Электронная библиотека » Елена Топильская » » онлайн чтение - страница 5

Текст книги "Ход с дамы пик"


  • Текст добавлен: 27 мая 2022, 19:43


Автор книги: Елена Топильская


Жанр: Полицейские детективы, Детективы


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Что-что, – проворчал Синцов. Чувствовалось, что он не думал об этом и теперь раздосадован. – Может, он в командировку ездил? Или насморком болел?

– Может, – согласилась я. – Только на всякий случай, чтобы отбросить мою версию, давай еще раз проверим все происшествия в первую субботу сентября и, соответственно, в октябре. Вдруг мы что-то пропустили?

– Ценю твою деликатность, – пробормотал Синцов. – «Мы» – это звучит гордо. Приезжай. Хочешь, прямо сейчас проверим?

– Сейчас я не могу, у меня же ребенок на руках. А тебе что, делать больше нечего ночью?

– Нечего, – с готовностью подтвердил Синцов. – Приезжай, я хотя бы делом займусь.

– Завтра, – твердо сказала я. – Это мое последнее слово.

– Жаль, – вздохнул Синцов. Похоже, что ему и вправду было жаль.

8

Утром следующего дня я завтракала в главке. Выбегая из дому, чтобы забросить ребенка в школу, я вынуждена выбирать между едой и макияжем. Поскольку меня ждал Синцов, я не могла позволить себе выйти из дому ненакрашенной. Пока я носилась по дому, мое самочувствие было на уровне, но спускаясь с Гошкой по лестнице, я то и дело охала, припадая на правую ногу.

– Ма, что случилось? У тебя что-то болит? – тут же поинтересовался мой заботливый сыночек.

– Коленка побаливает, наверное, старый ревматизм.

Но залезая в троллейбус и особенно вылезая из него, я не на шутку забеспокоилась. Слово «побаливает» было уже неприменимо. Коленка ныла и продолжала ныть даже при ходьбе. Я уже знала, какими словами меня встретит Горчаков в прокуратуре: «Я – старый солдат и не знаю слов любви»…

Именно этими словами меня приветствовал Синцов, когда я вошла к нему в кабинет.

– Что это с тобой, мать?

– Не обращай внимания, – отмахнулась я. – Бандитские пули.

– Ну-ка, сядь, – приказал Синцов, поставив на стол чайник для заварки, который он держал в руке. Я послушно села на старый кожаный диванчик, по сплетням, стоявший в этом кабинете еще со времен отделов борьбы с бандитизмом. Синцов присел передо мной на корточки и положил руку мне на больное колено.

– Ты чувствуешь, какая у тебя коленка горячая? – спросил он. – Ты не ушибалась?

– Нет, – твердо ответила я.

– Странно. Все симптомы воспаления суставной жидкости, но это заболевание травматического происхождения. Может, ты ногу подвернула?

– Да нет же, говорю тебе.

– Странно. Ну ладно. Тебе нужно лекарства попить, я напишу, какие, и накладку жесткую на колено. Лангетку. А вообще пойдем, покажу тебя дежурным медикам.

– Да не надо ничего, пройдет, – отмахнулась я. – А ты откуда так подкован в медицине?

– Война, – пожал он плечами. – В армии научился, условия были соответствующие.

– А-а.

– А к медикам все равно сходим. Пусть глянут опытным глазом, я-то дилетант.

– А кто сегодня дежурит?

– Щас глянем. – Он подошел к столу и посмотрел в график, лежащий под стеклом. – Задов и Стеценко.

– Не пойду.

– А что такое? Кто из них тебя не устраивает?

– Синцов, не прикидывайся, что ты один из всего главка, прокуратуры, а также медицинской общественности не знаешь, что мы со Стеценко уже почти полгода не живем вместе.

Синцов отвернулся.

– Да ладно. Я слышал что-то такое, но мне не верилось. Вы же были такой хорошей парой…

– Интересно, вы все сговорились, что ли? Вы над нами свечку не держали, и какой парой мы были, никто достоверно не знает. А может, мы каждую ночь друг друга душили?

– Тем более, это очень возбуждает, говорю тебе как специалист по половым преступлениям. Но я далек от того, чтобы лезть тебе в душу. Не хочешь, терпи. Сводки на столе. Только раз уж ты прямо с утра сюда притащилась, попей со мной чая. Я хорошо завариваю.

Я села за стол перед кипой сводок о происшествиях и преступлениях, случившихся на территории Санкт-Петербурга в августе этого года, и спросила Синцова:

– Андрей, а ты что, ночуешь в кабинете?

– Ну раз уж я к вам, сударыня, в душу не лез, будьте и вы взаимно вежливы. Ты еще спроси, один я ночую в кабинете или с кем-нибудь.

– Ты так окрысился, как будто ночуешь с мужчиной. Да ночуй ты, где хочешь, это твое дело. – Я неожиданно обиделась, хотя даже себе не смогла бы объяснить, на что.

– Кушать подано, – объявил Синцов минуту спустя. И я подсела к маленькому журнальному столику на трех собственных ногах и одном протезе из ножки табуретки. На столе лежала крахмальная салфетка, стояли две чайные чашки, лежали бутерброды с сыром.

– Вижу, ты любитель сыра?

– Нет, просто фантазии не хватает.

– А кто тебе салфетку крахмалит?

– Опять, сударыня, проявляете чудеса бестактности.

Тут я разозлилась не на шутку:

– Послушай, Синцов, при других обстоятельствах я бы подумала, что ты пытаешься заставить меня приревновать.

– А при каких других обстоятельствах? – Синцов даже отложил надкушенный бутерброд и уставился на меня.

– Если бы это был не ты, а другой человек, которого я не так хорошо знаю.

– А что ты знаешь-то про меня? – обиделся уже он.

Меня эта перепалка странным образом взволновала, и я постаралась перевести разговор на другую тему. Ну а какая тема была мне еще доступна в разговорах с этим загадочным мужчиной? Конечно, пять убийств женщин в парадных.

– Послушай, не сбивай меня с толку, – сказала я Синцову. – Мне тяжело работать с человеком, который непонятно как ко мне относится.

– Успокойся, очень нежно я к тебе отношусь. Ешь ананасы, рябчиков жуй – и за работу.

– Успокоил, – вздохнула я. – Андрей, нам надо составить два параллельных плана: один по поиску маньяка, другой – по отработке личных мотивов убийств. Почти по каждому из этих убийств личный мотив существует. Разве что за исключением Базиковой.

– Ну почему? У Базиковой был длительный гражданско-правовой конфликт с неким генералом, который пытался отсудить у нее квартиру в историческом центре. И убили Базикову за десять дней до очередного заседания суда, которое могло окончиться в ее пользу.

– Блин. Получается, что у каждого человека в окружении есть кто-то, кто мечтает о его смерти.

– Про каждого не знаю, а вот у нас с тобой точно есть. Так что смотри, что получается: на первый взгляд, во всех этих убийствах видимых мотивов нет. А если покопаться в личной жизни каждого, то наверняка найдешь если не возможного убийцу, то человека, который выигрывает что-то от смерти потерпевшей.

– Хорошо, а Рита Антоничева? – спросила я и тут же сама ответила: – Хотя, если предположить, что Рита каким-то образом вышла на папу – сотрудника администрации Президента – и чего-то от него хотела несбыточного, ее смерть от руки неизвестных грабителей-наркоманов очень даже своевременна и полезна.

– Вот-вот. А тут и папа как бы нечаянно в городе случился и имел возможность лично проконтролировать выполнение заказа.

– Что ж за папа-монстр такой, который заказывает родную дочку?

– Не забывай, Маша, что он с этой дочкой не то что вместе не жил, а и не виделся даже лет десять. И потом, мужчины очень быстро, в большинстве своем, отвыкают от детей, с которыми вместе не живут. Так что если он заказчик, то для него Рита просто обычный, не очень близкий человек.

– Ужасы ты какие-то говоришь, Синцов.

– А то ты этих ужасов не знаешь, Швецова.

– Ладно, спасибо за чай. – Я поднялась и, не сдержавшись, охнула. В больной коленке что-то хрустнуло и отчаянно заныло. Синцов внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал.

– Ну скажи, скажи, – ободрила я его. – У тебя же все на лице написано.

– Да я скажу, но не то, что ты думаешь. Если не хочешь к дежурным медикам, сходи к травматологу или хирургу в свою поликлинику. Правда, ты не шути с такими вещами. А то придется до конца дней в шароварах ходить.

Я ничего не ответила. Села за стол и стала просматривать сводки. Вообще чтение сводок – это развеселое занятие. Дежурные к концу дня так устают, что начинают бредить за телетайпом, и сами этого не замечают. Сколько раз я встречала в сводках фразы вроде «Два лица кавказского цвета» (то ли цвет лица подразумевается, то ли национальность), или «похищен предмет, похожий на телевизор», уж не знаю, что там имелось в виду; один раз выловила ориентировку на ушедшую из дома женщину с таким описанием: «Рост 142 см, на правой руке отсутствуют два пальца, левый глаз искусственный, не совпадает по цвету с правым, одна нога короче другой, на лице родимое пятно размером 4x5 см, особых примет нет». В другой сводке, наоборот, фигурировала особая примета: «Отсутствие пяток на ногах». Этот человек без пяток иногда снится мне в кошмарах.

Вот и сейчас пошли перлы. «Труп неустановленного мужчины, извлеченный из воды 16 августа, опознан как Махалова Юлия Николаевна». «В универсаме задержан гр-н Афанасьев, неработающий, который похитил путем вынесения в пищеводе за пределы узла расчета продовольственных товаров на общую сумму 380 рублей». Объемистый пищевод у гр-на Афанасьева, если только он не выносил в нем дорогущий крабовый рулет или сыр рокфор. Интересно, как изымали похищенное? Дальше я прямо зачиталась волнующими сообщениями про то, как гр-н Казенков, находившийся в нетрезвом состоянии в городском парке вместе с сожительницей, набросился на собаку породы ротвейлер и причинил ей телесные повреждения в виде укусов корпуса. Ротвейлер доставлен в ветеринарную лечебницу; так и хотелось добавить: «Сожительница гр-на Казенкова привлечена к административной ответственности за выгул гр-на Казенкова без намордника».

К трем часам дня, просмотрев все сводки за август, сентябрь и начало октября, я убедилась, что Синцов действительно выловил все «наши» случаи. Больше за этот период времени вообще не было убийств женщин в парадных. Я проверила даже те происшествия, где на женщин были совершены нападения в подъездах домов, не закончившиеся нанесением телесных повреждений; было несколько разбойных нападений с использованием ножа в качестве угрозы, но почти во всех случаях преступники были задержаны, а остальные настолько явно не совпадали с тем, что нужно было нам, что я без сожаления отбросила информацию о них.

– Ну что? – спросил Синцов, правда, без злорадства, увидев, что я отодвинула последний лист сводки и потянулась.

– Ты был прав, ничего. Извини, что я тебя перепроверяла.

– Дело житейское.

– Значит, это действительно маньяк, и значит, он был лишен возможности совершать преступления. Может, в больнице лежал с обострением? Или в другой город ездил?

– Мысль хорошая. Только другие города мы при всем желании не проверим, тут тебе не ФБР. Кстати, что бы сказали фэбээровцы про эти преступления?

– Что? Сказали бы, что для каких-то выводов мало информации. Я же еще не знакомилась с делами.

Я вспомнила, как на курсах ФБР рассказала американскому психологу об убийстве, происшедшем у нас в районе. В мастерской художника был обнаружен труп хозяина, лежащий в одежде ничком на диване. При поверхностном осмотре установили, что у него перерезана шея, причем рана такая глубокая, что голова, в принципе, держалась лишь на лоскуте кожи. Когда стали осматривать дальше и раздели труп, выяснилось, что у него еще и половые органы отрезаны. Но их мы на месте происшествия сразу не нашли. Присутствующие уже начали отпускать шутки насчет каннибализма, когда судмедэксперт, залезший в рану на шее, обнаружил половые органы трупа там. Убийца, после того как нанес чудовищную рану шеи, отрезал у трупа половые органы и засунул их в полость раны. И пока злодей был не пойман, у всех, работавших по делу, напрашивалась одна версия – убийство с гомосексуальным оттенком. Эту историю я поведала американцу, занимающемуся в ФБР аналитической работой по бихевиористике убийц, спросив, какие бы он выдвинул версии. Так вот, американец, в отличие от нас, зашоренных здравым смыслом, заявил, что это обстоятельство – половые органы, засунутые в рану, отнюдь не указывают на половые отклонения убийцы. И ведь был прав! Когда поймали злодея, выяснилось, что никогда он гомосексуализмом не страдал; он пришел к художнику просить денег, а в ответ на отказ расправился с ним таким жестоким способом, что должно было означать – «На, подавись!».

Я рассказала об этом Синцову и добавила, что у нас в течение семидесяти лет слово «фрейдизм» было бранным, а американцы, наоборот, культивировали учение Фрейда применительно к раскрытию преступлений и весьма в том преуспели. Хотя, конечно, кое-что в этом спорно, и к одним и тем же результатам мы приходим разными путями.

Вот, например, американцы называют психологическим портретом преступника то, что в нашей криминалистике именуется типичными версиями. Это некие сведения о личности преступника по нераскрытым преступлениям, которые в Америке получают путем обработки данных с места происшествия, а мы – путем обработки статистических данных об аналогичных, уже раскрытых, преступлениях. Хотя подход принципиально разный, на выходе получаем примерно одно и то же, у них, может быть, немного поточнее и побольше индивидуальных особенностей личности злодея.

– А у них есть методика определения серия это или не серия? – спросил заинтригованный Андрей.

– У них все есть. Вот ты, надеюсь, знаешь, что такое «почерк» преступника?

– Тоже мне, бином Ньютона. Конечно, знаю.

– Ну, и что же это, по-твоему?

– Да хоть по-моему, хоть по-твоему, то, как преступник ведет себя на месте преступления.

– Да нет, то, как преступник ведет себя на месте преступления, – это «модус операнди», способ действия.

– По-моему, что в лоб, что по лбу. У них – «модус операнди», у нас – почерк.

– А разница-то на самом деле принципиальная. Способ действия – это то, каким путем преступник обеспечивает свою безопасность при совершении преступления, возможность скрыться с места преступления и скрыть свою причастность. При этом способ действия может меняться. В одном случае он в окно влезет, а в другом, поняв, что более безопасно будет позвонить в дверь, так и сделает. И поведение-то основано на опыте преступника, раз за разом он совершенствуется и, если не пойман сразу, находит все более безопасные для себя способы совершения преступления.

– Ты меня запутала. А что же тогда почерк?

– Понимаешь, способ действия – это то, что может меняться. А вот почерк преступник как раз изменить не в силах. У него есть определенные черты характера, которые диктуют ему определенные поступки, и он их совершает независимо от опыта.

– Приведи пример.

– Хорошо. Совершены три убийства. Первое – путем нанесения ножевых ранений, второе – с применением огнестрельного оружия, третье – с использованием в качестве орудия камня и досок, иными словами, долго бил жертву камнями и всем, что попалось под руку. Это серия?

– Да ну! – отмахнулся Синцов.

– Промашка, господин хороший. Делаешь выводы по неполной информации.

– Гони полную!

– Гоню. Во всех трех случаях лица жертв были закрыты – подолом платья, картонкой, платком, а в полости тела введены посторонние предметы. Это серия?

– Хм! Теперь я бы сказал, что да. А в чем фокус?

– А в том, что сначала ты оценивал серийность по способу действия, а во втором случае – по почерку. Каким бы способом преступник ни совершал убийства, он не может изменить «почерк».

– Ха! Интересно! Давай тогда посмотрим на наши убой с точки зрения достижений бихевиористики.

– Давай! – согласилась я.

– Значит, способом действий будет нападение на жертву в парадной, нанесение ей ножевых ранений и стремительный уход с места происшествия, – рассуждал Синцов.

– Так. При этом надо иметь в виду, что способом действий могло бы быть и применение огнестрельного оружия, и сбрасывание с лестницы.

– Ты меня не запутывай, – попросил Андрей. – А почерком что будет в наших случаях? Отсутствие видимого мотива?

– Подумай.

– А что еще?

– Андрей! Напрягись!

– Ты хочешь сказать… – начал он и замолчал.

– Вот именно!

– То, что у них похищают какие-то мелкие предметы, несмотря на возможность похитить действительно реальные ценности?

– Похоже, что да. Но я не удивлюсь, если мы еще что-то проглядели в почерке.

– То есть? – удивился Синцов.

– То есть похищение незначительных фетишей – это еще не все. По этому акту мы преступника не найдем. Я думаю, что примета почерка тут лежит глубже, в чем-то другом, чего мы пока не заметили.

– Так давай заметим, – предложил разохотившийся Синцов.

– Давай, – согласилась я. – Поэтому пошли-ка пройдемся по местам происшествий.

– А проехаться тебя не устроит? Бензин наш, идеи ваши.

– Отлично, – сказала я, с трудом поднявшись со стула и осознав, что пройтись и не смогу – так ныла коленка. Может быть, именно из-за этого до меня вдруг дошло, что именно нужно искать в сводках, какие происшествия. Американские психологи сказали бы, что моя личность подсознательно противилась необходимости двигаться, так как движения причиняли боль, поэтому мой разум постарался найти выход на месте.

Синцов уже направился к двери, но я остановила его:

– Подожди, Андрей. Давай еще посмотрим сводки.

Синцов обернулся и наверняка уже хотел сказать что-то язвительное, но удержался.

– Что, нога болит? – спросил он участливо. – Давай я тебя отведу к доктору, а на места происшествий съездим завтра.

– Дело не в этом, – сказала я ему, напряженно думая о том, что я буду искать сейчас в сводках. – Я неправильно смотрела.

– Машунь, – Синцов подошел ко мне и заглянул в глаза. – Ты мне не нравишься, к доктору бы тебе, и срочно.

– Синцов, ты что, думаешь, что у меня белая горячка? Или что суставная жидкость в голову ударила? Я не то искала в сводках.

– Хорошо, хорошо. – Он подвел меня к стулу и бережно усадил. – Вот тебе твои сводки, смотри то. Только мне расскажи, что будешь искать. А то я курсов ФБР не кончал…

Я схватилась за толстенную кипу сводок и быстро нашла два нужных дня – те две субботы, которые зияли отсутствием интересующих нас убийств. Конечно. Маньяк выходил на охоту и в первую субботу сентября.

– Вот! – Я ткнула пальцем в неровные телетайпные строчки. – Конечно. Вот куда нам надо ехать сначала.

Синцов глянул мне через плечо и недоверчиво хмыкнул.

– А может, все-таки суставная жидкость в голову ударила? – саркастически спросил он. – Или я чего-то недопонял? Труп Шик Ц. А., 1917 года рождения, обнаружен в квартире по месту проживания, в качестве подозреваемого задержан племянник потерпевшей. И что тут общего с нашими дамами?

– Андрюша, – радостно сказала я. – Все-таки это серия! Мы не ошиблись. Поехали туда, на место. Только сначала позвони в этот район, спроси, племянник все еще сидит?

У Синцова сделалось такое озадаченное лицо, что мне даже стало его жалко. А во мне, как пузырьки в шампанском, фонтанировал адреналин, я даже забыла про больную ногу и готова была пешком нестись на место происшествия, чтобы проверить свою догадку. Тем не менее Андрей проявил потрясающую выдержку, не приставая больше ко мне с вопросами, а покорно набрал номер убойного отдела района, где убили старушку Шик Цилю Абрамовну, и выяснил, что старушку нашли в запертой изнутри квартире, в прихожей, на полу, с ножевой раной спины. По горячим следам был задержан племянник – единственный родственник, которому была завещана трехкомнатная квартира, хоть и загаженная, но весьма дорогостоящая, и у которого, как установило следствие, была острая нужда в жилплощади. Племянник просидел трое суток как задержанный, а затем еще неделю, будучи арестованным по подозрению в совершении убийства тетки, но затем выпущен без предъявления обвинения, и к настоящему моменту о нем уже забыли как о возможном фигуранте.

– Ну и что из этого? – сообщив мне полученные сведения, продолжал недоумевать Синцов. – Понятно, что убийство Базиковой он совершить не мог, поскольку сидел. И что нам этот племянник дает? Мы так опять выбиваемся из серии!

– Поехали, Андрюша, – сказала я, но Синцов теперь жаждал пояснений.

– Куда мы поедем? У нас все равно нет ключей от квартиры потерпевшей. Следователь нам их не даст – на каком основании?

– Если все так, как я думаю, нам не нужны ключи.

– А зачем мы тогда едем? На дверь посмотреть?

– И на дверь тоже. Да, кстати, пока мы не ушли, покажи каталог с платком, который похитили у Анжелы Погосян.

Андрей вытащил из сейфа толстенный французский каталог и открыл нужную страницу на закладке. Я внимательно рассмотрела фотографию шелкового шейного платка с набивным изображением карточных фигур – королей, дам и валетов. Андрей спрятал каталог, и мы поехали, куда собирались.

Хоть это и нехорошо, но я мучила Андрея неведением до самого подъезда, в котором когда-то проживала Циля Абрамовна Шик. Ее квартира располагалась на третьем этаже старого дома с широкими лестничными площадками, гулким лифтом и обкусанной лепниной на потолке. Мы зашли в парадную и сразу почувствовали на своих лицах прохладный ветер, гуляющий по старым домам. Немножко пахло помойкой, слышался шум трамваев.

– Пешком? – спросил Андрей, но я покачала головой.

– Вряд ли Циля Абрамовна ходила пешком на третий этаж. Здесь потолки четыре метра, это тебе не новостройки. В лифт!

Мы открыли решетчатую дверь старого лифта и вошли в кабину. Андрей нажал на кнопку третьего этажа, а я стала осматривать стенки лифта и в своем рвении, забыв о больном колене, даже присела на корточки и осмотрела пол и углы.

– Что-то потеряла? – нагнувшись, поинтересовался Синцов.

– Наоборот, нашла кое-что, – согнувшемуся в три погибели Андрею я показала на бурые пятна в виде брызг и потеков на стенке кабины напротив входа и на каплю бурого вещества на полу лифта в углу.

– Надо приезжать сюда с судмедэкспертом и изымать эти следы. Если я еще на что-то гожусь, то это кровь Цили Абрамовны.

Выйдя из лифта на третьем этаже, я направилась к квартире Шик и на изразцовом полу перед дверью увидела аналогичную каплю, с грустью отметив, что следователь, осматривавший место «глухого» убийства старухи, не счел нужным осмотреть лестничную площадку, уж про лифт я не говорю, а вместо этого наверняка с радостным гиканьем помчался задерживать несчастного племянника.

Много лет назад я на следовательском семинаре слушала доклад следователя из Таллина, который всерьез утверждал, что, выехав на нераскрытое убийство, они осматривают не только само место обнаружения трупа, но и все прилегающие к этому месту улицы. Мы тогда посмеялись – хорошо ему в Таллине говорить, с их сказочными закоулочками, где из окон домов видно, что готовят на обед в кухне напротив, а вот что бы он делал в условиях нашего города, если убийство совершено, например, на Невском проспекте? Но уж если ты выехал на «глухарь», и тебе непонятно, как преступник вошел в квартиру, и тем более, как вышел оттуда, раз дверь была заперта изнутри, – уж будь любезен, осмотри хотя бы лестничную площадку перед дверью…

От квартиры Цили Абрамовны мы направились прямиком в районный отдел по раскрытию умышленных убийств. Конечно, логичнее было поехать в прокуратуру, но из-за явных ляпов, допущенных при осмотре места происшествия, которые просто бросались в глаза, я заранее была настроена негативно по отношению к следователю, занимавшемуся делом. Да и история с оголтелым задержанием племянника покойной не прибавила мне симпатии к следствию. Я не сомневалась, что кроме небрежного протокола осмотра и показаний подозреваемого племянника, в деле нет ничего интересного, а копию протокола и тот же самый допрос нам наверняка покажут местные опера.

В убойном отделе мы получили все, чего желали. Моя неприязнь к местной прокуратуре возрастала с каждым новым битом информации по делу об убийстве Цили Абрамовны. Дверь ее квартиры, как оказалось, была не просто заперта изнутри. Она была закрыта на все мыслимые запоры и, в довершение всего, на цепочку. Рамы на окнах квартиры Цили Абрамовны когда-то были заклеены по периметру бумагой с клейстером и с тех пор в течение уже многих лет не распечатывались. И на момент обнаружения трупа хозяйки они хранили первозданный вид. Тем не менее следствие резво пришло к выводу, что корыстный племянник пришел в гости к тетке, нанес ей удар ножом в спину, после чего покинул квартиру, ухитрившись запереть ее изнутри и накинув цепочку, и стал терпеливо ждать вступления в права наследства.

– А мы говорили нашему следаку, что с племянником-то лажа получается, – пожаловался оперативник, демонстрировавший нам документы из своего оперативно-поискового дела. – Только он себя считает умнее всех и людей второго сорта, типа оперов, не слушает.

– А сколько работает? – спросила я.

– Восемь месяцев, как следователь, – ответил опер и содрогнулся от плохо скрываемых чувств.

– Понятно, – прокомментировала я. – Степень самолюбования обратно пропорциональна стажу работы.

– Я не думаю, что у него это с возрастом пройдет, – пожаловался оперативник. Видя, что его ОПД битком набито отдельными поручениями ненавистного следователя, содержащими указания «Установить лиц, причастных к совершению преступления, допросить их, задержать и предъявить обвинение, о чем сообщить следователю», я прекрасно понимала сотрудника уголовного розыска.

Что ж, этим страдают девяносто процентов молодых следователей, а большинство, даже проработав на следствии много лет, так и не избавляется от соблазна видеть в оперуполномоченном бесплатное приложение к следователю для выполнения отдельных поручений, этакого дармового курьера для беготни за характеристиками, если следователь не послал вовремя запроса по почте, а сроки поджимают. Я и сама далеко не сразу поняла, что у оперов есть чем заняться помимо выполнения моих поручений. Раскрытие преступлений – дело тонкое, и одному Богу да операм известно, сколько сил, нервов, разговоров и беготни, наматывающейся часами, требуется для того, чтобы хоть чуть-чуть приблизиться к ответу на вопрос: «Кто убил?». Конечно, кто спорит, и среди оперов полно бездельников и пьяниц, впрочем, как и среди следователей – тупиц и бездарей, но если абстрагироваться от тех, кто необоснованно присвоил себе право называться оперативником и следователем, оперативная работа – это громадный айсберг, и лишь крошечную верхушку этой глыбы видят следователь прокуратуры и проверяющий из главка, листающий бумажки об оперативно-розыскных мероприятиях.

– Вы бы видели этого племянника, – продолжал жаловаться опер. – Весь юмор в том, что он же ее и нашел. Пришел к тетушке, дверь открыл своим ключом, а она на цепочке, а через щелку виден труп лежащий. Хорошо еще, наш Великий ему обвинение не предъявил, хотя собирался. Великий – это фамилия у следователя такая, – разъяснил он Синцову, который, в отличие от меня, не читал документов, подписанных работником прокуратуры.

– Говорящая фамилия, – усмехнулся Синцов.

– Племянник, грешным делом, подумал, что у тети инфаркт или что-то в этом роде, побежал к соседям, вызвал «скорую», цепочку перекусили, доктор стал помощь оказывать и в крови запачкался.

– А у вас есть версия? – подняла я глаза на опера.

– А вам зачем? – ответил он вопросом на вопрос.

– А для чего, по-вашему, мы сюда притащились? – Его подозрительность меня удивила. – Если не хотите делиться со мной оперативными секретами, поговорите без меня с коллегой из главка. Я пока копию экспертизы трупа почитаю.

– Ну что, пойдем покурим, – предложил Синцов хозяину кабинета. – Марию Сергеевну не выставишь же в коридор с бумагами из ОПД.

При этом Андрей красноречиво потряс перед ним пачкой каких-то приличных сигарет. Пожав плечами, хозяин кабинета нехотя поднялся из-за стола, и они оставили меня одну. Стараясь не прислушиваться к обрывкам разговора, долетавшим из коридора, я углубилась в данные наружного и внутреннего исследования трупа.

Спасибо экспертам, которые добросовестно описывают в заключении все повреждения и загрязнения одежды, бывшей на трупе. Благодаря этому я узнала, что на Циле Абрамовне в момент нанесения ей повреждений был вязаный кардиган, под ним – хлопчатобумажная мужская рубашка, футболка, белье. Одежда имела повреждение, соответствующее ранению на задней поверхности грудной клетки, от которого вниз шли потеки крови, из чего следовало, что ранение было нанесено потерпевшей при вертикальном положении ее тела, а также, что после получения удара ножом Циля Абрамовна не упала сразу, а некоторое время передвигалась; и тяжесть полученного повреждения не исключала возможность совершения ею активных действий. Ну что ж, все укладывается в уже выстроившуюся схему действий маньяка: получается, что удар ножом ей нанесли в лифте, куда преступник вошел за нею следом, на это указывают брызги крови на стенах и капли крови на полу кабины лифта.

Циле Абрамовне, видимо, удалось вырваться от преступника и побежать к своей квартире, когда лифт остановился на третьем этаже. Далее, она успела открыть дверь квартиры, забежать туда и запереться изнутри, на все замки и даже на цепочку. Конечно, страх придавал ей силы, а вот когда она оказалась в безопасности, силы оставили ее, она упала прямо перед входной дверью и испустила дух. Маленькая отважная старушка. В ОПД есть несколько объяснений ее соседей, все они характеризуют ее как подвижную, бойкую женщину, сохранившую, несмотря на преклонный возраст, веселый нрав и вкус к жизни, и абсолютно здравый взгляд на вещи.

Кроме уже описанного ножевого ранения, в экспертизе трупа не упоминалось ни о каких повреждениях, на теле и конечностях Цили Абрамовны не было ни кровоподтеков, ни ссадин, ни царапин, не было и крови и чужого эпителия под ногтями. Это обстоятельство, вкупе с тем фактом, что Циля имела возможность выбежать из лифта и укрыться в квартире, указывало на странную пассивность преступника. В этом лифте двери не открывались автоматически, нужно было распахнуть створки вовнутрь и вручную открыть дверь лифтовой шахты. Получалось, что Циля не оказывала преступнику сопротивления, и в то же время он ее не преследовал, стараясь добить. Стоял спокойно, пока Циля спиной к нему открывала двери лифта? При ней не было сумки, ключи от квартиры, по всей видимости, находились в кармане плотного кардигана или в руке у Цили Абрамовны. По крайней мере, там их зафиксировали при осмотре: «В руке трупа зажата связка ключей в количестве трех штук, различного образца, ключи подходят ко всем замкам входной двери квартиры. От кольца, соединяющего ключи, отходит металлическая цепочка, ничем не кончающаяся, последнее звено цепочки раскрыто», – значит, брелок, которым должна была кончаться цепочка, был оторван преступником. А не потерян в пылу борьбы, поскольку борьбы, судя по всему, не было.

Неужели преступник нанес Циле Шик ножевое ранение, преследуя цель завладеть брелоком? Больше никакого профита с нее поиметь было нельзя. Возможностью удовлетворить извращенную половую страсть он не воспользовался, дал старушке уйти. Войти за ней в квартиру, где наверняка можно было поживиться, он тоже не вошел, хотя это было вполне реально. Вряд ли это произошло оттого, что кто-то его спугнул, – в этом случае труп был бы обнаружен раньше, и спугнувший был бы выявлен при поквартирном обходе, который, надо отдать должное территориальной милиции, сделан на совесть. Так что корыстный мотив отбрасываем, он не подтверждается обстановкой места происшествия. И сексуальный, похоже, тоже.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации