Текст книги "Память о преподобном Мартиниане Белозерском"

Глава 18. Пр п. Мартиниан и князь Иоасаф Оболенский

«Множество иночествующих любомудренно

собрал еси».

Из стихиры канона прп. Мартиниану

В Ферапонтовом монастыре после возвращения туда игумена Мартиниана появился новый постриженик – молодой князь Оболенский, в постриге принявший имя Иоасафа. Этому человеку суждено было оставить о себе память в истории, так как впоследствии он был возведен на кафедру архиепископов ростовских.

Иоасаф Оболенский принадлежал к старинному и прославленному роду, восходящему к благоверному князю Михаилу Черниговскому, замученному в 1246 году в Золотой Орде у Батыя за отказ поклониться монгольским кумирам. К XV веку род Оболенских сильно размножился, разделившись на множество родственных ветвей. Во время феодальной войны Оболенские служили боярами великому князю Василию Темному и имели большие государственные заслуги, за что и получили обширные вотчины. Иоасаф был сыном Михаила Ивановича Оболенского и имел четверых братьев: старших – Андрея Дурного, Бориса Туреню; и младших – Ивана Репню и Андрея Пенинского[159]159
  А. А.Зимин. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV–XVI вв. М., 1988. С. 46.


[Закрыть].

0 его старшем брате Борисе Михайловиче Турене известно, что в 1477 году он вместе с москвичами, звенигородцами и ружанами ходил в военный поход на Новгород. Позднее, в 1482 году, он был назначен воеводой в Нижний Новгород, который охранял от набегов казанских татар. В 1484 году ему дается приказ догнать бежавшего в Литву сына Белозерского князя Василия Михайловича Удалого, а спустя несколько лет он участвовал в походе на Литву. С 1498 года Борис Туреня служил наместником в Вязьме.

Младший брат Иоасафа Оболенского, Иван Михайлович Репня, тоже верно служил великому князю Ивану III. Он был видным воеводой, участвовал в походе на Смоленск в 1492 году, командуя полком. Позднее был назначен наместником сначала в Суздале, потом в Устюге и в Пскове. Ему довелось участвовать во многих сражениях, как и его младшему брату, Андрею Пенинскому, охранявшему южные рубежи Российского государства.

Сведения о жизни самого Иоасафа Оболенского до пострижения его в Ферапонтов монастырь были записаны в старинной рукописи, попавшей в ХГХ веке в руки ростовского жителя А. Артынова и напечатаной по его просьбе в «Ярославских епархиальных ведомостях», к сожалению, с большими искажениями. В этой публикации имена князей и некоторые события были перепутаны так, что Артынов не узнал в ней своего подлинника. Однако эта публикация, как отражающая, хоть и в сильно искаженном виде, но отзвуки каких-то реальных событий, сохраненных устным преданием и кем-то бережно записанных, представляет несомненный интерес.

Сопоставляя старинное предание с историческим фактами, мирское имя Иоасафа Оболенского, указанное в публикации как Иван Никитич, современные историки связывают с Иваном Михайловичем Оболенским.

В 1885 году были изданы «Предания о ростовских князьях»[160]160
  А. А. Титов. Предания о ростовских князьях. М., 1885.


[Закрыть], где есть красивый рассказ о знакомстве молодого князя Оболенского со своей будущей женой и о дальнейших событиях, ставших причиной его ухода в монастырь.

В Предании говорится, что однажды владыка ростовский Иоасаф, находясь в веселом расположении духа, сам рассказал своему знакомому князю Сергею Семеновичу Луговскому историю из своей молодости.

Жил молодой князь Иван Оболенский в окрестностях Ростова, но часто по службе бывал в Москве. Как-то, после долгой разлуки, князь Иван встретился со своим другом ростовским князем Романом Андреевичем Приимковым, которому стал рассказывать о событиях при московском великокняжеском дворе. В разговоре вспомнилась им история князя Семена Луговского, который будучи раненным в сражении с Шемякой, был перенесен в стоявшую неподалеку полуразрушенную лачугу, где неожиданно встретил свою жену, скрывавшуюся там под видом простой крестьянки. День этой нечаянной встречи праздновался затем ежегодно в доме князя Луговского. Князья Оболенский и Приимков решили навестить в этот день терем князя Семена Луговского. Приехав туда, они застали множество гостей, среди которых был родной племянник князя Андрей Андреевич Луговской с супругой Прасковьей Ивановной и красавицей дочерью княжной Дарьей. Оболенский был пленен умом, красотой и воспитанием молодой княжны и после этого стал часто наведываться в терем ростовского князя Андрея Луговского, который располагался в Ростове на проезжей улице, называемой «Пучинки». Вскоре Оболенский прислал сюда сватом своего друга князя Романа Приимкова. Состоялось обручение, за которым последовала свадьба, завершившаяся великолепным пиром, который долго потом помнили ростовцы.

На свадьбе и случилось происшествие, о котором князь Оболенский позднее должен был поведать своему духовному отцу игумену Мартиниану. Во время пира в дом вошел известный ростовский юродивый Исидор, прозванный Твердисловом за то, что его пророческие слова всегда исполнялись. Войдя с шумом в палаты, где шло свадебное веселье, он, держа в одной руке свою клюку, а в другой – сплетенную из полевых цветов и трав шапку, подал ее новобрачному князю Оболенскому со словами: «Вот тебе, Иванушка, и архиерейская шапка!» Потом, обращаясь к невесте, проговорил: «Рахиль-Дарья! Породишь ты сына Савву на великую славу!» Новобрачные низко поклонились блаженному, принимая его странный подарок. Не дожидаясь благодарности, юродивый быстро выбежал на улицу.

Ростовчане имели большую веру к словам юродивого Исидора, несмотря на то, что родом блаженный Исидор был иностранец и не из православной страны, а из Германии. Духовные искания заставили его оставить дом своего отца и отречься от богатого наследства. С посохом странника обошел он многие страны и города, приняв на себя образ юродивого Христа ради. Везде ему приходилось терпеть насмешки, оскорбления и побои от людей, принимавших его за безумного. В России он принял православную веру и поселился в Ростове. Построив себе шалаш из веток на болотистом пустыре, он по ночам молился, а днем ходил по улицам. Добродетельной жизнью он стяжал от Бога дар чудотворений, который открылся при спасении утопавшего купца, когда Исидор неожиданно явился ему на помощь. Про него рассказывали, что как-то на пиру у князя он, подражая Христу, наполнил вином пустые сосуды. Ростовчане заметили, что все пророчества юродивого всегда исполнялись, почему и стали почитать его еще при жизни. Преставился блаженный 14 мая 1474 года, о чем ростовчане узнали по распространившемуся по городу сильному благоуханию. Его погребли в собственной хижине, над которой построили потом деревянную церковь в честь случившегося в этот день праздника Вознесения Христова. Церковь эта стояла как раз недалеко от дома князей Луговских.

После свадебного пира новобрачные Иван и Дарья уехали в Москву, где провели около года. Наконец наступило время, когда предсказания блаженного Исидора стали сбываться. Княгиня Дарья стала беременна и, ожидая рождения сына, решила повидаться с родителями, вернувшись в Ростов. По дороге, не доезжая до города, она почувствовала приближение родов. Пришлось остановиться в ближайшей усадьбе князя Ивана Юрьевича Бритаго-Бычкова. Здесь и родился на свет ее первенец, которого она назвала Саввой. Однако княгиня Дарья не перенесла тяготы родов и вскоре скончалась. Ее судьба действительно оказалась похожей на судьбу библейской Рахили, тоже скончавшейся после рождения сына Вениамина. Относительно младенца Саввы существуют две версии: по одной он тоже вскоре скончался; по другой – он остался жив и, как предсказывал блаженный Исидор Твердислов, оставил по себе добрую память, запечатлевшуюся в названии села Саввинское на реке Устье, которое было указано еще в списке с рукописи о владении князей ростовских как бывшее владение Саввы Ивановича, сына ростовского архиепископа Иоасафа. Село это под своим историческим названием существует и по сей день, напоминая о старинной вотчине князей Оболенских. Неподалеку от него располагается обширное болото, также названное по имени своего бывшего владельца Саввинским болотом.

Когда впервые познакомился князь Оболенский с игуменом Мартинианом, нам неизвестно. Можно только предположить, что это могло произойти еще в Троице-Сергиевом монастыре, куда князь мог приезжать в свите великого князя или самостоятельно, следуя уже установившемуся тогда на Руси обычаю почитания прославленного чудотворца Сергия. После пережитой личной трагедии, потери любимой жены, князь решил уйти от мирской жизни и принять монашеский постриг.

Местом своего пострижения он выбирает небольшую северную обитель, духовным руководителем которой был старец Мартиниан. Под руководством этого строгого подвижника молодой князь Оболенский прожил в монастыре несколько лет, проходя все положенные послушания. Как образованный человек, князь-инок занимался в монастыре и книжным делом, обращался к книгам и своего учителя Мартиниана. Предполагается, что Иоасафом Оболенским были переписаны из «Богородичника» Мартиниана в собственный сборник сказания Афродитиана и Севериана Гавальского[161]161
  Г. М. Прохоров, Е. Г. Водолазкин, Е. Э. Шевченко. Указ. соч. СПб., 1993. С. 193.


[Закрыть].

В ноябре 1471 года игумен Ферапонтова монастыря Филофей был вызван в Москву для поставления в епископы на пермскую кафедру, а игуменом Ферапонтова монастыря был поставлен ученик старца Мартиниана Иоасаф Оболенский.

В годы игуменства Иоасафа Оболенского монастырь продолжал развиваться благодаря усилиям учеников духоносного старца Мартиниана, который, будучи в весьма преклонных летах, продолжал заботиться об обители. Возрастала численность братии, преумножались и земельные владения Ферапонтова монастыря. В 1477 году в соседний Кирилло-Белозерский монастырь приезжала вдовствующая великая княгиня Мария Ярославна, желая на склоне лет принять монашеский постриг от монастырских старцев. Княгиня хорошо знала старца Мартиниана и, возможно, посещала его тогда же в Ферапонтовом монастыре, где впервые ей пришлось побывать вместе со своим мужем Василием Темным в памятный им 1446 год. Игумен Иоасаф Оболенский также был ей известен, так как в молодости служил он при дворе великого князя.

Ферапонтов монастырь не обошли стороной и бурные события государственной жизни. Осенью 1480 года началось противостояние на Угре русских войск и татарских полчищ. Тогда решался вопрос о независимости Российского государства от многовекового татарского ига. Государство напрягало все силы, собирая войско и проводя эвакуацию целых городов в невиданных до сих пор масштабах. Опасность для существования государства была тогда действительно велика. Тысячи беженцев, бежавших на Русь после завоевания турками Константинополя, рассказывали об ужасах в погибшей Византии. Избежать такой же участи Русь могла только при условии, что ей удастся выстоять в последней схватке с татарами. Подальше от опасностей, угрожавших Москве, в Белоозеро была отправлена жена великого князя Ивана III Софья Палеолог вместе со свитой, увозя с собой государственную казну. Неспокойно было пребывание Софьи Палеолог и в Белоозере: «она без всякой явной опасности бегала с знатнейшими женами боярскими из места в место, не хотела даже остаться и в Белозерске, уехала дальше к морю»[162]162
  Н. М. Карамзин. История государства Российского. Калуга, 1993. Т. 6. С. 240.


[Закрыть]. Дорога на север шла мимо Ферапонтова монастыря. Упоминаний в письменных источниках о пребывании великой княгини в Ферапонтовом монастыре не сохранилось, но спустя всего несколько месяцев после пребывания Софьи Палеолог на Белоозере, уже к лету 1481 года, игумен Ферапонтова монастыря Иоасаф Оболенский был вызван в Москву для поставления на почетную кафедру ростовской архиепископии. Его духовный отец игумен Мартиниан, будучи уже в преклонных летах, благословил своего любимого ученика на новое служение Церкви.

Глава 19. Игумен Мартиниан и Григорий Львов

«Очистил еси ум свой бдением и молитвами,

слезными течении душу свою чисту соделал еси,

смирением же и кротостию к жизни вечной

возвысися».

Канон прп. Мартиниану

Духовный авторитет игумена Мартиниана распространялся не только на вверенную его попечению братию, но и привлекал светских людей, которым приходилось встречаться с игуменом

Мартинианом по хозяйственны делам. Так завязалось многолетнее знакомство прп. Мартиниана с вотчинником из Бежецкого верха Григорием Львовым. Начавшись еще во время игуменства прп. Мартиниана в Троицком монастыре, оно продолжилось и после перехода его в Ферапонтов монастырь.

Цветущие земли Бежецкого верха впервые попадают во владения Троицкого монастыря в качестве вклада Галицкого князя Юрия Дмитриевича и его жены Анастасии. Западнее монастырских владений располагались владения Григория Львова с деревнями Людкина, Възьегрева, Давыдцово, Плоское, «починком» Красноселка и пустошью Олексейцево[163]163
  АСЭИ. Т. 1. С. 358. № 472.


[Закрыть]. Из сохранившихся документов нам известно, что у Григория Львова была сестра Маланья, вышедшая замуж за владельца соседнего имения Алеферия Борисова. Примерно в 1467–1474 годах Маланья вместе со своими сыновьями вкладывает часть своих земель в Троице-Сергиев монастырь на помин души своего умершего к тому времени мужа. Примерно к этому же времени, т. е. 70-м годам XV века, относится очень интересный документ, написанный рукою прп. Мартиниана. Это завещание Григория Львова, которое под его диктовку писал его духовный отец игумен Мартиниан. Заботясь о своей семье и близких людях, преданно ему служивших, Григорий Львов отдает распоряжения на случай своей смерти. Жена Григория Львова Соломея родила ему девятерых детей. Всех их хорошо знал игумен Мартиниан, много лет духовно окормлявший эту большую семью. В духовной грамоте перечислены все шесть сыновей Григория и Соломеи: Иван, Захар, Игнат, Афонасий, Тимофей и Андрей; и три их дочери: Евдокия, Домна и Ульяна. Свидетелями завещания были доверенные лица Иван Микифоров, Назарий Копилов, Василий Исаков и Андрей Пурнов. Приведем полностью этот подлинный исторический документ:

«Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Си аз, раб Божии Григореи Львовъ, пишу грамоту душьвную своим целым умом, у кого ми што взяти, и кому ми што дати.

Дати ми Подполку два рубля коновых денег; дати ми тому жо Подполку Оньдрею рубль, а в том рубле закабалил есми пожню в болоте за росты косити; дати ми сестре Маланье двацать алътын; дати ми Мине полтина; дати ми Фатьяну полтина; дати ми Першаку да брату его Ивашку три четверти; дати ми Назарью Дмитрееву сыну полтора рубля; дати ми Данилку Пивже рубль.

А бласловил есми свою жену Соломею да свои дети: своего сына Ивана, да Захарью, да Игната, да Офонасья, да Тимофея, да Оньдрея, да дочерь свою Овдотью, да Домну, да Ульяну своими землями и своими людьми: деревнею Людкиным, да деревнею Възъгровым, да деревня Давыдцово, да деревня Плоское, да починок Красноселъка, да пустошь Олексейцево.

А бласловил есми свою жену и свои дети своим человеком Сташком да Денеском Обакуновым сыном; да свою жонку Фетиньицу.

А что есми бласловил свою жену и свои дети теми землями, а завод тем землямъ по старои завод, куда топор ходил и коса ходила.

А приказал есми свою жену и свои дети брату своему Ивану Долматову.

А на то послуси: Иван Микифоров, да Назареи Копиловъ, да Василии Исаков, да Оньдреи Пурновъ.

А писал духовную отец мои духовнои игумен Марьтемьянъ.

А си запечатал игумен своею печатью крестомъ перемонатеиным.

Игумен Марьтемянъ».

В грамоте, кроме жены и детей, названы «свои люди» Сташок и Денис Обакунов и «жонка Фетиньица», холопы и слуги Львовых.

Наследуемые земли «по старой завод», т. е. в старых границах, которые определялись по фактическому использованию лугов-покосов, пашенных земель и лесов «куда топор ходил и коса ходила».

Грамота датирована приблизительно 70-ми годами XV века, т. к. о Григории Львове известно из сохранившихся документов[164]164
  АСЭИ. Т. 1. С. 358. № 372.


[Закрыть], что в 1467–1474 годах он подписал в качестве свидетеля вкладную грамоту своей сестры Маланьи на имя троицкого игумена Спиридония; а в 1481 году Григория Львова уже не было в живых, т. к. его жена Соломонида именует себя вдовой в дарственной грамоте Троице-Сергиеву монастырю[165]165
  Там же. С. 358. № 490.


[Закрыть].

Неизвестно, где было написано это духовное завещание. В 70-х годах игумен Мартиниан был уже старцем, поэтому ехать в Бежецкий Верх к своему духовному сыну ему было бы нелегко. Скорее всего, Григорий Львов сам приезжал в Ферапонтов монастырь для последнего свидания с дорогим ему человеком, своим духовным отцом, которого он и попросил написать его духовное завещание.

В конце текста грамоты говорится, что ее «запечатал игумен своею печатью крестом перемонатейным», а в комментарии к изданной грамоте отмечено, что никакого следа печати нет. По водяным знакам на бумаге в виде головы быка с высоким крестом между рогами, оплетенным змием, грамоту датируют второй половиной 70-х годов XV в. Возможно, что сохранился только список или второй экземпляр завещания. Отсутствие печати может быть связано и с тем, что игумен Мартиниан просто возложил на грамоту свой наперстный крест, который он носил под монашеской мантией, и, помолившись, благословил написанный документ. Наверно, такая печать для Григория Львова имела очень большое значение. Документ этот благоговейно хранился потомками рода Львовых, благодаря чему и сохранился до нашего времени.

Род Львовых со временем разбогател и возвысился до княжеского достоинства. Его представители нередко упоминаются в исторических документах среди наиболее знатных деятелей в окружении русских царей. Позднее род Львовых, имевший общие корни, разделился на различные ветви, которые со временем обособились. В ХУШ веке род Львовых подарил своему отечеству талантливого архитектора Николая Александровича Львова (1751–1803). Он был знаменит как многосторонней одаренностью в области графики, поэзии, музыки, собирания народных песен, так и своей романтической тайной – женитьбой на девице Дьяковой, сестра которой была замужем за Г. Р. Державиным. Другой талантливый представитель этого рода – композитор и скрипач Алексей Федорович Львов (1798–1870) подарил России знаменитый гимн «Боже, Царя храни». Григорий Евгеньевич Львов (1861–1925) был министром внутренних дел Российской империи. Поэт Николай Степанович Гумилев (1886–1921) также принадлежал к роду Львовых со стороны матери, Анны Ивановны Львовой.

Глава 20. Ученики прп. Мартиниана

«Инок множество, начальника тя чтим, отче

наш Мартиниане, тобою бо стезю правую сущу

ходити познахом».

Канон прп. Мартиниану.

За долгие годы жизни в Ферапонтовом монастыре прп. Мартиниан сделался духовным руководителем обители. К умудренному жизненным опытом старцу приходили люди, искавшие живых примеров духовных подвигов, самоотверженной любви к Богу. Здесь, в Ферапонтове, они находили благодатного старца, в душе которого, как на живых скрижалях, отразились божественные заповеди. Монашеское жительство под его духовным руководством открывало ученикам пути духовного очищения, непримиримой борьбы со своей греховной природой, возводило на степени духовного преображения.

Постриженик Ферапонтова монастыря Филофей, ставший близким учеником прп. Мартиниана, со временем заменил его в настоятельском служении. Предполагают, что произошло это около 1467 года. За время своего игуменства приобретший уважение братии своей образованностью и добродетельной жизнью, он управлял Ферапонтовым монастырем до ноября 1471 года, когда был вызван в Москву для хиротонии в сан епископа с возведением на освободившуюся пермскую кафедру, которую и занимал затем в течение 30 лет. Место, которое ему пришлось занимать в церковной иерархии, определяется по списку иерархов, присутствовавших на церковных соборах 1490 года (собор против еретиков) и 1496 года (по избранию троицкого игумена Симона на митрополию), где его имя стоит шестым[166]166
  ПСРЛ. Л., 1977. Т. 33. Холмогорская летопись. Двинская летопись. С. 127, 131.


[Закрыть]. Достигнув преклонного возраста, владыка Филофей в 1501 году оставил епископскую кафедру, удалившись на покой в Кирилло-Белозерский монастырь. Однако в книгах Ферапонтова монастыря сохранилось упоминание о пребывании его в конце своей жизни именно в этой обители, некогда взростившей и воспитавшей его в монашестве. По этой же версии, в Ферапонтовом монастыре он и скончался 2 октября 7016 (1507) года[167]167
  И. И. Бриллиантов. Ферапонтов Белозерский ныне упраздненный монастырь, место заточения патриарха Никона. СПб., 1899. С. 48, 242.


[Закрыть].

Жития прп. Мартиниана кратко сообщают нам о самых последних годах его жизни в Ферапонтовом монастыре. «Блаженный Мартиниан, как уже было сказано, хорошо подвизался, ибо и к глубокой старости уже приблизившись, и частые недуги, подступающие к нему, видя, и ничего не ожидая, кроме прихода смерти и последнего часа, однако же такое блаженный усердие имел и веру в Бога, что до самых последних дней неуклонно не желал отступать от соборного пения. О келейном же что и говорить! Так же и пост он совершал, как научен был отцом своим, преподобным Кириллом. А на соборное пение братия возили его, иногда же на руках носили его по причине старости и большой немощи»[168]168
  Жития прп. Мартиниана. Указ. соч. С. 277.


[Закрыть].

Более других заботился о своем престарелом духовном отце монастырский юродивый Галактион. Этот замечательный подвижник, умножая аскетические подвиги, взял благословение у своего учителя прп. Мартиниана на труднейший духовный путь – подвиг юродства. Своими подвигами он достиг высокого духовного совершенства. Рассказ о нем был помешен в Степенную книгу[169]169
  Степенная книга. Книга Степенная царского родословия, содержащая историю Российскую. М., 1775. Изд. Ф. Миллера. Ч. II. С. 175.


[Закрыть], из которой узнаем, что родом он был белозерец и в миру имел воинский чин. В монастыре Галактион не имел даже собственной кельи, поэтому после вечерней службы ходил он вслед за каким-либо монахом и, если его впускали, то ночевал там, а если двери перед ним закрывали, то он больше не искал другого ночлега, а ложился у двери на помосте или на голой земле до заутреннего клепания. Терпя все время голод, жажду или наготу, он никогда ничего не просил. Старцы в монастыре, видя его необыкновенное терпение, давали ему необходимое для жизни, но он редко принимал – только самое плохое одеяние. В монастыре Галактиона считали святым; многих удивлял он своей прозорливостью. В последние годы жизни прп. Мартиниана блаженный Галактион служил ему, покоя его старость, и на руках носил его в церковь на богослужения.

Место захоронения преподобного Мартиниана. Фото начала ХХ века

Жизненный путь прп. Мартиниана приближался к концу. В его житии об этом говорится так: «Увидел блаженный, что от старости совсем он изнемогает и к концу приближается, призвал к себе иноков той обители, работавших вместе с ним для Бога по мере своих сил, и перед всеми заповедал игумену сохранять предание, и чин обители той сохранить, чтобы никто совершенно не нарушал монастырского чина и устава, “какие нами, – сказал он, – даны этой обители”, в свидетели тому выставляя Бога и Пречистую Богородицу. “Как мы, отцы и братья, видите, делали, так и вы это делайте. Божья же любовь и милость Пречистой Богородицы да будут с вами”. Благословение и прощение игумену и братии дав и у них получив также и последнее целование, в последние свои дни причастился он Пречистого Тела и Честной Крови Христа Бога нашего.

Прожил же преблаженный и преподобный отец наш Мартиниан в чернечестве более семидесяти лет и преставился к Богу, от дней в воскресенье, в глубокой старости, в совершенном образе, в 6941 (1483) году месяца января в 12 день, и соединился с Отцами своими в жизни вечной.

Игумен же и все братия, собравшись, с плачем взяли мощи святого, с честью погребли у большой церкви Пречистой Богородицы по правую сторону от алтаря, и достойно совершили ему память»[170]170
  Жития прп. Мартиниана. Указ. соч. С. 279.


[Закрыть].