Текст книги "Память о преподобном Мартиниане Белозерском"

Глава 13. Ученик и продолжатель традиций прп. Сергия

«Великого отца и учителя ученик предобр

явлься, преподобне».

Из молебна прп. Мартиниану

Идеал монашеской жизни у прп. Мартиниана сложился еще в юности под влиянием его учителя прп. Кирилла Белозерского, который, в свою очередь, был близким учеником прп. Сергия. Не случайно и вся дальнейшая жизнь прп. Мартиниана сложилась таким образом, что ему выпало счастье и великая честь стать также учеником и продолжателем традиций великого русского святого прп. Сергия.

Во время своего игуменства в Троицком монастыре Мартиниан, конечно, берег и хранил обычаи, сложившиеся в обители при его основателе. При игумене Мартиниане в монастыре продолжали придерживаться введенного еще прп. Сергием общежительного устава. Сохранялся и дух подвижничества, строгости в исполнении своего христианского долга. Однако в монастырской жизни произошли и изменения, связанные с пострижением в монастырь богатых и строптивых бояр. Судя по троицким обиходникам этого времени, по праздникам на трапезе разрешалось употребление хмельного меда и пива, чего не было при основателе монастыря. Игумен Мартиниан с трудом пытался удерживать часть братии в должном благочестии. Рассказы о посмертных чудесах прп. Сергия, случившихся с Дмитрием Ермолиным или с чернецом Тимофеем, говорят о молитвенном содействии и покровительстве чудотворца Сергия игумену Мартиниану.

Сам прп. Сергий не оставил каких-либо письменных распоряжений относительно дальнейшей жизни обители, во всем полагаясь на преемственность своих учеников. Все последующие игумены Троице-Сергиева монастыря берегли монастырские обычаи, узнавая о них через рассказы монастырских старожилов и из написанного Епифанием Премудрым пространного жизнеописания чудотворца.

Строгое хранение монастырских обычаев у последователей прп. Сергия в XV веке позднее хвалил Иван Грозный в «Послании в Кириллов монастырь». Он приводит пример, когда провожая прп. Пафнутия Боровского, посетившего Троицкий монастырь, братия ради любви к нему случайно нарушила завет прп. Сергия никогда самовольно не покидать обитель. «И тако воспомянувше завет преподобного Сергия, яко за ворота не исходити, и вкупе и преподобного Пафнутия подвигше на молитву. И о сем молитвовавше и тако разыдошася. И сея ради духовныя любви, тако святи отеческия заповеди не презираху, а на телесныя ради страсти! Такова бысть крепость во святом том месте древле»[107]107
  Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XVI века. М., 1986. С. 156.


[Закрыть]. События, о которых с похвалой писал царь, происходили до 1477 года, т. е. времени, когда прп. Пафнутий Боровский окончил свое земное житие.

Страннолюбие и нищелюбие было положено в основу иноческой жизни самим прп. Сергием. Первый устроенный им общежительный монастырь стал, вместе с тем, и первым благотворительным учреждением на Руси. Никого из неимущих, приходивших в его обитель, не отпускали с пустыми руками; нищим и странникам давали приют. Следуя примеру своего учителя, игуменом Никоном при Троицком монастыре была учреждена богадельня с деревянною церковью Введения во храм Богородицы. В монастырском обиходнике конца XV века записано, что каждый год перед Великим постом на Прощеное воскресенье Троицкий игумен, следуя обычаю, ходил «во Введенскую церковь на Подол прощатися, аделить нищих по две меры меда белаго, да по две меры пива обычнаго» [108]108
  Арсений, иеромонах. Введенская и Пятницкая церкви в Сергиевом Посаде Московской губернии. М., 1894. С. 3–4.


[Закрыть]. Этот обычай сохранял и игумен Мартиниан, кормя здесь бедных и давая приют больным и страждущим. Эту традицию он передал и своим преемникам. Спустя годы, в 1478 году в Троицком монастыре побывал Иосиф Волоцкий и, заметив там богадельню на Подоле, учредил такую же в своем монастыре, тоже с церковью Введения.

Обычай испрашивать себе прощения грехов перед Великим постом установился в Церкви еще с древнейших времен. Строго соблюдался он и в Сергиевом монастыре. Лаврский рукописный обиходник Х^ века рассказывает и о традиционном чине прощения перед Великим постом игумена с монастырской братией: «Да ходит игумен по лежням прощатись, да дает по ковшу меду белаго, да по ковшу обарного, а на ужин вечери: колачи да рыба свежая»[109]109
  А. В. Горский. Историческое описание Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. М., 1879. Ч. 2. С. 7.


[Закрыть]. Лаврский обиходник дает нам представление и о повседневной трапезе, состоявшей в основном из каши гречневой или овсяной, вареного гороха или лапши. По субботам разрешалось пиво, а вечером яйца, сыр и молоко. Рыба подавалась на праздник прп. Сергия и на некоторые другие праздники. На Рождество братия угощалась осетриной и свежеиспеченными калачами.

Традиция книгописания, заложенная в монастыре его основателем прп. Сергием, сделала со временем монастырь центром русской книжной культуры. Братия Сергиева монастыря занималась в своих кельях чтением и переписыванием святоотеческих книг. С самого основания монастыря началось формирование и его книгохранилища. Примеру прп. Сергия в собирании и преумножении монастырской библиотеки последовали его преемники и ученики. Если самые первые труды писались за неимением пергамена и бумаги на «берестах», то позднее распространилось переписывание и покупка новых книг. Уже ученик прп. Сергия Епифаний Премудрый пользовался целой библиотекой рукописей. Любовь к письменности от первых игуменов переходила к последующим. Церковь и монастыри были тогда единственными центрами просвещения и собирания книг, привозимых из югославянских монастырей и с Афона.

Пахомий Серб, прозванный Логофетом, принес с собой из Сербии и с Афона искусство церковно-нравоучительной проповеди. В Х^ веке он стал самым плодовитым писателем в России, оказавшим большое влияние на всех последующих русских книжников. Должно быть, именно от своего игумена Мартиниана, участвовавшего в церковном Соборе 1448 года, Пахомий и получил задание написать службу, канон и Житие основателя Троицкой обители. Любовь к книгам должна была сблизить этих людей. Пахомий записывал чудеса, происходившие у гроба прп. Сергия, свидетелем которых был не только он сам, но и вся монастырская братия. События, участником которых был игумен Мартиниан, Пахомий мог записать прямо с его слов. Тогда же из рассказов игумена Мартиниана Пахомий мог впервые услышать о жизни и чудесах преподобного Кирилла Белозерского. Поддержка и содействие в книжном деле со стороны игумена открывала простор для его литературной деятельности.

Глава 14. Управление монастырским хозяйством

«В труде и подвизе жизнь свою препроводил еси».

Из службы утрени прп. Мартиниану

Став игуменом Троице-Сергиева монастыря, который по обширности своих вотчин и хозяйственной деятельности уже к середине XV века намного превосходил все крупные русские монастыри, прп. Мартиниан по необходимости должен был уделять много внимания земным попечениям. Троицкий монастырь располагал вотчинами в девяти уездах: Радонежском, Московском, Переяславском, Дмитровском, Углическом, Галичском, Костромском, имелись владения и в Тверском княжении. Сохранились грамоты, данные великим князем на имя «игумена Мартиниана с братией», которые свидетельствуют о щедрых земельных вкладах и предоставлении монастырю выгодных льгот.

Необходимо было срочно разбираться в положении монастырского хозяйства, ответственность за которое ложилось на плечи игумена. В дошедшем до нас архиве Троицкого монастыря времени игуменства там прп. Мартиниана значительную часть грамот составляют данные и купчие грамоты, а также меновые, закладные, духовные. Многие из этих документов оформлялись в монастырской канцелярии дьяками, слугами или писцами.

Вскоре после вступления на игуменство, 4 декабря 1447 года, игумен Мартиниан с братией получает жалованную грамоту от великого князя Василия Темного на село Нефедьевское с деревнями в Углическом уезде с налоговыми льготами для привлечения крестьян из других уделов на монастырские земли. В жалованной грамоте указано: «Такжо всем их людем не надобе им ни писчая белка, ни ям, ни подвода, ни коня моего кормити, ни сен моих косити, ни к сотским, ни к дворьским не надобе им тянути, ни в которые проторы, ни в розметы, ни иные им никоторыи пошлины не надобе». Из текста грамоты видно, сколько различных налоговых податей в государственную казну существовало для монастырских крестьян. Отмена их для переселенцев давала возможность заселять пустующие владения и развивать там сельское хозяйство. Игумен монастыря отвечал перед великим князем за неукоснительное выполнение всех обязательств. В монастыре существовала должность келаря, помощника игумена в хозяйственной деятельности, который должен был следить за своевременной уплатой всех монастырских пошлин. Эту должность при игумене Мартиниане занимал Ларион, ближайший помощник игумена. Он и должен был расплачиваться с княжескими писцами беличьими шкурками, отчислять «ям» – подать на содержание ямской гоньбы и постоялых дворов, где ямщики меняли лошадей, давать подводы для провоза княжеских грузов и кормить княжеских лошадей. Кроме того, монастырские крестьяне должны были косить сено сотским и дворовым чиновникам, платить «проторы», т. е. общие платежи, которые платились «всем миром», всей крестьянской общиной и распределялись на каждого ее члена, называясь «розметами». Игумену предоставлялось право суда во всех спорных делах на принадлежащих ему землях, кроме уголовных преступлений. Игумен сам должен был ездить из монастыря в Москву для оформления монастырских дел, что видно из приписки в одной из монастырских грамот: «А грамота дана на Москве»[110]110
  Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси. Т. 1. № 192.


[Закрыть].

Большая известность монастыря и слава его основателя привлекали сюда для молитвы знатных и богатых людей, которые делали вклады на поминовение своих усопших родственников и для молитв о живых. Часто бояре к концу жизни постригались в Троицком монастыре, делая при этом солидные денежные и земельные вклады.

Богатый боярин Василий Борисович Копнин делает крупный вклад «игумену Мартиниану с братией» сел с деревнями у Соли

Переяславской. Вклад дается для поминовения тестя Андрея и тещи Василисы и по своему сыну Ивоне. Боярин постригся, очевидно, уже в преклонном возрасте, потеряв сына, но еще не будучи вдовцом, так как теперь его жена Мария называется в грамоте «сестрою». Вклад был сделан не позже 1449 года, так как уже 29 июня этого же года Мария Копнина овдовела и получила от великого князя свою долю вотчины[111]111
  Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси. С. 139, № 224.


[Закрыть]. При оформлении крупного вклада в монастырь присутствовали свидетели, называемые «послухами», в качестве которых выступают видные и наиболее авторитетные монастырские люди: два архимандрита – Досифей и Сергий, старцы Геннадий и Геронтий. В приписке указано имя писца: «А грамоту писал Иона Озеро»[112]112
  Там же. № 193.


[Закрыть]. Указанный в грамоте архимандрит Досифей, наверно, тот самый бывший игумен Троицкого монастыря, предшественник игумена Мартиниана, смещенный великим князем за поддержку Шемяки. Позднее к этому вкладу великий князь жалует налоговые льготы на десять лет[113]113
  Там же. № 195.


[Закрыть].

Владелец крупной вотчины в Радонеже боярин Иван Афанасьевич при вступлении в монастырь дарит «село Старое с пустошами, и с лесом, и с пожнями». При оформлении сделки в монастырской канцелярии присутствовали «послухи»: келарь Ларион, Игнатий Сухой, казначей Сергий, Аарон, князь Дмитрий Мещерский, Федор Катунин, Еска Пан. Келарь и казначей, несомненно, были ближайшими помощниками игумена Мартиниана. Грамоту писал монастырский писец Васко Мамырев[114]114
  Там же. № 204.


[Закрыть]. Другой даритель своей вотчины, Денис Савин Клементьев[115]115
  Там же. № 206.


[Закрыть], возможно, был также новым его пострижеником. В числе дарителей могли быть и монастырские старцы, получившие наследство. Старец Никодим дарит игумену Мартиниану деревню Новое в Углическом уезде[116]116
  Там же. № 209.


[Закрыть]. Грамоту он написал своей рукой.

Многие дарственные грамоты дарители пишут своей рукой, что говорит о широком распространении грамотности. Среди таковых встречаем суздальского вотчинника Андрея Андреевича[117]117
  Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси. № 212.


[Закрыть], костромского боярина Иова Оберучева.

Кроме богатых пострижеников в монастырь делали крупные вклады боярыни по своим родителям и по себе, после смерти. Боярыня Василиса Остеева, жена костромского вотчинника Романа Александровича, жертвует «игумену Мартиниану с братией» свою пустошь Мосейцово с варницей в Нерехтской волости[118]118
  Там же. № 194.


[Закрыть]. Немного позднее Василиса Остеева с сыном Андреем дарит Троице-Сергиевому монастырю сразу 16 пустошей для поминовения ее недавно умершего мужа Романа[119]119
  Там же. № 196.


[Закрыть]. Другая боярыня, Евдокия, жена Владимира Андреевича Зворыкина, дарит игумену Мартиниану земли в Ростовском уезде «по своем господине по Володимере по Андреевиче и по его роду, да и по своем сыну по Фегнасте, на поминок душам их, да и по своей души»[120]120
  Там же. № 208.


[Закрыть]. Эту грамоту писал троицкий поп Иона. Были пожертвования и от вдов, постригшихся в преклонном возрасте в женских обителях. Старица Мария Петрова жена вложила в Троицкий монастырь свои земли в Бежецком Верхе[121]121
  Там же. № 210.


[Закрыть].

Крупные земельные пожертвования бояр из разных уделов, входивших в великое княжение, рассматривались великим князем, который мог пожаловать в придачу некоторые налоговые льготы. Так, Василий Темный в 1448–1449 годах дает жалованную несудимую грамоту игумену Мартиниану на село Кунганово-Хотунецкое с деревнями «в Торжку на Тферском рубеже», которое ранее, еще при игумене Досифее, подарила монастырю боярыня Овдотья Иванована Кумганцова для поминовения своего мужа Ивана и сына Фомы[122]122
  Там же. № 197.


[Закрыть]. Он же грамотой от 18 октября 1448 года отменяет налоги в селе Грунинском, в Костромском уезде[123]123
  Там же. № 219.


[Закрыть]. Такие же пожалования в виде льгот на ранее приобретенные земли монастырь получал и от великой княгини Софьи Витовтовны.

Своей грамотой от 25 августа 1448 года она отменили все налоги в монастырском селе Кувакинское в Нерехте[124]124
  Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси. № 217–218.


[Закрыть].

Троице-Сергиев монастырь владел городским двором в Дмитрове, где совершалась большая часть торгово-закупочной деятельности. Дмитров находился в вотчине серпуховско-боровского князя Василия Ярославича, который получал доход в виде пошлин от торговых сделок. Василий Ярославич жаловал игумена Мартиниана грамотой, в которой на некоторые села «што у них монастырские села в Митрове Стану» отменил пошлины на куплю-продажу[125]125
  Там же. № 198.


[Закрыть].

Кроме сел, монастырю жертвовали рыбные ловли по рекам Клязьме и Луху, в Ростовском и Суздальском озерах, а также в пределах Нижнего Новгорода. В Углическом уезде монастырь имел небольшую приписанную к нему обитель Рождества Христова на Прилуке. Для этого монастыря Василий Темный пожаловал разрешение ловить рыбу в Волге «вниз до Ярославского рубежа»[126]126
  Там же. № 215.


[Закрыть].

Монастырь владел соляными варницами, которые приносили хорошие доходы. Еще незадолго до кончины прп. Сергия один галичский боярин пожертвовал в Троицкий монастырь половину своего соляного колодезя у Соли Галицкой (Солигаличе)[127]127
  Е. Голубинский. Прп. Сергий Радонежский. Сергиев Посад, 1892. С. 353.


[Закрыть]. Затем монастырю были пожертвованы или были приобретены им соляные варницы в Усолье Переяславском, в Нерехте. Великий князь Василий Васильевич жаловал «игумена Мартиниана с братией» монастырскими варницами на выгодных условиях: «Что у них у Солци у Переславские четыре варницы, да четыри дворы, и кто у них живет в тех дворех у тех варниц, ино тем людем не надобе никоторая моя дань, ни ям впрок, ни с тех варниц»[128]128
  Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси. № 199.


[Закрыть].

В числе великокняжеских пожалований монастырь получает дом в Гороховце с пустощью и лугами и разрешение покупать здесь же новые земли «на десять сох»[129]129
  Там же. № 200.


[Закрыть]. «Соха» была мерой площади при поземельном налогообложении.

Значительную часть сделанных Сергиевым монастырем земельных приобретений составляли его купли. Их мог совершать сам игумен или же поручить это келарю, а иногда и кому-то из чернецов. Эти сделки оформлялись в монастырской канцелярии троицкими писцами и дьяками. Монастырские купли совершались с оплатой деньгами, а иногда часть суммы давалась в виде доплаты скотом. У московского вотчинника Григория Федоровича Муромцева игумен Мартиниан купил села Никольское и Федоровское с прилегающими пустошами: «А дал есми на тех землях сорок рублев, а пополнка (дополнение) жеребя стадное». В «послухах» записаны: «Иван Александрович Брех, да Иван Мерга, да Степан иконник»[130]130
  Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси. № 205.


[Закрыть]. Грамота подписана монастырским слугой Олешкой Галкой. Иконник Степан неоднократно привлекался для оформления монастырских грамот. Его имя встречается и в документах, относящихся еще ко времени игуменства Досифея. В монастыре в это время уже существовала иконописная мастерская.

Купчие могли совершать сами монастырские старцы у частных лиц. Старец Прокофий купил для монастыря земли «у Левы да у Матюка»[131]131
  Там же. № 211.


[Закрыть]. Кроме покупок, монастырские старцы могли давать деньги мирянам на ведение хозяйства. Троицкий старец Геронтий (Лихарев), занимавшийся еще и знахарством, составил специальную «докладную закладную кабалу», в которой записывает долг Васюка Ноги Есипова «два рубля с четвертью московскими деньгами ходячими, по пяти гривен за полтину, от Велика дни до Дмитреева дни»[132]132
  Там же. № 216.


[Закрыть]. Однако подобных сделок сам игумен никогда не заключал.

Купленные земли монастырь мог выгодно обменять на другие, более удобно расположенные к местам уже развитого монастырского хозяйства. Так, игумен Мартиниан с келарем Ларионом заключают меновую сделку с великим князем, обменивая купленную ими землю во Владимирском уезде на село Князское в Переяславском уезде[133]133
  Там же. № 201.


[Закрыть].

Хозяйственная деятельность монастыря требовала значительных расходов на провоз монастырских грузов. Для поддержания дорог в великом княжении взималась дорожная пошлина – «мыт». Проявляя отеческую заботу о Троице-Сергиевом монастыре, великий князь дает игумену Мартиниану жалованную грамоту на беспошлинный проезд по всему великому княжению для нерехтских солеваров. «Что их варницы в Нерехте, и кто от тех варниц поедет соловар соли продавати или пошлет с солью с монастырьскою продавати, летом двожды павозском вниз и вверх по реце по Волзе (по реке Волге) или на Варок по црены купити, а в зиме двожды на пятидесять возех, во всю мою вотчину, великое княжение, по всем городом, ино им не надобе ни мыт, ни тамга, ни восьминичье, ни коски, ни иные никоторые пошлины, опричь церковных пошлин»[134]134
  Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси. № 202.


[Закрыть]. «Тамгой» называлась торговая пошлина с товаров, которая, как видим, была далеко не единственной при сбыте соли. Вываривалась соль на огромных «цренах», железных сковородах, под которыми разводился огонь. Как видно из текста грамоты, два раза за зиму на пятидесяти возах и летом по водному пути соль возили на продажу.

Заботой игумена Мартиниана была и защита монастырской собственности от посягательства беспокойных соседей, не упускавших порой возможность прихватить что-нибудь для себя в монастырских владениях. Приходилось даже жаловаться великому князю на боярские притеснения. «Говорил ми здесе игумен троицькои Мартиниан, что деи вступаешся в их воды и в лесы. И ты бы в их воды и в лесы, и в их люди, и в их людей уходы не вступался»[135]135
  Там же. № 203.


[Закрыть]. Гороховецкий волоститель Иев Сыроедов начал самоуправно распоряжаться в монастырских владениях, пользуясь временным отсутствием суздальского наместника Федора Васильевича. Дело не удалось уладить без вмешательства высшей инстанции, великого князя, который велит действовать «по старине, как было прежде сего, доколе приедет сам Федор Васильевич»[136]136
  Там же.


[Закрыть]. Очевидно, в дальнейшем сам наместник Федор Васильевич не решился притеснять монастырь, зная о близких отношениях его игумена с великим князем, и уладил спорное дело.

Торговая деятельность монастыря простиралась далеко за пределы великого княжения. Монастырь возил свои товары по реке Двине во владениях Великого Новгорода. Игумену Мартиниану приходилось договариваться с новгородским архиепископом Ефремом, чтобы по его благословению «господин Великий Новгород на вече на Ярославле дворе… дахом… грамоту жалованную в дом Святыя Троицы в Сергиев монастырь в Маковец игумену Мартиниану»[137]137
  Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси. № 220.


[Закрыть] на беспошлинный проход по Двине одиннадцати монастырских лодей с товарами. При этом Троицкие провожатые и слуги освобождались от местного суда. От подданных Великого Новгорода требовалось «блюсти» и «боронить» монастырскую «купчину».

Глава 15. Прп. Мартиниан и Василий Темный

«Самодержца уцеломудрил еси,

неправду же отгнав,

правду же, яко солнце, поставляя».

Из канона прп. Мартиниану

Великокняжеское семейство с Троице-Сергиевым монастырем связывали тесные узы. Василий Темный имел большую веру к преподобному Сергию и неоднократно посещал его Лавру, прибегая к молитвенному заступничеству чудотворца. Великокняжеские поездки и пешие хождения на богомолье предпринимались как по поводу престольных праздников в день Святой Троицы, так и могли быть вызваны обстоятельствами, которые требовали особых прошений или благодарений у мощей чудотворца Сергия.

Согласившись на игуменство в Троице-Сергиевом монастыре, Мартиниан сразу же попал в довольно сложное положение. Будучи ставленником великого князя, он должен был и опираться на него в своей политической и хозяйственной деятельности.

Однако, с другой стороны, его монастырь находился на территории Радонежского удела, которым владел могущественный удельный князь, ближайший советник, воевода и шурин великого князя боровский и серпуховской князь Василий Ярославич. О влиянии на Троицкий монастырь великого и удельного князей красноречиво свидетельствуют факты. Если за время игуменства Мартиниана нам известна только одна жалованная грамота от Василия Ярославича, то Василий Темный пожаловал в Троицкий монастырь всего 58 грамот, большая часть из которых была дана при игумене Мартиниане. Для времени его княжения размер пожалований был беспрецедентно велик, если посмотреть для сравнения на то, что отец Василия Темного великий князь Василий Дмитриевич дал монастырю всего 7 жалованных грамот. Кроме того, и жена великого князя Василия Темного Мария Ярославна подарила монастырю еще 11 жалованных грамот[138]138
  М. С. Черкасова. Акты Троице-Сергиева монастыря XIV–XVI вв. как источник по истории его землевладения. Вестник МГУ. 1981. № 4.


[Закрыть].

Игумен Мартиниан, следуя примеру прп. Сергия, который раньше неоднократно духовно наставлял русских князей, также согласился взять на себя обязанности духовника великого князя Василия Темного. «Жития прп. Мартиниана» сообщают: «И там, у Живоначальной Троицы, много он послужил, и многие труды совершил, и о братии добросовестно бдел, и великому князю Василию духовным отцом быв, и великую от него любовь и честь получил».

Со времени кончины прп. Сергия обстановка в Церкви к середине ХУ века значительно изменилась. Усиление зависимости Церкви от великокняжеской власти создавало условия для ограничения ее духовной независимости. Воля великого князя могла быть противопоставлена требованиям христианской совести. Наверно, далеко не каждый осмелился бы ослушаться своего государя. В этих условиях игумен Мартиниан бесстрашно доказал, что никакие обстоятельства не заставят его пойти на компромисс с совестью, и служение Богу, которое он избрал еще с ранней юности, он не променяет ни на какие блага земной жизни.

Об этом читаем в «Житии…»: «И вот, что нехорошо предать забвению о блаженном Мартиниане. Такой случай произошел с этим дивным отцом. Один боярин отъехал от великого князя Василия Темного к тверскому великому князю. И очень сожалел великий князь Василий об этом боярине, потому что тот был из его ближайших советников, и не знал он, что сделать и как возвратить его назад. И послал он к преподобному Мартиниану в Сергиев монастырь, прося, чтобы тот его возвратил, обещая почтить и обогатить того гораздо больше, нежели раньше. Святой послушал его и, понадеявшись на духовное сыновство, возвратил того боярина. И во всем доверился князю преподобный. А когда этот боярин пришел к великому князю, тот не сдержал ярости и гнева на него и повелел его заковать.

Родственники же боярина сообщили об этом преподобному Мартиниану в Сергиев монастырь. Услышав об этом, святой очень расстроился оттого, что оказался предателем перед боярином. Сев на коня, он быстро поехал к великому князю, очень печалясь. И, приехав, сначала помолился перед святыми церквями, затем внезапно, когда еще никто не знал о его приходе, пришел в покои великого князя. Подойдя, он постучал в двери. Привратники сказали великому князю о приходе святого, и тот повелел его тут же впустить к себе. Блаженный же, войдя, помолился Богу и затем, сотворив молитву, вдруг подошел близко к князю и сказал: “Так-то праведно, господин самодержавный великий князь, научился ты судить! За что ты душу мою грешную продал и послал в ад? Зачем боярина того, мною призванного, моею душою, повелел оковать и слово свое преступил? Да не будет мое, грешного, благословение на тебе и на твоем великом княжении!” И, повернувшись во гневе, быстро ушел из покоев. Снова сев на коня, он возвратился к Троице в Сергиев монастырь, совсем не побыв в Москве.

Посмотрите Господа ради, на рассудительную и неуклонную мудрость мужа того, ибо он проявил такую смелость, какая для многих непосильна. Лишь об одном думая, взирая на все сотворившего Бога и неправду по отношению к Богу преследуя, справедливость же восстанавливая, словно на солнце он указал, не испугавшись княжеского величия, не убоявшись ни казни, ни заточения, ни отнятия имущества или лишения власти, не вспомнил слов Иоанна Златоуста что “гнев царя ярости льва подобен”, пошел и обличил, и не только обличил, но и запрещение наложил.

Что же чудный тот государь? Обладая поистине великой рассудительностью и крайней премудростью смиренномудрия, особенно по отношению к Богу, убоялся он суда Божия и сказал себе: “Ведь и я человек, значит обязательно буду Богом судим, и обязательно правда восторжествует. Хоть и царскую власть я обрел, дающую право судить самовластно, но перед Богом все наго, все обнажено пред очами Его, и он судит царя так же, как и простого человека ”. Осознал он свою несправедливость и не прогневался, не разъярился неправедно, не возмутился бессловесно, но сказал себе: “Виноват я перед Богом: согрешил я перед Богом, преступив свое слово”.

Скоро пришли к нему бояре, и он сказал только, будто гневаясь: “Бояре, посмотрите на того болотного чернеца, что он со мной сделал: пришел вдруг в мои покои, обличил меня, Божье благословение снял и без великого княжения меня оставил”. Бояре были в недоумении, не зная, что ему ответить. А он еще им сказал: “Я, братья, виноват перед Богом и перед ним, что забыл свое слово и поступил несправедливо. Идем же к Живоначальной Троице, Она нас разрешит, и к преподобному Сергию, и к игумену тому, помолимся вместе, чтобы получить прощение”. А с боярина того сразу же опалу он снял и, приняв его, сделал его у себя большим, чем ранее, в жаловании и любви. И скоро пошел с боярами своими к Живоначальной Троице в Сергиев монастырь.

Игумен же Мартиниан, услышав о его приходе, встретил его вне монастыря со всей братией, благодарил Бога, с большой радостью увидев его доброе обращение, великое смирение и покаяние перед Богом. Дивный же тот самодержец, великий князь Василий Васильевич, не проявил никакого гнева, ни возмущения не высказал, ни о досаде не вспомнил. Быстро подойдя, он пал перед Живоначальной Троицей и получил прощение благодаря своему покаянию. И в глубоком смирении помолился он у гроба Сергия Чудотворца, и получил у игумена Мартиниана прощение и новое благословение на все. И благословил его святой честным и животворящим крестом, и сам у того прощение получил за смелость»[139]139
  Г. М. Прохоров, Е. Г. Водолазкин, Е. Э. Шевченко. Указ. соч. СПб., 1993. С. 263.


[Закрыть].

Эта история, записанная в «Житии прп. Мартиниана», во многих отношениях очень интересна. Она показывает полную бескомпромиссность преподобного Мартиниана в вопросах совести и его способность жертвовать ради правды Божией абсолютно всем. Но кем же был этот боярин, в котором так был заинтересован великий князь? «Жития…» не называют нам его имени, вероятно, не случайно, так как это могло близко касаться великокняжеского семейства. Далеко не каждого служившего ему боярина великий князь стал бы так упорно уговаривать вернуться. Мы знаем только из рассказа «Жития.», что это был один из его ближайших советников. Почему же именно Троицкого игумена Мартиниана, своего духовного отца, посылает великий князь в Тверь за отъехавшим от него боярином? Надо думать, дело это очень близко касалось великого князя. С другой стороны, этот боярин должен был раньше хорошо знать Троицкого игумена, чтобы поверить его гарантиям безопасности и вернуться к великому князю. Если здесь вспомнить, что позднее, например, следуя примеру своего отца, в 1480 году Иван III пошлет также троицкого игумена Паисия Ярославова на переговоры со своими мятежными братьями, то искать имя отъехавшего с великокняжеской службы боярина нужно среди ближайших сторонников и родственников Василия Темного.