Текст книги "Три женщины"

– Тамара, – Николай аккуратно взял жену за руку, – почему ты никогда не рассказываешь об отце?

– Коль, не обижайся, это для меня очень тяжелая тема, давай не будем.

– Ну давай, – пожал плечами Николай. Скрытная Тамара, если что решит, то никогда со своей дороги не свернет. Это чем же так обидел этот неизвестный ему Алексей Семашко свою семью, что они даже вспоминать про него не хотят? Ни она, ни Рахиль Моисеевна. Ее Николай тоже исподволь расспросить пытался. Результат тот же: «Не будем об этом». Ну не будем так не будем.

– Ладно, ты тут по парку погуляй, а я мигом в бухгалтерию оформляться.

Николай развернулся и легко, через две ступеньки, побежал по красивой парадной лестнице.

– Мужчина, я вам русским языком объясняю, видите, у вас в профсоюзной путевке стоит: с пятого числа. Вы зачем второго приехали? Или вы неграмотный? – за столом сидела строгая девушка, примерно ровесница Тамары и Николая.

– Чего ж неграмотный? Только отпуск у жены потом закончится. Вот и решили пораньше приехать. На месте вопрос решить.

– Вопрос решить. – Девушка то снимала, то надевала на нос круглые очки, видимо, чтоб еще лучше рассмотреть такого непонятливого молодого человека. Прыткие больно. Все им давай и сразу. – Это, товарищ, не по-советски. Что ж я, по-вашему, должна сейчас людей на улицу выгнать, чтобы вас с молодой женой заселить? У нас, между прочим, фронтовики, люди после лечения реабилитацию проходят.

– Да нет, ну зачем же выселять. Я думал, может, фонд какой есть.

– Фонд?! – Девушка в очередной раз сняла очки и с силой треснула ими об стол.

«Даже очков своих не жалко. Вот ведь мегера», – подумал Николай. И чего ей не хватает, симпатичная, платьице на ней такое веселое, цветастое, поверх – модный двубортный пиджак, губы, накрашенные яркой помадой.

Понятное дело, видимо, женихов себе приглядывает, а тут молодожены, видите ли. С чего это они вызовут у нее какое-то сострадание?

– Молодежь пошла! Наглые все, подавай им все немедленно. Обождете! Тоже мне, деятели, – девушка демонстративно закрыла папку и уставилась в окно.

– Послушайте, а почему вы себе позволяете так разговаривать, я вам ничего плохого не делал. Ну приехал на два дня раньше. Я ведь просто зашел узнать, может, можно что сделать. Нет так нет, мы пойдем сейчас в соседнюю деревню, снимем комнату на два дня. Только зачем вы меня оскорбляете? Да еще и в моем лице всю молодежь? На дворе, между прочим 53-й год. Такая симпатичная девушка, откуда столько злости?

Неожиданно девушка замолчала, посидела, задумавшись, встала из-за стола и пошла к книжным полкам.

Николаю стало нехорошо. Девушка тяжело опиралась на палку, одна нога сильно короче другой, на ноге ортопедический ботинок.

Она достала папку с полки и пошла обратно к столу. Николай проглотил подступивший комок.

– Простите меня. Только вы правы. Озлобилась. Вот ты такой молодой, симпатичный, и жену твою вон из окна вижу, гуляет, тоже хорошенькая, фигурка, ножки. У меня этого счастья никогда не будет.

– Ну почему же? – неуверенно произнес Николай.

– Почему же… А что ж ты на меня с такой жалостью смотришь? – повысила девушка голос и, вздохнув, продолжила: – Война проклятая. Мы к вам в Сибирь в эвакуацию ехали. По дороге поезд бомбить начали. Мы из вагонов повыскакивали, бежим в поле, а по нам очередями, очередями. Братишку маленького на месте убило, меня ранило. Мама бежит, нас обоих на руках тащит. Брата никак отдавать не хотела, не верила, что мертвенький. А меня – в ногу, перевязали кое-как. Говорят, если бы операцию вовремя сделали, тогда даже не хромала бы. А мама все говорила: «Главное, живая, главное, живая». И вот живая, а видишь – как. Вот увидела тебя, да с женой молодой, и сразу все у меня внутри закипело. Сам знаешь, мужиков-то мало, красивым не хватает, – девушка вытерла проступившие слезы. – Ладно, не слушай ты меня, дуру, документы давай. Да садись, в ногах правды нет. – Она начала листать свою учетную книгу. – Мы с вами поступим так, – она открыла паспорта. – Значит, Ковалев Николай, Ковалева Тамара. Да вы и поженились неделю назад – поздравляю. Вот что, ребята, вместе поселить вас не смогу. Два дня поживете отдельно. Ну а уж там поселю вас в царские хоромы, – она протянула Николаю путевку.

– Звать тебя как?

– Александра, для своих – просто Шура.

– Знаешь, Шур, хорошая ты девчонка, и меня прости, погорячился я, наговорил тут тебе. Поселимся в свой номер, приходи к нам в гости, с женой познакомлю, она у меня, знаешь, хорошая. А потом в Алымск к нам приезжай. У моего друга Абрама Петрова отец хирург, говорят, светило. Как раз что-то там по костям, – Николай стушевался. – Точно сказать не смогу. Только ты приезжай, у нас остановишься, покажем тебя Льву Исаевичу, а вдруг что-то можно исправить, чем черт не шутит.

У Шуры загорелись глаза.

– Правда? Если не шутишь, я ж приеду. Да ты не волнуйся, мне остановиться есть где. У мамы в Алымске подруга живет хорошая. Спасибо, Николай. Зайду к вам через пару дней на новоселье. А сейчас идите, размещайтесь, а то на обед опоздаете. А в четыре – турнир по волейболу. Участвуешь?

– Нет вопроса, я в Алымске за сборную играю. Все, Шур, побежал. И, – Николай оглянулся еще раз, – ты только не забывай, ты очень симпатичная девушка, – и Ковалев быстро вышел из кабинета.

Шура взяла свою палку и медленно подошла к окну. Тамара выбежала мужу навстречу. Хорошие ребята. И у нее будет счастье, обязательно. Главное, не завидовать другим и быть честной. У нее получится.

= 4 =

– Да, Тамара, приехали мы с тобой не ко времени.

– И что? – Тамара испуганно смотрела на мужа. – Домой поедем, опять в мамин сарай?

– Нет, дали нам места. Но два дня придется пожить отдельно. Ты в комнате, где еще две девушки, а я – в мужскую компанию. Ну, это на два дня. Томка, я буду скучать.

Тамара залилась краской.

– Я тоже, – тихо отозвалась она. – А знаешь, – вдруг оживилась она, – давай никому не скажем, что мы муж и жена.

– Зачем? – удивился Николай.

– Да просто.

– Ну давай… – Николай не очень понял идею жены. – Ну ладно, бери чемодан, и быстро размещаться. Потом обед, в четыре волейбольный турнир, нужно еще успеть записаться в команду.

Тамара постучала в дверь. Все правильно, на двери цифра 10. Два дня ей жить здесь.

– Войдите, – раздался звонкий девичий голос.

– Можно?

– Ой, новенькая, проходи. Я – Маруся! А это – Надежда.

– Тамара.

– А мы знакомы, – навстречу поднялась учительница математики из их школы. Она была намного старше, одна воспитывала дочь, муж погиб на фронте. Надежда всегда нравилась Тамаре. Серьезная, строгая. Дети ее побаивались, но уважали и материал знали хорошо. – Тамар, какими судьбами, одна?

– Ага, вот на недельку. Как тут у вас?

– У нас – покой нам только снится! – щебетала Маруся. – Сегодня волейбол, после ужина танцы, завтра кино. Тут через день, понимаешь?

– Здорово, – Тамара открыла чемодан. – А куда платья можно повесить?

– Вот твоя кровать, тумбочка, а вот шкаф, тут как раз две вешалки свободные, – Маруся по-хозяйски помогала новенькой.

– А библиотека тут есть? – Тамара быстро разбирала вещи.

– По этому делу у нас Надежда. Это она все книжки читает. Гулять надо, на танцы ходить! Читать зимой будем. А ты тоже вроде молодая, а туда же – библиотека. Какая библиотека?! Завтра утром волейбол – девушки играют. Я в команде. Томка, ты как?

– Нет, я не спортивная.

– Девчат, давайте на обед, а то опоздаем.

– Марусь, ты беги, а я помогу Тамаре, мы тебя догоним, – Надя попыталась вставить слово.

– Ну давайте, я столик займу, рукой вам помашу, – Маруся посмотрелась в зеркало. – Ой, Надь, дай помаду, щеки подрумянить. – И, нанеся последний штрих на и без того румяное лицо, выскочила в коридор.

– Метеор, а не девка. Я от ее активности скоро с ума сойду, – развела руками Надежда. Она улыбнулась Тамаре. – А ты чего одна? А Николай где?

– Надя, здесь он, пока комнату нам не дают, а я решила не говорить пока, что мы муж и жена.

– Зачем?

– Вот и Коля говорит, зачем. Да просто, сама не знаю. Не выдавай меня, Надя.

– Да я-то что? Смотри, девка. Тут желающих на твоего мужика живо очередь выстроится.

– А может, на меня выстроится? Ой, это я так, – тут же покраснела Тамара.

Надежда не стала спорить.

– Ну вот и посмотрим. Пошли обедать.

На волейбол пошли все вместе, и Надя, и Маруся, и Тамара. Тамара уже записалась в библиотеку. Набрала книжек, все, что так давно искала и хотела прочитать. И Драйзер, и Ремарк, и ее любимый Тургенев.

– Томка, неужели все прочитаешь? Глаза сломать не боишься? – удивлялась Маруся.

– А ты безграмотной остаться не боишься? – вступалась за молодую подругу Надежда.

– А я замуж выйду. Буду борщи варить и детей воспитывать. Главное, это мужа найти путящего.

– Ну давай, давай. Вот только зачем путящему жениться на непутящей, Тамар, объясни ты мне? – Надежда диву давалась на Марусино пустозвонство.

Тамара посмеивалась, переодеваясь перед зеркалом.

– Это вы мне завидуете. Вот Томка, вроде так ничего себе. Не красится, правда, и скромная очень. Но все при ней. И что? Книжек набрала! Тоже мне – отдых! Томка, может, и на танцы не пойдешь?

– Ну почему же, пойду, – спокойно ответила Тамара. – Одно другому не мешает.

Николай в волейбольной команде играл лучше всех. Тамара, сидя на траве рядом с девчонками, гордилась мужем. Ну каков! Красивый, спортивный. И все-то у него получается. И это ЕЕ муж. Вот так-то.

Переодеваясь к танцам, Маруся все никак не могла угомониться.

– Вы видели, парень новенький приехал. Ну, с чубом такой? Красив, как греческий бог! – Маруся закатила глаза.

– Господи, ну почем ты знаешь, как выглядел древнегреческий бог, Маруся?

– Надежда, не цепляйся к словам! Но парня этого сегодня же на танцах закадрю. Вот увидите! Будет мой!

Надежда встретилась глазами с Тамарой, показывая: «Ну что, получила, что хотела? Смотри, девка!»

На первом же танце Маруся сама подлетела к Ковалеву.

– Молодой, красивый! Девушку на танец не пригласишь?

– А где ж та девушка? – озорно ответил Николай, высматривая Тамару.

– Так вот же она, перед тобою! – удивилась недогадливости молодого и красивого Маруся.

– Ну что ж, пойдем.

Тамара со стороны смотрела, как муж танец за танцем танцует с Марусей. «Пожалуй, пойду почитаю книжку», – не выдержала она.

– Ты чего так рано? – удивилась Надежда.

– Да там Маруся программу выполняет, смотреть неохота, лучше Ремарка почитаю. В Алымске «На западном фронте без перемен» никак найти не могла. Хотя знаю, его уже к 30-му году перевели. И библиотека у нас прекрасная. Даже можно заявки оставлять. А здесь, смотри, есть.

– Ой, Тамара, да разве можно вот так мужика оставлять?

– Я ему доверяю, – ровно ответила Тамара.

Надежда захлопнула книгу и подсела на кровать к подруге.

– Доверять – это правильно, это все так. Но от таких ситуаций нужно мужиков-то отводить. Зачем его в грех вводить? Ни к чему. Потом сама локти кусать будешь.

– Не буду. Если любит, значит, ничего не случится.

– Ой, девка, девка, – Надежда пошла обратно к себе на кровать. – Не случится, – никак не могла успокоиться Надежда. – Ситуация иногда играет не последнюю роль. Толкать-то тоже нельзя. – И подруги одновременно открыли книги.

Через два дня Ковалевых поселили в отдельном номере. Маруся плакала навзрыд, Тамара не расспрашивала мужа, что тот делал по вечерам, пока она переживала за жизнь «Трех товарищей».

А вот с Шурой семья Ковалевых подружилась. Начитанная девушка, хороший товарищ, обещала обязательно приехать в Алымск.

Да, Тамара знала, муж у нее действительно и красивый, и видный. И девушки прямо падали к его ногам. Она старалась плохие мысли из головы убирать.

Он же выбрал Тамару, он ее любит.

А уж сегодня и подавно она не даст забивать себе голову разными глупостями.

Главное, у нее есть дочь.

= 5 =

Николай в роддом пришел на следующий день под вечер. Сначала Тамара услышала страшный грохот под окном, как будто кто-то бил палкой по железной трубе.

Валя вскочила и опрометью бросилась к окну.

– Ой, девчонки, мужик какой-то с корытом пришел. И оно у него все время падает. Господи, опять уронил.

– Мил человек, ты по чью душу? – крикнула Валя. – Или так, помыться пришел, так здесь не баня, роддом. Может, адресом ошибся?

Тамара быстро начала подниматься с кровати и запахивать халат. Неужели это Николай? Купил ванну, с ней и пришел?

– Тамара, – раздался громкий голос мужа, и опять страшный грохот.

Тамара добежала до окна.

– Тише ты, не шуми. Здесь же дети.

– И у меня дети! – Николай изо всех сил пытался держаться прямо и не раскачиваться и говорить бодрым голосом, но изрядно выпитое не давало ему принять надлежащий вид.

– Вот, пришел показать тебе ванну для дочери. Если не понравится, сейчас же пойду поменяю. Там меня ждут.

– Коль, ты уже домой иди, – Тамара не знала, куда деваться от стыда.

– Нет, ты про таз говори! Не нравится, может? Так я другой куплю. Мне для единственной жены ничего не жалко. – Николай попытался прислониться к стене дома, и корыто опять с грохотом покатилось вниз.

– Вот товар делают некачественный! А? Слушай, Томка, пойду это корыто на хрен сдам. Или прямо на помойку сейчас выкину.

– Ой, папаша, покажи, куда выкидывать собираешься, мы сходим подберем, – веселились девушки, выглядывающие из окон. Такая картина им была не внове. Практически все мужики в первый день приходили навеселе. Но чтоб с корытом – еще никто. Обычно все больше с цветами.

В последующие дни Ковалев приходил уже без всяких фокусов, стоял под окнами, пытался развеселить Тамару. Девочка была слабенькая, и врачи настояли на том, чтобы и мать, и дочь еще подержать в роддоме. Тамара расстраивалась, хотелось домой. Муж поддерживал ее как мог.

Каждый день на полчасика забегала Роня. Обязательно несла что-нибудь вкусненькое. Хоть и кормили в роддоме хорошо, а домашнего все равно хочется.

Брат тоже был частым гостем. Придет, помолчит.

– Ну ладно, Томунь, я пошел, – и бежал по своим делам.

– Что приходил-то? – смеялись соседки. – Ничего даже не спросил.

– А он все по глазам понимает.

– Так высоко ж, не видно!

– Ничего, он чувствует.

У Тамары с Борисом действительно сложились удивительные отношения. Им и не нужно было друг с другом разговаривать, они и так друг про друга все знали, все понимали. А что болтать почем зря, если и так все ясно. Городок Алымск небольшой, все всё друг про друга знают. А если что нужно рассказать, то для этого у брата с сестрой и время найдется и рассказать, и выслушать. И помочь, если нужно.

Тамара Бориса очень любила. Но справедливой была просто катастрофически. И когда Борису отказала Светлана, самая близкая Тамарина подруга, она не стала ее уговаривать. Хотя та и спрашивала ее совета.

– Тебе, Свет, решать самой.

– Но он же твой брат, ты его как облупленного знаешь! Скажи, что мне делать, посоветуй. Костя летное закончил, предложение сделал. Не могу сказать, что горю по нему. Борис в сердце у меня. Но Костя надежный. А Борис?

– А Борис – нет, – честно признавалась Тамара. – Хоть он мне и брат, и я его очень люблю и счастья ему хочу. Но кривить душой не буду. Светка, – просяще посмотрела на подругу Тамара, – а может, я ошибаюсь, и он исправится. Он же тебя любит сильно, я же вижу. Но вот он такой. Но если Борька поймет, что тебя теряет, он в лепешку расшибется!

– Да, я знаю, на какое-то время. А потом все вернется на круги своя.

– Наверное, ты права, – вздыхала Тамара.

Дома она опять же честно обо всем рассказывала Борису.

– Как ты могла?! Ты испортила мне всю жизнь! От тебя же все зависело! – кричал на сестру Борис, меряя шагами комнату и держась обеими руками за голову.

– Ничего от меня не зависело! Все зависело только от тебя. Вы со Светой встречаетесь три года. И что? Она все время у окна сидит, ждет, когда ты мимо пробежишь. Может, заглянешь, а может, нет. Что я, про твои похождения, что ли, не знаю? – Тамара не могла кривить душой, не умела. – Борис, мы с тобой эту тему обсуждали, я тебе советы давала, даже уговаривала. Ты меня не послушал. Сейчас Света должна сделать выбор. Нужно всем быть честными.

– Да идите вы все со своей честностью, – Борис хлопал дверью, уходил из дома.

Света приняла решение в пользу Кости. И больше этот вопрос в семье не обсуждался. Они никогда с братом не поссорятся из-за кого-нибудь. И вообще никогда. Они два самых на земле близких человека. Так их воспитывала мама. В этом они были уверены сами.

– Томка, иди, опять твой брат помолчать пришел.

Тамара улыбалась брату, он серьезно смотрел на нее. Две минуты.

– Томунь, ну я пошел?

Тамара кивала и махала рукой.

= 6 =

Один раз в роддом пришли и Ковалевы. Таисия в цветастом платке, в темно-синем мужском пиджаке и в начищенных сапогах. Не отставал от нее и Сергей Алексеевич. Сапоги тоже начищены, на пиджаке орденские планки. Генка за лето вдруг так вымахал, что Тамара, не видевшая его всего-то неделю, всплеснула руками.

– Доброго здоровьичка, – задрав голову, прокричала Таисия.

– Спасибо, мама. Спасибо, что пришли.

– Девочку-то покажи? – нетерпеливо приплясывал Генка.

«Все-таки еще ребенок, – подумала про себя Тамара, – хоть и дылда вымахал».

– Не могу, она отдельно лежит, в детском отделении. Дома посмотришь, – свесив голову, отвечала Тамара. – А вы куда такие нарядные?

– Да вот, – прокашлялся Сергей, – с базару. Прогулялись немного.

– А что купили?

– Так гулять же ходили, не покупать.

– А, ну да, понятно. – Тамара всегда удивлялась этой привычке свекров просто гулять по базару нарядными. Глазеть на товары, выпить стакан вина. А потом, переодевшись в повседневное, бежать по тому же маршруту с котомкой за картошкой.

– Что, Николай Сергеевич приходил? – продолжил отец.

– Нет, позже обещал.

– Поклон ему от нас. Передай, родители проживают в полном здравии и ни в чем не нуждаются.

– Сергей Алексеевич, да что вы, живете в ста метрах, зашли бы вечерком.

– Да нет уж. Они люди большие, мешать не станем. Так уж ты им привет от нас передавай, не забудь. Пламенный коммунистический. Так и передай, от парторга автокомбината Ковалева С.А. А как там сын поживает, нам и Геннадий расскажет. А мешать мы не привычные.

Ой, ну боже мой. Неудобно все-таки. Ну уж такие люди.

По-своему Тамара их любила. И не только потому, что они родители мужа. Нет. Простые и бесхитростные, Ковалевы оба были очень прямыми и добрыми людьми. Не держали они зла за пазухой, не было у них зависти. Жили как жили.

Николай сильно обидел родителей – кошка пробежала между ними. Вот и не идут к сыну в гости. Нехорошо. Тамара переживала.

– Переживут, – в свое время отрезал муж. Как сказал, так и будет.

Где-то с полгода назад Тамара торопилась домой после учебного дня. Навстречу – Ковалевы, выходят из их подъезда, при параде и в полном составе. Впереди мать, следом Генка, завершал процессию Сергей Алексеевич. Николаю к тому времени уже дали отдельную квартиру. Квартира, конечно, сказано громко. Небольшая комната, сени, чулан. Печка на дровах. Но молодые счастливы были безмерно. Это надо ж – свое хозяйство. Купили кровать, стол. Помогли Таисия и Роня. Таисия подарила перину, Роня ложки, вилки, поварешки. А так сами старались, оба работали, да и в радость первые совместные покупки. Сегодня торшер купили, завтра книжную полку Николай прибил.

– Мама, а что ж вы от нас идете? Меня не дождались.

– Нет, нет, – замахала руками Таисия, – мы уже сегодня пойдем. Ты, Тамар, и не спрашивай, и не настаивай, – Таисия со вздохом начала поправлять платок на голове. Тамара уже выучила этот жест свекрови, что-то не так, что-то случилось.

– Стряслось что? Поругались или, может, я чем обидела? – Тамара расстроилась от души.

– Не проси, Тамара, это наши с сыном дела. Разговор с Николаем Сергеевичем у нас вышел, – поддакнул отец.

– Про что разговор-то?

– А неприятный такой разговор. Но ничего не поделаешь. Они начальники, им виднее. А мы люди темные, грамоте обученные, да, видно, не шибко. Раз собственное дитя вразумить не смогли. Мать, пошли отсель. Нам тут рады, да не очень.

– Пошли, Сергунь. Ты, Тамар, на нас-то внимания не обращай. Ты же знаешь, у Кольки нрав крутой. Ну, осадил нас малек. А и ладно.

Рядом к матери жался долговязый Генка. Тамара еще раз удивилась, как сын и мать похожи. И внешне – одно лицо. Генка такой же светловолосый, светлоглазый, с открытым добродушным лицом и доброй улыбкой. Да и внутренне Геннадий такой же мягкий, как и мать. Только еще больше в нем желания помочь, быть полезным.

Таисия тут же погладила сына по голове, хотя для этого ей пришлось поднять руку. Она сама этому слегка удивилась и опять поправила платок.

– В общем, доброго вам здравьичка.

– Коль, что случилось? Родителей твоих встретила, а ты их даже ужином не накормил, – по ходу дела Тамара открывала кастрюли, чтобы еще раз убедиться, что ничего не съедено.

– Да ну их. Совсем с ума посходили. Решили у нас тут пожить.

Тамара немного растерялась.

– Так что? Родители же, – неуверенно произнесла она.

– Ну и что, что родители, – нервничал Николай. – Видите ли, строиться они задумали. А мы с тобой квартиру получили. Для них, что ли, получали? У них вон родственников – пол-Алымска. У родителей в свое время все по очереди жили. И Аксинья, и Устинья.

– Коля, ну как же, – Тамара не знала, что и сказать.

– Что «Коля»? Генка, сказал, пусть живет. А этих чтоб даже духу не было. Ты же знаешь, какой отец шебутной, когда напьется? Вот и пусть родственников гоняет.

– Ой, как неудобно, – Тамара вздохнула.

– Все очень даже удобно. И Генке-то придется в сенях спать. А эти куда бы легли? К нам под кровать? Да не думай, Тамар.

Да, Николай точно был не в родню. Другой породы. Тамара всегда удивлялась, насколько он быстро и жестко принимает решения. Тамаре неудобно всегда. Для Николая такого слова нет. Причем на деле она убеждалась – он прав. Вот и сейчас, действительно, а где им тут всем развернуться? Притом что Тамара в положении. И отец Николая пьет, да и по здоровью сейчас как раз проверяется, и есть подозрение на туберкулез.

Только Тамара бы сказала: «Конечно, живите, о чем речь».

Николай другой. И внешне не похож на Ковалевых, а уж внутренне и подавно.

А вот с Генкой Тамаре было легко. Муж часто уезжал в командировки. Всегда одна, дров натаскай, печь растопи, воду из колодца наноси. А тут вдруг Генка оказался незаменимым помощником. Она из школы придет, а он уже все сделал. В печке огонь горит, на плитке вода кипятится.

Генка удивительно жалел молодую женщину.

– Томка, чего тетрадки таскаешь. Давай встречать тебя буду? Нельзя ж тебе – тяжелое.

– Да ладно тебе, придумал. Я ж в двух руках авоськи несу. Все нормально, – улыбалась Тамара. Но всегда задумывалась. А вот Николай никогда не предложит. Просто не видит. Думает, что и сумки не тяжелые, и вода сама откуда-то появляется.

Попросишь, никогда не откажет, все сделает. Но чтоб сам заметил, помощь предложил – никогда.

А Тамара пережила войну, когда вокруг были одни женщины. Она привыкла все делать сама. Помощи ждать неоткуда, да и незачем. Разве сама не сможешь? Сможешь. Почти пять лет в Алымске прожили без мужиков. Как-то же справились!

Мама Роня, так же, как и другие женщины, – целый день на работе. Роня работала на швейной фабрике, отшивала форму военную, вещмешки. Работали в две смены, без выходных. А если выдавался выходной, Роня бежала в городской госпиталь – стирать бинты. У раненых должно быть все самое лучшее. Тамара хорошо помнила, как уютно, как чисто было в госпитале. У женщин в кровь стерты руки от бесконечных стирок, но раненые солдаты лежали в сверкающих от белизны палатах.

Все по дому с малолетства привыкла Тамара делать сама. И машину с углем разгрузить, и воды натаскать. Готовила, правда, бабушка, мамина мама, она жила с ними с первых дней войны. А вся черная и подготовительная работа ложилась на плечи девочки. Борис? У них в семье он был единственным мужчиной. И его нужно было беречь. Это закон для всех. Не обсуждается. Это трагедия – остаться совсем без мужчин. Сколько горя Тамара видела, сколько похоронок! Просто произнести слово «папа» для нее было бы счастьем, а она не могла. Не было у нее папы. Но был брат, единственный. Он не должен ни в чем нуждаться. Ему лучший кусок, самое вкусное, самое полезное.

– Томка, да брось ты этот уголь, бежим на речку! Потом перетаскаем.

– Так растащат же! Мама с таким трудом договорилась!

– Так и похолодает потом, и купаться не сможем!

– Ну ладно, беги. Я сама потихоньку. Или вон Абрама Петрова попрошу. Отдам ему пару ведер, он поможет.

– Эх, золотая у меня сестра! Вот запомни, Томка, тоже тебе потом чем-нибудь помогу. За мной не заржавеет.

– Иди уже. Не заржавеет. Выучись сперва, – Тамара бормотала себе под нос, но на Борьку никогда не обижалась. У нее есть брат. Как же ей повезло!

А теперь у нее есть муж. И его тоже нужно беречь и не обременять его ни хлопотами женскими, ни вопросами дурацкими. Ей повезло. У нее самый красивый и умный муж на свете. Она его очень любит. И он ее. Она это знает. Да, не очень ласковый, не очень внимательный. Но зато – только ее. Умный, порядочный. Опора.

= 7 =

Время от времени в роддом приходил свекор. И тоже удивительный человек. У Ковалевых вообще что ни член семьи, то экземпляр. Вот взять хотя бы Сергея Алексеевича. Когда трезвый – тишайший человек. Вежливый. Смотрит и улыбается. Сидит всегда с краешку, как будто ему немного неловко.

Бывало, придешь к ним в гости и наблюдаешь такую картину.

Таисия лежит на кровати, книжку читает. Сергей неловко спросит у жены:

– Тай, может, поедим че?

– Давай, – Таисия не оторвется от книжки.

– Так, а че поесть-то?

– Так возьми тама.

– Так тама-то и нет ниче.

– Ну щас главу дочитаю, сготовлю.

И действительно, пока Таисия главу не дочитает, к ней с вопросом лучше не соваться. А как прочитает, так кличет мужа.

– Сергей, а хочешь-то чего?

– Так, может, борща?

– Давай, – задумчиво отвечает жена, но с кровати не встает. – Ты в подпол-то лезь за картохой да начинай чистить.

– Будь сделано, – и Сергей прытко лезет в подпол.

Минут через пять опять слышится голос Таисии.

– Сергей, а че нам ентот борщ? Может, просто молока попьем, я хлеба свежего спекла.

– А и давай, – быстро соглашается Сергей Алексеевич.

И если муж трезвый, то все тишь, да гладь, да божья благодать. Не нарадоваться на их отношения. Про топор Тамара не верила, пока сама не убедилась.

Сергей не только бегал за женой, он начал прибегать и в дом к Ковалеву-младшему. Если дома был Николай, тот отхаживал отца моментом.

– Ты чего пришел? Ну-ка быстро отсюда.

Отец вставал как по струнке.

– Не вопрос, Николай Сергеевич! Просто спросить хотел, как живете? Не разрешилась ли ваша жена?

– Обалдел?! С чего так рано-то?! И ты какой праздник отмечаешь? На дворе вторник. Как завтра машину поведешь?

– Обижаешь, сын! А как твой отец на фронте фашистов бил? Из-за баранки пулеметом по врагам!

– Батя, не собирай. Ты был фронтовым водителем. При чем тут пулемет? Я твое боевое прошлое очень уважаю, только сейчас чтоб духу твоего не было. Тоже мне, пулеметчик.

И Николай закрывал дверь перед самым отцовским носом.

– Ой, Коль, куда ж он в таком состоянии? Замерзнет еще, – нервничала Тамара.

– Не замерзнет. Ну, давай его пустим, пусть здесь орет!

Тамара терялась, ей и отца жалко, и делать что, не понимала.

Конечно, Николай прав. Только отец же.

Когда Николай уезжал в командировку, Тамара свекра пускала. Не могла она отказать старику.

– Томка, Николай Сергеевич, случаем, не в район уехал? Так спрашиваю, из интересу, – кричал свекор под окнами.

– Уехал, Сергей Алексеевич, уехал, – Тамара врать не умела.

Старик тут же хлопал в ладоши.

– Так я сейчас к тебе! – И добавлял, понизив голос: – Поллитра-то в доме имеется, а то я сбегаю.

– Имеется, имеется. – А что было говорить? – Вон она, в буфете стоит.

– Так я мигом, – Сергей Алексеевич по-молодецки шустро взбирался на второй этаж. – Ну что, невестушка, наливай. Нужно же выпить за хорошую дорогу Николая Сергеевича. А то, не ровен час, случится с сыном что на дороге. На чем отправился-то, на мотоцикле?

– Ой, типун вам на язык, Сергей Алексеевич, с чего это с ним что-то должно случиться? – Тамара невольно клала руки на живот. Как будто хотела защитить от беды и не родившегося еще малыша.

– Так сейчас выпьем, милая, за здоровьице, так и не случится ничего! Это ж я так, для тосту! – И Ковалев быстро опрокидывал стакан. – Генка, как успехи школьные? Что в тетрадках носишь?

– Двойки да колы, – буркал из сеней младший сын.

– От, дети пошли! Не уважают отца-фронтовика, не уважают, – отец-фронтовик быстро наливал себе очередную рюмку и выпивал уже без тоста.

– Тебе, Тамар, не предлагаю, беременным вроде не положено.

– Не положено, не положено, – вздыхала Тамара, понимая, что ей еще еду на завтра готовить, сочинения школьные проверять. Да и уставать она стала, все-таки срок шесть месяцев.

А в другой день в дверь позвонила Таисия. В одной руке перина, в другой сумка с подушкой и ее нехитрым скарбом.

– Совсем, Тамар, к тебе пришла, сил моих больше нет. Гоняет меня, перед людями стыдно. У чужих же живем. Ну его!

– Мам, о чем вы говорите. Конечно, располагайтесь. Да вот хоть с нами в комнате.

– Да нет, с Генкой в сенях потеснимся.

Вечером пришел Сергей. Встал под окна и заорал дурным голосом:

– Таисия, выходи, разбираться с тобой буду!

Таисия засуетилась.

– Тамар, не открывай. Зашибет нас обоих. Вишь, дурной какой. У, ирод.

– Не бойтесь, мама, конечно, я вас в обиду не дам.

Прокричав для порядка, постращав жену словами, Ковалев перешел к боевым действиям. Сначала дубасил в дверь, переполошив соседей, потом на время куда-то пропал.

– Вроде сбежал. Вот дурак. И брешет, и брешет, как пес дворовый. Вот жизня у меня! Аж голова распухла, – Таисия повязала платок набекрень. Тамара знала: значит, к Таисии подступили головные боли.

Вот бедная баба. Николай тоже выпивает, но не до такого же свинства. В бутылке, правда, не оставит, выпьет все, что есть. Так все мужики так пьют. Но в руках себя держит. А тут чего! И потом, позор-то! Все-таки муж – человек в городе известный, а тут такое дело. Отец – дебошир. Завтра все шушукаться начнут.

Шушукаться и впрямь было о чем. Минут через пятнадцать по лестнице опять раздался топот.

– Обратно лезет, – посмотрела на невестку Таисия.

По двери начали кидать камнями.

– Ну, мама, это уже слишком. Это нас так из дома выселят. А если он по окнам из рогатки бить начнет? Прав Коля, тоже мне пулеметчик, – Тамара накинула на голову платок и выскочила на площадку. Генка с матерью, прижавшись друг к другу, притихли в квартире.

– Как вам не совестно, Сергей Алексеевич! Немедленно уходите. Не позорьте ни себя, ни сына. Я сейчас милицию вызову!