Текст книги "Гражина. Серия «Закованные в броню»"

– Что?! – шепотом с ужасом выдавила из себя Эвелина.

– Ради бога, Ремгольд! – пани Валевская, кусая губы от волнения, подошла к Эвелине и обняла ее за плечи. – Успокойтесь, дитя мое. Вы же жили в Италии какое-то время, Эвелина? Неужели вы не слышали о том, что бывают женщины, которые интересуются не мужчинами, а другими женщинами? Лусия была одной из них. Причем, в отношениях она вела себя как мужчина. Алиция встретилась с ней первый раз, когда была еще совсем молода, во время нашей поездки в Венецию. По глупости я позволила ей увлечь себя в эту игру, но затем, когда я обнаружила, что это вовсе не игра, а все гораздо серьезнее, мы с вашей матерью помогли ей сбежать от Лусии и вернуться в Литву. Именно тогда она стала жить под моим именем. Мы наивно думали, что навсегда избавились от нее. Через десять лет, когда после смерти Лайоша Алиция оказалась в безвыходном положении, преследуемая и гонимая, с маленьким Луи на руках, Лусия без колебаний предложила ей помощь. Взамен она предложила ей сделку. За свою жизнь и жизнь своего сына Алиция должна была заплатить ее покорностью и ее телом. Видите, Эвелина, – губы пани Валевской искривились в горькой усмешке, – вы с ней очень похожи. У вас был Валленрод, у Алиции – Лусия де Монсада.

Эвелина была так ошарашена, что не могла найти слов. Она только молча с ужасом смотрела на красивую светловолосую женщину, в глазах которой стояли слезы от воспоминаний о душевной боли, через которую ей пришлось пройти вместе со своей подругой много лет тому назад. Собственные воспоминания о замке, о Валленроде, обо все том, что случилось с ней внезапно нахлынули на нее, накрыв ее волной. Словно поняв ее состояние, княгиня Ремгольд сжала тонкие пальцы молодой женщины своими пальцами и порывисто обняла ее, прижав к своей груди, чтобы облегчить ее боль.

Суровый литовский князь отвернулся к стене.

– Теперь в опасности вы, мое дорогое дитя! – вскричала пани Валевская, через некоторое время с неохотой отстраняясь от Эвелины и с тревогой глядя ей в лицо. – Вы слишком красивы, и Лусия непременно постарается получить вас! Вы едете в Вильну к Луи, а она сейчас живет в его доме. Я очень беспокоюсь за вас, Эвелина! Мы послали вам в подарок Хаски, чтобы защитить вас, но, судя по тому, что мы слышали, собака больше предана малютке Даниэлю, чем вам.

– Стало быть, – снова вступил в разговор князь Ремгольд, – Даниэль под защитой. Юный Андрей, как я понял, с успехом может защитить себя сам. Нам нужно постараться обеспечить лишь безопасность Гражины.

– Я надеюсь, что любовь могущественного князя Острожского защитит ее, – тихо проговорила пани Валевская.

– Луи любил свою мать, дорогая, чтобы не болтали по этому поводу злые языки, – возразил князь Ремгольд. – Но это не спасло ее от смерти!

– Между любовью сына и любовью мужа большая разница, – сказала княгиня. – Мужчина, который любит тебя, способен воскресить тебя из мертвых! Как это сделал для меня ты, дорогой.

– Я не могу сказать, что это было одним из лучших воспоминаний в моей жизни, – с чувством отозвался князь Ремгольд. – Я бы отдал все на свете за возможность не иметь такого опыта! Если ты уверена, что твой сын любит Гражину, было бы слишком жестоко заставлять его пройти через то ужасное чувство потери, которое испытал я сам!

– Как еще мы можем помочь ей? – спросила пани Валевская. – Я готова воскреснуть из мертвых, чтобы защитить Эвелину!

– Ни в коем случае! – вскричал князь Ремгольд, в беспокойстве глядя на жену. – Если она снова попытается убить тебя, я не переживу этого! Пощади мои чувства, дорогая! Мы должны придумать что-то другое!

Эвелине вдруг стало невероятно грустно от того, с какой любовью и тревогой смотрел на жену князь Ремгольд. Как двадцать лет назад, он был готов вновь и вновь сражаться за ее безопасность, невзирая на то, какие осложнения приносила ему его женитьба. День за днем, год за годом, он был вынужден скрывать свою жену в Кревском замке, выслушивая град насмешек, сыпавшихся на него со всех сторон от многих литовских вельмож, его друзей и его врагов, порой даже от самого великого князя.

Она вдруг неожиданно, подчиняясь внезапному озарению, сказала:

– Пообещайте мне, князь и вы, княгиня, что как только мы разберемся с Лусией Монлери, вы откроете имя вашей жены, и пани Валевская сможет смело появляться при всех дворах!

– Единственное, что заставляет меня скрывать ото всех свою жену, это соображения ее безопасности! – с досадой сказал князь Ремгольд, словно его уличили в нехорошем поступке.

– Я ни капли не сомневаюсь в этом, князь! Более того, я уверена, что вам будет очень приятно представить вашу красивую и умную жену при дворе Витовта! Великий князь до сих пор высоко ценит общество таких женщин, как пани Валевская.

Эвелина посмотрела на пани Валевскую.

– А вы? Вы обещаете расстаться со своей таинственностью, княгиня?

– Да, – княгиня Ремгольд с признательность взглянула в лицо молодой женщины, но через некоторое время ее тревога взяла свое:

– Но что намерены делать вы? – с беспокойством спросила она в ту же минуту.

– Пока не знаю. Но мы непременно что-нибудь придумаем.

– Мы? – удивилась княгиня Ремгольд. – Кто это мы?

– Эли, – Эвелина повернулась к подруге. – Ты не хочешь поехать со мной?

– Нет, – сердито отрезала Эльжбета. – Я ее боюсь! Если она уговорила мою мать напоить Острожского той самой гадостью, от которой он потерял память на шесть лет, то я просто подумать боюсь, чем она может попотчевать меня, если приревнует к тебе! Между прочим, как только Острожский выпил мой отвар, к нему вернулся его истинный облик! Он стал выглядеть, как прежний Острожский, а не как какой-то там заморский герцог!

– Это правда, – задумчиво сказала Эвелина. – Он действительно изменился. Ты полагаешь, – она повернулась к Эльжбете, – что Лусия по-прежнему подмешивает что-то в его еду?

– Я бы не удивилась, – буркнула Эльжбета. – Возможно, в меньших порциях. К счастью, она не знает, что именно я ему дала в прошлом году. Когда ты поедешь в Вильну, тебе нужно в первую очередь получить контроль за домом и присмотреться к прислуге. Возможно, мне стоило бы поехать с тобой в качестве служанки, но я боюсь, что Острожский узнает меня, и тогда мы уже точно влипнем по полной программе.

– Ты можешь приехать в гости пару недель спустя, и остановиться где-нибудь в Вильне, – предложила Эвелина.

– Где? У нас нет дома в Вильне, только в Троках. Это слишком далеко, с такой изобретательной ведьмой, как испанская тетушка Острожского, надо быть все время начеку.

– Вы можете остановиться в моем доме! – вмешался в разговор князь Ремгольд. – Никто не удивится, если у меня в доме появится моя, скажем, литовская племянница с детьми.

– Благодарю вас, князь, – с признательностью сказала Эвелина.

– Тогда, – Эльжбета посмотрела на Эвелину, темные глаза ее смеялись. – Я думаю, будет лучше, если мой Зигмунт будет жить в доме Острожских вместе с Андреем. Вдвоем эти сорванцы способны горы свернуть! Посмотрим, как это понравится испанской тетушке! Надеюсь, мальчишки не станут большой головной болью для тебя, Эва?

– Ну что ты! – с усмешкой сказала Эвелина. – По крайней мере, они оба будут заняты!

Князь Ремгольд громко расхохотался.

– Весьма наслышан о вашем сыне, Гражина! Было бы очень любопытно познакомиться с ним лично. Если он так хорош в седле, как об этом говорил Витовт, я подарю ему одного из своих элитных коней.

– Он уводит из конюшни огромного арабского жеребца Луи, дикого и своенравного, как ветер, – со вздохом сказала Эвелина, – и скачет на нем без седла и стремян. Каждый раз, когда я вижу это, у меня замирает сердце. Не думаю, что вы удивите его литовскими лошадьми.

– Посмотрим-посмотрим, – ухмыльнулся князь Ремгольд, потирая руки. – Все эти европейские лошади в подметки не годятся быстрым и выносливым литовским лошадкам.

– Это же замечательная идея! – согласилась Эльжбета. – Пришлите мальчикам пару лошадей в дом Острожских, только, пожалуйста, что-нибудь поспокойнее для моего сына, и они будут заняты целыми днями, производя при этом невероятный шум на всю Вильну! Нам надо выманить Лусию из ее уютного имиджа доброй тетушки. К тому же, – она повернулась к князю Ремгольду, – для вас это будет очень хорошим поводом появиться в доме Острожских. Поверьте мне, на каком-то этапе Эвелине нужна будет мужская помощь.

Литовский князь одобрительно кивнул.

– Ты знаешь, дорогая, – через минуту, оживленно сверкая глазами, он повернулся к жене, все это время молча слушавшей их разговор. – Мне кажется, эти девчонки достанут все-таки твою драгоценную подругу! Если они сделают это, я поставлю Гражине памятник из чистого золота!

– Вам нужно быть очень острожной, дитя мое, – пани Валевская постаралась улыбнуться, но было видно, что тревога снедает ее изнутри. – Возьмите с собой Гунара, кроме того, мы дадим вам в сопровождение нескольких преданных нам людей, которые не будут спускать с вас глаз. Надеюсь, все обойдется.

Князь Ремгольд встал.

– Нам пора идти. Увидимся в Вильне, Гражина. А вам, моя дорогая литовская ведьма, – он подмигнул Эльжбете, – я обеспечу достойный эскорт в мой дом в Вильне в начале следующего месяца. Будьте готовы к тому времени, и не забудьте ваши травы и котелки! У меня такое впечатление, что они нам понадобятся.

Глава 6

Декабрь 1417 г, Вильна,

Великое Княжество Литовское

Острожский не поверил свои глазам, когда через месяц после их встречи с Эвелиной в Кракове, он увидел в окно своего дома в Вильне подкатившие к крыльцу несколько крытых зимних возков, из которых поочередно начали появляться одетые в шубы и шапки люди, среди которых он узнал Гунара, Аделину, Марженку и, наконец, Эвелину и Андрея. Клубы пара от конского дыхания на морозе мешали ему увидеть, сколько именно людей из Остроленки прибыли с его женой.

Он был так поражен их появлением, что остановился диктовать послание к королю на полуслове, и его секретарь должен был прочистить горло для того, чтобы привлечь его внимание к письму. Когда он поспешно закончил диктовать письмо и отпустил секретаря, ему понадобилось несколько минут для того, чтобы справиться со своим волнением. Она приехала по его зову! Она была в доме вместе с ним! Он перевел дыхание и закрыл глаза, вспоминая ее улыбку, ее волосы, рассыпавшиеся по ее плечам, а затем по его груди, вкус ее губ, ощущение ее волос на своем плече, трепещущее тепло ее плоти… Он опомнился и постарался привести себя в чувство. Она – моя жена, твердил он про себя, поспешно спускаясь по лестнице, чтобы скорее увидеть ее. Она приехала потому, что я ее позвал, она простила меня, и я должен быть вежливо-внимательным, я не должен показать ей, что я просто умираю от желания затащить ее в постель, что я безумно скучал по ней все это время, и я сделаю абсолютно все за то, чтобы увидеть любовь и улыбку в ее глазах.

Ожидавшая его в гостиной Эвелина подняла голову на звук его шагов и встретила его взгляд. Он тут же прикрыл ресницами блеснувшие непонятным ей торжеством искристые глаза, и когда она вежливо поднялась ему навстречу с дежурными словами: «Ваша светлость!», с усмешкой поправил ее, поднося к губам ее руку:

– Никогда не говорите мне ваша светлость, Эвелина! Для вас я всегда буду Луи.

Она не успела ничего ответить. Не выпуская из своих рук ее кисти, Острожский привлек ее к себе и поцеловал. Прикосновение его губ к ее губам было таким крепким и жадным, что Эвелина почувствовала, как пол начал стремительно уплывать из-под ее ног, и во всем мире остались только он и она, его руки сжимали ее в объятьях, его губы приникли к ее губам, и она на секунду перестала чувствовать саму себя, растворившись в его страсти.

– Боже мой, Острожский, вы с ума сошли! – она нашла в себе силы упереться руками в его груди и отстраниться от него. – Только не в гостиной, умоляю вас!

– Так приятно возвратиться к прежним именам.

Острожский разжал объятья и почувствовал, как Эвелина выскользнула из его рук.

– Я счастлив, что вы прислушались к моей просьбе и присоединились ко мне в Вильне, моя дорогая княгиня, – сказал он.

Эвелина, скинувшая прямо на пол свою шубу и уже подходившая к окну, чтобы немного придти в себя, внезапно остановилась и повернулась к нему.

– Я вернулась к вам на одном условии, – сказал она, глядя на Острожского.

– Каком условии? – спросил он, убирая с дороги ее шубу и вновь приближаясь к ней.

– Отныне я – единственная женщина в вашей постели и в любом другом месте, где вам вздумается заняться любовью. Вы нарушите это условие, и я уйду от вас навсегда!

– Вы шутите, Эвелина! – в ее тоне прозвучало нечто, заставившее Острожского внимательно всмотреться в выражение, появившееся на ее лице. – Зачем мне другие женщины, когда у меня есть вы?

– Но они зачем-то понадобились вам год тому назад!

Острожский, в волнении взъерошив свои волосы, отвернулся от нее и прошелся по гостиной.

– Я… я был очень расстроен тогда. Всеми этими темными местами моей биографии, – наконец, медленно сказал он. – Мне нужна была разрядка. Я пришел к вам… но я боялся сделать вам больно. Мне нужно было тогда обладать женщиной так, чтобы забрать у нее тело и душу, и я боялся, что это навсегда оттолкнет вас от меня. В моей душе царила ночь. И я был жестоким и требовательным, как ночь. Я не мог подвергнуть вас такому испытанию…. Нет, только не после того, что вы перенесли в руках Валленрода!

– Луи! – Эвелина встала у него на дороге и вынудила его остановиться. – Замолчите и послушайте меня. Вы никогда не были жестоки со мной! Но только до того самого момента, как я увидела вас с другой женщиной! Запомните, что пока с вашей болью или с вашими бедами вы приходите в постель ко мне, я прощу вам все, и я всегда буду счастлива вам помочь. Всем, чем могу.

Острожский почувствовал, что от ее слов кровь отлила от его лица и прилила к его чреслам.

– Это единственное условие вашего ультиматума, дорогая? – глухим голосом спросил он, пытаясь справиться с обуревавшим его желанием подхватить ее на руки и унести в свою опочивальню.

– Нет, Луи, – Эвелина сделала вид, что не замечает ясно отразившихся на его лице мыслей. – Второе условие состоит в том, что я хочу быть вашей женой не только в постели, но и в доме. Дом должен стать моей территорией. Слуги и дети повинуются мне, пока они на моей территории, в нашем доме. Я ничего не имею против гостей, но они всегда должны быть гостями, а не хозяевами в нашем доме.

– Вы имеете в виду мою тетушку, дорогая? – усмехнулся Острожский.

– Именно так. Я ничего не имею против герцогини де Монсада, но я хочу быть хозяйкой в своем доме.

– Витовт был прав, дорогая. Вас можно хоть сейчас назначать одним из командиров его армии. Кстати, о вашем прибытии уже осведомлялись ваш старый знакомый князь Наримант и даже сам князь Ремгольд. Не подозревал, что вы так хорошо знакомы с бывшим наместником великого князя в Литве и Жемайтии.

– Ну, если быть честной, Луи, – сказал Эвелина, затеняя глаза ресницами. – Я познакомилась с самим князем много лет назад в Жемайтии, а с его женой совсем недавно в Польше.

– Вы знакомы с его женой, Эвелина? – заинтересовался Острожский. – С таинственной незнакомкой из Кревского замка? Вы не перестаете меня изумлять!

– Итак, вы согласны с моими условиями, Луи? – стряхнув упавший на глаза выбившийся их прически локон светлых волос, спросила Эвелина, умышленно переводя разговор в другое русло. – Могу я дать сигнал устраивать слуг и детей?

– Детей?! – Острожский расхохотался. – Я так и знал, что вы привезете детей, Эвелина! Что, Анри не понравилось при польском дворе?

– Андрею нравится везде, – дипломатично сказала Эвелина, посмотрев на мужа. – Я просто заметила, что он, ну скажем, слишком беспокоен для тихого, степенного польского двора. У Ягайло начинается головная боль, когда ему докладывают о проделках юного князя Острожского. И поскольку никто, кроме меня, не может сладить с ним, – она сокрушенно развела руками, придав своему лицу подчеркнуто серьезное и даже озабоченное выражение, – то мне пришлось взять его с собой. Надеюсь, вы не возражаете?

Острожский насмешливо улыбнулся.

– Конечно, нет, дорогая. Я уже согласился со всеми вашими условиями. Дом и дети – ваша ответственность, не так ли? Может быть, вы хотите присоединить к ним лошадей и собак? Моя жизнь в Вильне от этого существенно облегчится.

– У вас большая конюшня, Луи? – сразу же заинтересовалась Эвелина. – Вы привезли с собой арабских скакунов?

– Значит ли это, княгиня, что вы хотите попросить лошадь для верховой езды?

Ладони Острожского снова легли на талию Эвелины, он мягко привлек ее к себе, не в силах противиться желанию почувствовать близость ее тела, запах ее волос, вкус ее поцелуя. Эвелина положила руки ему на плечи, взглянула в лицо и невинным тоном заметила:

– Не только для меня, мой князь! Также для Андрея и для юного Зигмунта Радзивилла.

– Что?! – с поддельным ужасом вскричал Острожский. – Юный Радзивилл тоже с вами?!

– Луи, ну как же я могла обойтись без рассудительного Зиги Радзивилла? Без него Андрей бы разнес наш дом, а с ним и половину Вильны, в течение недели!

– В Испании Анри был очень милым мальчиком! – возразил Острожский, любуясь блеском ее глаз.

– До тех пор, пока не садился на коня? Как он рассказывал, ему это редко удавалось. Кроме того, Испания – не Литва! Андрей был так послушен потому, что поскорее хотел вернуться к своей вольной жизни на родине.

– Не будьте такой вежливой, Эвелина, – усмехнулся Острожский, прижимая к себе гибкое тело жены. – Он был таким спокойным потому, что ужасно злился на меня из-за того, что вас не было с нами, не правда ли?

– Возможно.

Острожский наклонился к ней, и их губы встретились. Он почувствовал мгновенное колебание и словно нерешительность Эвелины, а в следующую минуту она ответила на его поцелуй, ее руки скользнули с его плеч и обвились вокруг его шеи.

– Ваша светлость? – на пороге появился дворецкий.

– Что там еще случилось? – пробормотал Острожский, не в силах оторваться от губ Эвелины.

– Луис!

Вслед за дворецким из Остроленки, Войтехом, которого Острожский всегда возил с собой, в гостиную стремительно вошла герцогиня де Монсада.

– Луис, что происходит?! Весь дом словно вверх дном!

В какой-то момент она вздрогнула от неожиданности, увидев застывшие в объятьях посреди комнаты фигуры Острожского и Эвелины, а потом постаралась придти в себя.

– Кажется, она пришла жаловаться, – прошептал на ухо Эвелине Острожский. – Наверное, наш сын уже начал свою разрушительную деятельность. Ты уверена, что справишься с ней, дорогая?

Прикосновение его губ к мочке ее уха, ощущение его дыхания на своей щеке произвели на Эвелину такое впечатление, что мурашки предвкушения восторга пробежали по ее коже.

– Вы ведь дали мне карт-бланш? – прерывисто прошептала она в ответ, утыкаясь лицом ему в грудь и с наслаждением вдыхая такой знакомый исходящий от него запах, в котором смешивались аромат свежевыделанной кожи, составлявшей отделку его литовского по покрою камзола и запах дождя, который всегда ассоциировался у нее с ним. Прикосновение ее губ к коже на его груди чуть не заставило Острожского застонать вслух от острого наслаждения.

– Конечно же, дорогая! – только и смог прошептать в ответ он. – Только постарайтесь ничего не ломать.

– Сложно что-либо обещать, – пробормотала Эвелина, наслаждаясь его близостью. – Могу лишь пообещать обойтись без трупов.

Он засмеялся, и она почувствовала, как его тихий смех отозвался эхом в его груди, к которой она по-прежнему прижималась своей щекой.

Помедлив еще немного, не желая выпускать ее из своих объятий, Острожский, наконец, разомкнул свои руки, освобождая Эвелину, обернулся к герцогине сам и, мягким движением развернув в ее сторону Эвелину, постарался как можно официальнее в сложившейся обстановке представить обеих женщин друг другу.

– Тетушка, позвольте представить вам мою жену, Эвелину Острожскую. Эвелина, познакомьтесь с моей испанской тетушкой, герцогиней Лусией де Монсада.

С сожалением отстраняясь от мужа, Эвелина с заученной годами в Мальборке любезной улыбкой обернулась к ожидавшей ответа герцогине Монсада.

– Очень приятно познакомиться с вами, Лусия, – в ее спокойном мелодичном голосе не слышалось никаких оттенков эмоций. – Прошу простить меня за весь этот переполох. Просто я привезла в Вильну целую армию слуг и детей. Сейчас я все улажу. Войтех, пойдемте со мной.

Не дожидаясь ответа немного растерявшейся герцогини, Эвелина бегло улыбнулась ей по-прежнему безличной придворной улыбкой, и, взглянув на Острожского, быстро пошла к двери. Ему показалось, что в ее глазах промелькнула насмешка, он и сам тихо усмехнулся про себя, глядя на обескураженное лицо тетушки Лусии.

Старый дворецкий княгини Острожской, всегда недолюбливавший герцогиню, с радостью последовал за молодой хозяйкой, которая решительно покинула гостиную. Из коридора Острожский услышал ее спокойный голос, раздающий четкие лаконичные приказания прислуге. Шум и гам, создаваемые, по-видимому, Андреем и Зигой Радзивиллом, скоро прекратились, слышны были только торопливые шаги прислуги и их веселые перекликающиеся голоса, удалявшиеся вглубь дома, вслед за голосом Эвелины.

– Она распоряжается здесь, как хозяйка! – с недоверием в голосе сказала герцогиня Монсада, опомнившись от изумления стремительными действиями Эвелины.

– Она и есть хозяйка, – сказал Острожский, решив, что будет лучше объяснить ситуацию тетушке сразу и до конца. – Не забывайте, тетушка, она моя жена.

– Но, – Лусия не находила слов. – Но я всегда была хозяйкой в твоем доме! – наконец, выпалила она в возмущении.

– Все изменилось.

Острожский остановился рядом с ней и посмотрел ей в лицо.

– Лусия, – негромко произнес он, стараясь мягкостью своего тона смягчить жестокость своих слов. – Я женат. Вы были хозяйкой в моем доме до тех пор, пока не вернулась настоящая хозяйка, княгиня Острожская, моя жена. Не волнуйтесь, Эвелина весьма искусная особа, она привыкла вести дом с юного возраста, сначала дома отца и Валленрода, потом, в течение шести лет, в мое отсутствие, справляться со всеми нашими обширными владениями в Польше и в Литве. Постарайтесь расслабиться, тетушка, и наслаждайтесь жизнью.

Лусия де Монсада в возмущении топнула ногой.

– Наслаждаться жизнью? Луис, как ты себе это представляешь? Я не буду подчиняться девчонке!

– Лусия! – голос Острожского стал резким. – Перестаньте пререкаться. Я не потерплю в доме ссор, как это было во времена моей матери! Нравится вам или нет, но Эвелина – моя жена. Семь лет назад я купил этот дом в Вильне для нее и по ее выбору. Это – ее дом, она привезла с собой детей, которых надо устроить и о которых надо заботиться. Где тот здравый смысл, которым вы всегда так гордились?! Вам следовало бы предложить ей свою помощь!

Лусия де Монсада фыркнула и быстро вышла из гостиной, хлопнув дверью.