Текст книги "Долгая дорога домой. Или загадка древнего дольмена"

«Итак, Коган хочет тренировать мозг. Евсеев мечтает об открытиях и славе великого ученого. Я рассчитываю заполучить Жданова. А каков истинный мотив Сереги?» – пронеслось у меня в голове. Действительно, что это за дорогостоящее хобби, ради которого люди, далеко не последние в определенных кругах, носятся по свету, тратят уйму денег и сил… Жаль, что не было времени и возможности задуматься об этом более серьезно.

* * *

Утром мы вылетели в Лондон. Не стану утомлять детальным описанием – все прошло неплохо, разве что нашему самолету не сразу дали посадку: покружив прямо над центром города, мы смогли рассмотреть интересные архитектурные сооружения и памятники с такого необычного ракурса. Оглушенные мощью и великолепием аэропорта Хитроу, мы спустились в метро. Я давно мечтала прокатиться на фирменном бело-красном поезде лондонской подземки, но и не думала, что подобная возможность представится мне так скоро.

Добравшись до железнодорожного вокзала Ватерлоо, мы купили билеты в Солсбери. Этот городок располагается всего в 150 километрах от Лондона – спустя полтора часа разглядывания проплывающего за окнами английского пейзажа, мы уже были там. Серега забронировал два номера в отеле «Residence Inn Salisbury».

Это как раз тот случай, когда описание не даст особенной информации – все на уровне ощущений. В архитектуре и внутреннем убранстве не было ничего, бросающегося в глаза, однако колорит страны незримо присутствовал во всем: в камине, выложенном грубо отесанным камнем, в респектабельных стульях с высокими спинками, обитыми зеленым сукном, в добротных платяных и книжных шкафах темного дерева… Казалось, что сейчас откроется дверь, войдет мисс Марпл и займет свое кресло в укромном уголке фойе.

Нам со Ждановым надлежало занять один номер на двоих. Это была светлая, уютная комната в песочно-льняных тонах, обставленная более современной и удобной мебелью. В ее центре красовалась большая двуспальная кровать – и, надо сказать, что у меня возникли определенные ожидания в связи с этим обстоятельством.

Этот отель должен был стать нам домом всего на сутки – утром мы планировали осмотреть кромлех Стоунхендж, после чего забрать вещи и ехать на север, в Йорк, главный город графства Йоркшир.

После душа и скромного обеда, состоящего из сандвичей с бужениной, мы с Сергеем отправились осматривать Солсбери, а Коган и Евсеев предпочли остаться в отеле, занимаясь проверкой оборудования и изучением необходимых для исследования документов.

Прогуливаясь по узким мощеным улочкам, любуясь яркими, изумрудными лужайками и цветочными клумбами, наслаждаясь то чашкой чая, то глотком местного пива в маленьких кафе, я поняла, что по-настоящему понять страну, ее дух, ее уклад можно лишь вдали от столичной суеты, от привычных туристических маршрутов.

Двухэтажные коттеджи Солсбери, утопающие в зелени, его мрачный, загадочный готический собор, равнина, расстилающаяся за городом – все это пробудило во мне какие-то глубинные воспоминания, скорее генетические, нежели пережитые в действительности. Я почувствовала общность с этой страной, ее холодным голубым небом, старинными особняками из серого камня, поросшего мхом, с ее духом спокойствия и респектабельности, сдержанного гостеприимства, уверенности и достоинства.

Любовь к Англии вливалась в мое сердце неспешно, но я уже знала, что она останется там навсегда. Спасибо дедушке и его урокам английского языка – мы без труда общались с местными жителями, узнавали, какие уголки Солсбери стоит осмотреть, а заодно получали интересные исторические справки.

Конечно, наиболее сильное впечатление произвел собор Девы Марии. Построенный в одиннадцатом веке, он представлял собой яркий образец английского готического стиля. Служитель рассказал нам, что 123-х метровый шпиль собора – самый высокий в Англии, а часы – старейший функционирующий механизм в мире! Когда же я узнала от Жданова, что в романе Голдинга «Шпиль» речь идет об этом самом соборе, то пришла в неописуемый восторг. Не знаю, являются ли герои и события романа реальными, или это литературный вымысел – но, глядя на знаменитый шпиль, я поняла: все могло быть именно так, как донес до нас автор. Действительно, священник, которого посещают видения, безумец или святой? Что на самом деле подвигло его на это опасное строительство? Желание трудиться во славу Божию или гордыня?

Мы вернулись в отель уже после полуночи, уставшие, но наполненные впечатлениями и счастливые. Михаил Давидович с Евсеевым распивали пиво за столиком в фойе. Пришлось присоединиться к этому занятию, тем более что пиво в Солсбери действительно было чудесным.

Пробыв с мужчинами около получаса, я поспешила в номер: не терпелось принять душ и привести себя в порядок. Я долго стояла под прохладными струями, ощущая, как уходит, растворяется усталость. Благоухающая и легкая, я скользнула под одеяло, но потом подумала, что встречать Серегу в костюме Евы как-то неудобно, независимо от последствий этой совместной ночевки. В углу, за креслом, Жданов бросил дорожную сумку и чемодан. Почему бы не воспользоваться его футболкой в качестве пеньюара?

Белье было сложено аккуратной стопкой: сверху – носки, боксеры, в середине – майки, футболки, джинсы, внизу – какие-то теплые вещи. Я вытащила светлую футболку, натянула ее на еще влажное тело и уже стала закрывать чемодан, как вдруг к моим ногам упал узкий конверт, видимо, спрятанный Серегой среди одежды.

Конверт оказался не запечатан.

Послушай, незнакомец, может быть, ты – не любопытный и высокоморальный человек. А я – нет, я обычная. И, конечно же, мне захотелось посмотреть, что там внутри.

В конверте оказалась всего лишь фотография. Моя. В возрасте лет 18—20. Только я никогда не носила стрижки каре, и у меня не было такого сарафана противного розового цвета. А вот медальон в виде крылатого солнечного диска был. Я недоумевала до тех пор, пока не перевернула фотографию и не увидела надпись: «Полина Алтуфьева, 2 курс, 8-я группа». Я снова вгляделась в лицо девушки на фотографии. Наше сходство поражало, однако, присмотревшись, можно было догадаться, что это не я. У Полины, бывшей невесты Жданова, черты лица казались тоньше, нежнее моих; от нее веяло беззащитностью и предчувствием близкого конца. Этакая чахоточная княжна Лопухина с полотна Боровиковского, увядающий цветок ириса…

В эти мгновения я четко осознала, почему Серега начал ухаживать за мной, взял с собой на Фрингилу и сюда, в Солсбери; почему потратил немалые средства на мою персону, но до сих пор не потребовал вознаграждения, естественного для каждого мужчины. Проекция! Он видел во мне воскресшую Полину и боялся разрушить иллюзию: ведь именно постель все расставляет на свои места.

Итак, я «наследница» Полины. Я получила ее мужчину и ее же медальон. Только почему он не пропал вместе со своей бывшей хозяйкой? Видимо, в ту странную ночь девушка не надела украшение. Теперь стало понятно изумление Когана и Евсеева при нашей первой встрече: еще бы, увидеть новое воплощение Полины на земле – это не шутка! И как им удалось не выдать себя?

– Я ХОТЕЛ тебе рассказать. – Жданов стоял в дверном проеме, сложив руки в замок на груди, и сверлил меня взглядом, в котором не осталось ни следа былой нежности.

– И что же тебе помешало? – холодно ответила я, небрежно бросив конверт обратно в чемодан.

– Прогнозировал твою реакцию. Кстати, это не составило труда.

– А твоя реакция была бы иной?

– Моя? Хм… вероятно. Во всяком случае, я бы тебя выслушал, а уж тем более – не стал бы рыться в твоих вещах.

– Я не рылась! Мне просто нечего было надеть! А ты мог бы прятать свои скелеты надежнее! – закричала я.

– Лиза, я не хотел ничего скрывать от тебя, поверь. При случае я показал бы тебе эту фотографию, но лишь тогда, когда был бы уверен в твоей любви. Я хотел знать, что ты не истолкуешь превратно мою давнюю боль и воспоминания.

В комнате повисло молчание.

Жданов сел на кровать, закрыв лицо руками. Плечи его слегка вздрагивали. Конечно, он не плакал: возможно – да что там, уверена – в этом было больше позерства, но я сразу же остыла. Насколько же силен в нас, женщинах, материнский инстинкт – приласкать, пожалеть, утешить… Я села рядом, обняла Серегу, положив руку ему на грудь, и тихо сказала:

– Послушай, я хочу знать только одно: есть ли здесь место для Елизаветы Бирт, или оно навсегда занято Полиной?

– Все давно в прошлом, все пережито… Я просто хочу понять, что случилось тогда на самом деле. Врать не буду, твое поразительное сходство с бывшей невестой привлекло меня в самом начале, когда мы встретились. Мне стало любопытно, похожи ли вы по характеру, темпераменту, взглядам… А потом, в какой-то момент, я понял, что уже не сравниваю вас, что ты интересна для меня сама по себе. Я захотел разобраться в своих чувствах – убедиться в том, что не ищу в тебе Полину. Уехал на месяц…

– А вернувшись, подарил мне сборник Хайяма и цветок Эдельвейса.

– Верно. Когда я искал его, то думал только о тебе. Как там:

«…Что алый мак? Кровь брызнула струей

Из ран султана, взятого землей.

А в гиацинте – из земли пробился

И вновь завился локон молодой…»

…Я скучал по тебе, Лиза. И только тогда, в разлуке, поверил, что еще могу стать счастливым.

– А я помню другое:

«…Дни – волны рек в минутном серебре,

Пески пустыни в тающей игре.

Живи Сегодня! А Вчера и Завтра

Не так нужны в земном календаре!..»

Жданов внимательно смотрел на меня и, наверное, читал, как открытую книгу. Его же лицо оставалось непроницаемым.

– Сережа, зачем тебе нужны эти дольмены? Только на самом деле? Даже если ты поймешь, что… – но он не позволил мне договорить, закрыв мой рот поцелуем.

Я смутно помню подробности той ночи: лишь трепет, смятение, полет и бесконечная нежность…. Лишь уже засыпая, я подумала – отчетливо и прагматично – что парижское белье так и не пригодилось.

* * *

Первое утро в Англии оказалось угрюмым и туманным. Ночью прошел дождь, но серая пелена над головой так никуда и не исчезла – она по-прежнему нависала над головой, и сквозь перину облаков не мог пробиться ни единый солнечный луч. Я вышла на балкончик и зябко поежилась: в разгар лета здесь было по-настоящему холодно.

– Что питерцу хорошо, то ростовчанке – смерть! – улыбнулся Жданов, накидывая мне на плечи мягкую кашемировую толстовку. Он выглядел бодрым и отдохнувшим, несмотря на вчерашнюю усталость и алкоголь. Я почти физически ощущала, как растет в нем азарт, ожидание встречи с долгожданным «живым» дольменом.

Сергей ушел будить друзей, а я все вглядывалась в Англию, все ждала, как отзовется на нее мое сердце. Добрая половина моих предков жила здесь, растила детей, сражалась и умирала на этой земле. Ее холодная красота завораживала, но не пробуждала страсти; манила познать, но не стать ее частью.

Наспех перекусив жареным беконом с горошком и кофе, мы взяли такси и поехали осматривать Стоунхендж. Это было совсем недалеко, порядка 13—14 километров от Солсбери. Зажатая Серегой и Евсеевым на заднем сиденье новенького «Форда», я все пыталась разглядеть что-нибудь в окошке. Коган, занявший место рядом с водителем, был неестественно молчалив и печален. Порой он поворачивался ко мне с какой-то вымученной улыбкой на лице, словно хотел подбодрить. Странно!

Пока мы пересекали солсберийскую равнину, туман немного рассеялся – из его молочной белизны выступили огромные мегалиты. Как здорово, что мы приехали так рано, опередив туристические группы! Никто не мешал наслаждаться этим колоссальным зрелищем, оставшись наедине с древней тайной – я представила друидов с ветками омелы, совершающих здесь свои загадочные обряды, волшебника Мерлина и короля Артура… в общем, весь набор символов старушки-Англии, известных мне из книг.

Мы обошли сооружение вокруг, осмотрели ров. Михаил Давидович показал места древних захоронений, расположение семиметрового Пяточного камня. Жаль, что кромлех оказался закрыт для посетителей, и разглядывать его можно было только со стороны.

– Туристы едва не разнесли здесь все по кусочкам! – сказал Коган в ответ на мое возмущение этим обстоятельством. – Еще в 1900 году сэр Антробус, хозяин Стоунхенджа, поставил первое ограждение от вандалов. По-моему, именно тогда они снесли горизонтальный камень и сдвинули опору. Насколько мне известно, сейчас весь комплекс забетонирован во избежание подобных происшествий – когда это происходило, камни сдвинули с их первоначальных мест. Поэтому ждать чудес от этого кромлеха не приходится. Он действительно «мертв».

– Посмотри, Лиза, какие необычные менгиры во внутреннем круге! – вступил в разговор Сергей. – Это долерит, магматическая порода, «синие камни». Считается, что сам Мерлин закинул их сюда из Ирландии с помощью колдовства.

– А на самом деле, их добывали в Презелийских каменоломнях. Это почти рядом: всего-то двести километров, если по прямой, – ехидно добавил Евсеев.

– Двести двадцать. Михаил Давыдович рассказывал, – поправила я.

– Если правы археологи, и Стоунхендж был заложен в третьем тысячелетии до Рождества Христова, то у меня большой вопрос: как древние строители перевозили оттуда камни? – задумчиво произнес Серега.

– Это для всех большой вопрос, – буркнул Евсеев и достал фотоаппарат. Мы сделали несколько снимков на память и вернулись в ожидающее нас такси. Я обернулась, чтобы еще раз взглянуть на таинственный кромлех. Солсберийская равнина представилась мне телом огромного, поверженного чудовища, а мегалиты Стоунхенджа – его пастью, полной старых, обломанных зубов.

Вернувшись в гостиницу, мы собрали вещи, расплатились и отправились в Йорк, на сей раз – на автобусе. По дороге я расспрашивала Когана, что еще ему известно об этом древнем памятнике: стыдясь своего невежества, я старалась запомнить максимум информации.

– А знаете, моя дорогая, какого мнения придерживаются так называемые «сумасшедшие» от науки? Они считают, что Стоунхендж и другие мегалиты, помимо выполнения функции обсерватории, играли значимую роль и в Ритуале Порога – открытии прохода в иные миры, иные пространственно-временные измерения. Сейчас даже процитирую одного из них: «…Для ритуала использовались своеобразные каменные врата – П-образное сооружение из каменных глыб, но ведь именно такой знак часто можно увидеть в виде выпуклого рельефа на фасаде дольмена. Каким образом дольмены могут быть связаны с ритуалом перехода в иные измерения?..»

– Ага! Значит, не только вы трое интересуетесь этой темой! – воскликнула я.

– Конечно! Просто кто-то фантазирует, а мы изучаем, – улыбнулся Коган и мягко потрепал меня по руке.

– И все-таки, удивительно, как древние могли воздвигнуть такое сооружение? Особенно поставить тот, самый большой валун!

– Вы удивляетесь, Лизонька, высоте Пяточного камня – хотя это далеко не самый высокий менгир в мире. Самый крупный весит около 300 тонн, а его длина – больше 21 метра. Это чудо находится в Бретани, в Локмарьяне. А Карнакский комплекс? В нем около трех тысяч менгиров, точную цифру не помню, которые занимают почти четыре тысячи метров!

– Ничего себе! Хотелось бы на них взглянуть! Если уж Стоунхендж произвел на меня такое впечатление, представляю, что можно почувствовать в этом Карнакском комплексе!

– Лиза, держитесь от менгиров подальше. И от дольменов тоже! – вдруг тихо, но с нажимом, сказал Коган.

– Но почему? Это же так увлекательно! – удивилась я. А потом добавила:

– Вы что-то хотите мне сообщить, Михаил Давыдович? Уже не первый раз…

– Всего лишь прошу вас быть осторожной! Это древние сооружения, никогда не знаешь, когда они свалятся тебе на голову. Пообещайте мне, Лиза, что не будете забираться внутрь дольмена!

При этих словах Коган, глядя мне в глаза, так сжал мои пальцы, что я суть не охнула от боли. Меж тем вернулись Серега с Евсеевым и заняли свои места сзади нас.

– … так вот, внешнее кольцо Стоунхенджа сформировано из так называемых «эоловых столбов», из эйвберийского песчаника. А внутреннее – из долеритов. Это более мягкая порода. Считается, что в них и заключалась особая, непознанная сила кромлеха…

Коган сделал вид, что все это время рассказывал мне о древнем памятнике. Почему? Если он проявляет нормальную, человеческую заботу о девушке, почему остальные не должны знать об этом?

– Кстати, Сережа, ты слышал о «Книге завоеваний»? Это одна из самых древних рукописей, найденных на британской земле! – сказал Михаил Давыдович, обернувшись к Жданову.

– Нет, – рассеянно сказал Серега. – А что там?

– В ней упоминаются различные завоеватели, которые приплывали сюда. Некие фоморяне и немедяне, которые считались великанами из Африки и все время строили башни. Потом были земледельцы, предположительно, из Европы. А потом приплыли люди из Индии!

– Да-а? – загадочно протянул Жданов, и разговор прекратился.

Похоже, что-то происходит, но вводить меня в курс дела никто не собирался.

Мы ехали на север. Город Йорк располагается примерно посередине между Лондоном и Эдинбургом, в одноименной (Йоркской) долине, которую питает река Уз. Из путеводителя я узнала, что многие годы этот город был славен кондитерским производством, а также являлся важным транспортным центром. В прошлые столетия здесь изготавливали стеклянные и металлические изделия, торговали предметами роскоши, углем, а современный Йорк – это образование и здравоохранение. Ну что ж, по крайней мере, если на голову упадет менгир, меня тут точно вылечат.

За окнами проплывали сельские пейзажи ухоженной, обладающей неповторимым духом, но пока еще чужой мне страны. Море зелени, яркой, как в заболоченных низинах, простиралось во все стороны, до самого горизонта. Английское небо было светлее нашего, но ему не хватало насыщенности. Бледно-голубой, почти прозрачный его цвет сменялся жемчужно-серым, а то и вовсе свинцовым. Распогодилось, но надолго ли?

Я увидела множество аккуратных домиков старой постройки из зеленого камня. То здесь, то там попадались пасущиеся белые овечки. Жаль, что я не художник, и не могу запечатлеть на холсте эту холодную красоту…

Мы решили не останавливаться в Йорке, как было запланировано вначале – выяснилось, что оттуда до Олдбриджа довольно далеко. Будет неудобно совершать такие долгие поездки, тем более Сергей предположил, что нам придется наведаться к «поющему» дольмену не раз и не два. Если он действительно активен, нужно будет провести множество различных измерений, которые не сделаешь за один день. Поэтому мы ограничили свое пребывание в Йорке поиском подходящего автомобиля, беглым осмотром достопримечательностей и плотным обедом.

Оказывается, этот город когда-то был столицей викингов и назывался Йорвик, а до этого здесь хозяйничали римляне. Меня впечатлили городские стены, возведенные еще в 14 веке, средневековые постройки в квартале Shambles, узкие старинные улочки, величественный Кафедральный Собор, самый большой готический храм в Северной Европе. Его стрельчатые окна, узкие башни-шпили, «кружевные» решетки, огромные витражные окна будто бы переносят в 1472 год, во времена правления короля Эдварда Четвертого, бежавшего в Бургундию, англо-ганзейских войн и последующего Утрехтского примирения. Именно тогда был освящен великий Собор, строительство которого велось 250 лет!

Сполна насытившись пищей духовной, мы вкусили от щедрот «The Bay Horse», местного ресторана с национальной английской кухней. По совету Сергея, я заказала там ростбиф и йоркширский пудинг, а на десерт – фирменные кексы. Пока мы ожидали заказ, Коган рассказал забавный французский анекдот:

– Если есть ад, а в нем – кухня, то там работают только английские повара!

– Почему? – изумилась я. До сих пор все, что я ела на британской земле, было очень вкусно и сытно.

– Для утонченного вкуса французов английская пища кажется грубой и примитивной. Видите ли, Лизонька, здесь не принято подавать соусы, без которых французы не могут прожить. Исключением можно назвать только мятный соус, это своего рода местное ноу-хау. Специи и пряности тоже не очень популярны, разве что в Уэльсе. Англичане не усложняют. Говяжья вырезка – это то, что они готовят виртуозно, и у вас есть шанс в этом убедиться! Кстати, в 1617 году король Яков I посвятил в рыцари бычье бедро. С тех пор говядина стала считаться пищей аристократов!

Когда мне принесли заказ, я убедилась – Коган был прав: мясо было мягким, розовым, с хрустящей поджаристой корочкой. Пудинг я пробовала первый раз в жизни. Не могу тебе описать его вкус, очень необычное блюдо. Уплетая ростбиф, я заглядывала и в чужие тарелки: Жданов наслаждался кровяной колбасой и паровыми овощами, Коган – утиным паштетом и ветчиной, а Евсеев ел суп-пюре с ароматными сырными пирожными

На десерт принесли кексы, фруктовые пудинги, клюквенный и апельсиновый джем, а Евсеев по случаю вспомнил о некоем англичанине, который придумал выпекать кексы в виде букв алфавита, чтобы бедняки могли быстро его изучить, и даже изобрел для этого специальную чудо-печь.

Завершила обед чашка крепкого черного кофе – сытые и довольные, мы уселись в арендованный автомобиль: нам предстоял долгий путь на север, в Олдбридж.

Удобно устроившись на заднем сиденье вместе с Серегой, я с удовольствием разглядывала проплывающие пейзажи: каменистые горы и зеленые долины, ветряки на холмах, редколесье, озера… Даже если с дольменом опять не повезет, мне все равно. Эта поездка – самое яркое и интересное событие в моей жизни, тем более, окрашенное романтикой и любовью!

Не знаю, как долго мы были в пути. Я устала и заснула, привалившись к ждановскому плечу – помню, он гладил мои волосы, что-то тихо нашептывал… Было так хорошо, так спокойно… И кто бы мог подумать, что уже на следующий день моя жизнь кардинально изменится.

В Олдбридж мы въехали поздно ночью – мы сняли какие-то меблированные комнаты и повалились спать. А рано утром, все еще усталые и разбитые, оделись по-походному, собрали все необходимое снаряжение, кое-какую еду, и поехали дальше, на север – нам надо было найти Хашвуд и примыкающий к этому селению лес. За руль сел Жданов, потому что Алексей после вчерашней дороги был похож на зомби.

Вскоре показалась кромка леса. Я была уверена, что речь идет о типичном английском леске с постриженной травой, больше напоминающем парк, но на деле все оказалось совсем не так. Густая чаща тянулась далеко на северо-запад, к Пеннинским горам: нас встретили могучие стволы и раскидистые кроны столетних деревьев, непроходимый подлесок и постоянный комариный звон. Евсеев говорил, что большая часть лесов в Англии вырублена под сельское хозяйство и промышленные нужды. Они занимают лишь 5—7% территории страны, да и то ближе к югу. Как же смог уцелеть этот?

– Дамы и господа, я уверен, что это – заповедник! – торжественно сказал Коган, будто прочитав мои мысли. – Вероятно, мы имеем честь вступить в «королевский лес».

– Как, он принадлежит самой Елизавете? – изумилась я.

– Не знаю, но думаю, что уже нет. Раньше, во времена и нормандцев, и англосаксов, существовал обычай: король мог объявить любой лес, озеро, пустошь собственностью короны. Это означало, что охотиться здесь могли только члены семьи государя, придворная знать и он сам. Запрет распространялся и на любые виды собирательства на королевских территориях. Кстати, за нарушение запрета полагалось очень суровое наказание – от ослепления до казни!

– Это ужасно! – воскликнула я. – Неужели бедный человек мог лишиться жизни за вязанку хвороста или подстреленного зайца? Вообще, я против охоты как развлечения, но когда речь идет о выживании, когда голодает семья…

– Понимаю вас, Лиза. Но не могу не согласиться с некоторой разумностью этих запретов. Несанкционированная охота приводит к полному исчезновению видов. Например, ни дикого кабана, ни волка, ни медведя вы уже не встретите в английском лесу – они были полностью уничтожены, как и ирландский благородный олень. Сейчас «королевские леса» стали национальными парками или заповедниками. И я не уверен, имеют ли право туристы заходить на его территорию. Видите, лес выглядит запущенным, диким. Возможно, это было сделано специально, для сохранения первозданного вида, так сказать.

– В этом случае хорошо, что мы никому в городе не сообщили о наших планах. Надо постараться идти тихо, по возможности не оставляя явных следов. Мне не улыбается платить штраф и тому подобное! – заметил Евсеев.

Серега же молчал. Он напряженно и сосредоточенно вглядывался в темную глубину леса, словно полководец перед решающим сражением.

Спрятав машину в кустах у обочины, мы обработали руки и лицо репеллентами, надели рюкзаки и вступили под сень деревьев. Проделан большой путь, осталось главное – найти «поющий дольмен».