Текст книги "Мое имя – Вендетта! Криминальная мелодрама"

– Вик, мне бы завтра в магазин съездить, в книжный, а то я тут со скуки помру, – закинула удочку я.

– У Митяя целая библиотека в кабинете.

Понятно, шанса улизнуть из дома он мне не предоставит. Ладно, Вик, хотела я с тобой по-хорошему, но придется действовать, как всегда. Вот только для того, что я задумала, мне понадобится помощь Оксаны.

Глава 3. Лицом к врагу

Утро меня встретило чашкой горячего дымящегося кофе на тумбочке возле постели. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, кто виновник сего подарка. Кстати, его самого в комнате не было. Тем лучше. Настрой был, самый что ни на есть воинственный. Я еще немного понежилась в постели, сделала пару глотков остывшего кофе и, надев тот же розовый халат, вышла из комнаты. Уже спускаясь по знакомой лестнице, услышала рассерженный голос Оксанки.

– Какого черта, я вас спрашиваю, я должна таскать эту хрень с собой, даже если пользоваться ей не умею!?

Я улыбнулась, новоиспеченная подруга, похоже, не пренебрегала крепким словцом. Вывернув на кухню, я осторожно прошмыгнула к столу и села на стул. Картина перед моими глазами предстала та еще: Оксанка, с раскрасневшимся лицом и прической фурии, гневно смотрит на молодого чуть бледного парня и двумя пальцами одной руки, брезгливо держит пистолет.

– Они и тебя решили оружием снарядить? – осведомилась я.

Оксанка таки оторвала свой тяжелый взгляд от парня, впихнула ему ствол и, повернувшись ко мне, с возмущением произнесла:

– Проснулась, смотрю, на столе вот эта штука и записка от Димки, – она со скрипом пододвинула себе стул и села, – Этот несчастный трус сам мне это в глаза не сказал, предпочел записочку нацарапать, мол, не волнуйся, дорогая, все путем, но лучше тебе с собой носить вот это. Вот скажи мне, на хрена козе баян?!

Парень прыснул со смеху, вероятно проведя аналогию с козой и Оксанкой. Ксанка, будучи в разъяренном состоянии духа, злобно посмотрела на парня и тот поспешил ретироваться с кухни.

– Митяй умный, – хохотнула я, – Исчез раньше, чем ты его из его же пистолета пристрелила.

– Мне эта фигня не нужна, я б его скальпелем на британский флаг разрезала, – хмуро ответила она, а я рассмеялась.

– Все-таки ты кровожадная.

– Нет, это ни в какие ворота не лезет, – продолжала возмущаться она, – Мало того, что мне пришлось брать отпуск, причем я к матери съездить даже не могу, а она у меня после операции, пришлось сиделку нанимать; мало того, что этот перестраховщик нагнал в дом своих бойцов, так что я в туалет боюсь зайти, вдруг и там кто-нибудь сторожит. Так мне теперь надо из себя непобедимую Никиту изображать, что ли? Я врач, а не Рембо!

– Никита, – со смехом поправила ее я.

– Не важно! Меня это бесит. Особенно выводит из себя, что я так не злилась очень давно, и вообще, подобный тон разговора не в моем стиле.

Похоже, она выдохлась и теперь, сидя напротив меня, только носом сопела. Она мне нравилась, особенно если учесть, что подруг, как таковых, у меня не было, это становилось интересно.

– Что делать-то будем? – задала я насущный вопрос, – Отсюда нас не выпустят, это я уже поняла. А выйти просто необходимо, – последнее я произнесла чуть слышно.

Оксанка, сообразив, что я говорю это неспроста, кивнула.

– Пошли к тебе в комнату.

Мы поднялись, закрыли дверь и продолжили разговор уже на пониженных тонах.

– Судя по твоему виду, у тебя есть предложение, – прошептала она.

– Ага, есть. Так как наших слишком умных мужчин нет, провести кучку охраны не составит труда.

– Не думаю, – помотала она головой, – Если мы сможем их провести, то значит, смогут и другие, а таких Митяй не держит, как я поняла.

– У них мозги по-другому работают, – настояла я, – Им в голову не придет, что две женщины, которых они охраняют, захотят себе приключение на голову искать. Но тебе нужно к матери, хоть на часочек, а мне… тоже кое-куда надо.

– Да, ладно! – всплеснула Оксанка руками, – Только не говори, что у тебя любовник имеется! И не страшно тебе такому мужу рога наставлять…

– Ну, тебя! – чуть громче, чем надо сказала я, – У меня что, кроме любовников и секрета быть не может?

– Ты права, а я дура, – согласилась Оксанка через минуту, а я опять невольно улыбнулась. Интересный она все-таки человек.

– Предлагай свой план.

Ровно через час Оксанка подключила ко мне какую-то свою аппаратуру, нанесла на меня тонну тонального крема светлого тона и пудру, глянув в карманное зеркальце, результатом я осталась довольна – цвет аккурат, как у покойника.

– Ну что, мать, – произнесла она довольно, только что руки не потирая от удовольствия, – Теперь дело за тобой.

Я кивнула, закрыла глаза и настроилась на печальный лад, а то моя довольная ухмылка сотрет на нет все общие усилия.

Ксана вышла и через пять минут влетела в комнату ко мне вместе с Виком, как метеор. Видеть выражение лица телохранителя Митяя я не могла, так как изображала беспамятство – тяжело дышала, глаза закрыты и стонала мучительно.

– Я тебе говорю, что уже все перепробовала, – взволновано говорила Ксанка Вику, – С утра нормально все было, а потом она слегла и все, понимаешь?

Я почувствовала, как Вик подошел ко мне ближе, вероятно вглядываясь в мое лицо. В этот момент я дышать перестала и молила всех святых только об одном, чтобы он не увидел килограмм тонального крема на моем лице. Почувствовала его руку на своем лбу, от волнения меня холодный пот прошиб.

– Она ледяная, – сказал, наконец, Викинг, а я даже удивилась, по голосу было слышно, как парень переживает.

– Подожди, через пять минут горячая будет, симптомы лихорадки, – не моргнув и глазом соврала Ксанка, – В больницу ее надо, Вик, срочно. Похоже, заражение от пули пошло.

– Не могу я, Оксана Владимировна, – простонал Викинг, – Если Митяй и ее муж узнают, что я вас обеих из дома выпустил, три шкуры сдерут. А если с вами что-то случится, я сам себе этого не прощу.

– А если она здесь помрет? – зло спросила Оксана, – Ты себе спасибо скажешь? В больницу ее надо, под наблюдение нескольких врачей, там аппаратура, лекарства, медсестры. Что ты как древний человек! Помрет она здесь, понимаешь!

Похоже, тирада Оксаны возымела свое действие, потому как Вика из комнаты, как ветром сдуло, только крикнул напоследок: «Я машину к крыльцу подгоню».

– Кажется, пронесло, – через какое-то время выдохнула Оксанка и я открыла глаза, – Ты лежи и не дергайся. Глаза не открывай, в общем, делай вид, что через секунду скончаешься.

– У тебя, наверное, любимые фильмы – это ужастики, – улыбнулась я, а Оксанка, оглянувшись на дверь, шикнула на меня.

Вик вернулся ровно через семь минут, Оксанка при нем отсоединила от меня всякие трубочки, и он бережно взял меня на руки. Пока нес меня до машины, я в душе поражалась, идет и даже не спотыкается и не дышит тяжело от ноши, а я ведь не худенькая. Хотя по сравнению с ним, конечно, дюймовочка.

До больницы мы домчались в рекордно короткие сроки, так как Вик, похоже, забыл, что у машины, кроме педали газа, есть еще и педаль тормоза. Зато тоналка к приезду в больницу мне не понадобилась, я реально побледнела от страха, пока мы неслись по оживленной трассе.

Через десять минут я лежала в палате реанимации. Подключать меня к реанимационному аппарату, естественно, не стали, предварительно сунув пачку денег дежурной медсестре. Оксанка выпроводила сопротивляющегося Вика из больницы и отправила домой ждать новостей, хотя, как ей это удалось, ума не приложу.

– Ты, случаем, его не загипнотизировала? – спросила я, начиная убеждаться в особом даре подруги.

– Нет, – улыбнулась она, – Просто убедила его, что стоя возле палаты сутки напролет, он больше привлечет неприятностей, чем защитит тебя от них.

– Ты, наверное, гений, – восхитилась я, на что она самодовольно изрекла:

– А то! Между прочим, в совершенстве владею английским и немецким языками. А еще кандидатскую пишу, правда в последнее время все некогда, – вздохнула она.

– Кандидатская по медицине? – поинтересовалась я.

– По ней самой, – ответила она, – Ладно, я к матери побежала, буду на связи.

– Ксан, сделай мне еще одно одолжение, – тихо попросила я и она обернулась. Я протянула ей заранее приготовленный листок бумаги, с написанным на нем номером телефона.

– Позвони по этому номеру и сообщи человеку, что я в больнице в очень тяжелом состоянии.

С минуту она смотрела на меня изучающе, потом кивнула и, выходя из палаты, сказала:

– Надеюсь, ты мне когда-нибудь объяснишь, что происходит. Не люблю помогать вслепую.

А я очень надеюсь, что, когда Ксанка позвонит, Ян воспримет эту информацию всерьез. И у меня будет немного времени в выигрыше, чтобы что-нибудь придумать.

Я набрала заученный наизусть номер телефона своего крестного дяди Бори, моля Бога, чтобы он не сменил номер. Обратится за помощью мне было не к кому, кроме него.

– Дядь Борь, здравствуй! Это Лена Казанцева, – представилась я своей девичьей фамилией, как только трубку сняли, – Я в городе. Можно тебя увидеть?

Сколько себя помню, крестный никогда и ни в чем мне не отказывал. Надеялась, что и сейчас не откажет в помощи. Омрачало встречу только одно, он и отец были закадычными друзьями, а это значит, что разговора об отце мне не избежать. Несколько лет я гнала прочь от себя мысли об отце и о том, что произошло на задворках загородной дачи Влада несколько лет назад. Но прошлое всегда к нам возвращается. Или мы к нему.

Я вызвала такси, надела одежду, сапоги и зимнее пальто, принесенное мне Ксаной и, выйдя с черного хода больницы, доехала до пятиэтажного дома по Смоленской. Перед тем как подняться, заглянула в магазин и купила любимый пятизвездочный коньяк дяди, с лимоном для него и горьким шоколадом для себя.

Крестный встретил меня радушно, даже обнял по-отечески.

– Не разувайся, у меня полы не мытые, – пресек он мои попытки скинуть сапоги и поэтому я только сняла пальто и прошла с презентом на кухню.

– Ну что, за встречу? – предложил мне дядя Боря, как только мы уселись за стол, и он достал рюмки.

– Подожди, лимон нарежу, – я встала, взяла доску, широкий нож и принялась кромсать лимон. В глаза смотреть ему боялась, в детстве-то не выдерживала его тяжелого взгляда, а уж сейчас и подавно.

– Давно в Россию приехала? – нарушил он молчание.

– Недавно. Ты уж извини, что не звонила…

– Да, ладно, – отмахнулся он, – Чего я не понимаю? У тебя своя жизнь… покруче моей сегодняшней будет.

Крестный был именно тот человек, который всегда в курсе всего, хотя и давно отошел от криминального бизнеса. И объяснять ему кто мой муж, и кто наши друзья было без надобности. Он и так все знал. Знал и не осуждал.

Я нарезала лимон, разломала шоколад, и мы выпили в полном молчании. Дядя Боря глядя на то, как я морщусь, усмехнулся и без перехода спросил:

– Что Митяй мой тебе не по вкусу пришелся? – и хитро на меня так посмотрел.

– Все-то ты знаешь, – закивала я, – Я ему конечно безмерно благодарна, он мужу моему, да и мне жизнь спас, но… – я замолчала, подбирая слова.

– Но то, что он подключил твоего мужа в аферу с заводом, тебе не нравится, – закончил за меня крестный, а я на него уставилась.

– Так ты в курсе?

– Девочка, ты что? Вся область на ушах стоит, только и разговору о том, что ген. директора завода сместили, а нового не назначили. Но это знает простой народ. А вот в узких кругах знают всю кашу, что Митяй заварил.

– Что думаешь по этому поводу?

– Гавно дело, вот что я думаю, – отрезал дядя Боря, выпив рюмку коньяка и закидывая в рот лимон, – Не потянет Митяй. Азид его с потрохами сожрет и твоего мужа за компанию. Совет тебе один: уезжай отсюда.

– Я его не брошу, – с вызовом ответила я крестному, а он на меня посмотрел сощурившись.

– Угу, понятно. Дура девка. От меня-то что надо?

– Информация, дядь Борь. Что они делать собираются? На днях уехали, меня в доме полным охраны закрыли, хитростью к тебе, вот, вырвалась.

– Нет, ну, точно дура девка, – хохотнул крестный, – Куда лезешь? Мужики свою башку, гляди того оставят, а от тебя и мокрого места не останется.

– Это мы еще посмотрим, – упрямо заявила я.

– Да-а, – протянул крестный и как-то жестко на меня посмотрел, – Характером в отца, – констатировал он, а я почувствовала, как бледнею.

– Пусть земля ему будет пухом, – произнес он и выпил еще рюмку. У меня руки задрожали, но коньяк я выпила, даже не закусив и почти не почувствовав вкуса.

– Значит, правду говорят, что это ты Витальку мочканула…

Рюмка выпала из моих рук и со звоном разбилась, куда деть глаза я не знала, а что с собой делать, вообще, понятия не имела.

– Как ты могла! – шарахнул тем временем дядя Боря по столу и тот подозрительно заскрипел, – Он твой отец! Был! Понимаешь?! Был!

– Вот именно был! – заорала я, размазывая невыплаканные слезы по лицу, – Только перестал им быть, когда стрелял в меня, в свою родную дочь! Не я начала, понимаешь? Не я! – и заревела в голос. Казалось, такой адской боли я не испытывала никогда. Все эти годы я пряталась, отгораживалась стеной, не пропускала настоящие чувства в душу, но теперь, здесь, глядя в глаза его лучшего друга, я оплакивала его смерть, дурную, проклятую судьбу. И сил остановиться не было. Да и не хотелось. Ничего не хотелось.

– Лен, … слышишь, …прости меня дурака старого, …я ведь все знал, как там все было, …просто, думал тебе все равно, … а ведь он все равно был твоим отцом…

При этих словах я разревелась еще больше, так больно, Господи, жалко, что от такой боли не умираешь.

Раздался звонок в дверь, но мне было все равно, хоть вселенская катастрофа сейчас начнется.

– Кого черти там принесли, – крестный, ворча, пошел открывать дверь.

– А ты кто такой? – услышала я ошарашенный голос дяди Бори и через секунду перед моими глазами нарисовался хмурый и злой Викинг.

– Я ее телохранитель, – пробурчал он, – От которого она убежала.

– Хреновый телохранитель, – провозгласил крестный.

– Не спорю, – зло ответил Вик.

А я, глядя на Вика, почему-то, разревелась еще больше и еще горче. Никакие попытки успокоится не действовали, видимо, боль, накопленная годами, прорвалась нескончаемой горячей и бурлящей лавой.

– Тебя кто-то обидел? – тихо спросил Вик и так на дядю Борю посмотрел, что даже через пелену слез я увидела угрозу в его глазах.

– Я сама себя обидела, Вик, много лет назад, – и это было правдой.

– Молодежь совсем распоясалась, – не остался в долгу дядя Боря и начал прожигать Вика взглядом, от которого я поежилась, – Ты откуда такой смелый взялся, фраерок?

– Дядь Борь, – тихо позвала я крестного, – Он телохранитель Митяя.

– Викинг? – удивился тот, – Не признал. Значит, теперь ее охраняешь? – спросил он, как ни в чем не бывало и тот кивнул.

Я вытерла слезы, встала со стула и прошла в зал, оставляя мужчин пообщаться между собой. Держалась из последних сил, понимала, что сама расковыряла рану, придя к дяде Боре, но иначе никак. В комнате его почти ничего не поменялось – те же кресла, тот же диван, старенький телевизор, стеллажи с книгами. Я глубоко вздохнула, пытаясь успокоится, но почувствовала чей-то взгляд и как-то мне нехорошо стало… Повернулась налево и уперлась во взгляд карих глаз моего отца на портрете, таких выразительных, живых, он улыбался, а рядом с ним на фото стояла я, совсем еще девчонка, и доверительно прижималась к нему. Отец… папа… папочка…

Я не заплакала, я завыла. За девять лет я не плакала по нему ни разу, мать, думая, что отец ее бросил, уничтожила все фотографии в нашем доме. Я же старалась не вспоминать его вообще. Теперь, видя его лицо, смеющееся и счастливое, сдержатся я уже не могла. То, что я дрянь – это я знала давно, но не осознавала это так четко, как сейчас. А еще поняла, именно в этот момент, что он никогда не будет рядом, не успокоит, не скажет, что любит… То, что он стрелял в меня, пытался убить Антона и убил Лешку, пусть и чужими руками, вдруг стало неважным. Крестный прав, он все равно оставался моим отцом, неидеальным, жестоким. Но он вырастил меня, дал мне жизнь, а я забрала его жизнь.

– Лена, Леночка, ну, хватит… Ну, поплакала и будет, зачем же так убиваться… – со мной рядом оказался дядя Боря и ласково, по-отечески поглаживал меня по волосам, – И я дурак старый тоже хорош, напомнил тебе…

– Ты… прав, крестный… – все еще заходясь от рыданий, проговорила я, – Я даже не дрянь, я хуже. Любой бандюга лучше меня.

– Это ты загнула, – возразил он.

– Что происходит? – тихо и серьезно спросил Вик, стоя в дверном проеме в комнату.

– У меня в аптечке где-то успокоительное было, я сейчас, – вдруг подорвался дядя Боря и метнулся в ванную комнату.

– Елена Витальевна?

– Никакая я не Елена Витальевна, Вик! Я дрянь. Я потеряла право так называться, когда убила его.

– Кого? – так же спокойно спросил Вик.

– Своего отца, – прошептала я трясущимися губами и уперлась взглядом в пол. Я ожидала презрения со стороны того, кто недавно спас мне жизнь, и я это презрение заслуживала. Для любого человека родитель – святое и неприкосновенное. Не удивлюсь, если он развернется и уйдет. Но вместо этого, Вик медленно подошел ко мне и опустился на колени рядом со мной.

– Посмотри на меня, – попросил он и тон его был настолько теплым и ласковым, что я сначала ушам своим не поверила и подняла на него свои глаза. Он молчал и просто смотрел на меня и, как совсем недавно дядя Боря, поглаживал меня по волосам.

– Ты расскажешь мне, что тогда произошло?

– Зачем?

– Тебе станет легче.

– А тебе станет противно со мной общаться, если не уже.

– Не станет. Я тоже не святой, я смогу понять.

– Понять можно все, простить нельзя…

Вик обнял меня, неожиданно, резко и в то же время нежно, а я, уткнувшись в его мощную грудь, ощутила спокойствие. Так мы и стояли – на коленях и обнявшись, пока не зашел крестный и при виде нас не встал, как вкопанный, я отпрянула от Вика, как ошпаренная.

– Да, ну ё! Предупреждать же надо! – и вышел из зала, – Молодежь, вы тут пообщайтесь, а я пойду, прогуляюсь пару часиков! – крикнул он уже из коридора. Я подорвалась со всех ног, крича:

– Крестный, ты все не так понял! – но ответом мне была захлопывающаяся дверь.

Вернувшись в зал, накинулась на Викинга.

– Ты чего молчал? Мог бы тоже сказать ему. Что он теперь о нас думает?

– А если я не хочу? – вдруг спросил Вик серьезным тоном.

– Чего не хочешь? – опешила я.

– Опровергать его предположения.

– Ты с ума сошел?

Вик невесело улыбнулся, подошел ко мне и взял за руки.

– Уже давно, когда в дом твой зашел и тебя увидел, в глаза твои зеленые посмотрел. А я ведь осуждал твоего мужа, Лена, за то, что он резню устроил из-за бабы, тогда в девяностые. А теперь понимаю, что и сам бы так сделал. Веришь?

– Нет, – ошарашенно ответила я и головой замотала, – Замолчи! Это все не так. Ты все придумал.

Я вырвала руки и медленно отошла от него подальше. Я видела, замечала его взгляды, но всерьез не воспринимала. И как мне реагировать на его слова теперь? Да еще в такой ситуации, когда мой собственный муж запер меня в клетке вместе с ним.

Вик стоял с минуту, не шелохнувшись и смотрел на меня, не мигая, потом сделал шаг, а я отпрянула, и сама же себя отругала. Дура, ничего ведь он тебе не сделает, если сама не захочешь!

– Я не придумал. Я говорю, как есть, но не бойся, девочка, это тебя ни к чему не обязывает. Ты ничего мне не должна, это я тебе должен.

– Нет, – я опять помотала головой, не в силах ничего сказать и честно не зная, как себя теперь вести – как мужчина он мне, конечно, нравился, но это ничего не значило, абсолютно ничего, а как человека, возможного друга, я его терять не хотела, – Ты не должен.

– Должен, еще как должен, – нежно улыбнулся мне он, – И не только за то, что вместо меня под пули встала. Должен, потому что ты за человека меня приняла, не отшатнулась, за зверя не посчитала, не командовала мной, как собакой, хотя и могла себе такое позволить. За то, что заставила поверить, что я не такой уж и урод, – улыбка медленно перерастала в усмешку, пока он говорил, а я ужаснулась, начиная понимать, что похоже я единственная кто к нему по– человечески отнесся.

– Вик, я…

– Друзья? – он протянул мне руку, вопросительно на меня глядя, и я ни секунды не сомневаясь, вложила в его руку свою. Он тут же воспользовался положением и притянул меня к себе.

– Вик, – настороженно проговорила я.

– Не бойся, не трону. Просто хочу сказать тебе спасибо за все. Знаешь, когда за тобой от больницы шел, злился. Думал, сейчас посмотрю, куда ты пошла, а потом все тебе выскажу. А когда тебя плачущую увидел – душа перевернулась.

– Не поверил Ксанке, значит, – вздохнула я.

– Я же не идиот.

– И ты вовсе не урод, – вставила я, – Никогда себя так больше не называй.

– Не надо меня успокаивать, я не девочка, – рассмеялся он.

– Тебе идет, когда ты улыбаешься, – не угомонилась я, – Лицо совсем мальчишеское становится и доброе.

Он опять рассмеялся и отпустил меня из объятий. А мне, в который раз стало неловко, не знала, куда себя деть.

– Лен, перестань, сказал же, мое признание тебя ни к чему не обязывает, – видимо мой новоиспеченный друг обладал отменной проницательностью. Я отвела от него глаза и снова наткнулась на портрет отца.

– Лена, – осторожно позвал меня Викинг, видя, что я стою, как вкопанная и даже дышать перестала, – Лена, не надо, не смотри.

Он быстро подошел ко мне и развернул к себе.

– Зачем душу себе рвешь? Думаешь, заслужила наказание?

– Да.

– Девочка моя, бедная, – произнес он с нежностью и покачал головой, – Расскажи мне.

Я не хотела, боялась, что после рассказа увижу осуждение и отвращение, но я не имела права молчать, теперь, когда начала считать его другом, когда сама же призналась в том, что натворила. Я рассказала все, про Лешку, про тот вечер, когда отец приехал к нам со своими архаровцами. Как стрелял в меня, как смеялся над моей болью, после признания, что это он отправил Лешку в Чечню и как убивал на моих глазах Антона.

Викинг мочал долго после моего рассказа, а я ждала вердикта. Почему-то, мне стало очень важно его мнение. Когда он поднял на меня свои глаза, я вздрогнула, в них была ярость. Я сжалась в комочек, поняла, что только что оттолкнула от его от себя. Может, оно и к лучшему? Может…

– И ты обвиняешь себя? – от его слов я еще раз вздрогнула, – Говоришь, что заслуживаешь наказания? Да, какой он тебе после этого отец!

– Вик, не надо…

– Скажи мне, Лена, – он успокоился и глубоко вздохнул, – У тебя был выбор? Ты могла бы убить своего мужа? Смогла бы жить с этим? Молчишь? Тогда я скажу – нет.

– А как мне жить с тем, что я сделала? – закричала я, – Как я, вообще, до сих пор живу – дышу, сплю, ем? Я не знаю… Мне надо было себя, наверное, следом пристрелить…

Вик молча подошел ко мне, взял меня на руки и сел в кресло.

– Иногда бывают моменты, когда спасая чью-то жизнь, ты несешь зло, – тихо проговорил он, – Но это твой выбор и никто не смеет тебя осуждать за это, не побывав в твоей шкуре. Даже ты сама не имеешь права осуждать. Здесь нельзя было выбрать. Выбрав одного – ты предаешь другого. Замкнутый круг, который я предлагаю считать просто невезением.

Я потрясенно молчала. Он не только не оттолкнул меня, он не просто успокоил, он сказал… правду. Пусть она тяжело мне дается, пусть так.

– Спасибо тебе, мне этого еще никто не говорил.

– А Синица? – тихо спросил он.

– Что мог Антон сказать? Я тогда спасла ему жизнь, если бы не выстрелила, он был бы мертв, – я горько рассмеялась, – Знаешь, он тогда, после всего, поклялся, что больше не вернется к этому. Мы уехали. И девять лет я была счастлива, потому что не вздрагивала по ночам от каждого шороха, со временем мне перестали сниться кошмары, мы просто жили. Но стоило нам вернуться в Россию, он забыл все – свои обещанья, нашу жизнь во Франции, будто не было тех лет. Связался с Митяем…

– Тебе это не нравится, – утвердительно сказал он.

– Конечно, нет, – я резко вырвалась из его объятий. Потому что это не только неправильно, но, по сути, я обнимаюсь не с другом, который меня успокаивает, а с телохранителем Митяя, с доверительным лицом человека, который втянул моего мужа в новую игру со смертью. Я хмуро на него посмотрела, а он покачал головой.

– Если ждешь от меня рассказа, что у них происходит…

– Я знаю, не расскажешь, – прервала я его, – Митяй мне это прямо сказал, что ты не только мой охранник, но и человек, который не даст мне сделать глупости.

– Верно, – он кивнул, – Тебе не стоит лезть во все это.

– По-твоему, мне стоит дожидаться, пока Антона убьют? Думаешь, стану счастливой вдовой? – с сарказмом произнесла я, – Я сюда не для этого пришла. Я хочу знать, что происходит, и я узнаю, если не от тебя, то от крестного.

– Он тебе ничего не скажет.

– Ты не дашь?

– Он тебе ничего не скажет, – снова спокойным тоном повторил он.

Я зло смотрела на него, пока не хлопнула входная дверь.

– Молодежь, вы еще тут? – услышала я голос крестного.

– Да! – крикнула я, – Мы в зале!

Крестный зашел, посмотрел на меня, потом на Вика, улыбнулся и спросил:

– Поссорились?

– Дядь Борь! – возмущенно произнесла я, – Нас ничего не связывает, мы не любовники, как ты тут подумал. Просто я… Это была минутная слабость, Вик меня успокаивал, я…

– Ладно-ладно, не сотрясай воздух. Понял. По большому счету, это не мое дело.

– Я хочу знать, в какое дерьмо на этот раз залез мой муж? – я вопросительно уставилась на крестного.

– А он, что, – указал на Викинга, – Не рассказал?

– Нет.

– И ты решила, что я расскажу? Знаешь, почему я смог дожить до своих лет? Потому что все, что я знаю, я оставляю при себе, не треплю языком, без надобности.

– Я всего лишь хочу помочь своему мужу, – упрямо продолжила я.

– А я всего лишь хочу, чтобы ты осталась жива, – ответил он мне тем же тоном, – Ты не забыла, что у тебя двое детей? Сиротами хочешь их оставить?

– У Антона их тоже двое!

– Не путай Божий дар, с яичницей! – крикнул крестный, – Ты, вообще, не должна лезть, бабе в таких делах не место!

– Все, спасибо, пообщались! – я резко развернулась и вышла в коридор, взяла сумочку и наскоро надела пальто. Кроме головной боли и плохих воспоминаний мне этот визит ничего не дал. Дурацкий мир мужчин!

Я с силой хлопнула дверь при выходе. На лестнице второго этажа Вик догнал меня.

– Елена Витальевна, подождите!

– К чему официальный тон? – ехидно поинтересовалась я, – Минут десять назад я была Леночкой!

Он резко развернул меня к себе и жестко на меня посмотрел.

– Я могу называть тебя, как ты захочешь, но не думаю, что твой муж и люди это правильно поймут.

– А мне плевать чего они там поймут, а чего нет! – крикнула я ему в лицо, вырываясь из его хватки, – Мне уже на все плевать!

– Неужто? – так же зло бросил мне он, резко притянул к себе и впился губами в мои губы. Я опешила и с секунд пять ничего не делала, но потом, очнувшись, с силой оттолкнула его от себя и залепила ему пощечину. И испугалась. Идиотка!

Он ухмыльнулся, отпустил меня и уже спокойным голосом спросил:

– Ну что, будем переходить на личности?

Я только головой помотала, развернулась и стала спускаться по лестнице.

Синий хаммер увидела сразу, как только вышла из подъезда, молча направилась к нему. Викинг снял сигнализацию и я села на заднее сидение. Всю дорогу, пока мы ехали к особняку Митяя, я молчала. Он изредка поглядывал на меня через зеркало заднего вида, но я демонстративно отвернулась к окну.

В дом мы вошли также в полном молчании. У парней на воротах и в доме глаза на лоб повылазили, когда я своими ногами вышагивала от машины, когда утром видели меня умирающей.

– О, и тебя поймали, – Оксанка стояла возле лестницы и неодобрительно посматривала на парней, снующих по всему дому.

– Ты позвонила, куда я тебя просила? – уже не скрываясь, спросила я ее, тем самым решая позлить Вика.

– Ага, – кивнула она.

– Кому? – тут же вклинился Викинг в наш разговор, но я стойко его игнорировала и начала подниматься по лестнице.

– Любовнику, – ехидно ответила за меня Оксанка, а я про себя рассмеялась и покосилась на Вика. Тот потемнел лицом и, видно было, еле сдерживался, чтобы не нахамить нам обеим.

Не успела я зайти в свою комнату, как мой телефон запел и завибрировал. Посмотрев на дисплей, я невольно охнула – Ян. Так быстренько делаем умирающий голос. Скоро я совсем заврусь, с этими идиотскими играми.

– Я слушаю.

– Где ты, Ленка? Что случилось?

Я снова играю Яном, как и тогда. Кто я после этого? Конечно, можно сейчас заняться самобичеванием, пожалеть всех и вся, только остается вопрос: кто пожалеет меня и моих детей? Один бегает и ищет на свою пятую точку неприятностей, другой пытается его поймать, используя меня, а еще и третий появился и вовсе непонятно, чего ему от меня надо. А мне – то, что с этим всем делать? Только и остается, что делать все, чтобы дети сиротами не остались.

– Во-первых, успокойся, я жива и относительно здорова.

– Почему ты все время попадаешь в неприятности? – зло проговорил он в трубку.

– Ты по какому праву так со мной разговариваешь? – задала я вопрос и на том конце неожиданно замолчали, – Будешь продолжать в том же духе, брошу трубку. Итак, нужна тебе информация или же нет?

– Извини, – раздался его усталый голос, – Говори.

– Нет уж. Не по телефону и учти, у меня к тебе деловое предложение, так сказать, чтобы и овцы были целы и волки сыты.

– Казанцева, а ты ничего не попутала? Я не договариваюсь с бандитами.

– Ну, тогда, адьос, амиго.

– Где ты? – чуть ли не зарычал он в трубку, а я улыбнулась – пойдешь ты милый на сделку, с чертом лысым пойдешь, а не только с бандитами.

– Да, вот думала, сегодня с тобой встретится, да не получилось.

Есть у меня одна идейка – подговорить Яна и с его помощью вернуться вместе с Антоном во Францию. Правда, муж со своими явно наполеоновскими планами пролетит, как фанера над Парижем, но чего не сделаешь, ради спокойствия в семье.

– У меня нет времени играть в твои игры, – раздался ответ и в следующее мгновенье гудки в мобильном.

И что это было?

Ответ на мой вопрос прояснился очень быстро. Через час после нашего с Яном занимательного общения, в ворота особняка Митяя позвонили. Я как раз стояла у окна и видела всю происходящую картину. Охранники у ворот открыли дверцы и у всех, в том числе и у меня, челюсти попадали куда-то в район асфальта – Ян стоял собственной персоной, один, в милицейской форме. Мальчишки, конечно, молодцы, попробовали его не пустить, но не тут – то было. Ян вплотную подошел к одному из охранников и что-то проговорил ему, слышать я, конечно, не могла, но видно было, что с намеченного пути Яна сейчас даже танк не свернет.

Я поспешно отошла от окна и стремглав выбежала из комнаты. Как оказалось, не одна я наблюдала за всем этим действом. В прихожей со мной поравнялся Вик, настроен он был решительно и ничем хорошим это явно закончится не могло. Но сказать я ничего не успела, Ян вошел в дом вместе с одним из людей Митяя. Увидев меня, ухмыльнулся.