Текст книги "Вокруг трона Медичи"

Боттичелли занял особое место среди художников Кватроченто, увлеченных разработкой перспективы. Его не занимали придворные празднества и пышные парады. Эпикурейский дух, царивший при дворе Лоренцо Великолепного, был ему чужд. Одухотворенность и мягкий лиризм стали характерной чертой его творений. Его кисти принадлежит портрет Джулиано Медичи, но особенно примечательны его полотна «Весна» и «Рождение Венеры».

На первой картине, написанной по мотивам стихотворения Полициано, Весна, юная и прекрасная, с лицом задумчивым и, пожалуй, несколько грустным, окружена сказочными существами, олицетворяющими божественную душу молодой природы. Здесь и Флора, древняя италийская богиня цветов, рассыпающая по траве свои яркие весенние подарки; и юные грации в полупрозрачных трепещущих одеждах. Но весна недолговечна; не случайно справа художник поместил зловещее существо, нападающее на одну из граций.

Согласно легенде, живописец был безответно влюблен в свою восхитительную натурщицу. И действительно, глядя на эти чудесные картины, трудно представить, что автор был равнодушен к модели.

Одной из самых изумительных картин Боттичелли по праву считается «Рождение Венеры». Юная богиня с лицом Симонетты стоит на перламутровой раковине, плывущей по морю. Безграничное море, небо, волнистые линии берега, легкие дуновения ветра, деревья и цветы, рассыпанные Флорой, обрамляют стройную фигуру Венеры. Боттичелли изобразил не языческую богиню, неверную супругу Вулкана, любовницу сурового Марса и покровительницу любовных похождений. Ее девственная чистота не таит в себе чувственных соблазнов, ее тонкое одухотворенное лицо напоминает лик мадонны. Венера Боттичелли сродни платоническим идеалам Марсилио Фичино, для которого Любовь олицетворяла слитность Бога и мира, а красота представлялась лучом божества, пронизывающим своим сиянием земную сферу.

Суровая проза жизни вторгалась в хрупкий мир искусства.

В 1476 году в Милане в соборе Св. Стефана был убит герцог Галеаццо Сфорца. Трое молодых дворян из личной ненависти нанесли ему несколько ударов кинжалом в живот и горло, потом его добили наемные убийцы.

Галеаццо не был гуманным правителем. По малейшему подозрению он приговаривал к смерти. Рассказывали, что любимым его зрелищем была казнь, придуманная им самим: приговоренного зарывали по шею в землю и насильно вливали в рот нечистоты, пока тот не испускал дух. Худшие из его пороков были отмечены характерной для династии Висконти печатью безумия. Но его непопулярность обусловливалась скорее высокими налогами, чем характером самого Галеаццо. Он оставил вдовой савойскую принцессу Бону. Слава о красоте Боны гремела по всей Европе, но муж скоро охладел к ней. Она стала матерью двух его сыновей и дочери. Теперь престол Миланского герцогства должен был перейти к старшему сыну убитого герцога, восьмилетнему Джану Галеаццо под регентством вдовствующей герцогини. Ведущие итальянские державы отправили герцогине своих послов, чтобы выразить соболезнование и в случае необходимости предоставить свою помощь. Сикст IV особо пообещал использовать все находящиеся в его распоряжении средства, как духовные, так и материальные, чтобы предотвратить беспорядки.

Младший брат тирана Людовико, прозванный Моро, решил захватить власть. Его первая попытка потерпела неудачу, и он был изгнан из Милана.

Перемена власти в Милане не могла не затрагивать интересов Флоренции. К счастью, первое время отношения обоих государств мало изменились.

В это время воспряли противники дома Медичи во Флоренции: Питти, Аччиаоли, Строцци, и особенно надменные Пацци. Они являлись самыми опасными противниками Медичи в банковском ремесле и особенно ненавидели Лоренцо, обвиняя его в том, что он закрыл им пути на политическую арену. Они возражали против передачи власти Лоренцо после смерти Пьеро. Эта семья занимала положение не ниже Медичи, была так же богата, но принадлежала к значительно более знатному роду. Один из Пацци, известный еще во время первого Крестового похода, когда о Медичи не упоминалось вовсе, участвовал во взятии Иерусалима. Из Палестины он привез три камня от подножья Святого Гроба. Во время церковных праздников эти святые камни торжественно вывозили на специальной тележке. Дворяне-банкиры вели свои финансовые операции с коронованными особами Европы, пользовались расположением папского престола и имели много сторонников в городе. Одному из Пацци Медичи отдали в жены свою принцессу, но не упускали возможности ослабить конкурентов.

Пресловутый денежный вопрос еще более накалил отношения между соперничающими фамилиями. Джованни Пацци женился на очень богатой наследнице Беатриче Борромео. Перед смертью ее отец передал все имущество дочери, но не составил завещания. Лоренцо решил отобрать у Пацци это наследство. Он провел закон, по которому при отсутствии завещания все добро переходило ближайшему родственнику мужского пола. В 1474 году этот закон был признан имеющим обратную силу. Наследство досталось Карло, племяннику Борромео, стороннику Медичи. Ни с точки зрения справедливости, ни согласно нормам права это решение не было безупречным.

Джулиано Медичи неоднократно выражал по этому поводу свое негодование Лоренцо, убеждая его, что можно все потерять, когда желаешь приобрести слишком много.

Злопыхатели во главе с Пацци обвиняли Лоренцо в том, что он простирает руку к общественному достоянию, чего никогда не делал Козимо; что он берет деньги на покрытие своих расходов не только из «Кассы государственного долга», но даже наложил руку на благотворительный фонд «Касса для девиц», в которой хранилось приданое бедных девушек – капитал, составленный из частных пожертвований. Он всегда считался неприкосновенным.

Когда Сиксту IV потребовались деньги на покупку Имолы, он был не настолько наивен, чтобы просить кредит для этого у своих банкиров, которыми являлись Медичи. Зато Пацци успели снискать его расположение. Сикст вопреки традиции, просуществовавшей несколько поколений, отказался от услуг Медичи как банкиров и стал вести финансовые дела с домом Пацци, чем нанес жестокое оскорбление Лоренцо.

Нетрудно догадаться, как был разъярен Великолепный, когда узнал, что Пацци предоставили папе долговременный кредит для покупки Имолы.

Вокруг Пацци сплачивались недовольные. Их предводителем стал Франческо Пацци, один из трех сыновей старого Якопо. Ненавидя флорентийских правителей, он по большей части жил в Риме и состоял в большой дружбе с графом Джироламо Риарио. Вместе они часто жаловались на поведение Медичи и, наконец, рассудили, что необходимо произвести во Флоренции переворот, который может кончиться удачей, если убить Лоренцо и Джулиано. К младшему Медичи Франческо испытывал особо лютую ненависть: может быть, предмет его воздыханий, прекрасная Примавера Руччелаи, слишком часто останавливала на Джулиано нежный взгляд.

В свой замысел заговорщики посвятили пизанского архиепископа Франческо Сальвиати. Прелат, связанный родством с домом Пацци, не был другом Медичи. Пиза, полностью зависимая от Флоренции, заслуживала духовного пастыря из правящего дома. После кончины предыдущего архиепископа Филиппо Медичи Лоренцо яростно возражал против назначения Сальвиати, хотя личной вражды к нему не испытывал, и предлагал папе Сиксту кандидатуру своего ставленника. Мстительный Сальвиати стал смертельным врагом Лоренцо.

Сальвиати, Пацци и Джироламо Риарио привлекли к заговору Джованни Монтесекко, папского кондотьера. Поначалу тот не желал принимать участие в таком недобром деле, но его убедили. Вовлекли в это преступление Бернардо Бандини и Наполеоне Францези, юношей сильных и смелых, многим обязанных Пацци. Папа и неаполитанский король Ферранте обещали заговору свою поддержку.

Сикст IV направил Лоренцо просьбу принять его внучатого племянника Риарио со свитой в прекрасном городе Флоренции. Правитель, неизменно дипломатичный, пошел навстречу святому отцу и решил оказать гостеприимство племяннику папы, 17-летнему кардиналу Рафаэлю Риарио как почетному гостю. Юноша учился в Пизанском университете на юриста. Лоренцо воспринял визит Риарио как предлог его дяди пойти на мировую и собирался после мессы устроить в честь него великолепное пиршество.

В огромном соборе Санта Мария дель Фьоре, называемом флорентийцами попросту Дуомо (собор), собралось большое общество: Лоренцо со своими друзьями и множество народу. Среди них затаились заговорщики, но в церкви не было Джулиано. А заговор основывался на уничтожении обоих братьев: убивать одного из них было бессмысленно.

Пацци и Бернардо, которым было поручено расправиться с младшим Медичи, отправились за своей жертвой. В этот день Джулиано не собирался в церковь, отговариваясь нездоровьем и усталостью. Но заговорщики настаивали, приводя множество резонов. Нехотя он уступил их настояниям. Ведя Джулиано в собор, они как бы в шутку тщательно ощупали свою будущую жертву на предмет наличия кирасы или иных приспособлений для защиты.

Лоренцо и Джулиано хорошо знали, как ожесточены против них Пацци, но были далеки от того, чтобы опасаться за свою жизнь. Поэтому они делали вид, что дружески расположены к ним. И это сочетание проницательности и слепоты сыграло роковую роль.

Во время службы убийцы стояли возле Лоренцо и Джулиано. В назначенный момент Бернардо нанес Джулиано коротким, специально для этого предназначенным, кинжалом удар в грудь. Джулиано, сделав несколько шагов, упал, и тогда на него кинулся Франческо Пацци, нанося удар за ударом, причем с такой яростью, что довольно сильно поранил себе ногу.

Еще двое заговорщиков-священников набросились на Лоренцо и нанесли ему несколько ударов, но лишь поранили горло; хлынула кровь. Франческо Нери[15]15
  Франческо Нери происходил из семьи, известной своей знатностью и преданностью Лоренцо. Теперь улица во Флоренции носит его имя: Де Нери.


[Закрыть] заслонил своим телом друга, и священник ударил его кинжалом в живот. Друзья Великолепного образовали вокруг него заслон, защищая от приспешников Пацци и испанцев кардинальской свиты, и отступили к ризнице. Захлопнув дверь, Полициано успел повернуть в замке ключ. На случай, если кинжал священника был отравлен, Ридольфи отсосал кровь из раны Лоренцо. Тем временем весь город вооружился для спасения своего правителя.

Заговор Пацци не удался.

Старого Якопо Пацци забили камнями. Мальчишки долго таскали его обнаженный труп по городу, пока не сбросили в реку. Франческо, голого, истекающего кровью, повесили в одном из окон дворца для всеобщего обозрения. Секунду спустя за ним последовал архиепископ Сальвиати, который в последнее мгновение успел повернуться к сообщнику и то ли от непроизвольного сильнейшего спазма, то ли в приступе ярости впился зубами в плечо Франческо. Зрелище было ужасное.

Лоренцо был снисходительным правителем и совершил для города много добрых дел, но он никогда не давал угаснуть людской ненависти к семейству Пацци.

Но и кардинал Риарио на всю жизнь запомнил перенесенный ужас, заточение и страх смерти. Много лет спустя, когда папой стал Джованни, сын Лоренцо Медичи, Рафаэль Риарио готовил заговоры против него.

Лоренцо добился от Синьории конфискации имущества Пацци и других аристократов, причастных к заговору, осуждения, изгнания заговорщиков и вынесения около 400 смертных приговоров. На стенах Барджелло Сандро Боттичелли и другие художники написали фрески с изображением казненных (фрески были уничтожены в 1494 году во время изгнания Медичи).

После подавления заговора власть Великолепного во Флоренции стала безграничной.

Муж сестры Лоренцо, Гульельмо Пацци, укрылся в его доме, и сумел спастись благодаря своей непричастности к делу и из-за слез и молений своей супруги Бьянки. Но он был приговорен к изгнанию, а его двоюродных братьев, оставшихся в живых, заключили в темницу крепости Вольтерры. По другим сведениям, все мужские представители семьи Пацци старше двенадцати лет были умерщвлены.

Бьянка не последовала за мужем в изгнание.

Папские войска, сосредоточенные для оказания поддержки восставшей Флоренции, при известии о провале заговора повернули обратно.

Тем не менее Лоренцо отправил жену и детей в Пистойю, хорошо защищенный город, где их приютила родственная семья Панчатики. Затем перевел на виллу Кафаджоло – она была укреплена и находилась в укрепленной местности Муджелло.

Однако флорентийцы вынуждены были вернуть папе его племянника-кардинала и потеряли возможность диктовать свои условия.

Сикст и король Неаполя не получили желаемого посредством заговора и решили добиться этого войной.

Напрасно король Франции, герцогство Миланское и германский император заявляли понтифику[16]16
  Титул папы римского; буквально – «строитель мостов».


[Закрыть] свое неудовольствие. Упрямый властный старик отлучил от власти Лоренцо и весь состав Синьории, вменив им в вину все политические акты Флоренции, направленные против Святого престола и его сановников. Таким деянием он называл повешение Сальвиати. Сикст требовал личного извинения властителя Флоренции и грозил ему войной с Неаполем.

Неаполитанское королевство, самое южное государство Италии, было при этом слабым и отсталым. Страной правил незаконный отпрыск Альфонса V Арагонского Фердинанд (Ферранте).

Ферранте Неаполитанский – один из самых жестоких и коварных правителей Европы. Он получил Неаполь по завещанию отца, хотя многие итальянские вельможи оспаривали его права. Ведь и его отец, великий Альфонс V, захватил корону Неаполя, отобрав ее у родственника французского королевского дома Рене Анжуйского[17]17
  Действие оперы П.И. Чайковского «Иоланта» происходит при дворе короля Рене Анжуйского.


[Закрыть]. Франция считала, что согласно международному праву и династическим канонам Неаполь принадлежит ей. Правда, в свое время бездетная и беспутная неаполитанская королева Жанна II, последняя представительница Анжуйской династии, усыновила Альфонса V и отписала ему королевство как какую-нибудь ферму или вотчину. Но потом она одумалась, расторгла этот постыдный договор и усыновила Людовика Анжуйского. Началась война между приемными сыновьями королевы – испанцем и французом, – но решительного успеха никто из них не добился. К тому же у Людовика скоро закончились деньги, и он вынужден был заключить мир. Он умер за три месяца до смерти королевы, которая успела назначить своим наследником его сына Рене Анжуйского. Рене носил титул короля Неаполя, но постоянно жил в Провансе, а Альфонс V реально правил королевством и передал его по наследству своему сыну.

Ферранте был жесток от природы, а необходимость постоянно защищать свои права с мечом в руках сделала его и вовсе безжалостным. Он покровительствовал ремеслам и торговле, не был чужд культуре и привечал людей искусства – тех, кто не боялся в один прекрасный день стать экспонатом коллекции короля. Ферранте приказывал убивать своих врагов и просто неугодных, а затем делать из их тел чучела. В отведенной под эту коллекцию комнате король любил обедать в окружении своих мертвых врагов, ведя с ними долгие беседы. По праздникам слуги наряжали чучела в богатые одежды. Всего таких собеседников было 49, и окружающие с ужасом думали о том, что Ферранте вскоре захочет округлить свою коллекцию.

Однако во всем остальном он проявлял редкое здравомыслие и исключительные дипломатические способности.

Неаполитанское королевство на юге Италии оставалось яблоком раздора для европейских королевств и итальянских государств.

Зная, что Флоренции помогает только Милан, король Ферранте стал чинить регентше такие препятствия, чтобы она не думала о чужих делах, а пыталась поправить свои собственные.

Граждане сохраняли верность Медичи, но в военном отношении папа и Неаполь сильно потеснили их. За два года войны враги продвинулись далеко в тосканские земли. Однако Лоренцо жил и дышал местью и упорно продолжал преследование оставшихся в живых врагов. Бернардо ди Бандино, убийца Джулиано, бежал в Константинополь. Он думал, что там его не достанет рука мстительного правителя Флоренции, но Мухаммед II выдал его Лоренцо. Бандино был повешен; Джованни де Монтесекко после длительного следствия – обезглавлен.

В 1480 году Лоренцо предпринял свою знаменитую поездку в Неаполь для примирения с королем Ферранте. Обаяние и ум помогли заключить мир с Неаполитанским королевством. Он сумел его убедить, что твердая власть дружественно настроенных Медичи во Флоренции выгоднее, чем зависящее от колеблющегося настроения народных масс республиканское правление. Неаполь заключил с Флоренцией дружеское соглашение. Потеряв союзника, папа вынужден был пойти на уступки.

Авторитет Лоренцо поднялся после этого на необычайную высоту.

Старый мост служил домом для дубильщиков и красильщиков, которые сбрасывали ядовитые отходы прямо в реку Арно. Лоренцо воспротивился такому порядку. В результате река почти совсем очистилась, а дубильщики и красильщики теперь работали в специально отведенном для них районе города.

Городскую бедноту Великолепный привлекал беспрестанными праздниками и бесплатной раздачей пищи. Он взял на себя обязанности своей матери Лукреции, которую во Флоренции называли «приютом всех несчастных». Она скончалась после тяжелой болезни весной 1482 года. Печаль Лоренцо не поддавалась описанию. Уже по прошествии некоторого времени он признавался в письме одной из просвещенных женщин Италии: «Я испытываю страшное горе, потерял я не просто мать, а единственное убежище от неприятностей и вдохновительницу всех моих начинаний». И долго, до самой своей кончины, правитель скорбел: «Лишь вспомню о ней – разрывается сердце».

Но надо было жить, управлять своим обширным «хозяйством», поддерживать престиж фамилии, оказывать покровительство людям искусства.

На вилле Кареджи принимали приезжавших к нему на поклон итальянских вельмож и правителей небольших стран Европы. Ему присылали богатые дары из отдаленных стран Востока: в числе роскошных даров от султана были жираф и ручной лев. В городе его боготворили. Он же старался блеском своего двора удержать расположение сограждан, доказать, что он сам и дом Медичи необходимы Флоренции.

Лоренцо Великолепный вслед за Козимо Старым полагал, что для чести и блага страны художники нужней чиновников и полководцев, окружал их большей пышностью, чем своих придворных, и предоставлял им полную свободу работать, не зная никаких забот.

Странно, что Лоренцо не отдал должного исключительному дарованию Леонардо да Винчи. Известная проницательность Великолепного на этот раз изменила ему. Он не дорожил талантом Леонардо, предпочитая ему других художников, и с легкостью отпустил гения ко двору Миланского герцога. Правда, ходили слухи, что Синьория получила донос[18]18
  Анонимы обычно опускали свои доносы в сосуд в виде львиной головы у ворот палаццо Веккио. Существование доносчиков было неизбежно в эпоху заговоров, соперничества и мелочной ненависти. Лоренцо, имея горький опыт заговора Пацци, поощрял позорные ящики, ибо внутри них могло быть найдено нечто важное, даже жизненно важное.


[Закрыть] от некоего молодого натурщика на противоестественные склонности Леонардо и еще трех человек, и правитель предпочел отправить его в Милан, удалив художника из Флоренции, чтобы не давать хода обвинению в содомии.

Леонардо да Винчи (1452–1519), обычно причисляемый к кругу гуманистов, на самом деле к этой группе не принадлежал и даже с некоторым предубеждением относился к их схоластической учености.

Он выступал решительным противником умозрительной книжной науки, бесплодного философствования о таких «великих проблемах», как Божество, Душа, Разум и пр.; он считал лишенным ценности созерцательное знание, не соединяющее мысль с действием, не подтверждающее теорию практикой. Отвлеченное мышление, не опирающееся на опыт, – утверждал он, – не может быть плодотворным. Только опыт открывает путь к познанию законов природы, но в конечном итоге они познаются разумом, ибо сама природа устроена разумно. Посредником между опытом и знанием стоит математика, отражающая и раскрывающая рациональный порядок вещей – символ божественного их происхождения. Лишь в этом Леонардо приближался к платоновскому направлению в гуманизме и идеям Марсилио Фичино.

Между тем очарование личности Леонардо было неоспоримым. Д. Вазари пишет о редком сочетании красоты, грации и гения, «благодаря которому к чему бы ни обращался такой человек, каждое его действие оказывается таким божественным, оставляя всех далеко позади, и вполне очевидно, что это должно быть нечто дарованное Богом, а не приобретенное посредством искусства». Таким, продолжает он, был Леонардо, который кроме телесной красоты, которая никогда не сможет быть оценена в достаточной мере, обладал бесконечным изяществом во всех своих действиях: и таков был его талант, что он мог постичь любой предмет, сколь бы сложным он ни был, сконцентрировав на нем свое внимание. Его физическая сила соответствовала его искусству, и было нечто величественное, даже королевское во всем облике этого человека.

Теперь этот волшебник, гений, чарователь, актер и астролог отправился в герцогство Миланское.

В это время в Милане произошли, события, которые не могли не взволновать флорентийское правительство.

Между братьями Джан Галеаццо, которые хотели власти, и матерью малолетнего наследника, стоявшей на страже прав сына, возникла распря. Савойская красавица во всем подчинялась разумным советам своего умного канцлера и флорентийского посла Томмазо Содерини, поэтому ее партия одержала верх. Принцам пришлось бежать из Милана, причем Оттавиано утонул, перебираясь через Адду, а другие два брата были сосланы. В Ломбардии наступило успокоение, что было невыгодно папе и королю Ферранте. Они поддержали братьев Сфорца, старший из которых, Людовико, по прозвищу Моро, стал, в конечном итоге, виновником страшных бедствий не только своей родины, но и всей Италии.

Проводя успешную политику, Бона Савойская оставалась всего лишь слабой женщиной. Молодость и красота не столько ей помогали, сколько усложняли жизнь. В последние годы супруг пренебрегал ее достоинствами. Он сам назначил Антонио Тассино, пригожего паренька из незнатной феррарской фамилии, личным слугой герцогини. После гибели герцога она приблизила Тассино к себе. Возможно, их сближению содействовали враги герцогини, надеясь проводить через него свою политику. Во всяком случае, канцлер весьма этого не одобрял, и сколько мог, старался ослабить влияние Тассино на герцогиню. Но напрасно. По совету фаворита она вернула в Милан братьев Сфорца, давших клятвенное обещание, что не причинят вреда канцлеру. Однако на третий день по их возвращении его схватили и заточили (по другим сведениям, спустили с горы в бочке, утыканной изнутри гвоздями, обезглавили и пр.).

Потеряв верного друга и советчика, Бона поначалу не ощутила горечи утраты. Дела правления утомляли ее – она, нежная женщина, и так сделала для герцогства очень много. Прежние враги оказывали ей великие почести и всячески угождали. Они не препятствовали ее связи с молодым человеком, разрешали богато одаривать Тассино, который получил комнаты возле ее покоев, возил ее по городу на крупе своей лошади, и вообще у них были сплошные праздники да танцы.

Людовико, с горечью видя, как утекают богатства, накопленные его предками, страстно мечтал о власти.

Однажды утром по его приказу у Боны отобрали обоих ее детей. Затем захватили казну, которая была в то время самой большой во всем христианском мире, и велели герцогине дать отчет в ее расходовании. Герцогиню вынудили отказаться от своих прав, и опекуном обоих детей стал Людовико. Во все страны, особенно во Францию, были разосланы письма, обличавшие несчастную герцогиню как безнравственную женщину.

Почувствовав, что вся власть и военные силы герцогского дома у него в руках, Людовико замыслил пойти дальше. Он решил не брать на себя грех лишения жизни племянников, но устранить их со своего пути иначе.

Проще всего было с законной дочерью покойного герцога: ее выдали замуж сначала в Савойю, за родственника матери, потом за овдовевшего императора Максимилиана I. Людовико не видел в ней препятствия своим планам; наоборот, рассматривал ее браки как способ собственного возвеличивания. Поэтому за Бьянкой-Марией было обещано такое огромное приданое, что переполненный фамильной гордостью Максимилиан Габсбург закрыл глаза на «худородность» невесты, хотя многие и осуждали его за подобный мезальянс.

Законный молодой герцог Джан Галеаццо отличался характерной для ломбардцев красотой, но не имел ни ума, ни решительности. Людовико и не стремился умелым направленным воспитанием пробудить в молодом человеке лучшие стороны его натуры. Напротив, он не препятствовал ему закатывать пирушки, вести жизнь праздную и развратную. Но для подданных всегда играл роль доброго дядюшки: подыскал племяннику невесту из неаполитанского королевского дома, Изабеллу Арагонскую. Союз с Неаполем служил упрочиванию положения Милана.

Людовико не предполагал в юной девушке силы воли или способности к сопротивлению, наконец, простой сообразительности для понимания, что ее мужа сознательно спаивают, губят морально и физически. Ни один приближенный и ни один родственник герцога не попытался воспротивиться воле регента. Неожиданно таким человеком стала молодая и решительная жена герцога.

Раскрашенная деревянная скульптура, созданная с натуры при ее жизни, представляет принцессу стройной, соразмерной, черноволосой. Лицо довольно простенькое, отнюдь не поражающее красотой. Но никто из историков или современников и не называл ее красавицей. Превозносились лишь ее стойкость в борьбе за интересы мужа и детей. Власть ее была невелика, но Изабелла держалась за нее. Неумный муж повторял всем ее угрозы узурпатору, высказанные ему наедине. Людовико знал о ее планах и уже утопил нескольких гонцов, направленных ею к отцу. Неаполитанский дом с большим неодобрением наблюдал за тем, как власть уплывает из рук ее супруга. Дед Изабеллы, король Ферранте, начал подготовку к войне с Миланом. Война самого южного и самого северного итальянских государств неминуемо должна была затронуть интересы находящейся между ними Флоренции.

Верность – роскошь, которую не могло себе позволить ни одно итальянское княжество. В бесконечных сменах политики всегда присутствовала одна и та же схема: если одно государство становилось слишком сильным, другие объединялись против него и доводили до падения.

В этих условиях следовало иметь как можно больше союзников.

Сменивший Сикста IV Иннокентий VIII не принадлежал к числу сильных понтификов. Пока он прислушивался к советам Лоренцо Медичи, им удавалось поддерживать в Италии определенное равновесие сил. Но за все приходилось платить. Сикст потребовал в жены своему «племяннику» одну из дочерей Лоренцо. Этого папского любимца, развратного Франческо Чибо, из-за его карликового роста называли Франческетто. Он был ровесником Лоренцо и славился пристрастием к карточной игре; причем не всегда играл честно. В марте 1487 года в Ватикане состоялась свадьба Маддалены, самой красивой дочери Великолепного, и немолодого папского непота. Папский сын, картежный мошенник, завсегдатай публичных домов, расхититель папской казны, получил в свое полное распоряжение девочку, ломкая нежность и беззащитность которой так трогали Лоренцо и всю Флоренцию. После тяжелой беременности она родила сына. Папа назначил своего Франческетто верховным кондотьером церкви, но силы понтифика таяли. Распродав все, что должен был охранять – имущество церкви, церковные города и земли к северу от Рима, – Чибо, переодетый, бежал из Вечного города, не пожелав остаться у смертного ложа отца, бросив жену с ребенком на милость врага[19]19
  Потомки от этого брака взяли себе фамилию Малатеста (злой гвоздь) и до XVIII века правили крошечным (площадью чуть больше тысячи квадратных километров) княжеством, позднее – герцогством Масса Каррара.


[Закрыть].

Брак Лоренцо и Клариче дал много детей, но не превратился в гармоничный союз родственных душ. Молодая супруга, целомудренная, честная, ясная – на вкус Лоренцо, слишком ясная и незатейливая, – все свое время посвящала детям и церкви. «На вид скромна, сурова под рукою», – острословили друзья-гуманисты. Благородные девушки Кватрочетто, даже выглядя послушными и благоразумными, отличались смелым умом. Но угрюмо-высокомерный нрав Клариче определялся, по-видимому, не только слабым здоровьем, подорванным частыми беременностями и родами, но и полученным в Риме клерикальным воспитанием. Ее холодное бесстрастие, которое она считала необходимым проявлять на людях, сдержанная, но почти надменная улыбка не могли привлечь к ней сердца подданных, как привлекала импульсивность и отзывчивость Лукреции Торнабуони или рафинированная красота Симонетты Веспуччи. Благопристойная и безупречная, она не сумела, да и не стремилась стать членом веселого интеллектуального окружения Лоренцо, все более погружаясь в мелочные житейские заботы. У Лоренцо столько сил отнимало ее непонимание. Он так хотел, чтобы она была более общительной, более открытой для культурных контактов. Попытки мудрой, опытной в политических хитростях свекрови вовлечь ее в круг интересов культурной элиты общества не увенчались успехом. Известны многочисленные веселые и живые письма Лукреции, на которые невестка отвечала вежливо, но сдержанно и невыразительно. Так же коротки и бесцветны ее письма к мужу, которого она, по воспоминаниям современников, преданно любила и прощала его многочисленные измены. В этих письмах невольно проглядывает не столько обида, сколько огорчение по поводу недостаточного внимания со стороны супруга. Так, Клариче без упреков сообщает Лоренцо, что она и дети несколько дней подряд напрасно ждали его до трех часов ночи. Посылая ему свежую дичь, она коротко пишет, что не надеется сохранить ее до его приезда.

Лоренцо разочаровали умственная лень супруги, равнодушие ко всему, кроме семьи и церкви, прохладные и слегка отстраненные манеры, докучливые просьбы об устройстве дел ее родных. Великолепному пришлось постараться, чтобы добиться для брата Клариче, никчемного Ринальдо Орсини, назначения кардиналом курии.

Когда Лоренцо вознамерился дать в наставники подрастающим детям Полициано, Клариче резко возражала, не желая, чтобы ее детей учил безбожник, а также противясь общему усилению ренессансного влияния на неокрепшие умы.

Не Клариче, а Лукреция была дружна с Луиджи Пульчи (1432–1484) и подала ему идею написать пародию на рыцарские романы.

Пульчи родился во Флоренции, в купеческой семье и был связан узами личной дружбы с Лоренцо, который спас семью Луиджи от разорения после банкротства его старшего брата. Пульчи был безмерно предан Лоренцо; воспевал в стихах его победы на турнирах, увеселял его шутливыми сонетами и в то же время выполнял дипломатические поручения правителя в различных городах Италии.

Наверняка Лукреция и Пульчи вместе придумывали разнообразные злоключения своего героя и провели за этим занятием много приятных часов. Рыцарская фабула, изложенная в комической трактовке с сочным, грубоватым плебейским юмором, стала основной в поэме. Так получился «Большой Морганте».

Клариче очень любила своих родителей, у которых, по-видимому, черпала поддержку, следуя избранным ею путем, и часто гостила у них в Риме. Там она увидела Зою Палеолог, которая в то время выходила замуж через посредника за русского царя Ивана III. Насмешник Пульчи описал будущую русскую царицу Софью Фоминичну как безобразно толстую, вульгарно разукрашенную, смешную и отвратительную особу. Недаром на Руси она получила прозвище Фряжская Туша.