнительную историю? Жаль, что общественность этот сигнал не услышала.

Я бы с легкостью обошлась без приключений с незнакомым трупом.

А приключения с ванной благополучно подходили к концу.

Появившийся из кабины суперкарго Джанни и его товарищ Геракл опустили задний борт грузовика и по образовавшемуся пандусу затащили чемодан с ванной в машину.

Я, Вика и Настя наблюдали за погрузочными работами, сидя на травке, а Зяма презрел усталость и забрался в кузов. Мы слышали, как он там хлопотливо вьет гнездо и донимает водителей расспросами: будет ли драгоценной донне ванне в пути удобно, спокойно и безопасно?

– Расслабься, земеля! – сказал в конце концов Геракл, могучим хлопком по плечу сбросив Зяму, ставшего слишком близко к краю, с платформы грузовика. – Мы возим итальянские ванны, раковины, умывальники и даже джакузи уже десять лет, и за это время почти ничего не разбили!

Словечко «почти» он употребил совершенно напрасно. Зяма еще больше встревожился и не успокоился до тех пор, пока не позвонил с нашего мобильника своему олигарху.

По результатам переговоров было достигнуто соглашение о том, что с этого самого момента донна ванна переходит под юрисдикцию Геракла, в миру зовущегося Василием Петровичем Скоробогаткиным.

Геракл Скоробогаткин, в свою очередь, подтвердил олигарху, что принимает груз в целости и сохранности.

Олигарх пообещал немедленно перечислить Зяме аванс.

– Все, дело сделано? Теперь мы можем отряхнуть пыль веков? – нетерпеливо спросила я братца, с трудом дождавшись завершения переговоров.

– А у вас есть еще какие-то планы? – поинтересовался Зяма, любезно помогая Вике отряхнуть упомянутую пыль с ее пятой точки.

– Есть! – Я дернула Вику за руку, уводя ее пышный зад от соприкосновения с лапами моего братца. – Мы собирались на распродажу!

– Да! Да, на распродажу! – обрадовалась Вика, не успев обидеться на меня за помеху в амурных делах.

– А гробницы на Аппиевой дороге не посмотрим? – заикнулась было Настя.

– Все! Больше никаких гробниц и тому подобного! – решительно сказала я. – Трупы, могилы, погосты, мавзолеи и прочее в том же духе попрошу не предлагать!

Налегке и в превосходном настроении мы быстро дошли до метро.

До торгового центра, откуда мы с Викой вчера ушли несолоно хлебавши, было всего три остановки.

Тем временем в далекой России…

Алла Трошкина всегда свято чтила долг дружбы.

Ее тесные, теплые, почти сестринские отношения с Индией Кузнецовой зародились еще в детской песочнице и с честью выдержали все испытания последующих тридцати лет.

И вот теперь, когда ее лучшая подруга оказалась вдали от родины и одновременно в трудной ситуации, всегда отзывчивая Алка Трошкина не помогает ей ни делом, ни даже словом!

Алка горестно хлюпнула ромашково-мятным чаем и вздохнула так тяжело и протяжно, что сухие квадратные печеньки на блюдце вздыбились, как черепичины, сметаемые с крыши ураганом.

– Решено! – Трошкина со стуком поставила на стол чашку с недопитым чаем. Печеньки согласно брякнули. – Я все расскажу Денису!

Она встала из-за стола и одернула платьице. Чеканя шаг, вышла из квартиры, решительно поднялась на верхний этаж и вонзила пальчик в кнопку электрического звонка.

Его трель заглушил раскатистый собачий лай.

Трошкина побила в дверь кулачком.

Прислушалась – лай стал громче.

Тогда она развернулась и принялась стучать пяткой.

На пятом или шестом ударе дверь распахнулась, каблучок женской туфельки удачно вписался в мужскую коленку, и собачий лай превратился в скулеж.

Скулили на два голоса: один был радостный, другой – совсем наоборот.

Радостный принадлежал добродушному бассету Барклаю, который тут же полез к Алке обниматься и целоваться. На этом их теплая встреча и завершилась.

– Какого черта, Трошкина? – сердито и обиженно вопросил двуногий хозяин дома, потирая коленку. – Я на работу опаздываю!

– Именем Индии Кузнецовой, открывай! – торжественно провозгласила налетчица, ради красного словца пренебрегая тем очевидным фактом, что дверь ей уже открыли. – Я непременно должна тебе рассказать что-то важное.

– Про Инку?

Майор Кулебякин сменил гнев на милость.

– Барклай, тихо! Сидеть! Алка, входить! То есть проходи! Только у меня очень мало времени, рассказывай быстро, что случилось?

– Рассказываю быстро, – сказала Алка и встала на цыпочки, чтобы вперить грозный взгляд не в рубашечную пуговицу, а в мужественную физиономию Дениса. – Инка с Зямой в Риме попали в историю. Им подбросили труп!

– Какой труп?

Трошкина не стала щадить нервы полицейского майора и экономить выразительные средства русского языка:

– Мертвый труп убитого насмерть покойника без признаков жизни!

– Конкретнее, – не дрогнул майор.

– Труп карлика с бровями, как у Брежнева!

Майор Кулебякин выразительно шевельнул собственными бровями:

– Конкретнее – он был убит или умер естественной смертью?

– Не знаю. – Алка запоздало сообразила, что упустила это немаловажное обстоятельство, и разозлилась: – Они там вскрытие не делали!

– Уже хорошо, – пробормотал майор. – А что они там сделали? Полиции сообщили?

– Не сообщили.

– Почему?

– Потому что не могли привлекать к себе внимание полиции.

– Почему?!

– Потому что случайно украли антикварную ценность.

– Что?!

Денис Кулебякин обессиленно присел на тумбочку для обуви. Чуткий бассет сочувственно лизнул его в щеку.

– Ты хочешь знать, что именно они украли? Сидячую мраморную ванну восемнадцатого века.

– Ванну, – повторил Денис и сделал попытку вытереть пот со лба замшевым ухом Барклая. – Случайно…

– Ну да, ванну! И именно случайно – в смысле, случай подвернулся. Инка сказала, что эта ванна очень дорогая, а стояла, как распоследняя лоханка, под открытым небом в каком-то общественном парке, – Трошкина постаралась оправдать расхитителей ценностей. – Вот они с Зямой ее и утащили – в чемодане. Однако, кроме ванны, в том же чемодане оказался еще и труп.

– Бонус такой, – нервно хмыкнул майор Кулебякин. – Комплект «два в одном»: ванна плюс тело, погруженное в нее!

– Тебе смешно, а Инка с Зямой не знали, как от него избавиться! В чужой стране, в незнакомом городе!

– Я бы тоже затруднился, – честно признался майор.

– Вот! А они придумали! – Трошкина воздела пальчик к потолку. – Нарядили труп латиноамериканским торговцем и оставили его на рыночной площади, с запасом лекарственных трав!

– И? – Денис помассировал область сердца.

– И труп исчез!

– Ну, слава богу!

– Да не слава! – Трошкина всплеснула руками, едва не обрушив вешалку. – Объявились какие-то живые злыдни! Они похитили Кузнецову и потребовали вернуть им труп!

– А никакого трупа у Кузнецовой уже не было, – сообразил Денис.

Он зажал область сердца ладонью, как сквозную рану.

– Поэтому она слегка отравила этих злыдней ядовитыми мексиканскими травами и сбежала, – закончила краткое изложение сей эпопеи Трошкина.

– То есть все закончилось благополучно?

– Вроде да, – неуверенно сказала Алка. – Но Кузнецова все равно беспокоится.

– А уж я-то как беспокоюсь!

Майор Кулебякин с трудом поднялся и ушел в кухню.

Трошкина услышала, как он там жадно глотает воду из-под крана.

– Так ты поможешь нашим Кузнецовым, если что? – крикнула она из прихожей.

– Если что именно? – своим нормальным – хамовитым – голосом уточнил Денис. – Если их на границе с краденой ванной заметут?

– Мало ли что может случиться!

– С Инкой-то? – невидимый майор издал долгий слоновий вздох. – Это точно. Сам бы убил идиотку!

– Ок, теперь ты в курсе, и моя совесть чиста! – не вполне искренне сказала Трошкина.

Она послала воздушный поцелуй миляге бассету и удалилась, озадаченно размышляя – облегчила ли она судьбу подруги или, наоборот, затруднила?

Смутные чувства обуревали и майора Кулебякина, отправившегося на службу.

Утренний рассказ Трошкиной походил на бред сумасшедшей, но именно это придавало ему убедительности. Полицейский майор знал, что в жизни очень часто бывает именно так: самые стройные версии и логичные объяснения оказываются ложью, а самые дикие и неправдоподобные – истиной.

К тому же Денис Кулебякин прекрасно знал свою любимую девушку и ее единокровного брата. Эти двое – как порох и искра!

В общем, в том, что Инка и Зяма способны феерически набедокурить за пределами Родины, никаких сомнений не было. Способны ли они сами выпутаться из запредельной беды – вот вопрос!

Прихлебывая столовский супчик, Денис Кулебякин корил себя за то, что не вытряс поутру из Трошкиной важнейшую информацию – секретный телефонный номер Инки и Зямы в Италии.

И тут со словами: «Что, майорушка, не весел, что ты голову повесил?» – к нему подсел с полным подносом добрый друг и старый товарищ Руслан Барабанов.

Майор Барабанов был хорош, пригож, сметлив, улыбчив, англоязычен и в мирной жизни выглядел как интеллигентный молодой мужчина с хорошими манерами.

Внешность, как это часто случается, была обманчива: Руслан Барабанов успешно подвизался на поприще суровой и бескомпромиссной борьбы с организованной преступностью, за успехи в коей был на прекрасном счету у начальства. А оно, начальство, выдвигало толкового сотрудника на передний край не только в ходе спецопераций: к примеру, в прошлом году майору Барабанову перепала летняя трехнедельная стажировка в Италии, где с ним щедро делились профессиональными секретами многоопытные борцы с бессмертной мафией.

С тех пор Руслан очень живо интересовался состоянием дел с организованной преступностью в просвещенной Европе вообще, а также жизнью и смертью итальянских мафиози в частности и нередко развлекал коллег интереснейшими рассказами из серии «их нравы».

– «Евроньюс» сегодня не смотрел? – едва опустив на стол свой поднос, спросил он Дениса.

– Слушал, – пробурчал тот, имея в виду утреннюю политинформацию Алки Трошкиной об удивительных приключениях знакомых им обоим россиян в Италии.

– В Палермо умер Карло Греко! Сегодня хоронят.

– Ехал грека через реку, – пробормотал Денис, вяло помешивая суп ложкой.

– Рассказывают, что он умер от сердечного приступа! Ха! Так я и поверил! – майор Барабанов пришлепнул к коленям бумажную салфетку. – Такие люди, как Греко, в своей постели не умирают! Ты знаешь, кем был Карло Греко?

– Дай догадаюсь: мафиози! – фыркнул в суп майор Кулебякин.

– Одним из главных мафиози! Большим человеком! – Майор Барабанов взмахнул своей ложкой, как саблей. – Хотя на самом деле он был совсем маленький, да что там, просто карлик. Приятного аппетита!

Руслан принялся за суп. Денис, наоборот, отодвинул тарелку.

Второй раз за это утро майор Кулебякин услышал о мертвом итальянском карлике!

Определенно, это было не к добру.

– А ты его видел, этого Карло? – побарабанив пальцами по столу, небрежно спросил он Руслана.

– Только на фотографиях и в видеозаписи, – ответил тот, быстро и аккуратно поедая первое блюдо. – Сидя – если не видеть, что ноги до пола не достают – он выглядел серьезным мужиком. Представь: нос баклажаном, брови густые и лохматые, как у генсека, а из-под них – пронзительный, как у Кашпировского, взгляд!

– Брови лохматые, как у генсека, – повторил, фиксируя особую примету, майор Кулебякин.

Аппетит у него совсем пропал.

– Расскажи поподробнее про этого Карло, – попросил он. – Где он умер, как он умер?..

– С кем он умер! – подхватил Руслан. – Говорят, что в постели с женой! Как в сказке: «Они жили долго и счастливо и умерли в один день»! Только ребята из итальянской антимафии подозревают, что это было двойное убийство.

– Откуда ты знаешь? Неужели по телевидению сказали? – усомнился Денис.

– Зачем – по телевидению? Я с римскими коллегами по скайпу пообщался, – Руслан принялся за второе.

– Так что, они разбираться-то будут? Или спустят дело на тормозах? – осторожно поинтересовался Кулебякин.

– Как это – спустят? Никто ничего не спустит, все будут разбираться: и полицейские, и мафиози! – уверенно ответил Барабанов.

– Понятно.

Майор Кулебякин резко поднялся, отнес погромыхивающий поднос к окошку посудомойки, покачался с пятки на мысок под пыльным фикусом, вернулся к столику, сел и внятно, веско произнес:

– Допивай компот, и пойдем ко мне, водки хлопнем. Есть серьезный разговор.

И снова в Италии…

Если человека назвали Леонардо, ему не обязательно становиться художником. Но уж если становиться, то лучшим, искренне считал Лео Апфельман. Имя Леонардо – это обязывает.

К своим тридцати двум годам Лео Апфельман пока что не прославился на весь мир, но соответствующих амбиций еще не утратил. Несколько персональных выставок, почти два десятка картин в частных собраниях и средней руки музеях разных стран, хвалебные отзывы критиков – это была неплохая заявка на бессмертие.

К сожалению, от чистого и бескорыстного творчества Лео здорово отвлек коммерческий успех малоинтересных с точки зрения высокого искусства портретов в авторской технике: «Масло, акрилик, драгоценные и полудрагоценные камни».

Сами по себе картины были весьма посредственными, иной раз Лео просто перерисовывал предоставленные клиентом фотографии. Зато сапфиры, опалы, агаты, хризолиты и янтари, вклеенные в глазницы нарисованных дев, матерей и младенцев – в большем или меньшем соответствии с реальным цветом их глаз, – были действительно ценными и производили должное впечатление на знатоков и ценителей ювелирки.

За изумрудные глазки, жемчужные зубки и бриллиантовые слезки состоятельные дамочки платили не скупясь, а потом активно хвастались приобретением перед подружками, что автоматически увеличивало число заказов художнику.

Лео Апфельман стал хорошо зарабатывать и смог переехать из ветреной и дождливой Вены в солнечный и теплый Рим – благо расходящиеся по Европе круги славы модного портретиста докатились и до Средиземноморья.

В красивом старинном доме в самом центре итальянской столицы Лео Апфельман приобрел восхитительную квартирку из двух комнат с кухней. Просторной гостиной с остекленным по всему периметру многогранным эркером сам бог велел стать студией художника! А в спальне были французские окна от пола до потолка и намек на изящный кованый балкончик – очень романтичная обстановка, по мнению всех без исключения подружек Лео.

Девушек у него было много, и особого предпочтения он никому не отдавал, пока не появилась Мария.

Мария – это было нечто особенное.

Двадцатипятилетняя итальянка с лицом одноименной Девы и дьявольским темпераментом, Мария вошла в жизнь художника как клиентка и задержалась как любовница.

Портрет ее Лео, разумеется, сделал, расстаравшись по максимуму.

К примеру, чтобы передать переливчатый коричневато-зеленый цвет глаз Марии, художник использовал редчайший драгоценный аммолит – окаменевший перламутр раковин ископаемых моллюсков, существовавших свыше шестидесяти пяти миллионов лет назад. А черные кудри щедро присыпал алмазными искорками.

Супругу Марии портрет понравился, и он столь же щедро за него заплатил.

Воодушевленный Лео без промедления использовал часть гонорара для приобретения пары крупных розовато-красных пиропов, иначе именуемых капскими рубинами. Камни предназначались для портрета в стиле ню и должны были передать восхитительную красоту сосков обнаженной Марии. Само собой, художник и натурщица провели вместе немало времени, подбирая точный оттенок.

К сожалению, занятый творчеством и любовью Лео не удосужился выяснить, какой именно бизнес позволил обзавестись состоянием супругу прекрасной Марии. Красавица при одном упоминании о муже надувала губки, так что эта тема развития не получила.

А зря! Если бы Лео знал, что его любовница – жена Карло Греко, о портрете в стиле ню не было бы и речи!

Даже будучи человеком приезжим, слабо владеющим итальянским и то и дело воспаряющим над прозой жизни на крыльях вдохновения, Лео Апфельман неоднократно слышал имя Карло Греко, ибо мафия – неотъемлемая часть итальянского колорита и где-то даже национальная гордость итальянцев.

Карло Греко сам из кого угодно мог соорудить художественное произведение – подводную скульптуру в авторской технике: «Ноги, тазик, цемент, морское дно».

Этим утром Лео проснулся в прекрасном настроении и с превосходным самочувствием.

Две ночи без Марии позволили ему как следует отоспаться и на свежую голову обмозговать пару-тройку интересных идей, вроде перспективной задумки попробовать использовать для имитации цвета коричневато-зеленых глаз не банальный янтарь, а сардоникс – незаменимый традиционный материал для изготовления камей.

Омлет-скрабл, жареный бекон и теплые тосты с маслом и джемом составили позднюю утреннюю трапезу художника. К горячему завтраку прилагались свежие новости. Хрустя поджаренным хлебом, Лео одним глазом наблюдал за телевизионным экраном на стене, а другим – за бронзовой туркой на плите.

Черный кофе все не закипал, зато смуглый диктор на экране избыточно горячился, торопясь проинформировать телезрителей о событиях, которые они в этот день проспали.

В Венеции состоялся митинг сепаратистов, требующих восстановления независимой Венецианской республики и отделения ее от Италии.

Правительство страны безрезультатно обсуждает меры по сокращению уровня безработицы.

Продажи электрических велосипедов в Италии стремительно растут и к концу года могут превысить пятьдесят тысяч единиц.

Полиция города Лоди, в Ломбардии, объявила розыск украинской сиделки, избивавшей свою девяностолетнюю подопечную.

В Палермо провожают в последний путь знаменитого мафиози Карло Греко, скончавшегося от сердечного приступа, и его верную супругу, наложившую на себя руки в порыве отчаяния.

Мафиози и сердечный приступ, равно как и мафиози и лебединая любовь, – это настолько друг с другом не вязалось, что Лео Апфельман забыл про кофеварку и обратил все свое внимание на телеэкран. Тем более что он никогда раньше не видел знаменитого Карло Греко и его верную жену – так не упускать же самый последний шанс!

К сожалению, в репортаже показали только море цветов, плескавшееся вокруг двух одинаковых закрытых гробов красного дерева. Лео уже хотел было отвернуться от экрана, но тут камера торжественно наехала на увитый черным крепом фотоснимок.

И Лео похолодел.

Это был парный портрет, изображавший пожилого носатого мужчину с пронзительным взглядом и похожими на сапожные щетки бровями и прелестную чернокудрую девушку с лучистыми каре-зелеными глазами и ямочками на щеках.

У Лео Апфельмана была профессиональная память, и он узнал лицо, которое неоднократно видел на соседней подушке.

Лицо было красивое, но Лео ужаснулся и окаменел, как будто узрел саму Горгону Медузу с шипящими змеевидными локонами.

– Проводить Карло Греко и его супругу Марию в последний путь пришли тысячи людей! – сообщил телевизионный диктор, безжалостно добивая несчастного Лео.

Итак, его любовницей была Мария Греко!

Выплеснувшийся из турки кофе зловеще зашипел на плите. Лео этого даже не заметил.

Та самая Мария, которая была замужем за знаменитым мафиози!

Та самая Мария, которая не смогла жить дальше без любимого мужа?!

Нет, Лео хорошо знал свою подругу. Мария без памяти любила лишь одного человека – саму себя. Покончить жизнь самоубийством из-за такой мелочи, как внезапная смерть ненавистного старого мужа?! Что вы, этого она сделать никак не могла!

Тем не менее факты, пересказанные возбужденным голосом телевизионного диктора, говорили сами за себя: жена Карло Греко и любовница Лео Апфельмана в настоящий момент лежала в гробу.

В кухне кисло запахло газом. Лео не глядя протянул дрожащую руку и выключил плиту. Кофе ему уже не хотелось, аппетит тоже пропал, остался только тихий ужас, буквально распиравший беднягу изнутри. Следовало ожидать взрыва, и он произошел через пару минут.

Лео сорвался с табурета и пробежался по студии, ломая руки и мелкую мебель.

– И напоследок – новости культуры, – с откровенной издевкой сообщил теледиктор, глядя на метавшегося туда-сюда Лео сверху вниз. – Впервые в истории Венецианского Биеннале в нем намерен принять участие Святой Престол! Руководство выставки предоставило Ватикану отдельный павильон, содержимое которого вызывает большой интерес у завсегдатаев артистического мира. По некоторым данным, Ватикан соберет команду современных художников со всего мира, которые проиллюстрируют первые одиннадцать глав библейской книги Бытия. Имена участников проекта пока хранятся в тайне.

В другое время такая новость непременно заинтересовала бы современного художника Апфельмана. Теперь же его зацепило лишь упоминание о секретности проекта.

– Их имена хранятся в тайне! – остановившись и замерев на одной ноге, повторил Лео прерывающимся шепотом.

Он отчаянно завидовал команде счастливых избранников Ватикана, умеющего хранить свои секреты.

Сумела ли это сделать Мария?!

Если нет, то весьма возможно, что при жизни художник Леонард Апфельман всемирной славы уже не дождется, потому что очень скоро принудительно уйдет на тот свет вслед за своей подругой. Мафия обид не прощает!

Однако мафии с ее долгой памятью и длинными руками можно попытаться противопоставить быстрые ноги.

Очнувшись, Лео принялся паковать чемодан.

Он справился с этой работой в рекордные сроки, но уже на выходе из квартиры малодушно оглянулся на свое разоренное гнездышко и… уронил чемодан.

Нарисованные девы и матери с младенцами провожали ретирующегося творца выразительными взглядами. В их изумрудных, сапфировых, бирюзовых и янтарных глазах блестели бриллиантовые слезы, коралловые и рубиновые губы, казалось, дрожали от сдерживамых чувств.

Лео Апфельман понял, что не может их бросить.

Он постоял на пороге, бессильно чертыхаясь на родном языке, а потом решительно вытряхнул на пол содержимое чемодана, «сбил» дрожь в руках стаканом виски и начал аккуратно упаковывать картины, эскизы, альбомы с набросками, коробки с камнями, инструменты, кисти и краски…

Что, мафия бессмертна?

Так ведь и искусство – тоже!

Не знаю, почему в программу Олимпийских игр до сих пор не включили шопинг? Это же один из самых популярных и массовых видов спорта. Конечно, на данный момент он особенно интересен для женской аудитории, но все больше увлекает и мужчин.

Как гибрид спортивного ориентирования, бега с препятствиями и боевых искусств, шопинг замечательно развивает сообразительность, силу, ловкость и выносливость. Я знаю, о чем говорю! Может, в олимпийскую сборную по шопингу меня и не возьмут, но высокий спортивный разряд я бы точно получила.

В этот день моя личная выносливость равнялась шести увесистым пакетам. Я вынесла их из одного-единственного торгового центра, потратив на весь процесс четыре часа и… не скажу, сколько денег. Однако рекордный результат принадлежал не мне, а Вике: у нее таких туго набитых пакетов было семь.

Зяма и Настя тоже не очень сильно отстали от лидеров, и домой мы тащились, как караван нагруженных верблюдов. Сходство усугубляли согбенные спины и размеренно двигавшиеся челюсти. В кафетерии торгового центра мы опрометчиво откушали салата с чесночной заправкой и после трапезы долго и безрезультатно пытались освежить дыхание мятной жвачкой.

Как это свойственно горделивым «кораблям пустыни», в своем поступательном движении мы не только не оглядывались, но даже не смотрели по сторонам. Тем не менее нападению и разграблению наш богатый караван не подвергся. Мы благополучно доставили многочисленные покупки в арендованный нами караван-сарай и сразу же пошли ужинать, даже не стали потрошить свои тюки и хурджины.

Ничего удивительного: после тренировок у спортсменов всегда просыпается отличный аппетит!

Кроме того, заслуженные мастера спортивного шопинга знают, что первую «домашнюю» примерку даже приятно на некоторое время отложить. Предвкушение – это ведь половина удовольствия.

Наступил вечер.

Небо над крышами стало золотисто-синим, как лунный камень, а облака – перламутровыми. Поток машин и пешеходов поредел, источниками уютного шума сделались рестораны и кафе.

Мы сидели за шатким столиком в Трастевере, занимая половину тротуара и все внимание официанта.

Он совсем не знал английского, а мы по-прежнему были не сильны в итальянском. Лично мой словарный запас за последние сутки пополнился только словом «кадавре», но оно решительно не вписывалось в программу приятного вечера. Поэтому я снова пустила в ход свой «универсальный пантомимический», а Зяма и девочки выступали на подтанцовке со вспомогательными телодвижениями.

Общими усилиями нам удалось объяснить синьору официанту, что Зяма желает хорошо прожаренный бараний стейк с картофельным пюре и свежей зеленью («Херба! Херба!» – кстати вспомнила Вика итальянское слово, которым пополнился ее собственный словарный запас).

С моей лазаньей никаких затруднений не возникло, но морепродукты, которых захотелось девочкам, нам пришлось изображать поштучно и «в лицах». Зяма исполнил сложный мимический этюд «Свежевыловленная скумбрия, жаренная на гриле», я скупо и точно показала кальмара, а Вика изобразила гигантскую тигровую креветку, что было не так уж сложно, потому что одета она была в майку-тельняшку, а загибаться унылым кренделем наловчилась еще вчера, на Кампо ди Фьори.

Трастевере – это район узких средневековых улочек на западном берегу Тибра, южнее Ватикана.

В глубокой древности этим берегом реки владели этруски, затем здесь селились иностранцы, преимущественно сирийцы и евреи. Октавиан Август выделил его в отдельный район города, а Аврелиан включил в состав новых городских стен…

И на протяжении всей истории Трастевере его жители с большим энтузиазмом предавались любимой всеми римлянами забаве: растаскивали древние камни и компоновали их со строительными материалами поновее!

В результате, прямо перед моими глазами оказалась стена дома, в цокольном этаже которого мирно соседствовали фрагмент античной колонны и мраморная ступенька, замурованные в средневековые камни. При этом низкое арочное окно было заложено вполне современными кирпичами.

– А чему удивляться? – пожал плечами расслабившийся философ Зяма, с которым я поделилась своим наблюдением. – Текущие бытовые нужды для простых людей важнее, чем древние культурные ценности. Ты знаешь, что даже амфитеатр Колизея в конце двенадцатого века был каменоломней, откуда брали материал для строительства домов знатных горожан и для воздвижения церквей и папских резиденций?

Вика с Настей снова заахали, восхищаясь энциклопедическими познаниями Зямы.

– Подумаешь, энциклопедик! – ядовито прошипела я.

Братец разливался среднерусским соловьем. Девы млели и ели Зяму глазами. Больше есть было нечего, наш заказ еще не принесли. Я поджала губы и стала ждать момента, когда можно будет из воспитательных соображений плеснуть в бочку меда ложку дегтя, но братишке повезло: меня отвлек телефонный звонок.

Звонила Трошкина.

Понимая, что подружка жаждет новостей, я встала из-за стола и отошла за угол. Мне не хотелось, чтобы братец знал, что я разболтала Алке историю наших приключений.

– Ну, что там у вас?!

Судя по звукам, доносившимся до меня, Трошкина нетерпеливо подпрыгивала.

– Блудный труп больше не появлялся?

– Ни наяву, ни во сне! – довольно ухмыльнулась я.

– У тебя крепкие нервы, – похвалила меня подружка.

– И мускулы! – похвасталась я. – Сегодня утром я выдержала многокилометровую гонку в составе квадриги, которая перла чемодан весом в полтонны! А потом еще четыре часа нарезала круги по этажам торгового центра, скупая разное добро!