Текст книги "Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций"
Автор книги: Елена Самоделова
Жанр: Языкознание, Наука и Образование
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 17 (всего у книги 86 страниц)
Обожествляемый ребенок в революционную эпоху
Есенин допускает смелость уподобления лирического героя, изъясняющегося от первого лица и сопричастного автору, Божественному Младенцу. Поэт как бы примеряет к себе библейскую историю, погружается в нее и чувствует там себя в родной стихии. В маленькой поэме «Отчарь» (1917) поэт обращается к непоименованному чудотворцу, утверждая себя его сыном:
О чудотворец!
Широкоскулый и красноротый,
Приявший в корузлые руки
Младенца нежного, —
Укачай мою душу
На пальцах ног своих!
Я сын твой,
Выросший, как ветла,
При дороге… (II, 37).
Современный исследователь С. И. Субботин комментирует фрагмент про чудотворца с младенцем в корузлых руках так: «Этот образ связан как с новозаветным эпизодом, когда в Иерусалимском храме Симеон взял на руки младенца Иисуса (Лк. 2, 25–34), так и с соответствующей иконой, где Симеон Богоприимец изображен с Иисусом-младенцем на руках. Одна из икон с таким изображением Симеона принадлежала Н. А. Клюеву… у которого и мог ее видеть Есенин» (II, 309). Показательно, что Есенин изображает христианского святого как труженика-крестьянина с мозолистыми руками, по отцовскому обычаю развлекающего сына качанием на ноге: «Укачай мою душу // На пальцах ног своих!» (II, 37). Аналогично представлена детская забава в «Письме от матери» (1924): «И на ноге // Внучонка я качала» (II, 127). Так поэт создает двойной план изображения, где сквозь внешнюю привычную бытовую сценку отцовских забав с детьми проступают божественные черты, а незамысловатое укачивание ребенка формирует его душу.
Современник поэта расценивал введение библейской образности (в частности, связанной с темой детства) в маленькую поэму «Товарищ» как новаторскую, вызванную февральской революцией 1917 г., – а именно: показ посредством влияния на жизнь ребенка (или, наоборот, через трагический финал земного его существования) ценности коренных общественных перемен либо, напротив, их бессмысленности. В. М. Левин вспоминал: «Только один Есенин заметил в февральские дни, что произошла не “великая бескровная революция”, а началось время темное и трагическое, так как “пал, сраженный пулей // Младенец Иисус”. <…> Но впервые он в эту эпоху появляется у Есенина в такой трактовке, к какой не привыкла наша мысль, мысль русской интеллигенции»[508]508
Левин В. М. Есенин в Америке // Сергей Есенин в стихах и жизни: Воспоминания современников. С. 344.
[Закрыть] (курсив мой. – Е. С.).
Есенин соположил Младенца Иисуса с сыном простого рабочего Мартином; современники считали обе эти фигуры символическими, а В. М. Левин даже приводил обоснование (близкое к этимологическому, но построенное на хронологической конкретике и возведенное на уровень символики): «Какой фурор и слезы вызывала его поэма “Товарищ”, в которой фигурирует Мартин (мартовские дни семнадцатого года)».[509]509
Там же. С. 343.
[Закрыть] Н. Д. Вольпин вторила В. М. Левину в оценке поэмы: «…“Товарищ”, первый отклик поэта на февральскую революцию. Поэма была напечатана в мае семнадцатого года и рисуется мне предвестницей блоковских “Двенадцати”».[510]510
Как жил Есенин: Мемуарная проза. С. 350.
[Закрыть]
Непривычное для русского уха имя Мартин наталкивает исследователей на высказывание разных догадок в отношении его происхождения и проникновения в сочинение Есенина. В родном селе Константиново до сих пор сохранилась в памяти местных жителей пословица со сходным именем, записанная в 2001 г. главным хранителем Государственного музея-заповедника С. А. Есенина Л. А. Архиповой (1953–2003): «Позарился Мартын на чужой алтын, а ума в башке не имеет: лучше свое латано, чем чужое хватано».[511]511
Цит. по: Архипова Л. А. «…Ведь это же сплошная поэзия!» С. 106.
[Закрыть]
Ю. Б. Юшкин высказал предположение о том, что Есенин сознательно дал персонажу имя Мартин,[512]512
См.: Юшкин Ю. Б. Воспоминания К. Ф. Богоявленской: Публикация и комментарий // Новое о Есенине: Исследования, открытия, находки. С. 212.
[Закрыть] вспоминая свою революционно-подпольную деятельность в годы учебы в Московском городском народном университете им. А. Л. Шанявского (1913–1914), когда был знаком с М. Ф. Богоявленским, Г. Н. Пылаевым, Валерьяном Наумовым, Петром Цельминым и Мартином Ивановичем Лацисом. Мартин Иванович Лацис – это большевистская кличка партийного деятеля по имени Ян Фридрихович Судрабс (1888–1938), участника революции 1905–1907 гг. в Латвии, Октябрьской 1917 г. в Петрограде, члена коллегии ВЧК в 1918–1921 гг., председателя Всеукраинской ЧК в 1919 г., директора Института народного хозяйства им. Г. В. Плеханова в Москве с 1932 г., необоснованно репрессированного и реабилитированного посмертно.[513]513
См.: Там же. С. 213.
[Закрыть]
Показательно, что тематику детства в послереволюционные годы Есенин открывает с момента зарождения будущего ребенка, ориентируясь при этом на христианскую терминологию, переосмысливая ее на новый лад. Так, строка из «Кантаты» (1918) «Новые в мире зачатья» (IV, 286) перекликается с такими названиями, как Зачатьевский монастырь в Москве, день Зачатия Девы Марии и подобными.
Мотив неузнанности и жертвенности Божественного ребенка
А. А. Ахматова вспоминала о том, как Есенин в свое посещение поэтессы в Царском Селе в Рождественские дни 1915 года «обрушился на стихотворение Поликсены Соловьевой “Не узнали”»[514]514
Ахматова А. А. Сергей Есенин / Публ. М. Кралина // Наш современник. 1990. № 10. С. 157.
[Закрыть] с сюжетом о приходе «на елку» маленького бродяжки. Тема неузнанности ходящего по Земле и просящего милостыню божественного лица (Бога, Богородицы или святого) типична для народных легенд и духовных стихов, а также для основанных на них авторских духовных стихотворений. Теме неузнанности посвящено и произведение Есенина «Микола». Вполне вероятно, что Есенина впечатлила лексика Поликсены Соловьевой (например, «младенец-Христос»), поразила и осталась в памяти концовка произведения:
Поэтическое решение П. Соловьевой темы неузнанного Христа не удовлетворило Есенина, однако в какой-то мере послужило основанием для творческого спора с поэтессой и зарождения собственного сюжета поэмы «Товарищ». Еще раньше, в годы обучения в Константиновском четырехгодичном земском училище, Есенин познакомился с образом «младенца-Христа» из «Предания» А. Плещеева с сюжетом о раздаче роз детям и плетении венка из шипов, и капли крови превратились в розы на его челе; стихотворение помещено в «книге для классного чтения и бесед» Д. И. Тихомирова «Вешние всходы»:
Современный филолог О. Е. Воронова (г. Рязань) рассуждает: «Опираясь на традицию христианских сказаний о детстве Иисуса (например, “Детство Христово”, или Евангелие от Фомы), Есенин обращается здесь к редкому в русской литературе жанру “детского” апокрифа, стремится наделить образы Богородицы и маленького Иисуса земными крестьянскими чертами. Вместе с тем поэт не забывает, что имеет дело с “чудесными” героями, в народном представлении – демиургами. Поэтому и детские забавы юного Христа, и все решения Богоматери носят провиденциальный характер. Они как бы выведены поэтом к состоянию мира до грехопадения, к его первоначалу. Поэтому они активные участники в мифе творения, дающие жизнь светилам, определяющие законы живого мира. Маленький Бог творит мир, играя».[517]517
Воронова О. Е. Указ. соч. С. 28.
[Закрыть]
То мироощущение, согласно которому распятие Христа является повторяющейся и извечной жертвой, даже самим воплощением идеи жертвенности, было присуще Есенину уже с самого начала его творческого пути. Причем необходимость принесения в жертву, настоятельная обреченность усугублялась его личным мировидением: Богородица изначально знала, что ее сын будет распят (так в Библии), и распят вновь и вновь (так у Есенина – в стихотворении «Не ветры осыпают пущи…», 1914):
Она несет для мира снова
Распять воскресшего Христа:
«Ходи, мой сын, живи без крова,
Зорюй и полднюй у куста» (I, 44).
Есенинские и народные обозначения божественного и обычного ребенка
В поэзии Есенина обнаруживается целый пласт обозначений божественного ребенка, причем некоторые лексемы или словесные обороты оригинальны и присущи только поэту: Святой младень, Пречистый Сын, Превечный Сын, младенец Иисус, отрок солнцеголовый, нежный отрок в голубином крыльев плеске. Необычно обозначение божественного младенца как «пелéганец» – дериват от «пелéгать» (‘лелеять, воспитывать’): «И шумнула мать пелеганцу: “Ой ты, сыне мой возлюбленный…”» (II, 199, 461 – «Сказание о Евпатии Коловрате, о хане Батые, цвете Троеручице, о черном идолище и Спасе нашем Иисусе Христе», 1912). В связи с божественным ребенком интересно узнать, как обрисована Есениным его мать, какими обожествляемыми и земными чертами она наделена. В разных произведениях Богородица (там, где она изображена вместе с сыном) названа возлюбленной Матерью (Мати – в им. пад.), Девой-Русью, Светлой девой, Божьей Матерью.
В народе существует подразделение всех детей по возрасту и используется соответственная терминология. Согласно «Словарю современного русского народного говора» (М., 1969), в д. Деулино Рязанской обл. и р-на в ХХ веке бытовали следующие наименования для подрастающего поколения: подсóс и подсóсок – грудной ребенок или детеныш животного, который еще питается молоком матери; двойные дéти – дети в семье от данного брака и от первого брака одного из супругов; тройные дéти – дети в семье от данного брака и от первых браков обоих супругов; детьвá – детвора; тварня – детвора; ребятёжь – дети, парни; мáлый – как небольшой по возрасту, малолетний, так и молодой человек, парень; жадóбка и мой жадóбный – ласковое обращение, чаще к ребенку; малинка и малиночка – ласковое обращение к кому-либо, чаще к ребенку («Ой, ты майá м’йлка, майа мал’йнка, н’инаhл’áтка – éтъ р’иб’онка так завут’»); нéслуш и неслушник – непослушный человек, чаще о детях; пáрень – неженатый молодой мужчина, юноша; молокосóсина – молодежь (неодобрит.); дéвка – как девочка, дочь, так и девушка, незамужняя женщина; девнина – девушка (экспрессивно; «Кадá бал’шáйъ д’éфкъ прайд’éт’, толстъйъ, йéта скáжыш: во давн’йнъ прайд’éт’… а на мáл’инк’ийу н’ъ скáжыш…»); девьё – девушки; няня – старшая сестра; нянёка – ласковое обращение к няне; безгодóвый – не достигший необходимой для чего-либо возрастной нормы (примеры о свадьбе и призыве в армию – «Анá зáмуш-та выход’йла б’изhадóвайа, мъладáйа», «В áр’м’ийу н’а вз’áл’и, а он жан’йлс’а б’изhадóвай»); пáря – обращение к лицу мужского пола. Востоков в 1890 г. записал «Пословицы и поговорки, собранные в Рязанском, Михайловском и Зарайском уездах Рязанской губернии, существующие во всяких классах народонаселения», среди которых имеется одна с образом ребенка: «Языком творец, а делом малéц» [518]518
ИЭА. Фонд ОЛЕАЭ. К. 14. Ед. хр. 343. Л. 29 об. – Востоков. Пословицы и поговорки, собранные в Рязанском, Михайловском и Зарайском уездах Рязанской губернии, существующие во всяких классах народонаселения. 1890, ноябрь.
[Закрыть].
Интересно ироническое словоупотребление термина «малый» – в значении повзрослевшего, но воспринимаемого глуповатым, как бы не выбравшимся из детства человеком, – подмеченное Есениным в народе:
Такой отвратительный малый,
А малому тридцать лет
(III, 162 – «Анна Снегина», 1925).
Народное понимание того жизненного этапа, когда применима и широко употребительна лексема «малый» в прямом смысле, отражено в «Поэме о 36» (1924) Есенина в строках:
Был еще глуп
И мал.
И не читал еще Книг (III, 146).
Вернемся к рязанским диалектным наименованиям детей. М. Ф. Трушеч-кин (1901–1992), уроженец с. Б. Озёрки Сараевского р-на, вспоминал названия «чáдо» и «отрок». Его жена и односельчанка М. И. Трушечкина (в девичестве Бузина, 1907–1982) употребляла в качестве неодобрения синонимичные термины «питиньё» (также зафиксировано в д. Деулино) и «налНза», обозначавшие понимание непослушных детей как обузы. В повести Есенина «Яр» (1916) встречаются два обозначения детей – «шалыган» и «обуза» (как имя собирательное о нескольких детях): «На пятом году хозяйничанья Афонька поехал к сестре взять к себе на прокорм шалыгана Кузьку. // Мать Кузькина с радостью отдала его брату; на ней еще была обуза – шесть человек» (V, 34).
В д. Инкино Касимовского р-на подростков называют «пацанята».[519]519
Записи автора. Тетр. 11. № 86 – Барныкова Евдокия Ефимовна, 1924 г. р., д. Инкино Касимовского р-на, зап. автор и Н. В. Рыбакова 15.07.1992.
[Закрыть] Москвичка Л. В. Родионова, около 40 лет, чьи предки родом из с. Смолеевка Ухоловского р-на, называет свою младшую дочь-дошкольницу «малявкой». А. И. Титов (1929–2004), житель с. Константиново и дальний родственник Есенина, в обращении к младшей по возрасту женщине (девушке) именовал ее «малёнкой».[520]520
Записи автора. Тетр. 8б. № 647 – Титов Александр Иванович, 1929–2005, с. Константиново, 02.10.2003.
[Закрыть] Девушки-подростки из соседнего с. Кузьминское пропускают события небольшой давности сквозь призму детского возраста: «Когда я была малáя…» (наша запись 2005 г.).
В. С. Чернявский вспоминал о есенинском словечке, обозначающем младенцев: «…не собрался посмотреть мою новорожденную “ляльку” (так он издавна называл маленьких детей)…».[521]521
Сергей Есенин в стихах и жизни: Воспоминания современников. С. 133.
[Закрыть]
С народными терминами двойные дéти и тройные дéти соотносится литературное понятие сводных детей, которое запечатлено в переносном (оценочном) смысле в «Стансах» (1924) Есенина: «Быть настоящим, // А не сводным сыном // В великих штатах СССР» (II, 135).
Детская возрастная терминология и проблема сути возраста
Есенин употребляет в своем творчестве всевозможные лексемы (см. их перечни выше и ниже), однако ему не менее важно разрешение проблемы о сути возраста, о возрастных возможностях личности. Есенин задается вопросом: может ли ребенок быть мудрее взрослого? И приходит к выводу, что «мы должны ясней изучить свою сущность, проверить себя не по годам тела, а по возрасту души, ибо убеленный сединами старец иногда по этому возрасту души равняется всего лишь пятнадцатилетнему отроку, которого за его стихи Феб приказал выпороть» (V, 204; тут аллюзия на начало «Эпиграммы» А. С. Пушкина, 1829). И Есенин переносит свои наблюдения над возрастом на творческий процесс: «Жизнь образа огромна и разливчата. У него есть свои возрасты, которые отмечаются эпохами» (V, 21).
Но и личностные рассуждения, отправной точкой которых стали народные понятия «девка/парень на возрасте», «войти в возраст», также присутствуют в творчестве Есенина: «Теперь года прошли, // Я в возрасте ином» (II, 124 – «Письмо к женщине», 1924); «Что я на этой // Лучшей из девчонок, // Достигнув возраста, женюсь» (II, 161 – «Мой путь», 1925; см. также главу 1). Младшая сестра Александра Есенина привела пример подобной возрастной терминологии, бытовавшей в с. Константиново: «Работая <на сенокосе> у всех на виду, нужно показать себя в работе ухватистой, особенно девкам на выданье».[522]522
Там же. С. 32 (курсив наш. – Е. С.).
[Закрыть]
Однако возрастная градация по периодам взросления ребенка хороша только в прямом смысле (а именно – применительно к детям), в переносном же понимании она равносильна оскорбительному отождествлению замершего в своем развитии взрослого с несмышленым дитятею. Так, в незавершенной статье «О Глебе Успенском» (1915) Есенин писал о недооценке народниками самосознания и проявлений самостоятельности у крестьянства: «Для них крестьянин – это ребенок, которым они тешатся, потому что к нему не привилось еще ничего дурного» (V, 234).
Во взрослом состоянии позволительно с благодарностью вспоминать о поре юности: «Грустит наша дума об отрочьих днях» (IV, 160 – «Есть светлая радость под сенью кустов…», 1917); «Это было в детстве…» (III, 181 – «Анна Снегина», 1925).
Фраза взрослого лирического героя Есенина «Снова я ожил и снова надеюсь // Так же, как в детстве, на лучший удел» (I, 280 – «Снежная замять дробится и колется…», 1925) восходит к сентенции Ф. И. Буслаева, высказанной в труде «О преподавании отечественного языка» (1844): «Детский возраст есть возраст надежды».[523]523
Буслаев Ф. И. О преподавании отечественного языка. С. 109.
[Закрыть] Естественно, Есенин опирался и на собственные воспоминания о детской поре – времени мечтаний и идеализации будущей взрослой жизни.
Возвращаясь к подразделению всех детей по возрастам, отметим, что Есенин ратует за последовательность и очередность наступления каждой возрастной поры, а незавершенность и тем более оборванность любого этапа расценивает как трагедию – гибель души или физическую смерть. Еще в августе – начале сентября 1912 г. в письме к Грише Панфилову будущий поэт поместил стихотворение «На память об усопшем у могилы» со строками:
Точно им всем безо времени сгибшего Бедного юношу жаль (VI, 17).
В сочинениях Есенина указан и точный возраст его детских и юношеских персонажей: «И скоро мне шесть лет» (IV, 254); «Мальчишки лет семи-восьми» (II, 100); «Мне девять лет» (II, 159 – «Мой путь», 1925); «Мне было шестнадцать лет», «Нам по шестнадцать лет» и «По-странному был я полон // Наплывом шестнадцати лет» (III, 164, 182, 173 – «Анна Снегина», 1925).
Помимо народного представления о возрастной градации детей, существовала еще и узаконенная в «Своде законов гражданских» (1914) периодизация: «В несовершеннолетии полагаются три возраста: первый – от рождения до четырнадцати лет, второй – от четырнадцати до семнадцати лет, третий – от семнадцати до двадцати лет с годом»[524]524
Свод законов Российской Империи. Т. Х. Ч. 1. Свод законов гражданских. Пг., 1914. С. 47–48.
[Закрыть] (§ 213, 22 декабря 1785 – курсив документа). Давалось также обобщенное название возрастам – в примечании: «В течение первых двух возрастов лица обоего пола иногда в законах именуются малолетними, в третьем – несовершеннолетними; но сие различие в именованиях не всегда наблюдается»[525]525
Там же. С. 48.
[Закрыть] (курсив документа). В «Первом кодексе законов РСФСР» (1918) устанавливались иные границы совершеннолетия, различные для обоих полов: 18 лет для мальчиков и 16 лет для девочек.[526]526
См.: Теттенборн З. Введение // Первый кодекс законов РСФСР. Об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве. М., 1918. С. 20.
[Закрыть]
Современный рязанский исследователь А. А. Дудин указывает преломление понимания совершеннолетия в родной Есенину народной местной традиции: «Возрастной диапазон терминов, имеющих прямую или опосредованную связь с совершеннолетием, обусловлен поздним появлением этих слов в русской традиционной лексике на рубеже XIX–XX веков. Словосочетания, связанные со словами юность и молодость, были занесены в Константиново крестьянами-отходниками и представителями сельской интеллигенции. Редким исключением в раннем творчестве Есенина является стихотворение “Юность” (1914), адресованное Полине Ивановне Рович».[527]527
Дудин А. А. Анализ поэтической лексики с семантикой возраста в произведениях С. А. Есенина // Творчество С. А. Есенина: Вопросы изучения и преподавания: Межвуз. сб. науч. трудов. Рязань, 2003. С. 132.
[Закрыть]
Уточним, что А. А. Дудин рассуждает именно о речевом словоупотреблении в народной региональной традиции, поскольку лексемы «юность», «юноша» известны в русском языке с XV века, а «юный», «юн» – с XI века встречаются в литературе Древней Руси.[528]528
См.: Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: В 2 т. М., 1994. Т. 2. С. 460 – под словом «юный».
[Закрыть] Заметим: эти лексемы с йотированным началом присущи старославянскому и затем церковнославянскому языкам с их нормативной письменностью, а в древнерусском языке аналогичный корень «ун» существовал уже с дописьменных времен. Есенин изучал церковнославянский язык в Земском четырехгодичном училище в с. Константиново и во Второклассной учительской школе в с. Спас-Клепики, а также с детства читал русскую классическую литературу, слушал положенные на стихи Пушкина, Лермонтова, Кольцова и других известных поэтов песни в исполнении матери. Поэтому, безусловно, вынесенное в заглавие его стихотворение «Юность» (1914) слово было Есенину отлично известно отнюдь не в качестве неологизма или экзотизма.
А. А. Дудин сделал интересное наблюдение, установив тождество совершеннолетия с призывным возрастом: «Юношеское совершеннолетие закрепляется использованием устаревшего термина рекрут».[529]529
Дудин А. А. Указ. соч. С. 132.
[Закрыть] Мимоходом заметим, что дефиниция «рекрут» в дореволюционный период жизни Есенина активно звучала в народных рекрутских песнях обрядового характера (с мотивом проводов в армию), в частушках о сборе новобранцев на воинскую службу и на войну, в бытовых разговорах сельских жителей во время армейского призыва. Таким образом, термин «рекрут» был, что называется, «на слуху» у Есенина, который сам призывался в армию и служил санитаром в Первую мировую войну.
Интересно, что у Есенина существовало еще одно представление о возрасте детей – помимо точно указанного в цифрах возраста детских персонажей в произведениях. Л. М. Клейнборт записал есенинскую возрастную характеристику, которая приравнивает детей к звериному потомству – в частности, к «желторотым птенцам»: «Городские эти желторотые мальчишки, – сказал он».[530]530
Клейнборт Л. «В стихах его была Русь…» // Кузнецов В. И. Тайна гибели Есенина: По следам одной версии. М., 1998. С. 266.
[Закрыть] Прием уравнивания в правах человеческих и звериных детенышей – чисто народный мировоззренческий прием, основанный на давнем и глубинном представлении об общности всего живого. Кроме того, в высказывании Есенина очень важен эпитет «городские», подспудно противопоставленный подразумеваемому «деревенские»: отличие городских детей от сельских заключается в их более позднем взрослении, неприспособленности к жизненным трудностям, физической слабости.
Не рассматривая конкретные цифровые и метафорические данные биографий лирических героев и иных персонажей стихотворений Есенина, рязанец А. А. Дудин проанализировал поэтическую лексику с семантикой возраста в творчестве поэта и пришел к выводу: «Изменение возрастного диапазона поэтической лексики на разных этапах творчества Есенина отражает ценную этнолингвистическую и историко-культурную информацию, преломленную в индивидуальном мировосприятии поэта и человека. Понятие возраста гораздо шире простой физической характеристики отдельного этапа жизни человека, запечатленной в сухих датах от рождения до смерти, – оно обладает глубиной и подвержено определенной изменчивости».[531]531
Дудин А. А. Указ. соч. С. 131.
[Закрыть]
Есенин знаком и с обычаями других стран и народов касательно детей. Побывав в США и отразив свои впечатления в очерке «Железный Миргород» (1923), Есенин писал о тщетности попыток цивилизованных американцев привить начатки культуры аборигенам, насильственно вырванных из естественной среды даже в нежном детском возрасте: «Брали какого-нибудь малыша, отдавали в школу, а лет через пять-шесть в один прекрасный день он снимал с себя ботинки и снова босиком убегал к своим» (V, 272 – автограф РГАЛИ). Есенин проводит мысль о том, что в детстве каждого человека отражается история цивилизации, причем в том ее виде, на том отрезке развития, который прошел именно его народ.
Е. М. Мелетинский ввел понятие «типология детства героя в архетипе» и упомянул полярность первобытных и древних народных представлений: «Мифологическое, сказочное или эпическое “героическое детство” – это или раннее, преждевременное проявление собственно героических качеств (часто в порядке прямой или метафорической инициации), или, наоборот, уродство, слабость, пассивность, не подающие никаких надежд на будущее; иногда героя пытаются погубить еще в младенчестве (т. е. он – невинная жертва, от него пытаются избавиться)».[532]532
Мелетинский Е. М. О литературных архетипах. М., 1994. С. 108, см. также с. 23.
[Закрыть] В сочинениях Есенина присутствуют обе разновидности идущего от мифологии и фольклора «героического детства»: вспомните его образы божественного и богоподобного отрока и суждения о «самом таинстве рождения урода» (V, 208 – анализ см. выше). Взрослея, упомянутый урод отращивает волосы и находит себе пару:
Как прыщавой гимназистке
Длинноволосый урод
Говорит о мирах,
Половой истекая истомою
(III, 192 – «Черный человек», 1923–1925).
Условно к употребляемой Есениным семантике подрастающего поколения можно отнести поляризацию по двум критериям (пол и бесполость, староупотребительность и новообразование) терминов «парни/девки», «прыщавая гимназистка», «длинноволосый урод» и «комсомол». В основном тексте и черновом автографе «Руси советской» (1924) имеются строки: «С горы идет крестьянский комсомол» и «С горы идет крикливый комсомол», «Вот вижу я, как праздничная бражь // Парней и девок» (II, 96, 232).
А. А. Дудин рассматривает синонимические термины «парни/девки» и «комсомол» как образующие хронологическую последовательность в творчестве Есенина и на их основе выделяет два периода обращения поэта к разной возрастной терминологии семантического поля «молодость». Исследователь характеризует периоды 1914–1917 и 1920-х годов (в произведениях конца 1917–1919 гг. указанных терминов нет): «В остальных случаях <исключая “Юность” 1914 г.> поэт использует собирательные половые термины совершеннолетия (девки/парни)» и далее – «Позднее происхождение термина “молодежь”, его смысловая эквивалентность слову “юность”, постоянные переходы на уровне производных от них слов “юный” и “молодой”, “юноши” и примыкающий к ним ряд “другое поколение”, “крестьянский комсомол” – определяют динамическое развитие и изменение в употреблении Есениным этой лексико-семантической парадигмы в 20-е годы».[533]533
Дудин А. А. Указ. соч. С. 132.
[Закрыть]
По нашим наблюдениям, лексема «юность» встречается как в ранней лирике Есенина, так и в поздней, хотя и не постоянно, через значительные хронологические перерывы в словоупотреблении этого термина: заглавие стихотворения «Юность» (1914); «Будет рядом веселиться // Юность русских деревень» (I, 292 – «Мелколесье. Степь и дали…», 1925); «Еще как будто берегу // В душе утраченную юность» (IV, 234 – «Какая ночь! Я не могу…», 1925).
Поддерживает южнорусский и украинский колорит территории, на которой звучит героическая песня – подобная думам слепых бандуристов и лирников, возрастной термин, синонимичный русскому «парни»: «Не дадите ли вы мне, // Хлопцы, // Еще баночку?» (III, 133 – «Песнь о великом походе», 1924). «Хлопец» заимствовано из польского – chłopies (‘мальчик’); старослав. «хлапъ» = «холоп».[534]534
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. М., 1987. Т. 4. С. 245, 257.
[Закрыть]
По мнению А. А. Дудина, выявление возрастной лексики в произведениях Есенина и анализ особенностей ее смыслового употребления позволяют уловить изменение творческого подхода поэта к изображению действительности и отображению ее в художественных сочинениях. Исследователь делает вывод: «…в ранний период творчества Есенин использует лексику с семантикой возрастов в качестве художественно-изобразительного средства, что объясняется влиянием традиционной культуры, опыта работы в жанрах детской литературы. После трехлетнего периода отсутствия эти слова и образы функционируют в двух противоположностях: выявляют и, наоборот, затемняют обозначаемый ими реальный возраст».[535]535
Дудин А. А. Указ. соч. С. 132–133.
[Закрыть] Это частный и глубоко индивидуально-исследовательский вывод насчет возрастной градации есенинских персонажей в соотношении с возрастом самого поэта. Это одно из первых ценных аналитических суждений, высказанных на основе исследования ограниченного поэтического материала (за рамками анализа остались художественная и публицистическая проза, эпистолярий Есенина и др.). Более подробное и детальное изучение вопроса о художественном возрасте (показанном поэтом при помощи конкретных имен числительных, метафорически или как-то иначе) позволит сделать научное обобщение возрастной систематики разнохарактерных персонажей-детей в творчестве Есенина.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
