Текст книги "Время собирать камни"

– Ладно, парни, что мы все обо мне да обо мне. Вы давайте рассказывайте, как у вас у самих дела! Только вот что, холодает уже, давайте-ка мы с вами костерок разведем.

Виктор встал и принес от дома несколько старых досок. Пока Тоня ставила чай, они развели небольшой костер и теперь все трое горячо обсуждали что-то, стоя вокруг него. Тоня вынесла чайник и чашки, затем сделала бутерброды и только собиралась разложить все по тарелкам, как в кухню зашел Николай.

– Тоня, давайте я вам помогу. А то вы все вокруг нас хлопочете… – пробормотал он.

– Спасибо, – обрадовалась она, – вы бутерброды выносите, а я пока варенье в вазочку переложу.

– Да не нужно никакого варенья, – грубовато отозвался Николай. – Вы идите, посидите спокойно, а бутерброды я доделаю и вынесу.

Тоня удивленно взглянула на него и тут же поняла, что ей и правда не хочется ничего делать, а хочется сидеть под яблоневыми деревьями, у огня и смотреть на закат. Она кивнула и пошла в сад, закутавшись в шаль.

Искоса наблюдавший за ней Сашка решил, что мать права: Виктор оторвал себе настоящую красавицу, хоть и не по своему вкусу. Да и не по Сашкиному, честно сказать, – слишком серьезная. Ни поговорить толком, ни пошутить. Но фигура-то, фигура какая! Да, хороша бабенка.

Через час уже не обсуждали, кто чем занимается, а вспоминали старых приятелей и знакомых.

– Завадские, представляешь, в Америку свалили! – Сашка поворошил палкой ветки в костре.

– Да ты что! Давно?

– Да года три уже будет, пожалуй… Все вместе, с детьми и собакой.

– А Графку помнишь? – вмешался Николай.

– Хм, помню придурка, как не помнить.

– Так он вообще спился, теперь ходит по деревне, за стопку соглашается работать. Ну да работник-то из него тот еще!

– Уж точно! – согласился Сашка. – Что ни сделает – переделывать надо. К матери подкатывался, она его куда подальше послала. Теперь вроде у бабки Степаниды обосновался.

Виктор покачал головой и повернулся к жене:

– Тоня, вот к кому мы с тобой завтра зайдем. И вообще по деревне прогуляемся. Не поверите, мужики: неделю как приехали, а деревни еще и не видели.

– Ну, увидишь – удивишься. Половину домов приезжие перекупили и виллы себе отгрохали.

– Да ладно, виллы! – покосился на брата Николай. – Выдумываешь ты… Просто нормальные дома, добротные.

– Ага, ага… Ты те, которые с бассейном, что ли, называешь добротными? Нам бы такой добротный домик…

Виктор прищурился на костер. Да, и здесь многое поменялось. Обязательно нужно посмотреть! И с соседями познакомиться не мешает, Тонька правильно предлагает.

– Слушай, совсем как в детстве сидим, – заметил Сашка. – Раков не хватает. И картошки.

– Еще ребят почтальоновых и Андрюхи, – добавил Николай.

Наступило молчание. Тоня хотела спросить про почтальоновых ребят, но тут калитка за яблонями заскрипела, и раздался громкий бас:

– Эй, можно к вам на огонек?

– Милости просим! – крикнул Виктор, поднимаясь.

Через несколько секунд на тропинке между яблонями показался крупный, толстый человек с черными кудрями.

– Разрешите представиться, – прогремел он, подходя ближе, – Аркадий Леонидович, ваш сосед. Живу вон в доме, который стоит за соседним, заброшенным. Увидел свет в саду вашем и полагал, по своей наивности, что от костра, но теперь вижу, что ошибся. Сударыня, – поклонился он Тоне, – ваша красота озаряет Калиново, как свет зари.

Тоня во все глаза смотрела на странного гостя, а Виктор и братья уже знакомились, представлялись, усаживали его около костра. Выяснилось, что Аркадий Леонидович сначала снял в Калинове дом на весь июнь, а потом, «соблазненный дивным, дивным пейзажем», взял да и купил его.

– И что вы думаете? – громогласно вопрошал Аркадий Леонидович, тряся черными кудрями. – Так местная природа на меня подействовала, что я даже оперировать стал лучше!

– О, так вы хирург? – поднял брови Виктор.

– Милый вы мой, я не просто хирург, я пластический хирург! Предлагаю, так сказать, новую жизнь с новым лицом. Ну, или не обязательно с лицом.

– В каком смысле? – не понял Сашка.

– В том смысле, милый вы мой, что не всем нужно менять лицо, некоторые заинтересованы в смене совершенно других частей тела. Среди присутствующих таких нет, я полагаю? – Он цепким взглядом обежал лица собравшихся.

– Так вы что, вроде как мужчин в женщин… и наоборот, что ли? – догадался Николай.

– Что ли, что ли, – довольно подтвердил Аркадий Леонидович. – Вот именно этим наша клиника и занимается. Ну, не только, конечно, но в том числе. Так что если понадобится квалифицированная медицинская помощь, обращайтесь. «Неомедсен» наша клиника называется. Да я вам визиточку свою оставлю.

Жестом фокусника Аркадий Леонидович выхватил непонятно откуда несколько черных прямоугольников и раздал их. На них значилось: «Аркадий Леонидович Мысин. Хирург. Клиника „Неомедсен“. И телефоны.

Виктор оценил и плотную рифленую бумагу, и золотую вязь на черном фоне. Аркадий Леонидович Мысин произвел на него впечатление чего-то среднего между авторитетом от медицины и шарлатаном от нее же.

– А как же вы в клинику отсюда ездите каждое утро? – осведомился он. – Не далеко?

– Ну, во-первых, вы же тоже на работу отсюда добираетесь, как я понимаю, – возразил хирург. – Во-вторых, операции не каждый день. И в-третьих, при плотном графике я остаюсь в городской квартире, она у меня удачно расположена, в пяти минутах пешим ходом от клиники.

И Аркадий Леонидович рассмеялся негромким, довольным смехом.

– А вы один здесь живете? – спросила Тоня.

– Нет, милая моя, не один, а с дражайшей своей супругой, Лидией Семеновной. Она в деревне немного скучает, так вы заходите, познакомьтесь, милости прошу, всегда и без церемоний!

Виктор спросил о количестве операций, Сашка еще какой-то вопрос прибавил, и разговор завертелся вокруг практики Аркадия Леонидовича. Николай тоже время от времени вступал в беседу, а Тоня сидела молча, с удовольствием прислушиваясь к мужским голосам и веселому смеху, сопровождавшему очередную шутку Аркадия Леонидовича (причем громче всех смеялся он сам). Первый раз за все время, что она жила здесь, ей показалось, что в Калинове и в самом деле так хорошо, как обещал Виктор. Они будут собираться с друзьями вечерами под яблонями, готовить шашлыки – купят кресла в сад, у Вити где-то был мангал… А она наварит много золотистого варенья с прозрачными дольками, плавающими в нем, сладкого и ароматного. И с работой как-нибудь устроится. А еще лучше родить ребенка, хорошо бы мальчишку, чтобы рос здесь здоровым. Вопрос с садиком для него потом решить можно. Наверное, Виктор по утрам будет отвозить его в райцентр… или она, если машину купят еще одну….

Виктор бросил взгляд на спящую Тоню и покачал головой. Все, жену сморило. Ненадолго же ее хватило – всего день завалы старые разбирали, и она под такой шум уснула. Домой, что ли, ее отнести? Нет, еще проснется… Ладно, пускай тут спит. Он поправил на Тониных плечах съехавшую шаль и повернулся к костру.

– Так я не понял, Аркадий Леонидович, что вы ему вставили?

На противоположной стороне улицы около богатого большого дома с черепичной крышей стоял его хозяин Савелий Орлов и хмуро смотрел в сторону почтальонова сада. Он видел отблески костра в темноте августовского вечера и слышал хохот, доносившийся оттуда. Да, правильно Лизка с Данилой говорили, все правильно. Купили дом. Савелий прищурился.

Черт возьми! Он ведь узнавал, не продается ли дом, и ему ясно сказали, что хозяева против продажи. И деньги он предлагал не просто неплохие, а очень неплохие: шутка ли, две цены! Нет, все равно отказали. Может, конечно, сами хозяева вернулись, но что-то не очень похоже. У забора стояла «Ауди», а хозяева-то, как он слышал, в лучшем случае могли велосипед отечественный себе позволить.

Из ворот высунула голову младшая, Лизка, хотела что-то сказать, но, увидев лицо отца, быстро юркнула обратно. В семье знали, кто в доме главный и кого нельзя беспокоить, если он рассержен. А сейчас Савелий был не просто рассержен – он был взбешен. Он купил этот дом полгода назад, за два месяца конфетку из него сделал и, если бы не теперешний хохот на другой стороне улицы, был бы всем доволен. А что мать ходит смурная, так ничего, ради внуков перебьется. Дом для нее отгрохал, слава богу! Баню поставил с бассейном небольшим, кухню такую заказал, что сама все готовит, так что нечего рыло воротить. Но какая же сволочь тот-то дом купила, а? Кто ж ему, Савелию Орлову, ухитрился дорогу перейти?

Конкуренты и партнеры Савелия Орлова знали, что дорогу ему лучше не переходить. Лучше вообще идти параллельным курсом и демонстрировать максимальное дружелюбие. В его собственной фирме его панически боялись все сотрудники и, если бы не получаемые ими весьма приличные деньги, давно разбежались бы, как тараканы. Семнадцатилетний Данила, старший сын Савелия, парень хоть и избалованный, но умный, от одного взгляда отца терял всю свою самоуверенность и чувствовал себя полным ничтожеством. Впрочем, такое ощущение рано или поздно возникало почти у всех, кто общался с предпринимателем Савелием Орловым, поэтому друзей у него не водилось. Врагов, впрочем, теперь тоже. Похожий на бультерьера, облагороженного последними достижениями стилистов, Савелий пер как танк в любой области, начиная от своего бизнеса и заканчивая вопросами воспитания собственных детей. И вот первый раз за последние три года он видел: то, чего он добивался, не получилось. Мало того – получилось у кого-то другого! С твердой решимостью узнать, кто обосновался в выбранном им для себя доме, Савелий повернулся и, тяжело ступая, вернулся во двор.

Через полчаса после его возвращения из дома вышла Ольга Сергеевна и встала около палисадника. Ей было совершенно очевидно, почему сын вернулся злобный. Кутаясь в платок, она смотрела в ту же сторону – в сторону почтальонова дома. Все разошлись, смех утих. Отсюда не было видно окон, и Ольга Сергеевна подумала: соседи уже спят. Губы ее медленно раздвинулись в улыбке, и если бы эту улыбку увидела Тоня, собиравшаяся знакомиться со всеми соседями, она бы десять раз подумала, прежде чем идти в гости к Ольге Сергеевне Орловой и ее сыну.

Двадцать лет назад

Мишка, Сенька и Женька, поднимая босыми ногами тучи пыли, шли к чернявскому дому. Со стороны они были похожи на трех мальчишек, потому что коротко стриженная черноволосая Женька напялила на себя короткие шорты, кепку и Сенькину застиранную футболку, в которой ее невысокая коренастая фигура совершенно терялась.

– Сто раз тебе говорил, – ворчал Мишка, – одевайся ты как девчонка. Вон на Юльку посмотри.

– Нечего мне на нее смотреть, – отозвалась Женька. – Нашел, кого в пример ставить! Она с Витьки глаз не сводит, как дура, а мне он на фиг не сдался.

Мишка искоса глянул на сестру и вынужден был признать, что даже в таком виде, нарочно ступая вразвалку, как пацан, его сестра была куда симпатичнее Юльки. Та маленькая, носик острый, вечно взъерошенная, будто у них расчески дома не водится. Воробей, одним словом. А Женька на мать похожа: глаза черные, большие, и кожа такая… красивая, короче. Как у Любки, дочери Светки-продавщицы. Только та – дрянь, а не девчонка, а Женька у них хорошая. Да, повезло им с сестрой.

Мишка поддел ногой дырявый мяч, валявшийся на дороге, и послал его Сеньке. Сенька, молниеносно отбив подачу, отправил мяч прямо в стену домишки бабки Степаниды.

– Эй, ты что делаешь? – прикрикнул Мишка. – Вот она тебе сейчас устроит!

– Да я не думал, что он так улетит, дырявый же, – оправдывался Сенька.

Думал, не думал… Силы девать некуда, вот что. Мишке было немного обидно, что брат младше его на три года, а сильнее и бегает быстрее, будто он старший, а не Мишка. Ладно, зато слушается его, как собачонка. Мишка в своей семье этот… как его… авторитет, вот! Надо будет при Витьке вставить, невзначай так, что он авторитет. Хорошее слово.

В Витькином дворе Колька, Сашка и Андрей, сидя на корточках, кидали ножички. Витька судил, а Юльке было наказано смотреть в сторону огорода, не появятся ли Витькины бабушка или мамаша, таких развлечений совершенно не одобрявшие. Она, привстав на скамейку и вытянувшись изо всех сил, смотрела куда было велено, время от времени переводя взгляд на Виктора. Тот, развалившись на скамейке, с усмешкой наблюдал за попытками Андрея победить Сашку.

– Черт, проиграл! – Андрей раздраженно бросил ножик в землю. – Это все от гитары – у меня мозоли на руках.

– О, слышите, кажись, почтальоновы идут, – насторожился Колька.

Раздался тихий стук, и из-за забора появились две черных головы.

– Открывай давай!

– А где Женьку забыли? – спросил Виктор, подходя к двери.

– Да тут я, тут, – выглянула из-за спин братьев девчонка. – Юлька пришла?

– Жень, я здесь! – пискнула Юлька, спрыгнув со скамейки. – Слушайте, может, не пойдем?

– А куда вы собрались? – раздался бабушкин голос, и сама она вышла из-за дома. – Мать знает?

– Знает, знает, – успокаивающе отозвался Витька. – Да мы недалеко, на болото за околицей.

– А бинокль отцов тебе зачем на болоте понадобился? – с неожиданной проницательностью спросила бабушка.

Витька выскочил за забор и оттуда крикнул:

– Уток высматривать!

Глядя на всю компанию, направляющуюся в сторону околицы, Дарья Михайловна только головой покачала. Опять Витька что-то выдумал. Какие утки? Господи, припекает-то как! Надо Нинку домой звать, сгорит вся или голову напечет.

С мыслями о дочери Дарья Михайловна побрела на огород. Если бы она задержалась у калитки подольше, то увидела бы, что шестеро парней и две девчонки не свернули в прогон, а прошли дальше, к тому концу деревни, который многие, крестясь, называли ведьминским.

– Витька, не жилься, дай посмотреть!

Виктор не отрывал бинокля от глаз.

– Да перестань, Сашка, и так все видно. На фига еще бинокль тащить надо было? К тому же старый…

Виктор взглянул на Андрея, критиковавшего его бинокль.

– Может, он и старый, а окуляры у него получше, чем у нового будут, – недовольно заметил он. – На, Сань, посмотри.

Они лежали в высоких зарослях травы, на пригорке, неподалеку от дома Антонины, и изучали небольшой двор. Даже прогрессивные родители Виктора запретили ему ходить сюда, после того как Витькина бабушка что-то там наговорила его матери, а уж остальных и вовсе ждала бы хорошая порка, узнай родители, что они пошли к ведьминому дому. Поэтому время от времени Сенька оглядывался назад, посмотреть, нет ли кого со стороны дороги, кто мог бы рассказать родителям, где видел их отпрысков. Но дом Антонины стоял на отшибе, да и палящая июльская жара загнала всех по домам. И все же ребята время от времени дергались и оборачивались, не доверяя полностью бдительности Сеньки. Спокойнее всех был Андрей, родители которого ничего про Антонину не знали, а если бы и узнали, то вряд ли так серьезно к ее принадлежности к колдовскому клану отнеслись.

– Нет там никого, – шепотом сказал Колька. – Пацаны брешут, как собаки.

– Есть, – помолчав, отозвался Сашка. – В сарае.

– Ну-ка, дай посмотреть.

Сашка передал бинокль брату, и теперь Колька пристально вглядывался в дом Антонины. Вот какая-то тень мелькнула за окнами, вот она сама вышла на крыльцо….

– Ложись!

Все приникли к земле. Через минуту Андрей осторожно поднял голову и убедился, что женщина сошла с крыльца и идет в сторону сарая с мисками в руках.

– Сейчас собак кормить будет, – догадался он.

– Щас… – покосился на него Мишка. – У нее собак отродясь не водилось, к ней и так ни один вор не полезет. Кот какой-то живет облезлый, и все. К нему она и идет, к тому парню.

– Да что он, в сарае живет, что ли?

– В сарае, значит.

– Тихо! – шикнул Витька, и все замолчали.

Высокая статная женщина с длинными косами, уложенными вокруг головы, подошла к сараю, остановилась и что-то сказала. Без всякого бинокля раскрывшим рты ребятам было видно, как оттуда выползла странная фигура и начала кататься в ногах у Антонины. А та стояла, не двигаясь, с мисками в руках. Потом поставила миски на землю, повернулась и пошла в дом. Человек на земле пополз за ней. Теперь было хорошо видно, что это полуголый молодой мужчина, весь заросший неопрятной бородой. На шее у него…

– Веревка у него, что ли?! – ахнула Женька.

Антонина посреди двора внезапно остановилась и начала пристально вглядываться в сторону пригорка. Вжавшись в землю, перепугавшись до смерти, ребята лежали неподвижно, не осмеливаясь даже смотреть в сторону страшного двора. Прошло несколько минут. Наконец Андрей начал поворачивать голову.

– Лежи! – страшным шепотом закричала Женька. – Лежи, тебе говорят!

Андрей очень осторожно приподнял голову и успокоительно произнес вполголоса:

– Да нормально все. Не видит она нас.

Колдунья опять стояла около мужчины, наклонясь над ним. В ее руках была короткая черная веревка, которой она начала внезапно обхлестывать его со всех сторон. С короткими взвизгами, как собачонка, парень перекатывался с боку на бок, извивался, причем ребята никак не могли понять почему: сила ударов была явно недостаточна, чтобы вызвать такие страдания. Антонина остановилась и смочила веревку в ведре, на котором крест-накрест, как разглядел в бинокль Витька, лежали какие-то длинные щепочки. Помахав веревкой над парнем, она неожиданно начала как-то странно двигаться вокруг него, то размахивая веревкой вокруг себя, то проводя над ним, то выжимая ее.

– Это она танцует! – оторопело произнес Мишка. – Парни, она танцует!

Никто не произнес ни слова. Движения ведьмы действительно были похожи на странный дикий танец, сопровождающийся припевами. Слов было не разобрать на таком расстоянии, но было слышно, что песня становится все громче и громче, превращается в череду непрерывных вскриков. Наконец, громко выкрикнув несколько раз подряд какое-то непонятное слово, Антонина замерла, вытянувшись, над лежащим неподвижно парнем и бросила веревку ему на грудь. Тот забился, словно в конвульсиях, на губах у него появилась пена, а женщина стояла неподвижно, не глядя на него. Через некоторое время парень затих, голова его бессильно откинулась набок, глаза закрылись.

Антонина наклонилась, взяла веревку и отошла к колодцу рядом с забором, неподалеку от которого, как разглядели ребята, горел небольшой огонь в глиняной плошке. Бросив веревку в огонь, она вернулась к неподвижно лежащему человеку, приподняла его за плечи и потащила в сторону сарая. Веревка на его шее волочилась за ней. Что ведьма делала в сарае, ребята не видели, но очень скоро она вышла оттуда и быстрыми шагами возвратилась в дом.

Все лежали неподвижно, потрясенные увиденным. Неожиданно за спиной Юльки раздался шорох, и, взвизгнув, она обернулась, а за ней и все остальные. На зеленом склоне сидел грязный, ободранный черно-белый кот и пристально смотрел на них желтыми глазами. Одно ухо у него было порвано, на боку чернела болячка. Кот совершенно по-человечески перевел взгляд на Сеньку, и тот не выдержал. Вскочив, парень с криком бросился бежать в сторону деревни, а за ним и все остальные.

Кот остался сидеть на пригорке, даже не повернув головы им вслед.

– Ну, что я вам говорил! – возбужденно спрашивал Мишка через полчаса, сидя в зарослях сирени за Андрюхиным домом. – Говорил я, что она лечит, а вы не верили!

– Она что, и с батей вашим так делала? – недоверчиво поинтересовался Колька.

Сенька и Мишка помотали головами, а Женька разъяснила:

– Нет, она матери какой-то воды крашеной дала и сказала, как отца поить и что еще делать надо. А мать ей за это что-то отдала, только мы не знаем что, вот он и вылечился.

– Во всяком случае, пить перестал, – хмуро добавил Сенька.

– А тот мужик тоже алкоголик, что ли? – Андрей обвел взглядом лица приятелей.

Бледная Юлька до сих пор сжимала руки в кулачки, а Сашка дергался от каждого шороха. Да и остальные выглядели не лучше. Один Виктор сидел со спокойным лицом, но Андрей подозревал, что он просто удачнее притворяется.

– Нет, Андрюша, – покачала головой Женька, – все гораздо хуже.

– Да куда уж хуже?

– Представь себе, есть куда, – мрачно произнес Витька.

– Да говорите уже! – рассердился Андрей. – Хватит страшные глаза делать!

Помолчав, Виктор переглянулся с Мишкой и сказал:

– Он наркоман петряковский.

– Какой петряковский? – не понял Андрей. – Ой, что, тот самый? Да он же в тюрьме сидит!

– Выпустили его, уже с полгода, – покачал головой Мишка. – Вот он у нас и обосновался.

Андрей, Юлька, Колька и Сашка изумленно смотрели на него.

История молодого парня, который в соседнем Петрякове шесть лет назад зарубил топором собственную бабку, вынес все из дома и собирался продать в райцентре, но не успел, была притчей во языцех в районе. Самой страшной угрозой родителей, поймавших с сигаретой собственного сына, было: «Сначала сигареты, потом наркотики, а потом ты нас с отцом поубиваешь?!» А слово «наркоман» произносилось шепотом и считалось неприличным, так же, как и слово «проститутка».

Про шестнадцатилетнего убийцу знали во всех домах, но Андрею как-то казалось, что тюрьма – это навсегда и рассказ про петряковского наркомана – просто страшная легенда, которая есть в любой деревне. И вот эта легенда час назад валялась во дворе дома какой-то жуткой женщины и визжала от боли, а он смотрел на нее собственными глазами.

– Ты знала? – недоверчиво спросила Юлька у Женьки.

– Да, знала. Витька сказал.

– А ты откуда узнал? – поднял глаза на Виктора Колька.

– Серега Завадский из тридцать шестого дома натрепал, а уж откуда он в курсе, я без понятия. Слушайте, парни, – помолчав, сказал Виктор, – получается, что этот придурок у нас в деревне будет жить. А если он уйти от Антонины вздумает, то может запросто и убить кого-нибудь?

– Да зачем ему убивать… – неуверенно сказал Сашка.

– А зачем ему бабушку свою было убивать? – парировал Виктор. – Да все затем же: чтобы деньги достать на дозу. Я не понимаю, зачем она вообще его лечит?! Таких людей уничтожать надо.

– Ну уж сразу и уничтожать, – усмехнулся Андрей.

– Да, именно так! – уверенно ответил Виктор. – Ты, Андрюша, просто не знаешь, а мне отец рассказывал. Наркоманы – не люди. Они как звери, понимаешь? У них от личности уже ничего не остается, только одно желание – убить кого-нибудь и отобрать деньги, чтобы уколоться. И вылечить их невозможно. Наркомания вам не белая горячка, как у дяди Гриши, а совсем-совсем другое. Вот помяните мое слово, эта сволочь еще натворит у нас бед.

– Как же его выпустили-то? – прошептала Юлька.

– Не знаю. Знаю только, что, пока он у Антонины живет, я лично свою маму одну в магазин не отпущу. А вдруг ему придет в голову туда зайти и ненароком кого-нибудь прирезать, а?

– Да брось ты, – попытался урезонить приятеля Мишка, но как-то неуверенно. – Раз его из тюрьмы выпустили, значит, он не наркоман уже.

– Неужели? – прищурился Витька. – Скажи мне, Мишенька, а ты уверен на все сто процентов, что тебе или, скажем, Женьке от придурка никакого вреда быть не может? Нет, вот скажи честно, ты абсолютно уверен?

Наступило молчание. Все пристально смотрели на нахмурившегося Мишку. Наконец тот нехотя покачал головой.

– Вот видишь! – бросил Виктор. – Наркомания неизлечима, это всем известно. Спросите у своих родителей.

– Ну и что же нам теперь делать? – жалобно спросила Женька.

– Эй, милые мои, вот вы куда забрались! – послышался веселый голос, и из-за веток выглянула мама Андрея. – То-то отец говорит, что голоса в саду раздаются. И что вы тут сидите? Ну-ка, пошли немедленно чай пить!

– Теть Маш, нам домой пора, – протянул Мишка.

– И слышать, ребятишки, не желаю! Я пирог испекла, так что пойдемте дегустировать. А ты, главный дегустатор, можешь потом мне помочь банки из погреба вытащить, – обратилась она к Андрею.

– Мам, я все сам вытащу, ты только скажи какие.

Андрей, не стесняясь остальных, чмокнул мать в щеку.

– Скажу, милый, скажу. Пойдем чайку попьем с ребятами, а потом делами займемся. Лады?

– Лады, – весело согласился Андрей.

Поздно вечером он стоял у окна и смотрел на темные качающиеся тени. Отец с матерью за его спиной весело бранились, обсуждая какую-то теплицу, которую отец не так покрыл.

– Пап, – неожиданно сказал Андрей, – а наркомания излечима?

– Что? – удивился отец. – Наркомания? Вообще-то, насколько мне известно, нет. Конечно, медики говорят о каких-то способах, вроде лечения подобного подобным, то есть фактически другими дозами наркотиков, но ведь те в конечном итоге вызывают всего лишь иного рода привыкание. Хотя я, конечно, не специалист в данной теме… А почему ты, собственно, интересуешься?

– Просто так, – спокойно ответил Андрей. – Ничего особенного.

Он отошел от окна, темные тени за которым раскачивались все сильнее и сильнее, забрался на диван и завернулся в плед. «Просто так, – повторил он про себя, – ничего особенного».