Текст книги "Пандемия любви. Том 1"

– Возможно, именно поэтому я и отказалась.

– Странная логика, ей-богу. А если б последние были, ты бы согласилась, что ли?

– Да не в этом дело, как ты не понимаешь? Ну я же всё-таки женщина. И, вопреки всему, я об этом ещё не совсем забыла. Брать деньги у постороннего мужчины. Представь, что бы он обо мне подумал!

– Да ничего бы он не подумал! Эх, машину могла б отремонтировать, – мечтательно протянула Валька, закуривая сигарету и протягивая мне пачку.

– Не ной, Валюш, – махнула я рукой, – она всё равно уже ремонту не подлежит, мне так и сказали. Так что, как говорится, умерла так умерла. И не стоит больше к этому возвращаться. Придумаю что-нибудь.

– От твоих придумок меня аж дрожь пробирает. – Валюшка потянулась и звонко зевнула. – Давай, что ли, на ночь устраиваться, а то уж больно денёк выдался насыщенный, прямо с ног валюсь от обилия впечатлений…А мужик он ничего, достаются же кому-то такие красавчики.

– Кто? – вздрогнула я, собирая со стола чашки.

– Да Селивёрстов этот. И кольца обручального вроде на пальце нет.

– Ты точно переутомилась, радость моя, – неестественно бодро заявила я, – ложись-ка спать, к утру, может, в голове и прояснится.

– А что? Чем чёрт не шутит! Думаешь, я не видела, как он на тебя смотрел?

– Ну и как же? – деланно равнодушно поинтересовалась я, пытаясь дышать.

– А то ты не знаешь? Да как все мужики на тебя смотрят. Как кот на сметану. Неужели не заметила?

– Не заметила, – нахмурилась я. – Не говори глупостей. И вообще, перебор сметаны плохо сказывается на мужской психике. Валь, мне бы под носом у себя разобраться, а не ерундой голову забивать. Пошли спать, у меня у самой глаза слипаются.

К сожалению, глаза у меня отнюдь не слипались, а совсем даже наоборот, и всю ночь я ворочалась, ощущая противную дрожь и сосущую под ложечкой тоску.

«Я его больше никогда не увижу. Вот и хорошо. И прекрасно. И слава богу. Нашла время мечтать о каком-то холёном красавчике. Просто трюфель в золотой обёртке! А тебе, дуре, не хватало мозгами поехать на четвёртом десятке. Это всё от твоей глупой беспросветной жизни. Немедленно выкипи из головы дурь и больше никогда не вспоминай ни о чём подобном!»

Однако дурь из головы выкидываться совершенно не желала, едва я прикрывала глаза, мне виделся Селивёрстов, он небрежно обнимал за плечи умопомрачительную красотку, а та смеялась и грациозно клала головку ему на плечо.

* * *

Утро, как всегда, порадовало непередаваемой бодростью. Валька безмятежно дрыхла на диване, по-детски подперев кулаком щёку. В воздухе витал устойчивый аромат цветов, стоящих в ведре у самого кресла.

Я привычно потянулась под одеялом и села. Несмотря на то, что поспать удалось всего часа четыре, валяться почему-то больше не хотелось, и я отправилась в кухню варить кофе.

Сделать этого мне не пришлось, потому что Эльза, мирно проспавшая ночь на коврике у моей постели, стоило мне подняться, немедленно бросилась к двери и принялась выписывать круги по коридору, призывно крутя хвостом. К тому же выяснилось, что за ночь мы с Валькой благополучно добили последнюю пачку сигарет, так что деваться было некуда, и, прихватив ключи, я потащилась на улицу. До киоска надо было топать метров двести, и мы с Эльзой неторопливо зашагали по двору.

Погода, вопреки ожиданиям, стояла просто чудесная. Золотистые барашки облаков радостно клубились по ослепительно лазурному небу, умытая ночным дождём свежая листва слегка подрагивала, раздуваемая тёплым приветливым ветерком. Совершенно мультяшная картинка!

– Благодать-то какая, Лиззи! – восхитилась я, с наслаждением вдыхая напоённый утренней прохладой воздух. – Того гляди, ты меня ранней пташкой сделаешь!

Сзади раздалось неуверенное покашливание и, обернувшись, я увидела нашего соседа с третьего этажа дядю Жору, старика добрейшего, но по жизни допившегося до такой кондиции, что его прежний облик, увы, почти совершенно стёрся из моей памяти.

В старые времена в гражданской одежде я его никогда не видела, он всегда, по будням и праздникам, ходил в военной форме и не расставался с портфелем, в котором, правда, всегда что-то подозрительно булькало и звякало, и он временами по нему похлопывал рукой, удовлетворённо хмыкая.

Поболтать у подъезда дядя Жора любил, неизменно находясь в благостном расположении духа, обо всех отзывался одобрительно, за что пользовался всеобщим расположением. За исключением, пожалуй, только собственной жены. В отличие от него, она в благостном расположении духа пребывала крайне редко, а, заслышав вышеупомянутое бульканье и звяканье, и вовсе впадала в чёрную меланхолию, за что, в общем, осуждать её было как-то совестно. В конце концов она благополучно отбыла из нашего дома в неизвестном направлении с чемоданом и хмурым краснолицым прапорщиком, после чего дядя Жора запил окончательно и в форме появляться перестал.

– Ну что, коза, прогуливаешься?

– Прогуливаюсь, дядь Жор, с собачкой вот…

– А, ну-ну. Что ж, дело молодое… – понимающе кивнул старик, неловко похлопав себя по карману. На нём были мятые синие тренировочные штаны с пузырями на коленях и всё тот же китель, правда, уже изрядно затёртый и без погон.

– Ты это… как его… я, вишь, тут с утреца маюсь… у тебя червончика-то не будет? Мне б до пенсии… Отдам я, не сомневайся.

Он крякнул и досадливо сплюнул себе под ноги изжёванную «беломорину».

– Хорошо, дядь Жор. Я и не сомневаюсь.

Стараясь не смотреть на него, я порылась в кармане и протянула сложенную купюру.

– Ну спасибо, коза, выручила… Я что ж… твоё-то дело молодое… а я уж куда теперь…

И махнув рукой, он сутуло поплёлся по дорожке. Я вздохнула и двинулась к киоскам.

Купив сигареты, мы с Лизой полчаса побродили по окрестным дворам, одинаково радуясь прогулке, и наконец повернули к дому.

Войдя во двор, я заметила, как от нашего подъезда, лихо развернувшись, стремительно отъехала тёмно-синяя «ауди» с тонированными стёклами.

Первое, что я увидела, войдя в квартиру, была заспанная Валюшкина физиономия с круглыми от удивления глазами.

– Где тебя носит-то спозаранку?

– Ты что забыла, что я давеча в собаководы-любители записалась? Конец теперь золотой утренней дрёме. Да и сигареты кончились. Мы с тобой вчера три пачки уговорили на нервной почве.

– A-а. А я-то думаю, что это ты ни свет ни заря вскинулась? А тут к тебе, пока вы прогуливались, визитёры наведались.

– Какие ещё визитёры? – удивилась я.

– А ты не догадываешься? Двое из ларца, одинаковых с лица. Гостинчик такой миленький оставили, – хихикнув, Валька махнула рукой в сторону кухни. – Хочешь – мороженого, а хочешь – пирожного.

– Что ты несёшь? – поморщилась я.

– Пойди, посмотри в кухне. Я внутрь ещё заглянуть не успела, но на вид впечатляет. Похоже, прекрасный принц всерьёз озаботился твоим драгоценным здоровьем. Слушай, а может, он кустодиевские формы предпочитает и тебя нашёл чересчур худой? – продолжала веселиться Валька, настойчиво подталкивая меня к кухонной двери.

Моё глупое сердце совсем некстати начало исполнять «Полёт шмеля», причём, в явно непредусмотренном автором ритме, вследствие чего я застыла в дверном проёме, на всякий случай прислонившись к косяку.

На столе красовалась огромнейшая, наверное, в два моих обхвата, плетёная корзина. Она была доверху заполнена продуктами. На самой макушке грациозно пристроилась маленькая корзиночка с клубникой, а с боков свисали роскошные гроздья разноцветного винограда.

– Боже! – только и смогла выдохнуть я.

– А я тебе что говорю?! – торжествующе изрекла Валентина. – Одна вот незадача – холодильник менять придётся, в твой-то, поди, не влезет.

– Да-а, – протянула я и спросила как можно равнодушнее: – А двое из ларца – вчерашние, что ли?

– А ты думала! Смотри, тут карточка есть, – она протянула мне белый квадратик. – Читай!

На листке значилось: «Ещё раз благодарю Вас и желаю приятного завтрака. Георгий».

– Лаконично, но душевно, – мотнула головой Валя. – Только тут, похоже, на месяц завтраков, обедов и ужинов в наличии имеется, – и она принялась со знанием дела разбирать содержимое корзины, время от времени подавая реплики. Я стояла рядом, безучастно наблюдая за её действиями.

– Не иначе супермаркет ограбил. Налицо все атрибуты красивой жизни. Как ты относишься к лягушачьим лапкам?

– В жизни не пробовала! – содрогнулась я. – Наверное, ужасная гадость!

– Напрасно ты так думаешь, между прочим, очень вкусно. Мясо нежное, немного куриное напоминает. У нас в ресторане пользуется большой популярностью. Ба! Да тут одних колбас четыре сорта и ветчина. Надо же, даже банку икры положил. Вот это кавалер! И шампанское не забыл! А фруктов-то как в райском саду! – кудахтала Валька, всё глубже погружаясь в корзину. – Сыры, мясные полуфабрикаты, – восхищённо перечисляла она, выкладывая стопкой пластиковые коробочки, завёрнутые в прозрачную плёнку. – Чай, кофе, сладости. Смотри, даже запомнил, какие ты сигареты куришь! Просто невероятно! – Валя выложила на стол блок зелёных "More". – Да-а, это единственное, на что ты денег не жалеешь. Голодать будешь, а сигаретам своим не изменишь.

За время этой тирады я не произнесла ни звука. Почуяв вкусные запахи, Эльза возбуждённо вертелась вокруг Валюши, то и дело норовя сунуть нос в разложенные на столе свёртки. Я и сама почувствовала, как во рту непроизвольно начинает собираться слюна.

– Ну что ты застыла, как памятник Тимирязеву? Скажи хоть слово! – не выдержала Валька, всплеснув руками.

«Я хочу его, – глупо вертелось у меня в голове, но ничего подобного я, естественно, озвучивать не собиралась.

– Есть хочу, – тихо произнесла я, тупо глядя на всё это непривычное изобилие.

– Я тоже, – засмеялась Валя. – Выходит, не всякое утро с неприятных сюрпризов начинается!

Обычно я никогда плотно не завтракаю. Ограничиваюсь чашкой кофе и, в лучшем случае, каким-нибудь крошечным бутербродом. А чаще всего роль бутерброда исполняет сигарета. То, что я в то утро поглотила на завтрак, в обычное время составляет мой, по меньшей мере, недельный рацион.

– Вот видишь, как оно бывает! – хмыкнула Валька, когда мы в полном изнеможении развалились на диване. – Это прямо как в том анекдоте: «Съесть-то он съест, да кто ж ему даст?»

– Да, – пыхтя, отозвалась я, пытаясь расстегнуть молнию на джинсах. – Теперь неделю не смогу о еде думать!

– Сможешь. Была бы еда. А её пока, слава богу, хватает. Еле в холодильник упихала, думала, не закроется. Хорошо, что он у тебя совершенно пустой был, а то б не влезло. – Валька, блаженно улыбаясь, откинулась на подушки. – Эх, хорошо-то как, Марьяш! Ну совсем как в старые времена, когда забот никаких не было и времени свободного навалом. А теперь так редко встречаемся, что и дел твоих была не в курсе. Знаешь, я только сейчас поняла, как жутко по тебе соскучилась. Я же понимаю, что по телефону много не расскажешь, и вообще вся жизнь на бегу – дети, работа. На самом деле, я устаю здорово, а тут, у тебя, просто девчонкой себя почувствовала, как на школьных каникулах.

– Я тоже тебе очень рада. И ещё, знаешь, хорошо, что у меня Эльза появилась, мне с ней не так одиноко будет, всё живая душа, – погладила я собаку, чинно лежащую возле меня на паласе.

– Конечно, – кивнула Валюша. – Вообще-то она хорошая псина, спокойная, особых хлопот не доставляет.

– Интересно, сколько ей лет?

– На вид молодая. И зубы хорошие – белые, не сточенные. Помнишь, у нас пудель был, Трошка? Так вот, ветеринар объяснял маме, как по зубам возраст собаки определять. Утверждать, конечно, не возьмусь, но, по-моему, ей не больше двух лет будет.

– Я тоже так думаю. К тому же она умница, я таких послушных собак ещё не встречала. Короче, повезло мне. Вот видишь, оказывается, и со мной такое иногда случается. Очевидно, эти лирические отступления внесены в сценарий для большей остроты впечатления. Чтобы из сентиментального зрителя слезу вышибить.

– Ага. Стамбул – город контрастов, – усмехнулась Валя. – Слушай, я тебе сказать забыла. У Славки в июле отпуск, так он с детьми в Карелию собрался, на озёра. Он же у меня рыбак помешанный и мальчишек заразил, они в предвкушении поездки целыми днями какие-то спиннинги перематывают. У Славы там друг, тоже на рыбалке завёрнутый, и сыновья у него по возрасту как наши. Вот они все вместе рвануть и задумали. Так что я почти целый месяц в одиночестве пребывать буду. Хоть видеться сможем чаще. Здорово, правда?

– Ещё бы! Да это просто сказка! – от радости я чуть не свалилась с дивана. – Ты же через день работаешь, времени будет хоть отбавляй! Погоди, так, может, ты на это время ко мне переберёшься, пока мой Модильяни, так сказать, в счастливом отсутствие?

Валюшкино круглое личико засветилось от удовольствия.

– А что, классная идея! Я как-то об этом сразу не подумала. Посмотрим ближе к делу. Уж думаю, Славик возражать не будет. Во-первых, он тебя любит, а во-вторых, и сам всё переживал, как я дома одна останусь. Я же к одиночеству непривычная, так что ему даже спокойнее будет.

– Вот и отлично, – обрадовалась я. – Смотри-ка, везуха со вчерашнего дня прямо косяком пошла! А я в этом амплуа пока ещё не совсем уютно себя ощущаю. В моём репертуаре голубые героини не значатся, мне последнее время, по воле режиссёра, всё больше роли комических старух доставались.

Валька хихикнула и удовлетворённо потянулась.

– Ух, как я тебя кормить буду! После моей гастроли за тебя точно Рубенс с Кустодиевым передерутся. Как зефирчик у меня станешь, вся бело-розовая.

– Ну да. Розовая купальщица.

– Вот точно! – покатилась Валька. – А где, кстати, этот шедевр достопамятный? Что-то его не видно.

– Да вон, стоит за шкафом, – указала я рукой.

– А что же вы на стену не повесили?

– Господи, да тут и так всё завешано, – недовольно скривилась я. – Одна ведь комната. К тому же Игорь сказал, что для этой картины здесь освещение неподходящее.

– A-а. Ну, ему виднее. А для этих что, подходящее? – Валя обвела глазами комнату.

– Выходит, подходящее. Хотя, лично на мой вкус, для них за шкафом самое подходящее освещение.

– Честно говоря, на мой тоже, – покачала головой Валюша. – Не понимаю я такой живописи, хоть убей. Что в ней люди находят? Так и хочется крикнуть: «Граждане, а король-то голый!»

Меня снова передёрнуло от отвращения.

– Уж и не говори! Как вспомню всех этих психов экзальтированных, которые на выставке его мазнёй восхищались, прямо тошно становится. Знаешь, раньше я думала, мне его работы не нравятся просто потому, что я в живописи не разбираюсь. А теперь поняла – ерунда вся эта живопись для посвящённых. Искусство для людей должно быть, глаз радовать. А какая радость эти чернушные ребусы разгадывать?

– Ну конечно. От лукавого всё это. Право слово, смотреть противно, – поморщилась Валька.

– Да-а, Валюш, побили бы нас с тобой учёные мужи от искусствоведения за такие речи! А ведь кое на что даже покупатели находятся. Удалось же ему после выставки продать несколько полотен.

– Ну и барабан им в руки! Вот пусть теперь и любуются. Лично я бы ни за какие миллионы не согласилась такое в своём доме вешать. Ужасно на нервы действует! Как ты ещё выносишь?

– Да привыкла, я их вообще не замечаю. Висят и висят. Если уж я к нему привыкла, то к ним и подавно, – пожала плечами я.

– Это уж точно! Тебе памятник надо изваять в бронзе. Жалко, ты не за скульптора замуж вышла, – засмеялась Валя.

– А вдруг бы такой же скульптор попался? Представляешь, как выглядел бы этот памятник?

И мы обе покатились со смеху.

* * *

Утром на город совершенно неожиданно обрушилась удушающая жара. В квартире было нечем дышать, несмотря на открытые окна.

Телефонный звонок раздался как раз в тот момент, когда я была в душе. Чертыхаясь, я выпрыгнула из ванной и, оставляя на полу мокрые следы, понеслась в кухню.

– Я уж думал, тебя нет дома, – услышала я в трубке мягкий голос Лёвика. – Спишь, что ли?

– Нет, ты вытащил меня из душа. Подожди, хоть за полотенцем сбегаю.

Лёвик смущённо кашлянул.

Когда я, кое-как смыв с себя пену, влезла в махровый халат и вернулась к телефону, он задумчиво сказал:

– Слушай, я тут всё насчёт твоей работы голову ломаю. Ты ведь философский факультет заканчивала? Ясно, значит, делать ничего не умеешь. Ну, надеюсь, хоть с компьютером ты в ладах?

– Не хакер, конечно. Но ты ведь и не предложишь мне взламывать банковские системы?

– Не предложу. А как у нас с иностранными языками?

– Неужели мной заинтересовалась британская разведка, Лёвик? – притворно обрадовалась я.

Он хмыкнул.

– Пока нет. Один мой знакомый открыл новую фирму. Набирает сотрудников. У тебя английский в порядке?

– Ну вроде бы, – усмехнулась я. – Если не считать того, что я его несколько подзабыла.

– Реально вспомнить?

– Лёвик, человек – это звучит гордо! Для него в принципе нет ничего невозможного.

– Это радует. – Он снова хмыкнул, а я поторопила его, теряясь в догадках.

– Могу я, наконец, поинтересоваться, что за поприще ты избрал для меня, дорогой?

– Можешь. Поприще вполне пристойное. Реклама.

– О-ох! – непроизвольно вырвалось у меня.

– Возьми себя в руки, – ровным голосом посоветовал Лёвик. – Между прочим, очень перспективная отрасль. Двигатель прогресса, можно сказать.

– Тебе бы следовало пригласить Вальку, она помешана на рекламных слоганах с той же силой, с какой я их ненавижу, – хмуро сказала я.

– От ненависти до любви один шаг, душа моя.

Уверен, в этом деле ты преуспеешь. Парадоксы – твоя стихия.

Я услышала, как он закурил, слегка прищёлкнув зажигалкой.

– С ума сойти, Лёвик. И какую же, интересно, функцию собирается возложить на меня твой таинственный друг?

– Представительскую. Впрочем, точно не знаю. Пиар, работа с клиентами, в основном, иностранные фирмы. Всё будет зависеть от того, какое ты на него произведёшь впечатление. Это очень серьёзный человек. Но сначала ты должна будешь встретиться с его заместителем. Он будет ждать тебя завтра в одиннадцать ноль-ноль. Запиши: Анохин Андрей Львович. – И Лёвик продиктовал мне адрес. – Всё будет хорошо, малышка, – ласково добавил он, – волноваться не стоит. Что касается зарплаты, то первое время, полагаю, он не сможет платить тебе больше тысячи долларов.

– Сколько? – шёпотом переспросила я.

Лёвик вздохнул.

– Очень скоро ты поймёшь, что это не так много, как кажется на первый взгляд, – терпеливо сказал он. – Конечно, всё будет зависеть от тебя, но я надеюсь, что он не слишком долго продержит тебя на такой ставке.

– Господи, Лёвик, я бы предпочла надеяться на обратное.

– Времена меняются, и аппетиты растут быстро, – засмеялся Лёвик. – Мы ещё вернёмся к этому разговору где-нибудь через несколько месяцев.

– Уговорил. Правда, с условием, что мне удастся продержаться такое количество времени, – пробормотала я, несколько затосковав.

– Для начала надо ещё там оказаться. Не мне тебя учить, но не забудь, что первое впечатление самое важное. Постарайся выглядеть на все сто. Побежал, у меня сегодня куча дел. Желаю удачи, малышка. – И Лёвик повесил трубку.

Некоторое время я сидела не шевелясь, тупо глядя перед собой. Чтобы заработать сумму, о которой только что шла речь, мне пришлось бы работать в нашей распроклятой подыхающей фирме не менее двух с половиной месяцев.

Думать об этом не имело смысла, поэтому я решила сосредоточить внимание на проблеме своего гардероба и отправилась в комнату.

Не прошло и пяти минут, которых с лихвой хватило на тщательный осмотр имеющихся в наличии предметов одежды, как я окончательно утвердилась в мысли, что, подобно небезызвестному полковнику Исаеву, никогда ещё не была так близка к провалу.

Совершенно очевидно, что если я нацеплю что-нибудь подобное и отправлюсь предлагать себя в каком-либо качестве, мне не придётся удивляться, если единственной вакантной должностью окажется должность дневной уборщицы кабинетов. И у меня есть все шансы получить это место, правда, с оговоркой – пореже попадаться на глаза солидным клиентам.

Осознание этого факта привело меня в страшное уныние. Оно безраздельно завладело мной и следующие полчаса прочно удерживало свои позиции. Однако по прошествии означенного времени я почувствовала, что на авансцену незаметно начинает выбираться мой старый, проверенный в боях за выживание товарищ – дух противоречия.

«Что это вы снова себе позволяете, досточтимая Марианна Сергеевна? – стремительно бросился он в атаку. – Так у нас дело не пойдёт. Бунт на корабле будет немедленно подавлен с особой жестокостью! Кому, как не тебе, должен быть отлично известен механизм захвата власти в отдельно взятом, ничего не подозревающем государстве? Ну-ка скоренько напряги свои куриные мозги! С чего там полагается начинать? Ага! С захвата почты, телеграфа и, конечно же, рекламы! Вот её, родимую, мы в первую голову и будем брать тёпленькой, можно сказать, прямо из постельки! А что нам необходимо для этого вооружённого нападения? Угадай с трёх раз! Молодец, конечно же, приличные шмотки! Так что выстраивай свои боевые части «свиньёй» и шустро двигай в указанном направлении!»

Этот дерзкий монолог, на манер ледяного душа, стремительно привёл меня в готовность номер один.

«Итак, шмотки, – сказала я себе, удобно устроившись в кресле и вытаскивая из пачки длинную коричневую сигарету. – Попробуем разобраться. По итогам ревизии, проведённой уважаемой комиссией в моём лице, оных в наличии не обнаружено. Пойдём дальше. Вариант первый. Купить: отпадает по причине полного отсутствия каких-либо пригодных для этого денежных единиц. Вариант второй. Одолжить: никаких противоборствующих факторов не имеется. Вполне перспективен для разработки».

Я почувствовала, что моё настроение начинает стремительно отделяться от отметки «ноль». Обожаю смелость простых решений! Теперь предстояло сосредоточиться на поиске кандидатуры донора с соответствующей, так сказать, группой крови, а в нашем случае – ростом.

Долго раздумывать мне не пришлось. Из всех знакомых и родственников единственным человеком, совпадающим со мной по росту, была Ирка. Когда-то в светлые институтские времена мы с ней по праву считались красой и гордостью факультетской баскетбольной команды.

Ирка славилась лёгким, весёлым нравом, и дружить с ней было приятно и необременительно. У кого бы что ни происходило, она всякий раз ограничивалась одним-единственным советом: «Три к носу!», которому, нельзя не отметить справедливости ради, и сама неизменно следовала. Ввиду похожести наших характеров, мы с лёгкостью находили общий язык, да и на факультете слыли всеобщими любимицами.

На третьем курсе Ирка скоропостижно выпрыгнула замуж за самую популярную в университете личность по имени Гриша и прозвищу Гершвин, каковое он приобрёл за поистине блистательное исполнение джазовых импровизаций. Развод последовал столь же скоропостижно. Дело в том, что характер у Гершвина оказался настолько отвратительным, что студенты на факультете делали ставки, сколько месяцев Ирке удастся удерживать оборону. Выигравших не оказалось, потому что цифра «шесть» так никем названа и не была. Подозревать в хрупкой девушке такие нечеловеческие возможности было бы безумием.

Вновь обретя долгожданную свободу, Ирка навеки возненавидела джаз, а заодно и всех претендентов на роли эстрадных звёзд, настоящих и будущих. Поэтому с приходом новых времён она целиком и полностью сосредоточила своё внимание на носителях абсолютно противоположных жизненных устремлений, а именно, на бизнесменах. В чём, по счастью, и преуспела.

Её новый муж, начавший свою карьеру с небезызвестной полулегальной торговли со страшной скоростью наводнившими нашу страну первыми допотопными «экстишками», по прошествии определённого времени стал руководителем крупной и весьма преуспевающей компьютерной фирмы. На этом фоне Иркина собственная служебная карьера, лишившись практической значимости, быстренько увяла, едва начавшись, уступив место вечной как мир, карьере очаровательной жены при богатом муже и заботливой матери при милых крошках. Счастливый супруг буквально носил Ирку на руках за её чудный нрав, и единственная проблема, которой он позволял ей загружаться, была хроническая нехватка места в шкафу.

Последний раз мы общались с Иркой где-то года три назад, вскоре после рождения её второго ребёнка, прелестного существа по имени Виолетта. Я с удовольствием провела этот вечер в обществе милой четы в их роскошной двухъярусной квартире на Тверской. А потом закружилась в водовороте малоприятных событий собственной унылой жизни, и больше повидаться как-то не удалось.

Едва заслышав в трубке моё неуверенное приветствие, Ирка исторгла восклицание, напоминающее победный клич индейцев майя, предшествующий сезонной ритуальной охоте.

– Где ты пропадала столько времени, леший тебя побери?! – завопила она мне в ухо с такой ошеломляющей громкостью, что я чуть не выронила трубку.

Мы проболтали минут сорок, радостно вспоминая прежние подвиги и обмениваясь новостями. Вернее, новостями делилась, в основном, Ирка, в то время как я по большей части благоразумно помалкивала. Наконец разговор вырулил в нужное русло, и я, несколько запинаясь, изложила свою проблему. На мой робкий вопрос, не найдётся ли на денёк чего-нибудь подходящего, в чём можно предстать перед потенциальным работодателем, Ирка неожиданно разразилась таким оглушительным хохотом, что я снова едва удержала в руках трубку.

– На день, говоришь? Да хоть на всю оставшуюся! Слушай, в твоей машине багажник вместительный? А то чемодан чересчур объёмный. Замучилась уже об него в кладовке спотыкаться!

– Что-то я не пойму… – начала было я, но Ирка немедленно перебила и затараторила со свойственной ей экспрессией:

– Я и сама давно тебе позвонить собиралась, да всё как-то недосуг было. Прошлое лето с детьми на Кипре проторчала, там у мужа филиал открылся в офшорной зоне, ползимы Дениска проболел, и так день за днём, сама знаешь, как это бывает. А шмотки мои, которые я до беременности носила, теперь мне на нос не лезут, так что они давненько тоскуют по тебе в кладовке, ждут, не дождутся, когда ты их в свет выведешь! С нашим-то ростом больше на них претендентов не имеется. Если б ты только видела, какой я теперь обширной матроной стала! Уж хоть бы килограммов на пять похудеть, а о прежней кондиции и мечтать нечего. Давай знаешь как сделаем, – заявила она, услышав мой рассказ о безвременной кончине верной «копейки», – вечером водитель мужа домой доставит, я его и попрошу тебе чемодан забросить. Там столько тряпок, что, дай бог, успеешь за год в каждой по разу выпендриться! Так что освобождай место в шкафу!

– Об этом-то как раз беспокоиться не стоит, – дипломатично заметила я, особенно не вдаваясь в подробности.

…Детальное знакомство с содержимым чемодана до такой степени выбило меня из равновесия, что, когда сон, наконец, предпринял робкую попытку напомнить мне о своих законных правах, на небе начали прорисовываться первые розоватые полоски зари, и ложиться уже не имело смысля.

Ни одной женщине не надо объяснять, что я испытала при виде этих россыпей пещеры Алладина.

Сначала я перетащила всё, что было в чемодане, на диван. Одна, две, три полные охапки счастья. Ей-богу, счастье в таких дозах опасно для женского здоровья!

Переоделась я, по меньшей мере, раз двести, и теперь у меня ныла каждая мышца. Эльза, с удивлением наблюдавшая за моими гимнастическими упражнениями, тоже бодрствовала и лишь под утро, растянувшись на паласе, погрузилась в глубокий сон.

Чтобы не заснуть, я отправилась в кухню варить кофе и, залпом выпив две чашки, собрала в кулак всю свою волю и начала приготовления к утреннему визиту. На выбор туалета и макияж я угрохала часа два.

Девицу из зеркала я рассматривала долго, с робким восхищением, она же взамен окатывала меня взглядом насмешливым, с оттенком лёгкого презрения. В этой дуэли я неизменно проигрывала и глаза отводила первой, однако, легко сдаваться и не думала. В конце концов, хотим мы того или нет, нам всё равно предстояло подружиться, и когда мы наконец улыбнулись друг другу, я поняла, что победила.

* * *

– Вау! – произнёс охранник, когда я ровно без пяти одиннадцать появилась в дверях явно только что отремонтированного и ещё пахнущего свежей краской офиса.

– О! – произнёс поднявшийся мне навстречу хозяин просторного светлого кабинета, расположенного на втором этаже по правую сторону от лестницы.

Чтобы не морочить вам голову лишними подробностями, скажу лишь, что после двадцатиминутного весьма содержательного интервью мне было предложено приступить к своим обязанностям с понедельника. На работу надлежало явиться на час раньше, то бишь в девять утра, чтобы, после представления шефу, начать знакомиться с делами. Меня также поставили в известность, что, если со стороны вышеупомянутого шефа не последует никаких возражений, мне будет выдан аванс в размере тридцати процентов оговоренного в процессе беседы должностного оклада.

Так как сегодня была пятница, я решила, что начинать волноваться ещё рано, времени у меня для этого впереди предостаточно, и его можно посвятить более приятным занятиям, как то, например, небольшой прогулке по городу, чтобы немного расслабиться, а заодно сжиться со своим новым образом.

Если применительно к моему старому гардеробу вполне срабатывала расхожая советская сентенция, что не одежда красит женщину, а, соответственно, всё наоборот, то сказать такое по отношению к моему новому туалету было бы явной несправедливостью.

Трикотажное фисташковое платье от Пако Рабанна с открытой спиной и глухим воротником-стойкой струилось по мне, излишне откровенно подчёркивая каждый изгиб тела. Ходить на высоких каблуках я давно отвыкла, ибо они благополучно пали в неравной борьбе со старыми кроссовками, так прекрасно гармонирующими с моими протёртыми до белизны джинсами и свободными майками. И как это я ухитрилась за пять лет своего замужества довести себя до такого безобразия?!

Офис располагался на Лесной, и я, неторопливо дойдя до метро «Белорусская», вырулила на Тверскую и пошла в сторону площади Маяковского.

Честное слово, сто лет просто так не гуляла по Москве! Обычно я всегда куда-то спешу, бегу по улице, внутренне сжавшись в комок и стараясь ни с кем не встречаться глазами.

«Неплохо бы вам, дорогая Марианна Сергеевна, – как всегда, начала я, – слегка поучиться снова ощущать себя женщиной, хотя для этого и придётся изрядно напрячься. Ну не нанимать же, в самом деле, для сей цели репетитора? Такими финансовыми возможностями вы в данный момент не располагаете. Поэтому пока придётся готовиться по чужим конспектам. Оглянитесь вокруг, понаблюдайте, как изящные, уверенные в себе дамы выглядят в непринуждённой обстановке, к примеру, уютного кафе, куда я и рекомендую вам наведаться».