Текст книги "Пролетая над Вселенной"

Глава 11. К мечте!

– Ты заказала такси? На сколько? Учти, Саша, тебе надо быть в аэропорту за четыре часа. Билеты на твою фамилию будут ждать у стойки Delta, ты ничего не перепутаешь? Лучше запиши. Так, хорошо. Что ты будешь делать сегодня?

– Я должна пристроить ребенка, зайти… кое-куда и собраться. Всё так стремительно, голова кругом!

– «Кое-куда» это, видимо, в парикмахерскую? Не трать на это время. Маникюр, педикюр – сделаем тебе здесь. Вещей много не бери: ничего лишнего! Не стремись меня удивить. Возьми маленькую сумочку. Всё, что понадобится из вещей, я тебе куплю на месте. Прошу, не суетись и не волнуйся. Сложности позади. Надеюсь, ты ничего никому не рассказала?

– Не беспокойся, никому и ничего.

– Как договорилась на работе?

– Меня прикроет подруга. До праздников. Затем все будут гулять почти неделю, так что я уложусь.

– Будем надеяться! Очень будем надеяться…

– Что, прости?

– Будем надеяться, что ты и в жизни так же хороша, какой я тебя узнал в телефонном общении.

– Ты, что ли, сомневаешься?

– Почти нет.

– Что значит – почти? Ты же видел меня на фото! А вот я вообще не представляю твою внешность! И заметь, не боюсь разочароваться!

– Это невозможно, дорогая.

– Вот как? Ты настолько самоуверен?

– Я не самоуверен, Алечка, а уверен на сто процентов, что ты не будешь разочарована. Можешь не переживать.

Выходит, это мне надо изрядно поднатужиться, чтоб не разочаровать «мистера Совершенство»!

Пока собирала «маленькую сумочку», изморилась. Легко сказать – не бери лишнего! Откуда мне знать, что может оказаться необходимым, а что нет? Однозначно понадобятся туфли на каблуках. Грегори дал понять, что только данный вид обуви приемлем для женщины, которая хочет ему понравиться. Я же привыкла к кедам, кроссовкам, шлепанцам – простой и удобной обуви. С каблуками у меня как-то никогда не стыковалось. С ними ведь необходимо носить дамскую одежду. Платья и юбки – как ненавидела с детства, так они и не сумели найти для себя места в моей скромной гардеробной! Только один безупречный наряд красовался на плечиках. Маленький изящный сарафанчик, отливающий серебром, словно бы из змеиной кожи, с черным шелковым жакетом. Это был переданный с оказией подарок Лизы. С напутствием: «стать настоящей леди». К нему имелась пара туфель на вполне приемлемом каблуке – черных, лаковых. Их я, пожалуй, надену в полет, чтоб сразу, с первого мгновения, произвести впечатление. У меня имеется серый пиджачок «букле» в крапинку, который я надеваю по особым случаям, и одна-единственная юбка длиной чуть выше колена. Короче, наряжусь, как при приеме на работу. Это будет грамотная вариация. Так и полечу. Пиджак можно будет снять в самолете, туфли тоже, если ноги устанут, а они точно устанут. За девять-то часов! Плюс – ожидание! Нет, пожалуй, не полечу в туфлях. Возьму их с собой в салон. Чтоб потом выпорхнуть к Григорию на каблучках, легко и непринужденно, а не приковылять вразвалочку на опухших ногах, спотыкаясь от усталости. Обуюсь в свои любимые кожаные полусапожки на плоской подошве, которые мне папа купил в Италии к рождению Димки. Вот что значит – качественная обувь: столько лет прошло, а они мягкие, удобные как в первый день. И выглядят отлично. Жаль только, пятка треснула по кругу и слегка просела на правом сапожке, но кому это видно? И кто вообще-то будет пристально рассматривать чужую обувь?

Итак, юбка, пиджак, блузка, туфли… колготки! Надо срочно купить хорошие колготки, качественные, какие там рекламируются по телику? «От Парижа до Находки “Омса” – лучшие колготки!» Что-то мне подсказывает, мои любимые, плотные и недорогие (Тушинской чулочной фабрики), которые я в холодную пору ношу под брюки, не прокатят. Итак, «Омса». Две пары. Разорение, конечно, но вдруг в дороге порвутся? Я ж совсем не умею носить их… наружу… ну, без брюк и джинсов.

Еще важно не забыть пижаму. Не ношенную. Точнее, не заспанную. Чтоб не стыдно было. Ночью. Да и вообще.

Моя практичная подруга Инесса подарила мне на день рождения синенькую хлопковую пижамку, всю в бабочках, с атласными воротничком и пуговичками. Я ее пока даже не распечатывала, берегла. Как правильно! Теперь она вполне сгодится для незнакомого спального места.

Кстати, маникюр обязательно надо успеть сделать. А то, чего доброго, напугаю человека. Папа мне всегда говорил: «Девочка должна следить за своими руками. Посмотри, какие ручки у мамы с Лизой ухоженные! А твои – в вечных заусенцах, ногти неровные, разве так можно?» Он еще про цыпки забыл добавить тогда. Круглый год руки мои были шершавыми, в розовых цыпках. В детстве мама мазала мне их на ночь кремом «Детский», который я ненавидела, потому что он образовывал жирную плотную пленку на тыльной стороне руки и долго-долго не впитывался в кожу, продолжая блестеть и невкусно пахнуть. Тогда я, теряя терпение, потихонечку вытирала его о простыню. За это мне тоже влетало, но после, когда обнаруживались желтые несмываемые разводы на белье…

…В полшестого утра раздался телефонный звонок. Я уже приняла душ и, нервно жуя кусочек булки, варила в турке кофе. Полагая, что звонит Грегори, быстро схватила трубку. Грубый мужской голос, не стесняясь в выражениях, предложил вступить с ним в интимную связь.

– Кто это, кто?! – шокированно воскликнула я.

– Какая тебе разница? – Голос мерзко хмыкнул.

Я швырнула трубку, схватила сигарету и судорожно вдохнула в себя едкий дым. Кофе убежал, залив плиту. Кому понадобилось меня разыгрывать перед полетом? Дурацкая шутка. Нехороший какой-то знак. На пороге новой жизни! И кофе убежал…

Через минуту телефон зазвонил вновь.

– Да! – рявкнула я, готовясь услышать что-то гадкое.

– Алечка, милая, доброе утро.

– Гришенька, как хорошо, что это ты!

– Конечно, это я, что случилось? – В его голосе зазвучала тревога.

– Все в порядке, кто-то просто ошибся номером.

– Что сказал этот кто-то? – напрягся Грегори.

Ни за что не стану пересказывать, что именно услышала от телефонного маньяка!

– Я сразу же повесила трубку.

– Правильно сделала. Ты готова?

– Готова.

– Ну хорошо. Уже скоро мы увидимся. Совсем скоро. Ты сразу меня узнаешь: я буду в белой рубашке, с цветами. Жду тебя с нетерпением, милая Алечка. Ни о чем не волнуйся.

Огромный «Боинг» был до отказа заполнен случайными и неслучайными людьми, в основном, как я поняла, американцами. Хотя были и русские. Со мной, к примеру, посадили светловолосого, хорошо одетого молодого человека. Обращаясь, он заглядывал в глаза, был разговорчив и многозначительно доброжелателен. То есть активно оказывал знаки внимания.

– Кажется, мне повезло с попутчицей! Как вас зовут?

– Александра.

– Очень приятно, Александра. Меня – Олег.

Через пару часов непринужденной болтовни и после того, как усвоились спиртные напитки, Олег поинтересовался вполне индифферентно:

– Куда летим?

Он так последовательно и деликатно изображал заинтересованность, что я чуть было не потеряла остатки бдительности.

– В Нью-Йорк.

– Бруклин? – небрежно спросил он.

– Манхэттен! – обиделась я.

– О, девушка из Манхэттена! – Глаз одобрительно засветился. – Где собираетесь остановиться? В отеле? У знакомых?

Тут же пожалела, что раскололась. Вспомнила про бдительность и быстро-быстро направилась в туалет.

– Осторожно, Саша, скоро будет зона турбулентности, – предостерег Олег.

– Спасибо, я успею.

Рядом с ним я словно бы уже приблизилась к этой самой зоне и потому решила, что в туалете почувствую себя в большей безопасности. Во всяком случае, там никто не станет задавать мне провокационные вопросы!

Вопросы там, разумеется, не задавались, но что такое турбулентность, я запомнила на всю оставшуюся жизнь. Минут десять меня швыряло из стороны в сторону, пока я не сообразила, закрыв крышку унитаза, шлепнуться сверху и, упершись ногами в дверь, а растопыренными руками в стенки, пережить оставшуюся двадцатиминутную тряску. Хорошо еще, что я не страдаю клаустрофобией!

– Я же вас предупреждал! – только и сказал Олег, сочувственно покачав головой, когда я на кривых от дрожи ногах подвалила, шатаясь, к своему креслу. Некоторое время он меня ни о чем не расспрашивал – давал возможность прийти в себя.

Закрыла глаза и попыталась уснуть. Девять часов полета – не шутка.

Интересно, а какой Грегори на самом деле? И как я его узнаю? Воображение рисовало крупного широкоплечего мужчину, с орлиным профилем и открытым взглядом. Слегка лысоватого мужчину (как выяснилось), но от этого не менее интересного. Орлиный профиль и лысина, хм, это должно выглядеть пикантно.

Самолет приземлился вовремя. Улыбчивые стюарды радостно прощались с нами.

– Так где мы с вами увидимся, Саша? – спросил Олег, помогая мне спуститься с трапа. – На Манхэттене? Или в Москве, за чашечкой кофе?

Надо же, какой настырный тип. Когда в середине нашего долгого перелета он снова попытался выяснить, куда и к кому я все-таки лечу, мне удалось ловко сменить тему. Я захихикала как дурочка и, открыв бортовой журнал на странице с изображением роскошного московского отеля «Балчуг-Кемпински», похвасталась, что там периодически бываю. Что делаю? Ну как… Встречи, переговоры за чашечкой хорошего кофе в лобби-баре. Мне казалось, что, пуская пыль в глаза, я увожу своего дотошного собеседника от нежелательной темы. А он за это и зацепился.

– Так что, Саша, до встречи в «Балчуге»? Уж там-то точно смогу вас найти, не так ли?

– Да-да, – торопливо пробормотала я, – именно там и встретимся! До свидания, Олег, всего наилучшего! – и попыталась поскорее от него оторваться.

Это стало возможным лишь после прохождения всех досмотров и контролей, когда впереди возникло два коридора. В один покорной гурьбой двинулись все пассажиры, другой же оставался пустующим.

С детства ненавидя толпу, я предпочитала шагать по свободной, пусть даже не всегда проторенной дороге. И потому, не задумываясь, лихо свернула в левый, абсолютно пустой коридор. Пробежала по нему до конца и вышла неизвестно где. Встала. Одна-одинешенька. Куда делись все пассажиры, я не поняла. Оравы встречающих не наблюдалось. Люди в униформе сновали взад и вперед, не обращая на меня никакого внимания.

– Простите, – обратилась я по-английски к негритянке, толкающей впереди себя грузовую тележку, – а где это я?

Она взглянула на меня как на полоумную, но ответила:

– Ты в аэропорту имени Джона Кеннеди!

– Понимаю. А где все люди… ну, которые прилетели со мной и те, которые их ждут? – С непривычки я с трудом строила фразы по-английски.

Она недоуменно пожала плечами и покатила себя с тележкой дальше.

Я поняла, что заблудилась. Непереносимость толпы сработала мне во вред. Неизвестно, сколько металась я взад и вперед в поиске выхода из ситуации и нужного решения. На счастье, оно (решение) вышло прямо на меня – в лице стюардов из нашего самолета. Я бросилась к ним, как к родным.

– Вы меня помните?! – ликующе накинулась я на симпатягу Джона, на протяжении полета весело предлагавшего нам все, что предусматривал сервис: еду, напитки, подушку, одноразовое одеяло, очки для сна, снова напитки…

– Да, и чем могу помочь? – устало спросил Джон без всякого энтузиазма. Рабочий день был окончен, я уже не являлась его клиенткой, которой необходимо угождать.

– Джон, я, кажется, заблудилась.

– Ну, и? – Он, не останавливаясь, торопился к выходу.

– Я не знаю, где меня встречают…

– Простите, не понимаю, чем могу быть полезен.

И тут меня осенило.

Я ринулась туда, откуда стюарды только что вышли. Пробежала довольно приличное расстояние, пока не натолкнулась на идущих мне навстречу пассажиров. После этого резко развернулась, и – о чудо! Увидела выход из своего тупикового положения. Он был, оказывается, совсем с другой стороны.

В небольшом «загончике» для встречающих находился лишь один человек. Невысокий, сухощавый. В начавшей терять свежесть белой рубашке, с букетом поникших бордовых роз в руке. Он метался из одного угла в другой и совершенно не напоминал Грегори. Каким я его себе рисовала. Огляделась вокруг, с надеждой. Никого, похожего на Стила, не обнаружила. Присмотрелась к мечущемуся человеку. Он остановился, заметив мое продолжительное и пристальное внимание. Сосредоточенно взглянув на меня, с нескрываемым удивлением произнес по-русски:

– Ты?

Мне почему-то захотелось крикнуть: «Нет! Это не я!»

Лизка, гадюка, противная змеюка! Так отомстить за то, что я за ней в детстве шпионила! Или за то, что летом подкладывала в ее постель гусениц и паучков, зная, как она от них трясется…

Но это ж было в прошлой, детской жизни! Что же мне делать с этой? Сегодня, сейчас? В аэропорту крупнейшего города Соединенных Штатов Америки? Что ответить человеку, к которому я летела целый день через океан на парусах любви? С замурованными глазами?

Дура ненормальная, авантюристка, ну кому доверилась?! Сестра подшутить решила, а ты возомнила о себе…

– Грегори? – на всякий случай осторожно поинтересовалась я.

– Да! – Он ловко перемахнул через ограничительную планку, разъединяющую нас. – Ну вот, здравствуй, Саша. Это тебе, – вручает букет загрустивших роз. – Я жду больше часа! Не знал, что думать. Тебя задержали?

– Я… как сказать… вышла не туда, случайно. – Мои ноги подкашивались. Мне ужасно захотелось вернуться «не туда».

– Подожди, я отпустил машину, сейчас вызову другую.

Пока он звонит по телефону, я потихонечку приглядываюсь к нему и лихорадочно размышляю. Что делать? Куда бежать? К кому я прилетела? Он совсем не тот! Не тот. Не такой, каким я себе воображала, в кого была по уши влюблена! Как это могло случиться? Я просто оказалась под влиянием магии голоса. Или опять себе что-то нафантазировала? Может быть, мне извиниться и вернуться домой? Сразу же, не выходя из аэропорта? Нет, неудобно. Человек оплатил билеты, дорогущие билеты, мне и не снилось, какие дорогущие. Вот, он что-то говорит по телефону и тоже искоса поглядывает на меня с явным недоумением. Я ему тоже не нравлюсь!

Ну, сестра, зараза! Как же меня подставила!

– Ты когда-нибудь ездила на лимузине, Саша?

– А? Что? Нет!

– Я так и думал. Сейчас поедем.

Белый лимузин причаливает к нашему берегу. Наверное, предполагается, что это должно меня потрясти. Потрясенной я себя не чувствую. Продолжаю нервно прикидывать, как бы потактичнее повернуть все вспять. Водитель в красивой форме и фуражке с козырьком распахивает передо мной дверь:

– Welcome, madam!

Так ко мне ни разу в жизни еще никто не обращался! И двери авто так вот услужливо не распахивали! Впрочем, приятно почувствовать себя на минутку этакой мэдэм. С какой ноги следует забираться туда? Или можно просто запрыгнуть? Кое-как погружаюсь, устраиваюсь на заднем сиденье и с наслаждением вытягиваю конечности.

Грегори внимательно смотрит на них. Я забыла переобуться, вот остолопка! Собиралась же сразу после самолета это сделать. Разнервничалась, понимаешь ли, когда выход потеряла, какое уж там переобувание? Поджимаю под себя любимые полусапожки с лопнутой пяткой. Пытаюсь заткнуть их поглубже, чтоб не было видно изъяна.

– Ну вот, это и есть ваш Нью-Йорк? – переключаю внимание Грегори. Вид за окном, прямо скажем, не слишком привлекательный. Все какое-то мрачное, однообразное, каменное – совсем неинтересное.

– Да, дорогая моя, это и есть Нью-Йорк, добро пожаловать! – Он словно бы и не замечает напряжения. Властным жестом берет мою руку и накрывает сверху ладонью. Ладонь прохладная, чужая. Мне не нужны его нежности. Это меня отвлекает. Нужно придумать, как вежливее слинять.

– До чего же у тебя сухонькие ручки! Наверное, приходится много работать по дому?

Выдергиваю руку и прячу ее под себя.

– Зачем вы это мне говорите? – Я резко перехожу на «вы».

Его живые, пытливые глаза вдруг становятся холодными.

– Я должен был предвидеть, что фото не дает полного представления о человеке, – холодно замечает он.

– И… что? – вопрошаю я.

– Видишь ли, я воображал тебя несколько иначе, – констатирует Грегори.

– Представь себе, аналогично, – горячусь я. – И город Нью-Йорк, твой любимый, никакого впечатления на меня не производит, и этот лимузин, и… вообще!

Откатываюсь к противоположному окну, сжимаюсь в комок и замираю.

Правильно, что я не стала переобуваться! Так ему и надо! Почему я должна все время подстраиваться под чужие стандарты и представления? И что такого в этом Стиле необыкновенного, от чего мне следовало с ходу офонареть и почувствовать себя осчастливленной? Он совсем мне не понравился, совсем-совсем!

– Моя хорошая девочка, иди ко мне, – слышу я спустя минуту красивый бархатистый голос, в который за прошедший месяц ухитрилась влюбиться, – милая моя… ну, давай же, придвигайся сюда, ко мне, Алечка…

Непроизвольно поворачиваюсь и тянусь на этот ласковый призывный напев, словно крыса, загипнотизированная волшебным звуком блок-флейты гамельнского крысолова.

– Ты просто устала, девочка. – Меня медленно привлекают к себе и заключают в объятия. – Предполетное напряжение, непривычно-долгий перелет, незнакомый город, полная неизвестность, так ведь?

Я согласно киваю.

– А еще какой-то чужой дядька со зловредной иронией, так?

Киваю вновь.

– Так, так, да не так. – Меня нежно гладят по плечу. – Ты, Алечка, успокойся, все объяснимо. Ничего не бойся. Это я, тот самый Гриша, которого ты успела полюбить! Тот, который ни за что тебя не обидит.

Чувствую, еще немного и – расплачусь.

– Ты представляла меня иначе? Я тоже. Но к внешности можно привыкнуть, когда есть общие цели, взаимопонимание и глубина чувств, а у нас всё это случилось еще до встречи. Взгляни на него, – он кивает в сторону водителя в фуражке, периодически подглядывающего за нами в зеркало заднего вида, – вот он почти не слышит нас и не понимает языка, но главное, даже не догадывается, что мы с тобой всего-то час назад впервые увиделись, разве не забавно?

Забавно, пожалуй. Еще забавнее то, что нахожусь в объятиях малознакомого мужчины, который везет меня к себе домой, а я не знаю, как к этому относиться. Когда он вкрадчиво комментирует мне происходящее между нами, я становлюсь безвольной и готова подчиниться безропотно. Потому что вижу: он честен со мной и желает мне добра. А этим далеко не все могут похвастаться.

– Дома нас с нетерпением ждут мои дети, – продолжает он. – Девочки рвались в аэропорт, но я решил, что должен встретить тебя самостоятельно.

Так. Значит, мне с ходу предстоит пройти еще один тест. На его дочек.

Мы подъехали к многоэтажному зданию, прошли по мягкому ковру мимо вежливо приветствовавшего нас швейцара и поднялись в стремительном зеркальном лифте на тридцатый этаж.

– Вики, Ники, познакомьтесь, это – Алекс, – оживленно сообщает Грегори двум любопытным мордашкам, открывшим дверь. – Я ее наконец-то материализовал!

– Hi, Alex! – Виктория и Вероника оказались абсолютно разными, друг на друга не похожими девочками тринадцати и четырнадцати лет от роду. Старшая метнула на меня стремительный оценивающий взгляд сверху вниз, остановив его на разнесчастных полусапожках, а младшая бросилась помогать: схватила мою сумку, пиджак повесила на плечики.

– Так, дети, дадим нашей гостье передохнуть и пойдем обедать. Вы решили, куда мы поведем Алекс?

– Doorbar или Breezin…

– Вы так думаете? – Грегори взглянул на них озадаченно.

– Мы давно там не были. – Девочки не сводят глаз с моей обуви.

– Алечка, а ты какую кухню предпочитаешь: карибскую или индийскую?

Мне, собственно, все равно. Хочется поскорее принять душ, переодеться и главное – переобуться! Кажется, Грегори это понял и провел меня в спальню. Высокая кровать на массивных деревянных столбах-ножках и со спинкой из ажурной ковки занимает всю комнату. Кроме нее и двух прикроватных тумбочек, в спальне ничего нет. На тумбочке стоит ваза с такими же бордовыми розами, какие он вручил мне в аэропорту, только упругими, и картонная коробка с одноразовыми платочками. На противоположной тумбочке вижу другую упаковку салфеток и мою фотографию в металлической рамке. Ту самую, вероятно, которая ему приглянулась с первого взгляда.

– Может быть, ты ее уберешь или куда-нибудь переставишь? – прошу, смущаясь.

– Ни за что! – хитро улыбается Грегори. – С этой женщиной, – он кивает на фото, – у нас особые отношения. Пусть себе стоит на привычном месте.

– Но… я же здесь, живая, – пытаюсь отшутиться я.

Хотя последнее довольно сомнительно после перелета через океан и стресса в аэропорту!

– Располагайся и отдыхай. В ванной комнате ты найдешь все необходимое. Но если что-то будет непонятно, позови меня.

Звать его не пришлось. Он сам довольно бесцеремонно зашел в ванную, правда, до того, как я полностью разоблачилась.

– Я решил показать, чем тут можно воспользоваться, чтоб ты не запуталась. – И, не дожидаясь моего согласия, провел краткий экскурс: – Рекомендую этот шампунь, качественный, американский, а это – гель для душа, ты только не перепутай с шампунем. Им можно намыливать тело вместо мыла. Очень удобно! Пожалуйста, скраб для лица, а вот – для ног. Видишь, написано: foot scrub. Твое полотенце – желтое, если нужно другое, дополнительное – скажи, не стесняйся. В этом боксе находятся косметические салфетки для лица. Использованные салфетки бросаешь в мусорную корзину. Вот, новая зубная щетка, паста, отличный ополаскиватель, его имеет смысл слегка разбавить в стакане, ну, а дальше ты разберешься.

Спасибо и на том. На память пришел детский стишок:

 
Вот это – стул, на нем сидят.
Вот это – стол, за ним едят…
 

Хорошо еще, что он не стал объяснять, с какой стороны следует намыливать тело, какими движениями – круговыми или продольными – смывать с него гель. А еще, для наглядности, вполне мог бы продемонстрировать, как вернее смывать мыльную пену с волос и выполаскивать полость рта! Неужели он искренне полагает, что в моей деревне под названием Москва до сих пор нет в продаже ополаскивателей, скрабов или гелей для душа?

За обедом в ресторане девочки щебетали, не давая вставить слово. По-русски они говорили с сильным акцентом и забавно перемешивали английские слова с русскими.

Я не могла заставить себя получить удовольствие от остро-пряной индийской кухни. Оттого что не спала уже больше суток, происходящее все больше напоминало мне необычный сон, в который меня занесло неведомо как.

– Вы в курсе, Alex, что попали в семью тиранов? – неожиданно спросила старшая, Виктория.

– Вики! – неодобрительно одернула ее младшенькая Вероника.

А это новость! Попала так попала!

– Да-да, вы должны это знать, Alex.

– Вот как, Вика, стало быть, ты тиран?

– Конечно! – и тут же подтвердила это, повелительным жестом подозвав официанта:

– Сэр, ну-ка заверните нам с собой все, что мы не доели. Вот это и это в отдельную коробку, а это в пленку. И соусы не забудьте.

Убедительно. Даже я бы так не смогла, точнее, постеснялась бы. До нас подобная практика пока не дошла или, точнее, не стала популярной: заворачивать с собой все недоеденное. Даже если оно и очень вкусное.

Мы вернулись из ресторана, когда на моих московских часах отобразилось четыре утра. В Нью-Йорке же был светлый апрельский вечер, до ночи далеко, и потому никто не собирался меня отпускать.

«Следует испить до дна эту чашу», – подумалось горестно. Законы гостеприимства необходимо соблюдать, так учили нас в семье.

С девочками мы расстались на выходе из ресторана. Они вежливо помахали мне рукой и, обнявшись, пошли к себе домой, шушукаясь по дороге. Наверное, обсуждая меня. Жили они неподалеку, в пределах «одного блока», выражаясь местным языком.

– Моя дорогая Алечка, – ласково заговорил Грегори, – наконец-то мы остались одни…

Я похолодела. Надо срочно что-то придумать. Какую-нибудь вескую причину измыслить или быстро сочинить легенду, почему я не хочу… нет, это невежливо… Лучше так: почему не могу остаться с ним совсем-совсем наедине.

– Скажи мне, дорогая Алечка, – продолжил Грегори, не замечая исказившей мое лицо мучительной гримасы думанья, – как бы ты хотела провести остаток вечера?

– А… какие есть варианты? – чужим, дребезжащим голоском спросила я.

– Ну, во-первых, мы можем вернуться домой…

– А во-вторых? – Я так быстро перебила его, что вызвала косую усмешку.

– Во-вторых, если у тебя остались силы, мы продолжим наше «знакомство» в одном милом ресторанчике с фонариками, внутри Центрального парка. Сводить тебя туда порекомендовала, кстати, твоя сестра.

– О, это просто замечательная мысль, – радостно вцепилась я в предложенный вариант отсрочки. – Обожаю фонарики. С детства. Тем более раз Лизка советует, ведь так?

– Тебе виднее, – задумчиво изрек он, – и тебе решать, up to you.

К пяти утра (по московскому времени) Грегори привез меня и вправду в очень красивое место под названием Tavern on the Green. Играла живая музыка элегантно и ненавязчиво. Обещанные разноцветные фонарики сказочно светились в саду.

– Что вы будете пить? – склонившись надо мной, учтиво поинтересовался официант.

– Шампанское, – не задумываясь, ответила я. Необходимо, наконец, расслабиться. В столь роскошном антураже шампанское исключительно уместно.

– И мне, пожалуйста, так же, как даме, – сказал Грегори.

Я сделала первый глоток: славно! Потом еще один, еще… мне совсем похорошело.

– Вы не хотели бы повторить, мадам? – склоненный официант был тут как тут.

– Да, спасибо! – Я и не заметила, как выдула целый бокал! В три глотка! Но зато впервые за сутки пришло раскрепощение. И Григорий, сидящий рядом, увиделся мне вдруг вполне себе симпатичным мужчиной: высокий лоб, умные голубые глаза, ухоженные руки, приятный парфюм. Такой свежий аромат с древесными нотками.

– Алечка, – произнес он своим чарующим голосом, – чего бы тебе хотелось еще?

– Знаешь что, – я слегка замялась, – только не удивляйся, ладно? – и, прикрыв глаза, попросила: – Пожалуйста, поговори вот так… когда я слушаю твой голос с закрытыми глазами, то начинаю тебя постепенно узнавать.

Он с пониманием отнесся к просьбе. Взял мою руку, положил ее между своими ладонями и, поглаживая, стал приговаривать:

– Ну вот, моя милая Алечка, ты наконец-то рядом. Я так мечтал о встрече, что пока не до конца верю в ее материализацию. Видишь, как быстро всё произошло. Конечно, ты не узнала меня поначалу, ну и я, признаться, тоже. Но теперь, когда мы так близко, нам уже вряд ли что-то может помешать.

Я слушала его, не видя лица. Это говорил он – Мой Грегори, Гриша, Гришенька. Да, это был голос, который я так полюбила, эти особые интонации, приводящие меня в состояние отрады и умиротворения. Мне не хотелось открывать глаза, чтоб увидеть не того, кого я себе напридумывала, нарисовала под звуки голоса, а совсем другого, незнакомого, реального.

– Пойдем потанцуем. – Он встал и, не выпуская моей руки, потянул за собой.

Я послушно поддалась и пошла за ним. В голове шумело. Происходящее все больше казалось мне ирреальным. Эти столики, фонарики, американоговорящие официанты, швейцары, таксисты… весь этот Нью-Йорк. Вдохновенно импровизируя, исполняла блюз чернокожая певица. Ее низкий голос звучал страстно и причудливо. Всё вокруг словно бы светилось, переливалось, покачивалось. Мы медленно двигались под музыку, обнявшись. Или, скорее, так: меня мягко обнимали под музыку. Сквозь смуту начала догадываться, что таким образом Грегори приучает меня к себе. Точнее сказать, приручает. Что же, пусть приручает, так и быть. Так тому и быть. Попробую приручиться поскорее. Только очень хочется спать.