Текст книги "Память о преподобном Мартиниане Белозерском"

В дальнейшем, заботясь об укреплении Дионисия на спасительном пути монашеских добродетелей, игумен Мартиниан часто заходил к нему в келью или приглашал к себе, укрепляя советами и наставлениями. Однако всего через несколько дней Дионисий вновь показал свой строптивый нрав и начал «глаголы нелепотные глаголати». Когда ему приносили монастырский хлеб от братии, он выбрасывал его из своей келии со словами: «Собаки наши такова хлеба не ели». Такое же говорил он и о рыбе, вареной пище, и о питии – о меде и пиве. Игумен Мартиниан очень опечалился таким его поведением, пришел к нему в келью и сказал: «Понеж, господине Дионисие, Христос в Евангелиих ко иноначалнику и мытарю повеле единства имети, иже непослушающих дву или триех свидетелии, пачеж будет и о церкви нерадяща, церквиж глаголется еже от игумена бывающее запрещение; тыж, якож обещас, то еси отвергл, а еще и горшее приложил еси». На строгие слова игумена, указывающие ему на то, что он заслуживает церковного запрещения, Дионисий ответил с гневом: «Что имам сотворити, яко хлеба вашего и варения не могу ясти? А ведаеш сам, яко возрастохом во своих домех, не таковыми снедми питающееся». И многое другое в таком же духе наговорил Дионисий своему кроткому игумену. Мартиниан ответил ему: «Хранися, чадо, да не како придет на тя апостольское слово, еже рече: «“предадите таковаго сатане, во изнемождение плоти, да дух спасется”»; и ты також пожнеши, еже сееши». Предупредив его строго о том, что за его поведение может последовать наказание Божие, игумен Мартиниан отпустил Дионисия.

Через некоторое время пришла в Троице-Сергиев монастырь некая вдова Ксения из благородной семьи. Ее супруг Иван Сурма в конце жизни принял здесь постриг и, скончавшись вскоре, был похоронен на монастырском кладбище с «преж почившими отцы». Христолюбивая Ксения пришла к игумену Мартиниану просить, чтобы он отслужил божественную литургию и панихиду по ее мужу и по всему их роду, после чего намеревалась она устроить по обычаю поминальную трапезу для всей братии, которую просила благословить самого игумена. Мартиниан согласился, чтобы так и было, но в тот же вечер прискакал в монастырь гонец из Москвы с грамотой к игумену от митрополита Ионы и великого князя Василия Васильевича, в которой было повеление ему немедленно ехать в Москву. Игумен Мартиниан немного колебался, как ему лучше поступить, потому что ему не хотелось огорчать благочестивую женщину. Вспомнив, однако, слова апостола: «Всяка душа владыкам преимущим да повинится», решил послушаться великого князя и митрополита и, приказав священнодействовать вместо него на литургии и панихиде архимандриту Никандру и всем священникам, уехал в Москву.

Инок Дионисий, еще живя в миру, был хорошо знаком с Иваном Сурмой и его супругой. Встретив Ксению в монастыре, обратился он к ней с раздражением: «Приидох к тебе первыя ради дружбы мужа твоего. Что прелщаетес, привозящее или присылающее в Сергиев монастырь милостыню – или хлеб, или рыбу, или мед? Аз тебе глаголю: луче бы та милостыня татаром дати, неж семо». И еще много неподобающего и ропотного наговорил вдове и ушел в свою келью. Не послушав его, благочестивая женщина устроила поминальную трапезу для всей братии. В субботу, когда пришло время, зазвонили к службе и все священники с братией вошли в Троицкую церковь, где, совершив панихидные молитвы, начали служить божественную литургию. Пришла в церковь и Ксения. Во время службы после чтения Символа Веры дьякон произнес: «Станем добре, станем со страхом». Вдруг у Дионисия, стоявшего в церкви на своем обычном месте с прочими богоугодными старцами, случилось страшное видение, и он «якож от некоего грома страшна поражен быс и абие падеся на правую страну». Старцы бросились поднимать упавшего Дионисия и увидели, что он не владеет больше ни руками, ни ногами и ничего не видит. Его отнесли в притвор Похвалы Пречистой Богородицы, который был рядом с гробом чудотворца Сергия. Здесь, на полу, он пролежал до конца божественной литургии. Ксения же, видя такое страшное знамение, которое произошло по жестокосердию и непокорству Дионисия, стояла в трепете в храме, проливая слезы. После окончания службы священники со всею братией пошли к трапезе, а Дионисия отнесли в его келью. Боясь скорой смерти инока Дионисия, старцы решили постричь его в монашество и «повелеша возложити на него святыи великии ангельски образ», несмотря на то, что он был нем. После пострига Дионисию стало легче, и уже через два дня он начал видеть, а через четыре-пять дней смог немного двигаться и поворачиваться. Правой рукой он смог показывать, что ему нужно, «бе бо ему едина рука десная простерлася».

В Москве братья Дионисия Петр и Афанасий вместе с сыном его Василием, услышали о произошедшем в монастыре и приехали в Троице-Сергиев монастырь ко гробу чудотворца Сергия молиться о своем брате и отце, проливая слезы, видя его в таком сокрушении лежащего. Дионисий же, тоже плача, показывал им на свой язык, давая понять, что просит он молиться о том, чтобы смог он вновь говорить. Тогда сын его Василий Дмитриевич Ермолин пошел к игумену Мартиниану и вместе с прочими родственниками больного стал просить его помолиться о том, чтобы вернулась речь Дионисию и чтобы он смог покаяться в своих грехах. Тогда игумен Мартиниан со всеми священниками и всею братией пошел в церковь. Принесли сюда же Дионисия и положили у гроба чудотворца Сергия. Был отслужен молебен о здравии больного, и тогда вдруг Дионисий начал говорить, хоть и не очень внятно, «все покаяние глаголаше о преж бывших и хульником себе нарицаше и неверием одержима, и братству смутителя, и миру соблазнителя». Сын его Василий особенно заботился о больном отце и лучше других понимал его слова, и спрашивал его о том, что же произошло в церкви, когда он упал. Не сразу смог поведать отец своему сыну, что, «егда стоях в церкви на божественеи литургии, и дьякону возгласившу: “станем со страхом!” тогда видех старца священнолепна, идуща на мя со гневом и держаща в руце свой жезл, и рече ми с великим прещением: “Ты ли еси с неверием живый, хуля на монастырь мой?”. И удари мя жезлом по главе, и тогда падох, и оттоле не помню ничтож». Поведав о случившимся с ним, Дионисий стал просить игумена и братию помолиться, чтобы Бог дал ему возможность молиться по книгам, так как от болезни он потерял способность к чтению. О полном же своем телесном здоровье он даже и не просил молиться, говоря, что «недостоин есмь». Человеколюбивый Бог молитвами чудотворца Сергия дал Дионисию разум и зрение. С тех пор смог он сам по книгам молиться и совершать келейное правило. Но полного исцеления телесного он не получил, чтобы «паки не воздвизает главы и не глаголет на Бога неправды».

Другая история, случившаяся в Троице-Сергиевом монастыре при игумене Мартиниане, изложена в том же рукописном сборнике из библиотеки Тихонравова и повествует о старце Тимофее. Он прожил в монастыре уже около сорока лет и был учеником еще игумена Никона. Это был прилежный инок, искусный во всех монастырских службах. Однако пришлось ему однажды впасть в искушение от непослушания игумену. Как-то пришел он в келью к игумену Мартиниану и просит: «Благослови мя, отче, до града Дмитрова, яко некую нуждную потребу имам». Но игумен сказал ему на это: «Не езди, брате; а кую нужду имееши, аз тебе исполню». Тимофей же продолжал настаивать на своем. Тогда игумен Мартиниан, видя, что он непреклонен, строго ему сказал: «Аз, твоея старости щадя, глаголах тебе, что ти было полезнее не ехати; но ныне уже благословляю тебе, яко да едеши тамо и будеши на монастырском подвории свою потребу исполнив, и скоро возвратишис в монастырь; а по граду шествия никакож да сотвориши, ниж на княж двор; аще ли прислушаеши, воздаст ти чюдотворец Сергии преслушания мзду». Тимофей обещал, что так и сделает: остановится в Дмитрове на монастырском подворье, не посещая никаких своих знакомых в городе или на княжеском дворе.

Но, как сказано: «пред всяким грехом предшествует ослепение и забвение», так случилось и с Тимофеем. В Дмитрове он покончил с делами и, забыв свое обещание игумену Мартиниану, пошел на княжеский двор. Там он встретил знакомых ему княжеских вельмож, которые пригласили его к себе и стали угощать хмельными напитками. Потом Тимофей вышел и стал подниматься вверх по лестнице, ведущей в княжеские верхние сени, и как только поднялся на верхнюю ступеньку, оступился и упал с лестницы вниз на землю. Пришлось его на носилках везти обратно в монастырь. Игумен Мартиниан, увидев Тимофея в таком тяжелом состоянии, что не мог он даже двигаться, очень его пожалел и созвал всех на молитву к преподобному Сергию просить, чтобы дал Бог несчастному старцу Тимофею время на покаяние. Вскоре больной получил некоторое облегчение: он смог двигаться от головы до пояса, дальше же ничем не владел. Так и лежал он около восьми месяцев, в большом смирении исповедуя свое согрешение. Перед смертью было ему великое извещение о прощении молитвами чудотворца Сергия.

Глава 12. Почитание чудотворца Сергия

«Честна пред Господем смерть преподобных Его».

Прокимен

Вернув себе московское княжение, Василий Темный уже в декабре 1448 года распорядился созвать Собор всего русского духовенства и утвердить нового митрополита. В Церкви до сих пор, после изгнания в 1441 году изменника Православию греческого ставленника митрополита Исидора, не было митрополита. Епископ рязанский Иона, хотя и был избран духовенством на митрополию, но канонического утверждения его в столь высоком сане еще не состоялось. Трудности сношений русской митрополии с Константинопольской Патриархией и раньше тормозили все внутренние процессы церковного устроения; теперь же, после измены византийских властей Православию, эти сношения для великого князя Василия совсем потеряли смысл. Церковь становится главной опорой светской власти в собирании земель вокруг Москвы и укреплении единства страны. Союз русской митрополии с великокняжеской властью был исторически предрешен.

Первоочередной заботой Церкви, ощутившей свою самостоятельность, была забота об укреплении своего духовно-нравственного влияния, которое основывалось на подвижничестве многих русских святых, как уже прославленных Церковью, так и еще не прославленных официальной канонизацией, но широко чтимых русским народом.

Основатель Троицкого монастыря игумен Сергий Радонежский еще при жизни прославился чудотворениями. Его местное почитание началось в Троицком монастыре сразу же после его кончины. Обретение мощей преподобного Сергия 5 июля 1422 года стало памятным днем для Троицкого монастыря, который ежегодно праздновался торжественными молебнами у гроба чудотворца. Однако официальная канонизация святого на Соборе позволяла бы включить празднование его памяти в литургическую жизнь всей Церкви, чтобы во всех храмах страны, а не только в Троицком монастыре за богослужением весь православный народ мог возносить молитвы своему усердному заступнику. Поэтому решение об общецерковном прославлении наиболее чтимых русских святых Сергия и Алексия было принято, видимо, уже на архиерейском Соборе 1448 года и стало одним из первых важнейших деяний вновь утвержденного митрополита Ионы.

К настоящему времени неизвестно какой-либо специальной записи о канонизации прп. Сергия. Голубинский пишет об этом: «Не знаем, было ли нарочитым образом установлено ему общецерковное празднование, или он сделался общерусским святым сам собою, по причине своей великой славы, но в 1447–1448 годах, он уже назывался в числе великих чудотворцев Русской земли»[100]100
  Е. Е Голубинский. История канонизации святых в русской церкви. М., 1903. С. 72.
  Б. М. Клосс. Избранные труды. Т. 1. Житие Сергия Радонежского. С. 71.


[Закрыть]. «Почитание Сергия Радонежского самим великим князем означало уже собственно государственное признание культа святого. Сформулированный в великокняжеских докончаниях 1448 года общерусский пантеон святых включал имена святителей Петра и Леонтия, преподобных Сергия Радонежского и Кирилла Белозерского»¹.

На русском церковном Соборе 1448 года, рассмотревшем вопросы о прославлении русских святых, должен был присутствовать и игумен Троице-Сергиева монастыря Мартиниан. Значение Собора в русской истории невозможно переоценить. Он стал ключевым событием в жизни Русской Православной Церкви, которая с этого времени становится фактически автокефальной.

Есть основания думать, что сразу же после церковного Собора в Троицком монастыре началась подготовка необходимых к канонизации материалов. Для этого прежде всего необходимо было создать канон и службу святому. Работа эта была поручена афонскому монаху Пахомию Сербу, прозванному Логофетом, жившему в Троицком монастыре с конца 1430-х по 1459 год. Он же должен был написать и акафист прп. Сергию. Источником сведений о прп. Сергии послужило написанное ранее в Троицком монастыре житие его основателя, автором которого был Епифаний Премудрый.

Ученик и известный книжник начала XV века Епифаний Премудрый написал текст «Жития прп. Сергия» через 26 лет после преставления святого, примерно в 1417–1418 годах. Им же было написано «Похвальное слово Сергию». Первоначальный текст епифаниевского «Жития прп. Сергия» необходимо было переработать, несколько сократив его, чтобы сделать пригодным для чтения во время богослужения, и включить в него ряд событий, происходивших уже после написания «Жития…». Нужно было рассказать об обретении мощей святого и о множестве посмертных чудес, которые постоянно происходили у гроба чудотворца.

Переработку текста пространного «Жития прп. Сергия», написанного его учеником Епифанием Премудрым, Пахомий Серб начал еще раньше Собора. Первую сокращенную редакцию «Жития…» Пахомий создал около 1438 года[101]101
  Б. М. Клосс. Избранные труды. Т. 1. Житие Сергия Радонежского. С. 19.


[Закрыть]. После этого им были сделаны еще и другие редакции «Жития прп. Сергия». Одна из таких редакций содержит запись чудес, происходивших в Троицком монастыре в 1449 году, во время игуменства Мартиниана.

Для официальной канонизации уже широко прославленного в народе чудотворца Сергия нужно было вести запись чудес, происходивших у гроба прп. Сергия, и подтвержденных свидетелями, игуменом с братией Троице-Сергиева монастыря. Запись таких чудес велась и до игуменства прп. Мартиниана, продолжилась она и при нем. В одном из таких рассказов, называемом «Чудо о Маркелле, иноке-пекаре» прямо упоминается имя игумена Мартиниана, поэтому приведем его полностью в русском переводе[102]102
  Житие и чудеса преподобного Сергия, игумена Радонежского. М., 1997. С. 129.


[Закрыть].

Чудо о Маркелле, иноке-пекаре

«Был великий праздник, Воскресение Господа нашего Иисуса Христа, по-другому – всего мира радость и воскресение. Игумен Мартиниан со всем собором в великой Лавре Сергиева монастыря совершил праздничную службу, проведя эту светозарную ночь за чтением, канонами, совершив по обычаю утреню и Божественную литургию. И повелел игумен устроить братии большое угощение, что и сделали. Поутру в понедельник зазвонили к утрене. И когда игумен с братией собрались в церковь по обычаю, подошел к игумену келарь Илларион и рассказал об иноке Маркелле, о случившейся с ним необычной болезни. А этот инок Маркелл обладал в монастыре имуществом, прослужив лет пятьдесят в пекарне. Игумен, услышав о происшедшем, тотчас пошел с келарем в пекарню, взяв с собой икону чудотворца, стоявшую над его гробом, и стал петь молебны Пречистой Богородице и чудотворцу Сергию. Когда же закончилась утреня, игумен повелел всем священникам и диаконам облачиться для молебна.

Придя в монастырскую хлебопекарню, все увидели страшное зрелище, наводящее ужас: бесноватый сидел на стуле и никому не давал подойти к себе, а нутро его зияло. И слышался голос, расходящийся в воздухе, точнее сказать, как бы гром. Игумен Мартиниан со всеми священниками и со всем священным собором начал молебен и вышел на литию из монастыря. Вышло и множество простых людей, обходя вокруг монастыря с иконами, с пением тропарей, совершая праздничную службу как подобает.

Когда все возвратились в монастырь и вошли в церковь, Маркелл вздрогнул и тут же стал рассказывать: «В эту святую ночь приступил ко мне лукавый и стал терзать мои внутренности, и когда вы говорили, казалось мне, что вы кричите песьими голосами. Не думайте, государи мои, что я сам так, как вы слушали, мог кричать, а увидев игумена и Священный Собор, от страха перестал. Думаю, я кричал отверзшимся окаянно чревом моим, от лукавого». Братия же сказали ему: «Ты кричал и по-скотьи, и по-звериному, и по-лошадиному, как множество охотничьих псов во время ловли, и иными собачьими голосами, так что голос твой не только по монастырю разносился, но и далеко за монастырем был слышен. Мы же, наблюдая все это, горько сетовали».

Игумен со священниками совершил молебен Пречистой Богородице и чудотворцу Сергию и велел отнести Маркелла в церковь Живоначальной Троицы ко гробу чудотворца, но он не хотел идти и продолжал бесчинствовать. Тогда игумен повелел множеству братьев взять его и вести ко гробу чудотворца. По пути бесноватый стал понемногу успокаиваться, и когда ввели его в церковь, он сам повергся ко гробу чудотворца Сергия, говоря: «О преподобный владыка, отец и чудотворец, святой Сергий! Избавь меня от этого врага». Потом, лежа у раки святого, он погрузился в тонкий сон.

Игумен велел разбудить его, и, поднявшись, Маркелл начал рассказывать: «Когда я заснул, то увидел игумена Мартиниана, со всеми священниками, клириками и старцами, поющего молебен посреди церкви, как положено по обычаю. Я смотрел на это, и вот от северных дверей явился человек с прямыми волосами, искрящимися глазами, в грязной одежде до колен. Видение это было красного цвета. Человек приблизился к игумену с яростным воплем: “Ты зачем меня обижаешь?” – и, схватив игумена, стал с ним бороться. Тогда из алтаря вышел благолепный старец в священнических одеждах, с жезлом, – мне казалось, что вижу я святого Сергия, как пишут его на иконах, – и, подойдя, ударил лукавого старого злодея жезлом по голове, говоря: “Зачем ты трогаешь рабов Божиих, служащих Богу день и ночь?” И тотчас окаянный стал невидим».

Поведав это, инок Маркелл поднялся и пошел из церкви в свою келью здоровым, освободившись от нечистых бесов. И говорил: «Весь день в светлый понедельник я слышал, как они вопили тем же голосом, что и я, одержимый этим недугом и безобразно кричавший. Когда же наступила ночь, я стал совершенно здоровым и с тех пор уже не слышал их голосов по молитвам Пречистой Богородицы и чудотворца Сергия».

К некоторым рукописным редакциям Пахомиевского «Жития прп. Сергия» были позднее приписаны новые чудеса, случившиеся у мощей чудотворца Сергия. Так, в рукописном сборнике из Московской Синодальной библиотеки записаны случаи исцелений больных, датированные 1449 годом, т. е. они тоже относятся к периоду игуменства в Троицкой Лавре прп. Мартиниана. Опубликованные Н. Тихонравовым без перевода[103]103
  Н. С. Тихонравов. Древнерусские жития прп. Сергия. М., 1892. Отд. 2. С. 106.


[Закрыть], они кратко сообщают об исцелении инокини Маремианы из города Коломны, отроков Афанасия и Симеона. Юноша по имени Афанасий был одержим бесом, неистово кричал и не мог произнести имени прп. Сергия; а другой – отрок Симеон был сильно косноязычен. Приложившись к мощам прп. Сергия оба они получили полное исцеление, после чего, из чувства благодарности к чудотворцу, остались до конца жизни в Троицком монастыре, постригшись впоследствии в монашество.

Об исцелении инокини Маремианы из города Коломны более подробное повествование содержится в другом рукописном сборнике, опубликованном Н. С. Тихонравовым[104]104
  Там же. С. 107.


[Закрыть]. Этот сборник был переписан в XVII веке с каких-то более ранних, но не дошедших до нас рукописей.

Рассказ помещен под названием «О инокини, закорчене имущи руце назадъ». В нем говорится о том, что на праздник святой Пятидесятницы отовсюду собралось в Троицкой Лавре много народу. С ними пришли и больные разными болезнями, искавшие исцелений у гроба чудотворца Сергия. Те из них, кто получал исцеление, в благодарность чудотворцу оставались потом в его монастыре и трудились на различных работах до конца своей жизни. Накануне праздника в пятницу вечером игумен Мартиниан со всеми священниками совершил великую панихиду, а утром в субботу, отслужив Божественную литургию, все пошли по обычаю на трапезу. Вскоре приходит к игумену пономарь из Троицкой церкви и рассказывает, что у гроба чудотворца стоят две инокини, у одной из них были обе руки скорчены и загнуты к спине. Теперь же, у гроба чудотворца, ей стало легче, и одна рука распрямилась. Игумен Мартиниан, выслушав, отпустил пономаря, попросив его подождать, пока не закончится братская трапеза. После трапезы игумен повелел звонить в колокола, и все собравшиеся в Троицкую церковь отслужили молебен. Собралось множество людей, так что и церковь всех едва вмещала. Игумен с прочими старцами подошли к больной инокине и увидели страшное чудо: на распрямившейся недавно руке инокини были почерневшие ногти длиною в палец, но рука вдруг стала двигаться, и инокиня стала ею креститься. Другая же рука у нее оставалась согнутой за спину, и она не могла ею двигать. Игумен повелел около больной руки разрезать ризу, чтобы все видели, что у больной руки инокини, загнутой за спину, такие же длинные ногти вросли в тело. Так пробыли инокини у гроба чудотворца весь день до воскресной заутрени. Когда наступил третий час, когда церковь вспоминает схождение Святого Духа на апостолов, инокиню стали просить отойти от гроба чудотворца, но она со слезами рассказала, что и вторая рука ее исцелилась. Пономарь пошел сказать об этом игумену. Игумен Мартиниан призвал к себе обеих инокинь и спросил: «Откуду есте, чада? И како семо приидосте? И како послана есть сия на тя от Бога явленная рана, яже точию попущает сия на преобидящих божественная». Инокиня со слезами отвечала: «Аз, господине, окаянная, от града есть Коломны. И в мимошедшее лето о Петрове дни, егда быс мор на человеки и скоты, тогда сотвориша христолюбивии человеци Пречистой Богородици обет: обедню и молебен пеша. И, священника вземше, снидошася в дом, идеже бяше трапеза уготована и питие. И аз тутож прилучихся. И, якож обычай имут развращении человеци, начаша пети преж Пречистыя хлеба. Священник уж принесена быс чаша; он же, взем и не испив, отдас, рече, яко не подобает вкупе бытии трапезе Божии и трапезе бесовъстей. И тако изыде. Нам же седящим и пиющим, и начаша пети и плескати. Христолюбивый же муж некии рече: “Братие! Пречистая о том не любит, еже плескати и играти”. Аз же окаянная к сему рех: “Ничтоже в том нес, еже пети и плескати”. И егда сия изрекох, тогда взят мя яко некии дух силен и начат мною носити и торгати пред всеми. И тако, взем мною, раздрази мя о двери церковныя, и тако скорчи ми правую мою руку прямо назад, якоже и ногтем в тело вразитися. И якож мало начах почюватися и проглаголах, и паки взят мя и начат мя мучити паче перваго: и удари мя о стену церковную, и тако закорче мне и левая рука потомуж, на взнак назад. И тако лежах окаянная, яко мертва, всиж мнящее мя умершу. И тако начаша гроб чинити. Отец же мой духовный, поп Ауксентии, приступив ко мне и познав, яко дух мой во мне есть, и повеле престати. И тако лежах и до вечера. И по малех дних востах и хожах. И тако окаянная надеяхся от человек помощи: исках врачев, и ходящи бех; борзож бяше хождение мое, яко с Коломны днем на Москве обрести ми ся. И оттуду в град Дмитров шедши, и ту обретох старицу честну, иночествующу в монастыри некоем, иже, видевши мя в такове ране, и вопрошаше мя: “Что како случи ми ся?” Аз же по ряду все сказах ей; онаж посла по игумена. Старцуж пришедшу в той час и видев мою страсть, и слышав от тоя, яже аз сказах ей, зело поболе печалию за мя. И рече ми честной той муж: “Чадо! Сия рана посещение есть Божие на тя, яко да и инии накажутся тобою не преобидети божественная. Но слыхала ли еси в чюдесех пресловущаго преподобного отца нашего Сергия, нового чудотворца? Колицы суть притекающии к мощем его с верою, и вси исцеление получают, иже ныне память его близ есть”. Аз же рех ему: “Господине отче! От многих слышала есмь. Но ныне желаю того, чтобы ми на память его бытии тамо, егда како святый милостив ми будет, и помолит за мя и исцелит мя”. Тогда игумен рече к ней: “Чадо! Аще и млада еси, но подобает ти преж обещатися Богу и отрещи ти ся мира, и тако к живоначалнеи Троицы и чудотворцевым мощем доидеши”. Аз же рех: “Якож велиши, господине, творю”. И тако той игумен постриже мя. И пребых у честной той старици неколико днии, учащися иноческому житию. И яко прииде память святаго, приидох семо, не оглашающи ми ся никомуж; и тако сподобихся внити в церковь и святых мощей прикоснутися, и в той час выбистася ногти рук моих ис телесе моего, а единако закорчены бяху; а резание еже от ногтии, еже страдах, преста телу моему, якож, господине, и сам видесте, где были врезались ногти ты. Аз же, господине, отъидох благодарящи Бога, получившее малу ослабу, надеющися приитти во грядущее лето. И тако оттоле и доныне по вся дни бях молящи Бога и великого Сергия призывах на помощь, иж и ныне приидох и получих неизреченнаго здравия молитвами чюдотворца Сергия». Маремиана возвратилась в свой монастырь, прославляя дивного чудотворца прп. Сергия.

Потир, вклад Василия Темного в Троице-Сергиев монастырь. Изготовлен в 1449 году Иваном Фоминым

Во всех приведенных здесь рассказах о чудесах прп. Сергия, свидетелем чудес является Троицкий игумен Мартиниан, который сам мог их и записать. Нельзя исключить и того, что таких рассказов было записано в тот период гораздо больше, но не все они дошли до нашего времени.

Для официальной канонизации святых, по обычаю, как раз и требовалось свидетельство церковных властей о подлинности происходящих событий. После составления службы, канона и акафиста прп. Сергию Пахомием Логофетом, должно было состояться торжественное богослужение с прославлением святого. Такое празднование могло состояться в Троицком монастыре после декабря 1448 года, т. е. после архиерейского Собора. Написание службы, канона и акафиста, а также переработка «Жития…» должны были занять некоторое время. Поскольку к написанным Пахомием Логофетом «Житиям прп. Сергия» были присоединены чудеса, случившиеся 31 мая 1449 года, то можно предполагать, что летом этого же года, скорее всего в день памяти обретения мощей прп. Сергия 5 (18) июля, в монастыре было совершено общецерковное прославление великого заступника Русской земли.

До нашего времени в Сергиевопосадском музее сохранился великолепный мраморный потир, подаренный великим князем Василием Темным Троицкому монастырю в 1449 году. Надпись на поддоне гласит: «Сей потир в церковь Святую Троицу в лето (1449) преподобного отца нашего игумена Сергия зделан бысть христолюбивым великим князем Василием Васильевичем. А делал Иван Фомин»[105]105
  Леонид (Кавелин). Надписи Троице-Сергиевой Лавры. СПб., 1881. С. 20.


[Закрыть].

Несомненно, этот потир держал в своих руках игумен Мартиниан, получая его от великого князя. Можно предположить, что столь роскошно украшенный потир подарен был монастырю в связи с торжествами официального прославления чудотворца Сергия.

Этот потир использовался игуменом Мартинианом в праздничных богослужениях в Троицкой церкви и драгоценен еще и как единственная сохранившаяся подлинная монастырская святыня, непосредственно связанная с именем игумена Мартиниана.

В литературе высказывалось предположение, что канонизация прп. Сергия совершилась немного позднее, в 1452 году[106]106
  Житие и чудеса преподобного Сергия, игумена Радонежского. М., 1997. Комментарии. С. 262.


[Закрыть], но без пояснений и ссылок на какие-либо источники. Однако сразу несколько, хотя и косвенных, фактов: запись чудес в 1449 году и великокняжеский вклад роскошно украшенного золотого потира позволяют предполагать, что торжества прославления великого русского святого происходили в Троицком монастыре в 1449 году. В том и другом случае эти события происходили во время игуменства Мартиниана, который должен был принимать в этом активное участие. Вместе с великим князем Василием Темным митрополит Иона с сонмом русского духовенства, с игуменом Мартинианом с братией Троицкого монастыря, при стечении, надо думать, огромного числа народа, славили своего молитвенника и чудотворца прп. Сергия и поклонялись его святым мощам.