Текст книги "Контракт на смелость"

– А ты ухаживать за мной будешь? – задал вопрос с хитрым выражением на лице.

– Когда? – не поняла я.

– Ну, если заболею.

Ах, он еще и издевается!

– Буду! Залечу тебя до смерти.

– До смерти не надо, – Марок еле сдерживал смех, – Помереть я хочу конечно у тебя на руках, но в глубокой старости, это как минимум.

– Не подлизывайся, – улыбнулась я.

– Слащавенькие вы мои! Мы сегодня двинемся куда-нибудь?

Я с упреком глянула на шефа.

– А вот завидовать не хорошо, отвернись и не смотри!

Серж театрально закатил глаза, но не отвернулся.

– Идемте, – сказал Марок, и мы двинулись на выход.

Пока шли, я и Серж вовсю разглядывали достопримечательности Астроланикаскаса. Все здания были построены из камня, но имели абсолютно разные формы. Но, что было странно, ни одно здание не имело какого-либо декора. Ни тебе резной окантовки на крышах домов, или хотя бы цветочка, на редких окнах. Некоторые здания и вовсе окон были лишены. Одни серые камни в несколько этажей.

– Почему дома такие строгие? – вопрос я задала больше себе, но Марок меня услышал.

– На случай войны. Они не очень красивы, зато надежны. Некоторые дома уходят глубоко под землю.

– Тайные ходы? – удивилась я.

– Могилы, скелеты? – уточнил шеф, идущий рядом.

– Фу! Серж!

Марок только улыбнулся. В этот момент его кто-то окликнул, и я увидела, что к нам идет компания двух изибнисцев в странных одеждах. На них были серые балахоны. А в руках, что-то странно знакомое… Когда они приблизились, и я увидела, что они держат в руках, захотелось упасть в обморок. Жезлы, на верхушке которых были черепа. Марок легонько сжал мою руку и быстро прошептал:

– Это жрецы Тринога. Молчи, что бы они ни сказали.

По мере того, как они приближались, я их разглядывала. Не знаю, возможно, на Изибнисе их облик внушал доверие, но мне, как землянке ничего, кроме отвращения и откровенного страха, он не внушал. Руки и часть лица разукрашены черной краской, то, что я приняла за серый цвет балахона, вблизи являлось не серым, а темно-зеленым цветом, под толстым слоем грязи и пыли. Волосы длинные, грязные и не чесанные. Но даже не это было самым худшим, а то амбре, что донеслось до меня, едва они приблизились – пахло кровью, какими-то благовоньями и гниющей плотью. Неужели у жрецов бога смерти в порядке вещей не мыться?

– Марок, – произнес один из них, как только подошел, но не склонился в приветствии, лишь еле ощутимо кивнул головой, – Мудрейшие сказали, что скоро будет свадебный обряд. Но надеюсь, ты не забудешь принести жертву и Богу Триногу? В случае, если твоя жена умрет при родах, благодаря жертвоприношению она попадет в Западный Рай и станет Богиней.

– Я принимаю ваш совет, уважаемый кальмекзек, – ответил Марок и низко поклонился. Жрецы ушли, а я впала в ступор. Ну, ни хрена себе!

– Что это было? – спросила я спустя некоторое время и обернулась, шеф стоял бледный и старался не дышать и, кстати, правильно делал, воздух, будто впитал ароматы жрецов. Ламинок вообще упал ничком в поклоне. Понятно, чем ниже изибнисец по статусу, тем ниже склоняется. Или нет? Марок и тот низко поклонился, а ведь он входит в Совет, да и происхождения не низкого.

– Я бы хотел, чтобы с ними ты познакомилась в последнюю очередь, – тихо произнес Марок, Ламинок поднялся, шеф наконец-таки вдохнул, и мы двинулись дальше.

– О чем они говорили? Почему я должна умереть при родах? – произнесла я с содроганием.

– Все-таки испугали? – заботливым тоном поинтересовался Марок, – Это такое поверье, не воспринимай его на свой счет. Женщинам, умершим при родах, оказывается то же почтение, что и воинам, павшим в битвах. Их души отправляются в Западный Рай, где превращаются в богинь сиуапипилътин. Души этих женщин могут вернуться на планету после четырех лет, проведенных в раю. Некоторые из них становятся мотыльками, но другие сиуапипилътин являются в образе демонов или фантомов, приносящих бедствия всем, кто их видел.

– Ужас какой! – по телу прямо мурашки побежали, – У вас еще и демоны есть?

– Их также никто, кроме жрецов, не видит.

– А обычные изибнисцы, что с ними становится после смерти? Что нужно делать при жизни, чтобы попасть в рай?

– Что происходит с душой после смерти, зависит не от поведения изибнисца при жизни, а от того, как он умер. Для мужчин самая достойная смерть – на поле брани или на жертвенном алтаре. Воины, погибшие в бою, отправляются прямо в Восточный Рай, где живут в садах, наполненных цветами и проводят свое время в имитациях битв. Каждое утро они собираются на открытой равнине, ожидая восхода Солнца. Когда оно появляется на востоке, души воинов приветствуют его, звеня мечами и копьями, и всей толпой провожают Солнце в первую часть его путешествия по небу. Даже вражеские воины и принесенные в жертву пленники могут стать «спутниками Солнца» на равных началах с нами, изибнисцами. Через четыре года души возвращаются сюда в виде колибри или ярких бабочек.

– Что значит «на жертвенном алтаре», то есть тебя могут принести в жертву? – в ужасе спросила я. Марок засмеялся и поторопился отрицательно помотать головой.

– Нет, меня не могут. В основном, подобную смерть выбирают бедные, но свободные изибнисцы. Они поступают в услужение к жрецам Тринога и в конце своего пути идут на подобную смерть, только из-за того, что их семья получает после их смерти средства к существованию.

– Господи, Марок, как же все это дико и страшно! – я не удержалась и произнесла это вслух, Марок потемнел лицом. И да, я понимала, что лезу со своими правилами в чужой монастырь, но то, что я услышала, больше походило на кошмар, приснившийся ночью.

– Я иногда думаю, что ты бросишь все и вернёшься на свою планету, не приняв мою жизнь, мой народ и Изибнис в целом, – грустно произнес он, продолжая идти.

– Я могу бросить планету, но не тебя, – тихо, но твердо ответила я, и почувствовала, как он сжал мою руку.

Даже не заметила в процессе разговора, как мы дошли до дома. Нужно сказать, что вздохнула с облегчением, впечатлений на сегодня больше, чем достаточно.

– Ламинок, – проговорил Марок, как только мы зашли внутрь, – У тебя сутки, на то, чтобы выяснить кто принес платье в дом.

Чертово платье! Я успела забыть про него. Сильнее прижалась к Мароку.

– Серж, – продолжал он раздавать указания, – Завтра подойдешь к зданию Совета, я буду там. Выдам тебе необходимые средства, для обустройства театра. А мой помощник покажет тебе само здание.

Серж только устало кивнул и, махнув нам на прощание рукой, ушел к себе в комнату. Марока одолевали какие-то мысли, он молча прошел в гостиную и грузно упал на диван, вытянув свои длинные ноги. Я решила не мешать ему и так целый день нянькался со мной, но стоило мне подойти к лестнице, как он окликнул меня.

– Побудь со мной, – и протянул ко мне руку. Даже становилось интересно, смогу ли я когда-нибудь ему отказать? Но, выбросив глупые и неуместные мысли из головы, села рядом с ним, положив голову на его плечо.

– Ты точно не улетишь к себе на Землю? – спросил он меня через какое-то время.

– Разве я могу? – произнесла я тихо, – Твой народ принял меня. По крайней мере, мою профессию. А мне кроме тебя и танца ничего не надо.

– Как только разберусь с лоткиранцам, покажу тебе наши танцы.

– Кстати, что с ними, они поправились? – я подняла голову с его плеча и посмотрела в глаза.

– Более чем, по идее нужно отправлять домой. Но пока я не выясню, как это оружие оказалось на их борту об этом не может быть и речи.

– Если на них напали пираты, то, возможно, это их оружие, оставленное при бегстве или просто утерянное.

– Таким оружием, не разбрасываются, Эва. Оно стоит баснословных денег, а при обнаружении его на нашей планете наказание тем, кто его завез – смерть.

– А если лоткиранцев хотят подставить?

– А если нет и это их оружие?

Да-а… Проблема на проблеме. А вот и она самая, появилась в виде его отца. Как оказалось, он еще не уехал. Отец, равно как и сын, был чем-то озабочен, но его заботы я близко к сердцу не принимала, памятуя о том, что Ивлик как будущую невестку меня не воспринимал.

– Марок, – окликнул Ивлик сына, тяжко вздохнул и даже сел рядом с ним. Меня, как обычно, предпочли не замечать, – Ты же входишь в Совет, прошу тебя, повлияй на решение судьбы Ивлины. Пусть она сейчас станет свободной.

Марок повернулся к отцу всем корпусом и неприязненно посмотрел.

– И это говоришь мне ты? Сам же меня попрекал насчет давления на них. И я не понимаю, к чему такая спешка? Она ждала много лет, вполне может подождать еще два года.

– Я не могу! – вспылил Ивлик, – И не потому, что не хочу!

Он вскочил и заметался по комнате.

– Боги! Как бы я хотел изменить всё, но это не в моей власти!

– О чём ты, отец?

Ивлик посмотрел прямо в глаза Мароку, криво усмехнулся, так что у меня мурашки по телу пробежали от такой ухмылки, а потом тихо, но веско произнёс:

– Никогда, слышишь меня сын, никогда не иди на сделку с демонами!

– Что? – Марок опешил и тоже встал с дивана, подошел вплотную к отцу, – Что ты говоришь?

– Тридцать два года назад, – сказал Ивлик, – Совет, так же, как и тебе запретил мне проводить обряд с землянкой, твоей матерью. Но у меня не было ни места в Совете, ни рычагов давления на них. Без Рины я не представлял жизни, был молод и глуп. Я пошел к жрецам. Помочь мне согласились только жрецы Тринога.

– Боже! – воскликнула я, уже чувствуя, что вся эта история ужасна.

Ивлик бросил на меня взгляд и снова перевел его на сына.

– Ты знаешь, если жрецы скажут, что обряд нужен Богам, Совет не может противиться. Я заключил сделку – твоя мать остается на Изибнисе, в качестве моей жены, а я ровно через тридцать три года поступаю в распоряжение Бога Тринога. В услужение к жрецам до самой своей смерти.

Марок сильно побледнел, черты лица заострились, а что творилось с его глазами, вообще трудно описать.

– Что ты наделал, отец! Мама знает?

Ивлик покачал головой, и Марок шумно выдохнул.

– Уходи, – глухо сказал мой мужчина, – Уходи, я не могу тебя сейчас видеть.

Сердце сжалось в комочек при взгляде на любимого.

– Выполни мою просьбу сын, – сказал Ивлик и быстрым шагом удалился.

Я взяла Марока за руку и почти что силой усадила на диван, он обхватил голову руками и закрыл глаза.

– Родной, солнышко моё, – ласково произнесла я, гладя его по рукам, – Страшно, конечно, но он ведь не умирает, он также останется в семье…

– Ты не понимаешь, Эва. Он не останется в семье. Его семьёй и домом станет Храм Тринога, он не сможет ни видеть нас, не общаться с нами. Никогда.

Ох, ты ж, боже мой!

– И Ивлину он просит освободить сейчас, потому что у него остался год! Хочет пообщаться напоследок, как с внучкой, а не рабыней.

Он уткнулся головой в колени, я видела, что грудь его ходит ходуном, дыханье вырывается с хрипом. Но мужчины, как известно, не плачут. А Марина? Что станет с ней? Каково это услышать, что человек, которого ты любила все эти годы, скоро уйдет? Будет дышать, ходить, но не с тобой, а только рядом?

– Хочешь, мы улетим отсюда? – мелькнула шальная мысль, – Ты, я, твой отец, твоя мама и твоя дочь? На Земле нет таких дурацких законов, там мы сможем жить.

Марок поднял лицо с колен и потерянным взглядом посмотрел на меня.

– Отец не улетел тогда, не полетит сейчас. Для изибнисца клятва Богам дороже, чем собственная жизнь. Даже если предположить, что он согласится, наемники-послушники жрецов найдут его на любой планете и тогда это верная смерть.

– Что же тогда делать? – еле слышно пробормотала я.

– Жить, – просто ответил Марок. К нему вернулся естественный цвет лица и неожиданно он крепко меня обнял.

– Скоро ты станешь моей женой и все будет хорошо. А мама… Она привыкнет. Она такая же сильная, как и ты.

Внезапно он поднял меня на руки и понес по лестнице в свою комнату. В комнате он бережно поставил меня на ноги и буквально набросился на меня, впиваясь в мои губы с тихой яростью. Пусть даже так, но он успокоится. Слишком много для одного дня. Но через пять минут я уже не думала ни об его отце, да и вообще, ни о чем не думала, отвечая на его ласки с нарастающей страстью.

Утро началось с сильного стука в дверь. Я застонала и нехотя села в кровати, посмотрела на Марока, еще спящего. Раздался очередной стук, и он открыл глаза.

– Кто там ломится-то, господи… – проворчала я и, укутавшись в простыню, снова легла. Мой организм, привыкший за большую часть жизнь вставать после обеда, совершенно не желал просыпаться раньше.

– Я сейчас их прогоню, – быстро проговорил Марок и рывком поднялся. Я краем глаза наблюдала за игрой его мышц на широкой спине и улыбалась. Вниз глаза я не опускала намерено, дабы зря не соблазнятся. Марок, к этому времени, уже нацепил штаны и, без рубашки, поспешил открыть дверь. Проем он загородил полностью, поэтому кого там нелегкая принесла, я не видела.

– Марок-сир, лоткиранцы… – голос Ламинока был жестким.

– Что лоткиранцы? – недовольно переспросил мой мужчина.

– Они собираются покинуть планету. Они не хотят ничего объяснять, только твердят, что на них напали пираты и что мы не имеем права держать их здесь. Один из них, похоже, какой-то там известный деятель.

– Известный деятель на военном корабле? С террористическим оружием? – с сарказмом переспросил Марок, – Иди к ним, я сейчас подойду.

Ламинок испарился в мгновения ока, а Марок подошел к шкафу и начал одеваться. Минут через пять полного молчания я поняла, что что-то не так. Нет, понятно конечно, одно на другое валится, как снег на голову, только в чем я провинилась, раз он со мной не разговаривает?

– Марок, а я могу побродить по городу, пока ты в Совете заседать будешь? – я решила делать вид, что все хорошо и замечательно.

Но он продолжал молчать и старательно отводил глаза. И как это понимать?

– Прости, Эва, – наконец-то проговорил он, но также не глядя мне в глаза, – Я вчера был излишне груб с тобой.

Я встала с дивана и прямо в чем мать родила, подошла к нему и прижалась.

– Не знаю, огорчу я тебя или обрадую, но мне даже понравилось, – мурлыкнула я и даже лизнула его в грудь, совершенно по – кошачьи. Он сначала оторопело на меня смотрел, потом заулыбался, а когда я снова его облизнула, даже рассмеялся.

– Жаркая девочка, – выдохнул он мне прямо в рот и приник губами. Я была не против некоторой доли утреннего удовольствия, поэтому разочарованно застонала, когда он буквально оторвался от меня.

– Мне нужно идти, милая, – нежно улыбнулся он, – Если пойдешь в город, возьми с собой Ламинока, – и быстро вышел из комнаты. Я хмыкнула.

Напевая себе под нос приняла душ, и… А что же мне одеть? Не в костюме же вчерашнем идти, прости господи? А платье Рины благополучно лежит в стирке, только кто про него вспомнил за всеми этими событиями. Чей-то треклятый подарок я в жизни не одену, придется кого-нибудь заслать за изибнисцкой одеждой. Я закуталась в простыню и с опаской вышла в коридор. Во двор я так выйти не могу, но должен же кто-нибудь быть на кухне. И точно, спустившись вниз, я увидела Олеску, деловито снующую по кухне.

– Олеска! – окликнула ее я, та обернулась и охнула.

– Госпожа Эва, у нас так ходить нельзя, – испугано проговорила она, а я поспешно закивала.

– Знаю! Но у меня проблема, Олеска, мне совершенно нечего надеть. Я бы у тебя попросила, что-нибудь из одежды, но боюсь, я в нее просто не влезу.

– Что вы! – Олеска чуть ли не шарахнулась от меня при последних словах, – Вы госпожа, вам нельзя ходить в одежде рабов.

– И что мне делать? – спросила я, кляня, на чем свет стоит их этикет.

– Если госпожа позволит, я могу снять мерки и сама схожу в магазин за одеждой.

– Я бы была тебе очень благодарна, – заулыбалась я.

Через час я была облачена в обновку, которая мне очень понравилась. Платье было необычным – желтый цвет перетекал рваными краями в черный и наоборот. Из какого материала было сделано платье, угадать не представлялось возможным, но было оно теплое, внизу подбитое мехом, с длинным рукавом и закрытой шеей. А с моей меховой шубкой оно вообще смотрелось шикарно. Довольная собой, я наконец-таки вышла во двор и вдохнула свежий, морозный воздух. И услышала гневный голос Марока на заднем дворе.

Кто-то из моих предков давным-давно говорил, что любопытство не порок, но может неминуемо привести к неприятностям. Мне бы прислушаться к данной мудрости, но это я поняла гораздо позже.

Марок стоял грозным изваянием, с расставленными ногами на ширине плеч, а я его плащ, развевался на ветру. Напротив него стоял лоткиранец с меня ростом и миловидным почти женским лицом и чему-то криво ухмылялся. Я приблизилась к Мароку, чтобы уловить нить разговора. Но они оборвали явный спор при моем приближении. Лоткиранец взял мою руку и приблизил ее к себе, с намереньем поцеловать, но я ее вырвала.

– Что ж вы так, госпожа Эва, это всего лишь приветствие, – произнес незваный гость, а меня как током шарахнуло, когда я посмотрела в его глаза и вспомнила.

Два года назад пятеро лоткиранцев в изрядном подпитии завалились в наш с Сержем клуб. Облапали почти всех наших девочек и, конечно, не пропустили и меня. Я тогда только закончила свою программу, и уставшая слезла с подиума. Один из них подлетел ко мне со скоростью света и принялся целовать мои руки, бормоча при этом, что просто мечтает увезти меня и написать мой портрет. Все вроде бы можно было свести в шутку, но лоткиранец добавил, что он пишет не просто портреты, что после такого портрета меня на Плотоне будут воспринимать не иначе как богиню. Когда я вырвала свои руки и невинно поинтересовалась, что ж за портрет такой, то услышала ужасный до тошноты ответ. Он писал картины женщин со страстью отдающихся нескольким мужчинам сразу. Бежала я от него тогда, как ошпаренная, а Серж позже пояснил мне, что он действительно великий художник у себя на планете, не признанный, правда, землянами.

– Я землянка, господин Нуаратку, и мой способ приветствия импонирует мне больше, – ледяным тоном ответила я, и поймала удивленный взгляд Марока.

– Вы знакомы?

– Поверхностно, – ответила я, с неприязнью глядя на инопланетного художника.

– Да, весьма поверхностно, – ответил тот, – Но хотелось бы ближе.

Глаза Нуаратку говорили сами за себя – мысленно он меня раздевал. Я же делала предположения, убьет его Марок сейчас или же чуть позже. Похоже, наш противник понял, что оскорбил Марока, так как, мельком глянув на него, начал извинятся.

– Вернемся к нашему разговору, – недовольно произнес мой мужчина, – Я повторяю и настаиваю на том, что пока идет расследование, вы не можете покинуть нашу планету, не вынуждайте нас действовать…

– Ну, что вы, – расплылся в слащавой улыбке Нуаратку, – Господин Слоши, я с удовольствием принимаю ваше приглашение. Тем более, если мне предоставят условия для моего творчества.

– Предоставят, – Марок нахмурился, – Нужные инструменты и материалы у вас будут. Но учтите, господин Нуаратку, уклад нашей планеты отличается от Плотона, вы не сможете здесь писать то, что привыкли у себя.

При этих словах я посмотрела на Марока и поняла, что он имеет прекрасное представление об искусстве лоткиранца. Тем временем, Нуаратку утвердительно закивал и задал еще один несуразный вопрос:

– Простите мое любопытство, господин Слоши, но госпожа Артёмьева надолго здесь? Я слышал, что она прилетела с Земли с выступлениями и хотел бы поинтересоваться, где и когда она выступает? Ее искусство бесподобно.

– Вопрос о ее выступлениях пока не решен, – отрезал Марок, за что я была ему безмерно благодарна.

– Я хотел бы пригласить вас, – обратился Нуаратку уже ко мне, – К себе на Плотон, как только вы закончите свою программу здесь.

– Исключено, – Марок стал темнее тучи, – Госпожа Эва в ближайшее время не полетит ни на какую другую планету.

В глазах Нуаратку появились безумные огоньки и, хотя лицо его выражало маску учтивости, я не на шутку испугалась.

– Вы ее агент? – неприязненно спросил лоткиранец, – Если мне не изменяет память, ее агентом был человек.

– Я ее муж.

Я молчала и наблюдала за развернувшимся действием, слова Марока ошарашили лоткиранца, и я искренне надеялась, что теперь он благополучно от меня отстанет.

Нуаратку очнулся, поклонился на изибнисцкий манер и неспешным шагом ушел вглубь двора.

– Я его боюсь, Марок, – почти прошептала я, глядя вслед удаляющейся фигуре, – В нем есть что-то такое, необъяснимое, отчего у меня душа в пятки уходит.

Марок положил свою руку мне на талию и прижал к себе.

– Еще тогда, когда он был на Земле, я испугалась его. Теперь страх стал больше.

– Не удивительно, – произнес Марок, – Ты знаешь, что он рисует?

– А как же. Имела честь выслушать предложение в свой адрес, – презрительно произнесла я. Марок удивленно посмотрел на меня, а потом его губы сжались в тонкую полосочку.

– Он что тебе предлагал быть объектом, …так называемого искусства?

– Два года назад. Прилетал к нам на Землю, тогда с ним и познакомилась, глаза б мои его не видели.

– Эва, я прошу, не ходи одна, – внезапно произнес Марок и пристально посмотрел в мои глаза. От всего этого разговора у меня мурашки по телу побежали. Никогда не была трусихой, но этот тип почему-то внушал мне неосознанный страх. Извращенцев, по ходу своей профессии, я повидала не мало, в Нуаратку же чувствовалась не просто больная фантазия, а что-то еще более опасное…

– Мне пора, милая, – вздохнул Марок и отпустил меня, – Мудрейшие ждут.

Он еще раз оглядел меня с ног до головы, будто впервые увидел, и улыбнулся.

– Прекрасно выглядишь, наш изибнисцкий наряд невероятно тебе идет. Откуда это?

– Олеску попросила купить. Она молодец, справилась с задачей блестяще, – улыбнулась я в ответ, – Пойду, погуляю по городу.

– Ламинока не отпускай от себя ни на шаг, – сказал Марок, поцеловал меня и быстро ушел.

Мурашки от незваного гостя не проходили, я передернула плечами и быстро зашагала в сторону дома, на поиски Ламинока. Хотелось поскорее уйти отсюда, почему-то теперь дом Марока не казался мне безопасным убежищем.

Начальника охраны я нашла на кухне, усердно поедающего самый натуральный земной перец, по крайней мере, на вид, вприкуску с какой-то лепешкой, очень напоминающей хлеб.

– Как ты это ешь? – спросила я вместо приветствия.

Ламинок перестал жевать и удивленно посмотрел на меня.

– Вкусно, – просто ответил он через какое-то время.

– Он же горчит, – сказала я, но он отрицательно замотал головой.

– Наш перец отличается от вашего, земного, он сладкий, словно мед.

– Ага, – сделала я выводы, – Судя по всему, у вас и пчелы имеются?

Ламинок на этот раз поперхнулся и уставился на меня как на годовалого ребенка.

– Вы вообще не осведомлены о нашей культуре? – уставился он на меня.

– Перестань мне выкать. Мы одни, – недовольно перебила его я, пытаясь скрыть за этим свою неловкость.

– Эва, пчелы у нас есть, – тяжко вздохнул он, – Более того, мед – это один из священных продуктов. Пчелы являются служительницами богини плодородия и весны.

– То есть?

– То есть убивать их нельзя, прогневишь богиню. Пчеловодством занимаются избранные изибнисцы, служители богини. Так как основное время года у нас зима, то сохранить им жизнь довольно сложно. Это специальные отапливаемые помещения на территории храма.

– У нас все проще, – задумчиво произнесла я, – Пчелами занимаются пасечники и никакими служителями они не являются.

– А какие у вас священные животные? – заинтересовался Ламинок.

– Никаких, – пожала я плечами, – У нас Бог один, и то его никто, никогда не видел.

– Вы – майеки! – с ужасом констатировал он, и так как я смотрела на него с недоумением, пояснил, – Люди, не имеющие своих традиций и корней.

Я посчитала нужным возмутится.

– Ты ничего не знаешь о нашей культуре, чтобы так говорить!

Ламинок под моим возмущенным взглядом сжался и, кажется, уже жалел о сказанном, я решила сменить гнев на милость:

– Ладно, проехали. Пошли в город! – заключила я на оптимистической ноте, правда глядя на него не скажешь, что он сильно обрадовался, скорее уж наоборот.

– Пешком? – удивился он.

– Да! – кивнула я и потащила его из кухни за рукав. На выходе из дома Ламинок вырвал руку, поправил одежду и принял невозмутимый вид. Тоже мне, недотрога.

– Куда направимся, госпожа?

Поправлять я его не стала, прекрасно осознавая, что изибнисцы, снующие мимо нас, не так поймут наше панибратство.

– Хочу посмотреть, как у вас питаются и чем. Тем более я голодна до безобразия. Мамкины запасы кончились, придется переходить на изибнисцкую пищу.

– Уверен, вы к ней быстро привыкните.

Идя по заснеженному Изибнису, я напевала себе под нос. Отчего-то настроение улучшилось, несмотря на все неприятности. Да и долго пребывать в пессимистическом настроении я не умела с детства, иначе, наверное, не добилась бы того положения, что имела сейчас.

Таверна или кафе – не знаю, как назвать – находился недалеко от дома Марока. Здание с округлой крышей, вывеской «Амарант» и призывными запахами изнутри. Недолго думая я направилась туда. Когда мы зашли, обернулись все и, конечно же, начали перешептываться. Кто б сомневался, что народ упустит возможность поглазеть и промыть косточки невесте-человеку. А ну и фиг с ними! Я пришла сюда отдыхать и знакомится с пищей.

Мы сели за деревянный, как ни странно, столик. Но не меню и вообще ничего на нем не было. Оглядев помещение, я обнаружила, что и официанта здесь нет. Посетители энергично жевали и болтали, оставался вопрос, каким образом они себе эту пищу заказали? Ответом на него мне послужил подошедший к нам дядька с почти седыми волосами.

– Что хотели заказать, уважаемые? – вежливо осведомился он и застыл в поклоне.

– Мясо в соусе ауатли и салат. Две порции.

– А пить что будете? Алкогольное или без?

Ага! Вот тут-то я и насторожилась, вспомнив ту зеленую муть, в баре корабля, что пил Марок.

– А что у вас есть из алкогольного? – спросила я, не дожидаясь Ламинока.

– У меня милая, есть все, – не без гордости заметил, судя по ответу, хозяин таверны.

– Принесите, что-нибудь приятное на вкус – чуть сладкое, не вязкое и не крепкое.

Хозяин кивнул и удалился.

– Вы уверены, что хотите попробовать? – неуверенно спросил Ламинок.

– А то! – я вошла в кураж, – А что за мясо с диковинным соусом?

– Обычное мясо кролика, – пожал тот плечами.

– И как оно на вкус? – подозрительно спросила я.

– Мясо как мясо, – прозвучал истинный ответ мужчины, – Между прочим, это животное и у вас есть, насколько я знаю, только почему-то вы его лет двести, если не больше не используете в пищу.

– Наверное, не просто так не используем, – вздохнула я.

Заказ принесли быстро, а также и тот напиток, который привлекал мое внимание – в синей бутылочке. Ламинок с осторожностью открыл ее и налил в бокалы.

– Оно не очень крепкое, – пояснил он и я кивнула.

Мясо кролика мне понравилось, и я съела все без остатка. Напиток на вкус был гораздо лучше, чем на вид, все как я и заказывала. Мы разговорились о пище, и я не заметила, как пролетело время. Правда, когда заметила, Ламинок почему-то начал двоится, в голове стоял шум, зато настроение было отличное.

– Думаю, нам пора домой, – провозгласил, отчего-то трезвый начальник охраны, я с неудовольствием на него посмотрела, – Оказывается, наше вино действует на землян несколько иначе.

– Верно, говорят, – пробубнила я, вставая со стула, – Гусь свинье не товарищ!

– То есть? – переспросил он.

– А шут его знает, что это значит, – хохотнула я, – Поговорка такая исконно русская. Так говорят, если один человек не понимает другого.

Так как пол под ногами усердно шатался, Ламинок взял меня под руку и вывел на свежий воздух.

– Собутыльник из тебя никакой! – выдавила я, глядя на его трезвую рожу.

– Эва, постарайся не шататься, – еле слышно сказал он и попытался поставить меня прямо. Зря. Прямостоячей я перестала быть бокала где-то через три. В жизни такой пьяной не была. Зато как весело! И меня наконец-то отпустило напряжение последних дней. Хотя, цели напиться у меня действительно не было. Их вино оказалось очень коварным.

Я старалась шагать прямо и не шататься, как просил Ламинок, но, черт возьми, у меня это плохо получалось. Угрюмый начальник охраны время от времени бормотал какие-то незнакомые мне словечки на изибнисцком, из чего я заключила, что он просто на просто матерится. Стало еще веселее. Обычно я не злорадствую, но кто бы знал, как меня достала эта планета и их законы!

– Эва, что ж ты делаешь, – пробормотал Ламинок, – У тебя же через четыре дня свадебный обряд.

– Да! – провозгласила я, – Не повезло тебе, у твоего хозяина будущая жена – пьянь, – на последнем слове я как по заказу споткнулась и хихикнула.

– Перестань, – попросил он и посмотрел мне прямо в глаза, – Я все понимаю. Тебе нелегко. Только ему, Эва еще тяжелее, – и отвернулся.

От собственного чувства вины захотелось кричать, но объектом моего гнева стал Ламинок – я грубо ухватила его за рукав мехового тулупа, заставляя, повернутся ко мне.

– Ну, давай скажи мне это! – закричала я, – Скажи, что я ему не подхожу!

– Эва… – растерянно пробормотал он, на нас оглядывались прохожие, но меня уже было не остановить.

– Скажи, что я землянка и что я испорчу линию его рода, потому что он и так нечистокровный!

На этих словах Ламинок рывком прижал меня к себе и грубо накрыл своей ладонью мой рот.

– Замолчи! Не смей! Ты понимаешь о ком и где ты говоришь? – прошипел он мне на ухо. Гнев осел, и я увидела, что на нас стали не просто оборачиваться, а несколько изибнисцев уже стоят возле нас и настороженно прислушиваются. Н-да, нашла, где с ним разбираться, идиотка!

– Прости, – пискнула я, он выпустил меня из железной хватки и ускорил шаг так, что мне пришлось, чуть ли не бежать за ним. Неожиданно он остановился и замер, как вкопанный, я врезалась ему в спину.

– Так-так, раб и женщина-землянка! – проскрежетал чей-то голос.

Я выглянула из-за спины Ламинока и увидела нечто невообразимое – над нами возвышался необычайно худой и высокий изибнисец. Лицо и руки – единственное, что не было скрыто под черной одеждой, больше напоминали строение скелета. Я видела каждый изгиб кисти под кожей пальцев, сильно заостренные черты лица больше напоминали маску смерти.

– Уйди, Радгор, мы идем домой, – спокойно и в тоже время угрожающе проговорил Ламинок.

– Как ты смеешь со мной так говорить! – прорычал в ответ тот, – Ты забыл кто я?! И кто ты?

– Нет, не забыл, – усмехнулся начальник охраны, – Но не думаю, что моему хозяину понравится, что ты преградил нам дорогу.

– А тебе не надо думать, Ламинок! – угрожающе рявкнул Радгор, приближаясь к нам, – Я всего лишь шел мимо и тем более… мне плевать, что скажет Марок! Он, как и его отец привел на нашу планету земную кадху! И не ждите от нас гостеприимства!

И тут неожиданно для меня, Ламинок молниеносно оказался близко к противнику и схватил его за горло. Честно сказать, я онемела. Шла себе домой, никого не трогала и на тебе.