Текст книги "Я парень из Питера"

Дуэт

Мне тринадцать только что исполнилось, Рите – пятнадцать. Мы играем дуэт. Она на саксофоне, я на своей трубе. У нас хорошо получается – так говорит наш преподаватель Владимир Романович. Девушки, играющие на саксофоне, – редкость, разве что в фильме увидишь «В джазе только девушки», и то он старинный. Но у Риты здорово получается. Я у нее как-то спросил:

– Рита, а почему именно саксофон, ведь девушки в нашей музыкальной школе играют в основном на фортепиано, флейте, скрипке, арфе, а здесь саксофон?

Она коротко ответила:

– Нравится.

И все стало понятно.

Рита выше меня на голову, в этом вся беда. Я даже когда играю, на цыпочки чуть-чуть встаю, чтобы быть вровень, но ничего не получается. Рита это как-то раз увидела и говорит:

– Ничего, вырастешь скоро, и уже я тебе буду по плечо.

И смеется. Смех у нее заливистый, а улыбка… Рита часто звонит мне домой, спрашивает, что задано по сольфеджио. Она пропускает сольфеджио, говорит, что у нее тренировка совпадает по времени. Знаем мы эти девчачьи тренировки – аэробика там какая-нибудь, или шейпинг, или художественная гимнастика, ну чтобы фигурка была что надо. Когда она звонит, моя мама хитро улыбается и говорит:

– Костя, тебя, по-моему, Рита.

А я закрываю дверь, чтобы родители не подслушивали. Родителям Рита тоже нравится, они ее увидели на концерте в музыкальной школе, и папа сказал:

– Мне бы сбросить лет эдак двадцать.

Но мама тут же ему возразила:

– Лучше не сбрасывай.

Однажды я пригласил Риту погулять, она согласилась. Вот так просто сказала: «Пойдем». И мы пошли гулять по Неве, зашли в Летний сад, покормили лебедей в пруду, посидели на скамеечке и съели по «Сникерсу». Часа три гуляли.

Было еще по-осеннему тепло, листья кружились и падали, мы держались за руки, и нам было хорошо.

На следующий день мы опять встретились в музыкальной школе и играли дуэт. А Владимир Романович вдруг и говорит:

– Ваши инструменты как будто созданы друг для друга – саксофон и труба.

А потом я опять провожал Риту после музыкальной школы домой. Я нес и свою трубу, и ее саксофон. Мы вошли в ее парадную, я отдал ей саксофон, хотел на прощание сказать тихо: «До свидания», как вдруг неожиданно откуда-то передо мной возник парень лет семнадцати и сказал:

– Эй ты, убирайся, эта девушка не для тебя!

И толкнул меня.

Но я удержался. Положил инструмент и хотел было врезать ему, но тут из-за моей спины выскочил другой парень, наверное, его дружок, и ударил меня в живот. Больно. Я упал. Эх, если бы я был Шварценеггером, или Чаком Норрисом, или Джеки Чаном, я бы их всех перебросил через себя. Вот так! И вот так! Или применил бы какой-нибудь приемчик. Но я не каратист и не дзюдоист. И перебросить не сумел. Но тут моя Рита встала в классическую стойку тейквондо и крикнула:

– Пошли отсюда!

Провела один приемчик, который я видел в детективном фильме, другой, и парни через три секунды, нет, наверное, даже меньше, уже лежали.

А в следующий момент улепетывали, и догнать их было невозможно.

А Рита повернулась ко мне, взяла свой инструмент и спросила тихо:

– С тобой все в порядке?

– В порядке, – буркнул я, поднимаясь.

Она посмотрела на меня:

– Ну тогда до свиданья.

И ушла.

На следующий день я пошел и записался в секцию тейквондо – три раза в неделю. И теперь уже я звоню Рите по телефону и спрашиваю, что задано по сольфеджио, так как у меня тренировка совпадает по времени, а Рита уже прошла полный курс занятий (а я-то думал, что у нее аэробика). Надо уметь защищаться, потому что когда ты играешь соло, то отвечаешь только за себя, а когда дуэт, то и за другого человека.

Баскетбол не только для длинных

Я небольшого роста, прямо скажу – совсем небольшого для своего седьмого класса. Хоть и мускулы у меня есть – это я отжимаюсь от пола каждый день, а рост небольшой. Пришел ко мне как-то в гости мой двоюродный брат Павлик, он высоченный – во! – и говорит:

– Я когда в детстве был маленьким, то баскетболом занимался, вот и вытянулся. Ведь отчего жираф такой длинный? Просто он тянулся-тянулся к листочкам, которые повыше, потому что пониже уже съедены были, вот и вытянулся. А ты будешь тянуться к баскетбольной корзине, чтобы мяч забить, и тоже вытянешься.

На следующий день я пошел записываться в баскетбол, а тренер меня спрашивает:

– Тебе сколько лет, мальчик?

А я отвечаю:

– Мне тринадцать. Я учусь в седьмом классе.

Он смерил меня взглядом:

– Тогда ты не туда попал. Вот если бы тебе было двенадцать или лучше одиннадцать лет, тогда взял бы тебя.

Расстроился я. Куда же маленьким деваться, если они вырасти хотят? И тут вдруг в спортшколе встречаю своего приятеля по двору Сережку.

– Костя, привет. Ты тоже здесь занимаешься?

– Нет, пришел записываться на баскетбол – меня не взяли, говорят, перерос уже.

А Сережка и говорит:

– А в нашей группе ты был бы ничего.

– В какой это вашей группе?

– Ну где те, кто в пятом классе учится.

– Вдруг тренер узнает, что мне не одиннадцать, да и выгонит.

– Как же он узнает? Я когда приходил записываться, он никакие документы не спрашивал. Ходи и все.

– А вдруг тренер, к которому я уже ходил записываться, и есть твой тренер. Как у тебя его зовут, он с бородой?

– Нет, тренер без бороды и совсем молодой, очень длинный и веселый.

– Ладно, – обрадовался я, – все равно пойду сбегаю за черными очками и за шапкой, чтобы меня вообще никто не узнал.

Я пулей слетал домой, и мы пошли с Серегой записываться. Серега там как свой.

– Вот, – говорит, – Виталий Палыч, мой школьный друг Костя, мы с ним за одной партой сидим в нашем пятом «В».

Посмотрел тренер на меня и говорит:

– Ничего, возьмем – рост хороший.

Я так обрадовался, что быстрее всех переоделся и помчался в спортзал. Сначала бегали, потом приседали, потом раздали каждому по мячу, и мы бросали его в кольцо с различных расстояний. Я попадал не хуже других ребят и все тянулся к кольцу. Классно. Пот течет. Весело. И так три раза в неделю.

Я даже трубу свою немножечко забросил и гитару. Стал интересоваться баскетбольными новостями, как команды сыграли… Повесил фотографии лучших баскетболистов на стену и любовался ими.

Вот это американец Майкл Джордан – берет одним пальчиком мячик и вращает его, а мяч не падает, а потом он легко забрасывает его в корзину. А это наш легендарный земляк Александр Белов. Он за три секунды до окончания матча забил мяч американской сборной, и мы стали чемпионами Олимпийских игр в Мюнхене в 1972 году. Вот бы мне так.

Все шло хорошо, но через полгода наш тренер сказал:

– Ребята, мы хорошо тренировались, теперь надо показать, как мы играем на ответственных соревнованиях. Едем в Ростов.

– Ура! – закричали мы все.

Тренер продолжал:

– Раз мы команда, надо выбрать капитана. Какие будут предложения?

Ребята замолчали, а потом один мальчик, а затем и другой предложили мою кандидатуру:

– Костя лучше всех тренируется, вот пусть он и будет капитаном.

Я весь покраснел от счастья.

– Ну, на том и порешили, – закончил тренер, – не забудьте принести свидетельства о рождения. Это так, формальность, но надо.

Тут уж я побледнел, а так как красная краска с моего лица еще не спала, то цвет моей рожицы, наверное, получился зеленый – это я печенкой почувствовал. Когда все ушли, я подошел к тренеру и признался:

– Виталий Палыч, я вас обманул, мне не одиннадцать лет, а тринадцать, меня не принимали, вот я и решил обмануть.

Виталий Палыч улыбнулся и говорит:

– Не беда, Костя. Хотя в команде нашей тебе играть нельзя, но ты так хорошо тренировался, что здорово вырос, и я попрошу перевести тебя в группу мальчиков твоего возраста. Рост в баскетболе главное, но не самое. Самое главное – характер!

Увертюра для нянечки

Мы всем классом вместе с нашим руководителем, учителем химии Виктором Борисовичем, решили для наших мам в день 8 марта организовать концерт.

– Вот здорово, – обрадовался Женька. – Я свою маму обязательно позову. Главное, чтобы попозже концерт начинался. А то она поехала за покупками – может не успеть.

Женьке повезло. Он в спектакле принца играет. И поет. То есть он не поет, он только рот открывает, за него магнитофон поет. Но все равно здорово. Ведь почти все артисты под фонограмму поют. А меня Виктор Борисович попросил на трубе сыграть и стихотворение прочитать.

Я на трубе в музыкальной школе учусь играть – для здоровья. Я когда не занимался на трубе, то очень сильно кашлял и болел чуть не каждый месяц. А когда поступил в музыкальную школу, то перестал болеть.

Для концерта я приготовил самую длинную вещь из своего репертуара – увертюру к опере «Вильгельм Телль» и свое стихотворение:

Я купил маме подарок.

Дня мамы, конечно, это секрет.

Мама сказала и угадала:

– Это прекрасный букет.

Задолго до концерта я прочистил дома свою трубу, чтобы звучала получше, и пошел в школу.

В школе уже был дым коромыслом. Все носились, что-то кричали. Женька уже был в костюме принца.

Самая красивая девочка в нашем классе Алена Смирнова – в костюме Золушки.

Наконец все в зале расселись. Мам было очень много, некоторые привели с собой малышню; те сидеть не хотели, бегали по залу. А как же – ведь не оставишь их одних дома.

Поднялся занавес… Спектакль начался. Это была история Золушки, но Золушки современной. Все действие происходило с танцами и песнями. В общем, здорово. Все хлопали.

Потом начались отдельные номера. Маша Круглова, наша отличница, сыграла «Этюд» на рояле. Гена Перов показал фокусы, а в завершение выступил я со своей трубой.

Я немножко настроил ее и заиграл марш, бодрый, веселый, быстрый. Когда я закончил, все хлопали, а одна маленькая девочка лет четырех подбежала ко мне и протянула открытку с цветочками.

– Ты, Костяк, прямо артист, – восхищался Женька. – Магнитофон – это одно, а когда труба по-настоящему, живьем звучит – это другое.

Потом мы спустились вниз. А когда одевались в гардеробе, наша нянечка Анна Ивановна, очень уставшая за целый день, спросила:

– Ребята, это вы там играли на инструментах?

– Вот он, – сказал Женька, гордо представляя меня. – Артист!

– Да, – вздохнула наша седенькая Анна Ивановна, – давно я в театре не была. Даже и не помню когда. В молодости бывала. А потом… – она махнула рукой.

Тогда Женька прошептал мне на ухо:

– Костяк, сыграй ей свою увертюру, ну пожалуйста. Что тебе стоит?

Я взглянул на Женьку и вытащил свою трубу.

– Анна Ивановна! – начал я и откашлялся, как конферансье. – Для вас увертюра из оперы «Вильгельм Телль». – И я заиграл бодрый, веселый марш…

Анна Ивановна села на скамеечку около раздевалки, стала слушать. В глазах ее стояли слезы…

Скелет

Моя мама работает в научно-исследовательском институте уха, горла и носа. Болезнь начинается с насморка – это всем известно. Если насморк не лечить, то он пройдет за семь дней, если лечить – то за неделю. Это шутка маминых коллег по институту. Очень смешная. Ха-ха. Но на самом деле насморк надо лечить. Иначе дальше будут бронхит, воспаление легких и прочее.

Мама любит свою работу. Однажды она пришла с работы и принесла чемодан.

– Что, что в чемодане, – думали мы все, – неужели мама нашла чемодан с деньгами?

Мама открыла чемодан, а там лежал… скелет!

– Вот, – объяснила мама, – этот скелет я принесла для моего племянника Павлика, который решил поступать в медицинский институт. Скелет хоть искусственный и не новый, но пусть парень изучает. Даст бог, хорошим врачом будет.

– Правильно, – согласился папа, – скелет очень миленький. Только ставить его некуда. В коридоре поставишь – ночью пойдешь, испугаешься – инфаркт получишь. Он хоть и симпатичный, но бр-р!

– Хорошо, – кивнула мама, – оставим его пока в чемодане.

На следующий день папа и мама пошли на работу, мы с братом – в школу, а бабушка поехала на дачу. Возвращаясь из школы, я увидел какого-то гражданина, который выходил из нашей парадной с поразительно знакомым чемоданом в левой руке и с моим магнитофоном в правой. Гражданин воровато оглянулся и быстро засеменил прочь.

– Стой! – закричал я ему, меня вдруг поразила ужасная мысль: «Это вор!»

Мужчина оглянулся на меня и побежал. Он бежит, и я бегу. Люди на нас смотрят подозрительно. Я бегу и вижу: Женька идет не спеша из школы. Я кричу:

– Женька! Вор! Он наши вещи украл!

Женька как-то вдруг все понял и догнал меня.

– Ты, Женька, вот что: звони в милицию или найди «мигалку», а я постараюсь догнать его.

Женька кивнул. Я бегу, силы кончаются. Вот тут я добрым словом вспомнил тренировки до пота по баскетболу.

Но и вор бежит. «Наверное, он каждый день тренируется», – подумал я. И район наш он хорошо знает, всё закоулками да проходными дворами петляет. Вдруг он исчез. Повернул за угол и исчез. Я туда – нет его, сюда – опять нет его. Тут как раз Женька с милиционерами подоспел, они на «мигалке».

– Где, где вор? – спрашивают.

– Не знаю, – отвечаю я, – был здесь и исчез. Я сильно расстроился.

– Ничего, сейчас все прочешем, найдем.

Вдруг откуда-то до нас донесся жуткий крик. Мы побежали, пробрались сквозь кустарники в садике. А там, присев на скамеечку, наш воришка лежит у чемодана. Упал без чувств, бедный, увидев скелет. Милиционерам ничего не стоило надеть на него наручники.

Мой магнитофон и скелет нам отдали уже в милиции.

– Жалко расставаться со скелетом, – хмыкнул сержант милиции, – он нам бы тоже пригодился: покажешь скелет преступнику – и он сразу во всем признается.

И тогда Женька подбодрил его:

– Не расстраивайтесь, я тоже собираюсь стать милиционером. Правда, точно пока не решил. Тогда я приду в ваше отделение служить. А скелет? – он повернулся ко мне.

– Скелет я тебе подарю после того, как мой брат поступит в медицинский. Скелеты всем нужны!

Этот страшный Вовка Максимов

Вы, ребята, конечно, помните сюжет рекламы батончика «Финт». Из дома выходит такой шкаф – два метра в длину и два в ширину, заносит свою огромную слоновью ногу над головами испуганных худеньких подростков, наслаждаясь их страхом, и так спокойно, чрезвычайно довольный собой, уходит. А голос за кадром говорит:

Супербатончик «Финт»!

Только для тех, кто правда крут!

По рекламе выходит: тот крут и кушает супербатончик «Финт», кто пугает подростков.

Так вот, этот шкаф – это не вымышленный персонаж, а совершенно реальный – это наш Вовка Максимов из 29 квартиры – два метра в длину и два метра в ширину. Чем его кормили в детстве, что он такой мощный, – это еще надо изучать научно.

Вы, конечно, видели по телевизору мощных громадных японцев, занимающихся борьбой сумо.

Так вот, один из этих японцев, правда глаза у него не раскосые, – это наш Вовка Максимов из 29 квартиры – два метра в длину и два метра в ширину.

Вы, конечно, прекрасно знаете и помните замечательный фильм «Мы из джаза», когда джаз-банда репетирует на сцене, и тут входит один такой в тельняшке – два метра в длину и два метра в ширину, и на глазах у испуганных музыкантов разрывает эту самую тельняшку, демонстрируя свои мощные бицепсы, как у Шварценеггера, требуя прекратить играть. Так вот, это все он – наш Вовка Максимов из 29 квартиры – два метра в длину и два в ширину.

Когда Вовка Максимов выходит из своей парадной во двор – все с первого по одиннадцатый классы убегают, а кто не успел – смотрят, что будет дальше, кто жертва. Вовка (он учится в шестом классе в шестнадцать лет: он посидел два года в первом классе, два года – в третьем и год в пятом) осматривается, довольный реакцией на свой выход, и не спеша, напевая песенку Найка Борзова: «Зовут меня Вова, я знаю три слова…», подходит к кому-нибудь, кто не успел убежать:

– Ну? – Вовка Максимов вопросительно смотрит на жертву.

Щупленький мальчик вытаскивает деньги, которые ему мама дала на мороженое или на завтрак и отдает их Вовке, чтобы сохранить свою хрупкую жизнь.

– Все? – гремит Вовка.

– Все…

– Ну давай, топай, – милостиво отпускает его Вовка.

Другие ребята тоже отдают ему свои кровные денежки. Сегодня не поесть им мороженого, не будет им пирожка. Одиннадцатиклассники – и те боялись Вовку Максимова. Лучше бы с ним вообще нигде и никогда не встречаться. Рэкетир, да и только. Женька и я тоже отдавали деньги. А что делать? Не хочешь же превращаться в отбивную.

Мы уже жаловались нашему участковому Никите Ивановичу. Никита Иванович один раз подошел к Вовке, спросил:

– Зачем ты отбираешь деньги?

– Я? – удивился Вовка (он хороший артист). – Кто нажаловался?

Вовка обвел нас всех взглядом.

Мы промолчали. И никто, никто ничего не сказал, не посмел! Никто не дал ему отпор. Участковый Никита Иванович ушел, заявив, что у него и без нас много дел: и кражи, и убийства – и что, мол, разбирайтесь сами.

Если такому человеку, как Вовка Максимов, не дать сейчас отпор – представляете, каким он будет, когда вырастет.

Один поэт написал: «Добро должно быть с кулаками».

И вот один раз, когда Вовка Максимов вышел во двор, наткнулся на меня и спросил:

– Ну?

Я сказал твердо и кратко:

– Нет!

Что на меня нашло, я не знаю. Просто, наверное, надоело бояться.

Он так удивился, даже немного замешкался, даже, мне показалось, чуть-чуть испугался. В следующее мгновение он уже оправился от изумления и надвинулся на меня, но не спеша, заставляя дрожать всеми моими клеточками и косточками.

Я попытался было применить приемы тейквондо, каким выучился в секции. Но ни мое махание руками и ногами, ни мои позы «журавля» на него не действовали – он даже не пошатнулся. Женька зажмурился:

– Что сейчас будет!

Меня спас водопроводчик, проходивший мимо:

– Ребята, сорок вторая квартира в этом подъезде?

Вовка Максимов отвлекся на мгновение, на секунду. «Не думай о секундах свысока…» – поется в одном нашем фильме про разведчика Штирлица. Фильм называется «Семнадцать мгновений весны». Штирлиц – это его у немцев так звали, а на самом деле он был у нас полковником Исаевым. Так вот: он берег каждое мгновение, каждую секундочку. И я тоже за одну секундочку проскочил мимо слоновьих ног Вовки Максимова. Нет, не проскочил, унесся, как реактивный самолет.

– Что же делать? Что делать? – этот вопрос я задавал себе днем и ночью. – Нельзя, чтобы сильный и нахальный обижал слабых. Если человек сильный, то он должен наоборот делать добрые дела и защищать слабых. А что делать, если ты слабый, а сильный – злой и нахальный? Надо стать сильным и душой, и телом и сделать так, чтобы Вовка Максимов никогда, никогда больше никого не обижал!

Я решил еще заняться и боксом. Может, удар мой будет таким мощным, что свалит Вовку Максимова наповал.

Я поступил в секцию бокса недалеко от дома, там всех брали после двенадцати лет. Сначала были занятия по координации и по реакции, конечно, обязательно занятия по физической подготовке: бег, прыжки…

Я сразу вспомнил американский фильм про Рокки, которого играл Сильвестр Сталлоне. Тренер дал ему задание поймать курицу, обыкновенную курицу. Когда Рокки еще не обладал хорошей координацией и реакцией, то он не мог ее поймать – она увертывалась, а когда он уже потренировался, курицу поймать стало сущим пустяком.

Интересно, смог бы я поймать курицу? А еще я посмотрел наш старинный отличный фильм «Первая перчатка». Там поучился быть напористым, смелым, не падать духом:

 
Везде нужна сноровка,
Закалка, тренировка,
Уменье нападать,
Уменье защищать.
При первой неудаче
Давать умейте сдачи,
Иначе вам удачи
Не видать…
 

Вот такая поучительная песенка звучит в фильме.

Еще я почитал книгу по боксу, сам поизучал приемы. Мне понравилось, как там рассказывали про наших великих боксеров: Геннадия Шаткова, Валерия Попенченко, Константина Дзю, Николая Валуева… И про многих других. Какая у них сила воли! Вот бы мне такую.

Через два месяца нас поставили на бой со спарринг-партнером. Им оказался веснушчатый белобрысый парень примерно такой же комплекции, что и я, только немного повыше. В первом раунде была разведка боем. Я примеривался, он присматривался. Во втором мы уже активно обменивались ударами. В третьем раунде пошла молотилка: каждый хотел выиграть.

– Так нельзя. Чему я вас учил! Слишком открываетесь, особенно ты. Костя, – разбирал наш бой тренер.

Выиграл веснушчатый с небольшим перевесом. Я не унывал. Сколько было потом этих спарринг-боев, и не сосчитаешь.

Первым мой синяк увидел Женька, но он был полностью посвящен в мои планы, поэтому понимающе кивнул:

– Да…

А вот наш классный руководитель Виктор Борисович поинтересовался:

– Кто тебя так ударил в глаз?

Глядя на него одним глазом, я приврал:

– Никто, все в порядке, я просто упал.

– Падай в следующий раз осторожнее, – заботливо попросил Виктор Борисович.

В другой раз синяков было уже два. Виктор Борисович отправил меня к врачу, сняв даже со своей контрольной по химии. Лопухов попросился со мной:

– Можно я его в медпункт отведу, а то ему трудно идти, и вообще – морально поддержу.

Но Виктор Борисович парировал:

– Сам дойдет. Умеет так неудачно падать – сумеет добраться и до медпункта.

В третий раз я весь опух и просто не пошел в школу, чтобы никого не тревожить. Родители охали, смотря на мои занятия боксом. Но ничего не говорили: я был уже большой. Один раз папа просто предупредил:

– Главное, губы береги, ты ведь на трубе играешь.

– Не бойся, па, – отмахнулся я, – губы я берегу.

Младший брат Вовка, его звали так же, как Максимова, меня поддерживал.

В коридоре я повесил боксерскую грушу и бил по ней неистово, представляя, что это Максимов. У меня была цель!

Прошло три месяца. Три томительных месяца. Все это время я почти не выходил гулять во двор – готовился. И вот, наконец, я решился.

За это время во дворе ничего не изменилось. Та же картина: все играют спокойно во дворе: кто в футбол, кто в пинг-понг, кто на роликах катается. Все счастливы. И вот выходит Вовка Максимов, небрежно напевая все ту же песенку, как будто его заклинило:

– Зовут меня Вова, я знаю три слова…

Он действительно знает всего три слова: «ну», «всё» и «давай». По крайней мере, больше никаких слов я от него не слышал. Когда он увидел меня во дворе, то наморщил лоб, будто что-то вспоминая, и действительно, вспомнив, лицо его приняло удивленное выражение. Все расступились. Вовка Максимов направился прямо ко мне, имея твердое желание сделать из меня котлету, только не знаю какую – пожарскую, московскую или еще какую-нибудь. Для начала он по традиции спросил:

– Ну?

И тогда я опять, но гораздо тверже и увереннее, чем в прошлый раз, ответил:

– Нет!

Он надвинулся на меня. Но ни одна из моих клеточек и косточек теперь не дрожала, а наоборот, я собрался для удара и начал. Я бил натренированными кулаками со всей силы и туда, и туда, и еще туда. Но от моих ударов Вовка Максимов только чуть-чуть поморщился – он был непробиваем, как танк. Другой человек давно бы упал замертво в нокауте, Вовка же свысока пренебрежительно посмотрел на меня и вдруг засмеялся так, будто началось землетрясение:

– Гы, гы, гы.

Это было его четвертое слово.

– Гы, гы, гы.

И тут я подпрыгнул и врезал ему в челюсть. И, о чудо! Он немного пошатнулся. Смех сразу прекратился, и в его глазах я увидел ужас. Потом он начал что-то искать во рту, шевеля языком. И затем… вытащил свой огромный зуб… Тогда я услышал от него пятое слово, обращенное ко мне:

– Ты?

Он, не моргая, смотрел на меня. И повторил:

– Ты?

Но я его больше не боялся. Ребята подошли к нам поближе, тоже, наверное, не чувствуя страха, или из любопытства.

– Да, – сказал я. – Я выбил твой зуб, страшный и непобедимый Вовка Максимов. А знаешь, почему я его выбил?

Тут я вспомнил мои любимые фильмы «Брат» и «Брат-2» и слова главного героя Данилы Багрова и как заору:

– Ты думал, что счастье в силе и в безнаказанности? Ты думал, что вот ты, такой большой, сильный, можешь издеваться над всеми? Нет! Счастье – в правде. А правда в том, что добро должно быть с кулаками и что нельзя обижать слабых и беззащитных. Правда в том, что кто-то должен сказать таким, как ты, одно только слово: нет!

Я повернулся к ребятам:

– Кто скажет «нет», если не я, не он, – я показал на Женьку, – не он. – Я показал на первоклашку из четвертой квартиры. – Кто-то один скажет «нет», и если дело правильное, стоящее, то все его поддержат!

Ребята стали кричать:

– Правильно! Так и должно быть!

Вовка Максимов посмотрел на нас, и впервые я увидел, что у него есть совесть. Видно, его что-то проняло, и он что-то понял, не все еще, но что-то.

С тех пор страшный Вовка Максимов, этот шкаф два метра в длину и два в ширину, здорово изменился. Он стал учиться, узнал много новых слов, переходил из класса в класс без проблем.

Осенью я его отвел в нашу боксерскую секцию к своему тренеру. Вовка Максимов очень усердно тренировался – наверное, двадцать четыре часа в сутки.

– Перспективный, – одобрял его тренер.

Если кто кого обижал, Вовка всегда разбирался, защищал слабых. В нашем дворе можно было теперь гулять и играть спокойно – он находился под покровительством Вовки Максимова. Через два года Вовка стал чемпионом города в тяжелом весе. Поехал на соревнования за границу.