Текст книги "Явление Галактиона. Рассказы, автофикшн"

Винторогий козел в это время преспокойненько сидя на природе, помахивал носком ноги, закинутой на другую его ногу в ощущении беззаботности и даже мелкого позорного счастья. Для него не существовало проблем, и он не знал и не желал знать ничего ни о Кнутиковой, ни о ее дочери, ни о каких проблемах. Он просто выключил, как чайник из розетки, свою бывшую жертву, ловко окрутил вокруг пальца бедную женщину. Финтокрутов не мог стерпеть того, что Кнутикова вышла замуж и дала ему отставку, да еще и оказалась счастливой к моменту его осведомленности в ее жизни через соседей. И не только через соседей. Нашлись охотники за развалом чужого счастья, они ловко и охотно помогли Финтокрутову. Самой отважной помощницей подлеца стала… подруга Оля, которой Кнутикова рассказывала всё о своей жизни, делилась и горем и радостью, и подарками любимого супруга, а Ольга советы давала против единого пространства с мужем, выковыривала из Кнутиковоц все подробности и плела интриги, – развлекалась и пользовалась простотой подруги. А когда Миша узнал от Ольги об измене – предала во второй раз Кнутикову: явилась к ее мужу на работу и поведала ему историю падения Кнутиковой в ее глазах и надежно уронила подругу в глазах ее мужа еще раз, – так наверняка он переключит свое внимание на нее. Миша был ошарашен. Значит, догадки оказались не случайны, значит, не мерещился ему от жены запах чужого мужика, тошнотворный, запоминающийся. Стал Михаил пить, а подруга жены Оля активно ему помогала в растрачивании заработанных денег. Оля мстила подруге за то, о чем Кнутикова не знала.

Однажды, когда они вместе учились после школы в техникуме, Кнутикова позвала Олю в гости к ее родственнице, живущей в большом городе, гораздо большим, чем их родной город. Поехали подруги вместе и поселились у родственников Кнутиковой. Дело было в каникулы, и девушки ездили в центральный парк на прогулки. Однажды возвращаясь в дом родственников после прогулки, Оля заметила двух парней и решила подгулять с ними, а подруга не хотела. Резкий отказ Кнутиковой познакомиться с парнями возмутил Ольгу, и она пошла на хитрость. Оля видела, что парни стали спускаться по лестнице за ними в метро, и решила отбиться от подруги. Кнутикова шагнула на эскалатор в метро, и стала подниматься кверху, чтобы пересесть на электричку. Она и не подразумевала, что Оля может вот так отбиться и пойти с незнакомыми парнями гулять по огромному городу. Когда Кнутикова обернулась, чтобы успокоить подругу, что она еще познакомится с хорошим парнем, но в их городе, Оли не оказалось рядом. Кругом обступал народ, и невозможно было протиснуться, надо было четко идти вперед, а то затопчут. Кнутикова беспомощно покрутила головой, продвигаясь к электричке, движимая инстинктом самосохранения в толпе, двинувшей к открытым дверям.

Оля же начала знакомиться с парнями, они вышли на улицу и завязался разговор.

– Вы откуда приехали?

– Я с Карпат, – соврала Оля, потому что Кнутикова еще дома рассказывала ей, что переписывается с подругой детства, которая живет в Карпатах с семьей, у нее папа военный.

– А мы местные! – тоже соврали парни. – Пойдем в кафе!

В тесноте кафе звучала музыка, наливали кофе с ликером, и Оля быстро захмелела. Сама не поняла, как она очутилась в объятьях одного из парней, и ей страстно захотелось пойти на поводу у страсти. Она чувствовала себя самкой, собакой, бегущей по следам на зимнем снегу. В квартире, куда она приехала с парнями, не было уютно, но хотелось оказаться на плоскости. Парни еще поддали горячительного, и что было дальше, Оля вспоминала в показаниях перед следователем в полиции. Парни изнасиловали ее и скрылись, а девушка очнулась на скамейке в скверике, и не помнила даже дома, в котором была вместе с этими негодяями. Плакала, клялась, что не хотела бросать Кнутикову, чтобы та волновалась за нее всю ночь. Оля появилась в квартире родственников Кнутиковой только к вечеру следующего дня. Всю ночь Ольгу усердно искала полиция, беспокоилась подруга и ее родственники подняли на ноги полицию всех районов города. Несколько раз Кнутикова повторяла полицейским всё, что помнит об Оле, ее голос, походку. Не было совместной фотографии, но оказалась кофта, сильно пахнущая потом Ольги. Эту кофту дали понюхать служебной собаке.

Полицейские с собакой нашли девушку днем в скверике на окраине города, пьяную до умопомрачения и очень неопрятно одетую. Денег при себе у Оли не оказалось, хотя когда они с Кнутиковой собирались гулять в парк, почти все деньги она взяла с собой, потому что после парка они хотели пойти в магазин одежды покупать наряды.

Это было начало беды, приключившейся с Олей, и за что она мстила теперь Кнутиковой. Через месяц выяснилось, что Ольга беременна, и разбирательства с матерью Ольги пришлись на долю родителей Кнутиковой.

Вот так: не знаешь, где соломки подстелить, чтобы мягче было падать! Эра абсурда закручивает пути людей, свивая их и перехлестывая, как заблагорассудится.

Северный деловитый океан

Я сильно пожалела о том, что подошла и раскрыла рот в миг, когда произнесла первую фразу. Это оказался не тот человек и не с теми намерениями, которые были необходимы мне, чтобы ощущать комфорт общения. Когда он заговорил, передо мной будто провалился пол, и отворилась преисподняя. С каждым произнесенным им словом уплывали надежды и приходило страшное разочарование и отчаяние. Это был сам демон во власти своего упоения силой и властью. Видала я начальников, но этот не шел ни в какие рамки самых суперавангардных картин, так что смыслы и символы выходили на поверхность самой рамы и утекали в бесконечность. Это само совершенство отрицания и отнимания. Это челюсти в готовности к схватке.

«Бешенством что ли в детстве переболел после укуса собакой?», – подумала я. И в мыслях ответила на свой вопрос: «Надо было забыть о мысли говорить с ним».

Увесистая челюсть клацала о воздух, разбивая его на осколки. После первых звуков из его пасти расхотелось говорить, жить, спать, ощущать воздух, небо и землю. Мрак преисподней губил цветы в горшках на подоконниках. Зашатался пол, и рухнула душа в пятки. Где – то рядом тонко дрожало стекло в готовности обрушиться нам на головы. Ему – то что…, а мне… Я и так ранена его ледовитостью. Я так и назвала его про себя: Северный деловитый океан.

Самая лучшая мама

Самая лучшая мама – которая плачет, молча. Что сетовать о жизни и печалиться о несбыточных мечтаниях?! Не исправить страну и ее правителей, – это абсурд. Человеческая великомысленная песчинка смешивается с грязью, и любой искатель приключений растопчет ее и унесет на своих подошвах в еще больший абсурд.

Высшая энергия страданий острее в ее неразгласимости, когда внутри организма концентрируются силы противостояния.

Полёт

Мы летели вместе по бескрайнему небу в страну восторга. Крылья синхронно двигались, обнимая всё пространство мира: воздух, бесконечный океан, солнце, медленно движущееся к земле и дарящее краски неизбывного счастья.

Мне казалось, что мы стали едины, оттого что ветер, несший нас в одну сторону, имел кольцевую траекторию: продувая мои легкие, выходил из твоих – и обратно.

Разве не может быть тебя?

Разве это просто я?

Или ты, как мысль о тебе, выпал из меня бусиной при падении?

Однажды я так сильно упала, покидая высокую ванну, что летя на кафель пола, эти несколько секунд, я внутренне собралась получить сильный удар и даже переломы костей, но почувствовав холод кафеля и запах пола, сразу резко встала, и оказалось, что на мне нет ни единой ссадины. Это ты уберег меня, но умер сам изнутри от удара.

Как к Вам подойти? – услышала я на фестивале.

Люди, как в стекло бьются, но не могут ко мне подойти.

Мы летим высоко над океаном, и ветер помогает нашим раскрытым крыльям.

Как мы будем жить с таким разным градусом внутреннего накала? Нас гармонизируют воздух, ветер, вода и земля, – четыре стихии. Но вне контекста стихий мы – гремучая смесь огня и лавы. А когда шар нашего единения уже не воздухоплавательный путь, и единство шара катится вниз по горе, то каждый из нас ждет крыльев, которые внезапно раскроются, с парашютным надежным балансом.

В одном пекле

Пророк Идрис был Богом всех портных в исламской культуре

Моя прабабушка была знаменитая швея. Она шила платья, была всегда востребована в своем искусстве. Ее муж Александр Андреевич Шепелев умер до Великой Отечественной войны. Детей у них было шестеро, и шитье стало единственной возможностью получить пищу. Прабабушку звали Евдокия Николаевна, она была дочерью Веры и ее мужа Петра Андреевича Аликина, от Веры и Петра родились семеро детей, трое из которых умерли маленькими. У Евдокии и Александра выжили четверо: моя бабушка Анна и две ее сестры Мария и Таисья, а сын Николай маленьким выжил, но погиб во время войны.

Моя бабушка Анна Александровна, младшая из сестер, победила своей самоотверженностью, в тяжелые военные годы вырастила дочь без мужа и работала администратором операционных процессов электронно – вычислительной машины в 60—е годы. Мама родилась в Горьком, во время эвакуации, и вся большая семья навсегда осталась в городе Горьком. Бабушке моей при эвакуации пришлось особенно трудно, потому что ехала она в город будучи на седьмом месяце беременности. В машине ее растрясло, дорога была неровной, а после прыжка с машины, когда приехали, у бабушки начались схватки и срочные роды. С грудничком семье срочно дали барак. Тогда, в марте 1941 года, люди были рады просто крыше над головой.

День рождения моей мамы приходится на 24 марта 1941 года. Перед войной питание было не ахти какое, вымирали целыми деревнями, оттого и уезжали, кто мог, в город. Судьба не переборщила своим благоволением, но все же оставила семимесячной Дине жизнь. Ухаживали за ребенком все по очереди, трудовые будни сменялись радостной заботой о малышке. Дети, рожденные в голодные годы, в тяжелое предвоенное и военное время, не все выживали, смертность была высокой, а многие из выживших военных детей начинали ходить ножками только к трем годам из – за слабости в теле. К таким детям относилась и моя мама. Молоко у голодной матери тоже голодное было, не приносило насыщения младенцу, и он плакал день и ночь. Молодые матери старались устроиться на работу, чтобы прокормиться самим и дать выжить ребенку. Младенцев кормили в такое трудное время хлебом, смоченным водой, этот хлеб заворачивали в марлю, и грудничок сосал влажный хлебушек весь день в сырых пеленках, когда все взрослые были на работе. Выживет ребенок или нет – как судьба решит. Молились и работали, а приходя домой, находили марлю пустой, – весь хлеб уже был употреблен. Крепкие челюсти голодных новорожденных цепко держались за крошку жизни.

Образование в то время не отличалось энциклопедическим подбором учителей, дети учились не столько предметам, сколько выживанию. Из всех ярких воспоминаний детства маме четко врезался в память голод. В отроческом возрасте ее рекомендовали в балетную студию для усиления активности и лучшего физического развития, ведь ходить она стала только к трем годам, как многие в те годы выжившие военные дети, – голодных малышей мотало от слабости. Мама танцевала, но балет не стал основным делом ее жизни. Дядя Ваня, муж тети Марии, устроил маму работать на автозавод кладовщицей, – выдавать инструменты рабочим, – он сам после войны на ГАЗе работал мастером до пенсии. И всю свою жизнь мама проработала на заводе – гиганте, повышая свой интеллектуальный уровень, насколько могла: окончила автомеханический техникум, и когда я родилась, мама уже работала технологом на ГАЗе.

А до балетной студии и мирного времени была война, как тьма народов, и эта тьма стала их судьбой на пять страшных лет горя и смертей.

Тетя Тася перед войной хотела уехать на Дальний Восток, тогда среди молодежи ходило поветрие – достигать успехов подальше от родного дома, добиваться всего самостоятельно. Но судьба привела ее в Харьков, здесь и застала война. Таисья Александровна работала в райкоме комсомола, занималась документацией. Когда началась война, всем работникам Харьковского райкома комсомола объявили об эвакуации и заставили быстро собираться. По дороге к вокзалу оперативно исчезло райкомовское начальство, – кто – то видел, как секретарей райкома сажали в отдельные машины и прямо от райкома эти машины испарились в неизвестном направлении. В вагоне поезда, идущего в немецкий концлагерь, оказались только служащие.

Таисьи Александровны сейчас уже нет в живых. Она долго лежала парализованная, но при памяти, и даже однажды позвонила, повторив свою просьбу написать о варварстве фашизма.

После освобождения из концлагеря, в Польше, куда вывезли на откармливание бывших военнопленных, после восстановления сил и здоровья, тетя Тася работала на хлебопекарне и там, в Польше, познакомилась с дядей Кузьмой, за которого вышла замуж. Уже на родине у дяди Кузьмы и тети Таси родились еще двое детей: сын Слава стал полковником, рос по службе, воевал в горячих точках.

Дядя Кузьма тоже был узником концлагеря, и в Польше оказался по той же причине, что и тетя Тася, – был едва живой, и его тоже привезли на откармливание. У дяди Кузьмы во время войны фашисты варварски сожгли заживо запертую в их избе всю его семью: 30—летнюю жену и двух маленьких детей.

Из советского школьного прошлого я помню, как прививали почтение к старшим. В школе №6, где я училась, директор Николай Александрович Ашин рассказывал нам на открытом уроке, приехав из Японии. Ашин ставил в пример ученикам тот факт, что в Стране Восходящего Солнца молодые граждане склоняли головы даже на улице перед седым человеком, и готовы были его слушать, столько, сколько он говорит. Словами, изреченными седыми людьми, дорожили. Трагедия Хиросимы и Нагасаки врезалась в память всем людям мира, и все понимали, почему молодежь Японии так уважает выживших после трагедии ядерного взрыва людей старшего поколения. Уже после перестройки стали известны факты беспомощности человечества перед ядерной войной: после взрыва те люди, кто был в зоне поражения, разлагались на глазах, тела становились жидкими, и кожа капала с костей, даже с еще живых и ходящих по улицам умирающих японцев. Вот, каковы последствия ядерного взрыва. Мы обязаны отстоять мир и победить, чтобы с нас не капала наша кожа.

Дядя Кузьма во время войны был старшиной автороты, участвовал в освобождении Германии от фашизма. В Польше, куда ослабевшие от издевательств и невозможной жизни люди из концлагерей попадали на откармливание, дядя Кузьма работал заведующим столовой аэродромного обслуживания. Срок воинской службы дяди Кузьмы – с 1929 по 1950 годы. Дядя Кузьма прошел две войны: финскую и отечественную 1941—45. Был награжден медалями. В 1929 году дядя Кузьма был стрелком Крымской дивизии, в 1945 зачислен в 265 истребительную авиадивизию, был на сверхсрочной службе.

В Польше мои родственники тетя Тася, дядя Кузьма и маленькая тогда тетя Надя жили до 1950 года, затем приехали в Горький. Надежда Кузьминична родилась в 1947 году, зарегистрирована в 1949 в Познани. Сразу детей в то время не регистрировали из – за сомнений в том, что ребенок выживет, это же были дети бывших узников концлагерей.

Когда мы с моей бабаней, бабушкой Аней, приходили в гости к тете Тасе и ее семье, меня всегда усаживали за стол и поили чаем со сгущенкой, – это из пайка фронтовикам. Сгущенка была нашим тайным союзом. И трудно было представить, что это чудо заслужено каторжными мучениями тети Таси в концлагере.

В кругу рабочих не поощрялось, что папа покупал в дом книги. Рассчитывать на зарплату папы мы с мамой смогли только, когда он стал работать следователем по особо важным делам в автозаводской милиции, а позже – переводчиком на ГАЗе, который делал машины на экспорт.

О концлагерях Бухенвальде, Равенсбрюке, Саласпилсе мы знаем из прессы и из разных документальных исторических телепередач, – в каждом чудище – порождении нацизма творились варварства, и фашисты изощрялись, как могли. Город Любек был освобожден 2 мая 1945 года союзниками, англичанами.

«Кроме русских узников в лагере германского города Любек были поляки, французы, голландцы, бельгийцы и в стороне от лагеря расположили русских военнопленных. Французы, голландцы и бельгийцы ходили по лагерю свободно, им было разрешено. Полякам и русским в город ходить не разрешалось, нас не считали за людей, особенно русских», – пишет Таисья Александровна. «С раннего детства немцы внушали своим детям, что русские – это черти, у нас, якобы, у всех есть хвосты и рога».

Без рогов и копыт, но со страхом внутри, жила Мария Александровна, другая сестра моей бабушки, самая старшая, а бабушка оказалась младшей их сестрой, но умерла раньше всех, прожив 71 год. Тетя Мария вышла замуж за Ивана Дмитриевича, вернувшегося с победой и многочисленными наградами, прошедшего Великую Отечественную войну от ее начала и до конца. Дядя Ваня настолько подорвал свое здоровье на фронте, что спокойно жить не мог, даже во сне он был воином, подрывал вражеские танки, летел на врага с лимонками в руках, срывая кольцо во сне, как наяву, на фронте. Дядя Ваня бежал по руинам войны спастись от настигающих взрывов, и чтобы заглушить боль воспоминаний, – пьянствовал и приносил много бедствий семье. Они жили перед входом в парк, а в парке в то время была танцплощадка, и часто после танцев девушки, возвращаясь в темноте, нарывались на хулиганов. Вот с такими хулиганами и боролся дядя Ваня, отнимая девушек из бандитских лап, а тетя Мария отпаивала чаем бедных жертв бандитизма. Тетя Мария рассказывала, что однажды, сильно напившись, дядя Ваня побросал с балкона целую корзину яиц, «подрывая» ими, как «лимонками» танки, которые виделись ему сквозь пьяный бред и сквозь прошедшие фронтовые годы.

Работала Мария Александровна озеленителем аллеи и парка, сажала цветы и ухаживала за ними в летний период. Я помню тетю Марию очень мягким человеком, почти безвольным. Такой ее сделала жизнь с алкоголиком. Дядя Ваня в состоянии подпития шутил: «Что ты печалишься, Мария? Вот тебе мой лучший цветок, Лилия! И подталкивал единственную дочь вперед. Единственной дочерью тетя Лиля была из – за пьянства ее отца. Тетя Мария вынуждена была делать криминальные аборты без анестезии, отчего едва не отдала концы после последнего из них.

Жизнь – пекло, варево пота, крови, страстей, уравновешивание неразберихи, собирание мозаики счастья из осколков судьбы. Кажется, будто вот, сейчас уже заканчивается черная полоса и наступит светлая… ан нет!.. едва светлеет, а палач с топориком в виде кармы стоит и ухмыляется во все оставшиеся зубы. Страшен его вид, но улыбнется – отлегло на сердце. И вновь толкает в спину желание узнать смысл бытия. Человеческие песчинки увлекаются в водоворот, намагниченные стремлением быть в этом круговороте и пить это раскаленное олово страсти познания.

Швейное ремесло помогло моей прабабушке выжить и поднять семью, но никто из ее потомков не смог заниматься швейным делом так долго, – всю жизнь, – и высокопрофессионально. Для этого же нужно столько терпения и усердия, любви к делу…

Прабабушка заботилась о моей маме. Рядом с ней прошло детство мамы.

Маме было трудно в финансовом плане прожить на одну ее зарплату и растить меня. Папа был переводчиком, болел, потому что был полукровкой: его мать, Елизавета Арефьевна Селина, была на половину буряткой, и всю жизнь он ощущал жар изнутри, – не хватало Севера, обливался потом. Северные родственники бабы Лизы однажды приезжали к нам, тогда я поняла, насколько национальный космопсихологос влияет на организацию досуга людей.

Внутренний мир моего отца слишком сильно отличался от запросов внешнего мира, – интеллигент в рабочем районе города не всегда кстати. Маме помогала бабушка, она как почетная пенсионерка получала повышенную пенсию за ударный труд, молодая была, в две смены работала на ЭВМ. Бабушку я помню очень добрым человеком, всегда готовым помочь и маме, и мне, и всем родственникам. Тепло бабушкиного сердца навсегда в глубине моей души. Позже мне пришлось узнать, отчего так невезуче жили мои близкие люди: и мама, и папа, и бабушка всегда по привычке бедных людей стремились помочь людям, а люди не всегда отзывались в ответ благодарностью, выраженной ответной помощью. Из опыта жизни я вижу теперь, что в выигрыше остаются те, кто думает о себе и своих планах, делах и своей жизни. Так поступали высшие особы, царицы. В студенческие годы я увлеклась образом Екатерины Второй, мощной силой царицы, ее потворством своим фаворитам. Екатерина Великая совершила огромный вклад в развитие государства российского с помощью своей власти и своих фаворитов. Царица выбирала сильных людей для потворства их интересам, вела не огульную, а гибкую тактику своих действий.

Екатерина явилась в Россию со значительной подготовкой к различным житейским невзгодам, была опытной и умной женщиной. Родившись в Штеттине, она подолгу жила на попечении бабушки в Гамбурге, бывала в Брауншвейге, в Киле и Берлине, где видела двор прусского короля. Все это помогло ей собрать обильный запас наблюдений и опытов, развило в ней житейскую сноровку, привычку распознать людей. Екатерина получила воспитание, которое рано освободило ее от излишних предрассудков, мешающих житейским успехам.

Личные средства, принесенные Екатериной на престол, состояли в гибкости и энергии характера, «волюшке», – по ее выражению, – против которой не устоит никакое препятствие, в закале душ, которым она гордится в своих записках. Обдуманные приемы действий и подходящие исполнители, подготовленные умы и слаженные интересы сторонников, внятно организованных и с тем вошедших в действия правительницы, способствовали ее успеху.

Мою женскую родовую ветвь жизнь не баловала, сама жизнь была учителем и строителем судьбы. Образ царицы Екатерины Второй сложился в моем мировоззрении как яркий пример успешной жизнедеятельности женщины. Отличная кладка ведет к прочному фундаменту, поэтому своим детям я внушала с младых ногтей уважение и стремление к учебе, как мне внушали мои родители и родственники и по отцовской линии, достигшие больших успехов в жизни.

Судьба страны сложилась в момент детства моих дочек бурным переворотом и колоссальными изменениями, этот сумбур навел свой порядок в судьбах людей. Мои мама и папа не были хватами по натуре, экономической жилки не развилось в них в советское время, так как СССР заботился о своих людях, оттого выйдя замуж и родив двух дочек – погодок, я занималась развитием и воспитанием детей, писала стихи, и в декрете занималась самообразованием, чтобы поступить в университет. Мне оказались не присущи свойства умножения семейного капитала, я думала о своем образовании и о том, как улучшить свою жизнь с тем, чтобы своим дочкам дать возможность максимального развития и качественного образования. Свою гуманитарную направленность я осознала, еще учась в школе, занятия музыкой умножали мои духовные силы, давали мне крылья, поэтому годы перестройки оказались для меня фатальными, оттого что мой духовный рост был стремительным, и развивалась я в плотном кругу духовно одаренных педагогов музыкальной школы, а когда во время перестройки мир перевернулся с ног на голову, поменялись приоритеты экономики, деньги стали владеть людьми, и нам, тем бывшим школьникам, кто рос на постаменте своих духовных учителей: Моцарта, Баха, Паганини, стало не по себе, мы оказались лишенными воздуха. Свое солнце я вернула себе, поступив в Нижегородский университет имени Н.И.Лобачевского. Здесь я нашла преподавателей старой советской закалки, для кого поэзия классиков была поводом трепетать и благословлять студентов, дышащих верой в высокую поэзию и творчество. Мне казалось, если я получу высшее образование и повышу свой статус, то и мои дети обязательно будут успешными. Но мой брак рухнул, едва младшей дочери исполнилось два года. Моих сил терпеть в семье пьянство не оказалось. Я выросла на отрицании алкоголизма. В дружных праздничных застольях моего детства я видела, как моя мама всегда резко отказывается от предложений выпить рюмку спиртного. Именно это обстоятельство спасло мою жизнь в моем пятилетнем возрасте, когда брат моего отца дядя Толя и его жена тетя Таня, оба врачи, праздновали окончание Горьковского мединститута, пили разбавленный спирт за семейным застольем, пригласив и моих родителей в свою комнату. Я сидела на коленях у мамы, когда кто-то из закуривающих мужчин уронил горящую спичку в спирт. На мою правую тыльную часть руки попал огонь, воспламенились волосы. Поднялась паника. Я вцепилась в маму руками так, что никто не смог меня от мамы оторвать, и в душ она встала вместе со мной, не видя, что за ее спиной горит моя рука. Волосы перестали гореть, а я орала, и все думали, что от шока. Позже люди заметили, что рука моя горит, потушили, конечно, но в реанимации пришлось побывать. Врачи спасли мою руку. Правую, которой я пишу всю свою жизнь.

Время перестройки государства принесло множество бед простым людям. Организаторы процесса хорошо потрудились, но забыли о людях, не подумали, как мы будем выживать среди роботизированного поколения новых русских, лишенных души.

Хорошие отношения с мужем могут быть только в полном согласии с предоставленными условиями, нам же выпало бороться, а после развода мне пришлось вырывать у судьбы свой кусок хлеба себе и детям когтями и зубами. Я не могла бросить свой поэтический и писательский труд, стремилась развиваться в этом направлении, голодала, особенно на последнем, выпускном, курсе. Работодатели искали спонсорских издержек со стороны всех людей, запускаемых в молотилку их труда. С моей стороны таких капиталовложений в развитие дел работодателей не могло быть, и я скиталась, получив образование в университете, по редакциям бывшего города Горького с горькими мыслями о судьбе своей и моих детей. Разные попадались мне люди на пути, разные работодатели. Бывали и такие, что открыто издевались над моими пытками объяснить, что я не поломойка и не обслуживающий персонал, я – поэт, имею высшее филологическое образование, тогда меня гнали, как узницу концлагеря Любек, снова искать другую работу. Рвачка доломала мои представления о моем социальном благополучии в новой России. Дважды я подавала в суд на работодателей, уволивших меня и оставивших без куска хлеба. Я писала стихи, чтобы духовность помогла выжить. А падая в обморок от голода, я видела белоснежных птиц, которые кормили меня, и приходя в себя, я чувствовала себя не голодной.

Философией моей жизни тогда было противостояние, и поэзия для меня всегда была яркой путеводной звездой. Мечты о литературном институте растворились в воздухе.

Дочери мои получили среднее образование в нижегородской школе и по – разному устроили свою жизнь вначале определения своего положения в обществе. Старшая, Юлия, покорив сердце юноши, вышла за него замуж в 16 лет и в 17 родила моего первого внука, которому сейчас 17 лет. С рождением первого внука в моей жизни изменилась целенаправленность времени: обе дочери нуждались в моей ведущей руке. Пришлось искать мне работу более денежную.

При разводе я поставила условие мужу о финансовой помощи нашим детям в получении высшего образования. Младшая дочь его получила, но ее судьба оказалась не далека от судьбы моей старшей дочери, ведь девочки росли вместе. Анна родила мне внука через два года после Юлии. Наше пекло – борьба за существование. Рождение по второму ребенку моими дочерьми произошло со сменой партнеров по жизни, мужей, не оправдавших надежды, так как развитие экономики страны шло бурно и вело к преобразованиям в судьбах людей. Люди даже в браке не чувствовали себя под защитой государства. Далеко не каждый человек способен вынести такую нечеловеческую нагрузку, многие мужчины спивались и падали в ямы беспросветной жизни. Сильная женская основа давала условие менять предпочтения в выборе действий ради жизни детей: не падать же за алкоголиками в их спиртное болото! Отрицанию пьянства я учу всех своих внуков, их пять.

Моя внучка родилась в браке моей младшей дочери Анны с офицером российской армии. Руководствуясь моим стремлением поставить род на крепкие рельсы, Вика учится в гимназии, что дает нам с дочерью надежду на лучшее будущее в ее и нашей жизни.