Текст книги "История и философия науки"
Автор книги: Елена Стародубцева
Жанр: Учебная литература, Детские книги
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Есть методы, общие для обоих уровней научного исследования, только степени и пропорции их использования разнятся. В качестве таковых могут быть названы следующие. Метод абстрагирования (отвлечение от одних сторон объектов и выделение других) в разных своих модификациях сопровождает весь процесс познания и во всех областях науки. Он дополняется методом конкретизации. Методы анализа (разделения целого на части) и синтеза (воссоздания целого из частей) существуют, лишь взаимно полагая друг друга. Методы индукции и дедукции (о них речь шла выше). Структурный и функциональный методы анализа любого объекта, с помощью которых выявляют сложность строения объекта и закономерности его функционирования (поведения). Общенаучный характер носит и метод моделирования, который позволяет переносить информацию с моделей на изучаемые объекты; разновидностями моделей являются материальные и знаковосимволические; особую роль играют математические модели и связанный с ними метод математизации. Не менее важную роль играют исторический и логический методы: если первый предполагает исследование основных этапов развития изучаемого объекта, его начальных условий и тенденций развития, то второй на развитом состоянии объекта изучает его закономерности. Представленная система общенаучных методов познания была предложена И. Я. Лойфманом.
2.2.3. Динамика и развитие научного знания. Под динамикой научного знания подразумевается функционирование систем научного знания и те изменения, которые в них происходят. В случае необратимого характера изменений можно говорить о развитии научного знания. В связи с таким пониманием динамики и развития научных знаний выделим ряд аспектов.
В системе основных подсистем науки идет постоянная дифференциация и возникают новые области научного знания, но одновременно происходит и процесс интеграции (сегодня, например, существуют две такие разные области научного знания, как физическая химия и химическая физика, которые по составным наукам, казалось бы, близки).
Эмпирический и теоретический уровни научного знания постоянно взаимодействуют. Исторически эмпирический уровень исследований возникает раньше: так называемые описательные науки (например, ботаника, зоология и т. п.), основанные на классификациях и таблицах сходств и различий, предшествуют появлению теорий (например, биологических). В историческом смысле теоретические исследования возникают из эмпирических и надстраиваются над ними. Но в науке современного типа такая последовательность не всегда соблюдается. Создатель теории относительности А. Эйнштейн, а вслед за ним такой философ науки, как К. Поппер, утверждали, что теория может вырастать не из эмпирии, а помимо нее, благодаря, например, интуиции или математическому предвосхищению. Поэтому функционирование эмпирического и теоретического уровней научного знания не обладает строго заданной направленностью – от эмпирии к теории; идет и обратное движение – самостоятельное теоретическое открытие требует своего опытного подтверждения, и тогда перед нами открывается путь от теории к эмпирии.
Необратимый характер изменений, происходящих в научном знании, в философии науки трактуется по-разному. Длительное время преобладала эволюционная трактовка развития научного знания. Суть ее в следующем: научные знания развиваются постепенно, прибавляя к ранее добытым истинам новые; ранее добытые истины перерабатываются в соответствии с новыми фактами, принципами, а также новой терминологией. Важнейшей составляющей данной концепции является признание прогрессивного хода эволюции научных знаний. Идеи прогрессивного развития научных знаний придерживались многие мыслители, как в самой науке, так и в философии науки. Это явно позитивистская позиция. Эволюционную эпистемологию разработал и К. Поппер. Будучи активным противником позитивистской философии науки, Поппер признает «рост научного знания», но считает, что этот рост идет не через прибавление научных истин, а путем опровержения гипотез методом случайных проб и ошибок. Другими словами, неуклонность и постепенность прерываются мутациями.
Во второй половине ХХ в. все большую популярность завоевывает идея научных революций. Вслед за А. Койре и Т. Куном научные революции начинают понимать как решающие эпизоды в развитии науки – именно они, а не периоды «нормальной науки» (терминология Куна) оказываются в поле зрения философов. По Куну, развитие науки предстает как череда научных революций, т. е. прерывностей, а вовсе не как непрерывность; в ходе революций радикально меняется научная парадигма. В отечественной литературе также активно разрабатывается проблематика научных революций: анализируются критерии революционных событий в науке, их масштабность (микро-, макро– и глобальные революции (Н. И. Родный, В. С. Степин и др.)) и пр.
2.3. Социальное бытие науки2.3.1. Социальное бытие науки как объект философии науки. Философия науки и социология науки. Одним из основных аспектов бытия науки является ее социальное бытие, поскольку все существующее в обществе зависимо от него и, в свою очередь, оказывает воздействие на общество. Этот совершенно очевидный тезис, касающийся и науки, при попытках его философского осмысления приводит к сложным проблемам. Несмотря на то, что в господствовавшем длительное время социально ориентированном марксизме обстоятельно исследовались социальные функции науки, в области философии науки наука представала вне социального контекста. Осознание этого существенного недостатка произошло в 70-е гг. ХХ в., когда стала появляться литература по социальной природе науки. В западной философии науки можно констатировать схожую ситуацию. В 1960–1970-е гг. представители философии науки начинают выяснять свои взаимоотношения с социологией науки. Философы науки преимущественно негативно относились к социологии науки. Так, И. Лакатос негативно оценивал социологию науки, поскольку считал, что ее сторонники паразитируют на слабостях устаревших теорий научной рациональности. Он считал, что современная философия науки вполне способна перевести многое из того, что считается внешним, социальным, во внутренний (= рациональный) план науки.
Социологи науки со своей стороны отмечали, что сложившаяся философия науки отвечает не столько на вопрос, что есть наука, сколько на вопрос, чем она должна быть, и вместо реальной науки создает ее «логический заменитель». Это привело современную философию науки в ситуацию кризиса. Проявляется кризис в том, что философия науки оказалась беспомощной перед лицом реальных проблем научно-исследовательской практики. Социологи науки настаивают на социальной природе науки.
Социальные проявления науки разнообразны: она предстает и как своеобразный вид деятельности, ее участникам свойственны конкретные социальные роли, она организована в особые институты, социальная природа науки сказывается в самом содержании научных знаний. Социологи науки считают, что философия науки будет до тех пор «подвешена в пустоте», пока не будет учитывать данные современных общественных наук (Э. Мокшецкий).
Следовательно, в той степени, в какой наука имеет социальную природу, социология науки имеет прямое отношение к философии науки, и попытки современных философов науки игнорировать этот пласт исследований приводят к искаженной трактовке существа науки.
2.3.2. Социальная обусловленность научного знания. Социология знания. Социология знания формировалась через критику абстрактного гносеологизма в объяснении познавательных (= когнитивных) феноменов. Гносеологизм исходит из существования надличностного, вне истории и социальной действительности пребывающего субъекта. В 1920–1930-е гг. целый ряд мыслителей обращается к исследованию социальной обусловленности познавательных явлений. К их числу можно отнести М. Шелера («Проблемы социологии знания»), который ввел название «социологии знания», К. Манхейма («Идеология и утопия»), который настаивал на том, что познавательная деятельность социально и экзистенциально обусловлена, Э. Дюркгейма («Социология и теория познания»), утверждавшего, что умственная деятельность, а также основные категории человеческого мышления имеют социальное происхождение. Но при этом большинство исследователей данного периода, проводя позицию о социальной обусловленности когнитивных явлений, либо абстрагировались от науки вообще, либо вели речь (если это касалось науки) лишь об идеологических видах знания – социальных и политических теориях.
В качестве примера перерастания социологии знания в социологию науки можно привести работу польского микробиолога Л. Флека «Возникновение и развитие научного факта». В ней Флек выявил зависимости между изменениями в стиле научного мышления и социальными потрясениями. Традиционную структуру познавательного отношения (субъект – объект) он дополняет промежуточным звеном – интеллектуальным коллективом. Важнейший тезис концепции Флека состоит в том, что познание не есть индивидуальный процесс, оно есть результат социальной деятельности. Т. Кун занимает особое место в сближении философии науки с социологией науки. Представители современной социологии науки видят значимость «Структуры научных революций» Куна в том, что данной работой он заложил основы социологии малых (академических) групп. Центральное понятие его концепции – научная парадигма – дается в неразрывной связке с понятием научного сообщества, которое руководствуется вовсе не поиском научной истины, а социально-психологическими факторами при выборе (или смене) научных парадигм. Он оценивает свою позицию как сущностно социологическую. Приверженцы когнитивной социологии нередко обращаются к феноменологической социологии – работам А. Шюца. В этом философском направлении развиваются идеи о «жизненном мире», порождающем науку с ее отличительными особенностями, а также о том, что знания представляют собой социально конструируемую и реконструируемую реальность. Тезис А. Шюца о социальном конструировании реальности берут за отправной в своем трактате по социологии знания П. Бергер и Т. Лукман. Данное положение применительно к науке трансформируется у них в признание: научная деятельность определяется исключительно текущим социальным контекстом; даже такая значимая для научного знания составляющая, как научный факт, представляет собой продукт социального конструирования. Если обратиться к базовым научным понятиям, которые задают условия познания любых явлений, как то ось земли, экватор, центр массы Солнечной системы и др., все они являются социальными конвенциями; тем самым социологи науки считают, что объективность научно-теоретических понятий по своему существу тождественна социальности.
Одним из видных представителей современной когнитивной социологии науки является М. Малкей («Наука и социология знания»). Основной тезис когнитивной социологии Малкея состоит в том, что внешние по отношению к науке социальные и культурные факторы оказывают воздействие не только на скорость и направление ее развития, но и на содержание научного мышления – на его понятия, эмпирические результаты и способы интерпретации. Еще одно течение в когнитивной социологии науки связано с этнометодологическим подходом. В основе этнометодологии лежит стремление понять процесс коммуникации как процесс обмена значениями, что во многом сходно с этнографическим изучением культур; коммуникация между людьми содержит более существенную информацию, чем та, которая может быть выражена вербально, – существует неявное, фоновое знание, некие подразумеваемые смыслы, которые молчаливо принимаются участниками взаимодействия. Применительно к науке реальность, с которой она имеет дело, трактуется как мир значений, обладающих лишь видимостью объективности. На самом деле то, что понимают под объективной реальностью, распадается на множество уникальных ситуаций, значения которых зависят от биографических данных участников коммуникации, их фоновых ожиданий и определяются также консенсусом между ними. Этнометодологический подход позволяет рассматривать социальную жизнь как смену неповторимых исторически уникальных ситуаций (принцип ситуационизма).
В последнее десятилетие отечественная и зарубежная социология научного знания получила новый импульс развития в таком направлении исследований, как социальная эпистемология, исследующая все возможные проявления социальности знаний и влияния знаний на социальные процессы. В Институте философии РАН в 2004 г. был создан сектор социальной эпистемологии.
2.3.3. Наука как социальный институт. Институциональная социология науки. Наука существует не только в головах ученых и научных сообществах, она выработала для себя особые социальные институты, которые функционируют по определенным механизмам и в соответствии с определенными правилами, как внутри данных феноменов, так и в их связи с другими социальными институтами (властью, образованием, капиталом и пр.). Наука как социальный институт начинает активно изучаться в 30-е гг. ХХ в. Одной из ярких фигур, испытавших влияние методологии марксизма, является Р. Мертон. Он считал, что влияние общества на науку исследуется значительно меньше, чем влияние науки на общество. В его работах «Наука, технология и общество в Англии XVII в.», «Наука и социальный порядок» представлена целостная концепция науки как социального явления. Из всех социальных измерений науки для него главным является социальный институт науки, поэтому он и считается основоположником институциональной социологии науки. Мертон исследует динамическую по своему характеру взаимосвязь между деятельностью в науке и ее социальным окружением. Динамика эта определяется социально-политическим порядком, молчаливо присутствующим в обществе и накладывающим институциональные ограничения на научную деятельность. Так, он обстоятельно изучает положение, сложившееся в нацистской Германии, и приходит к выводу о враждебном отношении к науке данного социального порядка, при котором господствует только один сегмент социальной структуры – государство. Институциональные нормы научной деятельности подавляются в угоду институциональным нормам государства. Даже критерии научной достоверности насаждаются политической силой, некомпетентные политические лидеры осуществляют контроль над наукой. Так, запрещалась переписка ученых-арийцев (например, В. Гейзенберга) с «еврейским физиком» Эйнштейном, поскольку наука рассматривалась как способ самовыражения расы или нации. Поддерживалась разработка только практически полезных проектов, внедрялось презрение к теоретикам – все это Р. Мертон оценивал как антиинтеллектуализм.
Принципиально иной социальный порядок присущ демократическим обществам – по умолчанию они нацелены на развитие и приумножение подлинной науки. По мнению Р. Мертона, главной функцией науки как социального института является продуцирование нового научного знания. Он выявил ценности и нормы, которыми руководствуется научное сообщество и которые носят не юридический, а этический характер, назвав их этосом науки. По Мертону, нормы этоса науки таковы: универсализм (научные результаты имеют интернациональный характер и в этом демократизм науки), коллективизм (нацеливает ученого представлять свои достижения в науке для общего пользования), бескорыстность (недопустимость для ученого использовать свою профессию в целях личной выгоды) и организованный скептицизм (постоянная готовность к критической оценке как своих, так и чужих результатов). Спустя десятилетия Мертон осознает, что выделенные им нормы имеют идеализированный характер, а нормы этоса науки – своеобразная утопия. Тогда он и его последователи (Н. Сторер и др.) в начале 1960-х гг. обращаются к исследованию реального положения дел в науке, где имеет место и так называемая «патология», с которой связаны конкуренция и подозрительность, зависть и плагиат и пр. Кроме того, в мертоновской школе рассматриваются возможные модели поведения работающих в науке и выделяются четыре роли: исследователя, учителя, администратора и эксперта, а также исследуется феномен научной карьеры. Единственная цель, которая оправдывает, по его мнению, научную карьеру – получение оригинального результата, поскольку главная функция социального института науки – достижение нового научного знания.
Следует назвать еще одного социолога науки, разработавшего концепцию науки как особого вида социальной деятельности, это Ф. Знанецкий. В работе «Социальная роль человека науки» он рассматривает социальные роли и социальные взаимодействия тех, кто участвует в создании науки. Имя Д. Бернала («Социальные функции науки», «Наука в истории общества») хорошо известно в кругу социологов науки. Он раскрывает социально-производственную и технико-технологическую значимость науки, ее использование в практической жизнедеятельности общества. Внедрение науки в производство, по его оценке, привело к тому, что она стала социальным институтом, по значимости сопоставимым с церковью или правом. Он проанализировал различия между так называемой «чистой наукой» (разрабатывается в университетах, имеет преимущественно индивидуальный характер) и прикладной наукой (разрабатывается в промышленных лабораториях и институтах по темам, заказанным армией и промышленностью).
Итак, развитие философии науки в ХХ столетии трудно себе представить без влияния социологии науки, которая имеет и свою историю, и свой круг проблем, и свои традиции. Вряд ли есть основания отождествлять философию науки с социологией науки – подобное смешение не принесет пользы ни одной из указанных областей. Но видеть их взаимное влияние, доходящее до пересечения тем и методов исследования, необходимо.
2.3.4. Взаимосвязь науки и общества в современном мире. Выделим новые тенденции взаимовлияния науки и общества, которые проявились в последние десятилетия.
Первое. С одной стороны, в условиях глобализации перед наукой стоит задача понять закономерности этих процессов во всех сферах жизнедеятельности мирового сообщества (экономической, финансовой, политической, миграционной, правовой и др.), чтобы спрогнозировать развитие сформировавшихся на сегодняшний день тенденций. С другой, надо выяснить, втянута ли и в какой степени в процессы глобализации сама наука. Есть примеры научных проектов, которые по своим параметрам требуют привлечения мирового научного сообщества, как то космические, ядерные, экологические исследования, а также проблемы здоровья и выживания человечества в условиях Земли, проблемы продовольствия и пр. По сути дела, сбывается прогноз Вернадского о необходимости создания единого мозгового центра человечества.
Второе. Современное постиндустриальное информационное общество выстроено на экономике знаний, при этом под знаниями понимаются прежде всего научные знания. Суть экономики знаний заключается в постоянном и непрерывном обновлении знаний, которые используются при производстве товаров или услуг. И именно данный показатель – новизна внедряемого знания – становится решающим при расчете стоимости продукции. Экономика знаний – это инновационная экономика, которая требует рискованных вложений, но одновременно приводит и к неожиданно высоким результатам.
Третье. Радикальные изменения в современном мире происходят в области техники и технологии как важнейшего фактора общественной жизни. Современную цивилизацию квалифицируют как технологическую, и на наших глазах формируется мир так называемых высоких технологий. Сутью этого процесса является конвергенция науки и технологии, когда важнейшей характеристикой технологических процессов становится их «наукоемкость». Мир высоких технологий охватывает все стороны жизни современного человека – нанотехнологии, телекоммуникации, биотехнологии, космические, интеллектуальные, медицинские и даже политические технологии и пр. С высокими технологиями в наш мир входят такие способы институционализации науки, как наукограды и технопарки.
Четвертое. Известный французский мыслитель второй половины ХХ в. М. Фуко вводит тему власти-знания. Он считает неправильным полагать, что знания создаются только индивидами, а истины – результат творчества особо одаренных людей. Подобный подход не учитывает важного момента: знания, смыслы, истины существуют и вне человека как некие анонимные системы, в которые мы погружены с момента своего рождения и которые мы должны под напором власти осваивать. Эти анонимные структуры он и называет дискурсами. Так, он говорит о дискурсе сексуальности в своем произведении «История сексуальности». Власть, считает Фуко, навязывает нам представление о том, что хорошо, а что плохо в данной области. Для власти удобно связывать секс только с деторождением, поскольку властные структуры современных цивилизованных стран заинтересованы в воспроизводстве народонаселения как работающей массы. Дискурс сексуальности имеет четкие представления о том, что можно разрешать, а что надо запрещать как патологию, отклонение от нормы и пр. Все эти оценки мы застаем как нечто готовое, которое преподается нам в школах, в семейном воспитании и всеми остальными государственными институтами. Аналогично в сфере правовой жизни также присутствуют определенные знания (нормы, положения), которые мы принимаем за нечто данное, а на самом деле они являются порождением власти современного типа. Современный тип власти-знания задает такой дискурс, когда объектом наказания становится не тело осужденного, а его душа. Отсюда роль палача должен занять психолог. Итак, дискурс – это знания, воплощенные в социально-политические структуры, хранящиеся и передающиеся в речевых практиках. Возникает задача понять, как формируются дискурсы, как они доходят до индивидуума и пр.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?