Текст книги "Город драконов. Книга третья"

Пауза, довольно неплохая, чтобы подчеркнуть всю двусмысленность сказанного, вот только отбросив всю эту двусмысленность, я задала конкретный вопрос:

– Лорд Давернетти, как вы полагаете, что произошло со мной после того, как вы, забравшись в мой дом как вор, улеглись в мою же постель подобно насильнику?!

– Анабель! – Давернетти мгновенно подался вперед, в глазах его более не было ни насмешки, ни ухмылки, разве что появилась некоторая напряженность: – Давайте не будем путать понятия. Я не насиловал вас! Я ничем не желал оскорбить вас. Я…

– Вопрос был в другом, – перебила его ледяным тоном. – Вопрос был: «Как вы полагаете, что произошло со мной после»?

Старший следователь вновь откинулся в кресло, напряженно и пристально глядя на меня.

Я же не видела причин скрывать.

– Я прорыдала почти всю ночь, – очень спокойно, глядя в черно-зеленые глаза дракона, проговорила с твердостью, на которую, как мне казалось ранее, была не способна. – Я приняла несколько ванн, все пытаясь и пытаясь смыть с себя каждое из ваших прикосновений. Я мылась до тех пор, пока не закончилась вся теплая вода в доме, а учитывая паровую систему нагрева, внедренную профессором, воды было предостаточно. Так вот, когда теплая вода закончилась, я все еще ощущала себя грязной. Грязной настолько, что не сумела успокоиться даже после протирания своего тела полотенцем, обильно смоченным в спирте. И да, лорд Давернетти, я до сих пор боюсь спать в своей комнате, мне невыносимо даже подумать о том, чтобы лечь в постель, на которой вы меня домогались.

По мере того как я абсолютно честно, хотя и несколько отстраненно – иначе бы не смогла, боюсь, слезы подступали к глазам, – говорила, Давернетти бледнел. С каждым моим словом становясь все бледнее.

– Анабель… – прошептал он, едва я замолчала.

– Да, вы меня не изнасиловали, – подтвердила я то, что он явно собирался сказать. – И мы с вами оба знаем почему: я прожила с драконом более шести лет, я знаю ваши слабые места и я способна защититься. Но если бы у меня всего этого не было – ни дара, ни способностей, ни знаний, – чем бы закончилась та ночь, лорд Давернетти?!

Полицейский промолчал, пристально глядя на меня.

Затем все же произнес:

– Я более чем уверен, вам бы понравилось.

Горько усмехнувшись, отрицательно покачала головой, пристально глядя на него. Но отступать было явно не в привычках старшего следователя.

– Я бы сделал абсолютно все, чтобы вам понравилось.

И я не сдержалась:

– Вы так свято в это верите! – Усмешка снова была горькой. – Так искренне! Так непогрешимо! Лорд Давернетти, вы же умный дракон. Я вам только что совершенно открыто и честно поведала о том, что испытала после вашего ночного визита. Где в моем описании чувств и эмоций вы услышали хоть что-то, что позволило бы вам заявлять «Я более чем уверен, вам бы понравилось»?

И полицейский отвел взгляд.

– Итак, – с глубоким вздохом произнесла я, – а теперь возвращаемся к действительно важной теме обсуждения.

– Мне жаль, – вдруг произнес лорд Давернетти, глядя в сторону куда-то на каменную кладку стены. – Мне безумно, бесконечно и ужасно жаль. Мне невыносимо осознавать, что вы плакали из-за меня, и я готов сделать все, чтобы искупить каждую из пролитых вами слез. Анабель, если я могу что-нибудь сделать я…

– Сейчас речь не обо мне, – не слишком деликатно, но у нас было не так много времени, чтобы тратить его на объяснения, прервала я речь дракона. – И мне не нужны ни ваши сожаления, ни ваша жалость, ни тем более попытки «искупить произошедшее». Спасибо, но я уже успела убедиться, что хуже ненависти драконов может быть только их «благодарность». А посему прошу вас, просто более никогда не прикасайтесь ко мне и поверьте – этого будет более чем достаточно.

Давернетти молча смотрел на меня.

Я выдержала его взгляд со всем достоинством, на которое только была способна, и вернулась к тому, что действительно имело значение.

– Итак, – слово, которое я переняла от профессора Стентона, когда-то оно меня раздражало, но все проходит, прошло и это. – Итак, у нас в наличии существование четырех сестер Энсан. Одна из которых, законнорожденная и помолвленная с Арнелом леди Елизавета Карио-Энсан, была убита и найдена мной при въезде на территорию Вестернадана. Вторая, незаконнорожденная, но тоже по факту леди Карио-Энсан, в кратчайшие сроки была обнаружена вами, привезена в Вестернадан и сейчас выдает себя за погибшую законнорожденную Элизабет. А также в Город Драконов прибыли две незаконнорожденные дочери герцога – Эмбер и Лаура Энсан. Обе являются магами. Обученными магами, которые способны использовать как магию драконов, так и магию старой школы, учитывая заклинание «Адского пламени», коим пытались уничтожить дом ныне погибшей свахи миссис Томпсон. И Лаура, и Эмбер, вероятно, являются вивернами, – то есть помесью Ржавых драконов и оборотней. Одну из них удалось захватить… – Подумала и вставила язвительное: – Не без моей помощи. Что со второй?

Полицейский выслушал меня не без интереса, однако внес одну поправку:

– Ширли Аккинли не была «в кратчайшие сроки обнаружена» мной. За девочкой присматривал профессор Стентон. И, вероятнее всего, он взял бы ее в свой дом после гибели приемной матери девочки, но… от крика Ширли напрочь вылетали стекла. Профессор здраво рассудил, что это привлечет к девочке ненужное внимание, и отослал ее в Вестернадан. Увы, из пансиона для девочек Ширли сбежала. После связалась не с самой лучшей компанией… возможно, вам доводилось слышать о темпераментности женщин нашей расы… – И тут же пристальный взгляд на меня и сухое: – Простите.

– Продолжайте, – попросила я.

Однако продолжение последовало не сразу.

Лорд Давернетти некоторое время молчал, скользя взглядом по подолу моего платья личного секретаря, затем произнес:

– Довольно сложно посвящать вас в мои умозаключения после вашей до глубины души шокировавшей меня откровенности, а потому я буду предельно… краток и тактичен. Брак с герцогиней Элизабет Карио-Энсан, как вы понимаете, не являлся предметом мечтаний Адриана. Но повторюсь – глава рода не вправе выбирать себе супругу, исходя из собственных желаний и симпатий, его задача – привести в дом женщину, что станет опорой, достоянием и олицетворением силы рода. И выбор достойной девушки, которая сумеет справиться с такой задачей, – дело не простое. Особенно если учесть, что у нас приняты браки между своими…

Помолчав, старший следователь добавил:

– Вероятно, по причине того, что… вы описали, говоря о собственных ощущениях. Поверьте, для меня это… ошеломительно.

Он дернул головой, словно избавляясь от недобрых мыслей, и продолжил:

– В иной ситуации предложение герцога Карио было бы отвергнуто. Драконы, особенно наследующие род и состояние рода, женятся исключительно на драконицах, таков порядок вещей в Вестернадане. Но… у нас уже имелось в наличии около четырех сотен трупов. Вестернадан – город, почти всегда покрытый снегом. Когда-то мне это нравилось – идеальная белизна нашего города, но когда на девственно белом снегу начали расцветать алые пятна… Триста девяносто девять девушек и женщин, Анабель. Осиротевшие родители, мужья, малолетние дети. Мы усилили патрули, мы усилили патрули до такой степени, что один караул, шагающий по ночному городу, видел вдали другой. Но… убийства не прекратились.

Помолчав, Давернетти посмотрел на двух домоправительниц, те сидели, напряженно переводя взгляд с меня на него, не в состоянии что-либо услышать, и все же они обе оставались рядом, и если забота миссис Макстон была приятна и привычна, то такой преданности от миссис МакАверт я не ожидала, и… мне тоже было приятно. Несомненно, я сказала правду лорду старшему следователю о своих ощущениях после его ночного визита, но я никогда не признаюсь, что с той ночи в присутствии этого дракона меня все равно трясет. Страх остается. Страх всегда остается. И едва ли я смогла бы связно мыслить, находясь с лордом наедине, но присутствие здесь двух отважных женщин успокаивало.

– Не припомню точно, в какую из ночей Адриан вдруг отреагировал нетипично, – продолжил Давернетти. – Мы находились в полицейском управлении, дела, дела, дела – пачки, стопки, папки чудовищной толщины, ведь каждое подшитое в них дело означало чью-то новую смерть. Мы не спали уже достаточно продолжительное время в тщетной попытке найти убийцу. Мы, два сильнейших дракона Вестернадана, пытались решить уравнение, в котором неизвестных было полно, а после знака равенства всегда следовал труп, очередным цветком смерти распустившийся на снегу. И вдруг что-то пошло не так! Адриан резко поднялся и направился прочь. Я окликнул, он обернулся, и мне стало не по себе… Взгляд, Анабель, у него был не просто взгляд дракона, у него были налитые кровью глаза. Обернувшись на мой голос, он остановился… Знаете, в чем состоял весь ужас положения?

Я отрицательно покачала головой, в нервном напряжении слушая лорда Давернетти, ловя каждое его слово. Старший следователь невесело усмехнулся моему испуганному вниманию и произнес:

– Весь ужас состоял в том, что в ту ночь никого не убили. Никого, Анабель.

Вдруг поняла, что слушаю его, практически не дыша… и уже понимая, что услышу дальше:

– Во все другие ночи, с начала убийств, Адриан прочесывал город, как и я. Это же была первая ночь, когда, осознав бесполезность патрулирования, мы перешли к поискам маниакального убийцы, обложившись протоколами с мест преступлений и записями из архивов. Это была первая ночь, в которую Адриан был со мной. Выводы… Я полагаю, вы понимаете, какие выводы мы сделали.

Я… поняла.

Тяжелый вздох, и, уже не глядя на меня, Давернетти вернулся к повествованию:

– На следующую ночь я запер Адриана сам. В тюрьме. На нижнем из ее уровней. И… все повторилось, Анабель. Напавшая на него отрешенность, последовавшее за тем безумие и попытка покинуть тюремную камеру. Он гнул решетки, Анабель, он пытался их выломать, он не реагировал на мой голос, и да… в эту ночь снова никого не убили. Никого. К утру Адриан сидел на каменном полу и молча смотрел на меня, я на него, и у нас уже не оставалось сомнений в том, кто был убийцей.

– Боже, какой ужас… – не сдержалась я.

– Более чем, – подтвердил лорд Давернетти.

Он потянулся к графину, налил себе противорвотного настоя до самого верха бокала, взял последний и, медленно сделав глоток, продолжил:

– Это было тяжелое, страшное осознание. Мы оказались перед сложным выбором. Предавать наши подозрения огласке было бы недальновидно, глупо, бессмысленно. Но тех, кто истово желал обнародования фактов многочисленных смертей, становилось все больше. Город Драконов, как в целом и вся Железная Гора, обладает независимостью, но кое-какие рычаги давления у империи все равно оставались, и проблемы начались, когда к власти пришел император Вильгельм Дейрел, однако получил ее фактически, как вы, полагаю, догадываетесь, герцог Карио, которого так никогда и не признал отец, но признавал кровный брат. Признавал и полностью доверял. Таким образом, управлять империей стал Коршун Карио. Что это означало для нас? Попытки проникновения на наши территории многочисленных ревизоров, появление магов, которые пытались скрыть свою магическую сущность, но что-то старательно вынюхивали, и множество других неприятностей, которые в сложившейся ситуации мы не могли себе позволить. А потому, когда герцог предложил брачный союз в обмен на прекращение «проверок», мы были вынуждены согласиться. В браках подобного уровня время от заключения помолвки до собственно свадьбы составляет год. Целый год, Анабель, а в тот момент время стало той ценностью, отказаться от которой мы не могли себе позволить.

Он сделал еще глоток, помолчал, вздохнул, бросил на меня несколько виноватый взгляд и сообщил:

– Но все пошло не по плану с первой встречи Адриана и Елизаветы Энсан-Карио. Она должна была покинуть Вестернадан сразу же после помолвки, как и полагается, как и следует поступать в случае брачных союзов подобного уровня, но… – Взгляд в мои глаза и тихое: – Девчонка влюбилась.

Усмешка и почти с горькой издевкой:

– Они были красивой парой. Арнел, замкнувшийся в себе, подавленный страшным осознанием, мрачный, как горы в самый жуткий мороз, и Элизабет – солнечная, ясная, красивая, такая юная, откровенно льнувшая к нему… и невероятно настойчивая. Она наотрез отказалась от брачного подарка, который должна была получить в соответствии с традициями, всё, чего она желала, – быть с Адрианом. Знаете, такая искренняя, чистая, светлая любовь… Рядом с ней Адриан начал оттаивать. Но ночи… все ночи он проводил в тюрьме, Анабель. Каждую ночь. Едва солнце заходило за горизонт, я запирал брата на нижнем уровне полицейского управления. И убийств больше не происходило.

О Боже…

– Мы многое пытались сделать, – продолжил лорд Давернетти, – ментальная связь, обмен кровью, сигнальные маяки. Очень многое, Анабель, но когда начинался приступ, рушилось все: наша связь, стены, решетки. Однажды он вырвался на свободу, я попытался остановить, получил удар и потерял сознание… Не то чтобы я в принципе был склонен лишаться чувств, но удар был… Впрочем, не важно. В ту ночь снова погибла девушка. Так что к утру если какие-то сомнения еще имелись, то более их не осталось вовсе.

Допив свой настой, лорд Давернетти вылил остатки из кувшина в бокал и передал кувшин миссис МакАверт. Та поднялась, с некоторым трепетом прошла через сверкающую завесу тишины, взяла кувшин.

– Повар в курсе, что делать, – заверил ее лорд Давернетти. – Главное, этому пирату, мистеру Оннеру, не сообщайте, для кого напиток, иначе, боюсь, наш закаленный солеными ветрами друг вместо противорвотного подсыплет мне противозапорное. Вы же знаете эту своевольную прислугу нашей драгоценной мисс Ваерти.

Миссис МакАверт не сдержала улыбку, посмотрела на меня и пообещала:

– Я быстро.

С ее уходом мне захотелось, чтобы миссис Макстон пересела ближе ко мне, но слишком отчетливо понимала – при ней Давернетти не произнесет более ни слова.

– Скажите, Анабель, – произнес старший следователь, едва миссис МакАверт ушла, – что бы подумали вы, если бы ваш безумно, безмерно и бесконечно любимый жених покидал свое поместье и вас в нем каждый вечер, едва близился закат, и возвращался лишь поутру?

– Что у него много дел? – предположила я.

– Анабель, Анабель, – с укоризненной усмешкой протянул Давернетти, – вы никогда не любили. Любовь, моя драгоценная мисс Ваерти, – это эдакий зверь. Он живет внутри, где-то между сердцем и душой, и спит, преспокойно спит, иногда кажется, что он будет спать вечно. Но в какой-то момент один взгляд синих глаз, один-единственный гневно-возмущенный взгляд синих глаз, и этот зверь просыпается, сотрясая голодным ревом, оглушая жаждой обладать, практически изводя ревностью, убивая каждым мгновением, в котором нет… этих глаз.

На это я справедливо заметила:

– У лорда Арнела глаза черные, у леди Элизабет Энсан-Карио – нежно-голубые. Мне непонятно, к чему сейчас был этот пассаж про глаза?!

Взглянув на меня, Давернетти усмехнулся и произнес:

– К ревности, Анабель, исключительно к обоснованию ревности, возникшей у леди Элизабет Энсан. Девушка заподозрила, что ночи Адриан проводит у любовницы. И выдвинула свое условие – ночь после помолвки.

Я уже слышала это от леди Арнел, и вот слышу повторно, но понять… понять сложно.

– Зачем? – спросила, надеясь на внятный ответ.

Лорд Давернетти отсалютовал мне стаканом с остатками имбирно-мятного напитка и похвалил:

– Хороший вопрос, Анабель, очень хороший вопрос.

Он помолчал еще секунду, сделал глоток, вздохнул и, глядя вновь лишь на подол моего платья, тихо произнес:

– Видите ли, мисс Ваерти, ее желание и ее условие мы приняли безоговорочно, потому что чисто с мужской точки зрения желание обладать вполне объяснимо. Обладать любимой женщиной, прикасаться к ее коже, остаться с возлюбленной там, где сплетению тел не помешают ни условности, ни одежда, ни…

– Мы говорим об Элизабет Карио-Энсан? – гневно спросила я, пресекая намек, очень отчетливо ощущающийся в словах старшего следователя.

Лорд Давернетти поднял взгляд на уровень моего лица и, глядя мне в глаза, тихо подтвердил:

– Да, Анабель, мы говорим об Элизабет Карио-Энсан. О девушке, которая желала возлюбленного настолько, что гарантировала – если произойдет интимная близость после помолвки, она покинет Вестернадан на оговоренный срок, то есть на год.

При фразе «интимная близость» я невольно взглянула на миссис Макстон. О, невероятно, но я настолько привыкла к тому, что эта чудесная женщина постоянно находится на страже моей невинности, что сейчас, оказавшись без своего верного постового, почувствовала себя более чем неуютно.

Но, предприняв неимоверные усилия, я сдержалась и ровным тоном спросила:

– Что было дальше?

Очень странная улыбка промелькнула на губах старшего следователя. Странная и даже пугающая. Хотя я не знала, что пугало меня больше – его улыбка или его молчание.

Как оказалось, молчание – больше, а потому заговорила я:

– У вас небольшая разница в формулировках, лорд Давернетти, то вы говорите: «И выдвинула свое условие – ночь после помолвки», затем из ваших же уст звучит «интимная близо…сть»…

Внезапно поняла, что едва ли способна выговорить это слово. Но все же, вскинув подбородок, озвучила свою мысль:

– Вы сказали: «Интимная близость после помолвки, и девушка покинет Вестернадан на оговоренный срок».

О да, я сумела сказать это, хвала мне за честь и отвагу! И я продолжила, стараясь все так же сохранять невозмутимость:

– Итак, «близость». Только интимная близость, ведь всю ночь провести с невестой являлось вовсе не тем, что лорд Арнел мог себе позволить в сложившихся условиях. Время заключения помолвки, по обыкновению, утро до полудня. Максимум – сам полдень. А после у… влюбленных, – и это слово почему-то тоже далось мне непросто, – было достаточно времени, чтобы…

О Боже, как это выговорить?!

– Чтобы насладиться друг другом.

Да, я смогла!

– А теперь главный вопрос: что пошло не так? – спросила я у явно потешающегося над моим смущением лорда Давернетти.

И потешаться он перестал.

Теперь ему потребовалось собраться с мужеством, чтобы честно сообщить:

– Я не знаю, Анабель.

Давернетти помрачнел. Посидел, несколько скривившись, словно пытался сдержать ту ярость, которая в нем отчего-то полыхнула, затем зло, отрывисто, рублеными фразами отчитался:

– Молодые уединились в горах, в охотничьем домике. Я должен был прибыть за полчаса до заката, после чего Адриан проследовал бы… в мое поместье, где мы обустроили каменный мешок, способный сдержать его в любом состоянии там, я же, передав леди Энсан ее прислуге, обеспечил бы отъезд из города. Но по прибытии в домик… я нашел только свечи. Очень много свечей, все еще горевших, расставленных по кругу на каменном полу в гостиной. Свечи, сломанную мебель и повсюду кровь…

Вздох и ожесточенное:

– До заката оставалось больше часа. Я приехал раньше, да. Чувствовал, что что-то не так. И, как оказалось, был прав. К утру я нашел Адриана на дне ущелья. К этому времени мертвая леди Энсан, которую обнаружили вы, уже лежала в морге.

Едва дыша, я смотрела на утратившего всю свою язвительность, колкость и саркастичность старшего следователя и… просто не могла не спросить:

– А что помнит о произошедшем лорд Арнел?

Взгляд на меня, тяжелый вздох и сказанное со скабрезной усмешкой:

– Интимный акт, моя дорогая Анабель, исключительно интимный акт. Надеюсь, вас не коробит данная формулировка?

– Надейтесь, – ледяным тоном ответила я.

Но полицейский был прав – формулировка покоробила. Невероятным, непостижимым образом покоробила.

Когда-то я испытала что-то подобное, узнав, что Жорж женился и пара уже ждет наследника. К этому моменту я уже целиком и полностью погрузилась в научный труд профессора Стентона, но тот день, день, в который моя бывшая подруга с подробностями живописала произошедшее, встретив меня на выходе из библиотеки… тот день я запомнила. Почему-то запомнила.

Но прошлое следует оставлять в прошлом.

– Итак, – вернулась я к теме нашего разговора, – лорд Арнел и его невеста уединились в горах в охотничьем домике и консуммировали брак, собственно, еще до брака. Я правильно вас поняла?

Старший следователь кивнул.

– И лорд Арнел не помнит ничего, кроме самого акта консуммации? – удивительно, я смогла об этом говорить.

– Нет, – подтвердил мою догадку лорд Давернетти.

Я же сидела, сцепив руки на коленях и вспоминая ту страшную ночь приезда в Вестернадан, завывающий ледяной ветер, скрип снега, сотрясающуюся в агонии девушку. И вот тут кое-что не сходилось!

«Обладать любимой женщиной, прикасаться к ее коже, остаться с возлюбленной там, где сплетению тел не помешают ни условности, ни одежда».

Но одежда на леди Энсан была. И вовсе не ночная рубашка, а платье – удивительно красивое, сверкающее вышивкой белое платье. И допустим, если снять его сама или с помощью лорда Арнела она еще могла, то вот надеть…

– Вы лжете! – с негодованием проговорила я, глядя в темно-зеленые глаза дракона. – Вы сидите и нагло мне лжете!

Давернетти вскинул бровь, выражая всем своим видом, что не сыскать на свете большего праведника, чем он сам, но…

– «Сплетению тел не помешают ни условности, ни одежда» – это ваши слова, – напомнила я. И добавила: – Вы, очевидно, забываете, что погибающую леди Елизавету Карио-Энсан обнаружила я. А у меня достаточно хорошая память, чтобы отчетливо помнить, в какой одежде убитая была мной обнаружена. И это было платье, лорд Давернетти. Помолвочное платье. Знаете, чем платья для столь значительных событий отличаются от повседневных?

Полицейский промолчал, пристально глядя на меня.

– Шнуровка корсета расположена сзади! – гневно сообщила я. – И подобное платье невозможно ни снять, ни надеть без посторонней помощи. Без квалифицированной посторонней помощи. И если горничная, имеющая подобный опыт, справляется с подобной задачей легко, то мужчина – едва ли. А теперь, глядя мне в глаза, повторите еще раз, что вы там говорили об интимном акте?

Повторять лорд старший следователь не стал, он все так же смотрел на меня медленно темнеющим взглядом и напряженно молчал.

– Знаете, – я села ровнее, хотя ровнее и так уже было некуда – корсет неимоверно жал, – я полагаю, все произошло несколько иначе, чем вы пытаетесь мне представить.

На этот раз не став отмалчиваться, Давернетти вопросил:

– И как, по-вашему, все произошло, Анабель?

– Мисс Ваерти! – отрезала я.

Он кивнул, принимая и мое негодование, и мое требование.

Я же, вновь перенесясь мысленно в тот страшный вечер, заставила себя вспомнить подробности, моменты, мелочи, упущенные мной. И вспомнила волосы. Светло-золотистые, украшенные золотыми нитями волосы леди Энсан. Почему-то в тот миг я не обратила внимания на эту деталь, но сейчас – в высшем обществе ни одна прическа и ни одно событие не предполагает распущенных волос. Это считается признаком дурного тона и не допускается на светском мероприятии. Но волосы леди Елизаветы Энсан-Карио были полураспущены, именно полураспущены, а не растрепались. Это была прическа. Провокационная, недопустимая в обществе, но именно прическа. И леди Энсан она удивительно шла… Могла ли девушка из высшего общества не знать, в каком виде она становится наиболее привлекательна? Нет. Могла ли она сама сотворить прическу, вплетя золотые нити в волосы? Снова нет.

А значит, там была горничная.

– Итак, – я вдруг преисполнилась совершеннейшим спокойствием, выстраивая логическую цепочку событий, – в домик в горах молодожены прибыли по отдельности. Для начала – леди Энсан и ее горничная и лишь после лорд Арнел, не так ли?

Говорить об этом лорд Давернетти определенно не желал, но все же кивнул.

Отлично, продолжим:

– После прибытия лорда Арнела горничная покинула домик, оставляя жениха и невесту наедине, и…

Я осеклась на этом моменте.

Когда-то давно, в той, другой жизни, когда я была просто Анабель Лили Ваерти и пребывала в восторге от мысли о том, что вскоре мистер Жорж Доннер станет моим супругом, моя горничная, несколько подтрунивая надо мной, интересовалась, лепестками каких цветов устелить наше брачное ложе. При одной мысли об этом я безумно краснела и смущалась, но сейчас… Первая ночь брачующейся пары – это так важно. Этому придается столько значения, внимания, ответственности…

И цветы.

Лепестки тех же роз в условиях суровых зим и вечного снега Вестернадана крайне стремительно потеряли бы свою привлекательность, а значит, доставкой цветов занимался маг. Маг, которому лорд Давернетти доверял абсолютно и полностью, потому что он, как глава полицейского управления, явно предпочел принять все меры безопасности.

– Миссис Тодс! – сказала я, с вызовом взирая на старшего следователя. – Горничной леди Елизаветы Карио-Энсан в тот вечер была миссис Тодс, не так ли?

Напряженно выдохнув, лорд Давернетти, более чем мрачно глядя на меня, выговорил:

– Анабель, вы меня пугаете.

– Мисс Ваерти! – отчеканила я.

– Как мисс Ваерти вы пугаете меня еще больше, – язвительно вставил полицейский.

Но все же был вынужден согласиться с моими выводами:

– Да. Горничной леди Энсан в тот проклятый день была миссис Тодс. Но я искренне не понимаю, как вы до этого додумались?

– Цветы, – я мило улыбнулась, – вы забыли о такой маленькой детали, как цветы. Постель новобрачных обыкновенно украшают лепестками роз. Это ведь так романтично и позволяет сделать эту ночь особенной для пары, которую впереди ждут все тяготы совместной жизни. А единственным магом, способным позаботиться о лепестках роз, является миссис Тодс, увязнувшая по самую шею в обязательствах перед вами. Так с чьих слов вам известно о произошедшем интимном акте, лорд Давернетти?

Полицейский… промолчал.

– И еще вопрос, – продолжила я с азартом гончей, напавшей на след, – кто распорядился о цветах? Чья это была идея? И настаивала ли на этом сама леди Энсан?!

Лорд Давернетти застыл.

В этот момент вернулась миссис МакАверт с кувшином противорвотного напитка, наполнила бокал для лорда старшего следователя и получила неожиданный вопрос от меня:

– Миссис МакАверт, кто решил, что спальню для едва обручившихся лорда Арнела и леди Энсан следует украсить лепестками роз?

Домоправительница ответила не сразу. Расположив кувшин на столике, она постояла, припоминая события того дня, и наконец проговорила:

– Леди Арнел. Матушка лорда Адриана Арнела.

Я с некоторым торжеством посмотрела на лорда Давернетти и задала еще один вопрос экономке:

– Прошу прощения за вопрос, миссис МакАверт, но не могли бы вы мне сообщить, почему именно леди Арнел взяла на себя столь оригинальные хлопоты? Насколько я знаю, обыкновенно это входит в круг обязанностей личной горничной леди, вступающей в брак.

Оправив черное платье, а затем и белые манжеты на рукавах, миссис МакАверт посмотрела на меня и сказала:

– Ваша правда, мисс Ваерти. Это действительно обыкновенно задача личной горничной, но старая леди Арнел пришла в некоторое замешательство, едва стало известно, что ни о каком украшении брачного ложа столь бесстыдно настаивающая на этом леди Энсан и не помышляла. Это… в некоторой степени показалось нам возмутительным. И потому леди Арнел взяла заботу о столь интимном моменте на себя, сделав заказ в цветочной лавке. И раз уж миссис Тодс предстояло украсить спальню, ей же поручили подготовить молодую к… ночи. Простите, вероятно, мне не следует вам говорить все это, я понимаю, что цербер вашей нравственности в данный момент нас не слышит, но, судя по взгляду миссис Макстон, едва я покину полог беззвучности, меня ждет очередное моральное наставление. У вас еще есть ко мне вопросы?

– Да, – кивнула я, – всего один вопрос. Горничная леди Энсан. Как она отреагировала на то, что не последует за своей госпожой в охотничий домик?

Поправив строгую прическу, миссис МакАверт ответила:

– Мисс Нети отреагировала негативно, но ее негодование осталось проигнорированным самой леди Энсан. Оставить горничную в поместье было ее решением. Что-нибудь еще?

Я отрицательно покачала головой.

Но едва миссис МакАверт повернулась, чтобы покинуть зону, отрезанную от всего подземелья пологом беззвучия, я попросила:

– Не оставляйте нас с миссис Макстон, пожалуйста.

Женщина со стальным, казалось, характером приняла мою робкую, почти детскую просьбу с неожиданной для нее благосклонностью и заверила:

– Я непременно дождусь завершения вашей беседы с лордом Давернетти, моя дорогая.

– Спасибо, – поблагодарила я.

И экономка Арнелов, чинно миновав полог тишины, вернулась к миссис Макстон и села рядом.

Лорд Давернетти, дождавшись ее ухода, посмотрел на меня и прямо спросил:

– Ваши выводы, Анабель?

Я промолчала, с вызовом глядя на лорда старшего следователя. Дракон скривился, раздраженно вздохнул и тоном ученика семинарии, цитирующего наинуднейший трактат в своей жизни, произнес:

– Хорошо. Ваши выводы, мисс Ваерти?

– Ну вот, можете же быть любезным, когда потребуется, – не удержалась от шпильки я.

Но далее уже было не до взаимных упреков, и я озвучила собственные выводы:

– Итак, леди Елизавета Карио-Энсан прибывает в Вестернадан, дабы заключить помолвку, целью которой для лорда Карио было, вероятно, проникновение на территорию Железной Горы в своем статусе, потому как в статусе простого шпиона он, вероятно, бывал в Вестернадане не раз, и даже не два… Впрочем, опустим этот момент и вернемся к юной Елизавете. Учитывая то хладнокровие, с которым убивали ее сестры, уровень их мастерства и знаний, можно не сомневаться, что сама леди Елизавета также обладала способностями. Что-то мне подсказывает, что следы ржавчины, ведущие к склепу рода Арнел, оставила именно она.

– Откуда такая уверенность? – холодно спросил лорд Давернетти.

– Это не уверенность, это всего лишь догадка, – парировала я, – но будем откровенны – за четыре года пребывания в Вестернадане ни сам герцог Карио, ни его внебрачные дочери следов не оставляли нигде.

Старший следователь с шумом выдохнул, вновь налил себе имбирного напитка, сделал глоток и практически потребовал:

– Продолжайте.

Продолжение едва ли обещало быть для меня приятным, но я продолжила:

– Вы сказали, что Елизавета была влюблена в лорда Арнела. Вы убеждены в этом?

Помолчав, Давернетти кивнул и сообщил:

– Это было очевидно, мисс Ваерти. Влюбленные девушки светятся, Елизавета светилась, взгляд ее всегда был направлен на Адриана, и казалось, что, будь ее воля, она бы растворилась в своей любви без остатка.

Печально осознавать, но:

– Видимо, именно это она и сделала.

Вопросительно изогнутая бровь и требование:

– Продолжайте!

Разведя руками, недвусмысленно дала понять, что я и так продолжаю, и вернулась к собственной теории: