Текст книги "Кто виноват и что делать? Размышления психолога о природе вины россиянина"

Причиной скандалов часто выступает ревность. Иногда муж поминутно рассчитывает дорогу жены до дома, не принимая во внимание возможные задержки транспорта. Пятиминутные опоздания будут объясняться изменой, насколько бы абсурдно ни выглядели подобные обвинения. Часто женщины, не желая вызывать скандал, стремятся рассчитывать каждый свой шаг. Но ревнивец находит все новые и новые аргументы, сужающие круг действия женщины.

Другой распространенной в настоящее время причиной скандалов в семье является более успешная профессиональная деятельность жены по сравнению с мужем. Тогда он начинает изыскивать оскорбляющие супругу причины ее успеха, принижая ее умственные способности или внешние данные.

Жертве следует понять, что не имеет значения, кто спровоцировал ссору. Насилие, оскорбление не являются адекватной реакций при разрешении любых конфликтов. Более того, идя на поводу у насильника, стремясь в дальнейшем быть более осторожной, чтобы не вызвать новый скандал, она лишь сокращает спокойный период, повышая вероятность очередной ссоры. Изменение ее поведения воздействует и на него. Он неосознанно осуждает свое поведение, а значит, и чувствует себя слабым. Чтобы ощутить силу, ему понадобится все чаще и чаще прибегать к унижению своей жертвы.

Только достойное поведение жены, переставшей считать себя жертвой, позволит вырваться им обоим из создавшегося круга. К сожалению, прямой разговор жертвы с насильником об этих проблемах не изменит ситуацию. В его сознании жертва навсегда лишена права высказывать верные мысли. Эту роль может взять на себя малознакомый человек, лучше, если это будет психолог.

При возникновении первых симптомов насилия или оскорбления между близкими людьми не стоит полагать, что это случайная ситуация, и скрывать недоумение и неудовлетворенность происходящим. Следует сразу же проговаривать все проблемы поведения. Будущие жертвы обычно поступают иначе. Они молча пропускают небольшие уколы, полагая, что в силу любви, из-за детей и т. д. следует стерпеть, поскольку, возможно, насилие произошло случайно. Даже в тех ситуациях, когда оно действительно возникло случайно, стоит сразу же оговорить, что вы не намерены терпеть этот тип поведения. В противном случае постепенно случайное насилие станет регулярным. Это обусловлено следующим механизмом.

Каждый человек осознанно или неосознанно объясняет себе свое поведение. Сделав едкое замечание и не получив отпора, он должен оправдать свое поведение, включая механизм психологической защиты. «Если она согласилась с моим высказыванием, значит, она действительно такая, а я прав» – удобное утверждение во внутреннем монологе. Это позволяет сделать следующий небольшой шаг, усиливая оскорбление. Так постепенно, шаг за шагом самый обычный человек все более и более унижает близкого и оправдывает свое поведение до тех пор, пока словесная перебранка не перерастет в рукоприкладство.

В этом смысле, конечно, жертва, как и ее партнер, несет ответственность за создавшиеся отношения. Дав отпор в первом же случае, она не позволит включить супругу механизмы психологической защиты. Это не значит, что ничего нельзя сделать и потом. Просто, чем позднее жертва осознает свое положение, тем более вероятен развод. Зайдя слишком далеко по пути оскорбления, муж не сможет нести ношу ответственности единолично за создавшееся положение. Да и слова оставляют довольно болезненные следы в душах каждого из супругов.

Иногда жертва терпит оскорбления потому, что боится разрушить семью. К сожалению, в этом случае люди не знают, что поведение насильника чаще всего будет воспроизведено в дальнейшем детьми. Они усвоят данный стереотип поведения и будут полагать, что любовь – это и есть насилие. Именно поэтому жена (или муж) в подобном случае ради детей обязана разорвать такого рода цепи и потребовать на любом этапе развития семьи достойного к себе отношения.

Формирование насильника из обычного человека изучил американский психолог Стэнли Милграм. Результаты экспериментов поразили даже его самого. Он показал, что осуществить насилие может практически любой добропорядочный человек, если его поставить в определенные условия. Психолог предлагал добровольцам (студентам, домохозяйкам и другим людям, нуждавшимся в деньгах) участвовать за вознаграждение в эксперименте по изучению механизмов памяти в Йельском университете и играть роль учителя. Они должны были обучать других добровольцев. В действительности «учеником» тоже был экспериментатор. «Учитель» и «ученик» находились в разных помещениях и слышали друг друга через микрофон. «Учитель» предъявлял «ученику» списки слов, которые последний должен был затем припоминать. Если он ошибался, то «учитель» обязан был нанести ему удар тока.

Когда «учителей»-добровольцев знакомили с правилами, им наносили слабый удар тока, чтобы продемонстрировать, что это совсем не больно. Однако по правилам при каждой следующей ошибке следовало усиливать ток. Первый удар начинался с очень слабого тока 15 вольт. Каждый шаг увеличения составлял также 15 вольт. Таким образом, после второй ошибки удар составлял 30 вольт, затем – 45 и т. д. Перед «учителем» находилась панель с кнопками в диапазоне от 15 до 450 вольт (!!!). Стоит напомнить, что в бытовых электрических розетках – 220 вольт. При этом на панели были пометки «слабый удар», «очень чувствительный удар», «опасно: мощнейший удар», а на отметках 435 и 450 была пометка «ХХХ». Реально «ученик» вообще не получал ударов, но «учителю» об этом не сообщалось.

Предварительно опросили группу экспертов, чтобы выяснить их прогноз вероятности того, что один человек сможет нажать кнопку 450 вольт, чтобы наказать другого человека, абсолютно незнакомого ему, по причине весьма сомнительной необходимости изучать механизмы памяти столь странным образом. Большинство экспертов были уверены, что не более 2 % людей смогут преодолеть отметку 135 вольт. Однако реальность превзошла все прогнозы: 64 % «учителей» доходили до отметки 450 вольт. Тогда Милграм усилил экспериментальную ситуацию тем, что после отметки 75 вольт «ученик» включал магнитофон, где были записаны восклицания от «ой» до громких агонизирующих криков. Число испытуемых, достигших отметки 450 вольт, немного уменьшилось, но все равно осталось большим.

Особенностью эксперимента явилось то, что «учителя» к ударам побуждал экспериментатор, однако он не заставлял, а настоятельно рекомендовал. Он постоянно говорил, что эксперимент надо проводить по правилам. Оказалось, что существуют условия, при которых спровоцировать «учителя» на болезненное «наказание» «ученика» легче, чем при других.

Например, если «учитель» не видел «ученика», то с большей легкостью жал на кнопку, которая включала электрическую цепь. Если «ученика» можно было видеть, то «учитель» чаще отказывался от выполнения инструкции. Недаром современные войны ведутся не в рукопашной схватке, а с помощью бомбометания. Сбросить бомбу или ракету на Хиросиму или Косово много проще, чем глядеть в глаза тем людям, которые превращаются в живые факелы благодаря твоим действиям. Исследования психологов показали, что во время Второй мировой войны только 25 % пехотинцев стреляли по цели в бою. Навести же ракету на точку на радаре не составляет труда.

Еще одним значимым фактором был авторитет побуждающего к действию человека. Если «учителю» говорили, что рядом с ним стоит профессор Йельского университета, то он с большей вероятностью становился более жестоким. Если же говорили, что это – лаборант, то человек отказывался проводить эксперимент и называл его бесчеловечным. Поэтому, чем больший статус занимает насильник, тем с большей вероятностью жертва терпит измывательства. Насильник же принижает достоинства жертвы для оправдания своего поведения.

Другой фактор, облегчающий жестокость по отношению к близкому, – возможность оправдания собственных действий (т. е. фактически это рационализация). Именно поэтому большинство насильников обычно обвиняют жертву в том, что она довела их до бешенства. Их же собственное действие было лишь ответом на безобразное выступление жертвы. Во время военных конфликтов для этого служит пропаганда, которая обвиняет во всех грехах человеческих тех, кто подлежит уничтожению.

Еще одним важным моментом, способствующим совершению «учителями» крайне болезненных наказаний (нанесению фактически несовместимых с жизнью ударов тока), было пошаговое усиление. Мы уже отмечали, что насильник становится таковым постепенно. Сначала он скажет едкое замечание в адрес жены. Если она его стерпит, то происходит усиление словесного оскорбления. Особенностью человеческого восприятия является то, что, оправдывая себя, мы начинаем верить, будто те, кого мы оскорбили, достойны обидных слов. Это, в свою очередь, облегчает дальнейшее воздействие на жертву.

И, наконец, чем более психологически зрелым является человек, тем с большей вероятностью он будет доверять своему опыту, сможет отстоять собственный взгляд на происходящее и не будет ловиться на чьи-то уговоры и сомнительные предложения. Эксперименты Милграма предупреждают, как важно создавать условия, которые не допускали бы насилия.

Если человек с детства воспитывался в семье, где родители унижали друг друга, то он должен знать, что у него подспудно существует склонность реагировать насилием в стрессовых ситуациях. Однако подобное поведение можно предотвратить, если позволить себе перестать быть виноватым и начать нести ответственность за то, что совершаешь.

Глава 6
Сказка ложь, да в ней намек…

 
Куда спокойней раз поверить,
Чем жить и мыслить каждый день.
 

Н. Коржавин

Карл Густав Юнг в начале XX столетия путешествовал по многим странам, изучая культурные традиции, легенды, сказки разных народов. Он был поражен тем, что сказки людей, живущих на различных континентах, разделенных морями и горами, имеют одинаковых героев, совершающих одни и те же поступки ради одних и тех же ценностей. Юнг предположил, что это единообразие обусловлено одинаковыми психическими структурами, являющимися первоосновой образов, которые затем воплощаются в сказаниях. Эти структуры он назвал архетипами – древними идеями. Это основные компоненты наиболее глубокой части психики – коллективного бессознательного. Оно носит такое название, поскольку находящиеся в нем архетипы одинаковы у людей, принадлежащих к одной культуре.

Раннее общение с ребенком людьми связано не только с передачей ему конкретной информации, но и с трансляцией многочисленных символов через сказки, песни, предания, мифы, пословицы и с поговорки. Своеобразие народного творчества проявляется в многоуровневости смысла, образности и недосказанности. Попадая на специфическую почву детского восприятия, эти образы, не осмысляясь ребенком, сохраняются в глубинной части его психики. Особенность хранения их заключается в отсутствии критики по отношению к ним. Мы редко задумываемся над словами и впечатлениями, полученными в детстве. Они фиксируются в виде само собой разумеющихся истин в конечной инстанции, незыблемость которых тем тверже, чем раньше они были восприняты.

Психика ребенка представлена бессознательным. Общение со взрослыми ведет к становлению сознания и к некоторому структурированию бессознательного. Каждое слово несет в себе совокупность смыслов, объединенных в единое целое чередой поколений. Любой народ, создавая язык, формирует и символическую систему описания воспринимаемого мира.

Согласно представлениям немецкого философа В. Гумбольдта, «Как отдельное слово становится между человеком и предметом, так и весь язык (как миросозерцание высшей единицы, народа) – между человеком и действующей на него природою… Так как чувство и деятельность человека зависят от представлений, а представления – от языка, то все вообще отношения человека ко внешним предметам обусловлены тем, как эти предметы представляются ему в языке… каждый народ обведен кругом своего языка и выйти из этого круга может только перешедший в другой». Именно поэтому многие русскоязычные люди, покинувшие Россию и проживающие в другой стране, не освоив язык новой родины, остаются в рамках тех языковых традиций, которые были им свойственны до отъезда. И немцы, выехавшие в Германию, и евреи, поселившиеся в Израиле, воспринимаются там как русские.

С одной стороны, язык – это некоторая деятельность по созданию мысли каждым членом общества. С другой – это огромное произведение, написанное многими поколениями народа данной страны в течение веков. Познавая этот язык, ребенок впитывает и свойственную языку систему описания мира. Именно поэтому малыш, рожденный в африканском племени, получит через язык описание мира, свойственное тем, кто его воспитывает. Оно будет в существенной мере отличаться от тех представлений, которые впитает ребенок, живущий в России. Но и дети, рожденные в России в период Второй мировой войны, через языковые структуры получили иное описание мира, чем дети, жившие в той же России, но в период «перестройки».

Через слово ребенок познает мир, уже воспринятый другими людьми и структурированный таким образом, который доступен человеку на данном этапе развития. Более того, другие люди становятся для него зеркалом, позволяющим понять, кем он является сам.

Ребенок привыкает смотреть на себя глазами других людей, через их оценки, их описания. Спустя некоторое время он сам начинает давать себе подобные оценки и описания. Пользуясь языком, он определит свое место в мире и взаимоотношения с властью, обществом, друзьями, любимыми. Именно поэтому знание другого языка или языков позволяет человеку видеть больше аспектов в событиях, которые кажутся однозначными в понимании того, кто владеет лишь одним языком.

Русский язык, являясь красочным и сочным, многообразным и многословным, с удивительной яркостью фиксирует особенности ментальности русскоязычного человека. Например, плата за труд в нем называется «жалованьем» – от «жаловать», «миловать». Таким образом, уже в языке заложена не договорная форма оплаты, как в других странах, а по воле, желанию, милости работодателя: хочу – жалую, не хочу – не жалую. Возможно, именно поэтому в России люди могут годами работать, не получая полагающегося вознаграждения.

Другой подобный пример реализуется в слове «работа». Внутренняя форма его непосредственно связана со словом «раб». Вот как точно отразил это отношение к труду тонко чувствовавший родной язык Александр Блок:

 
Работай, работай, работай,
Ты будешь с уродским горбом.
За долгой и честной работой
За долгим и честным трудом.
Под праздник другим будет сладко,
Другой твою песнь споет,
С другими лихая солдатка
Пойдет подбочась в хоровод.
 

Возможно, именно поэтому труд в стране не воспринимается как деятельность, приносящая радость и удовлетворение. Да и к рабочему весьма часто отношение не как к мастеру, а как к рабу – не ценится ни специалист, ни качество. «Незаменимых людей нет» – это проходит сквозь всю летопись России и ощущается каждым: и тем, кто проживает далеко за ее пределами, и тем, кто все еще надеется быть полезным ей здесь.

Слишком долго на Руси владычествовало рабство, чтобы закрепилось в обществе положительное отношение к самому естественному поведению всего живого. Все сущее может жить только в движении, созидании. И лишь человека, поставленного в нечеловеческие условия, может отвращать естественное состояние движения. Работа приятна, если ее ценят другие, если она вызывает восхищение. Но, как и во времена Левши, когда мастер ценился всюду, но только не в родном отечестве, к специалистам относятся так же и сейчас, будь то врач, учитель, ученый. В. Ерофеев, рассматривая русские сказки, утверждает: «Русские сказки то слащавы, то дивно циничны. В них презираются ум и работа. Там торжествует обман и чудо».

С этой точки зрения удивительные результаты можно получить при анализе самой первой сказки, которую слышит любой русскоязычный ребенок – «Курочка Ряба». Именно с нее начинается познание мира через книгу. Спросите любого русскоязычного взрослого или ребенка – и услышите ее слово в слово, вне зависимости от того, сколько времени прошло от первого знакомства с ней – 20, 40, 60 лет.

Текст сказки незатейлив.

Жили были Дед и Баба, и была у них Курочка Ряба. Снесла Курочка яичко, да не простое, а золотое. Дед бил-бил – не разбил. Баба била-била – не разбила. Мышка бежала, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось. Дед плачет, Баба плачет, а Курочка кудахчет: «Не плачь Дед, не плачь Баба. Я снесу вам яичко другое – не золотое, а простое».

Очень часто при пересказе в конце автоматически произносят: «…не простое, а золотое». Это говорит о том, что текст повторяется без попытки осмысления, как канонический. Он кажется простым и не вызывающим никакого сомнения.

Сказка непритязательная, испокон веку пересказываемая. Но в чем ее смысл?

Баба с Дедом захотели разбить яичко. Стали его бить, а когда оно разбилось – почему-то заплакали. Почему? Большинство людей становятся в тупик перед этим вопросом, поскольку, регулярно рассказывая детям, сами редко задумываются над содержанием. Только дети задают эти вопросы, но редко получают ответы.

Очевидно, они плачут не потому, что содержимое яичка оказалось на полу. Достаточно вспомнить рисунки в детских книжках, на которых художники, находящиеся под воздействием сказочного повествования, рисуют, как Баба и Дед колотят им прямо по столу, иногда молотком или скалкой, явно не собираясь затем его жарить. Будь у них другое ощущение от сказки, они изобразили бы, как старики осторожненько пытаются выпростать его в посудину. Не все ли равно, откуда потом собирать яйцо – с пола или со стола?

Очевидно, они плачут и не потому, что хотели есть. Поскольку яйцо золотое, то, сдав скорлупку в ломбард, они могли бы купить много простых яиц и хорошо пообедать не единожды.

Этот вариант, до боли знакомый каждому россиянину, был некогда подготовлен К. Д. Ушинским, убравшим из народной сказки (бытовавшей и на Украине, и в Белоруссии) весьма существенный кусок. В нем говорилось о том, что внучки, которые принесли ведра с водой, узнав о случившемся, ведра разбили, а воду разлили, мать опрокинула квашню, отец сломал кузницу, а проходивший мимо поп снес колокольню. Далее цепочка трагических событий привела и вовсе к фатальному концу: крестьяне, узнав про яичко, сожгли деревню.

Встает резонный вопрос: что же это за событие, побудившее жителей деревни к такому буйному уничтожению основных средств существования? Ответить на него невозможно, если анализировать на уровне здравого смысла и бытового языка. Такие старые сказки имеют архетипическое содержание, то есть несут в себе символы, требующие осмысления. Среди архетипов одним из основных является яйцо – то, из чего рождается все: мир, человек, бог, вселенная, жизнь. Очевидно, что отличие сказочного золотого яичка от обычного заключается не в золотой скорлупе. Если бы это было так, Дед и Баба, не проливая слез, заложили бы ее в ломбард и были бы счастливы до скончания века. По-видимому, дело в необычности яйца. Впервые Дед и Баба видят нечто такое, с чем никогда не встречались ранее. Как же они поступают с ним? Точно так же как и с обычным – просто разбивают, уничтожают. Подожди они немного, и, возможно, из него появилась бы своеобразная курица, новый мир – да мало ли что? Но у них кроме желания бить никаких мыслей не возникло.

Затем возникает новый архетипический персонаж – мышь. Ее отличие от многих других героев русских сказок состоит в том, что она часто становится ключевым объектом, действие которого приводит к разрешению ситуации. Есть мнение, что архетип мыши – это заместитель бога.

Тогда вся сказка могла бы читаться так: некто дает Деду и Бабе яйцо, с которым они никогда не встречались, и наблюдает, как они с ним обращаются. Обнаружив, что они способны лишь к уничтожению, он забирает его у них. Но далее следуют слова Курочки, обещающей не нести больше необычных яиц, а навсегда оставить их в привычных для них условиях. И это приводит к разрушительным последствиям для всех.

Представьте на минуту, дорогой читатель, будто некто, все очень точно предсказывающий, скажет вам, что с этого мгновения в вашей жизни не произойдет ничего нового, непредвиденного. Никакие потаенные желания уже не смогут реализоваться! Вчувствуйтесь в собственные ощущения, которые возникают, когда вы представляете, что навечно лишены чуда. Разве не захочется вам тут же от безысходности разнести рамки, окружающие вас? Слишком часто человек живет надеждой на внезапное (или планомерное) появление чуда, без него жизнь теряет смысл. И в основе этого образа глубоко в бессознательном находится соответствующий архетип.

Ожидание чуда типично для сказок. Только в волшебных сказках оно обязательно реализуется. В этой же сказке возникает непоправимое препятствие к его выполнению. Возможно, что у сказки есть и другие интерпретации. Наше изложение лишь позволило обнаружить желание чуда, которое движет многими поступками у большинства людей. Эта интерпретация – не повод к забвению или запрету сказки. Сказка не несет ответственности за то, что люди регулярно не пересматривают свои поступки и не приводят их в соответствие с изменившимися обстоятельствами. Более того, миф, расчлененный и проанализированный, перестает быть мифом, поскольку не влияет на поведение, сохраняя свои литературные достоинства.

Итак, ожидание чуда составляет суть многих волшебных сказок (и не только русских). Русский вариант отличается лишь тем, что для реализации чуда не надо прикладывать труда, оно возникает «на халяву». Вот удержать его часто бывает крайне сложно, поскольку к любой халяве человек относится легко и ценит лишь тогда, когда она утрачивается.

Да и чудо в русской сказке не дается человеку умному. С точки зрения рассказчика, крепостного крестьянина, ум – это хитрость. В ершовской сказке о Коньке-горбунке говорится:

 
У крестьянина три сына.
Старший – умный был детина,
Средний сын – ни так, ни сяк.
Младший вовсе был дурак.
 

Описание поступков братьев объясняет, как рассказчику видятся умный и дурак. Когда сыновьям поставили задачу сторожить ночью вора в поле, то старшие оказались настолько умными, что догадались спать, раз их никто не видит и не может проверить. Младший же, недогадливый, бдел всю ночь напролет, а потому, с точки зрения хитрого крестьянина, – дурак.

Для рабской психологии крепостного позиция младшего кажется глупой. В неволе важно всегда искать свою собственную выгоду, пусть даже столь малую, как отдых. Крестьянину никогда не договориться с барином, который всегда прав по статусу. Единственный выход в их взаимодействии для слабого, с точки зрения закона, – это хитрость. Договориться можно только при равных отношениях. Однако ум братьев точно так же действует и в семье: они даже с братом не пытаются договориться, предпочитая просто умыкнуть его лошадей, руководствуясь своими представлениями о правах. Есть еще удивительный аспект сказок – препятствие в них часто возникает не по вине какой-то внешней силы, а из-за действий родственников – братьев и сестер, которые воспринимаются даже бо' льшими соперниками, чем люди, не входящие в семью.

В русской сказке «дураку всегда везет». Именно дураку выпадает то, что не ожидается для умного. Считается, будто чудо сваливается на дурака «за так». Такие его качества, как доброта, жизнестойкость (например, отказ съесть зверюшку просто потому, что она попросила, хотя кушать очень хочется), альтруизм, сочувствие, мужество, храбрость не воспринимаются как достоинства, а лишь как дополнительное доказательство отсутствия ума. «Дурак» не предпринимает типичных для «умного» действий, поэтому у «умного» создается ощущение легкости его счастья. И сейчас достаточно людей, которые воспринимают достаток соседа не как следствие его большого труда (мы в данном случае не говорим о криминале), но как доказательство того, что он где-то схитрил. А следовательно, владеет тем, что по праву (?!) принадлежит другим, более «умным».

Чудо в русской сказке – это то, что не стоит труда, что обрушивается на людей в какойто момент, вне логики внешних событий, и это лишний раз доказывает его архетипичность – принадлежность древним идеям.

Через предания и пословицы на самых глубоких уровнях бессознательного закладывается идея «халявности» чуда. Она ждет своего часа, и если та или иная сказка ярко запечатлелась в сознании ребенка, то в трудных ситуациях выбора он поступает не в соответствии со сложившимися обстоятельствами, а разворачивает поведенческий стереотип неосознаваемого образа. Так и остаются навсегда нерасколдованными принцы и принцессы, одиноко до гробовой доски ожидая внезапно придущего волшебника, способного преобразить ситуацию. Этим и объясняется удивительная беспечность людей по отношению к течению своей жизни.

Если ежедневная действительность является не жизнью, а лишь ее предвкушением, люди легко совершают необдуманные поступки, полагая, что потом смогут прожить все набело. Это отсутствие понимания происходящего как навечно уходящих мгновений жизни ведет к тому, что часто человек видит принца или принцессу в первом встречном. Не найдя царственных достоинств у партнера при более близком общении, он не начинает договариваться, строить нужные отношения, а привычно разочаровывается, произнося одну из типичных фраз, некогда услышанных в детстве (например: «Все они такие»). И вновь продолжает ждать.

Однако наш дурак – герой действенный.

Сколько сказочных героев теряют свое чудо, а потом прилагают огромные усилия, чтобы уже по праву владеть им! Таким образом, намек, спрятанный в сказке, говорит, что чудо получить может и дурак, а вот удержать его способен только достойный этого человек. Достойным же будет тот, кто ежедневно, преодолевая многочисленные трудности, отстаивает свое право на чудо. Сказка в сжатой метафоре отражает ментальность тех, кто говорит с ней на одном языке. Чудо приходит постоянно, но люди не прикладывают усилий к тому, что досталось легко. А потом большим трудом, заботой и длительным напряжением возвращают то, что начинают ценить, лишь утратив. Сказка призывает учиться видеть и быть восприимчивыми к неизвестному, новому, которое мы получаем просто потому, что живем.

Поразительной особенностью русской сказки является отсутствие в ней идеи греха и виновности. Это свидетельствует о том, что подобные чувства были навязаны позднее при каких-то других обстоятельствах. Поэтому слова, которые сейчас часто можно услышать в средствах массовой информации о генетической предрасположенности русских к православию, в лучшем случае – преувеличение. Говорящие забывают, как уничтожались на Руси прежние боги и прежняя вера, как яростно сражались друг с другом последователи разных ветвей православия во времена раскола и как неспокойно сейчас в православном мире внутри страны и вне ее. Это утверждение также находится в противоречии с тем, что среди русских людей есть и те, кто принадлежит другим конфессиям. Да и среди неверующих людей было немало достойных представителей нации.

В наши дни легко пользуются словами «генофонд», «генетика», «стресс», смешивая и подменяя научные термины с их обывательским пониманием. Но уже доказано, что многие человеческие возможности, которым ранее приписывалась генетическая природа, являются результатом очень раннего обучения, происходящего на основе знакомства с культурой народа.

Современные исследования свидетельствуют о том, что мозг новорожденного необычайно пластичен и обучаем. Американский врач Глен Доман доказал: можно научить ребенка читать до года, а в два года – сформировать у него энциклопедические знания (мы ни в коем случае сейчас не обсуждаем необходимость этого воздействия). Важно подчеркнуть, что слишком рано – до двух лет – родители неосознанно, через свои поступки и речь, обучают малыша определенным формам поведения, которые в последствии сами воспринимают как имеющие генетическую природу. Поэтому, если родители хотят иметь в ребенке какие-то достоинства, наилучший способ их сформировать – взрастить эти достоинства в себе и передать через собственные поступки.

Наполняя ячейки бессознательного живым содержанием сказочных образов, фольклор формирует душу народа и дает направление отдельным человеческим судьбам. Архетипы влияют на человека до тех пор, пока он полагает, что происходящее вокруг него определяется внешними силами – судьбой или роком. «Такова моя судьба», – говорит некто, не замечая, что сам своей бездейственностью позволяет судьбе распоряжаться его будущим.