Текст книги "Венецианская Ундина"

Глава 5

Прошло условленных три дня, и «Бучинторо» снова в Кьоджо,

Приветствует Владыка дожа, за дочь его благодаря:

«Мне рассказала Мариэль о названной семье и доме,

Что ты заботишься о ней; и, договор наш старый помня,

Молитвы за моих детей возносятся в престольных храмах;

Что ты наставника дал ей, учителя в вопросах главных —

За все тебя благодарю, я для нее хочу свершенья

Надежд на новую зарю, души рожденья и спасенья…

Она так трепетна, нежна, и любящее сердце бьется

В ее груди, но ей нужна любовь людей, как свет и солнце —

Ты дал любовь ей и семью, сестер заботливых и милых,

Я рад за дочь, ее люблю всех больше, но помочь не в силах…

Ты благороден и умен, я помню первого Дандоло,

Что чином дожа наделен был двести лет назад. Знакомо

Звучали и твои слова молитвы Богу и завета —

Знакомы и твои дела, в них значимость деяний предка,

Энрико. Да, он был велик, походом на Константинополь

Он для Венеции достиг вершины мира; ум глубокий

И сердце храброе имел… Ты мне его напоминаешь —

Ты молод, но ты мудр и смел и как достигнуть цели знаешь.

Союз я принимаю твой, и в Адриатики просторах

Лишь флот Венеции одной удачлив будет в ратных спорах;

И море тихое судам венецианским обещаю,

Попутный ветер парусам, пусть свет и мир пребудут с вами.

А ты покой мое дитя, мою жемчужину и радость:

Пускай земные дни летят, и Мариэль утратит младость —

Она осуществит мечту и сможет в вечности воскреснуть,

Я счастья для нее хочу, помочь ей пустоты избегнуть.

Теперь я отдаю тебе сокровища глубин, пусть злато,

Служившее былой войне, послужит людям, чьи утраты

Поставили их жизнь на грань. Пусть Мариэль приют построит,

И Господу то будет дань, пускай Его вершится воля!»

Тяжелый кованый сундук, стоявший тут же на причале,

Подвинуть не могли сначала три пары сильных, крепких рук —

На «Бучинторо» вчетвером его внесли на толстых тросах

Младые рослые матросы под злата тихий перезвон.

Вот благодарственный поклон от дожа принял Царь пучины,

И, помня ритуал старинный, внимал ответной речи он:

«Владыка моря! Мариэль для всех нас радость и подарок,

И множество чудесных дней она дала младым и старым,

И много будет впереди. Благодарю же за доверье

И милосердье пред людьми; пусть дочь твоя навек изменит

Мир беспросветной пустоты, владеющей твоим народом,

Пусть сбудутся ее мечты, и благодать даст небо водам…

Благодарю за договор, что исполняешь ты столетья

С времен Энрико до сих пор, даруя нам попутный ветер;

И за сокровища глубин, что отдаешь во благо людям,

Тебе, пучины Властелин, навеки благодарны будем».

С отцом простилась Мариэль и поднялась на «Бучинторо»,

Взлетел попутный ветер споро, играя волнами пред ней.

Вдали венецианский порт возник за синим горизонтом,

Казалось, в рокоте безмолвном чудесный град ветра зовет:

Что он посреди волн парит и следует за дуновеньем

Потока солнца; и мгновенье здесь длится вечность… Неба щит

Сияет над его главой, Святого Марка заступленье

Несет надежду и спасенье, дарует радость и покой.

С счастливым сердцем Мариэль сюда сегодня возвращалась,

Церквей главами любовалась в сиянье солнечных лучей.

Вот названных сестер своих она увидела: к Сан-Марко,

К колоннам и Агнесс, и Бьянка бегут, скорее встретить их:

Сестер ундина обняла с великой нежною любовью,

Счастливая, что видит снова собора Марка купола.

Агнесса рассказала ей, что для строительства приюта

Вот в эти самые минуты идет расчистка от камней —

Там, где мрачнеет арсенал, восточней церкови Сан-Пьетро,

Среди садов и тихих ветров воздвигнут милосердья дар.

За дело Мариэль взялась, и архитекторы без счета

Несли проекты и расчеты, меняя все по многу раз.

Но наконец приют готов: добротный дом, большой и светлый

Убогих ждет, больных и бедных: надежду дать им, пищу, кров.

И милосердия сестра, построена благая церковь,

Пусть вера в душах не померкнет – Санта Мария делл Пьета.

Так повелось: приют и храм прибежищем несчастным стали,

Сирот и немощных приняли, что обрели защиту там.

И три подруги каждый день в приюте новом проводили,

Ухаживали и учили пришедших жить под эту сень.

В заботах осень протекла, обряд крещенья приближая,

И радость дивная, живая ундины сердце увлекла.

Но все равно ее смущал вопрос ее происхожденья:

Ложь пред наставником… Ученье гласит нести лишь

правду в храм.

Дож, выслушав ее слова, был удручен, обеспокоен,

С ее не согласился волей, боясь, что злобная молва

Судьбу погубит Мариэль, что люди к правде не готовы,

Вражда возобновится снова, как было в пору прежних дней.

Но Мариэль была тверда и доверяла капеллану:

Дурной он не допустит славы, не будет ждать ее беда.

И дож свое согласье дал, в душе еще храня сомненья;

По сердца своего веленью пошел он с Мариэлью в храм…

Наставник был ошеломлен, но он ни слова осужденья

Не молвил той, что лишь спасенья искала на пути земном.

«Что ж, дочь моя, чудны дела, творимые рукою Бога,

И души наши и тела лишь следуют Его дороге…

Твои стремления благи, и сострадательное сердце

Болит о тех, кого враги, судьба и хвори сгубят, если

Им доброй помощи не дать, поддержку их смятенным душам,

Чтобы святая благодать дала надежду, тьму разрушив.

Ты хочешь на своем пути души твердыню и спасенье

Для жизни вечной обрести, приняв Господнее ученье, —

Ничто не может лучше быть! И я в молитвах не устану

За чудо то благодарить и возносить Господню славу!»

Вот день крещения настал, в Сан-Марко посреди собора

И пенья ангельского хора Марией капеллан назвал

Принцессу моря Мариэль, и солнца блики трепетали

Вокруг нее, и неба дали отныне ей открыли дверь —

В миг благодатный и святой светилась радостью Мария,

И будто радужные крылья Господь над нею распростер!

Мария будто новый мир со дня крещенья ощутила,

Неведомую прежде силу Создатель ей в душе открыл —

Мгновений видеть красоту, минутой каждой восхищаться,

Что принесла крупицы счастья, ловить свет жизни на лету…

Господний замысел теперь Мария для себя постигла:

Средь вечности лишь кратким мигом мелькнет земных желаний

хмель;

Живет надеждой человек, и то неведомо ундине,

Чье сердце равнодушной льдиной с рожденья замерло вовек.

Любовь, надежда и мечта ведут людей среди лишений,

Во всех потерях и сомненьях им мира светит красота!

Но за усталый трудный путь любовь Творца наградой станет,

И в вечности прекрасной яви дано им будет отдохнуть…

Глава 6

Но вот уже и Рождество минуло, и сырые будни

Полны забот приюта трудных, так время быстро протекло —

Уже февраль, и карнавал заполнит скоро тихий город,

И весь народ, кто стар, кто молод, богат иль нищ, придут на бал.

Прекрасный, дикий и шальной, в таинственном круженье масок,

Усыпанный созвездьем красок, на много дней он здесь король!

Венецианский карнавал, неповторимый, долгожданный,

Очаровательный, желанный: Венеции он чудом стал.

Для трех сестер на эти дни забот прибавилось приятных:

Приготовление нарядов и масок для своей семьи —

Семья устроить бал должна, что увенчает дивный праздник:

Зенитом славы будет назван и восхитит народ сполна.

Вот этот вечер наступил, палаццо освещен огнями,

Украшен зимними цветами, сияет золотом перил.

Блестящие борта гондол мелькают среди волн зеленых,

Что в лунном свете упоенно, ласкаясь, плещутся о мол.

Уж шелк по камням шелестит, и гости всходят по ступеням

Во власти радостных волнений, храня невозмутимый вид.

Гостей роскошных полон зал, глаза встревоженно мерцают

В разрезы масок… Свечи тают, и карнавала час настал!

Мария, Бьянка и Агнес сияли между гостий знатных,

Хотя красавиц гибких, статных сегодня вечером не счесть.

Но юноши лишь на сестер глядят восторженно и страстно,

Надеясь девушек прекрасных вовлечь в любезный разговор.

И вот уже Агнес ведет на танец Пьетро Контарини,

Он шепчет ей «моя богиня», так нежно пальчики ей жмет…

И Бьянка средь счастливых пар об руку с Паоло Сагредо,

Что с первого мгновенья предан навеки всей душой ей стал.

И лишь Мария замерла, предчувствуя, боясь, не зная,

Как на земле любовь иная влечет и души, и тела.

Вот у распахнутых дверей она стояла и смотрела,

Томилася неясным пленом, не замечая лиц людей…

И вдруг застыло все кругом, так гулко стало сердце биться,

Как в клетке пойманная птица, когда шагнул навстречу Он!

Никколо Градениго сам не сразу понял, что случилось,

Какой немыслимою силой прикован он к Ее очам.

Там, в ярко-синей глубине, янтарные мелькают блики

И тают в море многоликом навстречу радостной заре.

И вот уже рука к руке они танцуют среди прочих,

Не слыша зова полуночи, звон колокола вдалеке;

Но миг последний настает волшебной карнавальной сказки,

Открыты лица, сняты маски, расстаться настает черед…

Но этот вечер изменил навеки и бесповоротно,

Молниеносно, беззаботно их прежний и привычный мир:

Три девушки дни напролет о карнавале вспоминали,

Надеждами делились, снами, но время медленно идет.

И даже посреди забот своих привычных, ежедневных,

Работ, уроков и в моленьях они вели минутам счет.

Лишь встреча в церкви пару раз с Никколо, Паоло и Пьетро

Дана была им счастья ветром, коснуться взглядом милых глаз.

Минули сорок дней поста, и свет Христова Воскресенья

Изгнал роптанья и сомненья, дав миру благодать креста!

И в эти дни судьба Агнес решилась: во дворец Дандоло

Пришли из Канторини дома, ей принеся благую весть:

Наследник Пьетро, старший сын, родителей своих отрада,

Ей мужем хочет стать, и рада Агнес, ведь ею он любим.

Уже назначен свадьбы срок, приданое семья готовит,

И сестры расстаются вскоре, но близится счастливый рок:

Сагредо, древний славный род, для Паоло просить прибыли

В невесты Бьянку, и отныне их только счастье в свете ждет.

Мария счастлива была за них обеих, но грустила

Лишь о разлуке и днях милых, что с ними вместе провела.

Больница, церковь, школа, дом ее все время занимали,

Но мысли о Никколо сами стучались в сердце ночью, днем…

С Кастелло возвратясь домой в один из дней, она узнала,

Что в кабинете ожидали ее прихода дож с семьей.

По лестнице взбежав легко, открыла дверь она, волнуясь,

Приветствуя всех, улыбнулась и вдруг… вздохнула глубоко —

Меж членов названной семьи, подле задумчивого дожа

Стоял седеющий вельможа, ее Никколо рядом с ним…

Мария опустила взгляд, мечте довериться не смея,

Но дож прервал ее сомненья, к решению тотчас призвав:

«Дитя мое… пришел черед твоей судьбе свершиться скоро,

Джованни Градениго ждет согласья стать женой Никколо.

Я от себя могу сказать, что Градениго – род старинный,

Венеции краса и знать, веками их влиянье видно

Во всех значительных делах политики и прочих сферах,

Неведомы сомненья, страх, и честен путь во славу веры.

Но будет трудность лишь в одном: ни я, ни ты решить не можем,

Здесь слово за твоим отцом… Теперь же ты ответь: не ложны

Те чувства, что возникли вдруг и увлекли вас за собою,

Те, что твой будущий супруг нарек сейчас самой судьбою?»

И очи синие свои Мария подняла на дожа,

Сомненья стали невозможны – в сиянье девственной зари

Любовь плескалась и жила великим даром богоданным

Душе, навеки благодарной, не знавшей зависти и зла.

Никколо выдержать не мог волнения такой минуты,

Отбросив чопорности путы, склонился у Марии ног…

С слезами счастья на глазах она волос его коснулась,

Вся свежесть чувства, свет и юность звенели в радостных словах:

«Я за любовь благодарю и Бога, и тебя, Никколо,

Прими же и любовь мою, мое обещанное слово.

Отец мой из любви ко мне не станет нам чинить препятствий —

Мне нужно плыть к моей семье, покинуть порт венецианский…»

Дож радостно смотрел на них, таких влюбленных, юных, чистых,

И лишь жалея, что так быстро минует тот волшебный миг.

«Мария, завтра мы с тобой отправимся на «Бучинторо»

И встретимся с твоей семьей, мы на заре покинем город…»

Но тут Никколо стал просить позволить ехать вместе с ними,

Отца невесты своей милой в знак уваженья навестить.

И дож условился о том, затем Джованни Градениго

Палаццио покинул с сыном, Дандоло разошлись потом.

Дож всех достойно проводил, оставив при себе Марию,

Резное кресло ей подвинув, поговорить теперь решил:

«О, Мариэль… давно тебя не называл я так. Не скрою,

Боюсь, как примет весть семья, Владыки опасаюсь воли.

Никколо нужно рассказать о том, откуда вышла родом,

И кто твои отец и мать, о сговоре с твоим народом.

Так безгранично он влюблен, тебе он предан беззаветно,

Своей любовью окрылен, как птица – благодатным ветром».

– Но я подумать не могла скрыть от Никколо эту правду,

Когда бы с ним одна была, то рассказать была бы рада,

А мой отец… ведь отпустил меня сюда, на землю, зная,

Что не вернусь в подводный мир, что буду я уже другая…

«Дитя… Я помню и сейчас, как ты впервые появилась,

Тоску я помню этих глаз, ты грезила о нашем мире;

Пусть счастье дал Господь тебе, но все равно бояться буду

О будущей твоей судьбе, и злой молвы, и пересудов».

– Но если дал любовь Господь, то и меня Он мужу вверит,

Мы станем с ним душа и плоть не только на земное время —

Я завтра расскажу ему, и, если любит, не отринет,

Я волю Господа приму, и испытанье мое минет…

С зарею чайки рвались ввысь, на барке все уже на месте —

Никколо и Мария вместе на «Бучинторо» поднялись.

Галера двинулась на юг, над нею солнце разливалось

И светом золотисто-алым в волнах очерчивало круг.

Здесь, глядя жениху в глаза, от сердца рук не отнимая,

От чувств своих едва живая, Мария молвила тогда:

«Никколо… я принцесса вод, а мой отец – Владыка моря!

Пришла, покинув свой народ, я в мир на счастье или горе.

Давно с отцом моим завет с надеждой дожи заключали

В теченье многих сотен лет, что будет мир царить меж нами

И что Венеции народ в молитвах Господу испросит

Благословенья детям вод, небесных кущ златые росы.

Но душу обрести смогла лишь я… я полюбила Бога,

Венеция меня влекла и судьбы бедных и убогих.

Я столько здесь пережила! А ты… моя любовь навеки —

Чудесны Господа дела, что жизнью правят человека…»

Никколо ее руки взял и нежно целовал ладони,

И слезы из очей бездонных он тотчас ласково прервал:

«Ты мой прекраснейший цветок, моя любовь, судьба и радость,

Гореть над нами лишь восток всю будет жизнь, и даже старость

Не сможет погасить огонь, зажженный Господом навечно,

В моей руке твоя ладонь останется в тумане млечном…

Я счастлив, что краса земли и сердца твоего стремленья

В мои объятья привели мечту из мира сновидений!

Я слышал, в прошлые века ундины гибель приносили

Не только храбрым морякам; но ты – другая! Света силы

Проникли и во мрак глубин, благословение даруя

Бестрепетным сердцам ундин, неся небесных радуг струи.

И ты, мечта моя, со мной благодаря святым молитвам,

Ведь так назначено судьбой, пути любви для нас открыты».

Мария слушала его и Господа благодарила

За счастья свет в глазах любимых, за чувство, что его влекло.

Вдруг волны пеной завелись, и прямо перед «Бучинторо»

Поднявшися со дна морского, возделись мачты брига ввысь —

Прекрасней тысяч кораблей чудесный бриг парил на волнах,

На палубе, сокровищ полной, стоял Владыка всех морей!

Сошлись галера с бригом в борт, и все друг другу поклонились,

Мария радостью лучилась, с отцом не видясь целый год.

С Никколо перешла на бриг, к груди отца прильнув с любовью —

Суровый взгляд Владыки моря светился счастьем в этот миг.

«Ну что ж, жемчужинка моя, ты обрела, что так искала,

Молитвы Господу творя, души достигнув идеала.

И дар Господень вижу я, за милосердие и веру

В твоей судьбе любви заря сияет ярко, неизменно.

Я знаю Градениго род, в политике венецианской

Ведут дела который год они достойно и прекрасно.

И ты, принцесса Мариэль, им тоже принесешь богатство —

Взгляни, сокровище морей затмит собой земное царство!

А ты, Никколо, береги до дня последнего земного,

Как сердце у себя в груди, мою принцессу… Дай мне слово!»

Никколо даже не смотрел на груды жемчугов и злата,

С готовностью принес он клятву любви навеки Мариэль:

«Владыка моря! Дочь твоя дороже мне сокровищ мира,

И, в будущем благословя, судьба ее мне подарила.

Всю жизнь о счастье Мариэль заботиться с любовью буду

И Богу песнею песней воздам за величайше чудо!

Тебя прошу: благослови скрепить священнейшим обрядом

Союз наш истинной любви, не знающей иной преграды».

И Царь морской соединил Никколо с Мариэлью руки,

Сердца влюбленных бились гулко, искрился счастьем целый мир!

Вот, дочь свою благословив, Владыка обратился к дожу,

О будущем ее тревожась, хранить он тайну попросил:

«Исполнил ты наш уговор, и я навеки благодарен

За Мариэль… Но прежних ссор забыты жертвы будут вами?

Что будет ждать здесь дочь мою, когда узнают, что ундина

Вошла в вельможную семью, очаровав красою сына?

И я готов уже сейчас перенести ее с Никколо

Подальше от недобрых глаз в любую землю, дальне море…»

– О нет! Не делай ничего, Венеция дала им счастье,

Там время радости текло, там Божья благодать не гаснет,

И люди любят дочь твою, лишь милосердием Марии

Живет основанный приют, не верю, чтоб они забыли

О том, что жизнью ей должны, что души их она спасала —

Ни дочери и ни сыны долг не вернут: все будет мало…

Но… беспокоюсь я о ней, в сердцах людей живет поныне

Страх пред созданьями морей, страх перед именем ундины.

Никколо, я бы не хотел, чтобы семейство Градениго

Узнало тайну бы теперь, души Марии не постигнув…

Когда привел ее в семью, я не открыл им эту тайну;

Сейчас как дочь ее люблю, тогда боялся просто ранить,

Они не знают до сих пор об истинном происхожденье

Марии… Этот разговор для вас двоих всего важнее.

«Мне тяжко обмануть отца… Но нет сейчас пути иного,

И о Марии до венца я не скажу ему ни слова.

Потом же пусть ведет нас Бог, укажет верное решенье;

Он свет любви в сердцах зажег и дал Свое благословенье —

Все наши помыслы чисты, Он не оставит нас с Марией!

Сан-Марко осветят кресты союз наш до самой могилы.

И я прошу, Отец морей, дай нам в Венеции любимой

Остаться: нет ее родней, она дает нам жизни силы.

Господь же если приведет нам испытанья и гоненья —

В Далмации нас графство ждет, оплот грядущих поколений».

– Что ж, Градениго, будет так, ты истинный наследник рода!

И Мариэль не страшен враг, ты защитишь ее свободу,

Любовь, жизнь, веру и семью; но я вас тоже не оставлю.

Веди же смело к алтарю ее для счастья, чести, славы.

И в твой патрицианский род моя жемчужинка достойно

С приданым княжеским войдет, не спорь теперь, моя здесь воля!

Все тотчас было решено, на «Бучинторо» погрузили

Сокровища отца Марии, прощанья время подошло.

Последние объятья, взгляд, слова взаимных заверений,

Отцовских нежных наставлений, и барка курс взяла назад —

За нею канул в волны бриг, в пучину мачты погрузились,

Лишь брызги над водой искрились, покуда ветер не затих…

Обратно по дороге в порт условились о дне венчанья:

В день Вознесения иль ране, и сколько есть еще забот.

Решили, что их новый дом быть должен на Большом канале,

Чтоб видеть, где с закатом тает за морем солнце из окон.

Что будет жизнь трудов полна во благо людям и во славу

Венеции, где их связала навеки дивная весна.

Глава 7

К венчанью колокол звонит уже над площадью Сан-Марко,

Сердцам, влюбленным без остатка, благословляя счастья миг.

Три пары здесь пред алтарем союзом брачным сочетались,

С молитвой в новый мир вступая, любовным трепеща огнем.

И вот три названных сестры выходят под руку с мужьями,

Их ждут увитые цветами гондолы, легки и быстры —

Сегодня весь Большой канал в честь свадеб празднично украшен,

И флаги подняты на башнях: так салютует Арсенал!

Вокруг уже не счесть гондол, нарядных лодок вереница

Бортами черными искрится средь солнечно-зеленых волн.

И парам молодым они честь воздают, желая счастья,

До самой ночи длится праздник, на лодках зажжены огни —

Мелькают блики по воде, над всей лагуной льются песни

О юности, любви и чести, грядущей радостной судьбе.

Четыре знатные семьи для обручившихся давали

В палаццио на Гранд-канале бал до пришествия зари.

Всю анфиладу пышных зал цветы и ленты украшают,

Вино в бокалах тонких тает, играет свет во тьме зеркал.

Проходят гости чередой, великолепные наряды,

Людские восхищая взгляды, искрятся радугой живой.

Из всех приехавших на бал прекрасней нет младых супругов,

Что смотрят только друг на друга, тая сердец своих пожар.

Глядя в глаза своей жены, блаженство ощущал Никколо,

Он видел, что Марии дорог, слова им были не нужны…

…Вот месяц счастья миновал, и постепенно нужно было

От развлечений праздных милых вернуться к прерванным делам.

Мария, Бьянка и Агнес вновь занялись своим приютом,

Свободные свои минуты они проводят вместе здесь.

Но также и гражданский долг призвал супругов их на службу,

Порядок требует, и нужно вести Венецию вперед —

Входили три семьи в совет, во всем поддерживая дожа,

Законы чтили непреложно, храня Венецию от бед.

С веков начальных внесены рода их в Золотую книгу,

Потомки высоты достигли, в республике им нет цены.

Джованни Градениго был средь наиболее почтенных

Из Малого совета членов и после дожа слыл вторым.

Теперь Никколо вслед за ним стезею следует почетной,

Цеха оружия для флота на Арсенале он открыл.

Никколо в многом знает толк, и место на Большом совете

В свое двадцатипятилетье по праву рода он займет.

Так миновало много дней в счастливых, радостных минутах,

В делах ответственных и трудных… и вновь пришла пора дождей.

В каналах поднялась вода, накрыла площадь пред Сан-Марко,

И только по настилам шатким народ спешил в свои дома.

В один из дней упал туман, подруги, выходя из храма,

Толпу узрели у причала, и кто-то жалобно кричал.

Кричала женщина, моля спасти упавшего ребенка —

В тумане у канала только исчез за пеленой дождя.

Уже как четверо мужчин за ним подряд ныряли в воду,

Но нет, в такую непогоду канал что бесом одержим.

В отчаянье сидела мать, протягивая к небу руки,

А люди, сострадая мукам, могли ее лишь утешать.

Но в этот самый тяжкий миг навстречу горестной стихии

С причала кинулась Мария, сестер исторгнув страшный крик!

Так долго не было ее, казалось, вечность протянулась,

Сковал Агнес и Бьянку ужас… но вот уж бледное чело

Средь мутных показалось волн: ребенок на руках Марии

Был так покойно-недвижимым, как будто погрузился в сон.

Их вытянули на причал, из малыша скачали воду,

Толпа гудела, что ведь сроду никто такого не видал —

Никто не смог поднять дитя со дна глубокого канала,

И лишь она как будто знала, без страха, будто бы шутя…

…Толпа роптала все сильней, хотя спасенный мальчик ожил,

Уже другой вопрос тревожил смущенные сердца людей:

«Она – ундина! Среди нас, среди венецианской знати!

Но ведь от этого проклятья Венецию давно Бог спас…»

Но сестры обняли ее и повлекли обратно к храму,

Где под защитой капеллана мужей остались ждать втроем.

Мария, глядя на сестер, у них прощения просила,

Призналась, что она ундина, что с дожем древний уговор

Владыкой моря заключен, что выполнялся он доныне,

И если зло теперь их минет, никто не понесет урон…

«Агнесса, Бьянка, я люблю земную жизнь, вас всех и Бога!

И я судьбу благодарю, что было мне дано так много.

Я вас молю, своей сестрой меня считайте так, как прежде,

Здесь я нашла свой дом второй, и боль мою ваш мир утешил —

Тогда я потеряла мать и обрести любовь хотела,

Я никогда б не стала лгать, но так боялась суеверий…»

И капеллан им рассказал, что он к крещению готовил

Принцессу моря, сколько воли, любви и веры Бог ей дал.

Агнес и Бьянка ни на миг не отходили от Марии,

С любовью с нею говорили, что знают, как Господь велик:

«Не сокрушайся, Мариэль! Для нас всегда сестрой ты будешь,

Господь нас делает сильней, пускай же осуждают люди.

Мы знаем все, как ты добра, твоя же вера безгранична:

Душа другая б не смогла чужой бедой жить, словно личной;

И это ты учила нас сочувствию и состраданью,

Напомнив Господа наказ спастися добрыми делами».

Подруги снова обнялись, любить друг друга обещая

И встретить вместе испытанья, что им готовить будет жизнь.

Но вот Никколо в храм вошел, с ним вместе Паоло и Пьетро,

А гул толпы стихает где-то, и слышен колокола звон.

Марию ласково обняв, утешить пробовал Никколо

Боль и тревогу в том, что город восстанет против ее прав.

Вновь двери отворились: в храм ступил Джованни Градениго,

И новость, что его настигла, решил отец проверить сам.

Мария, голову склоня на грудь любимого Никколо,

Стояла, ожидая скорбно, что отречется их семья…

Никколо, глядя на него, сказал, что очень сожалеет,

Судьба жены ему важнее, так, видно, было суждено.

«Отец, прости, что не сказал… Я знал о тайне Мариэли,

Во благо этот был обман, во имя благородной цели.

По справедливости взгляни: она кротка и милосердна,

Людей так любит, пусть они в своем невежестве неверны…

Отец, ведь я люблю ее! И разделю Марии участь

В любой стране, в любом краю, куда ни приведет нас случай».

Увещевать стал капеллан Джованни о духовном чаде,

Он подтвердил, что Бога ради их тайну скрыть благословлял.

Отец задумчиво смотрел без гнева на невестку с сыном,

Был горд, что сын уже мужчина, что верен он, умен и смел.

«Никколо, я же не сержусь, я тоже полюбил Марию;

Сейчас меня снедает грусть, и помощь нам необходима —

Утихомиривать толпу придется с помощью закона,

Но я соратников найду, и герцог свое скажет слово.

Мария – дочь моя теперь, и я не дам ее в обиду,

Мы выше суетных страстей: она из рода Градениго!»

И он обнял своих детей, сказав, что дочерью гордится,

Что рядом хочет видеть лица их до скончанья жизни дней.

Мария счастлива была, благодаря друзей и Бога,

Моля, чтобы скорей умолкла о ней недобрая молва.

И вот, из церкви выходя, они перед толпой предстали —

Глухое робкое роптанье сливалось с шепотом дождя…

Спасенного ребенка мать отдельно от толпы стояла,

Но лишь смотрела благодарно, боясь Марии что сказать.

Джованни Градениго шел через толпу к причалу первым,

Три молодые пары следом, людской молве наперекор —

Там, у причала, герцог ждал, при всех поцеловав Марию,

Встал у колонн посередине и людям властно он сказал:

«Я дож Венеции! А вы – народ республики свободной,

И чтить законы все должны с времен истории исходной,

Так вспомните! Какой завет был заключен с Владыкой моря?

Не только дож был в тот момент, был Ангел Божий в этом споре.

Владыка моря мог стереть Венецию с лица земного,

Пучина всех ждала и смерть, но сказано Завета слово.

Владыка исполнял его, и мы молилися веками,

Чтоб небо свет души дало ундинам… В этом самом храме

Принял Господь Владыки дочь, благословил и дал ей веру —

Должны мы, люди, превозмочь страх древних темных суеверий!

То Божья провиденья глас, и мы противиться не вправе.

Но может кто-нибудь из вас сказать о ней худую славу?

Молчите… Многие должны ее благодарить всечасно,

Вы злобный глас худой молвы возводите теперь напрасно.

И я напоминаю вам о долге и Господнем слове,

Что мир дал нашим островам – Завет, он стал для нас законом!»

Народ потерянно молчал, смущенно отводили взгляды,

Стыдясь напоминанья правды, что их сразила наповал:

Они забыли предков долг… И перед герцогом с Марией

Все люди головы склонили, и ропот суетный умолк…

И снова радостные дни в судьбе Марии наступили,

Ее признали и любили, за помощью к ней люди шли.

Так подошел черед зимы, и время Рождества минуло,

Огнями яркими мелькнуло, навеяв сладостные сны.