Текст книги "Татуировка"

Ольга Васильевна не сразу заметила перемены в муже. Именно тогда она была увлечена новой работой – вместе с друзьями-единомышленниками на фоне всероссийского упадка образования они создавали гимназию, которая давала детям настоящие естественно-научные знания. Все они только что стали молодыми кандидатами наук, а чуть раньше – лауреатами математических и биологических олимпиад, теперь же сделались педагогами. Ольга сидела в библиотеке до закрытия, домой еле приползала и особого внимания на нервное состояние мужа не обращала. Тем более что его фабрика была за городом, и порой он жил там по несколько суток.

Заволновалась она, когда начались странные звонки – всем срочно нужен был Геннадий. Если же она спокойно объясняла, что понятия не имеет, где её муж в эту минуту находится, звонившие начинали мягко ей угрожать. Мужа не было недели две. Но однажды он прибежал, точнее, примчался на такси. Она уже спала, но сразу догадалась, что это он по истерически бесконечному звонку. Когда же справилась с замками и распахнула дверь, Геннадий предстал перед ней давно небритым, исхудалым, с синяком под глазом в пол-лица, босиком, в трусах и майке. А на дворе стоял март месяц.

– Быстро спустись с деньгами и заплати водителю. Сбежал, держали заложником, – скомандовал он, не объясняя больше ничего. – Возьмёшь у него кейс. В разговоры не вступай и проследи, чтобы он сразу отъехал.

– Господи, да к черту тот кейс! Откуда он взялся? – спросила она, набрасывая пальто прямо на халат и просовывая ноги в сапоги.

– Дура, это же мой кейс! Там все бумаги. Они же меня заставляли, чтоб я переписал все на них!

Ольга ничего не поняла, но помчалась на улицу и вернулась домой, исполнив все как надо. Поднимаясь на лифте и сжимая ручку тяжёлого кейса, она соображала, чем можно быстро, вкусно и сытно накормить мужа. Геннадий был уже при костюме, кому-то звонил по телефону. А через минут десять, так и не объяснив ничего толком, умчался из квартиры и исчез почти навсегда.

Лишь иногда от знакомых да от двоюродного брата Геннадия, Миши Петрова, она узнавала, что он жив и здоров, но про место его нахождения ей лучше не знать. Дважды он откуда-то ей звонил. Все его дело рухнуло, и бандиты пытались даже отнять у неё с сыновьями квартиру – якобы в зачёт мужниных долгов. Причём в качестве долгов назывались такие астрономические суммы, которые ей вместе со всеми потомками было бы не заработать никогда.

Потом муж снова появился так же неожиданно. И она поняла, что все это время он прятался за границей. Но стал он уже совсем другим человеком – озлобленным, мелочно подозрительным, к тому же каждый вечер приходил пьяным, отчего Ольге было вовсе уж невмоготу. Судя по всему, он действительно потерял все деньги, какие у него прежде были, но странно, что и тогда о долларах, спрятанных в батарее, даже не заикнулся.

Исчез Геннадий снова внезапно. Однажды, когда она пришла поздно вечером после эксперимента, который ставила в институтской лаборатории, муж устроил пьяную сцену дурацкой ревности – прямо при детях набросился на неё с кулаками.

А Петруша с Павликом, чтобы его угомонить, надели на собственного отца наручники. Потом, когда тот заснул, наручники, конечно, сняли. Утром они заторопились на свои занятия, оставив Геннадия спящим. А когда Ольга вернулась, мужа дома уже не было. И с тех пор несколько месяцев она о нем вовсе не слышала, даже думала заявить в милицию. Но знакомые отсоветовали: это могло только ему навредить. А его двоюродный брат, Миша Петров, на этот раз отделывался лишь успркоительными фразами, из которых следовало, что он и сам не может сказать ничего определённого.

Сколько раз в минуты безденежья Ольга Васильевна мечтала: найти бы ничейный бумажник, полный денег! Другие же иногда находят! Но получалось так, что она постоянно только теряла: деньги, ключи, квитанции, которые полагалось хранить. Соотношение её потерь с находками можно было изображать как тысячи к нулю; где тысячи – это, конечно, потери.

«Обеднеть страшнее, чем не разбогатеть», – услышала она недавно в метро чей-то разговор и подумала тогда же, что свою внезапную бедность после скоротечного и ещё более внезапного богатства приняла спокойно. А сейчас Ольга сидела около вытащенных из батареи двенадцати тысяч долларов и не вполне представляла, что с ними сделает. Сначала у неё возникла мысль сохранить их на случай, если снова вернётся муж. Но потом она подумала, что это – деньги, утаённые Геннадием от семьи, от неё с детьми. Он уехал от них в самое трудное время, когда зарплату просто не платили, Петя заканчивал выпускной класс, а Павлик был совсем ребёнком. И она не могла купить Пете даже на выпускной бал ни туфель, ни костюма, а за несколько месяцев он так вытянулся, что все старое стало ему мало. Именно тогда она в первый раз подумала, насколько же унизительно это состояние бедности, о которой говорят, что она – не порок. А Геннадий в это время слонялся по заграницам, якобы прячась от рэкетиров, прогуливал прихваченные с собой доллары, и уж, понятное дело, к нему в тамошние квартиры не проникали настоящие бандиты, чтобы пытать его утюгом, как это случилось с ней!

Сев за кухонный стол, Ольга Васильевна, пока кошка Пунечка тёрлась около её ног, быстро составила список необходимых покупок. У неё самой, например, были до того сношенные сапоги, что их уже стало неприлично надевать. У мальчиков тоже с обувью плохо. Обоим к тому же надо купить по новому костюму и куртке, а ей хорошо бы сменить секонд-хэндовский плащ-пальто с тёплой подкладкой – честно сказать, ужасающую хламиду! – на что-нибудь более приличное. Боже мой, а уж о нижнем бельё и говорить нечего! Носить такое – это просто не уважать себя!

А ещё – купить бы Интернета столько, чтобы не трястись над каждой потраченной минутой.

Но не меньше всего этого ей захотелось оборудовать свой школьный класс новейшей техникой. Тогда можно было бы привлечь старшеклассников к настоящим экспериментальным работам, а не к тем пустякам, которыми приходилось их занимать. Недавно в школе среди родителей объявился было богатый спонсор, и она уже составила для него смету – по самому минимуму, на пять тысяч баксов.

Спонсор несколько раз приходил, пил кофе в директорском кабинете и серьёзно обсуждал, как он это оборудование станет приобретать. Причём разговор с ним повторялся один и тот же, как на рекламном ролике. А потом и ученик и его родители исчезли, а разведка в лице других учеников сообщила, что фазер устроил своего сына в спортивную школу олимпийского резерва и купил им то ли брусья, то ли коня. И если коня, то неизвестно какого – живого или спортивного, в зал.

На этом наивные мечты об устройстве настоящего кабинета у Ольги оборвались, но теперь она сама могла стать собственным спонсором.

И все же Ольга была как-никак педагогом, поэтому решила втянуть своих сыновей в процесс разумных трат вытащенного из батареи богатства. Вечером, когда все трое собрались на кухне, она выложила перед сыновьями по листу чистой бумаги и объявила:

– Вредная задача Григория Остера. Бог послал вашей матери две тысячи баксов. И повелел потратить их на семью с разумением. Я грею котлеты с макаронами, а вы – пишете решение, как потратить их на нас самым разумным способом. Только не подглядывайте!

– Это что, шутка такая? – спросил изумлённый Петя.

– Абсолютно серьёзно. Могу даже деньги показать.

– Так я же не знаю, почём сегодня доллар, – пожаловался Павлик.

– Во, смотри. – И старший брат вывел основополагающую сумму. – Понял? Из неё и исходи.

Парни, склонившись над листками, принялись составлять списки приоритетных приобретений, что-то вычёркивали, дописывали, а мать с любовью наблюдала, как они трудятся.

Списки и ужин были готовы одновременно. Ольга сходила в комнату за своим списком и, выложив его на середину стола, предложила:

– Будем сопоставлять. Мягкое рейтинговое голосование.

Все-таки не зря она гордилась своими мальчишками: можно было подумать, что списки составлял один и тот же человек. Только у Петра на первом месте стояли покупки ей и Павлику, а у Павлика – ей и Петру. Из «немного лишнего» Павлик себе приписал гитару и пометил в скобках: дешёвую. А Пётр – несколько дорогих книг, которые она и сама мечтала иметь.

– Теперь как? – поинтересовался Пётр. – Мы в самом деле это пойдём покупать?

– Естественно, – подтвердила Ольга так спокойно, словно постоянно тратила за один приём по две тысячи долларов и это ей даже наскучило.

– Тогда, если можно, вместо моих вещей, – смущённо проговорил Пётр, – Дашкиному отцу подарок на день рождения, а мне через две недели обещают заплатить в фирме…

Против этого никто не выступил – Дашу они хорошо знали. Как-никак, она была в прошлом ученицей Ольги, а не так Давно проявила себя надёжным и верным соратником – помогла вырвать Петю из рук ментов, схвативших его по нелепому подозрению.

ИТОГИ БОЛЬШОЙ РАБОТЫ

Начальник службы безопасности международного аэропорта Картахены действовал молниеносно. Прежде всего он отпустил так ничего, к счастью, и не понявшего перетрусившего пассажира, у ног которого стояла сумка с мёртвым младенцем. Затем в присутствии сержанта, который доставил эту сумку, он приказал доктору надеть резиновые перчатки и произвести вскрытие. По словам доктора, девочка-младенец была лишь искусной подделкой под человеческого ребёнка. Шумейкер примерно представлял, что обнаружит доктор внутри этой куклы, и не ошибся. Док извлёк запаянный контейнер из лёгкого металла.

– Неужели бомба, сеньор? – поразился сержант. – Тогда в ней должен тикать часовой механизм. Или она радиоуправляемая? – он не зря занимался на вечерних курсах.

– Все может быть, мальчик. – Шумейкер повернулся к растерянному доктору. – Вы свободны, док. Только запеленайте снова эту выпотрошенную игрушку и верните её в сумку. Пусть все будет так, как было. И я уверен в вашей сдержанности – о кукле не должен слышать никто.

– Сеньор, так вы считаете, что это не бомба? – спросил еержант, едва доктор прикрыл за собой дверь. – Неужели наркотик?

– Я в этом уверен, мой мальчик. – Сержант начинал ему нравиться все больше. – Так они перевозят героин. Способ простой и надёжный. Ты, естественно, тоже нигде ни полслова, но у тебя сейчас будет интересная работа.

Уже через пятнадцать минут началась операция, которую Шумейкер мог назвать звёздным часом своей жизни. Пользуясь почти неограниченными полномочиями, данными ему правительством, он вызвал несколько десятков тайных агентов и среди них – четырех миловидных женщин. Эксперты к этому моменту подтвердили, что в контейнере был самый настоящий родной колумбийский героин.

Едва аэропорт снова открылся, на контроль хлынула лавина пассажиров. Но для тех, кто улетал с грудными детьми, был выделен специальный проход.

Миловидные контролёрши действовали чётко и быстро. А ещё, ласково улыбаясь, они на мгновение, как бы невзначай, притрагивались ко лбу, щеке или обнажённой руке младенца и всем, кто вызывал подозрение, наклеивали едва заметный, размером с пылинку радиомаячок – последнее и очень дорогое приобретение спецслужб.

Агенты-мужчины улетали вместе с этими пассажирами. А центральный компьютер одновременно анализировал имевшуюся о них информацию. Работа длилась несколько суток, и в результате были прослежены пути перемещения героина с помощью наркокурьеров. К операции подключились службы нескольких стран. Отработанные курьеры были арестованы, и большинство их оказалось, к удивлению Шумейкера, выходцами из России и Украины.

– Если русская мафия взялась у нас и за перевозку героина, то, боюсь, мы завязли надолго, – сказал он, отчитываясь перед правительством.

Русские пути подтвердила и откровенная беседа с владельцем фабрики интимных изделий. Под угрозой выдворения из страны он сообщил то немногое, что знал о заказчике: славянин, выдающий себя за чеченца. После кропотливой работы десятка аналитиков выяснилось, что заказчик навещал Колумбию и прежде, но в последнее время его визиты участились. В определённых кругах он был известен под несколькими именами, чаще всего упоминались «Чеченец» и «Иван Иванович».

Российские маршруты Чеченца-Ивана Ивановича сходились в одном и том же городе.

Итоги работы сотни профессионалов, работавших независимо друг от друга, Шумейкер собрал в докладе, который готовил по заданию президента несколько дней. Этот сверхсекретный доклад он в единственном экземпляре напечатал на старой пишущей машинке, потому что не мог доверять даже собственному компьютеру. В резюме он предлагал президенту пойти на довольно необычную акцию.

У президента были несомненно и другие советники. Поэтому Шумейкер ждал его решения терпеливо. Да и то сказать: выкрасть из российского города гражданина России и транспортировать его через океан для допросов и очных ставок – на такое дело требовалась политическая воля. Но другого пути для хотя бы недолгой победы над наркомафией Шумейкер не видел.

Наконец президент принял решение. Приказ был устным и не фиксировался нигде. В случае провала операции жертвой многих скандалов становился единственный человек – сам Шумейкер. И немедленная отставка была ему обеспечена. В случае победы, кроме очередной побрякушки на грудь, он получал моральное удовлетворение. Президент, вместе с которым они когда-то учились в университете, знал, что этого ему будет вполне достаточно.

Теперь оставалось передать задание исполнителю предыдущей акции, который по кое-каким косвенным данным тоже был выходцем из России.

«Дорогой друг!

Ваши февральские друзья уточняют: туристское судно «Корона Карибов» должно прибыть в Санкт-Петербург 22 июня, и надеются, что к этому дню Вы подготовите груз к отправке. Они ещё раз напоминают: груз им необходим в ЖИВОМ ВИДЕ. Детали его передачи будут согласованы за день до прибытия судна».

Николай удалил текст из памяти ноутбука и убрал компьютер в сумку.

Брамс никогда ничего не записывал, у него была прекрасная память. До намеченного дня оставался ещё месяц.

УЛИЦА ПОЛНА НЕОЖИДАННОСТЕЙ

– Ося! Ося! Как ты вовремя! Ниночка рожает!

Осаф Александрович решил навестить в выходные двоюродную сестру и угодил прямо к родам.

– Ниночка! Все в.порядке! Дядя Ося приехал, сейчас он тебя отвезёт, – крикнула Елизавета Андреевна в глубину квартиры. – Я пойду её собирать, И она оставила родственника в прихожей наедине с отражением в зеркале.

Ниночка была женой племянника. В их семье и без Дубинина имелись двое мужиков. Но так получилось, что именно в этот день мужская половина отправилась на рыбную ловлю, предусмотрительно оставив старые «Жигули-копейку» подокнами во дворе. В результате Осафу Александровичу пришлось заводить малознакомую машину и везти обеих женщин в родильный дом, где Ниночку ждала платная палата, а также место для супруга, который, согласно новомодной методике, должен был подбадривать роженицу в момент выхода плода из чрева и лично принять на руки новорождённого младенца. Однако супруг, по всей видимости, подкачал.

В приёмном покое родильного дома вместе с Ниночкой осталась и сама Елизавета Андреевна.

– А ты, Ося, – инструктировала она, – поставь машину на место и сиди жди мужиков. От телефона не отходи.

Глупо было признаваться, но Осаф Александрович рассчитывал поесть у родственников вкусного борща, который обычно готовился по выходным. А теперь приходилось удовольствоваться искусственной сосиской, запечённой в тесто, с лотка. Поблизости от роддома ему проголосовал мужчина с коротким, то ли белесым, то ли седым ёжиком. И Дубинин чисто автоматически притормозил, хотя пассажиров брать не собирался. Но раз уж остановился, то нелепо было не помочь человеку. Тем более что тому оказалось по пути.

– Полуось полетела, – пожаловался пассажир, усаживаясь рядом. – И мой мастер как раз в отъезде. Ездил в фирменный магазин за новой, потому как на рынке такое фуфло гонят!

Осаф Александрович недолюбливал эти автомобильные разговоры. Да и ездить за рулём по городу разлюбил тоже. Хотя лет двадцать назад, когда сам впервые сел в собственные «Жигули», он был готов не вылезать из машины сутками, а беседы о карбюраторе и тормозных колодках считал обязательными для мужчины.

Тогда ездить по городу на «жигулях» было одно удовольствие. Не то что теперь – или сплошные пробки, или наглые пацаны, обгоняющие то справа, то слева.

Правда, «эгидовские» машины слишком нагло резвиться пацанам не позволяли.

На «эгидовских» машинах была связь со всеми постами, и если кто слишком торопился их обогнать, тому давали длительный отдых на перекрёстке, подвергая его автомобиль углублённому досмотру. Как раз это самое они проделали вместе с Плещеевым всего час назад. У Сергея Петровича было дело поблизости от дома Дубинина. А Дубинин почти всю неделю отработал в «эгидовском» филиале, который любители русского эпоса окрестили «Добрыней». И перемолвиться накоротке им было необходимо. Потому-то шеф позвонил в пятницу в конце дня.

– Есть планы на уикенд?

– Собираюсь навестить сестру, Сергей Петрович. Ожидается прибавление семейства. Но если надо повидаться, я готов. Как только – так сразу.

– Стоп-стоп-стоп. – И Дубинин понял, что шеф взял паузу для изучения еженедельника. – Завтра в двенадцать за вами заеду и отвезу к сестре.

Устраивает? – возник наконец ею голос.

– Вполне.

Плещеев после тяжёлой контузии, которую получил несколько лет назад во время серьёзного дела, по субботам проходил лечение в барокамере где-то поблизости от его дома. Тогда и Дубинина дурная пуля задела, вырвав на боку кусочек кожи и мяса. В те годы боестолкновения с бандитами стали почти привычными. А «Калашников» можно было запросто купить в центре города на толчке в «Апрашке» – внутри Апраксина двора.

– Вчера полдня провёл на совещании в Большом доме, жаловался Плещеев, ведя серую «Вольво» по третьему ряду. – А потом ещё час меня драили персонально.

Вынь и положь материал на Чеченца. А что за личность, откуда взялась? Наши питерские чечены от него изо всех сил отмежёвываются. Причём вопрос поставлен даже не по линии Интерпола, а выше. Понимаете?

– Вопросы ставить легко, – поддакнул Дубинин, – знать бы, где ответы хранятся.

– И по нашему фигуранту, по Брамсу, тоже надо работать, – напомнил Плещеев, лихо въехав под арку во двор дома, где жила сестра Осафа Александровича.

А теперь Дубинин старательно вёл чужие задрипанные «Жигули», слушал вполуха болтовню пассажира и с грустью думал о том, что дела в их конторе за неделю не продвинулись ни на миллиметр. Легко сказать: поработать и сузить количество версий. Опрошенные им лично пассажиры хельсинковского автобуса давали показания, в которых все противоречило одно другому. Одни рассказывали о своём спасителе как о могучем гиганте, другие подчёркивали его малый рост и худобу. Одни давали ему лет пятьдесят, другие – тридцать. Пожалуй, подробности сходились только в одном – в причёске. Волосы короткие, очень светлые. А может, седые. Вот как раз такие у его случайного попутчика. И внешность – маловыразительная. Но похожих в Петербурге тысячи. И если в каждом невзрачном коротко стриженном блондине подозревать Брамса, то без работы контора не останется никогда. А тут ещё появился некто Чеченец. О котором тоже известно не больше, чем о Брамсе, если это и вовсе не одна и та же личность. По некоторым недомолвкам Плещеев вроде бы в прошлом с Брамсом общался. Даже кто-то из них кого-то однажды спас. Но он мужик крепкий и держит эту информацию при себе. А с Дубинина в понедельник спросит отчёт. Эх, встретиться бы с этим Брамсом накоротке, помечтал Осаф Александрович, побеседовать бы часок по-мужски за пивом: с какой целью пожаловал к ним на этот раз и надолго ли? Ничего большего для доклада в принципе и не нужно.

Продолжая слушать болтовню пассажира, Дубинин встал у перекрёстка, пропуская поток машин, чтобы сделать разворот и подъехать к метро.

– Атас! – сказал вдруг пассажир.

И Дубинин увидел, как справа, обогнав несколько автомобилей, на осевую линию выскочил «Мерседес» и теперь стремительно приближается к их правому борту. Уйти с осевой этот «Мерседес» не мог – параллельно мчались другие автомобили. Водитель его уже тормозил изо всех сил. И тормозного пути ему не хватило всего сантиметров на пять. А дальше послышался характерный чавкающий звук мнущегося металла, треск осыпающихся осколков от фонарей дорогой иномарки.

Удар в переднюю правую дверь был хотя и несильным, но она, естественно, требовала теперь ремонта. Или замены.

– С приездом! – проговорил сосед. – Мне выйти, если дверь не заклинило?

– Сидите, – ответил Дубинин и пошёл навстречу трём парням, вылезающим из «Мерседеса».

– Ну мужик, ты попал! – поздравили они его.

Эти разборки на дорогах, когда каждый, изворачиваясь и хитря, валит вину на другого, Осаф Александрович ненавидел тоже.

Владелец слегка побитой машины оглядел передок и спросил:

– Бабки с собой? Тысячи полторы на капот и разъезжаемся.

– Парни, это ведь ваша вина, – попробовал усовестить их Дубинин. – Вы в меня въехали, да ещё на осевой. Так что, за ремонт с вас.

Но парни его слов как бы и не слышали. Один из них вытащил из кармана куртки изящный маленький сотовый и, отвернувшись от Дубинина, негромко объяснял кому-то:

– Мишаня! Нам тут лох на дороге попался, так что на четверть часа задержимся. Подставил свою тачку, мудила. – Он убрал трубочку в карман и спросил:

– Ну как насчёт бабок?

– Вызывайте инспектора, юноши, – дружелюбно посоветовал Дубинин. – Дело абсолютно бесспорное.

– Что за базар! Бери у него документы и поехали! – заторопил один из парней. – Тебе рыло давно не чистили? – заботливо спросил он Дубинина. – Подставил тачку и права качает.

Будь это его машина, Дубинин уже бы давно вызвал по рации гаишников или, как их называли в последние годы – ги-бэ-дэ-дэшников. Но тут у него с собой даже трубки не было, и он решился наконец предъявить им удостоверение, при виде которого наглые пацаны обычно приходили в священный трепет. По крайней мере, в свете дня. Дубинин уже сунул было руку во внутренний карман пиджака, но с ужасом вспомнил, что костюм-то на нем другой. И, следовательно, документов при нем нет. Вообще никаких. Он же всего-навсего ехал к сестре поесть борща.

Владелец «Мерседеса» заметил его жест и что-то понял.

– Петь, сходи за наручниками, – распорядился он. – Возьмём этого с собой, а там разберёмся.

И он повернулся к Осафу Александровичу:

– Ну что ж ты, мудила старый? Тебе надо на печи сидеть, попукивать. А ты – по городу на своей лохматке. Сейчас с нами поедешь.

Только этого Дубинину и не хватало: идти в заложники к трём бандюганам-шестёркам.

– Вот что, мальчики, я вам этого не советую, – сказал он голосом старшего товарища.

– Ты, сука, квартиру нам отдашь. Понял? Тогда будешь советовать, – сказал владелец «мерса» и звякнул принесёнными наручниками. – Ручонки давай, – скомандовал он.

«Только драки ещё не хватало! – тоскливо подумал Дубинин. – Главное, чтоб не уронили. Тогда сразу буду в наручниках».

Он уже примеривался, чтобы ударить первым, неожиданно, но тут некстати вылез из «Жигулей» невзрачный пассажир, про которого Осаф Александрович попросту забыл.

– Что за шум, а драки нету? – весело полюбопытствовал он а затем с радостным удивлением поприветствовал владельца «мерса»:

– Волчара!

– Ну! – ответил владелец, изумлённо вглядываясь в невзрачного пассажира.

И Осаф Александрович отметил, что прыти в этом пацане сразу заметно поубавилось, он даже ростом сделался меньше, словно воздух из него выпустили.

– Железку-то спрячь, – посоветовал пассажир и взглянул на Дубинина. – Садитесь за руль, а я с пацанами договорюсь.

Хотя Дубинин желал бы послушать, о чем его случайный спаситель будет толковать с парнями, разумнее было подчиниться ситуации. И он вернулся за руль.

Но смотреть на них из-за стекла ему никто не запретил.

А парни, перемолвившись с пассажиром, вдруг пошли деловито осматривать помятую жигулёвскую дверь, потом тот, кого назвали Волчарой, выудил из брючного кармана бумажник на цепочке и протянул стодолларовую купюру. После этого все трое погрузились в «мерс» и мирно отъехали.

– На ремонт двери, – весело сказал пассажир, усаживаясь рядом с Дубининым и кладя ему на колено деньги. – Где только не встретишь знакомого человечка!

Мне у метро, не забыли?

Оставшуюся часть пути они ехали молча, и только когда Дубинин остановился рядом со станцией метро, пассажир, уже выбираясь из машины, сказал ему на прощание:

– Спасибо, Осаф Александрович! Ездите осторожней! – И озорно подмигнул.

Сражённый тем, что первый встречный назвал его, в общем-то засекреченного сотрудника, по имени-отчеству, Дубинин проследил, как пассажир замешался в толпу, потом тронул машину, но, отъехав за угол, резко затормозил. В голове его промелькнула странная догадка. Глупо было об этом думать, но ведь приметы сходились! Дубинин даже решил было, оставив машину, броситься за пассажиром вдогонку.

Только что он сказал бы ему? Что, мол, если ты – тот самый Брамс, то приказ о твоей немедленной ликвидации все ещё не отменён, и лучше бы тебе немедленно отбыть за границы Отечества, или, по крайней мере, из Питера.

Видимо, тянет беднягу что-то в их город…

Надо было, бросив машину, мчаться за ним вдогонку. Но Осаф Александрович продолжал сидеть на месте, хотя и понимал, что второе такое везение судьба ему подарит нескоро. Однако и совершить должностное преступление он тоже не мог.

Пусть будет так, как было: он подвёз незнакомого человека, тот помог ему разобраться с парнями, и на этом они расстались. Чтобы больше не встретиться.