Текст книги "Будь моей ведьмой"

– Это что такое? – срываюсь на крик я.

И Стужев обиделся. Действительно обиделся, погрустнел даже. А потом глянул на меня сверху вниз, пробормотал: «Я ей приятное хотел сделать, а она!», забрал и первую вешалку и вторую и с видом оскорбленной невинности покинул примерочную кабинку. Уже оттуда, откуда-то из глубины бутика, донеслось его обиженное:

– Не оценила. И вот если она это не оценила, остальное лучше даже не показывать.

– Значит, не будете брать? – прозвучал вежливый голосок консультанта Ольги.

– Буду, естественно, и это, и вон те четыре комплекта.

Я застыла. И тут Ольга задала вопрос, за который лично я ей была очень благодарна:

– А вы ничего не хотите выбрать чтобы… ваша половинка это в повседневной жизни носить могла?

И тишина. Затем хмурое:

– Ладно, показывай.

– А… можно я сначала поинтересуюсь, что предпочитает ваша супруга?

Нет, определенно Ольга начинала мне нравиться.

Через две минуты я услышала тихое: «Можно войти?», ответила «да» и в кабинку заглянула вампирша.

– Мне кажется, вы оцените эти модели, – произнесла девушка и с вежливой улыбкой протянула шесть комплектов.

Кремовый, темно-фиолетовый, красный, красный с эластичным кружевом, черный, белоснежный – мне понравились все, а выбрала черный.

– Уверена, размер ваш, – все так же вежливо сказала Ольга.

Примерка показала, что глазомер у вампиров отменный. Стоя перед зеркалом, я уже думала позвать или не позвать Стужева, но он заявился сам. Зашел, вышел, задернул занавеску.

– Плохо? – мстительно спросила я, и так зная, что мне суперски подошло.

– Мне? Очень, спасибо что спросила, – отозвался муж. И уже не мне: – Мы все берем.

– А примерка? – прозвучал вежливый голосок Ольги.

– Издеваешься, да? – хрипло спросил Князь.

– Что вы, господин, – но по голосу сразу ясно – издевается.

Зато когда вампирша вошла ко мне, издевки ни во взгляде, ни в голосе уже не было. Только немой вопрос при взгляде на мужскую майку, которую я собиралась надеть поверх белья, потому что снимать его я отказывалась.

– А может… я вам что-нибудь другое подберу? – предложила Ольга.

– Из белья? – уточнила я.

– Из одежды, – поправила девушка. – Я уложусь в пять минут, подождете?

Учитывая, что это был магазин нижнего белья, а не одежды, я с некоторым сомнением взглянула на вампиршу и уже хотела сказать «нет», как она меня перебила едва слышным:

– Единственное хорошее в вашем супруге – размер счета. К сожалению, я серьезно, – смотрела она на меня действительно очень серьезно. – Так что переживать о деньгах совершенно излишне, я бы на вашем месте вообще требовала моральную компенсацию с шестизначным числом за каждый день брака. Подождете?

Вконец шокированная, я просто кивнула.

Ольга выскользнула из кабинки и обронила Стужеву:

– Пять минут, мой князь.

Через мгновение появился тот, из-за которого мне все сочувствовали! Молча смотрю на красивое лицо, сине-серые, окидывающие меня восторженным взглядом, глаза, широкие плечи, узкий торс, красивое все остальное. И руки, одна из которых скользнула на мою талию, вторая начала исследовать край бюстье, одновременно скользя по груди. И вот смотрю я на все это и – мне завидовать нужно! Черной завистью причем. Ну или белой… но точно не сочувствовать.

– Ритусь, – позвал Стужев.

– Мм? – задумчиво отозвалась я.

– Ты о чем думаешь?

– О степени поганости твоего характера, – нехотя призналась.

– Расслабься, – Стужев наклонился и уже почти целуя, выдохнул: – Все гораздо хуже, чем ты себе можешь представить, так что просто расслабься и получай удовольствие.

Какое удовольствие?! Я увернулась от поцелуя, обвила его шею руками, прижалась и просто стояла. Несколько растерявшись от такого, Князь тоже меня обнял, но хватило его ненадолго и руки начали курсировать от моей спины, до… в общем пониже спины.

– Хочешь анекдот? – вдруг спросил он.

– Давай, – безразлично согласилась.

– Ну слушай. В общем, спальня, лежат дед с бабкой, дед так осторожно протягивает руку, касается ладони бабки, сжимает нежно ее ладошку…

– И? – Я запрокинула голову, посмотрела на него.

– И тут бабка говорит: «Ой, только не сегодня, у меня голова болит».

Все. И молча на меня смотрит.

– И? – не поверила я в завершенность анекдота.

Разочарованный моей недогадливостью, Стужев тяжело вздохнул и пояснил:

– И вот в старости даже подержаться за руки – лень, Ритка!

– И? – снова не поняла я.

– И в общем, пока не постарели, давай не будем тратить время зря, – прошептала моя невозможная злодейская сволочь, и в следующую секунду я была прижата к кабинке, а он продолжил: – Даже если это всего пять минут.

Сильные, жадные, вечно до меня голодные губы накрыли мои, унося куда-то, где я сама себе завидовала. И не сочувствовала ни разу!

Пять минут мы безбожно целовались и нам было мало, а потому, когда возле кабинки раздалось: «Мм… можно войти?», разочарованно простонали оба.

– После универа – домой, – решил Стужев.

– Идет, – сходу согласилась я.

Его искрящиеся счастьем глаза.

– Люблю тебя, – нежный поцелуй. – Очень люблю, – еще один, – ведьмочка моя.

Последний поцелуй вышел чувственным, сладким и таким улетным, что я стояла, улыбаясь и прикрыв глаза и после того, как Александр вышел из кабинки. И даже когда вошла Ольга, и даже после того, как она протянула мне стопку пакетов.

Доставала я содержимое с той же глупо-счастливой улыбкой и под недоуменно-сочувствующим взглядом вампирши. Вытащила зеленое шелковое платье без изысков, но сразу видно, что совсем не дешевое, чулки, темно-зеленые туфельки на шпильке, в тон к ним темно-зеленую сумочку.

– Честно, я буду вам крайне благодарна, если вы все это наденете, – призналась Ольга.

– А… если не надену? – осторожно спросила я.

Мне протянули другой пакет – джинсовые шортики весьма интересного покроя, белые носочки, синие джинсовые кроссы, зеленая асимметричная маечка, открывающая одно плечо, свободная в груди и обтягивающая в талии.

– Это! – решила я.

– Жаль, платье вам изумительно подошло бы.

– Просто универ, – попыталась объяснить я.

Ольга понятливо кивнула, убрала платье, чулки и туфли, срезала бирки с остальной одежды и оставила меня переодеваться.

Когда я вышла из кабинки, у некоторых заметно потемнел взгляд, а Ольга с трудом подавила мстительную улыбку. Нет, на самом деле я ей была очень благодарна – на мне еще ни одни шорты и ни одна майка так не смотрелись – стильно, чувственно как-то и ненавязчиво подчеркивая все, что можно было подчеркнуть, я собой сама в зеркале залюбовалась. А еще цвет маечки потрясающе подчеркивал оттенок глаз, в общем, мне очень понравилось, и даже появилось желание попросить Ольгу подобрать остальной гардероб для моих подросших после молочной речки форм.

– Черт, хорошо, что не платье, – хрипло произнес Стужев.

Ольга с трудом сдержалась, а затем невинно заметила:

– У вас от нее крышу… рвет.

– И чем дальше, чем больше, – не отрывая от меня взгляда, согласился Александр, а потом уже мне: – Ритка, ну нельзя же быть такой красивой!

– Извини, – развела руками, – ты сам в этом виноват.

– Да нет, мне все нравится, – заметил Стужев, забирая все передаваемые ему продавцами пакеты, – просто я вдруг подумал… – он взглянул на Ольгу, – а хиджабы тут где продаются?

Молча подошла к нему, забрала у Ольги пакет с платьем и посоветовала мужу:

– А ты не думай, Саш, просто расслабься и получай удовольствие.

* * *

К универу ехали молча, только поглядывали друг на друга хитро очень и все равно улыбались – не портило настроение даже то, что нам предстоял грандиозный скандал по поводу покупок, которые он таки забрал из магазина, а я таки не надену. Просто хорошо было, очень-очень, и единственное, о чем хотелось думать, это что мы сегодня почти весь день будем вместе.

– Хочу медовый месяц, – задумчиво произнес Князь, подъезжая к университетской стоянке.

Я ничего не сказала, любуясь взглядами всех наших, которыми они сопровождали «Феррари» Стужева. Нет, шока не было, Александр часто подвозил девушек, а потому смотрели на него как обычно – с восторгом, а на меня несколько скептически, мол, очередная жертва университетского альфа-мачо. Но едва припарковав машину, Саша вышел, схватил мой рюкзак с заднего сиденья, привычно перекинул через плечо, следом была так же небрежно заброшена его черная сумка, после чего, обойдя машину, он укоризненно покачал головой уже вышедшей мне, закрыл дверцу, взял меня за руку и, весело насвистывая, повел ко входу.

И вот это был уже шок. Причем у всех! Заявились мы к перерыву после второй пары, так что на улице были практически все студенты: кто курил, кто просто болтал, кто торопливо кофе прихлебывал, без которого у некоторых мозг с утра работать отказывается.

– Да, кстати, нужно будет мне в учебку зайти, – сообщил Саша, привычно игноря всеобщее потрясенно-повышенное внимание.

– Мм, зачем? – Я затравленно поглядывала по сторонам, хотя вообще желание было – глаза в пол и не поднимать.

– Потому что нужно, – загадочно ответил Стужев и отпустил мою ладонь.

Чтобы, подхватив на руки, взлететь по ступеням, ногой открыть тяжелые двустворчатые входные двери и, продолжая насвистывать, потащить меня к аудитории. И все это он проделал так естественно, словно вообще каждый день так делал, причем всегда, а мой вскрик и всеобщее состояние глубокого шока попросту не видит.

– Саша, может, отпустишь? – прошипела я.

– Не хочу, – весело отозвался муж. – Мне нравится, тебе, кстати тоже, мнение остальных меня не волнует.

Но почти сразу опустил, потому что мы к дверям аудитории подошли. И мне торжественно передали рюкзак, а после:

– Люблю тебя, – прошептал Князь, склоняясь к моим губам и нежно целуя.

Мнение окружающих и меня перестало волновать совершенно.

– На перерыве заскочу, – прошептал муж, поцеловал еще раз и, нехотя оторвавшись, кивнул на дверь: – Все, заходи, а то у меня настроение совсем не учебное стало.

Стою, смотрю на него и улыбаюсь.

– Даже не знал, что так бывает, – тихо признался он.

– Как? – Я не могла не спросить.

– Здорово, – выдохнул Стужев. – Все, Маргош, марш учиться, и это… – взгляд стал угрожающим, – чтобы никого рядом, ну ты меня поняла. Пока.

И меня втолкнули в аудиторию, нежно, но непреклонно.

– Всем привет, – сказала я привычное на входе и потопала к своему месту.

В полупустой аудитории мне вяло ответила пара голосов, и все вернулись к телефонам. Я же села за парту, сверилась с расписанием, достала тетрадь по «Истории Государства и права», подумала, что нужно было захватить ноут. У нас на первом курсе не все преподы лояльно относились к ним (в целях сохранения эпистолярного жанра), но Ирина Владимировна разрешала.

Дверь распахнулась раньше, чем прозвенел звонок. И наши ввалились не гурьбой, как обычно, а как-то не особо громко и несколько… странно. Я обернулась – все смотрели на меня. Даже жутко стало. Вернулась к тетради, вписала сегодняшнее число…

– Ильева, – Никитос Сухов, наш староста, подошел, встал перед партой, – ты вообще как?

– Мм, – стараемся не улыбаться, – Никит, прости, что меня два дня не было, я…

– Да забей, – отмахнулся Сухов, – ты в команде Георгия Денисовича, вам вечно послабления. Я о другом… – парень смутился, а затем осторожно: – Ты… со Стужевым?!

И взгляд такой – сочувствующий!

Отвечать мне не хотелось. К счастью, появилась преподаватель, и Сухов торопливо ретировался на свое место. А я осталась наедине с невеселыми мыслями… мда, я как-то совсем не подумала, что ждет меня в универе. Потом вспомнила, что ждет меня дома, и реакция одногрупников волновать перестала совершенно. Чувствую себя влюбленной дурой. Совсем влюбленной, окончательно просто. Но очень-очень счастливой. Как-то ненароком вспомнилась вчерашняя ночь, наши безумные танцы, наш первый рассвет…

– Ильева, – окрик Ирины Владимировны заставил вернуться в реальность, – записываем, Ильева!

«Стужева» – подумала я и взялась за ведение конспекта. Писать не хотелось совершенно, мысли постоянно, неизменно и вечно возвращались к одной злодейски-обоятельной няшке с сине-серыми глазами и улыбка не сходила с лица, хотя уже все скулы болели. И как-то совсем мне было не до истории Государства и Права. Вообще.

Пара прошла ни шатко ни валко, я половину пропустила мимо ушей, и когда зазвенел звонок, подумала только об одном – написать Стужеву или позвонить? Серьезный выбор, да, сама от себя улыбаюсь. В итоге написала маме, что у меня все замечательно и буду вечером с… мужем. От мамы мгновенно пришел вопрос: «Ты где?» – «В универе, на парах, делаю вид, что учусь, а не в облаках витаю». «А ты витаешь?!» – очень удивленный вопрос. «Кажется – да, или парю, сложно разобраться, но одно из двух точно».

Ответа от мамы не дождалась, так как в следующий миг передо мной возникла пластиковая тарелочка с чизкейком и чашечка с кофе, и цветочек орхидеи на тарелочке рядом с чашечкой, а еще кто-то очень любимым голосом промурлыкал:

– Я тут вспомнил, что вы ничего не съели за завтраком, госпожа Стужева.

– Да не до еды было, господин Стужев, – ответила я, запрокинув голову.

Теплые, нежные и такие жадные губы мгновенно накрыли мои. Секунд на тридцать, после чего, чмокнув меня в носик, Саша уселся на парту и скомандовал мне:

– Завтракай, гастрит женщину не красит.

Я достала влажную салфетку, вытерла руки и взяла тарелочку с пироженкой.

– В учебной части был, – отчитался Князь – Георгий Денисович ждет нас после пары, так что учись спокойно, Маргош, потом смотаемся по делам, потом к твоим, – он улыбнулся и протянул радостно-предвкушающе: – Потом домо-о-о-ой.

– Можно начать с последнего пункта, пожалуйста, – занудным тоном протянула я.

Стужев улыбнулся шире, подался ко мне и прошептал:

– Ну если ты настаиваешь…

Наваждение какое-то! Он, его голос, этот взгляд завораживающий и…

– Я ем, – капризно заявила мужу.

– Кушай-кушай. – Он снова вальяжно уселся прямо на парте. Потом огляделся и невинно поинтересовался: – А что это ваши такие пришибленные сегодня?

Даже оглядываться не хотела, я почему-то так и подумала, что все остались сидеть по местам, а тишина, потому что внимают каждому слову.

– Это не пришибленность, Саш, это шок, – прошептала только для него.

– Да? – изумился он, даже не пытаясь говорить тихо. – С чего бы?

Жуя вкуснятинку творожную, отложила тарелку, полезла в рюкзак, достала зеркальце, открыла, протянула Стужеву, так чтобы он собственное изображение узрел.

– Ну? – не понял Князь самого прямого из намеков.

Я прожевала, сглотнула, запила кофе и пояснила, но тоже шепотом:

– Понимаешь, ты и со мной. – Он не понимал, он, чуть вскинув левую бровь, со смесью непонимания и недоумения смотрел на меня. – Со мной, – поясняю повторно, левая бровь вскинулась чуть выше, – и чизкейк принес… с цветочком…

Я-то говорила шепотом, а вот Князь у нас без тормозов и потому спокойно, отнюдь не тихо и совсем не заботясь о психическом здоровье окружающих, переспросил:

– А что такого шокирующего в том, что я о любимой жене забочусь?

Кто-то грохнулся вместе со стулом. Стужев на этого кого-то с сомнением глянул, а я, уже понимая, что сейчас будет, беспомощно прошептала:

– Ключевое слово – жене. Хотя… – с сомнением на него взглянула, – любимой, говоришь? А что, нелюбимые тоже есть?!

На это Князь вполне сурово пригрозил:

– Покусаю.

Но я, доедая пирожное, задумчиво продолжила:

– Надо было вчера твой паспорт глянуть, а вдруг там еще печати имеются?

– И не только за попу, – продолжил бесполезное дело с угрозами Стужев.

Молча доела, отложила пустую тарелку и ложечку, взяла кофе. Молча.

– Я первый раз женился, серьезно, – обиженно сказал Князь.

Надо было смолчать, но:

– Да я так и поняла, – мило улыбнулась супругу. – Уровень организации свадебного торжества сказал о многом.

Замер, губы сжал, а в глазах смешинки.

– Ну, Ритуська, ну ты и вредина. – Стужев спрыгнул с парты, забрал пустую тарелку. Нагнулся, поцеловал и напомнил: – Зайду после пары.

– Хорошо, милый, – нежно ответила я.

Улыбнулся и ушел, счастливый такой. Мы с кофе тоже такие счастливые были, и даже прозвеневший звонок настроения ничуть не испортил, и появившаяся Ирина Владимировна, и взгляды отовсюду! Да вообще состояние улетное. А еще чувствовался тонкий аромат орхидеи.

Недолго я улыбалась.

– Ильева, – Ирина Владимировна прошла, встала за кафедрой и, пристально глядя на меня, продолжила: – Мне тут в учебной части сообщили, что у некоторых фамилия поменялась… Это правда?

Под проницательным взглядом поверх очков ни врать, ни увиливать не вышло бы, и я просто молча кивнула.

– Стужева?! – полувопросительно-полуутвердительно произнесла Ирина Владимировна.

Снова кивнула. И на меня с таким сочувствием посмотрели!

Стоило бы, наверное, смолчать, но я не выдержала и решительно сказала:

– Нормальный он парень.

На меня такой взгляд бросили, что даже нехорошо стало.

– Куда твои родители смотрели? – только и сказала Ирина Владимировна, а затем вернулась к лекции.

Я не писала ничего. Не могла просто. Барабанила ручкой по столу, гипнотизировала взглядом цветочек и… и гнала прочь от себя страшные мысли. Страшные, пугающие… ага, про характер поганый. Но характер у Князя действительно отвратительный, с этим даже я спорить не буду, злобный, авторитарный, на всех наплевательский и без тормозов. Знаем, все знаем. Сочувствую ли я себе? Пока не очень. Пока состояние такое: обзывается – шок. И где-то неверие в происходящее, но в то же время я все больше чувствовала себя счастливой. Очень счастливой. Мне так хорошо, спокойно и светло еще никогда не было. И ни с кем. А то что характер у него такой, так и у меня не сахар и…

А потом как пыльным мешочком из-за уголочка – я замужем! Замужем! Реально и даже печать в паспорте есть! И…

– Ильева… тьфу ты, Стужева! – прикрикнула преподаватель.

Молча открыла тетрадь и принялась записывать. Писалась всего одна фраза: «Я замужем, Я замужем, Я замужем, Я замужем», через сорок повторов само собой записалось: «Жизнь кончена». Такой несчастной себя почувствовала. Представились горы грязных носков, дети сопливые, нет, Ромочку я люблю и что такое дети – знаю, но мои собственные, гипотетические, мне представились грязными, сопливенькими, с ручонками, которые они ко мне протягивают, и словами: «Мама, кушать». А гипотетический Стужев-муж представился с пивом, в линялых трусах-семейках, на затасканном диване и перед телевизором… И характер поганый. И я вся такая несчастная…

Одинокая слезинка шмякнулась на тетрадь.

Завибрировал телефон, подтянула к себе ближе, открыла сообщение от Саши:

«Чего делаешь?».

«Плачу», – честность в супружеских отношениях – это главное.

Мгновенно пришел вопрос:

«Что случилось? Рита, я сейчас приду, сиди там!».

«Да ничего не случилось, все хорошо, пара у меня».

Секунд двадцать никакой реакции, затем вопрос:

«А плачешь чего?»

«Мне меня жалко».

И правда, так жалко.

«Почему?» – вот даже в электронном сообщении чувствовалось, что вопрос был хмурым.

«Мне все сочувствуют», – призналась я.

«Почему?»

Он что, издевается?

«Потому что характер у тебя, Стужев, поганый!» – не выдержала я.

С минуту мне ничего не писали, затем пришло сообщение:

«Это единственная причина?».

Ну я и сорвалась:

«Я замужем… только сейчас вдруг поняла! Замужем! Это все, жизнь уже кончена! Впереди грязные носки, памперсы, супчики всякие и ты пьяный в трусах-семейках с пивом у телика! И футбол! Ненавижу футбол!».

И отправила. Все сообщение взяла и отправила.

И тут в коридоре раздался хохот! Громкий такой, с издевательскими нотками!

«Стужев, ты что, за дверью?!» – догадалась я.

Смех прекратился.

Затем на телефон пришло сообщение:

«Носки стираю себе сам, трусы тоже, расслабься. Семейки, кстати, не ношу. Футбол не смотрю. На случай памперсов есть Генри, Иван и привидение, пока привидение одно, но если захочешь, я тебе их сотню призову. А теперь хватит реветь, собирай рюкзак, пара через минуту закончится».

И не успела я дочитать и за себя порадоваться, как он добил:

«А характер да – поганый. Мне тебя тоже так жалко».

Ответить я ничего не успела, потому что прозвенел звонок. Вместе со всеми записала параграфы к самостоятельному изучению и уже было поднялась, когда услышала:

– Ильева, ко мне подойди, – причем тон у Ирины Владимировны был очень нехороший.

Мне даже не по себе стало. Но едва первый человек вышел из аудитории, как сразу вошел Саша, и преподаватель, отрицательно мотнув головой, торопливо собралась и вышла. И как это понимать?

Подошедший Стужев внимательно вгляделся в мое лицо и мрачно спросил:

– Что?

– Норм, – отмахнулась я, пытаясь закинуть рюкзак на плечо.

Рюкзак был отобран в полете, и вдруг все застыло! Замерли мои одногруппники, а дверь захлопнулась сама, без чьей-либо помощи, в следующее мгновение, схватив меня за запястье, Стужев рванул на себя, прижал и тихо, зло спросил:

– Марго, ты мне доверяешь?

Хороший вопрос. Интересный даже! И все замерло, даже пыль в свете солнечных лучей, и мир оцепенел тоже, а в глазах Князя жесткий вопрос. Хороший такой вопрос, глубокий.

– Саш, – попыталась вырваться.

– Маргошша, – рык с шипением – это жутковато, как оказалось. – На меня посмотри и скажи честно – ты мне доверяешь?

Молча смотрю, чувствуя, как майка сползает с плеча, бредовая ситуация, да.

– Что, доверия я не заслужил? – с явственно прозвучавшей горечью, спросил Александр.

– Издеваешься? – прямо спросила.

Промолчал, даже взгляд отвел. Гад же, вот как есть гад!

– Саш, – позвала, в ответ – тишина. – Саша…

Молчит. А с другой стороны кто-то в дверь ломиться начал.

– Слушай, Стужев, – обняла его лицо ладонями, повернула, заставила на себя посмотреть и тихо ответила, – я тебе не доверяю. Вообще. Но если говорить откровенно, тебе я доверяю все-таки чуточку больше, чем всем остальным. В смысле даже больше, чем всему миру, так что…

– Зараза, – с чувством сказал муж, взял за руку и повел прочь из внезапно ожившего класса.

Следуя за ним и обходя препятствия, я не могла промолчать:

– А чего сразу «зараза»? Мы, между прочим, уже день женаты, а я о тебе вообще практически ничего не знаю, кроме того, что ты зверь, гаденыш и кровопийца!

Наверное, шокировать публику – наше с Александром кредо. Потому что после моих слов Ксюша выронила учебники и даже ноут, пара человек споткнулись и вообще опять тихо очень стало.

– Да, я такой, – спокойно согласился Стужев. – А будешь вредничать, мы и до садизма с мазохизмом дойдем, или как это там называется?

– БДСМ, – подсказал кто-то из группы.

И нагловато-шутливый Князь исчез мгновенно, став зло-презрительным высокомерным Александром Стужевым, смерившим нашего старосту Никитоса внимательным взглядом.

– Простите, – струхнул Сухов.

– Ну так вот, Маргош, – словно ничего и не было, продолжил Саша, выводя меня из аудитории, – ты последила бы за своим языком, а?

Едва мы вышли в коридор, Князь с улыбкой взглянул на меня и вернулся к вопросу:

– Согласна?

– На что? – меня откровенно передернуло от ситуации с Никитой.

– Фильтрацию речи при общении с собственным супругом. – У Стужева зазвонил телефон, но он его проигнорил.

– Можно было бы. – Я изобразила задумчивость, а затем ехидно добавила: – Но тебе самому скучно станет.

Широкая ухмылка, кивок и неожиданное:

– Так не понравилось, что я осадил этого из твоих?

– Да неприятно как-то, – честно призналась я.

– Нельзя быть такой доброй, Ритусь, – тихо произнес Стужев, увлекая меня к лестнице.

Мы поднялись на три пролета, прежде чем я решилась ответить:

– Я такая, какая есть, Саш.

И еще через пролет я услышала его ответ:

– Проблема в том, что я тоже, Маргош.

Вздрогнула всем телом. Стужев остановился, укоризненно покачал головой.

– Что? – поинтересовалась я причиной его реакции.

– Да вот мне интересно, сколько… – протянул он.

– Сколько «что»? – стремно стало.

А Князь вдруг нагнулся, нежно поцеловал и хрипло спросил:

– Сколько можно себя жалеть?

Шмыгнув носом, обиженно призналась:

– Да реально жалко себя… и характер у тебя злобный!

– Да, но я же очень обаятельный злодей, Маргошик, за что ты меня и любишь.

– Я… а…

– Кстати, мы опаздываем, – невинно намекнул Стужев, и мы пошли дальше.

Дулась я, наверное, до конца лестницы, а потом оно все как-то забылось.

Как ни странно, на четвертом этаже было тихо и безлюдно, что реально удивило – обычно здесь тоже народ курсирует. А сейчас никого, вообще. Потертый линолеум, свежевыкрашенные стены, закрытые двери, за которыми царила тишина.

Испуганно взглянула на Стужева, он безразлично пояснил:

– Начальство будет, так что просто меры безопасности приняли.

– В смысле? – не поняла я.

– Ритусь, – Саша остановился, склонился надо мной и шепотом объяснил: – Такие, как Евгений и тот генерал, это государственные структуры контроля, мы фактически организованная преступность. Тот факт, что мы действуем в масштабе универа, госструктуры точно не могли упустить из вида, и я более чем уверен, что некоторые из преподов, ваша Ирина Владимировна, например, сотрудники госучреждений. Теперь смотри – мы ждем начальство, следовательно, убираем всех преподов с четвертого этажа. Обычные меры предосторожности, солнышко.

Я – солнышко, так приятно стало.

Правда, и вопросы остались:

– Саш, а не проще ли было бы организовать встречу начальства вне универа, а?

– Нет, – он провел носом по всей длине моего носика, – переход же здесь.

Затем легкий поцелуй и спокойное:

– Но ты его закроешь.

– Я?! – едва не заорала. – Саша, я не умею!

Еще один поцелуй и спокойное:

– Ты хранительница Терры, Маргош, для тебя Мастер и его команда – априори враги, они те, кто вторгся на твою землю и приносит вред. Но это все к делу не относится, ты закроешь переход совершенно неосознанно.

Недоверчиво смотрю на мужа, Стужев, явно не удержавшись, поцеловал еще раз и шепотом предупредил:

– Главное, постарайся это сделать незаметно, не демонстрируй того, что ощущаешь разрыв пространства.

Он выпрямился, ожидая моей реакции, а я… я… я стояла растерянная посреди пустого коридора, смотрела на Сашу, понимала все сказанное, но чувство такое – панического ужаса! И я…

– А если я не смогу? – Хотя, наверное, не так вопрос поставлен. – А если они все поймут, Саша?

Я испуганно смотрела в его сейчас почти синие глаза, такие спокойные, и вообще он был весь уверенный и так же спокойно-уверенно произнес:

– Если они что-то поймут, я всех убью, Ритусь. Я прикрою тебя в любом случае, что бы ни случилось. Просто расслабься, хорошо?

Мне странно стало, и не до расслаблений совсем. И идти никуда не хотелось, вообще.

– Я рядом, – напомнил Князь.

И мы пошли на заклание.

Дверь открыл Стужев – даже не думая стучаться и вообще с видом хозяина, вернувшегося домой и совершенно неожиданно обнаружившего гостей. У него на лице и гримаска была – недоуменно-возмущенно-хозяйская, причем все присутствующие явно себя не в своей тарелке почувствовали.

– Понаехали, – презрительно протянул Александр.

У Георгия Денисовича вытянулась морда лица, остальные переглянулись, а я вошла, мило всем улыбнулась и приветливо сказала:

– Привет.

– Геям, – вставил Князь.

Обернувшись, возмущенно взглянула на него.

– Что? – ехидно полюбопытствовал Стужев. – Тебе намекать на их яойную сущность можно, а мне нельзя?! Прости, дорогая, у нас равноправие.

– Семейное? – поинтересовалась я.

Подавив коварную ухмылку, Саша склонился ко мне и прошептал в ухо:

– На постельное даже не надейся, Ритусь.

И весело подмигнув, повел меня к своему любимому месту – подоконнику. И едва мы дошли, наплевав на недобрые взгляды окружающих, забрался, сел, спиной к стене, одну ногу согнул, вторую оставил свешиваться и притянул меня к себе, так что теперь я была в кольце его рук, и вот обняв меня покрепче, лениво произнес, обращаясь к Мастеру:

– Рассказывайте.

Я не знаю, почему Георгий Денисович стерпел такое откровенное хамство – побагровел даже, но стерпел. Зато вместо рассказа он потребовал:

– Князь, поясни свой намек на семейные обстоятельства!

Я взглянула на Сашу, тот загадочно-мечтательно улыбался, глядя на меня, в душе росло что-то бесконечно счастливое.

– Князь! – от рева Георгия Денисовича задрожали стекла.

Но это не заставило нас оторвать взгляд друг от друга. Наверное, мы могли бы сидеть так целую вечность, но со мной вдруг начало что-то происходить. Сначала я даже внимания не обратила – теплые руки Стужева, надежность его объятий, спокойствие, словно исходящее от Князя, некоторое смущение от ситуации, – все это в первые моменты затмевало это чувство, раздражающее, как чесотка, и все усиливающееся…

– Маргош, – Саша потянулся ко мне и прошептал: – Опусти глаза или отвернись к окну, играй в смущение, я не уверен, но есть подозрение, что твои глазки сейчас засияют зеленым светом.

Еще вчера утром я спросила бы: «В смысле?», уже сегодня я отвернулась к окну, опустив голову и радуясь тому, что волосы оставила распущенными и теперь они совершенно закрывали мое лицо.

– Все хорошо, я рядом, – едва слышно напомнил Стужев, обнимая крепче, а затем уже не мне, громко, нагловато-ехидно ответил: – Дело молодое, Мастер, любовь, страсть, сами понимаете.

– Да уж догадываюсь! – прорычал Георгий Денисович.

– Угу, – подтвердил Стужев, – в общем, мы поженились.

Сердце забилось сильнее. Сильно, мощно, гулко, словно наращивая темп, в пальцах закололо, по телу пробежался озноб. Где-то здесь, Саша продолжал крепко обнимать и шепнул успокаивающее: «Расслабься, это произойдет вне зависимости от твоего желания. Просто расслабься, сила восстановит пространство сама». Это здесь, а там – разъяренный рык Мастера:

– Поженились?! Вы поженились?! Да это… это…

– За базар ответишь, – вдруг зло вставил Князь.

И рев прекратился. Вообще. А затем Стужев спокойно произнес:

– Мы поженились. Марго – моя жена. Моя. Жена. И я очень посочувствую тому, кто рискнет даже попытаться произнести что-либо неуважительное в адрес моей жены. На этом все. Теперь рассказывайте, что там у вас случилось.

Я слышала все, каждое слово Саши и в то же время не могла слушать. Потому что в ушах бился, нарастая, какой-то стрекот, словно миллиард сверчков накатывали черной волной, словно…

– Ильева, это правда? – донесся далекий голос Георгия Денисовича.

– Не Ильева, а Стужева, – меланхолично поправил Князь, а затем уже откровенно зло: – Вы с вашим ревом оскорбленного быка, которому прищемили хм… достоинство, испугали Риту. Ей и так не по себе было, она у меня скромная, так что хватит, дайте Маргоше успокоиться. Кстати, я в последний раз спрашиваю, что там у вас произошло?

Не знаю, что было дальше – Мастер что-то говорил, даже кричал, но я слышала его голос словно издалека, и он едва прорывался сквозь стрекот. Он и шепот фактически сжавшего до боли Стужева: «Ритусь, если не получается, если не можешь, просто мотни головой, я вынесу тебя отсюда!» Шепот был встревоженный, а руки сжимали так крепко, что у меня, кажется, сейчас затрещат ребра, но… я не могла уйти. И не хотела! Уйти было неправильно, неверное, я должна была это убрать… Что-то черное, откуда доносился скрежет сверчков, откуда лился черный свет. Неправильное! Корявое! Рваное! Высасывающее что-то из мира, моего мира! Мира, который был частью меня, а я частичкой его…