Текст книги "Проблемные вопросы возбуждения уголовных дел на современном этапе. Монография"

С учетом изложенного представляется уместным тезис, приведенный Ю. П. Боруленковым, о том, что законодатель, чтобы быть последовательным в обеспечении прав и свобод всех участников уголовного судопроизводства, должен занять позицию, которая в равной мере гарантировала бы права и свободы всех сторон уголовного судопроизводства⁴³.

По мнению В. В. Будченко, который, обращая внимание на низкую степень разработанности положений главы 19 УПК РФ, предлагает обсуждать вопросы не о совершенствовании или оптимизации уголовно-процессуального законодательства, а о ликвидации очевидных недоработок законодателя. Автор предлагает принять комплекс мер, которые позволят создать наиболее благоприятные условия для достижения цели данной стадии – вынесения законного и обоснованного процессуального решения о возбуждении уголовного дела или отказа в этом. При этом внести изменения, которые должны строиться с учетом типичных ошибок и злоупотреблений, допускаемых следователями (органами дознания, дознавателями), и быть направленными на их предупреждение⁴⁴.

В контексте сказанного считаем уместным высказывание Н. П. Ведищева: «…с таким непродуманным подходом законодателя открывается дорога для проникновения в уголовное судопроизводство недостаточно качественного доказательственного материала»⁴⁵.

Анализ новелл Федерального закона № 23 от 4 марта 2014 г., внесенных в статьи 49, 144 и главу 32.1 УПК РФ, по мнению Н. С. Мановой, дает основания полагать, что все идет к ликвидации стадии возбуждения уголовного дела и «классического» дознания. Не решившись сразу отказаться от стадии возбуждения уголовного дела, авторы Закона № 23-ФЗ перенесли элементы следственной деятельности в первую стадию процесса. В силу этого изменения, внесенные в статью 144 УПК РФ, выглядят половинчатыми, не согласуются с положениями общей части уголовно-процессуального закона о понятии и правовом положении участников процесса, о правилах осуществления доказательственной деятельности. Некоторые из этих изменений являются еще и непродуманными⁴⁶. К сказанному следует добавить предположение Л. Н. Масленниковой о том, что деятельность по рассмотрению сообщений о преступлении в результате внесенных изменений была, по сути, подменена квазирасследованием. Органы расследования получили право вовлекать в проверочные действия широкий круг лиц, затрагивать их конституционные права, вторгаться в сферу их личных интересов еще до возбуждения уголовного дела, т. е. до момента установления достаточных данных, указывающих на признаки преступлений. Таким образом, по мнению ученого, процессуальные границы начальной стадии уголовного процесса безнадежно разрушены, и стерта грань между деятельностью по рассмотрению сообщений о преступлении с целью установления оснований для расследования и собственно расследованием преступлений⁴⁷.

Тем более, по небезосновательному доводу К. Б. Калиновского и А. Е. Чечетина, в практике часто используется возможность продления сроков предварительной проверки сообщений о преступлениях, при этом достаточно распространенным и незаконным способом продления такого срока является вынесение следователем «промежуточного» постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, заранее предполагающего его последующую отмену надзирающим органом и направление материала на дополнительную проверку, срок которой, как прямо не указанный в законе, может тянуться месяцами⁴⁸. Эта незаконная практика, по мнению авторов, становится настолько привычной, что некоторые должностные лица, не мудрствуя лукаво, прямо пишут в тексте выносимого ими постановления об отказе в возбуждении дела, что оно является лишь промежуточным и подлежит отмене⁴⁹.

В заключение хотелось бы отметить следующее: законодателем вряд ли поставлена точка в модернизации «доследственной» процедуры, начатой Федеральным законом № 23 от 4 марта 2013 г. Между тем вектор исходной точки доказывания все же сместился в сторону стадии возбуждения уголовного дела⁵⁰. Внесенные дополнения стали правовой предпосылкой положительных изменений в сфере соблюдения прав и законных интересов участников уголовного судопроизводства.

Однако, несмотря на столь позитивное значение, недостатки в законодательной технике вызвали затруднения в единообразном понимании, трактовке и применении норм ст. 144–145 УПК РФ, которые мы попытаемся отразить далее.

§ 2. Исторические предпосылки формирования стадии возбуждения уголовного дела в российском уголовном судопроизводстве

Возбуждение уголовного дела в качестве самостоятельной стадии уголовного процесса появилось в России только в советский период и связывается с принятием Основ уголовного судопроизводства (1958 г.) и Уголовно-процессуального кодекса (РСФСР 1960 г). В то же время справедливости ради необходимо отметить, что в определенной степени проверка сообщения о совершенном преступлении была предусмотрена и более ранними нормативными актами.

Одно из первых упоминаний о процедурах получения информации о преступлении относится к Русской Правде. Фактически в данном документе впервые появляются нормы, которые закрепляют основания уголовного преследования. Как писал в конце XIX в. Д. Г. Тальберг, «в рассматриваемый период истории русского права нет еще ясного представления об общественном вреде и интересе, и на преступление существует частно-правовой взгляд… Уголовное преследование возбуждалось, по общему правилу, только по жалобе потерпевшего от преступления, его семьи или рода…»⁵¹.

Так, судопроизводство об убийстве могло начаться по следующим основаниям: по заявлению родственников убитого при наличии трупа, по заявлению родственников убитого при отсутствии трупа, но при наличии достаточных оснований (следов преступления и косвенных показаний); по инициативе судебных органов при наличии трупа. Судопроизводство по делам о нанесении увечий, ран или побоев могло начаться по следующим основаниям: наличие определенных следов от преступления или по поклепу, подтвержденному показаниями видоков⁵².

Также одним из поводов к началу поиска похищенной вещи могло стать публичное заявление («заклич»), сделанное «обидчиком» в общественном месте («на торгу»). Только по заявлению инициировались процедуры по поиску похищенной вещи – «свод», включающий в себя опрос очевидцев и заподозренных лиц, а также по опознанию и изъятию в пользу потерпевшего похищенного имущества⁵³.

В течение длительного исторического периода, вплоть до XV–XVI вв., пространная редакция Русской Правды оставалась практически единственным источником уголовно-процессуальных норм. После принятия Судебника 1497 г. и позднее Судебника 1550 г., с одной стороны, сохранился обвинительный процесс, в рамках которого уголовное преследование возбуждалось после подачи потерпевшим в суд челобитной. С другой стороны, на первый план выходит розыскной уголовный процесс с его системой поводов для производства розыска и «постепенно развивается публичное начало уголовного процесса; …понятие обвинения заменяют поводы возбуждения уголовных дел…»⁵⁴. Окончательно такой порядок оформляется после принятия Соборного уложения 1649 г. Все чаще в качестве инициатора возбуждения уголовного дела стали выступать должностные лица, выдававшие зазывные и погонные грамоты. В таких исторических условиях «поводами к возбуждению дела являлись подача челобитной в суд или привод виновного с поличным. По губным делам поводом могло быть и известие о преступлении; оно проверялось посредством повального обыска или оговора, сделанного об участии в преступлении другого лица»⁵⁵. Несмотря на то что такой тип уголовного процесса несколько трансформировался в последующем, в целом порядок производства по уголовному делу остался неизменным вплоть до второй половины XIX в.

Первый отечественный прообраз стадии возбуждения уголовного дела появился в результате судебной реформы 1864 г. В то же время, как справедливо отмечает В. С. Шадрин, «в дореволюционной, царской России вопрос о возбуждении уголовного дела как стадии уголовного процесса не поднимался, хотя в науке уголовного процесса понятие стадии уже использовалось, и достаточно недвусмысленно определялось, какие именно части уголовного процесса являются стадиями»⁵⁶.

В Уставе уголовного судопроизводства используется известный современным юристам термин «возбуждение уголовного дела». Однако данный термин еще не обозначал определенную стадию, поскольку «о специальном «барьере», каким является сейчас постановление о возбуждении уголовного дела и за которым начинается предварительное расследование по делу, указаний в УУС не было»⁵⁷.

Глава 3 УУС, регламентирующая начало уголовного процесса, называлась «О законных поводах к начатию следствия». Статья 297 УУС в качестве законных поводов к началу предварительного следствия закрепляла не только объявления и жалобы частных лиц, сообщения полиции, присутственных мест и должностных лиц и явку с повинной, но и возбуждение уголовного дела прокурором и возбуждение уголовного дела по непосредственному усмотрению судебного следователя⁵⁸.

С одной стороны, возбуждение уголовного дела представляло собой некий акт, являющийся поводом к началу уголовного преследования, с другой – автоматически такой «акт» предварительного следствия не запускал. Начало предварительного следствия зависело от целого ряда дополнительных условий, оговоренных законодателем.

К субъектам, правомочным возбуждать уголовное преследование, УУС относил органы прокуратуры, полицию и иные административные органы, отдельные государственные органы (административные и казенные установления), потерпевших от преступления частных лиц и собственно суд⁵⁹.

Примечательно, что УУС закрепил в качестве обязательных условий для начала предварительного следствия «наличие законного к тому повода и достаточного основания» (ст. 262 УУС). В то же время, как справедливо отмечает В. С. Шадрин, «Устав уголовного судопроизводства не предусматривал специальной проверки при каждом законном поводе, по любому сообщению о преступлении. Заявления (объявления) лиц, потерпевших от преступления, признавались жалобами (ст. 301 УУС) и “почитались” достаточным поводом к началу следствия»⁶⁰, «хотя бы в виду следователя и не было никаких других улик» (ст. 298 УУС). Отказ потерпевшему в начале следствия по его жалобе не допускался (ст. 303 УУС), а сама жалоба могла быть подана как в устной, так и в письменной форме полицейским чинам, прокурору и его товарищу, судебному следователю. В ст. 300 Устава уголовного судопроизводства уже содержалась оговорка относительно того, что законным поводом к началу следствия не могли быть «безымянные пасквили и подметные письма». Напомним о том, что наряду с жалобой УУС предусматривал и другие поводы к «начатию следствия», в том числе объявления иных частных лиц, не являющихся потерпевшими, а также сообщение полиции, присутственных мест и должностных лиц, явку с повинной (ст. 297)⁶¹.

Объявление или жалоба лица, потерпевшего от преступления, являлись безусловным поводом к возбуждению уголовного преследования. Другие поводы, указанные в ст. 297 УУС, уже не запускали предварительного следствия автоматически, поскольку предполагали, что повод идет в связке с основанием. Поэтому судебный следователь мог не найти достаточных оснований к производству следствия, когда поводом для его начала служили сообщения полицейских или из других присутственных мест. Явка с повинной побуждала следователя провести проверочные мероприятия, и «если признание явившегося с повинною опровергается имеющимися у следователя сведениями, то он составляет протокол о причинах, побудивших его оставить явку с повинною без последствий» (ст. 310 УУС).

Устав уголовного судопроизводства допускал при решении вопроса прокурором о возбуждении уголовного дела с целью подтверждения достаточности оснований использование информации, полученной полицией негласным путем.

Что касается деятельности полиции, то в соответствии с нормами УУС здесь предполагался двухвариантный алгоритм. Если признаки преступления или проступка были очевидны, то полиция обязана была не позднее суток с момента получения информации сообщить об этом судебному следователю, прокурору или товарищу прокурора. Если же сведения о преступлении были сомнительными или получены из недостоверного источника, то полиция проводила проверку в форме полицейского дознания⁶². Дознание проводилось и в случае невозможности уведомления в суточный срок следователя, прокурора или товарища прокурора. При этом, как подчеркивает О. И. Андреева, «ст. 250 Устава уголовного судопроизводства ограничивала деятельность полиции самыми необходимыми изысканиями… простыми, негласными разведываниями»⁶³.

В этом контексте уместно привести высказывание И. Я. Фойницкого о том, что: «Под розысками, предусмотренными ст. 254 УУС, подразумеваются все вообще меры удостоверения в искомом происшествии. Некоторые из них называются самим законом, именно словесные расспросы и негласное наблюдение, но, помимо того, к розыскам могут быть отнесены осмотры местности, осмотры потерпевшего и всякого рода осмотры, даже при участии экспертов, меры для отыскания и охранения таких предметов, для определения виновника и его нахождения. Таковы исследования вещей, оставленных на месте преступления вероятным виновником, сношения с иными полицейскими установлениями, обходы ночлежных приютов и т. п.»⁶⁴.

В целом следует согласиться с тем, что «хотя термин “возбуждение уголовного дела” в УУС использовался для обозначения одного из поводов производства по уголовному делу в форме предварительного следствия, фактически ему обычно, за исключением предусмотренных законом случаев, предшествовало “состояние” уголовного процесса, имеющее относительно самостоятельное значение, в котором угадывается прообраз сформировавшейся позднее стадии возбуждения уголовного дела»⁶⁵.

Дальнейшее оформление рассматриваемой стадии было продолжено уже в советский период. Хотя и в советское время термин «возбуждение уголовного дела» первоначально не обозначал отдельную стадию. Полагаем, что это связано с тем, что проведение проверочных мероприятий не рассматривалось как элемент процессуальной деятельности. Между тем в УПК РСФСР 1923 г.⁶⁶ уже была введена глава VII «Возбуждение производства по уголовному делу». Статья 91 закрепляла несколько поводов к возбуждению уголовного дела: заявление граждан и организаций, сообщение правительственных учреждений и должностных лиц, явка с повинной, предложение прокурора, непосредственное усмотрение органов дознания, следователя или суда. При наличии данных поводов, а также указания в заявлении на состав преступления начиналось производство дознания или предварительного следствия.

В 30-е годы ХХ века на уровне прокурорского надзора закрепляются определенные гарантии надлежащей процедуры возбуждения уголовного дела и даже разрабатывается типовая форма постановления о возбуждении уголовного дела⁶⁷. Проведенная в этот период систематизация норм, регулирующих производство доследственной проверки материалов в рамках прокурорского реагирования, создала реальную основу для дальнейшего выделения возбуждения уголовного дела в отдельную стадию.

К концу 50-х годов прошлого века были созданы нормативные и доктринальные предпосылки для выделения возбуждения уголовного дела в самостоятельную стадию. М. С. Строгович подчеркивал, что «возбуждение уголовного преследования может иметь место только на основании закона, в соответствии с законом и при наличии условий, установленных законом»⁶⁸. В УПК РСФСР 1960 г. возбуждение уголовного дела появляется уже в качестве самостоятельной стадии и регулируется нормами главы 8, закрепляющей поводы и основание к возбуждению уголовного дела и особенности процессуальной деятельности на данной стадии. Статья 3 УПК РСФСР устанавливала обязанность суда, прокурора, следователя и органа дознания по возбуждению уголовного дела при обнаружении признаков преступления. Следует согласиться с авторами, полагающими, что «для этого периода были характерны усиление прокурорского надзора и практическое отсутствие судебного контроля на начальном этапе реагирования государственными органами и должностными лицами на сообщение о совершенном преступлении. В этих условиях наличие стадии возбуждения уголовного дела было обосновано»⁶⁹.

Обоснованность данной стадии фактически не оспаривалась вплоть до периода разработки Концепции судебной реформы в 1991 г.⁷⁰ Разработчики Концепции предлагали отказаться от указанной стадии, поскольку «до сих пор не проведена четкая грань между процессуальной и непроцессуальной деятельностью: Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР использует многочисленные административные процедуры (особенно в главе о возбуждении уголовных дел)», а «демократической направленности предлагаемых преобразований не соответствует сохранение административной по своей природе доследственной проверки заявлений и сообщений о совершении преступления до возбуждения уголовного дела».

Идеи относительно необходимости начала предварительного расследования по каждому сообщению о преступлении не нашли своего отражения в УПК РФ 2001 года, который в полном объеме сохранил стадию возбуждения уголовного дела.

Подводя итог, отметим, что деятельность по рассмотрению заявлений и сообщений о преступлении в стадии возбуждения уголовного дела в различное время действия уголовно-процессуального законодательства России получила различную процессуальную форму.

Процессуальная форма деятельности по рассмотрению заявлений и сообщений о преступлении в стадии возбуждения уголовного дела с 1923 г. по настоящее время

⁷¹

Период

Наименование

1923–1936 гг.

Доследственная проверка

1936–1958 гг.

Предварительная проверка методами общего прокурорского надзора

1958–2001 гг.

Проверочные действия в соответствии со ст. 109 УПК РСФСР (истребование необходимых материалов и получение объяснений)

2001–2013 гг.

Предварительная проверка по заявлению о преступлении без указания на проверочные действия (ст. 144 УПК РФ)

2013 г. – по настоящее время

Предварительная проверка по заявлению о преступлении с указанием на проверочные действия (ч. 1.1 ст. 144 УПК РФ в ред. от 4 марта 2013 г. № 23-ФЗ)

Таким образом, возбуждение уголовного дела в качестве самостоятельной стадии оформилось в отечественном уголовном процессе только во второй половине ХХ в. и сохранилось в современном уголовном процессе России, хотя и в модернизированном виде.

Глава 2
Организационные, процессуальные и тактические вопросы производства проверки сообщения о преступлении

§ 1. Процессуальный статус участников проверки сообщения о преступлении

В настоящее время проблема процессуального статуса лиц на стадии возбуждения уголовного дела получила новое развитие в связи с внесенными в УПК РФ 4 марта 2013 г. изменениями. Новеллы уголовно-процессуального законодательства значительно расширили перечень инструментов получения доказательственной информации на стадии предварительной проверки по сообщению о преступлении, обозначили круг прав и обязанностей участников такой проверки. Между тем отсутствие указания каких-либо конкретных процессуальных фигур, попадающих в правоотношения в связи с рассмотрением сообщения о преступлении, не привнесло ясности традиционным вопросам, а лишь, как показывает судебно-следственная практика, породило новые.

Инициатором и в последующем центральным звеном проверочных действий, как правило, является пострадавшее лицо, которое упоминается в нормах уголовно-процессуального законодательства в качестве «заявителя» (ст. 141, 144, 145, 146, 148, 318 УПК РФ).

Как неоднократно в своих решениях указывал КС РФ, обеспечение гарантируемых Конституцией Российской Федерации прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве обусловлено не формальным признанием лица тем или иным участником производства по уголовному делу, в частности потерпевшим, а наличием определенных сущностных признаков, характеризующих фактическое положение этого лица как нуждающегося в обеспечении соответствующих прав.

Соответственно, пострадавшие от преступления, как вытекает из ст. 2, 18, 19 (ч. 1), 45, 46 (ч. 1) и 52 Конституции РФ, не могут быть лишены права на доступ к правосудию и права на судебную защиту, а потому лицо, которому запрещенным уголовным законом деянием причинен физический или материальный вред, но которое не имеет формального уголовно-процессуального статуса потерпевшего, также не может быть лишено указанных прав⁷².

Между тем, по смыслу приведенных позднее правовых позиций КС РФ, пострадавшее лицо не может быть лишено права на подачу заявления о присуждении компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок на том лишь основании, что оно не получило формального уголовно-процессуального статуса потерпевшего вследствие того, что по его заявлению дознавателем, органом дознания, следователем, руководителем следственного органа своевременно, в установленный законом срок не принято решение о возбуждении уголовного дела о преступлении, по которому в итоге вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в связи с истечением срока давности уголовного преследования⁷³.

Общеизвестно, что возможное поведение субъектов уголовно-процессуальной деятельности достигается путем воздействия императивного и диспозитивного методов уголовно-процессуального регулирования на общественные отношения, складывающиеся на одной из стадий уголовного судопроизводства.

Заявители, не признанные в установленном законом порядке участниками уголовного судопроизводства, но чьи конституционные права, свободы и уголовно-процессуальные интересы им нарушаются, не имеют процессуального статуса, а наделены лишь отдельными правами, что ставит их в неравное положение с другими участниками уголовного судопроизводства⁷⁴.

В литературе предлагается несколько вариантов решения вопроса о процессуальном статусе заявителя на стадии проверки сообщения о преступлении.

К первой группе отнесем тех ученых, которые предлагают в уголовно-процессуальном законодательстве закрепить (в разных интерпретациях) понятие и (или) статус заявителя.

Такого мнения, например, придерживаются О. С. Акулин и О. А. Тарнавский, считая, что заявителем может быть любой гражданин, подающий заявление о совершенном преступлении, в том числе не заинтересованный в результате его рассмотрения. На этом авторы не ограничиваются и предлагают лицо, пострадавшее от совершения преступления, наделить правом активно участвовать в полицейском дознании с целью обеспечения защиты его прав и частных интересов с первоначального этапа уголовного судопроизводства, для процессуальной фигуры заявителя выделить две – «заявителя» и «заявителя»-пострадавшего⁷⁵.

Апологетами этой позиции выступают и другие исследователи, предлагая включить в нормы УПК РФ следующую дефиницию: «заявителем является физическое или юридическое лицо, обратившееся в орган внутренних дел, мировой суд с намерением сделать в устном или письменном виде заявление о совершенном либо готовящемся преступлении в порядке, установленном статьей 141 настоящего Кодекса»⁷⁶. Ее, в свою очередь, уточняет В. В. Бычков тем, что, во-первых, перечень органов, принимающих заявление о преступлении, необходимо расширить, во-вторых, заявителем может быть только лицо, подавшее заявление или заявившее о преступлении без учета его «намерений»⁷⁷.

Оправданным, по мнению М. А. Макаренко, является дополнение ст. 42 УПК РФ частью 1.1, предусматривающей, что до признания потерпевшим лицо, обратившееся с заявлением или сообщением о преступлении, а также лицо, в интересах которого иные лица обратились с таким заявлением или сообщением, именуется заявителем, который пользуется предусмотренными УПК РФ правами и несет установленные им обязанности. По утверждению автора, они могут быть сведены в ст. 42.1 УПК РФ⁷⁸.

В свою очередь, в литературе получил отражение тезис о целесообразности введения в уголовный процесс такого участника, как пострадавший, который становился бы участником уголовного судопроизводства с момента подачи им заявления о совершении в отношении его преступного посягательства⁷⁹.

На несовершенство норм ч. 1.1 ст. 144 УПК РФ указывает Е. П. Гришина, по представлению которой законодатель не предусмотрел возможности правового воплощения особого участника – заявителя, «поглотив» его объемным термином «лица, участвующие в производстве процессуальных действий при проверке сообщения о преступлении». При этом ею предлагается дополнить ст. 5 УПК РФ термином «заявитель»⁸⁰.

Интересным для изучения представляется высказывание о том, что статус заявителя необходимо определить в главе 8 УПК РФ среди «иных участников уголовного судопроизводства»⁸¹.

В литературе также имеет место мнение, согласно которому термин «заявитель» необходимо заменить на «лицо, заявившее ходатайство», или «лицо, подавшее жалобу»⁸².

Вторая группа исследователей предлагает статусом потерпевшего наделять заявителя (пострадавшего лица) уже на стадии возбуждения уголовного дела.

Так, по мнению В. М. Быкова, введение в уголовный процесс еще одного термина для обозначения того же самого потерпевшего ничего, кроме путаницы, не дает. Устранение этих сложностей – в скорейшем признании заявителя о совершенном преступлении потерпевшим⁸³.

В. В. Николюк указывает на разъяснения, получившие отражение в п. 3 постановления Пленума Верховного Суда РФ: «в силу части 1 статьи 42 УПК РФ лицо, которому преступлением причинен вред, приобретает предусмотренные уголовно-процессуальным законом права и обязанности с момента вынесения дознавателем, следователем, руководителем следственного органа или судом постановления о признании его потерпевшим. Вместе с тем следует иметь в виду, что правовой статус лица как потерпевшего устанавливается исходя из фактического его положения и лишь процессуально оформляется постановлением, но не формируется им», при бесспорном установлении факта причинения вреда заявителю следователь, дознаватель, руководствуясь ч. 1 ст. 42 УПК РФ, имеют основания для признания его потерпевшим еще до возбуждения уголовного дела⁸⁴.

По утверждению С. А. Синенко, статус потерпевшего гражданин должен получать не по воле следователя, дознавателя, суда, а в том числе с момента подачи заявления о преступлении⁸⁵. Употребление понятия «заявитель» для указания лица, пострадавшего от преступления, по мнению ученого, на первоначальной стадии судопроизводства неприемлемо потому, что его содержание не охватывает всех ситуаций участия пострадавшего в приеме, рассмотрении и разрешении первичной информации о преступлении⁸⁶.

В дополнение к сказанному можно привести тезис Д. В. Филиппова о том, что использование понятия «заявитель» для обозначения лица, пострадавшего от преступления, на первоначальном этапе судопроизводства не оправдано, так как его содержание не охватывает всех ситуаций участия этого субъекта в рассмотрении и разрешении сообщений о преступлении⁸⁷.

По предположению М. Т. Аширбековой, заявителей по делам частно-публичного обвинения следует обозначать как «надлежащие заявители – потерпевшие». Ими могут стать, по мнению автора, руководитель коммерческой или иной организации при условии, если указанными преступлениями вред причинен представляемой им организации, а не гражданам, обществу, государству, в том числе и иным юридическим лицам, относящимся к государственным и муниципальным предприятиям (ст. 23 УПК РФ)⁸⁸.

Небезынтересным представляется предложение А. В. Гриненко об указании в ч. 5 ст. 144 УПК РФ о праве подачи жалобы не только на отказ в принятии заявления, но и на отказ в его регистрации в присутствии самого заявителя. Помимо этого, автор предлагает внедрить систему электронной регистрации посетителей во всех правоохранительных органах, принимающих сообщения о преступлениях, для возможности контроля даты, времени и цели их фактического прибытия⁸⁹.

Указанные предложения ученых, безусловно, положительно влияют на процессуальное положение лиц, участвующих при проверке сообщения о преступлении. Вместе с тем считаем, что более детальная регламентация процессуального статуса заявителя и закрепление за ним права быть участником уголовного процесса со стороны обвинения станет эффективным инструментом защиты прав и законных интересов лиц, пострадавших от преступлений.

Следует добавить, что указанная проблема должна рассматриваться и решаться не «лоскутно», а комплексно с учетом реорганизации всего этапа возбуждения уголовного дела, что повлечет за собой и решение вопроса о процессуальном статусе лиц, участвующих в нем.

В настоящее время судебно-следственная практика формируется в условиях скудной регламентации процедур получения информации, подтверждающей или опровергающей наличие в совершенном деянии признаков преступления.

Так, из содержания постановления Конституционного Суда РФ от 6 ноября 2014 г. № 27-П следует, что для решения вопроса о возбуждении уголовного дела к материалам проверки сообщения о преступлении по факту смерти человека в целях уголовного преследования необходимо приобщить сохраняющие гриф секретности сведения, заинтересованные лица могут быть допущены к ознакомлению с соответствующими материалами в установленных законом процедурах, направленных на обеспечение сохранности государственной тайны (предупреждение о неразглашении государственной тайны, ставшей им известной в связи с производством по делу, проведение закрытого судебного заседания). При этом на таких лиц распространяются нормы законодательства о государственной тайне, предусматривающие ответственность за его нарушение. В этом случае, по мнению суда, правовой статус такого лица, с точки зрения ознакомления с материалами, определяющими дальнейшее движение уголовного дела, не может существенно отличаться от правового статуса лица, официально признанного потерпевшим, что обязывает органы, рассматривающие вопрос о возбуждении уголовного дела, изыскивать – до ознакомления заинтересованных лиц с этими материалами – адекватные правовые средства⁹⁰.

Таким образом, сведения в области оперативно-розыскной деятельности, составляющие государственную тайну, не могут служить безусловным основанием для запрета на доступ заявителя и адвоката к тем сведениям, которые свидетельствуют о наличии либо отсутствии преступления.

В настоящее время существенной проблемой стало надлежащее исполнение своих функций заявителем в рамках производства предварительной проверки. Заявив о происшедшем несчастии, пострадавший, столкнувшись с формальными процедурами уголовно-процессуального законодательства, уповая на отсутствие времени, физической возможности, отказывается принимать в них участие.