Текст книги "Развороты на 180 градусов. Современная женская проза"

Глава вторая: По дороге в баню

Светлана выскочила от матери как обычно в последний момент и никак не могла вспомнить название улицы, чтобы объяснить таксисту куда ей нужно. Ассоциация с русской сказкой тоже подвела.

– «Колобок»? «Белоснежка и семь гномов»? «Теремок»? «Русалочка»?

Лупая глазами и почёсывая трехдневную щетину, ставшую, как заметила Светлана, космополитически-популярной в силу не столько экономии, сколько лени, таксист напряг рацию для справки. Проржав над перспективой парки у «трёх богатырей», диспетчер стала наугад называть все схожие или подходящие под смысл названия заведений. Очередное из них оказалось нужным.

В салоне раздался шип, хрип, писк, хруст из которых пассажирка поняла только одно: диспетчер объясняла как проехать в нужное место.

– Как вы это расшифровываете? – выдохнула Светлана, от всего сердца жалея водителя.

Он гордо тронул машину с места в галоп:

– Привычка. А вообще шо тут непонятного? Нам на Крымскую. По Красных партизан в сторону микрохирургии хглаза, потом у ботанического парка на кольце налево на третью линию до Славянской, там кладбище. Я вчера туда мужика подвозил; жена умерла. Представляете, шла по рынку с морковкой и умерла. Молодая ещё. Ну, не как вы, конечно, – таксист подмигнул в зеркало внутри салона, – но пятьдесят – тоже не возраст. Во жизь!

– Так нам что: на кладбище? – знакомые с детства названия не давали приезжей никаких ориентиров, только путали и пугали. В Краснодаре Козырева не была вот уже семь лет.

Таксист заржал широко открытым ртом и упёрся в руль пузом, и перешёл на «ты» без церемоний:

– А ты шо торопишься? Ты, красавица не боись, все там будем. Токо не чичас. Хгде кладбище, не доехав надо пересечь трамвайные пути, потом опять налево и ехать вдоль путей, чётко прижимаясь к ним. Потому как дорога там – дерьмо: одни ямы и ямищи, – машина ловко лавировала по улицам, переполненным легковушками и ГАЗелями, и перепоясанным троллейбусами. – Я там намедни чуть ось не оставил.

– И что ямы? Прямо ямы? А объехать никак?

– Объехать? Наверное можно. Но токо зачем объехать: за третьей ямищей как раз и будет твоя баня. Ха-ха. Нетипичное заведеньице. Кубанцы туда мало ходят.

– Дорого?

– Строго. Там немец хозяин. Сама увидишь: ни одной бл. ди на входе нет.

«Да уж, показатель респектабельности заведения!» – подумала Света.

От мата она скорчилась:

– А без ругани никак нельзя?

– Какой ругани? – таксист попытался нахмурить лоб. Видимо, вырвавшееся слово было для его лексикона настолько повседневным, что притёрлось, как литературное.

– Матом зачем? Что в России только матом можно продажную женщину обозвать? – Светлана пыталась натолкнуть таксиста на мысль, но вместо подсказки заставила задуматься ещё глубже, отчего их машина чуть не столкнулась с маршруткой.

– Бля! – снова шарахнул шофёр, затем внезапно догадался и опять заржал, – Ну ты, красавица дала! А как же их ещё иначе назвать: они – они и есть они…

– Ну, есть ещё такое слово как «проститутки» или «девочки лёгкого поведения».

Зайдясь хохотом, таксист забыл вдохнуть и побагровел:

– Проститутки – это у Интуриста. А девочки лёгкого поведения – в начальной школе. Нет уж, бля… – окончание вышло оторванным и приглушённым, – дь – она и есть, кто она есть. И по-другому никак не скажешь. Как говорится, из песни слов не перепутаешь.

Светлана затихла, втянув голову в шею и сделавшись на заднем сидении маленькой. Таксист, догадавшись, что она в плохом настроении, замолчал. Но через время снова нашёл её в зеркале:

– За услугу диспетчера придётся, дамочка, накинуть, – глаза его не улыбались.

– Довезите сначала, там разберёмся, – Светлана не умела торговаться даже будучи русской барышней, а уж тем более разучилась делать это став французской мадам. Деньги в кошельке нервировали : женщина давно уже привыкла платить банковской картой, на худой конец чеком, и платить строго по тарифу. Теперь гостья столицы Кубани посерьёзнела, ломая голову сколько же нужно дать таксисту чаевых, чтобы не обидеть и не переплатить. Они выехали на Красных партизан. Так и не сообразив, Светлана набрала парижский номер подруги. Та недавно была в России. В намерениях звонившей было только справиться о сумме подачки, не прибегая к использованию русского языка, в результате же роуминг унёс за разговор в два раза дороже советуемых чаевых.

Таксист, услышав иностранную речь, сразу заговорил о Тайланде, не допуская, видимо, что гостья может прибыть с другой стороны глобуса. А может просто потому, что только там и мечтал побывать. А может потому, что только про эту страну с ним и разговаривали пассажиры. Потом стал активно показывать однотипные в пересекаемом секторе Краснодара достопримечательности, делая акцент на доступности цен на все виды услуг. В итоге он так надоел своими рассказами: в городе, вне центра, за пятнадцть лет светланиного пребывания за рубежом так много всего понастроили – не уследишь, что пассажирка пожаловалась на головную боль. Вконец оскорблённый таксист замолчал, буркнув напоследок, что париться с больной головой – выкинутые деньги.

И уже совсем подъезжая и обдав пешеходов грязной водой из той самой третьей ямищи, заелозил в зеркале улыбкой служащего перед зарплатой:

– А в Тайланде бани есть?

– Понятия не имею, – машина остановилась, – Сколько?

– Скоко у вас?

Светлана протянула две бумажки по пятьсот рублей.

– Хватит! – весело цапнул мужичок обе, и не подозревая, что Светлана рассчитывала расплатиться одной…

…Рита неслась к остановке маршрутки как лошадь на родео, которой удалось сбросить ковбоя – активно размахивая руками при ходьбе и скоро перебирая ногами. Дома предупредила Вику и Машу, что восемнадцать и семнадцать – это опасный возраст, чтобы сидеть на фейсбуке до полуночи. Раньше Рита не вернётся. Дочки – привычные. В этом возрасте материнская любовь издалека – самый оптимальный вариант. Рита перевесила ношу с одного плеча на другое. В баню собиралась, как при срочной эвакуации: впихнула в спортивную сумищу первое, что попалось под руку. «Надеюсь, сменное бельё не забыла?» Можно, конечно было обойтись и без него: на улице к вечеру было нежарко, под свитер даже поддувало. Но с бельём как-то всё-таки приятнее. Да и Карина ворчать про эстетику не будет. Для Карины бельё – культ. Меняет его после первой стирки. А может, даже и не стирая. Вот кому никогда не пожаловаться на то, что стиральная машинка разорвала лифчик в мочало. Рита глянула вдоль загруженной Октябрьской.

«Где эта долбанная маршрутка?»

Ехать можно было и на троллейбусе. Но это мука и долго. А Ремизова уже успевала впритык. На маршрутке – тоже долго, но мучаешься сидя. И умные речи служащих после смены в пятницу вечером услышишь там реже. Машину Рита не водила. Она жила в пяти минутах ходьбы от матери, десяти минутах от работы, пятнадцати от рынка. Младшей до школы было быстрым шагом – не устать. Старшая моталась в Университет с двумя пересадками и уже сейчас училась вождению. Такси подрулило. Рита с сумкой влезла на единственное свободное место. Усевшись рядом с потной толстухой, Рита уставилась в окно. Октябрьская изобиловала салонами свадебного платья. Ремизова представила старшую дочь в одном из них. Получилось красиво. Вспомнив о Вике, она вздохнула. Грустные глаза восемнадцатилетней дочери перед уходом в баню теперь корили на расстоянии: Вика не знала, как реанимировать её увядшую любовь. Дочь было жаль. Но что она могла сделать? Молодые сегодня никого не слушают.

«Вот поступила бы не в Академию административного управления, а на медицинский, как я советовала, так знала бы, как вести себя. Порция адреналина и сердце снова бьётся учащённо.»

Рита прислушалась к своему сердцу. Оно стучало ровно. Её стало укачивать. Вдруг машина резко затормозила. Женский голос на улице истошно вопил: «Убили! Убили! На помощь! Врача!»

Рита испуганно огляделась; маршрутка остановилась на подъезде к Сенному рынку. С двух сторон и на много метров вперёд весь транспорт стоял. Женский голос продолжал взывать.

«Сиди и не рыпайся!» – приказала себе Рита, мгновенно вспомнив, что только недавно пересдала диплом об оказании первой помощи, – Оно тебе надо? Пол улицы могут искусственное дыхание сделать, а у тебя совесть не на месте.»

– О! Скорую сюда только на вертолёте дождёшься, – прокомментировал ситуацию водитель.

– Откройте дверь, я – первая помощь! – приказала Рита.

Выволакивая сумку, она задела ею толстую соседку.

– Иди-иди, дорохгая. Хгляди – поможешь, – напутствовала казачка. В какой другой раз она бы непременно глаза повыцарапывала, что её тронули.

Рита прошла не более ста метров и увидела сгужбившуюся массу. Разбивая толпу всё теми же заветными словами, Рита оказалась в её эпицентре довольно легко. То, что она увидела, заставило выронить сумку. На асфальте прямо поперёк проезжей части к ней были протянуты знакомые золотые кроссовки «адидас». Ещё не видя лица лежащего, Рита похолодела:

– Малик-заде?

– Вы его знаете? – на Риту посмотрел мужчина, стоящий у изголовья потерпевшего на корточках. Мужчина был стройный, красивый, совсем не похожий на пассажира, водителя, врача… Он отражал собою доблестного спасателя американских пляжей. Только не в шортах и с голым торсом, а в тенниске, джинсах и с бицепсами, вырывающимися из-под манжета. Рита ответила почти гордо:

– Я – первая помощь.

Ответ был невпопад.

– Какая, к едрене матери, помощь? Помогать некому. Парень – труп.

Мужчина в выражениях не маялся. До заокеанского боя он теперь не дотягивал. Молнией подумав про то, что всё-таки неплохо, что мат застрял у него на зубах, Рита зашла со стороны головы лежащего и глянула в лужу. Оттуда уловимо пахнуло приторной тёплой сладостью. Земля поплыла у женщины под ногами. Благо, вокруг стояли люди.

– Как это «труп»? – Рите расхотелось в баню и захотелось под ледяную воду.

– Сведение счётов. Мафия. Один выстрел в голову. Никаких шансов.

Выражение лица мужчины было явно не трагичным. Ритка поняла почему: её жакет расстегнулся на одну пуговичку ниже положенной.

– Он же – борец, – она всё ещё цеплялась за возможную ошибку. Локоть правой руки ассоциативно обожгло теплом ладоней азербайджанца, побывавших там так недавно.

– В смысле?

– В спортивном. Должен был ехать на чемпионат Мира…

– Да? Вот вам и борец. Не за то боролся. Женщина, что с вами? Эй, народ, воды кто-нибудь дайте. Ну вот, помощь нашлась! Саму теперь тащить, как котёнка на спине. Женщина, вы меня слышите?

Ритка почувствовала на своих щеках лёгкие похлопывания.

«А всё-таки он – ничего, – подумала она, уловив приятный парфюм, смешанный с хорошим табаком, – А курить можно и бросить.»…

… – Марк, что стоишь без толку : помоги мне застегнуть цепочку, – Карина посмотрела на мужа в отражение зеркала, приподняла копну волос и склонила шею набок.

Мужчина ткнулся голым пузом в поясницу жены и сладко зажмурился:

– Надо говорить цепочку. Может не пойдёшь?

– Ещё как пойду, – Карина подставляла тело под поцелуи и думала о том, что хороший вечер с мужем будет, даст бог, ещё не один раз, а вот хороший вечер с подругами – кто знает. Светки шесть лет не было, – Так говорила моя мама.

– И что? Моя тоже говорила «поклади» и «позвонят». От некоторых генных зависимостей неплохо бы избавляться.

Муж упорно добивался цели.

– Боже как с тобой скучно: ты такой умный, – Карина развернулась и позволяла мужу теперь абсолютно всё.

После глубокого поцелуя Марк выдохнул:

– Я же – еврей.

Тут национальный вопрос нашёл на принципиальную независимость от национального вопроса. Карина фыркнула.

– А что же тогда не богатый?

– Зато щедрый.

– А ну да, границы твоей щедрости мне известны: они заканчиваются в аккурат на линии Красной.

Видимо, разговор на тему был не в первый раз, ибо мужчина тут же потерял интерес к тому, что делал:

– Ну извини, что не могу подарить тебе помещение для твоей листовки на главной улице Краснодара. Ну, извини. – Марк развернулся и собрался выйти из комнаты.

Карина с усмешкой остановила:

– Куда пошёл? А кто поможет мне вдеть серьги в уши?

– Вдеть – это не ко мне. Я привык вынимать. С биржи. Сразу и помногу.

– Ну, Марик, – теперь голос гнусавил капризом.

Марк вернулся, взял серьги в руки:

– И зачем тебе украшения в бане? Не понимаю. Лишняя трата времени. И потерять можно.

– Потерять можно всё, – Карина с намёком посмотрела на отражение мужа и сделала театральную паузу.

Мужчина вдел серьги одну за другой, едва прикоснулся губами к жёниному затылку, молча вышел из комнаты.

Карина покрутилась перед зеркалом. Кроме украшений и волос ничего другого надето на ней не было. Одна из серёжек тихонько дзынькнула.

– Как такое не надеть? Ведь это – последняя коллекция Мобусана. Светка признает, наверняка; зря что ли трётся там с крутыми по Парижу? Да и девчонки ещё не видели. Пусть порадуются за меня. Настоящие подруги всегда рады благополучию друг дружки.

Карина тут же перекинула мысль в голове, перепроверив сказанное на верность, и осталась довольная собой: в её случае гипотетическое утверждение работало.

«Ох и зануда этот Марик. И когда мне уже в жизни повезёт?»

Карина спускалась в лифте на улицу, где, вот уже пятнадцать минут, как муж ждал её у подъезда, чтобы отвезти на встречу в «Три медведя». Шикарное платье из шёлка со вставками тончайшей лайки, топазовые серьги и подвеска к ним в гарнитур, последняя модель босоножек от «Армани», сумка от «Дольче и Габана», дорогущий парфюм «Гермеса», свежеподаренная «Мазда» последней модели, заказанная прямо на выставке в Женеве в прошлом сезоне, и, наконец, муж – биржевой брокер, стоимостью в несколько миллионов, по мнению женщины к большому везению, похоже, не относились. Карина недовольно захлопнула дверь и кивнула в знак готовности. Машина мужа плавно двинулась по внутреннему двору резиденции, но едва только за ней опустился шлагбаум и отсалютовал охранник, как Карина буквально завизжала:

– Сто-о-о-й!!!

Марик, до этого функционирующий на расслабоне, жёстко нажал на тормоз:

– Ты что? Больная?! Так орать!

Голова Карины сильно качнулась вперёд, обмахнув шикарным веником волос лобовое стекло:

– А ты что – нервный? Тогда заведи мне шофёра.

– Что случилась? – по раздутым ноздрям было ясно, что Марк зол. Или недалёк от того, чтобы стать таковым.

– Я забыла в прихожке у зеркала журналы для девчёнок.

– Какие журналы?

– Конечно же прессу конкурентов.

Марк смотрел на жену, не зная что делать: ехать, идти, бежать или стоять. Причуды женщины в бешенстве могли поменяться радикально. Понимая, что он не сдвинется с места без её указания, Карина вытянула губы в поцелуе:

– Ну, Марик, ну Марусечка, ну Марюсёночек. Ну, слетай за ними. А? Три журнальчика. В прихожке. У зеркала. Дорогой мой!!!

– Кому нужны твои прокламации? – злобно пробубнил Марк, разглядывая в лифте при спуске не то платье, не то ночную рубашку на теле манекенщицы на обложке. Но, всев в машину, решил не продолжать накал страстей, – По-моему Олег неплохо её снял, – он указал на обложку.

– Снял – тоже неплохо. А сфотографировал – просто здорово. Избавляйся от генной зависимости. Спасибо. Поехали! – Карина вертела журналы в руках, – И всё равно Аллусик всегда найдёт какой-нибудь эстетический промах. И я её советы, между прочим, ценю. А Ритке интересно будет посмотреть, что теперь носят. Себе не купит, зато других покритикует. И критика у неё объективная: если плохо – никогда не скажет, что хорошо.

– А Светке?

– Светлане! – Карина подняла указательный палец вверх, – Она с детства просит называть её только так.

Марк понятливо оттопырил нижнюю губу и завёл машину. Сзади вот уже пять минут как паровозиком пристроился сосед. Но даже приблизиться к «Ламборджини» Марка боялся.

– Так и что Светлане? – Марк приветливо улыбнулся соседу в зеркало и махнул рукой в знак благодарности за терпеливость.

– Не знаю. Пусть полистает. Может в ресторан какой хороший сходит… Надо же как-то просветить подругу, приехавшую из заграницы по поводу того, что у нас тут достопримечать.

– Ну, да, конечно. У них-то там в Париже с этим напряжёнка…

Карина подозрительно кинула взгляд, но муж держался – сама серьёзность.

«Ох и зануда», – грусти женщины не было предела…

…Алла ехала от мамы из Горячего Ключа. Шестьдесят километров трассы в обратном направлении к Краснодару начинали утомлять. Алла принялась думать о младшей дочери. Она только что оставила её у бабушки. Пусть побегает на природе, выпустит пары. А то школа и комп. Будто никаких других радостей нет. «Впрочем, слово „радость“ современным детям знакомо только по словарю, – расстроилась Алла, – Они никогда не смогут прочувствовать ощущения счастливого удушья от вида кулька со сладостями под новогодней ёлкой, как это было у нас».

Дорога за городом плавно и гладко, словно отутюженная лента, обвивала поля с маками и пока ещё незрелыми подсолнухами. Подобное единение скорости и красивых пейзажей за стеклом её, и только её автомобиля, купленного сразу же после развода, Алла обожала. Женщина вспомнила, как год назад, когда села за руль в первый раз, захотелось решительно смахнуть дворниками прошлую жизнь с лобового стекла своего сознания.

«С лобового стекла сознания…». Эту фразу Каверина услышала от младшей дочери, и она как нельзя лучше подходила к ситуации после развода. Да… Лизка была та ещё мастерица по части афоризмов. Откуда она эти выражения вытаскивала?

«Наверное из мультиков нахваталась. Они теперь не про трогательного ёжика в тумане, а прямо иллюстрированные энциклопедии жизни. Причём совсем недетской. Смотреть противно, а слушать – тем более, – Алла пыталась сориентироваться на въезде в Краснодар. Новые развязки этой части города были совсем незнакомы. Мысли о дочери вернулись после того, как женщина поняла где находится, – А может друзья Лизухи так говорят? У них, подрастающих, такой сленг – ничё не понятно. У нас было «ништяк», «ба-бай», а у них «отпад», «чмоки-чмоки».

Алла включила радио. Полилась липкая музыка с неплохим текстом. Женщина почувствовала, как чешется нос: наша попса почему-то всегда пробивала на слезу. Особенно ретро. Воспоминания пришли сами собой. Даже ещё пятнадцать лет назад всё было не так, всё было впереди. Сколько несбывшихся надежд, несмотря на то, что начало жизни удалось и было не просто неплохим, а даже прекрасным: сама с дипломом искусствоведа, муж с учёной степенью инженера, квартира в центре города в наследство от бабушки, девочки, которые всегда радовали, перспектива хорошей работы, неплохие деньги, всегда друзья в доме и масса позитива. От этого остались только девочки, которые радуют. Институт мужа упразднили. Квартира за десять лет без ремонта превратилась из уютного гнёздышка в коробку под крышей с опадающей с потолка штукатуркой. Хорошая работа стала бесперспективной, пришлось ужимать семью во всём, чтобы открыть свой малюсенький косметический салон. Деньги, сколько бы их не было сэкономлено, все растратились в период, когда оба они с Толиком сидели без работы. Ремонтировать квартиру никто не собирался: Алле было не на что, а Кабанов никогда ни на что внимания не обращал. Он мог есть всю жизнь из консервной банки, утираясь рукавом и вытирая пальцы о штаны или накидку дивана. К гостям и друзьям стал за время экономических трудностей непереносимым, а теперь и вовсе асоциальным. Позитив тоже давно закончился. Частенько речь мужа начиналась или заканчивалась приговором: «если не сдохну». Выносить подобную энергетику рядом Алла не смогла, отчего подала на развод. Благо, квартира ещё в молодости была оформлена только не неё – это позволило избежать долгих тягот раздела. Толик ушёл в однокомнатную клетушку на Гидрострой, купленную когда-то «на будущее». Будущее для Толика наступило теперь. И теперь он жил один. Но с мыслью, что она, жена, ему больше не принадлежит, а, значит, не подотчётна, смириться не мог и по сей день, потому почти ежедневно закатывал сцены по поводу и без. Слёзы сами по себе навернулись на глаза. Алла потянулась к бардачку, вытащила несколько дисков с роком, подаренных Кариной, воткнула один из них и принялась ловить драйв под рёв динамиков.

В свои неполные сорок Алла оставалась внешне девчонкой и скорее подругой своим дочкам, нежели матерью. Среди знакомых она слыла неисправимой жизнелюбкой: писала картины, стихи, обожала людей и всё им прощала.

– Ты влюбляешься и вгрызаешься в жизнь как моль в шаль – до дыр. Так нельзя, – корила Каруся, посноровистее и попрагматичнее.

– Не важно, – отмахивалась Алла, – Только так и можно. Иначе – хана. Главное – это творчество и любовь. А ещё движение. Если ничего не делать – кранты.

– А если делать и за это потом получать – то это похоже на мазохизм, – звучал теперь критический возглас Риты по факту. Кабанов много лет занимался автосервисом. Когда-то Алла, подняв связи, помогла мужу купить автомойку, а как раз перед разводом подала идею расширить прибыльное предприятие до станции дорожных услуг. Именно там, в помещении для отдыха шофёров, Толик и стал устраивать внесемейные оргии. Отблагодарил, так сказать, жену, за всё. Намёк Риты был как раз на это.

– Жопу ср. ть не отучишь, – беззлобно отмахивалась Алла и от Риты, – Ты же понимаешь, что это – судьба. Суждено быть на старости одной – никуда не деться.

Каруся резко возражала. Рита рьяно поддерживала. Равновесие между подруг было установлено. Сегодня Алле очень хотелось узнать, что думает об одинокой старости третья подруга.

«Как здорово, что приехала Светуля; как здорово, что Ритка предложила собраться сегодня вместе; как здорово, что Каруся… Нет, с подругами мне явно повезло! Баня!.. Бассейн!.. Чаёк!.. Почистимся, похудеем, косточки погреем. А то после вчерашней асаны так заклинило, что небо было в алмазах… И Жорика не порадовала. Алла машинально вытащила мобильный и нажала на первый из высвеченных номеров абонентов. Потянулись нескончаемые длинные гудки. Алла отключила телефон.

Воспоминания о Жорике мгновенно вызвали глупую улыбку сытой кошки, которая нажралась дурманящих цветов. Почему цветов? Потому, что кошка была, не как все другие. А Жорик был тайной Аллы. Подруги про него ничего не знали и не должны были.

«Зачем? Карина сразу затребует показать претендента, а увидев его машину, непременно забракует. Ритка забубнит про новую обретённую головную боль, – Алла снова попыталась набрать номер любимого мужчины, но услышала автоответчик, – Интересно, что сказала бы про него Светка?»

Раньше Алла с уверенностью могла бы предположить, что Светлана будет оценивать нового избранника подруги по рельефу штанов, умению делать комплименты и поднесённым подаркам.

«Никогда не говори, что тебе повезло познакомиться с богатым мужиком до тех пор, пока он не принёс тебе первый презент. Толку от его денег, если он станет тратить их не на тебя.»

Логика первой красавицы школы была безупречной. Алла стала припоминать, с чем Жорик пришёл на свидание в первый раз, но тут машину ухнуло: колесо провалилось в огромную выбоину в асфальте.

– Да что бы вас всех, градоправителей, так же качало! – на этот раз зло пожелала женщина; машине не было и года.

Выбравшись из ямы, Алла стала прислушиваться к шуму колёс, как настройщик инструмента к звукам скрипки. Вроде бы ничего подозрительного в поведении машины не проявлялось.

– Фу-у! Пронесло! А, вот и указатель «Три медведя». Да уж, названьице! – Алла выкручивала руль, объезжая провалы дороги, и обрадовалась съезду к заведению. Асфальт сменился мелкой галькой, стреляющей в днище машины. Поворот направо, ещё сто метров вперёд и… красотища!

Небольшое здание из камня, дерева и белого кирпича приветливым уголком выглядывало из сочных природных зарослей. Птицы и шум листвы полностью заглушали сумасшедший ритм города. Выключив двигатель и успокоив дыхание, Алла переодела в салоне балеринки на босоножки и вышла из машины.

– Госоди, я в раю!..