Текст книги "Дневники Танго"

Двадцать восьмое октября

Засланный казачок

Мои статьи о танго, которые я исправно носила в редакцию, в конце концов полюбило все начальство. И не только оно одно: некоторые коллеги по перу, оказывается, тоже весьма заинтересовались чудесным танцем.

И вот в один прекрасный момент я заметила на милонге Лизу – миловидную барышню моложе меня, а главное – не обремененную спутником. Лиза преспокойно меняла партнеров, не заморачиваясь ни на ком из них, но самое возмутительное – она чудесно танцевала, значительно лучше меня! Когда я увидела все это «безобразие», решила тут же вызвать ее на разговор.

С бутылочкой шампанского и двумя бокалами я направилась к ее столу. Лизавета правдоподобно обрадовалась мне и тут же поведала романтичную историю об удивительном совпадении: в то время как я носила руководству главы своих исследований, ее подруга, давняя танцорша танго, предложила ей сходить на милонгу. С этого момента (а вовсе не с того, как я заразила тан-гоманией часть редакции) Лиза и начала ходить на уроки, на все практики, на все возможные милонги, на каждый семинар заезжих мастеров. Вот так совпадение!

В таком духе мы мило ворковали, а в это время мимо нас проскользили Игорь с Ингой. И меня обдало шлейфом горько-сладких духов. Сказать, что мне не стало томительно-грустно, было бы лукавством. Ее прекрасные длинные руки и ноги напомнили мне ловко продуманный план, согласно которому мы с моим другом якобы случайно оказались в ее постели. Весь этот спектакль и ее сумасшедшее желание получить, вернуть, удержать внимание того, чей пристальный взгляд из-под холодных стеклышек очков – лучшая награда сценаристу, режиссеру и одновременно исполнительнице главной роли.

Ну а Лиза продолжала меня удивлять. Глядя вслед Игорю, она мечтательно сказала:

– Жаль, что я занимаюсь не в вашей школе… Однажды я была у вас на практике и танцевала с Игорем. Это было неописуемо. Говорят, что он водит партнершу лучше всех в Москве!

Я очнулась от гипноза, в который погрузил меня танец Инги, и про себя возмутилась. Это уже не влезало ни в какие рамки! Мое танго растиражировали! Мое мастерство превзошли! Мой Доктор… Да как она смеет!

– Знаешь, а мне из них двоих больше нравится Антон. Он такой обходительный. И в его манере столько игры и кокетства. Игорь – какая-то вещь в себе. Не от мира сего.

Я не надеялась, что Лизонька тут же со мной согласится. Просто в этой ситуации требовалась пусть и примитивная, но срочная неотложная помощь. Как говорится, кидайте грязь на стену, господа, – что-нибудь да прилипнет. А оперативное вмешательство и ювелирное наложение косметических швов у нас еще впереди.

Еще немного грязи в адрес несчастного Доктора полетело потом в редакции: я как бы невзначай рассказала моей подружке, что Игорь весьма странный и рассеянный. А посему якобы больше получала удовольствия в танце и в общении с Антоном.

Но все это были враки и неправда. Рассекреченный Доктор не стал для меня менее желанным партнером. Сумасшедшая страсть Инги только подогрела интерес к нему как к мужчине. А что же он сам? Неужели не видит, что за эмоциональные вихри вокруг него закручиваются?

Только еще разочек потанцевать, ну пожалуйста! А там я, может, что-нибудь придумаю. С такими мыслями я шла на очередную милонгу в клуб «Марипоса». Но на этот раз обстоятельства сами складывались весьма удачно. Мы с Виталиком, как обычно, не просто пришли потанцевать, а по-пижонски заказали шампанское и столик – последний свободный в этот вечер, и, по счастливой случайности, весьма удачно расположенный. И только заняли наши весьма завидные места, как на пороге появились Игорь и Инга. Я как ни в чем не бывало радостно замахала им рукой, и они подошли поздороваться. Час возмездия пробил. Хитро улыбнувшись Инге, но обращаясь исключительно к Игорю, я предложила им сесть к нам за столик. Отказываться от таких завидных мест было бы весьма неосмотрительно, а для Игоря и вовсе бессмысленно. И не успела Инга что-либо ответить, как мужчина ее мечты принял наше предложение и отодвинул для своей партнерши стул.

Поболтав с нами для приличия совсем немного, Инга вскоре ускользнула к знакомым. Мой Виталик отлучился за коктейлем. Тут я решила: настало время для тяжелой артиллерии. Уже прикоснувшись к искусству танго, но еще окончательно на нем не свихнувшись, я все взвесила. Многие искушенные тангеры на моем месте воспользовались бы «секретными методами, запрещенными международной конвенцией по борьбе с терроризмом»: такими, как погладить под столом ногу мужчины, во время танца обвить рукою шею партнера, после танца чуть дольше, чем положено, держать в своей руке его руку, прильнуть к нему всем телом понежнее… Но я, как настоящая писательница, своим самым грозным оружием считала слово. Передо мной сидел тангеро моей мечты. Его исступленно любила постоянная партнерша. О нем мечтало большинство других. Но при всем этом он был внешне довольно бледен, носил очки и обладал трогательным пивным животиком.

Я начала нашу светскую беседу, разумеется, с танго. Набрала в легкие побольше воздуха и обратилась к Игорю:

– Ответь мне на два вопроса, пожалуйста. Как может сравниться на шоу или на фестивале мужчина, обладающий неяркой среднеевропейской внешностью, с настоящим аргентинским мачо, у которого не только гибкость в крови, но и само строение тела, яркий облик и взрывной темперамент способствуют успеху у партнерш? И не мешают ли настоящему милонгеро очки и пивной животик?

Он удивился. Он попался на крючок. Я все рассчитала правильно. Инги рядом не было. Виталика тоже.

Таким образом, я ни в коем случае не нанесла сильного удара по самолюбию. Но при этом пощекотала комплекс неполноценности, дремлющий в каждом мужчине.

Я победила. А наградой победительнице были несколько прекрасных танцев – чуть больше, чем положено по этикету непостоянным партнерам, и чуть больше, чем любая тангера получала от Игоря за один вечер милонги.

Шестое ноября

Противоход

Возможно, кто-то из читателей спросит: а как же Виталик? Неужели он не видит, что за распутство творится у него под носом? Или ему все равно, кого провожает взглядом его подруга? На самом деле – видит. И на самом деле – не все равно. Просто Виталик сейчас занят более интересными вещами. У него появилась своя Муза.

Совершенно случайно и незаметно для меня она прошагала в нашу жизнь, изящно и безупречно правильно покачиваясь на внутренней стороне стопы в своих роскошных танго-туфельках. В то время как я теплым взглядом смотрела на восхитительную осанку Антона или с содроганием сердца пыталась заглянуть через стекло очков в хрусталики глаз Игоря, она приподнимала свою юбочку, чтобы продемонстрировать прелестные ноги, телесного цвета чулки в сеточку и, разумеется, идеальный шаг…

– Обратите внимание на то, что называется в танго противоход. Поскольку грудью вы всегда должны чувствовать партнера или партнершу, а ноги при этом выполнять самые разные и сложные движения, принцип противохода стоит застолбить в мышечной памяти. Итак, грудь смотрит всегда вперед. (Мы выстроились перед зеркалом, и каждая наша ошибка дублируется в отражении. Дробится в глазах соседей и множится под пристальным взглядом строгой учительницы.) Если левая нога делает шаг, вперед выходит правое плечо. И наоборот. Плечом партнер задает партнерше направление движения и указывает выбор ноги, с которой стоит это движение начать. Противоход – это своеобразные весы в танго: если на одной чаше прибыло, следует восполнить и другую. И вес желательно сбалансировать. – Это были уроки техники танго с Галочкой. И Галочка оказалась для Виталика чудесным противоходом.

Я в принципе никогда особенно не бывала против того, чтобы разделить своего приятеля с хорошим человеком. Правда, делить готова была в основном тело, а вот частички его души без боя сдавать не собиралась. Но танго обостряет чувства. И у меня самой не раз бывало в жизни: что-то мелькнет, и, наверное, эту вспышку стоило бы использовать быстро, пока не погасла. Нет же, следуешь правилам, идешь на чашечку кофе, потом на ужин, а к тому времени, когда дело до постели доходит, смотришь и видишь: ну натурально перед тобой идиот. А не идиот – так какая-нибудь дрянь. То ли дело танго – молча станцевать и разойтись: и ничего плохого и отталкивающего про человека не узнаешь, и удовольствие получишь чистое от танца, и воспоминания приятные. И все эти правила: в танце нельзя с партнершей разговаривать, а можно ее только вести, а партнерша может только доверять, иначе танца не получится, – эти правила создают ореол сумасшедшей привлекательности того, с кем танцуешь.

В общем, я всегда надеялась, что любое увлечение Виталика будет чисто физическим, и так оно обычно и бывало. Только я была безраздельной властительницей его сердца и его ума – сколько бессонных ночей мы провели вместе за душевными разговорами или жаркими спорами на отвлеченные темы!

Но на этот раз привычный сценарий не действовал.

Сначала я стала ощущать тревожность буквально на пустом месте. Что-то неуловимо изменилось между нами, как-то по-другому он стал смотреть на меня. И даже не на меня, а скорее сквозь меня… Потом стала замечать, как пристально он смотрит на нее, каким задумчивым бывает после занятия. Поначалу очень хотелось быть выше всей этой сентиментальной чепухи, но нервная организация оказалась слабее, чем я всегда полагала. Казалось бы, новую ситуацию можно стерпеть даже при таком раскладе: ведь и я иногда, когда бывала под впечатлением от других мужчин, тоже раздражалась на окружающее чувство обыденности. Но к себе всегда было больше доверия, я считала себя мастером по делу управления собственными эмоциями. То ли дело мой дурашка неопытный: что, если он совсем голову потеряет, а у Галочки появится прекрасный повод позлорадствовать. И все начнут меня жалеть… Какой ужас!

А что же делала Галя? Она явно не собиралась упускать свое (то есть мое!). И подтверждением тому была очередная милонга, на которую новая героиня нашего романа пришла не в простеньких брючках или юбочке с топиком, как обычно, а в роскошном черном платье. Разумеется, абсолютно во вкусе Виталика и наверняка им же и купленное.

Смотреть на облака эмоций, печально проплывающих мимо по хорошо известному мне адресу, становилось просто нестерпимо. И я решила прервать занятия, залечь на дно, а заодно если хватит сил, то и отвлечься чем-нибудь.

Четырнадцатое ноября

Такое разное танго

Впрочем, полного одиночества не вышло. Пребывая в печально-ностальгическом настроении, я получила посылку с удивительным подарком. Дело в том, что специально для меня однажды написали музыку – прекрасную и сложную смесь танго, джаза и инструментальной. Автор, конечно, не догадывался, что создает все это великолепие для нервной, капризной и избалованной москвички, которая появится на пятьдесят пять лет позже, чем он сам, а музыку его услышит впервые спустя аж четырнадцать лет после смерти автора. Но сомнений в том, что альбом «Либертанго» от первого до последнего звука предназначался для моей мятежной души, не было с тех пор, как я впервые его услышала.

Наверное, друг Пьяццолла, тебе тоже было невесело, когда ты сочинял свое танго нуэво… Не может быть, чтобы такие нежные мелодии вперемешку с грубыми диссонансами звуков были результатом простого желания произвести впечатление. Но и это, конечно, тоже имело место.

Пьяццолла с самого начала старался всех удивить: зачем блестящему композитору вдруг понадобилось искать сложных путей – писать странную, малопонятную музыку, музыку, под которую не поют и не танцуют? А главное, для чего преуспевающему исполнителю классических танго посягать на саму суть главного культурного достояния и национальной гордости Аргентины? Он взял выверенную десятилетиями гармонию, скомкал, расправил – и вот, пожалуйста, в руке у фокусника уже не мятый клочок бумаги, а белая голубка. Которая, в свою очередь, уже через несколько минут оборачивается черным вороном.

Пьяццолла, конечно, горел страстным желанием эпатировать публику. И с другой стороны – не мог не мечтать о контакте и взаимопонимании с той же публикой. Две вещи, почти что несовместные. Но настолько желанные в паре, что их стоило ждать всю жизнь.

Эпатаж пришел первым – сразу же после того, как Астор объявил о Великом преобразовании танго и представил на суд публики свои ни на что не похожие композиции. Сначала не было ничего: ни внимания, ни восхищения. Одни пожимали плечами, другие уходили с концертов. Некоторые возмущались. Но бензином пока еще обливать автора и исполнителей не собирались, это будет позже.

А Пьяццолла не останавливался. Он заявил, что готов устроить общенациональный скандал. А именно – «покончить со всеми музыкальными традициями, господствующими в Аргентине». Аргентина – в шоке, Буэнос-Айрес – в гневе. Услышали, но не поняли. Заметили, но отвергли. Повернулись в его сторону, но только чтобы оттолкнуть.

Музыкант реагировал нервно, воспаленной гордостью: не хотите – не надо. Уезжал в Нью-Йорк много раз, всегда возвращался, надеясь, что что-то изменится. Как выстроить страстные и в то же время интимные отношения с толпой? Наверное, и сложнее, и в то же время проще, чем с отдельным человеком. Толпа подчиняется стадному инстинкту. Но не подчиняется ли тому же закону один-единственный мужчина, который три милонги подряд напрочь отказывался тебя замечать, а сегодня, когда ты так популярна у других, вдруг смотрит на тебя как зачарованный, преследует, зовет на танец, ведет, скользя по музыке, как белоснежная яхта по волнам Средиземного моря; никуда не отпускает.

Но толпа и сильнее, и в то же время примитивнее одного человека. Изысканные нюансы взаимоотношений и сомнения ей недоступны: здесь либо черное, либо искрящееся белое, либо серая мгла невнимания и забвения.

От ненависти до любви – один шаг, а вот сумрак безвестности от этих двух чувств разделен пропастью.

И вот в 1955 году, в ходе своего очередного возвращения в Аргентину, танго-революционер сказал, что прибыл «с динамитными шашками в обеих руках». Это был первый его музыкальный коллектив «Октето Буэнос-Айрес». Ну а решив, что путей к отступлению нет, Пьяццолла целиком и полностью отдался во власть своего противоречивого творчества в стиле танго нуэво и уже не возвращался к истокам. Огнестрельным оружием «Октето Буэнос-Айрес» стали «Десять заповедей танго-пророка». Мало ему было посягнуть на национальную религию Аргентины, чего уж там, терять нечего, можно замахнуться и на христианство. А что же в заповедях? Обещания «исполнять танго так, как подсказывает душа, отбрасывая любые внешние влияния, которые могут помешать нашей цели». «Поскольку октет надо только слушать, он не будет играть в танцзалах». «В состав оркестра войдут электрогитара и ударные, чего никогда доселе не было в танго».

Любое дерзкое новшество находит хотя бы горстку своих последователей. Но рассчитывать на массы, особенно без предварительной грамотной и тщательной подготовки этих масс, не приходится. Астор хотел этого, но у него не получилось. Последнее заявление манифеста: «Завоевать симпатии широкой публики; мы считаем эту задачу трудной, но рассчитываем решить ее с помощью частых выступлений» – так и осталось пустой надеждой.

Кто-то по-прежнему удивленно пожимал плечами, кто-то равнодушно проходил мимо танго нуэво, а кто-то и яростно накинулся на Франкенштейна, изувечившего танго. Что ж, лучшая защита – нападение. Пьяццолла в ответ начал массированные выпады на старое танго и даже предложил журналистов, которые о нем пишут, сажать в тюрьму. Продолжая при этом долгие годы экспериментов.

И вот мало-помалу время стало догонять мятущуюся душу. Как это и бывает всегда в жизни: наши самые яркие, самые сильные желания исполняются с очень большим опозданием. Виноваты ли мы в том, что слишком страстно желали? Виновато ли время, вялое, липкое, тягучее и консервативное, в том, что оно не способно быстро и чутко реагировать на устремления сумасшедших? Виновны ли окружающие, которые говорят нам: ну-ну, покажи, что ты можешь; а это что еще такое; да в своем ли ты уме, дружок; кому ты нужен с этим бредом; мы так устали от вас, ненормальных. И вот они же; нет, простите, не они, а уже их дети, как две капли воды похожие на своих родителей – со своими же родителями спорят. Не потому, что более чутко развиты. А всего лишь потому, что моложе, и потому, что ищут повод поспорить с родителями. Дети кричат: да ведь это – новое слово! Новая эпоха! Новое танго!

Двадцать первое ноября

Инструмент дьявола

Бандонеон – инструмент, которым виртуозно владел Астор Пьяццолла. Один из главных атрибутов танго, без которого сегодня немыслима культура этой музыки.

Бандонеон – разновидность гармоники, что-то наподобие маленького аккордеона. Красивая штучка, издающая в умелых руках пронзительные и прекрасные звуки.

Падший ангел, который был создан в начале XIX века благочестивым немцем для исполнения духовной музыки в церквях Германии, в конце того же века завезен в Аргентину и быстро сменил возвышенную стезю служения Богу на скользкую дорожку развлечения улицы.

Танго его ждала.

Ей как раз не хватало новой игрушки: сначала опостылели скучные и привычные арфа и флейта, потом поднадоели постоянные спутники – скрипка и гитара.

Такого щемящего сердце звука она еще не слышала. Конечно, он в чем-то походил на звук аккордеона, гармоники и церковного органа, но все равно был другим. И как будто уже знакомым. Голос бандонеона собирал все звуки воедино и формировал их в особом порядке, который человеку неискушенному мог бы показаться хаосом. А кому, как не Танго, знать, как из хаоса рождается прекрасное…

В Москве не было ни одного бандонеона, и вдруг появились сразу два, абсолютно одинаковые, близнецы-братья. Человек, который их привез, один инструмент продал нашей танго-школе для использования на фестивалях и шоу, а второй оставил себе, как главный трофей музыкального магазина.

Я не могла налюбоваться на красивую маленькую гармошку, которую с гордостью демонстрировал мне Саша, руководитель школы. Он говорил: «Смотри, сам инструмент значительно меньше, чем аккордеон, а меха – длиннее. За счет этого создается такой душещипательный протяжный звук. Казалось бы, вот уже у него все силы на исходе, и звук должен вот-вот умереть, но он все длится и длится…»

Мне нравилось все: и этот протяжный звук, и необычным образом расположенные кнопочки, и лаковая поверхность деревянных деталей. А тут еще редакция запросила к очередной статье сделать несколько красивых фотографий «настоящего танго», и я решила, что изображение бандонеона будет гораздо достойнее украшать мой материал, чем колготки в сеточку крупным планом и прочая дребедень.

Уговорить руководителя нашей танго-школы, приятного флегматичного мужчину средних лет, особого труда не стоило. Он только предупредил: «Леночка, будь осторожна. В Москве такая игрушка стоит около четырех с половиной тысяч евро». Мысленно поразившись цене экзотической гармошки, вслух я клятвенно пообещала обращаться с ней очень бережно.

Саша, наверное, что-то чувствовал. Он вручил мне бандонеон без колебаний, но как-то грустно посмотрел вслед, когда я гордо удалялась с добычей.

Штатный фотограф был знатоком своего дела. Он нашел удивительный и изысканный способ объединить холодную прагматичную Москву и темпераментное аргентинское танго. Мы фотографировались на одной из просторных столичных крыш, откуда открывается великолепный вид на город. Без пафоса «танго на экспорт», правда, не обошлось – в качестве партнера мне выписали молодого человека из числа бальников, который согласился подработать фотомоделью. Идеально красивый и стройный, роста чуть выше среднего, с безупречным загаром, тщательно набриолиненными волосами и холодной улыбкой. «Вот так мачо, мечта любой зрелой дамочки – завсегдатая стриптиз-клуба», – подумала с усмешкой я. Мачо, впрочем, демонстрировал завидную морозоустойчивость – в отличие от меня, насквозь продрогшей в вечернем платьице на ноябрьском холоде. Согреться не помогало даже «топливо» – хороший коньяк вперемешку с горячим чаем. Но, наконец, все красоты танго в Москве были отсняты, и мы спустились с крыши в помещение погреться. Фотограф же задержался: сначала он хотел пофотографировать отдельно бандонеон в лучах ноябрьского заката, потом ему вдруг потребовалось сделать несколько урбанистических пейзажей.

Коньяк, призванный согреть меня на крыше, в помещении начал проявлять свои главные качества: мягко, но настойчиво ударил сначала в ноги, затем в голову. Первой жертвой был мачо. Я заметила, что он шепелявит, и, не стесняясь, передразнивала каждое его слово. В особый восторг меня приводило именно сочетание безупречной внешности и дефектов речи. Мачо сердился, хотя и не подавал виду, и при первой же возможности покинул нашу компанию. Мне стало скучно и захотелось пойти к фотографу.

– Сейчас, Лен, последний кадр. Смотри, как красиво бьет последний луч из-за этой высотки…

– Да-а-а… красота, а давай-ка меня еще разочек щелкнем с бандонеоном в руках, тоже на фоне заката, а?

Я так и не поняла, чем скользким умудрилась испачкать руки в помещении. Инструмент дьявола выскользнул из моих нетрезвых рук и полетел в пропасть. Вроде и не небоскреб, но я даже не слышала, с каким звуком он разбился. Более того, я даже не слышала, что мне сказал наш фотограф (а ведь он что-то говорил в этот момент), что сказали набежавшие сотрудники. Вот четко помню только, что последний лучик солнца окончательно скрылся за высоткой.