Текст книги "Долгая дорога домой. Или загадка древнего дольмена"

– Я не против. Если только ты не станешь петь под гитару.

– Первый раз встречаю девушку, которая не любит песен под гитару. По-моему, это так романтично!

– Но не все умеют петь. А если это станешь делать ты, то образ окончательно сложится, и я поставлю на твой лоб клеймо.

– О, не волнуйся, я тебя еще удивлю!

На этой оптимистической ноте мы попрощались, и Серега ушел. Той ночью мне долго не удавалось уснуть.

* * *

Прошла неделя, другая. Жданов не показывался на территории зоопарка. Мобильник его все время был отключен, но мне не хотелось расспрашивать коллег об этом странном исчезновении, чтобы не давать повода для сплетен и слухов.

Потянулись унылые дни. Работа, дом, одинокие вечерние прогулки. Тоска. Я и не замечала, как Серега скрашивает мою жизнь, пока он не пропал. В какой-то момент я заволновалась: вдруг случилось что-то страшное, а мне не сообщают потому, что мы не афишировали нашу дружбу? Все эти его прыжки с парашютом, гонки… и мало ли что еще?

Я стала часто забегать в ветеринарный отдел в надежде услышать какие-нибудь вести, но не узнала ровно ничего. Зато Коля, один из ветврачей, стал обращаться ко мне игриво и фамильярно, усмотрев в моих частых визитах интерес к своей персоне. Тогда я решилась на серьезный поступок: обманом выманив начальницу отдела кадров, Ольгу Ивановну, из кабинета, нашла учетную карточку Жданова и переписала его домашний адрес.

Вечером я взяла такси и отправилась к нему. Гнала меня надежда, но не благоразумие: дверь могла открыть внезапно возвратившаяся жена или новая любовница, и в этом случае встреча завершилась бы очень неприятно. Так-то оно так, но чаще воображение рисовало мне другую картину: Серега в своей постели, больной, с переломанной ногой или ребрами, одинокий и никому не нужный – и тут появляюсь я: сестра-сиделка, няня, почти мама, и ухаживаю за ним.

Каждая женщина мечтает опекать заинтересовавшего ее мужчину, не правда ли?

Ответить на вопрос, сможет ли Жданов с переломанными ногами открыть мне входную дверь, я сама себе не успела – мы уже приехали. Машину я не отпустила – на всякий случай – взлетела по лестнице наверх, немного отдышалась перед массивной железной дверью, позвонила раз, другой, третий.

Тишина. Тогда пойдем другим путем.

Спустившись на улицу, я высчитала Серегины окна. Форточки плотно закрыты, шторы занавешены, цветов на подоконниках нет. Так обычно выглядят окна квартир, хозяева которых уехали надолго. Похоже, насчет нуждающегося в помощи Жданова я ошиблась. Не в силах сдержать слез досады и разочарования, я опустилась на заднее сиденье такси и попросила отвезти меня на Гороховую.

Он появился только через месяц и пять дней, когда муки неизвестности в моей душе уже сменились глухим отчаянием. Жданов шел по аллее зоопарка, заросший, темный от загара, сверкая своей ослепительной улыбкой. Страшным усилием воли я сдержала себя от неуместного проявления радости и желания повиснуть у него на шее. Нашла силы улыбнуться просто, по-дружески и спросить:

– Ну и где ты пропадал? Я соскучилась без эклеров, видишь, даже похудела!

– Прости, что не позвонил. Не было возможности. Мне пришлось срочно уехать, – он обнял меня и поцеловал в висок. – Зато я привез тебе маленький подарок!

Серега достал из пакета карманное издание стихов Омара Хайяма в богатом переплете с золотым тиснением. Между страниц, покрытых витиеватым восточным орнаментом, лежал засушенный нежный бело-сиреневый цветок с крупным соцветием, напоминающий морскую звезду.

– Это цветок эдельвейса. Я искал его специально для тебя. Он растет высоко в горах Алтая и является символом счастья и любви. Существует легенда, в которой влюбленным предстояло расстаться навсегда. Не в силах вынести разлуку, они решили погибнуть вместе и бросились вниз со скалы, слившись в последнем объятии. В их память скалы в одночасье покрылись ковром из белых эдельвейсов. – Он помолчал. – А еще говорят, что эти цветы – души погибших альпинистов.

– Спасибо. И за цветок, и за книгу. Я люблю Хайяма.

– И я. «Нас вразумить? Да легче море сжечь! Везде, где счастье – трещина и течь! Кувшин наполнен? Тронешь, и прольется. Бери пустой! Спокойнее беречь»! – вдруг произнес Серега с надрывом и неприятной кривой усмешкой. Но это выражение лица владело им лишь несколько секунд. Тучи рассеялись, он рассмеялся и снова обнял меня за плечи.

– А что, Елизавета, ты уже забыла, что пообещала мне выходные в лесу?

– По-моему, это не я уехала на целый месяц без предупреждения. Какие ко мне претензии? – улыбнулась я. – И вообще, почему ты привез мне подарки?

– Просто я за тобой ухаживаю. Решено. Едем в эту пятницу. С тебя – хорошее настроение и купальник. С меня – все остальное. Ну ладно, бегу работать, а то уволят! – и он быстро зашагал в сторону ветеринарки.

Я скрылась за лекториумом, постояла там, покурила. Стоило большого труда привести себя в порядок, стереть с губ счастливую улыбку, успокоиться. Интересно, что Жданов хотел сказать этим подарком, легендой, четверостишием? Почему он не нашел возможности хотя бы отправить мне смс? Может быть, все это было устроено специально, чтобы я поволновалась, поскучала? А может, он так меня соблазняет? Как бы то ни было, я была счастлива, увидев его. И спасибо Жданову за это.

Как и было условлено, в пятницу вечером мы с Серегой отправились на пикник. Я уже знала, что к отдыху такого плана он прекрасно сможет подготовиться и без моей помощи, но все равно ему удалось организовать для меня сюрприз. В конце рабочего дня я переоделась в темные джинсы, толстовку, высокие кроссовки, а купальный костюм и полотенце еще утром заняли свое место в рюкзаке.

Выйдя на Кронверкскую набережную, я сразу заметила припаркованный у остановки огромную тонированную «Toyota Tundra». Весь кузов машины был доверху наполнен чем-то объемным, закрытым брезентом цвета хаки. За рулем улыбалась знакомая небритая физиономия, как всегда, в дурацкой футболке с Дональдом Даком на груди. Я плюхнулась на кожаное сиденье рядом с Серегой, придирчиво оглядела машину и водителя.

– Да, не ожидала, что у человека, который одевается, как ты, может быть такая классная машина!

– Ты многого обо мне не знаешь! – усмехнулся Жданов, и мы тронулись в путь.

Ехали долго, но я не следила за дорогой – утомившись за непростой день, задремала. Когда же я открыла глаза, то поразилась зрелищу небывалой красоты: машина стояла на краю высокого берега, а тихая река несла свои воды – там, вдали, за горизонтом, в них погружалось багровое солнце. Полюбовавшись минуту, я вышла из автомобиля, вдохнула чистый, пряный, напоенный хвоей и травами воздух, сладко потянулась и оглянулась вокруг.

Мы остановились на небольшой поляне, которую подковой огибал густой, темный лес. С крутого берега вниз, к воде, вилась еле заметная тропинка. Пока я спала, Серега успел поставить палатку, расставил складные стол, стулья, мангал и деловито насаживал куски мяса на шампуры, слизывая брызги маринада с пальцев.

– Доброе утро, Елизавета Прекрасная! Возьми в палатке спрей от комаров, пока не превратилась в лягушку!

Близкое соседство с водой и лесом ничего хорошего в смысле насекомых не обещало, и я воспользовалась предложенным средством, заодно натянув штормовку с капюшоном, чтобы защитить шею. Вечерняя роса уже выпала, стало довольно промозгло и прохладно.

– Ничего, сейчас будет костер, согреешься! – утешил меня Серега.

– Слушай, а почему в выходной день здесь никого, кроме нас, нет? – поинтересовалась я, – ведь в таком живописном месте должно быть много отдыхающих.

– Ха! Разве я повез бы тебя туда, где полно народа? Смотреть, как люди пьют водку, с криками бросаются в реку, матерятся и врубают шансон на весь лес? Нет, это не для нас. Это место знают немногие. Да и далеко не каждый сможет сюда доехать через болото.

Я повернулась к машине и увидела, что ее колеса и черные блестящие бока покрыты отвратительной зеленоватой кашей.

– Ты что, самоубийца?! А если бы мы застряли или провалились к чертовой матери?! – заорала я.

– Да ладно, не делай это… кипятком. Я знаю, как ехать. Тем более, сейчас лето, болото слегка подсохло.

Я, проклиная себя за доверчивость, открыла рот, чтобы адресовать Жданову самые страшные проклятия, но он подошел, обнял меня и прижал к своей дональдаковской груди. Вдруг стало очень хорошо и комфортно – будто это не малознакомый небритый мужик в лесу, а родная бабушка в цветастом переднике гладит и успокаивает меня. Сколько времени мы так простояли, я не знаю. Он что-то тихо нашептывал, гладил мои волосы, словно ввел меня в транс, загипнотизировал, зачаровал… В какой-то момент я осознала, что веду себя неприлично, и отодвинулась. Серега же, как ни в чём не бывало, улыбнулся и начал готовить место для костра.

Сначала он достал откуда-то из недр своей необъятной машины саперную лопатку и аккуратно снял дерн. Сложив его кубиками поодаль, он очистил траву вокруг обнаженной земли от хвои, листьев и мелких веток. В середину было водружено толстое, полусухое бревно, сверху которого было сооружено что-то вроде шалаша из более тонких палочек.

Жданов чиркнул длинной охотничьей спичкой – костер занялся мгновенно, и огонь заструился по дереву, заплясал, заалел. Нет едкого дыма, только пламя и сухое потрескивание. Неподалеку в высоком, добротном мангале уже прогорали угли для шашлыка.

– Сережа, когда ты успел нарубить дров? Неужели я так долго спала? – спросила я, придвигая свой стул к манящему теплу костра.

– Я привез угли с собой. Ведь главное – это не мясо, правда? С ним надо разделаться побыстрее. Вот если бы мы были в тайге, тогда да. А так купил мешок угля на заправке – чего проще?

«А что же тогда главное?», – подумала я и усмехнулась вслух своим мыслям: не маленькая же, и так понятно. Но он смотрел на меня так серьезно, так по-доброму… Во всяком случае, в известных ситуациях мужчины смотрят не так. Все же интересный тип, этот Серега Жданов.

Потом мы ели вкуснейший шашлык в маринаде из майонеза, лимонного сока, луковых колец и смеси специй (я смогла распознать куркуму, шафран, соль и белый перец, остальные ингредиенты Серега не рассекретил) и пили полусухое красное. Я не знаток и не любитель вин, но это мне показалось восхитительным: тонкое, без излишней кислоты и терпкости, с приятным послевкусием, оно прекрасно дополняло мясо. Как поведал мне Жданов, это домашнее армянское вино ему подарил один старик во время последней экспедиции.

– Что ты делал в Армении? Ездил по работе? – поинтересовалась я.

Жданов замолчал.

Казалось, он вслушивается в звуки ночного леса. Я тоже прислушалась: что там, в темной чаще? Но до меня долетел лишь легкий шелест листьев на ветру, плеск воды и потрескивание сучьев костра.

Серега внимательно посмотрел на меня, словно изучая и раздумывая, стоит ли отвечать на вопрос или нет. Сейчас, когда его лицо оказалось так близко, я разглядела под двухнедельной щетиной довольно приятные черты: красиво прорисованный четкий рот, выраженный подбородок. Яркие голубые глаза, нос с горбинкой. Высокий лоб я отметила еще раньше. Если бы его удалось побрить, постричь и нормально одеть, мог получиться очень привлекательный персонаж – отрада для женского взора.

Пока я так беззастенчиво его разглядывала, Серега явно о чем-то размышлял. Пошевелил ветки костра длинной палкой, отчего в небо взметнулся сноп алых искр. Налил нам еще по стакану вина, отхлебнул, закурил.

– Я скоро уезжаю, Лиза, – наконец, произнес он.

В моей груди что-то глухо ухнуло.

– Опять? Надолго? – удалось спросить достаточно бодрым тоном.

– Не знаю. Наверное, на несколько месяцев.

– По работе?

– И да, и нет.

Я замолчала, он тоже. На глаза набежали предательские слезы, но мне удалось сдержать их, собрав всю волю в кулак. Неужели он стал по-настоящему нужен мне, а я и не заметила? Или только так кажется из-за одиночества?

– А это, надо полагать, прощальная гастроль?

Сергей молча кивнул, глядя куда-то в сторону, глубоко затягиваясь.

Вот и все. Говорить больше не о чем. С другой стороны, какие могут быть претензии, ведь мы фактически и не встречались, только проводили вместе время как коллеги и друзья… «Наверное, едет к своей бывшей!» – мелькнула мысль. И не успела я ее до конца осознать, как рот открылся сам собой и выпалил вопрос:

– Сережа, ты едешь к жене?

Я тут же прикусила свой болтливый язык, смутилась и, наверное, покраснела. Хорошо, что в слабом свете костра этого не было видно.

Жданов удивленно посмотрел на меня:

– С чего ты взяла? Конечно же, нет. Мы четыре года в разводе. Я думал о том, как бы половчее пригласить тебя с собой.

– Меня? Но куда? В каком качестве?

Затаившееся сердце вдруг припустило вскачь, заколотилось где-то в горле. Что это со мной, черт побери?

– Это долгая история. Я должен рассказать тебе все с самого начала. Если наберешься терпения…

– Я ближайшие два дня никуда не тороплюсь, можешь начинать.

– Подожди, сейчас подброшу дров. Костру до утра гореть.

Подкинув несколько поленьев, Серега сел рядом, накинул мне на плечи мягкий плед, закурил новую сигарету.

– Ночь-то какая, да? Тихо, ясно, звезды… до них подать рукой. Десять лет назад была такая же ночь. Я отдыхал с Полиной, своей невестой в Геленджике. Бархатный сезон, конец сентября. Банальное начало, согласен. Но зато какое будет продолжение!

Он снова криво усмехнулся, как в тот день, когда дарил мне эдельвейс; помолчал, выпил вина. Я тоже пригубила из своего стаканчика. Неужели он будет говорить о несчастной, неоцененной любви? Только не это! Старый, как мир, скучный прием. На меня это не действует лет с восемнадцати.

– Возвращались на моей машине. Тогда у меня была «шестерка», «Жигули», подушек безопасности в которой, как ты понимаешь, не предполагалось. Солнце только зашло за горизонт, внезапно, как это всегда бывает на юге.

Помню, посмотрел на часы, чтобы прикинуть, за сколько часов мы доберемся до ближайшего населенного пункта, чтобы отдохнуть и выпить кофе. Я предпочитал ехать ночью, так быстрее, меньше поток машин. Полина в это время доела шоколадный батончик с кокосом – забыл, как называется – и спросила, куда положить обертку. Знаешь, она была такой чистюлей, такой аккуратисткой, никогда бы не выкинула мусор на дорогу.

Я не успел ей ответить. Мы въехали в какую-то туманную низину, прямо в «молоко». Водитель встречной машины – откуда она взялась на этой пустынной вечерней трассе, до сих пор не пойму – не увидел меня, я его тоже. Помню лишь свет фар за секунду до удара. Потерял сознание. Когда пришел в себя, оказался лежащим на дороге прямо перед капотом своей машины. Надо мной склонился незнакомый мужчина, который оказывал мне первую помощь – тот самый водитель. Он практически не пострадал, в отличие от меня.

– Что с девушкой? – крикнул я. – Она жива?

– Какая девушка? – удивился незнакомец, – Ты был в машине один! Когда мы столкнулись, я сразу выскочил из своей тачки и вытащил тебя. Рядом никого не было!

Я бросился к «жигуленку». Меня шатало, как пьяного, во рту полно крови, начало мутить. Открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья – никого! И главное – ремень безопасности пристегнут! Представляешь? Ну, скажи, стал бы человек в такой ситуации, выйдя из машины, пристегивать ремень обратно?

Серега покачал головой, вздохнул.

– В общем, я звал ее пока не сорвал голос. Вокруг – «молоко»: в метре от тебя уже ничего не видно. С одной стороны – горы, с другой – низина, и на много километров вокруг ни единой души. Тот водитель – спасибо ему – не уехал, оставив меня одного. Он, конечно, не поверил, что в машине был кто-то еще, списал мою «галлюцинацию» на полученную мною травму головы, но тоже искал Полину.

Стало совсем темно, и мы вместе остались дожидаться рассвета.

Туман наконец-то рассеялся. Я осмотрел повреждения своего «жигуленка»: они были довольно серьезными, но доехать до ближайшего города я бы смог. Внутри, на пассажирском сиденье, осталась сумочка Полины, а в ней паспорт, деньги, косметичка, какая-то карманная книжка с женским романом. Но самое главное – исчезла обертка от шоколадки. Ее сложно было бы не заметить – знаешь, такая яркая, голубая с белым. Утром я прочесал всю местность в радиусе километра от места аварии. Никаких следов.

Я подумал – а вдруг Поля вышла из машины в состоянии шока, поэтому и застегнула обратно ремень? Отправилась куда-то, может быть, потеряла сознание… но нет. Она как в воду канула. Ни самой Полины, ни этой чертовой обертки, что была в ее руке в момент столкновения…

Но, поднявшись немного в гору прямо напротив разбитой машины, знаешь, что я обнаружил?

Я смотрела на него во все глаза. Было очевидно, что эти воспоминания причиняют Жданову боль. Давнюю, не острую, но тянущую – так, наверное, ноет старое осколочное ранение.

– Что?

– Дольмен.

– Дольмены – это что-то вроде языческих храмов? – стыдясь своей некомпетентности, осторожно спросила я.

– Не совсем. Забравшись на гору, я увидел сооружение, внешне напоминающее собачью будку, сложенное из пяти огромных камней. Четыре образуют стены, пятый – крышу. Они очень плотно пригнаны друг к другу, в одной из стен – круглая дыра. Небольшая, но стройный человек пролезть в нее сможет. Я заглянул внутрь и поразился – только голая земля. Ни травы, ни самого чахлого кустика, представляешь?

– Ну, там темно, наверное, поэтому, – предположила я.

– Лиза, ты же биолог. Фотосинтез здесь не причем: хотя бы бледные, но там должны быть растения. Даже картошка в погребе – и та прорастает… Но тогда я об этом не думал. Просто в памяти отложился интересный факт.

Я все искал, все звал… но так и не нашел никаких следов Полины. Позже водитель отбуксировал меня в ближайший город, в больницу. Там мне помогли, и я бросился в милицию заявить о пропаже.

Это вообще отдельная история. Сначала они отказались принимать заявление на том основании, что я не родственник пропавшей. Потом объявили, что необходимо ждать три дня после исчезновения – такой, видите ли, порядок Мне пришлось идти к начальству. Заявление, в конце концов, приняли, но знаешь, чем это кончилось? Меня обвинили в убийств! Дескать, я ее грохнул, тело спрятал, сумку с документами не выбросил по оплошности, а в милицию обратился, чтобы отвести от себя подозрения.

Меня задержали на трое суток «до выяснения обстоятельств» и все это время методично, грамотно избивали, допытываясь, куда я спрятал труп. Очень удобно – можно не бояться, что останутся следы побоев: ведь человек только что попал в аварию!

Я сжала его руку. Мне было безумно жаль Серегу, но подходящих слов не находилось.

– В конце концов, им пришлось отпустить меня. Задерживать дольше не было оснований, а в убийстве я так и не признался, хотя был уже на грани. В тот момент я согласился бы с чем угодно, если бы мог как-то подтвердить свои слова. Теперь понимаю жертв инквизиции, как никто.

Молоденький опер, гнусно улыбаясь, отдал мне документы со словами:

– Свободен. Нет тела – нет дела.

Жданов замолчал.

– В общем, Полину менты не нашли. Наверное, даже не искали. Я расклеивал по всему городу ее фотографии, давал объявления в газеты и на телевидение – все напрасно. Прошло немало времени, и я уже начал понимать бесполезность своих усилий. Пристегнутый ремень безопасности, пропавшая обертка от шоколада, забытая на сиденье сумка – все свидетельствовало только об одном.

– О чем, Сережа?

– Она вовсе не выходила из машины. Даже не расстегивала ремня.

– Как это?

И тут я впервые по-настоящему испугалась. В душу закрался холодок: а вдруг он действительно убил свою невесту, спрятал труп где-то в горах и придумал всю эту историю? А теперь привез в это безлюдное место меня.… С другой стороны, гораздо проще было бы в этом случае действительно выбросить сумку, всем объяснить, что произошла ссора, а Полина уехала в неизвестном направлении. Подавать заявление о розыске, да еще платить за то, чтобы его приняли – слишком изощренный вариант для убийцы. Хотя…

– Есть одна версия… В общем, я вернулся домой и еще долго ждал вестей от Поли. Конечно же, безрезультатно. Прошло время. Говорят, оно лечит.

Потом я встретил Юлю. Вскоре она забеременела, нам пришлось пожениться. Родилась дочка, Ксюшка. Знаешь, жили мы как-то странно, каждый сам по себе. Юля была великой тусовщицей. Любила бывать в компаниях, клубах, устраивать праздники, весело проводить время. Я не считаю, что это плохо, просто мы оказались очень разными людьми. Ее материальные потребности всё росли, а мои скромные возможности – по пословице – явно за ними не успевали. Пришлось принять участие в нескольких не особо законных операциях, связанных с большим риском, однако, заработок того стоил…. Ну, это не интересно.

К тому же, не помогло: всегда находился кто-то, у кого лучше шуба, машина, квартира. Я стал проводить много времени в командировках – решил изучать дольмены. Практически не бывал дома. В какой-то момент мы оба поняли, что слишком поторопились с заключением брака. Короче говоря, расстались. Юля вышла замуж за более состоятельного, молодого и веселого человека, уехала в другой город и забрала с собой дочь. Я очень редко ее вижу. Ксюшка растет без меня.

– Ты не любил жену? – тихо спросила я.

– Наверное, нет. Это была короткая страсть, которой хватило только на продолжение рода. По-настоящему я любил Полину. Во всяком случае, не успел в ней разочароваться. Все мы склонны идеализировать прошлое, не так ли?

– Как ты думаешь, твоя невеста жива?

– Надеюсь, что да, где бы она ни была.

Он опять помолчал.

– Так вот, я заинтересовался дольменами. Стал собирать о них всю информацию, от легенд и преданий до серьезных научных исследований. Познакомился с некоторыми весьма интересными людьми, нашел единомышленников. На данный момент установлено, что дольмены – это мегалитические памятники, то есть сооружения из огромных монолитных камней. Появились они на территории западного Кавказа, Армении, Англии, Шотландии, Уэльса и Франции в одно время – в период между шестым и четвертым тысячелетием до нашей эры. Есть они и в других странах – в Португалии, Германии, Испании, Палестине. Считается, что первые дольмены появились в Индии. Потом строительство распространилось, с одной стороны, на Кавказ и по северной Европе, с другой стороны, на север Африки, в Египет. Удивительно, но наши предки возводили их тысячами.

– Между шестым и четвертым… Конец неолита – начало бронзы?

– Совершенно верно. К этому периоду относят и знаменитый Стоунхендж, и Менгиры западной Франции, и Сейды, Камни Силы, в Финляндии, Швеции, Норвегии, на Кольском полуострове, на Куршской косе.

– О, я много слышала об этом месте! Там были песчаные дюны, которые после Первой мировой войны засадили крымскими соснами. Там же «птичий мост» и орнитологическая станция «Фрингила», где занимаются кольцеванием.

– Да, я однажды там работал. Интересное место, многое узнал про него. Примерно в десятом веке, там жили викинги, а в восемнадцатом косой завладел Тевтонский орден. Они назвали косу «страной гнезд» – там проходит миграционный путь тысяч птиц, пролетающих из Финляндии, Карелии и Прибалтики в южную Европу и Африку, стаи там отдыхают и набираются сил. Представь – многие гнездятся только на косе! Это вообще очень интересно…

– И там тоже есть дольмены? – перебила я его.

– Не знаю наверняка, но вроде бы нет. Зато есть сейды, «Камни Силы». Это немного другие сооружения, крайне неустойчивые, шаткие. Они похожи на пирамидку из гальки, которую построил на морском берегу ребенок. Чуть тронь – и все рассыплется.

– А для чего возводили эти камни и дольмены?

– Ученые пока так и не поняли. Одни считают, что дольмены – это могильники, другие называют их некими культовыми сооружениями, третьи уверены, что это алтари или жертвенники друидов. Кельтское, вернее, бретонское название – «tol men» – переводится как «каменный стол». Действительно, на верхних плитах, образующих крышу сооружения, есть углубления типа чаши. Можно предположить, что в нее стекала кровь жертвы. Но я думаю, все это чушь. Дольмены были нужны для другого.

– Для чего же?

– А ты постарайся поставить себя на мое место, попробуй рассуждать, как я. Теперь, зная про Полину, что первым приходит в голову?

– Хм. Неужели она распалась на атомы, как в «Лангольерах» у Кинга?

Серега поморщился:

– Нет, не то… Тебе надо дать больше информации. – Он на минуту задумался – Вот смотри. Всего я видел, наверное, около пятнадцати дольменов. Все они состояли из пяти хорошо подогнанных друг к другу шершавых, необработанных плит, толщина которых около тридцати сантиметров, поперечные размеры – от полутора до двух метров. Некоторые плиты снаружи были покрыты орнаментом, внутри – гладкие, будто полированные, иногда немного изогнутые.

В фасадной части каждого дольмена – отверстие порядка полуметра в диаметре, и только рядом с одним из них лежала каменная пробка. Материал, из которого строили подобные сооружения, почти всегда – кварцевый песчаник. Кварц – это окись кремния, имеющая свои разновидности. Этот минерал обладает очень необычными свойствами.

– В радиотехнике его используют – это я знаю. А почему?

– Он может генерировать электрический ток при сжатии, а также поддерживать постоянство колебаний, этим он и ценен. Слышала когда-нибудь о пьезоэффекте?

– Да, по физике у меня была пятерка. Так… сейчас… от него создается электрическое напряжение между поверхностями твердых тел, да?

– Ну, примерно так. Приятно поговорить с образованным человеком. Так вот, из кварцитов изготавливают пьезоэлектрические стабилизаторы частоты, резонаторы, фильтры, призмы для спектрографов, линзы для ультрафиолетовой оптики и еще много разных полезных штук. Мой хороший знакомый рассказал мне и о других забавных особенностях этого минерала. Под воздействием электрического тока кристаллы кварца генерируют ультразвук, то есть возникает обратный пьезоэффект. А при механических деформациях кварц способен генерировать радиоволны.

Разломы земной коры, вблизи которых расположены дольмены – это волноводы. Сами мегалиты могут выполнять функцию как приемников, так и излучателей. Активизируясь, дольмены выдают акустический и световой эффекты, основанные на резонансе и пьезоэффекте кварцитов. Это происходит в дни весеннего и осеннего равноденствия. Дольмены и Камни Силы начинают «петь» в ультразвуковом диапазоне переменной частоты.

Коган, мой друг, считает, что любые мегалиты – это своеобразные генераторы инфразвука, если говорить понятным языком. Они очень плохо влияют на человека и любой другой биологический организм – доказано, что животные обходят такие места стороной. Да и людям следовало бы делать то же самое, потому что есть мнение, что при длительном воздействии на организм подобных излучений могут возникнуть эпилептические припадки и даже наступить смерть.

– Ого. Правда?

– На себе пока не проверял. – Он мрачно улыбнулся. – Но все еще впереди. Помимо общности конструкции и материала, знаешь, что их всех объединяет?

– Без понятия.

– Все дольмены обращены фасадом к солнечной стороне. Если мегалит стоит в сильно затененной местности, среди высоких гор или в темном лесу с густым подлеском, то его фасад обращен к любому ярко освещенному пятну.

– – И что это значит? Их строители поклонялись солнцу?

– Вот ты и начала рассуждать так же, как я! Мы знаем, что дольмены родом из Индии. Единственные известные мне солнцепоклонники – это езиды, в настоящее время живущие на территории Турции, Ирака и Армении. Они родом из древней Индии, точнее, из Бомбея, который сейчас называется Мумбаи. Езиды поклоняются божеству Малаки-Тавуз, изображаемого в виде павлина. Множество павлиньих глаз на хвосте птицы символизируют солнце. Их религия называется Шарфаддинэ. Забавно, но езиды до сих пор сохранили кастовость, как это было принято в Индии.

Пришло время блеснуть эрудированностью еще раз.

– Это я знаю. Но, разве они родом не из Персии? Я всегда считала, что езиды имеют некое отношение к зороастрийскому учению. Где-то читала, что на сегодняшний день больше всего их в Ираке. Там, в Лалеше, находится главная езидская святыня – гробница основателя и реформатора их религии шейха Ади ибн-Музаффара, который жил в одиннадцатом веке. Туда они совершают паломничества, как мусульмане – в Мекку.

Серега с уважением посмотрел на меня.

– Возможно. Таких подробностей я не слышал. Но что касается зороастризма, ты высказываешь ошибочное мнение курдов, их извечных противников.

– А солнцу поклонялись почти все язычники: и инки, и египтяне, и древние славяне, и кельтские племена. Почему же ты подозреваешь езидов?

– Я никого не подозреваю, Боже упаси. Просто мне кажется, что Знания, пока недоступные нам, зародились в Индии, и были сохранены и реализованы народом, который мигрировал оттуда. Поклонение солнцу – это лишь мое предположение. Просто наука точно установила, что солнце способно активизировать некие процессы на молекулярном и атомном уровне.

Да и вообще, в целом, это очень интересно. Что знали древние? Почему они возводили мегалиты именно на местах разломов земной коры, по побережью или высоко в горах, но не в глубине континента? Почему обращали фасад к солнечной стороне? Я хочу узнать ответы на эти вопросы – и посвятил их поиску свою жизнь, Лиза. Если тебе все это тоже интересно, приглашаю вступить в наш клуб.

– А что существует такой клуб? Который изучает дольмены? – удивилась я.

– Вроде того. Пока он небольшой: твой покорный слуга, доктор Коган – мой хороший знакомый, о котором я уже говорил, Евсеев Алексей, тоже мой приятель. Он историк, изучает слияние индийской «Рагведы» и нашего славянского эпоса. Особенно силён в чувашской и удмурдской мифологиях, это его хобби. В общем, если тебе интересно, присоединяйся.

– Атос, Портос, Арамис и… д, Артаньян! – улыбнулась я. – Интересно, конечно. Но, наверное, у твоих коллег есть основания вплотную интересоваться дольменами?

– В отличие от тебя, да? Согласен. Миша изучает их давно, он начал гораздо раньше меня. А Лешу именно я сманил и смутил рассказами об индийском влиянии на наше «дольменостроение». Вскоре он заболел этим и сам. Я подумал, такой девушке, как ты, умной, любознательной, не страдающей шопинг-манией и жеманством, все это может быть интересно. Ты любишь работать «в поле», я это заметил, не обременена семьей, детьми, можешь добиться поставленной цели.

– Поэтому ты меня приглашаешь?

– Не только поэтому. Просто ты мне очень нравишься.

Вот оно что! Наконец он в этом признался.

Я смутилась и покраснела до самых корней волос. Конечно, мне было безумно интересно все, что рассказывал Серега, я и не смела надеяться на то, что меня допустят до этих тайн. Но, когда он сам позвал меня за собой, почему-то захотелось поломаться. Это, наверное, неистребимая черта женской натуры – заставить себя просить о том, чего самой хочется больше всего на свете.