Текст книги "Завтра не наступит. Мое имя – Вендетта! Дилогия. Криминальная мелодрама"

– Что ж вы черти делаете в моей больнице!? – и ринулся разнимать их. Два диких зверя с жаждой крови… Как вообще я могла контролировать их раньше? Хотя если вспомнить, у меня это плохо получалось.

– Почему она не подумала о ребенке?! – отрывисто бросил Ян, его глаза по-прежнему горели яростью.

– Во-первых, это несчастный случай – она не могла знать, что так будет Ян. А во-вторых, анализ и ультразвук показали, что с ребенком все в порядке. Повреждена и явно в шоке только мать, – Влад по-прежнему сохранял спокойствие и благоразумие.

Девочка, моя девочка жива! Боже, какое счастье!

– Выметайся отсюда, пока я тебя сам не вышвырнул, – процедил сквозь зубы Антон, мрачнее грозовой тучи. Влад отрицательно покачал головой, смотря на загоревшиеся ненавистью глаза Яна. И Ян ретировался, на этот раз.

– Ты бежала ко мне? Ты хотела вернуться? – от его хмурого вида не осталось и следа, он смотрел на меня, и лицо его осветилось надеждой. В мое сердце прокралась нежность и подозрительно намекнула, что собирается остаться там навсегда. Я улыбнулась ему, но тут же, улыбка сошла с моих губ, как только я поняла, какой опасности он подвергает себя, находясь здесь со мной.

– Ты почему здесь? С ума сошел? Ты сейчас, по меньшей мере, в лесу землянку должен выкапывать!

Сначала я увидела его смеющиеся глаза, а через секунду Тошка смеялся, запрокинув голову назад. Я только головой покачала.

– Я, между прочим, не шучу.

– Я знаю, – ответил он мне, переведя дыхание, – Просто я счастлив.

– Ты издеваешься надо мной? Тебя хотят убить…

– И это я тоже знаю, – перебил он меня, и уже более серьезно произнес, – Возможно это мой последний раз, когда я вижу тебя… Ты же разрешишь мне быть счастливым? Я не требую от тебя многого. Просто дай мне поверить в то, что ты любишь меня, в то, что я твой единственный мужчина.

У меня перехватило дыхание, и какие-то тиски сжали грудь так, что стало нестерпимо больно, очень больно…

– Я заберу тебя сейчас с собой и буду сам за тобой ухаживать. Я купил квартиру. Туда мы и поедем.

– Тоша, нас найдут…

– Подари мне неделю. Всего лишь одну неделю, напоследок, – горечь в его словах и грустный, но все понимающий взгляд не оставил мне надежды. Неужели все? Все так закончиться? Он сдался?

– Скажи мне, что ты любишь меня, – таких молящих глаз я еще не видела, – Я знаю, что это ложь, я помню, что говорил тебе, что ненавижу это, но пожалуйста, солги…

– Я люблю тебя, Тоша.

– Спасибо, – он обнял меня нежно, отчаянно, даже не понимая, что сейчас я не лгала.

Всю дорогу в наше новое убежище он молчал, сосредоточенно глядя на дорогу.

– Из-за чего на самом деле тебя хотят убить? Что ты там такого увидел, Тошь?

Он напрягся:

– Я же сказал тебе.

– Я не верю, что ты не смог оправдаться. Даже я понимаю, что ты защищал свою семью.

Тошка промолчал, но я не собиралась сдаваться.

– Из-за чего тебя хотят убить?

– Замолчи, я все равно тебе ничего не скажу.

Я горестно вздохнула и поклялась, что я все равно все узнаю. Пусть сейчас я и не вытяну из него правды, но потом…

Антон не стал особо мудрствовать и купил квартиру в нашем же городе, на окраине. Это было ветхое двухэтажное здание, с деревянными лестницами и полом. Глядя на него, не пропадало ощущение, что он вот-вот развалиться. Даже удивительно было, что в таком доме еще живут люди. Антон перехватил мой удивленный взгляд и усмехнулся.

– Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, в какую дыру я тебя привез. Все не так страшно, как выглядит. Я, между прочим, вырос в подобном доме. И сейчас это именно то место где не будут искать Синицу, привыкшего к роскоши.

– Но ты сказал, что у нас только неделя…

– Да, у нас с тобой только неделя, – он внимательно посмотрел на меня, – Потом ты сможешь вернуться домой.

– А ты?

Антон промолчал. Бесполезно до него достукиваться, когда он сам не желает открыться мне.

Уже вечером сидя на старом кресле и вяло вслушиваясь в бормотания телеведущего, раздающиеся из старого черно-белого телевизора, меня посетила мысль. А что бы было со мной дальше не пойди я в тот вечер в тот злополучный бар и не встреть я там Антона? И что было бы с ним? Прокрутив ситуацию и в ту, и в другую сторону, я пришла к выводу, что нам обоим было бы легче жить. Но что толку теперь об этом думать… Сейчас мы сидим в заброшенном доме, в квартире со старой мебелью, изгои… Я ношу под сердцем ребенка, ужасно боюсь, что не смогу быть для нее хорошей матерью, а дома вместо меня с моим сыном сидит, по сути своей, чужой человек. А самое противное, так это осознание того, что такую судьбу выбрала я сама. Глядя на меня, Антон стал хмурым, и в глазах отчетливо проскальзывала мука.

– Ты настолько не хочешь находиться со мной наедине? Лен, Ян не для тебя, пойми ты это…

– Я не про него думала, а про нас, – перебила я Тошку, а в его глазах проскользнуло облегчение.

– Иногда мне хочется научиться читать мысли. Я никогда не знаю наверняка, о чем ты думаешь.

– В данный момент я думала о том, что было бы с нами не встреться мы тогда, – не стала я врать.

– Ты жалеешь?

– Признай, что тебе было бы легче.

– О, да, – он усмехнулся, – Но ты изменила меня. То, что нам дано, это не просто так.

– Да ты романтик, – рассмеялась я, – Вот бы никогда не подумала.

Его лицо осветила улыбка, идущая откуда-то изнутри него, он покачал головой:

– Нет, я не романтик. Жизнь, которую я вел и веду сейчас, не позволяет мне быть им. Но зато я научился смотреть правде в глаза и не искать святости там, где ее нет, понимать очевидные вещи…

– Наши отношения, по-твоему, очевидны? – удивилась я.

– Я могу дать тебе то, чего ты хочешь, я могу любить тебя и не требовать от тебя больше того, чем ты в состоянии дать.

И в этом был весь Антон, эти короткие слова рассказали мне гораздо больше, чем тот монолог – воспоминания его детства. Как так получилось, что, пройдя с ним «огонь, воду и медные трубы», прожив с ним бок о бок столько лет, я только сейчас начала его узнавать по-настоящему? Неужели понадобилось такое большое количество времени для того, чтобы мы научились доверять друг другу? И научились ли мы?

Я подошла к нему и с удовольствием запустила свои пальцы в его темную шевелюру на голове. Поиграв шелком его волос, я начала исследовать его лицо, проводя, как художник по линиям. Его глаза в этот момент пристально изучали меня. Я отвлеклась на его широкие плечи, прощупывая каждый мускул. Почему я раньше не замечала, насколько красив мой бывший муж? Я вернулась к его лицу, и меня озарил яркий свет. Любовь, не яростная, бурная, вперемешку с желанием, а простая любовь того мальчишки, каким он был когда-то. Я чувствовала себя как странник, который долгое время искал свой дом и наконец-то нашел его.

– Что тебя гнетет, золото мое? – спросила я его мягким голосом, – Доверься мне, ты же знаешь, что я не предам тебя. Все что ты мне скажешь, останется при мне.

– Я, кажется, знаю, что чувствовал Адам, когда Ева предложила ему вкусить запретный плод, – смеясь, ответил он, – Нет, дорогая, я далеко не неискушенный мальчик. Ты меня не убедила.

– Тоша, что ты теряешь…

– Изыди! – так же смеясь, он покачал головой.

– Я могла бы помочь тебе, – настаивала я.

Тошка внезапно помрачнел.

– А вот об этом даже не думай. Я никогда не взваливаю на твои плечи то, что должен нести сам.

Господи, какой же он упрямый!

– Я знаю, какой ты гордый. Но прошу тебя, попроси помощи у моего отца!

– Так вот к чему ты ведешь! – резко бросил он мне, – Хочешь, чтобы я как собачонка побежал к твоему драгоценному папочке!

– Я не понимаю, почему ты так упорствуешь.

– Хватит! Достаточно того, что все в округе считают меня прихлебателем твоего отца! Свои проблемы я решаю сам. Так было всегда, – он серьезно посмотрел на меня, – И женился я на тебе, не потому что ты дочь Казанцева.

«О, я теперь это знаю, любовь моя. Раньше я сомневалась в этом, как и в том, люблю ли я тебя на самом деле. Теперь, как ни горько мне это осознавать, я поняла, что люблю. Я, поняла это в больнице, испытав острый приступ разочарования от того, что лицо, склоненное ко мне не твое».

Ян… Прекрасный мужчина, к которому меня влечет, но не более того. Есть привязанность, а теперь будет общий ребенок. Как бы я хотела повернуть время вспять, чтобы не было того безумства, что я пережила с Яном! Нет, не из-за того, что я не люблю свою девочку, а из-за того, что теперь, с ее появлением все станет еще хуже. И чтобы я сейчас не говорила Антону, он все равно будет думать, что признание в любви – ложь, из жалости. Это читалось по его походке, по его взгляду: он принимал мои слова, но не верил.

– Я верю тебе, – тихо прошептала я, и прикрыла глаза, боясь того, что он в них увидит: обожание, сломленную гордость и любовь. Он решит, что это игра, и от этого ему будет больно, а я больше всего на свете хочу, чтобы он поверил в то, что и его можно любить. Все до банальности просто: бандит, который передо мной стоял, человек держащий власть в своих руках, умеющий внушать ужас, на самом деле был одиноким мальчишкой, веривший в то, что его нельзя любить. Чудовище оказалось сущим ребенком, изрыгающее проклятия в адрес тех, кто не удосужился хотя бы попробовать его принять. Больное время, больные дети, и я не лучше его матери, раз рожаю в такое время…

– Ты опять плачешь? – укоризненно покачал он головой. – А я хотел, чтобы ты смеялась, – он внезапно помрачнел, – Прости, я дурак, я не могу заставить тебя смеяться и быть счастливой, насильно мил не будешь, кажется, так говорят, – он отвернулся от меня и ушел в спальню, я услышала, как скрипнули пружины под его весом. Да, Тошка, ты может быть и не в силах заставить меня быть счастливой, зато я могу сделать счастливым тебя. Я уверенно прошла за ним.

– Уходи, мне нужно подумать.

– Нет.

– Уходи или я за себя не отвечаю! – почти прорычал он, и посмотрел мне в глаза. Мне вдруг стало трудно дышать: огонь в его глазах, огонь муки и желания вперемешку.

– Если бы ты знала, как я тебя ненавижу и люблю в то же время! – воскликнул он, и тут же вскочил и грубо схватил меня за руки, – Ненавижу, потому, что ты была с другим, потому что носишь под сердцем его ребенка, потому что любишь не меня. Иногда мне хочется убить его, тебя… Черт!

– Может мне лучше уехать? – слабым голосом проговорила я.

– Я тебя не отпускал! – я даже вспыхнула от его властного голоса, – Ты обещала мне неделю.

– Боюсь, я не выдержу неделю с твоим настроением, – с горечью заключила я.

Он отпустил меня и отошел в угол комнаты.

– Такого больше не повториться, – услышала я его голос, – Больше никаких претензий, упреков. Просто дай мне прийти в себя.

И я вышла. Что могла я ему сказать в противовес его слов? Только то, что я его люблю. Но он не поверит, я бы не поверила.

Два дня пролетели незаметно и тихо, он как будто не замечал меня. Я совсем была сбита с толку, он просил у меня неделю и теперь впустую тратит ее. Любая попытка заговорить с ним натыкалась на стену холода в его глазах. Совершено неожиданно я начала понимать, что мерзну от этого. Холод, которым он меня обдавал, леденил мне душу. Я не стала безразличной к нему, наоборот я чувствовала тоже, что и он – безысходность. И никто кроме меня не мог это прекратить. Он свято верил в то, что заставил меня уехать с ним, вызвав жалость.

– Мы поменялись ролями, – подала я голос, впервые за этот долгий день. Он посмотрел на меня отсутствующим взглядом. – Не хочешь поговорить? – и снова молчание. – Ты зачем меня сюда привез? – начала я выходить из себя.

– А что ты ждала, что я накинусь на тебя как зверь?

Зверь! Он говорил мне об этом, когда – то давно. В этот момент он посмотрел на меня таким злым взглядом, что я поневоле вздрогнула. Подчинить, поработить, сделать слабым… Это то, что диктовало ему то чудовище, живущее в нем. Но теперь очень многое, изменилось. Любовь не могла сделать меня слабой, наоборот она давала мне силы, на борьбу за свое счастье. И в подчинении уже не было того жестокого смысла, было нечто другое – подчинение могло даровать свободу, чувственность легкость. И никакого порабощения. Мне нет дела до этого зверя, теперь я его не боялась. Но его боялся он.

– Ты не зверь, Антон.

– Ну, да! И это говоришь мне ты.

– Если он есть, борись с ним!

– А я что делаю все эти годы!

– Ты принимаешь его! – гневно бросила я ему, – Ты прикрываешься им, как щитом, вместо того, чтобы бороться и сказать ему нет, раз и навсегда!

Он пораженно на меня посмотрел.

– Ты думаешь это легко?

– Нет, черт побери! Это нелегко. Но хватит жалеть себя! Ты хотел, чтобы я подарила тебе неделю. Я тебе ее дарю, не зверю, а тебе! Что ты сейчас чувствуешь?

– Мне хочется тебя убить, – пробормотал он, – А еще хочется, чтобы ты заткнулась.

– Ты боишься.

– Нет!

– Ты боишься боли, которую причинили тому мальчику, когда постоянно изо дня в день отвергали его. Ты боишься нового разочарования, которое ты испытывал каждый раз, когда не выполнялись обещания. Тогда ты и впустил в свою душу зверя, он давал тебе защиту от этого, но и требовал многое взамен. Но больше он тебе не нужен. Отпусти его. Выпусти его на свободу. Потому что я не собираюсь больше тебе лгать, уже более чем достаточно лжи в наших отношениях. До сих пор я не могла выбрать, не понимала своих чувств к тебе, к Яну. Но теперь я знаю, что я хочу. Отпусти своего зверя, он только мешает нам, потому что видит Бог, я люблю тебя.

Глава 8. Рухнувший мир

К катастрофе идет не народ, к ней идут отдельные личности.

Янош Кадар.

– Не слишком много на себя берешь? – ухмыльнулся он, но взгляд был пристальным, будто он силился прочитать по моему лицу.

– Я ничего на себя не беру. Просто говорю все как есть. Я люблю тебя. И я хочу быть с тобой.

– Выходит, ты сделала свой выбор?

– Да.

Надежда на его лице промелькнула, но тут же погасла.

– Слишком поздно.

– Ушам своим не могу поверить! Ты что отказываешься от меня?

– Ты убедила меня – со мной рядом опасно и тебе, и Кирке, – в его взгляде была уверенность. Уверенность с примесью горечи.

– Я ничего не понимаю, – я была растерянна, да нет, просто убита его словами, – Ты что бросаешь меня?

– Бросаю ли я тебя!? – почти прорычал он. – Нет, дорогая, неделя еще не кончилась, у нас осталось пару дней. Потом ты уедешь домой, а на следующей неделе улетишь во Францию с Кирой. Навсегда. Влад передаст тебе билеты, визу и документы на дом, который я купил в Нанте, а также чековую книжку. Я открыл счет на твое имя в одном из банков. Денег хватит на всю оставшуюся жизнь. Выучишь сына, может быть, выйдешь еще раз замуж. Будешь жить так, как ты того хотела. – Его взгляд обдал меня жаром. – Но сейчас ты всецело принадлежишь мне! Два дня ты моя, и я не желаю тратить время на долгие разговоры и споры.

Он стремительно подошел ко мне и с тихой яростью впился мне в губы.

– Я хочу тебя. Раздевайся.

Мало того, что он обрушил на меня все это как снежный ком, так он еще и уходил от разговора самым интересным способом, на которое только способны мужчины. Я покачала головой и отступила на один шаг.

– Нет.

– Нет? – вскинул он бровь, – И кто меня остановит? Ты? – что-то страшное творилось с его глазами…

– Не надо быть таким.

– Жестоким? Но я жесток! И всегда таким был! – вдруг он громко и зло рассмеялся – Да не смотри ты на меня так! Я не собираюсь тебя принуждать! Это не потребуется, ты сама захочешь.

Стукнуть бы его, чем потяжелее, чтоб опомнился!

– Антон, да что с тобой?! – воскликнула я, – Почему ты себя так ведешь?

Его глаза яростно полыхали, а в уголках губ залегла горестная складка.

– Почему? – едва выдохнул он, – Да потому что мне больно, черт тебя побрал! Потому что твое признание сильно запоздало, так как трупу вряд ли нужна любовь! Что ты на меня так смотришь? Я не надеюсь выбраться живым, – он глубоко вдохнул в себя воздух и через минуту уже более спокойным голосом произнес:

– Все с самого начала шло кувырком. Я знал, на что я иду. Но ты не должна бояться, – Тошка стоял мрачнее тучи, руки в карманах брюк, напряженное тело, готовое к атаке в любую секунду, – Тебя не тронут, ты ничего не знаешь…

– Но я хочу знать! Я имею право знать из-за чего мне нужно уехать из страны, почему я лишаюсь тебя… – последние слова я прошептала, а Тошка дернулся как от удара.

– Если я расскажу тебе, тогда и твоей жизни будет угрожать опасность.

– Но кто сказал, что она мне сейчас не угрожает! – крикнула я. – Только не прикидывайся дурачком! Я не настолько глупа, чтобы не понимать, почему ты отправляешь нас в другую страну. Опасность есть, так? Они не поверят, что я ничего не знаю. Ты просто обязан мне все рассказать!

– Я обязан обеспечить твою и Киркину безопасность.

– Антон!

Тишина долгая, мучительная, уже было поверила, что он, как обычно, ничего не скажет.

– Ты что-нибудь слышала о Бересове? – после долгих раздумий спросил он.

– Да. Довольно известный политик в нашей области. Внес много программ по защите детей и окружающей среды.

– А по совместительству смотрящий за областью: контрабанда оружия в страны Ближнего Востока, работорговля детьми, ну и конечно наркота.

– Понятно, оказался Бересов полным дерьмом, – осторожно произнесла я, – Но причем здесь ты?

Антон сел на диван, уставился в пол и начал рассказывать.

– К бабке Тамаре тогда приехали его люди, и тонко мне намекнули, что если не стану работать на них, то лишусь своей головы прямо там. Я, конечно, мог поперек них пойти, даже один, но Митяй на тебя глаз положил, ублюдок. Слава за ним идет такая, что даже проститутки бояться его как огня – мразь и садист. А когда тебя этот сукин сын увидел, у него аж слюнки потекли, на лбу было написано, каким пыткам он тебя подвергнет, сделай я неверный шаг. Я дал свое согласие, понимая, что в конце они от меня избавиться как от ненужного элемента в своей цепочке.

Пропал у них груз с оружием, который Бересов, тот же Батя, направил в Ингушетию. Не доехал состав, на полпути потерялся. Вот здесь я Бате и подвернулся со своими возможностями и талантами.

– Как в Ингушетию? Там ведь наши! Там… – у меня дыхание перехватило, а Тошка горько усмехнулся и продолжил:

– Батя конечно и не вспомнил бы про меня, если бы не тот инцидент с теми тремя подонками. А вернее одним, очень избалованным ублюдком, который по несчастью оказался племянником его близкого кореша. Итак, груз я нашел.

– И это все?

– Конечно, нет, – злорадно усмехнулся он, – Пока я Батин груз разыскивал, многое, что успел увидеть, – Тошка поднял на меня свои глаза, и я поневоле вздрогнула – столько ненависти я не видела никогда, – Я вышел на ту мразь, которая занималась подбором детей в восточные бордели для Бересова.

Я охнула, и сердце мое сжалось.

– Детям от десяти до тринадцати лет, не больше. Он скупал их у директоров приютов, куда вкладывал немалые деньги, причем из федерального бюджета. Как раз по той программе по защите детей, как ты говорила.

– Но как об этом не стало известно? Ведь это же дети!

– Не будь наивной! Кто сейчас заботиться о судьбе сирот? Кому они нужны? Все очень и очень просто: ребенок исчезал, а его отмечали как сбежавшего, неуправляемого с расшатанной психикой. На самом деле детей туда подбирали тихих и забитых.

Я нашел эту тварь и убил. Конечно, Бате это не понравилось, очень не понравилось, так как я нарушил его давно налаженную связь с борделями за границей. Чтобы найти очередного посредника понадобиться очень много времени, для того чтобы проверить человека, ввести его в курс дела. … Потом я сдал его груз с оружием фэшникам. Много денег Батя потерял, очень много миллионов долларов. Ну, а для своей страховки я «одолжил» у Бати всю его черную бухгалтерию по работорговле и надежно спрятал, и на ухо кое-кому шепнул, что в случае моей смерти эти документы попадут туда, куда надо. Теперь понимаешь, какая редкая сволочь стоит у власти?

Антон снова начал с двойным упорством разглядывать пол. Прошло минут пять не меньше, когда он поднял свои глаза, полные горести и решимости.

– Уезжай из страны. Ты верно подметила, я самого начала знал, что тебя не оставят в покое. Боюсь, что ты для них единственный козырь против меня. Не думай обо мне. Если я выживу, я приеду к вам. Уезжай, слышишь, хорошая моя…

Из глаз моих брызнули слезы. Я даже не могу передать, какая ярость клокотала внутри меня.

– Я уеду, черт с тобой! Но ты, сукин сын, приедешь ко мне! Ты не посмеешь сдохнуть, когда ты так нужен!

Тошка обнял меня и даже тихо рассмеялся:

– Узнаю тебя. Ты сама нежность и очарование, – он немного помолчал, а потом тихо и нежно произнес:

– Я не шутил. Я действительно не хочу тратить время на разговоры.

Я посмотрела ему в глаза. Ясный, чистый взгляд его серых глаз больше не обдавал меня холодом. Тихо вздохнув, я покосилась на свой заметно округлившийся живот – неужели я еще возбуждающе выгляжу? Тошка понял мой взгляд по– своему:

– Я не причиню ребенку вреда, – о, Господи, Тошка, я в этом даже не сомневалась.

Мне не спалось. Я в очередной раз прокручивала всю информацию, которую услышала от Антона. Неужели нет выхода? И какой же он упрямый! Даже слышать ничего не хочет о моем отце. И это в такой-то ситуации? Но боюсь, тут замешена не только гордость. Он не хочет подставлять никого, кто мне дорог. Но я не могу сидеть, сложа руки!

Потихонечку пробравшись на кухню, и прикрыв за собой дверь, я включила давно забытый сотовый телефон и набрала номер отца.

– Ну, наконец-то, мать твою! – рявкнул он в трубку и вздохнул от облегчения – Ты чего вытворяешь? И это в твоем-то положении! Ты где пропадала? Где ты?

Я помолчала пару секунд и тихо сказала:

– Если ты закончил, могу ли я тебя попросить? – отец громко выругался, но трубку не бросил.

– Как там Кирка? – начала я с главного.

– Нормально. Ваша няня просто образец терпения и понимания. Я почти каждый день навещаю его.

– Спасибо тебе.

– О чем ты? Он мой внук. И твой сын, кстати, ты не забыла? – я только зубами скрипнула, – Надо полагать, Антон с тобой?

– Нет, его нет в городе, он спрятал меня и куда-то уехал, – почему-то соврала я. Пока не поговорю, ничего ему не скажу.

– А о сыне он не забыл?

– Он справедливо предположил, что с Кирой ты нам поможешь.

– Что ж, тоже верно. Зачем звонишь? Не удосужилась до этого отца известить, так что сейчас беспокоишься?

– Пап, поговорить надо.

– Да уж догадался, не дурак. Где ты?

– Я не могу сказать…

– Какого черта!

– Пап, я, правда, не могу, на то есть причины, не злись. Давай возле причала в семь.

– Я подъеду, – вздохнул мой отец и отключился.

На улице почти рассвело. А я никак не могла придумать, куда бы отправить Антона с утра пораньше, чтобы не заметно улизнуть из дома. Было уже шесть пятнадцать, когда я решила действовать.

Широко открыв дверь в ванную комнату, я прошествовала к белому фаянсовому туалету и склонившись вызвала рвоту. На третий мой стон Антон подскочил как ошпаренный.

– Девочка, как ты? – Я посмотрела на него измученным взглядом, и ничего не сказала. Умылась холодной водой и с видом мученицы прошла в комнату. Тошка с видом побитой собаки трусил за мной.

– Может тебя в больницу отвезти? Давай я Владу позвоню, – ситуация принимала неверный оборот.

– Хватит с меня Влада! Меня от одного его вида уже мутит. Лучше съезди в аптеку, купи чего-нибудь от тошноты, – сказала я и прилегла на диван, прикрыв глаза.

Собрался он минут за пять и уехал, выжимая из машины все лошадиные силы. Ближайшая аптека была в пятнадцати минут езды, нужно торопиться. Быстро надев спортивный костюм, я выбежала из дома. Пройдя быстрым шагом пару кварталов, я поймала машину и доехала до причала. Отец был уже там. Он стоял, облокотившись о свою машину, и нервно курил.

– Привет, – сказала я ему. Он кивнул и отбросил сигарету. Ходить вокруг да около не имело смысла, и я начала рассказывать ему все то, что узнала от Антона. Но не сказала где сам Антон, какое-то предчувствие предостерегало меня от этого. По мере моего рассказа лицо отца становилось все более отчужденным.

– Пап, я понимаю, что сам Антон никогда к тебе не обратиться. За него прошу я. Я знаю, что у тебя достаточно связей, чтобы помочь, – закончила я. Отец достал новую сигарету и закурил.

– Я знал, что ваш союз добром не кончиться, – изрек он, глядя куда-то в сторону.

– Пап, не начинай. Сейчас не время.

Он резко ко мне обернулся.

– Не время, ты права! А ты не хочешь поинтересоваться, каким образом я все это устрою? Тебя это не волнует? Ты кроме своего мужа уже больше ни о ком не думаешь! Кстати, мужа бывшего, прошу заметить.

– Я всего лишь, обратилась с просьбой, – удивленно проговорила я, не ожидая от него такой вспышки.

– Мой ответ «нет».

У меня возникло ощущение, будто мне влепили пощечину, так неожиданно и резко прозвучал его ответ.

– Почему?

– Я не обязан объяснять.

– О, да, ты не обязан, – с горечью сказала я, – Ты вообще никогда не считал нужным объясняться со мной. Даже тогда, когда отправлял меня на все четыре стороны из родного дома после смерти Лешки.

– А ты жестока… – отец даже посерел лицом.

– Не более чем ты.

– Да, пойми ты… Я работаю на Бересова… И что я теперь укушу ту руку, которая меня кормит?! Ты хоть представляешь, где я буду после этого? – выпалил он.

В глазах потемнело, и мир пошатнулся. Большим усилием воли я заставила себя не терять нить сознания.

– Ты… ты… работаешь на эту… мразь? – с брезгливостью переспросила я. Отец промолчал. – И чем же ты занимаешься? Надеюсь, ты хотя бы в работорговле не замешан?!

Он вздрогнул.

– Нет. Я бы с удовольствием открутил ему шею за это. Но… это бизнес, детка. Я не вмешиваюсь в его личные дела.

– Личные?!? – опешила я, – Папа, ты же любишь детей… Тьфу, твою мать! После такого известия даже слова «любишь детей» приобретают другой смысл! Твоя помощь детским домам – блеф?

– Нет, – угрюмо произнес он.

– Бересов кормиться с этой же кормушки…

– Я не занимаюсь торговлей детьми! – заорал он на меня, – Теперь все? Какого черта, ты лезешь туда, куда нормальная баба и не подумала бы!

– Я хочу, чтобы ты помог Антону.

– Опять все с начала! – простонал он, – Пойми, девочка, – начал он, вкрадчиво заглядывая мне в глаза, – Антон переступил границу дозволенного, я не вправе вмешиваться.

– А как же я? Теперь я тоже в курсе. Меня убьют, папа, – я знала, что жестоко так с ним разговаривать.

– Этого не случиться! Ты воспользуешься предложением Антона и уедешь за границу, поняла? Я буду помогать тебе.

– Папа, он тебе жизнь спас!

– А перед этим пытался ее отнять, – хладнокровно заключил мой отец, – Хватит! Антон умрет, а ты уедешь!

Я смотрела на него и не узнавала в этом чужом жестоком не человеке своего отца. Вот так, походя, он отправлял на смерть отца своего внука, человека, которого я любила…

Я развернулась и пошла прочь. Мир рухнул. Антон… Тошка… Любимый… Отец… Руки, убаюкивающие меня перед сном…

Домой я зашла как в полусне. На дорогу назад ушло много времени. Но я даже не заметила этого. Стоя в дверном проеме, я облокотилась о дверь, пытаясь прийти в себя. Мне нужно смириться с этим. Смириться можно, но можно ли понять. Господи, какой же дурой я была все эти годы! Я ведь никогда не задавалась вопросом, откуда в нашей семье такие деньги, наивно предполагая, что их можно заработать честным трудом. Чего еще я не знала? Помниться отец не сильно обрадовался, когда мы с Лешкой решили пожениться, почему? Теперь мне захотелось это знать. Зато в отношения с Антоном отец не вмешивался. И теперь спокойно говорит о его убийстве. Я судорожно вздохнула. Не думать, иначе я сойду с ума. Прийти в себя меня заставила другая мысль: Тошка дома, и судя по всему давно, но не криков, не ругани в свой адрес я не слышу.

Я прошла в комнату и увидела, что он сидит в кресле, бледный, и взгляд какой-то мутный.

– Антон, – позвала я его, он медленно повернул голову в мою сторону, посмотрел на меня, и молча, вернулся в исходное положение.

– Почему ты не спрашиваешь, где я была?

– Я не хочу это знать.

Ущипните меня! Я что сплю?

– Тошь, это не то, о чем ты подумал, – осторожно начала я. Он усмехнулся и опять ничего не сказал.

– Тошь… Я не видела Яна, честное слово, и ни с кем другим я тоже не была… в этом плане.

– Тогда с кем ты встречалась? – он холодно на меня посмотрел, но, в то же мгновение, холод в его глазах исчез, и взгляд стал просто потерянным.

– Я не могу сказать…

– Хорошо, не говори.

Тут я малость обалдела. Ничего себе перемены в любимом!

– С чего это вдруг такое смирение перед судьбой? – не удержалась я от вопроса.

– Я достал тебя своей ревностью, да? – будто не слыша моего вопроса, спросил он, – Мне не хочется омрачать наш последний день. Уже не имеет значения, с кем ты будешь завтра.

Черт, почему же мне так больно от его слов! Я ведь хотела свободы, хотела жить по-другому.

– Я вижу, ты удивлена, – тепло улыбнулся мне он, но глаза были серьезными. – Знаешь, есть одна притча: «В одной школе Учитель по философии, заходя в класс, где сидел его самый лучший ученик, увидел, как тот ест рыбу, спросил его:

– Что ты делаешь?

– Я ем рыбу, потому что я ее очень люблю, – ответил ученик.

Учитель разозлился и ударил ученика.

– Ты не любишь рыбу! Если бы ты ее любил, то отпустил бы ее обратно в море. Ты любишь вкус рыбы у себя на устах, а значит, любишь себя».

– Вот так и я, – продолжил Антон, – Очень долгое время любил себя. Но сейчас все не так. Я отпускаю тебя в море, рыбка, потому что люблю.

– Отпускаешь? – хрипло пробормотала я, – Но я не хочу больше свободы! Я никогда не находила сил уйти от тебя, ты меня возвращал… А, впрочем, возвращалась я сама, если бы я захотела, ты бы меня не нашел. Ты моя зависимость, мой наркотик.

– Поэтому уходи.

– Ты не давал мне дышать! – выкрикнула я, – Я нуждалась в тебе даже тогда, когда ты был извергом, животным.

– Это не жизнь, – сказал он, – И это не любовь.

– Но сейчас все не так! Мы оба изменились. У нас есть шанс, Тошка! Прошу тебя, не отталкивай меня.

– Ты хочешь умереть вместе со мной? – глаза его вспыхнули гневом, – Но подумай, на кого ты оставишь Кирилла? Да и не имеешь ты права распоряжаться еще не родившимся ребенком!

Он прав. Я подвергаю опасности не только свою жизнь. А Кирилл? Если бы Антон знал, насколько он прав – на отца Киру я теперь не оставлю ни за что. Воспоминания об отце, о нашем разговоре, повергли меня в еще большее отчаяние.

– Давай завтракать, – закрыл тему Антон, – Потом мы проведем весь день вместе, наш последний день. На утро я отпущу тебя.

Утро. Я боялась его. Я гнала его в мыслях прочь. Пусть ночь задержится, не уходит так скоро. Пусть будет солнечное затмение, если оно способно подарить мне тьму, несколько минут. Пожалуйста.

– Я знаю, что ты не спишь, – раздался голос Антона за дверью. Сон… Сна не было в помине! Были только часы, стрелки которых передвигались с дьявольской скоростью.