Текст книги "Охота на вампиров"

В общем, как только я осознала, что в своих проблемах не одинока, мне существенно полегчало. Мы с Региной еще посплетничали по поводу предстоящего бракосочетания; фокус был в том, что все вокруг были осведомлены о самом факте, но время и место держались нами в тайне из принципа. У нас с Сашкой были грандиозные планы: после регистрации – Мариинский театр, после театра – ужин в ресторане на две персоны, после ужина – самолет в Париж, ради чего мой жених с момента подачи заявления в ЗАГС вкалывал как негр на плантациях, личным примером иллюстрируя старую загадку: почему врачи работают на полторы ставки, а не на две и не на одну? Потому что на одну есть нечего, а на две – некогда.

Вернее, самолет в Париж улетал на следующий день утром, но очень ранним утром, поэтому ужин от самолета должна была отделять только короткая брачная ночь. Таким образом, времени для дружеской тусовки не оставалось, по причине чего тусовка пребывала в негодовании и регулярно грозилась с момента возвращения Стеценко с курсов повышения квалификации залечь в засаде возле всех районных ЗАГСов… Но мы держались как могли.

Разговор с Региной затянулся; положив трубку, я попыталась доказать ребенку, что время уже не детское, спать пора. Ребенок сидел у себя надувшись, поскольку из-за меня ему не смогли дозвониться девочки. И точно, через три минуты телефон зазвонил снова, Гошка схватил трубку и плотно прикрыл за собой дверь своей комнаты, перед этим успев сказать мне:

– Хорошо, когда ты на работе, – и телефон свободен, и мы с тобой не ссоримся.

Я осталась стоять перед закрытой дверью, переваривая тот факт, что наши отношения с сыном вступили в новую фазу. Я уже не являюсь для него авторитетом (да, похоже, никогда особо не являлась); он воспринимает меня как досадное приложение к его подростковым проблемам, и более того, ему лучше без меня, чем со мной. Отчетливо сознавая, что я не смогу всю жизнь водить его за ручку, я тем не менее испытала сложные эмоции от того, что у нас с ним развивается типичный синдром отношений матери и взрослеющего сына – «вместе тесно, а врозь скучно», при этом вторая часть относится только ко мне. Ужас; скорее бы приехал Сашка. Он единственный умудряется каким-то образом общаться с моим сложным отпрыском, не раздражая его и не раздражаясь сам. Открылась дверь, и выглянул мой сын с плутоватым выражением хитрых глаз.

– Ма, – сказал он. – А ты завтра во сколько придешь?

– Не знаю, а что?

– Мы хотели с ребятами потусоваться немножко; хорошо бы до утра…

– С какими ребятами? – беспомощно спросила я.

– Ну, из школы.

– Что значит – до утра? – стала я надувать щеки. – А в школу?

– Прямо отсюда и пойдем в школу.

– Нет, Гоша, об этом не может быть и речи.

– Ну почему? – заканючил он.

– Потому что я не понимаю, что это за тусовки с ночевкой в вашем возрасте. А во-вторых, – я тут же отметила, как мой голос предательски звенит, но уже ничего с этим поделать не могла, – куда ты собираешься меня деть?

– Ну, а куда ты делась вчера?

– Вообще-то я была на месте происшествия, – ответила я.

– Вот и сегодня туда съезди, – посоветовал любящий сын.

– Гоша, – невероятным усилием воли я заставила себя говорить тихо и проникновенно, – а тебе меня не жалко? Я работала больше суток, устала как собака, а ты мне и завтра предлагаешь отправиться на место происшествия? Тебе не жалко меня?

– Не-а, – ответил черствый подросток и захлопнул перед моим носом дверь, видимо, убедившись, что я никуда не отвалю, не дам им потусоваться и, стало быть, не стоит рассыпать передо мной перлы своего красноречия.

Вот и поговорили, подумала я. Все померкло, мне стало казаться, что ничего хорошего в жизни меня не ждет, сын для меня потерян, ему сомнительные тусовки с приятелями дороже родной матери и т. д. и т. п.

Если бы Сашка по телефону не прорвался через бесконечное воркование сына с многочисленными дамами сердца и не пролил некоторое количество бальзама на мои душевные раны, мне плохо пришлось бы в эту ночь. Сыночек, схвативший трубку в надежде, что это его домогаются девушки, с недовольной рожей вынес мне телефон и снова заперся в своей помойной яме.

– Любимая, – ласково и убедительно говорил мне Стеценко, – у тебя нормальный ребенок. Умный и добрый.

– Да-а, – хныкала я, – добрый; родную мамочку готов из дома выпереть ради своих тусовщиков…

– Учти, что у него переходный возраст; вспомни себя в это время, – взывал к моему рассудку Сашка.

– Вспоминаю: ужасно. Самое интересное, что я сама понимала, какая я мерзкая. Но ничего не могла с собой поделать, мерзости из меня выскакивали помимо моей воли.

– Ну вот видишь. А чего ты от него хочешь? Чтобы он был умнее собственной мамочки? Такого не бывает.

– Ну да, не бывает… – я нудила и нудила и чуть не забыла сообщить Сашке, что в понедельник улетаю со своим малолетним негодяем в Англию и прилечу как раз к его приезду.

– Рад за тебя. Надеюсь, туда не заявится Ди Кара и не свистнет тебя из-под моего носа за неделю до свадьбы?

Я вслушалась в то, как Сашка это говорит, – действительно ревнует меня или просто шутит? Вообще-то к Пьетро он относится весьма душевно, они чуть не побратались у меня на глазах, но лучше не раздражать его перед ответственным жизненным шагом.

– Пьетро там не будет, – твердо ответила я. – И вообще, я еду с ребенком, он не позволит мне развратничать.

– Ты со своими вампирами-то за неделю управишься? – спросил Сашка, и я подумала, что мне еще нужно добиться объединения в моем производстве всех этих дел.

Мы наскоро обсудили вампирские дела, и разговор сам собой вернулся к проблемам подрастающего поколения. Напоследок Сашка, стараясь развеселить меня во что бы то ни стало, напомнил мне про нашего общего знакомого, бывшего следователя прокуратуры, вовремя удравшего в мировые судьи, который теперь, рассматривая алиментные дела, веселит публику в зале сентенциями типа: «Ответчик, помните – от того, как вы сейчас относитесь к своим детям, зависит, в каком доме престарелых вы проведете свою старость»…

Распрощавшись с женихом, я пошла на кухню и выглянула в окно. Подворотня зияла черной дырой, расселенный флигель соседнего дома смотрелся средневековыми руинами, и никакая сила не заставила бы меня сегодня выйти из дома. Но я знала, что завтра с утра все покажется другим, не таким зловещим. Оставалось лечь спать; я легла, но сон не шел, я все время прокручивала в уме события минувших суток, и на фоне тяжелых мыслей о собственных упущениях в воспитании сына мое профессиональное эго пыталось сложить воедино фрагменты головоломки с чудовищем, у которого в желудке кровь, и с обескровленными трупами. И с таинственным «санитаром», который слишком много знает про вампиров и с которым, судя по всему, небезопасно уединяться в морге.

Эвакуировать ребенка я никуда не стала, здраво рассудив, что ни один район в городе не может считаться безопасным. Утром, когда я выпихивала его в школу, он еще дулся, но по утрам, совушка моя, он всегда бывает дик и неразговорчив.

Выпроводив Гошку, я заполучила полчаса свободного времени и побрела к зеркалу. Мучившая меня с самого пробуждения головная боль моментально усилилась, как только я увидела свое отражение. Читая на дежурствах расплодившиеся женские журналы, я всегда искренне недоумеваю, как можно, видя такое в зеркале, по журнальным советам без зазрения совести внушать себе: «Ах, какая я красавица, я лучше всех, мужчины сложатся штабелями при виде меня», если, конечно, ты не профессиональная аферистка.

Но то, что я увидела сегодня, сразило меня наповал. То, что отражалось в зеркале, было даже не лицом, а каким– то серым блином с еле угадывавшимися смотровыми щелями. Волосы не хотели лежать ни под каким предлогом и размазывались по черепу, делая меня еще безобразнее. Вопреки умильным советам женских журналов, я плюнула в свое отражение и побрела на кухню, где на завтрак съела две таблетки цитрамона и одну анальгина. Подумав, я запила все это валерьянкой, лениво натянула на себя что-то из одежды и отправилась внушать шефу, что нам необходимо забрать как минимум два дела из других районов, добиться передачи нам еще одного дела чужой – милицейской – подследственности и пошукать по соседним прокуратурам на случай, если мы еще не все собрали.

К прокуратуре мы подошли одновременно с Лешкой. Горчаков давно вышколен у меня в том смысле, что если даже он считает, что я в какой-то конкретный день выгляжу хуже, чем обычно, и мною можно пугать не только маленьких детей, но и ворон в огороде, то совершенно необязательно посвящать меня в его сокровенные мысли.

Поэтому Горчаков ничего говорить не стал, всего лишь сочувственно посмотрел на меня, но взгляд его был таким выразительным, что мне стало тошно. Наловчился, собака, неприязненно подумала я, настропалился в пантомиме…

Шеф выслушал меня, вопреки моим опасениям, спокойно. Даже слишком спокойно.

– Вы вообще-то помните, что вы замуж выходите? – всего только и осведомился он.

Ой-ей-ей! Сейчас я обрадую его еще больше!

– Владимир Иваныч, – заныла я, – я еще хотела попросить у вас неделю за свой счет или в счет отпуска, все равно… Меня на конференцию пригласили, в Англию…

Вот уж в чем нельзя упрекнуть нашего шефа, так это в зависти и нежелании добра сотрудникам. Насчет Англии шеф проникся.

– А к свадьбе-то успеете? – не унимался он.

– Ну, конечно, Владимир Иванович! Я улечу в понедельник, а до этого времени я еще успею провести неотложные следственные действия и закрепить доказательства по своему убийству…

– Сколько раз просил грамотно выражаться, – простонал шеф, – доконали уже меня «своими убийствами», «своими костями», «своими мазками»…

Я извинилась:

– Конечно, я имела в виду убийство, находящееся у меня в производстве. Владимир Иванович, а хорошо бы мне до отъезда еще и по криминалисту нашему дело получить, а? Мне обещали, что его сегодня уже можно будет допрашивать, так я бы и допросила, а? А то милицейское следствие пока раскачается, там полморга поубивают.

– Мария Сергеевна, – шеф строго посмотрел на меня, – в понедельник вы улетаете в Англию, через две недели вы выходите замуж и улетаете в Париж, – я успела поразиться начальственной осведомленности, – потом вам в Австралию захочется, а потом вы вообще в декрет уйдете, – («Упаси Боже!» – успела вставить я) – а мы тут будем ваши дела расхлебывать?

– Владимир Иваныч, пока я не уехала, я успею все, что можно, по этим делам выполнить, назначу экспертизы, а пока я летаю туда-сюда, их сделают, и я спокойно продолжу расследование. В конце концов, меня Горчаков подстрахует…

– А вы его спросили? – Шеф поднял на меня усталые глаза.

– Я обещаю, что Горчаков никуда не денется, – сказала я уверенно. Зимний сезон на даче уже начался, поэтому Горчаков счастлив будет получить хоть какую-нибудь отмазку от снегоуборочных работ.

– Ну хорошо, – согласился шеф и отеческими глазами посмотрел на меня. – А теперь скажите мне, что вы сами думаете по этому поводу? По поводу вампиров и укушенных людей?

– Можно, я позвоню? – Вместо ответа я протянула руку к телефонному аппарату, и шеф передал мне трубку, спросив, какой номер набрать. Я продиктовала ему номер телефона экспертов-биологов, чтобы узнать, что за кровь в желудке у страшилища, извлеченного нами из канавы. Юра ведь мне обещал отправить кровь на исследование сразу и в тот же день получить ответ, а я закрутилась и, уезжая домой, забыла поинтересоваться результатами.

Любезная лаборантка в биологическом отделении без проволочек соединила меня с экспертом Воробьевой, и я через секунду услышала ее низкий хриплый голос заядлой курильщицы.

– Вам по вчерашнему трупу, неустановленный мужчина из вашего района, Щеглов вскрывал?

Я подтвердила, что именно по этому поводу я звоню. Воробьева закашлялась; я представила, как она машет рукой перед своим лицом, чтобы отогнать дым какой-нибудь жестокой папиросы, из тех, что и мужик не каждый закурит; несмотря на внушительный голос, Вера Сергеевна росточка была крохотного, волосы завязывала сзади в хвостик и со спины могла произвести впечатление юной девушки.

– Ну так я еще вчера все сделала, – сообщила Вера Сергеевна. Ее хриплый бас гремел в трубке, отменяя необходимость в громкой связи, так что моему прокурору все было слышно и через мембрану. – Кровь человека, группы В третья, с антигенами А и В.

– Вера Сергеевна, спасибо, только мне нужно содержимое желудка, – я подумала, что старушка рассказывает мне про кровь самого убиенного, но она тут же рявкнула:

– А я про что?! В пробирке с содержимым желудка трупа – кровь человека группы В с антигенами А и В, кровь женщины, чтоб вам было понятно! А сам труп – группы А вторая, приходите, забирайте результаты!

Задумчиво поблагодарив Веру Сергеевну, я отключилась. Шеф смотрел на меня испытующе:

– Ну как? Ожидали такой результат?

Шеф просто прочитал мои мысли – я только что задавала себе именно такой вопрос. С одной стороны, я готовилась услышать, что в желудке «вампира» – кровь свиньи или бычья кровь, ведь и правда некоторые ненормальные пьют для здоровья сырую кровь, которую заказывают на бойнях. Но подсознательно я допускала только один вариант ответа: в желудке у трупа – человеческая кровь, и это отменяло необходимость кавычек. Это существо было вампиром.

– Ну так что? – повторил шеф. – Какие версии?

Я вдохнула, выдохнула и попыталась сосредоточиться.

– Пока что версия одна: труп, который мы извлекли из канавы, а также обескровленные трупы, которые в течение последних двух дней были обнаружены в разных районах города, и неизвестный, притворявшийся санитаром морга, как-то связаны между собой.

– Санитар-то хоть установлен? – поинтересовался шеф, и я, воспользовавшись ситуацией, не преминула подколоть его.

– На самом-то деле я пока и не обязана его устанавливать, ведь дела в моем производстве фактически нет. У меня только неустановленный из канавы, вот им и займусь. Конечно, с «санитаром» надо работать по горячим следам, и если дело останется у этого милицейского индюка, то время будет упущено… – я скосила глаза на шефа. Он оставался бесстрастен.

– Ой, Владимир Иванович, – спохватилась я, – можно еще раз набрать? Тот же номер…

Владимир Иванович послушно набрал тот же номер, и я снова попросила соединить меня с экспертом Воробьевой.

– Ну что еще? – недовольно спросила Вера Сергеевна сквозь кашель.

– Вера Сергеевна, а вы не посмотрите группу крови женского трупа, вчера вскрывала Маренич, – я назвала район, из которого труп был доставлен.

– Посмотрю, – Вера Сергеевна зашелестела бумажками. – Неустановленная женщина, я неустановленных всегда сразу делаю. Группа В третья, антигены А и В.

– Спасибо, – я передала шефу трубку и пояснила: – Кровь в желудке этого страшилища по группе совпадает с кровью девушки, доставленной из расселенного дома. Я понимаю, что это может ни о чем таком не говорить, но все равно совпадений слишком много.

– А как вы себе представляете конструкцию преступления?

– Как? Пока только в общих чертах: Страшилище – пусть он для удобства проходит под этой кличкой, пил человеческую кровь, нападая для этого на людей в разных районах города. Допустим, что он выпил кровь у неизвестного мужчины, кодовое имя Работяга, и у девушки. Некто, знающий об этом, выследил Страшилище и, считая, что вампира можно убить только ударом кола в сердце, поступил именно так. То есть можно предположить, что Некто был связан либо с Работягой, либо с девушкой и действовал из мести.

– А можно предположить, что Страшилище гонялся за тем, кого вы назвали Некто, – добавил шеф.

– Можно, – согласилась я, – но это усложняет задачу. Если Страшилище гонялся за человеком под кодовым именем Некто, значит, к нашему району привязку имеет Некто, а не Страшилище.

– И чем же это усложняет задачу?

– Ой, Владимир Иванович, тем, что если Некто выполнил свою задачу, он затаится, и мы его никогда не найдем, поскольку практически ничего о нем не знаем. И установление личности Страшилища будет усложнено, поскольку мы не знаем, в каком районе его искать. Если считать, что Некто охотился за Страшилищем, тогда хоть по нашему району можно пошарить, раз именно здесь Некто его настиг, к тому же Страшилище был без верхней одежды.

– А может, вампирам холодно не бывает? – абсолютно серьезно задал вопрос шеф.

– Может, – не стала я спорить. – Правда ведь, нужно все дела объединять, а то запутаемся?

– Правда. – Шеф тоже не стал спорить, хотя по глазам было видно, его так и подмывает уточнить, почему это я считаю, что объединять дела надо именно в нашем районе. – А теперь скажите, только честно… Все-таки вы считаете, что это все люди, только пьющие кровь и убивающие способом, имеющим мистическое значение? Или верите в то, что встретились с настоящими вампирами?

– Я не знаю, что такое настоящие вампиры, – честно призналась я. – И не уверена, что смогу с ними тягаться. Лучше буду думать, что это люди.

– Все равно, – проворчал шеф, – изучите вопрос. Найдите информацию про вампиров, да что я вас учу? Сами знаете…

Кончилось тем, что шеф поехал с моим рапортом в городскую прокуратуру добиваться возбуждения и соединения всех дел, а я пошла писать план расследования, разделенный пополам на две большие графы. Одна из них была озаглавлена «Вампиры», вторая – «Не вампиры».

Написав план и в качестве следующего шага вытащив из сейфа дело, которое я обещала шефу сдать с обвинительным заключением, я поняла, что держать все это в себе не могу, и пошла мириться с Горчаковым.

Он тихо сидел за компьютером и раскладывал пасьянс.

– Достойно, – сказала я, заходя. – Шерлок Холмс играл на скрипке, а Алексей Горчаков раскладывает пасьянс.

Горчаков тут же рассказал леденящую душу историю про то, что он подшил два дела, перетащил из РУВД четыре коробки вещдоков, починил стул в канцелярии и теперь нуждается в интеллектуальном отдыхе. Причем было понятно, что если бы шеф был в конторе, он бы разъяснил коллеге Горчакову, в чем должен заключаться интеллектуальный отдых следователя. Но Лешка прекрасно знал, что шеф уехал в городскую, поэтому даже не заперся, откровенно бездельничая. Впрочем, в прошлом году, когда Лешке только поставили компьютер, самое интеллектуальное действие, на которое он был способен, – это раздеть догола красотку, занимающую весь экран монитора. Так что раскладывание пасьянса – это с его стороны прорыв в интеллектуальном смысле.

– Машка, ну расскажи про вампиров-то, – предложил Горчаков, крутанувшись в мою сторону на офисном стульчике, уже как-то треснувшем под его тяжестью.

Я присела к столу и рассказала Лешке все, что приключилось с нами за прошедшие сутки. Лешка был потрясен до глубины души. Вообще должна сказать, что делиться проблемами с Горчаковым – одно удовольствие; он так эмоционально реагирует, что становится приятно.

– Слушай, а ты сама-то веришь в вампиров? – спросил Горчаков с придыханием, как только я закончила свою историю.

Я усмехнулась; похоже, что это основной вопрос, который мне придется решить, прежде чем приступить к расследованию.

– Не знаю, Леша, – повторила я то же, что сказала прокурору. – В конце концов, то, что они делают, вполне укладывается в рамки Уголовного кодекса: убийство, причинение вреда здоровью. Вот и буду расследовать эти преступления доступными мне средствами. Играть в охотников на вампиров не собираюсь. Мне, кстати, шеф велел собрать информацию про вампиров. Не знаешь, где поискать?

– Сейчас поищем. – Горчаков прервал раскладывание пасьянса и стал подключаться к Интернету. – В Интернете можно найти что угодно.

Осознание того факта, что он, Лешка, с легкостью оперирует компьютером, а я, дохлый ламер, как называет компьютерных чайников мой сын, в состоянии использовать сложный агрегат только в качестве пишущей машинки, наполняет Леху гордостью и в его собственных глазах ставит на неизмеримо более высокую ступень развития. Я его не разубеждаю, поскольку мужчинам это так нужно…

– Ну почему не я третьего дня дежурил? – сокрушался он, дозваниваясь до провайдера. – Везет тебе, все время что-нибудь интересненькое…

Я его утешила тем, что меня две недели не будет и я взяла на себя смелость пообещать шефу, что он меня подстрахует.

– Вот эти две недели можешь расследовать мои суперинтересные дела.

– Хоть шерсти клок, – пробормотал Горчаков, шаря по Яндексу в поисках информации про вампиров. Я даже не стала возмущаться, зная, что Леша весьма неуклюже выражает свои мысли, и, скорее всего, даже не думал обзывать меня паршивой овцой.

– Вот, смотри, – он вывел на экран длинный текст и стал читать мне вслух выдержки из него, – «вампиры – живые мертвецы (с клинической точки зрения), вынужденные пить кровь простых смертных, чтобы поддерживать собственное противоестественное существование»…

– Спасибо, – прервала я его, – это я и без Интернета знала. Что-нибудь посущественней, пожалуйста.

– Пожалуйста, – охотно согласился Горчаков, – «текущая вода или чеснок отпугивают вампиров не более, чем обычных людей; святые символы, такие, как крест, тоже ничего не значат, пока этот самый крест не возьмет в руки священник, истово верящий в силу распятия. Однако если любой деревянный, необязательно осиновый, кол воткнуть кровососу в сердце, его можно обездвижить». Это существеннее?

– В принципе и это тоже я знала. Давай, удиви меня чем-нибудь.

– Вот, выдержка из энциклопедии «Мифы народов мира»: «Вампир – в низшей мифологии народов Европы мертвец, по ночам встающий из могилы и являющийся в облике летучей мыши, сосущий кровь у спящих людей, насылающий кошмары. Вампирами становились нечистые покойники – преступники, самоубийцы, умершие преждевременной смертью и погибшие от укусов вампиров». Вот еще, смотри: «По ночам упырь встает из могилы и в облике налитого кровью мертвеца или зооморфного существа убивает людей и животных, реже высасывает кровь, после чего жертва погибает и сама может стать упырем; известны поверья о целых селениях упырей». А вот еще, Машка, солидный трактат «Вампиры и оборотни среди нас. Хроника исследования». Начинается, знаешь, с чего? С прямого, неприкрытого утверждения, это они так пишут: «Вампиры и вампиризм, вопреки навязываемым нам иудаистическим догмам, существуют. Это факт, это объективная реальность как нашего, так и потусторонних миров»…

– Понятно, спасибо, поехали дальше.

Пока Лешка искал что-нибудь, удовлетворяющее моему взыскательному вкусу, я ему рассказала про своего школьного учителя физики. Он был не простым, но заслуженным учителем и определение, скажем, электромагнитного поля вбил в наши головы намертво: «Электромагнитное поле есть объективная реальность, не зависящая от наших чувств и ощущений». С точки зрения материалистического мировоззрения не придерешься, но должна признаться, что это определение ни на миллиметр не продвинуло меня к пониманию того, что же есть такое электромагнитное поле.

– «Упыри не глотают кровь, не пьют ее горлом, а выцеживают через свои полые зубы-клыки»… Что с тобой, Машка?

– Ничего. У Страшилища как раз такие полые зубы– клыки.

– Ну и хорошо, – обрадовался Лешка. – Значит, хоть он точно вампир. А санитару ты в рот не заглядывала?

– Не успела. А вот, кстати, Лешка, «санитар» у нас в этой истории единственная величина хоть с каким-то значением. Про остальных мы и вовсе ничего не знаем, они сплошные иксы. Так что с него и начнем. Я позвоню?

– Подожди, сейчас скину тебе на дискетку одну интересную информацию, подшей к плану расследования.

Пока Лешка распечатывал информацию, я позвонила в морг Юре Щеглову.

– Юра, скажи мне данные этого вашего ложного санитара. Надеюсь, в отделе кадров они сохранились? Или ты его без паспорта на работу принимал?

– Машенька, – вздохнул Юра, – паспорт он показывал. Но не рассчитывай, что ты что-то из этого выжмешь.

– А что, паспорт левый?

– Даже и не знаю, как сказать, – помялся Юра. – Левый, не левый, черт его разберет. В общем, как чудеса всякие в морге начались, уже после его увольнения, я его паспортные данные прокинул по ЦАБу (Центральное адресное бюро). В общем, умер он.

– Когда, после увольнения?

– Да нет, – вздохнул Юра, – еще до приема на работу. Позвони Марине в кадры, она тебе все данные даст.

Вот тебе и величина со значением, подумала я, набирая номер начальницы отдела кадров бюро судебно-медицинской экспертизы, жизнерадостной хохотушки Марины. Услышав мой голос, Марина за три минуты выложила мне все экспертские сплетни, поздравила с выходом замуж, проигнорировав мои попытки объяснить, что я еще туда не вышла, после чего наконец спросила, что мне нужно. Я сказала.

– Да ради бога, – рассмеялась Марина, – сейчас посмотрим в лучшем виде. Щеглов его взял, проработал он недолго, приказ об увольнении от пятнадцатого мая этого года. Так, записывай: Бендеря… Бен-де-ря, – повторила она по слогам, – типичный западэнец. Степан Ильич. Сорок восьмого года рождения. Пиши данные паспорта, – она продиктовала все, что нужно.

– Мариша, а ты его паспорт смотрела? Он похож на фотографию в паспорте?

– Больше мне делать нечего, – рассмеялась Марина. – Если хочешь знать, я его вообще не видела. Мне Щеглов его документы принес на оформление приказа, я оформила. Так что пусть у Юрочки голова болит.

Я не стала говорить Марине, что, по данным Щеглова, принятый ею на работу человек умер задолго до оформления приказа о его приеме в морг санитаром. Пусть сами разбираются, у кого голова должна болеть. Попрощалась и повесила трубку.

Горчаков терпеливо ждал, пока я закончу разговор. И как только я разъединилась, положил передо мной на стол красочно оформленный листочек. Сверху листочек украшало натуралистичное изображение вампира с окровавленными клыками, а под ним стилизацией под готический шрифт был напечатан следующий текст:

«Существуют особые законы, по которым к проклятым, оскверненным местам как магнитом притягивает людей, являющихся потенциальными жертвами, лиц с неустойчивой психикой, подверженных приступам истерии, неуравновешенности, страдающих маниями преследования или гнетом страждущей совести за совершенные преступления и проступки. В первую очередь жертвами вампиров становятся женщины, обладающие повышенной сексуальной возбудимостью, ищущие острых ощущений, новых неизведанных чувств, – очаги черной инфернальной энергии притягивают таковых к себе»…

Я подняла на Лешку глаза, оценив его чувство юмора и не собираясь дочитывать эту инфернальную чушь, но потом снова посмотрела в текст, и мой глаз зацепился за некоторые фразы, задевшие меня за живое:

«…остальное происходит по хорошо всем известному сценарию: неожиданная встреча с интересным мужчиной демонической наружности, поцелуи во мраке ночи, объятия, бушующие страсти… обескровленный изуродованный труп, следственная бригада, допросы, первый попавшийся безответный похмельный алкоголик, который ничего не помнит и берет вину на себя, тюрьма или расстрел. Подлинный виновник, вампиро-упырь, практически неуловим, он всегда уходит от преследователей (существует версия, что далеко не всякое должностное лицо возьмет на себя смелость тягаться с заложным покойником, многие просто закрывают глаза на очевидное)». И подпись – Олег Исхаков, бакалавр оккультных наук.

Лешка с интересом наблюдал за моей реакцией. Мысленно послав пламенный привет неведомому мне бакалавру оккультных наук (интересно, в каких учебных или научных заведениях присваивают такие титулы?), я забрала бумажку и ушла, вслух поблагодарив Лешу. Но настроение у меня почему-то испортилось.

Вернувшись к себе в кабинет, я не стала выбрасывать бумажку в помойку, а, поразмыслив, повесила ее на стенку сейфа. Ситуация, описанная бакалавром оккультных наук, мало походила на то, с чем имели дело мы. Один потерпевший – работяга, вторая жертва что-то не тянет на женщину, обладающую особой сексуальной энергией, хотя кто его знает? При ее жизни с ней общаться не довелось. Наш криминалист-то уж, во всяком случае, не из этих. Равно как и основной наш фигурант, покойник с колом в груди, с лицом, изуродованным язвами и рубцами, не подпадает под категорию «демонического интересного мужчины». Если бы такой подходил знакомиться к женщинам, причина смерти была бы только одна – разрыв сердца. Но все равно, бумажка небезынтересная.

Посмотрим, кто кого; похоже, что я уже взяла на себя смелость тягаться с заложным покойником, так что вперед.

Аккуратно переписав данные паспорта «санитара» в запрос, я отправила его в паспортную службу. Пусть мне ответят официально, где и когда владелец этого паспорта умер; а пока у меня есть адрес, где был зарегистрирован этот шаловливый служка из мертвецкой; и расположен этот адрес не так далеко от нашей районной прокуратуры. Я созвонилась с жилконторой, достаточно быстро выяснила, что покойный занимал комнату в коммунальной квартире, что пока в эту комнату никто не вселился, – остальные жильцы квартиры на комнату не претендуют, а все, кого посылают туда со смотровыми ордерами, от комнаты отказываются, – она никому не нравится, даже тем, у кого уж совсем критическое положение с жильем.

– Леш, – сказала я, заглядывая в кабинет к Горчакову, – не хочешь сходить пообедать? Тебе надо двигаться, чтобы мозг лучше снабжался кровью.

– Слушай, я на мели. Если только ты покормишь, – Лешка застенчиво посмотрел на меня, а мне только этого и было надо: халявную еду Горчакову потом придется отрабатывать.

– Собирайся.

Через пять минут мы с Лешкой брели в дожде и тумане к довольно приличному кафе, где я обещала ему райские наслаждения в гастрономическом ключе. И не обманула. Лешка наелся до отвала, стал нежно любить весь окружающий мир и меня в том числе, и теперь его можно было брать голыми руками. Что я и сделала, предложив по дороге в контору заскочить в один адресочек. Лешка, пребывая в эйфории, с ходу дал согласие: мол, надо так надо, а подробностями решил поинтересоваться уже по дороге, когда мы практически подходили к адресу.

Вообще-то мой друг и коллега не робкого десятка; но когда я сообщила ему подробности, к кому домой мы идем, Горчаков взвился:

– Ты с ума сошла, Швецова! Ломишься прямо в логово вампира! Хоть бы опера какого с собой взяла, на съедение! Ну нет, я в эти авантюры лезть отказываюсь! У меня двое детей!

Напрасно я пыталась урезонить его, объясняя, что в комнате, которая является муниципальной собственностью и регулярно осматривается потенциальными жильцами, а главное – ключ от которой хранится в жилконторе, никаких неожиданностей быть не может. Горчаков стоял насмерть.

– Нет уж, не заманишь.

– Да брось ты, Лешка, что мы с тобой, по адресам, что ли, никогда не ходили?