Текст книги "Дочь леса"

Элеонора Девильпуа
Дочь леса

«Твоя сестра имеет право на цитату, а твоя дорогая мама, которая тебя вырастила и прочитала все варианты твоей книги, – нет?»

Патриция Девильпуа, 2020

Éléonore Devillepoix

La ville sans vent vol. 2. La fille de la forêt

* * *

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Illustration de couverture: © Guillaume Morellec

© Hachette Livre, 2020

Published by arrangement with Lester Literary Agency & Associates

© Ефимова Е., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2021

* * *

Итак, вы возвращаетесь в «Город без ветра». На случай, если события первой книги стерлись из вашей памяти, ниже вы найдете краткие сведения о главных героях.

Перечень остальных персонажей и глоссарий ждут вас в конце романа.

Арка

Юная амазонка, прибыв в Гиперборею, стала ученицей, была приговорена к смерти за убийство василевса, правителя города. С трудом избежала гибели и покинула город, дабы вернуться в Аркадию, к своему народу.

Ластианакс

Молодой маг, наставник Арки и бывший министр усреднения; покинул город, отправившись на поиски своей ученицы.

Петрокл

Лучший друг Ластианакса, оказался среди магов, взятых в заложники и заключенных в гиперборейскую тюрьму группой неизвестных амазонок.

Пирра

Девушка-маг, осталась в Гиперборее, чтобы вызволить Петрокла и других заложников.

Алькандр

Загадочный повелитель лемуров, истинный виновник гибели василевса и организатор пленения магов.

Пролог
Случай на реке

Кандри только-только исполнилось семь лет, когда начался день, изменивший ее жизнь.

В тот день она проснулась раньше обычного. В лесу занимался рассвет; за глинобитной стеной ее спальни, крохотной комнатки длиной в два шага и шириной в один шаг, в которой едва-едва помещался ее гамак, все шелестело, пело, кричало. В этом привычном шуме выделялось какое-то монотонное постукивание. Девочка не сразу стряхнула с себя дремоту, ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это кобыла ее матери нетерпеливо бьет копытом по загону у подножия их дерева-хижины. Накануне Кандри забыла покормить лошадь.

Если мать узнает об этой оплошности, то отвесит ей крепкую пощечину. При мысли об этом Кандри мгновенно проснулась, проворно вывалилась из гамака и приподняла занавеску, отделявшую ее спальню от главной комнаты. В этой узкой, неровной комнате, зажатой между основными ветвями дерева, на котором располагалась хижина, было еще темно. К счастью, Кандри знала это место как свои пять пальцев и могла с закрытыми глазами пройти туда, куда нужно. Деревянный пол не скрипел под ее ногами, пока девочка кралась через загроможденную военным снаряжением комнату и чутко прислушивалась – не раздастся ли из спальни какой-то резкий звук. Из-за занавески доносилось тихое похрапывание: мать еще не проснулась. Повезло.

Из главной комнаты девочка выбралась на террасу, где лежали большие бревна: на них Темис с матерью в свободные часы сидели и курили трубки. Этот помост находился на краю леса, под редкими ветвями огромных эвкалиптов со светлыми стволами, во множестве произраставших в лесу амазонок. Когда ей случалось рано вставать, Кандри любила взбираться на крышу хижины – посмотреть, как над бесконечным морем зеленых, колышущихся на ветру листьев зарождается рассвет. Однако сегодня ей нужно было торопиться, чтобы исправить вчерашнее упущение.

Она проскользнула в люк, ведущий на лестницу. Железные шипы, вколоченные в дерево через равные промежутки, спиралью обвивали ствол. Малейшее неверное движение привело бы к головокружительному падению с высоты в пятьдесят шагов. Кандри спустилась вниз со всей беспечной поспешностью своих семи лет.

Оказавшись в нескольких шагах над землей, девочка отцепила висящий на одном из шипов мешок и стала бросать зерно в кормушку; стоявшая внизу кобыла неодобрительно зафыркала и склонилась над едой, так что последняя пригоршня рассыпалась по ее черной гриве.

Кандри с завистью смотрела на рыжеватую спину животного, разделенную продольной полосой. Мать не позволяла ей кататься верхом, утверждая, что боевой конь слишком опасен для наездницы ее возраста. Кандри тихо позвала кобылу, но та проигнорировала ее и продолжила жевать зерно, время от времени отгоняя хвостом тучу утренних мух, норовивших ужалить лошадиный живот.

Разочарованная, Кандри медленно поднялась по лестнице. Влажный густой лесной воздух щекотал ей ноздри. Стайка какаду трясла ветви ближайшего эвкалипта, чтобы сбить с них плоды. Дерево-хижина росло на небольшом склоне, близ реки, настолько темной, что деревья, упавшие в нее, казались разрезанными ее поверхностью. Над спокойной водной гладью пенился парообразный туман, обреченный исчезнуть с первыми лучами солнца. По берегам реки буйствовали папоротники и мох, занимая все пространство между массивными древесными стволами.

Кандри уже одолела две трети лестницы, как вдруг услышала у себя над головой приглушенное постукивание. Сквозь трещины между досками террасы лился яркий свет, и эти лучи поочередно исчезали, поглощенные тенью, а затем снова появлялись: по площадке кто-то ходил. Еще через мгновение раздался знакомый скрип, подсказавший Кандри, что мать и Темис обосновались на своем любимом месте.

В желудке Кандри словно завязался тугой узел. Она ясно понимала, что оказалась в щекотливой ситуации. Если сейчас подняться на террасу, мать непременно спросит, зачем Кандри выходила, а если остаться внизу, ее хватятся, но чуть позже. Нужно вернуться в хижину так, чтобы остаться незамеченной.

Девочка взобралась еще на несколько ступеней вверх, нацелившись на узкую ветку, протянувшуюся прямо под окном ее спальни. Взрослая женщина не смогла бы проделать такой акробатический трюк, но Кандри была проворной, как обезьянка, и очень подвижной. Итак, она перебралась на ветку. Ей в нос ударил едкий запах курительных трав, которыми Темис и мать набивали трубки.

Девочка ползла по гладкой круглой ветке, опасно гнувшейся под ее весом, как вдруг до нее долетели слова Темис:

– Ей уже семь лет. Ты же знаешь, что это не может продолжаться вечно.

Кандри замерла и навострила уши. Она еще никогда не слышала, чтобы о ней говорили таким серьезным тоном. Обычно взрослые упоминали ее имя равнодушно или с раздражением, после чего быстро заговаривали о чем-то другом: очевидно, эта тема их не вдохновляла.

Мать хранила молчание, как делала всякий раз, если Кандри просила у нее разрешения покататься верхом. Голос Темис зазвучал вновь, на этот раз еще настойчивее:

– С каждым днем риск разоблачения все выше. Чудо уже то, что никто до сих пор не раскрыл этот секрет. Если эфора узнает правду, вы обе умрете.

Кандри никак не могла взять в толк, о чем идет речь. О каком секрете говорит Темис? Что такое «эфора»? Девочка замерла, скорчившись на ветке на полпути к окну, напряглась всем телом, чтобы сохранять равновесие, так что заболели мышцы, и ждала, что будет дальше. Наконец мать произнесла:

– Я понимаю, что ты права, но никак не могу решиться. Мы продержались до сих пор, сможем выдержать еще несколько месяцев, может, даже несколько лет. Позволь мне еще немного пожить вместе с дочерью.

Раздалось потрескивание, а потом характерный свист, с которым трубка рассекла воздух.

– Ты совершаешь ошибку.

Голос Темис прозвучал как удар топора. Кандри продолжила свой путь по ветке и добралась до окна, нимало не заботясь о пропасти у себя под ногами. Подслушанный странный разговор не шел у нее из головы.

* * *

Если не считать настойчивых попыток Кандри отстоять свое право на езду верхом, она еще никогда так не зацикливалась ни на одной идее: ее всегда отвлекали другие интересные вещи. Спустя час она шла на занятия учениц, по-прежнему обдумывая загадочный разговор матери и Темис – свидетельство того, что сегодняшний день и впрямь был из ряда вон выходящим.

Путь от их дерева-хижины пролегал вдоль реки, одного из притоков Термодона. Нахмурившись, Кандри трусила по одной из многочисленных тропок, проложенных в подлеске, время от времени рефлекторно пригибаясь, чтобы увернуться от растущих по сторонам дороги кустов. Снаряжение ученицы – короткий лук, наполненный стрелами горит, и небольшое копье – покачивалось в такт ее бегу. Из-за позвякивания оружия и глубокой задумчивости девочка не сразу сообразила, что позади раздавался стук копыт, поэтому лишь в последний момент поняла, что прямо на нее галопом несется лошадь.

Кандри отпрыгнула с тропинки, чтобы не оказаться под копытами, зацепилась ногой за пенек и растянулась во весь рост в зарослях гистамидов. Выпрямившись, она вскрикнула от досады: все ее стрелы высыпались в жгучую траву.

– Ты опоздала, Кандри!

Девочка вскинула голову и еще успела увидеть, как круп пони и длинная черная коса исчезают за стволом эвкалипта.

Антиопа никогда не упускала возможности поиздеваться над Кандри, но к полноценным военным действиям обычно переходила на публике, чтобы другие ученицы могли оценить ее ядовитые шуточки. Вдобавок царевна проявляла недюжинные таланты в боевых искусствах и верховой езде, и из-за этого Кандри ненавидела ее еще сильнее.

– Я тоже была бы грозной наездницей, будь у меня собственный пони, – пробормотала девочка, пытаясь достать стрелы из зарослей гистамидов и не обжечь еще и руки.

Она двинулась дальше, потирая бедра, на которых уже набухли красноватые волдыри. Во время занятий зуд становился все сильнее, так что Кандри не могла в полной мере сосредоточиться на стрельбе из лука. Барсиды, ее единственной подруги, сегодня не было: она сломала запястье во время урока рукопашного боя. Лишившись ее компании, Кандри обнаружила, что занятия стали и вовсе невыносимы. Она трижды промахнулась мимо мишени, так что стрелы улетели в заросли; наставница, обучавшая их стрельбе, отчитала девочку и выгнала, так что за окончанием урока Кандри наблюдала, сидя на краю поляны. Девочка уселась на пенек и, подперев голову руками, мрачно наблюдала, как упражняются ее сверстницы. Антиопа, как всегда, тренировалась на пару с Меланиппе, единственной ученицей, способной на равных противостоять царевне амазонок. Обе девочки понимали друг друга с полуслова и притягивали восхищенные взгляды остальных учениц.

Меланиппе, мать которой происходила из деревни илотов, расположенной недалеко от леса, походила на типичную обитательницу Аркадии: высокие скулы, смуглая кожа, тонкие черные косы, коренастая фигура и слегка раскосые, горящие непокорным огнем глаза. У Антиопы были миндалевидные светло-карие глаза, отчего в лице ее угадывалось что-то кошачье. Кандри периодически просила мать помочь ей заплести волосы, потому что сама не могла скопировать замысловатые прически царевны.

К тому времени, как тренировка подошла к концу, девочка до крови расчесала свои обожженные бедра и уже мечтала окунуть ноги в прохладную воду, чтобы унять зуд. Поэтому она с еще большей завистью, чем обычно, наблюдала, как ученицы собрали свои вещи и побежали играть к реке. Мать всегда строго-настрого запрещала ей плавать со сверстницами. Обычно, когда ученицы уходили к воде, Кандри проводила время с Барсидой, но сегодня подруга осталась дома из-за сломанного запястья.

Если бы Кандри не забыла накануне покормить кобылу, если бы не подслушала разговор матери и Темис, если бы вовремя услышала стук копыт пони Антиопы, если бы не упала в заросли гистамидов, если бы кожа у нее на ногах так не зудела, если бы Барсида составила ей компанию, возможно, девочка не нарушила бы запрет и не последовала бы за ученицами к воде. Однако все эти события произошли, и она присоединилась к своим сверстницам на берегу реки.

Стайка девочек собралась возле огромного эвкалипта, упавшего несколькими месяцами ранее прямо поперек реки, над потоком: девочки использовали мощный ствол для прыжков в воду. Все еще не засохшие, зеленые ветви эвкалипта зацепились за ветви деревьев на противоположном берегу, так что древесный гигант завис над волнами. Самые смелые ученицы поднимались по стволу, так что оказывались на высоте шести-семи шагов над землей, и прыгали ногами вперед в воду цвета обсидиана. Однако никто не осмеливался подниматься по стволу так далеко, как Меланиппе и Антиопа: эта парочка каждый раз бросала вызов друг другу – кто заберется выше.

Пока ее сверстницы весело сбрасывали с себя одежду, раздеваясь донага, Кандри подобрала край туники и вошла в реку. По крайней мере, она не нарушила материнский запрет никогда не плавать. Прохладная вода тут же успокоила неприятный зуд. Девочка зашла в реку, так что вода доходила ей до середины бедер, и стала наблюдать, как другие ученицы прыгают со ствола эвкалипта в темные волны – впечатляющее зрелище. Кандри глубоко зарывалась пальцами ног в ил, ей отчаянно хотелось присоединиться к игре сверстниц, но она не смела ослушаться материнского приказа. Итак, она смотрела, как девочки раз за разом забираются на ствол дерева, мечтала, как сама поднимется выше всех, как поразит их своим смелым прыжком, как у всех в изумлении вытянутся лица. Если бы только ей позволили…

Так она и стояла возле берега, как вдруг кто-то грубо толкнул ее в спину. Кандри упала ничком, прямо в воду. Несколько мгновений она барахталась, но потом, отплевываясь, наконец выпрямилась; по ее лицу стекала вода, одежда вся вымокла, а прямо перед ней стояла Меланиппе и хохотала, указывая пальцем на незадачливую девочку.

– Кандри не умеет плавать! – заорала она и стала брызгать в Кандри водой.

– Неправда, я умею плавать! – запротестовала та, закрываясь руками, чтобы защититься от брызг.

– Тогда почему ты никогда не ныряешь с нами? – спросила Меланиппе и хитро прищурилась.

Она принялась водить руками по поверхности воды под самым носом у Кандри и плескать водой ей в лицо. Около тридцати учениц с живым интересом наблюдали за этой сценой, готовые в любой момент присоединиться к травле.

– Потому что моя мама этого не хочет, – пролепетала Кандри.

В ту же секунду она поняла, что не так следует отвечать компании жестоких девчонок, которые только и ждут возможности посмеяться над ней еще больше.

– Но я все равно пойду, – добавила она с вызовом и сплюнула в воду.

Удивленная, Меланиппе посторонилась, пропуская ее. Кандри наполовину подплыла, наполовину подошла к корням поваленного эвкалипта и вылезла из воды. Мокрая одежда облепила ее тело, вода стекала с нее ручейками, оставляя на стволе темные пятна. Девочка сделала шаг вверх, поскользнулась на мокрой коре и едва не упала навзничь, но отчаянно замахала руками и ценой огромных усилий сумела удержать равновесие. Плескавшиеся в воде ученицы засмеялись. Не обращая на них внимания, Кандри встала на четвереньки и полезла вверх по стволу, тщательно нащупывая руками и ступнями малейшие выступы коры, за которые можно зацепиться. Очень медленно, не отрывая взгляда от коры, она продвигалась вверх по стволу, решив во что бы то ни стало забраться выше Меланиппе и Антиопы. Она миновала последний участок ствола, политый водой, после того как тут побывали две предыдущие прыгуньи, и полезла дальше, внимательно глядя на кору и забыв обо всем вокруг.

Наконец она подняла голову и ощутила головокружение. Она почти добралась до кроны дерева. С такой высоты река походила на огромный черный язык, усеянный отражениями облаков посередине и деревьев по бокам. Оставшиеся внизу ученицы казались крохотными. Девочка видела, как они бьют светлыми руками по темной воде и кричат:

– Спускайся, Кандри, это опасно…

– Моя мама сказала, что поверхность воды может быть твердой, как камень, если прыгнуть с очень большой высоты…

Кандри чувствовала, как ускоряется сердцебиение. У нее побелели костяшки пальцев. Она никак не могла повернуть назад. Сквозь гул крови в ушах девочка услышала, как Антиопа закричала:

– Она ни за что не осмелится!

И тогда Кандри прыгнула.

Она успела отсчитать несколько секунд, прежде чем ее ступни ударились о воду. В нос девочке хлынула вода, над головой сомкнулись темные воды, и ее тело ушло на глубину.

Несколько мгновений она смотрела, как вырвавшиеся из ее рта пузырьки воздуха поднимаются к поверхности. Потом руки и ноги вспомнили движения, которым ее учили, и Кандри медленно всплыла к свету. Она вынырнула, жадно вдохнула воздух и удивленно огляделась по сторонам, протирая залитые водой глаза. Ее окружал круг потрясенных лиц. Потом грянули крики радости, раздался свист. Ученицы, подплывшие к тому месту, где Кандри вошла в воду, шумно превозносили ее подвиг.

На лице Кандри появилась блаженная улыбка. Никогда еще она не испытывала такой гордости, никогда еще не чувствовала себя такой сильной. Она подплыла к берегу и выбралась из воды под одобрительные восклицания своих сверстниц. На всех лицах читалось восхищение. Все девочки ее хвалили.

Все, кроме одной.

Антиопа явно разозлилась из-за того, что ее славу затмил кто-то другой. Она сидела на стволе эвкалипта, поигрывая длинной темной косой, которая внезапно стала похожа на хвост сердитой кошки: того и гляди цапнет потревожившего ее человека острыми когтями.

– Почему ты осталась в одежде, вместо того чтобы раздеться, как мы, Кандри?

Девочка похолодела. Она сдвинула колени вместе и повернулась к остальным. Двумя словами «как мы» Антиопа мгновенно напомнила, что Кандри всего лишь изгой, не чета другим ученицам. Девочки тут же забыли о ее великолепном прыжке и теперь посматривали на мокрую тунику Кандри, обмениваясь язвительными замечаниями, как будто наличие одежды вдруг стало достаточным основанием, чтобы исключить девочку из их общества.

– И правда, почему ты никогда не раздеваешься догола, Кандри? – поддержала подругу стоявшая на берегу Меланиппе.

Очевидно, ей тоже не понравилось впечатляющее представление. Кандри смотрела, как Меланиппе идет к ней, и крепче сжала край своей туники. От беспокойства в горле у нее встал огромный ком, а Меланиппе принялась выкрикивать:

– Раздевайся! Раздевайся! Раздевайся!

– Моя мама не хочет, чтобы я снимала одежду, – безуспешно попыталась оправдаться Кандри.

– Раздевайся! Раздевайся! – повторяла Меланиппе, обходя вокруг Кандри.

Она дернула за край намокшей туники Кандри. Другие ученицы тоже подхватили эту «песню», вылезли из воды и окружили Кандри и Меланиппе.

Антиопа осталась сидеть на стволе и еще сильнее стала похожа на довольную кошку. Остальные девочки распевали хором:

– РАЗДЕВАЙСЯ! РАЗДЕВАЙСЯ!

Вдруг Кандри почувствовала, как одна из девчонок хватает край ее туники и тянет вверх, так что ткань закрыла ей голову и прилипла к лицу. Ослепленная, Кандри ожесточенно попыталась освободиться, и тут поняла, что вокруг нее воцарилась странная тишина. Ее мучительницы разом замолчали.

Руки, державшие ее, исчезли. Кандри торопливо одернула тунику, а когда подняла голову, увидела потрясенное, сердитое лицо Антиопы. Царевна спрыгнула с поваленного дерева в воду и теперь смотрела на Кандри, злобно сощурив карие глаза.

– Ты не такая, как мы, – постановила она.

Стоявшая чуть поодаль Меланиппе с серьезным видом покачала головой:

– Моя опекунша – эфора, я все ей расскажу.

Когда час спустя Кандри вернулась домой, ее туника все еще не просохла. Мать, занятая починкой шкива на террасе, отложила инструменты, увидев, как из люка появляется ее дочь, в мокрой одежде, с грустным лицом.

– Что с тобой случилось?

– Я упала в воду, – солгала Кандри, отводя глаза, чтобы избежать внимательного взгляда матери.

Впрочем, она заметила, как мать сильно побледнела.

– Ты упала в воду в одежде?

Кандри решила не рассказывать матери о происшествии на берегу реки, но этот вопрос вновь живо напомнил ей о только что пережитых издевательствах. По ее щекам потекли крупные горячие слезы. Она попыталась их сдержать, ее лицо исказилось, подбородок задрожал, и слова вдруг полились из ее рта сплошным потоком, прерываемые судорожными рыданиями:

– Я не хотела идти на реку, но я очень сильно обожглась жгучей травой и пошла туда, потому что ты мне говорила, что от воды будет лучше. Я осталась в одежде, но Меланиппе и Антиопа захотели, чтобы я разделась, а потом они сказали, что я не такая, как они. Меланиппе сказала, что все расскажет своей матери и что ее мать эф… эфора…

Когда последнее слово сорвалось с губ Кандри, зрачки матери стали крошечными на фоне белков, как острия стрел. От плача Кандри начала икать, думая о том, что сейчас уж точно получит пощечину, которой страшилась с самого утра.

Однако мать медленно опустилась на бревно, глядя прямо перед собой широко открытыми глазами. Повисло долгое молчание, нарушаемое лишь всхлипываниями Кандри; девочке немного полегчало, после того как она сбросила с души этот груз. Наконец мать поднялась и плотно сжала губы, костяшки пальцев у нее побелели.

– Собери свои вещи, мой птенчик. Завтра мы отправляемся в путешествие.

На следующий день Кандри сидела в седле за спиной матери и смотрела, как мимо них, со скоростью движущейся быстрой иноходью кобылы, проплывают деревья. Девочка чувствовала, как мать напрягается всякий раз, завидев вдалеке шлем с плюмажем кого-то из амазонок. Случилось что-то плохое, но Кандри не осмеливалась спросить, что происходит.

Они тронулись в путь очень рано, еще до того как запели первые птицы. С утра Кандри казалось, будто у нее в животе завязывается узел, поэтому она не стала есть сваренную матерью кашу. Впрочем, мать тоже не выказала никакого аппетита, у нее под глазами набухли красные круги. Перед тем как они уехали, Темис быстро сжала Кандри в объятиях. Девочка очень удивилась такому проявлению чувств: обычно амазонка терпеть не могла подобные показные нежности. Утро определенно выдалось очень странное.

Солнце уже стояло в зените, когда мать направила кобылу в подлесок.

– Почему мы сходим с тропы, мама? – спросила Кандри, подскакивая в седле из-за движений бегущей лошади.

– Потому что граница в полулиге отсюда, а нам нельзя встречаться с часовыми, несущими дежурство. А теперь помолчи.

Пока они закладывали большой крюк, чтобы не попасться на глаза стражницам, Кандри все сильнее охватывало нервное возбуждение. Она еще ни разу в жизни не покидала лес: лишь амазонки, носящие пояса, имели право выходить из чащи. В представлении девочки край леса являлся некой волшебной и одновременно устрашающей гранью между безопасным миром амазонок и хаосом, царящим снаружи. Она то и дело выглядывала из-за материнского плеча, пытаясь рассмотреть эту магическую черту. Вокруг росли гигантские эвкалипты, а земля между ними была залита большими пятнами света.

– Скажи, мама, почему ученицы не имеют права покидать лес? – прошептала Кандри матери на ухо.

– Потому что у вас нет поясов с живой лазурью, которые могли бы вас защитить.

– От чего защитить, мама? От темискирских солдат?

– Не только.

Кандри почувствовала в голосе матери неуверенность. Амазонка натянула поводья, и кобыла замедлила шаг, а потом остановилась. Без стука ее копыт лес вновь стал безмолвным. Мать спешилась и сжала колено Кандри. Она подняла на девочку свои голубые глаза, ставшие вдруг огромными и блестящими.

– Ты еще слишком мала и вряд ли поймешь, но у меня нет выбора. Ты должна пообещать мне кое-что очень важное, птенчик.

Кандри затаила дыхание.

– У тебя не должно быть детей. Никогда. Пообещай, что никогда не обзаведешься потомством.

Кандри чуть не рассмеялась: ей казалось, что сдержать такое обещание очень просто. Ей было всего семь лет, и в ее глазах дети являлись всего лишь ее враждебными сверстницами или младенцами, постоянно требующими молока. Она определенно не собиралась заводить собственных детей.

– Обещаю, мама.

Они снова тронулись в путь. Кандри, не оставлявшая надежду увидеть край леса, вся извертелась, выглядывала то из-за правого плеча матери, то из-за левого. Волнение девочки моментально испарилось, когда эвкалипты вдруг закончились, уступив место широкой зеленой прерии – впереди раскинулось море зеленой травы, простиравшееся до самого горизонта.

У Кандри округлились глаза. Никогда еще перед ней не открывался такой простор. Северный ветер обдувал ей лицо, шелестя оставшимися позади ветвями и листвой. Повинуясь командам матери, кобыла спустилась в неглубокую долину, скрывавшую путниц от взоров стражей. В тени отдельно растущих деревьев тут и там паслись дикие копытные животные. Путешественницы проехали мимо стада огромных наземных птиц, которые клевали высокую волокнистую траву равнины. Кандри вертела головой во все стороны, чтобы ничего не упустить.

– Мама, это пиорнисы?

– Да. Только нужно говорить «эпиорнисы», а не «пиорнисы».

– Помнишь тот омлет, что мы готовили, мама? Из огромного яйца эпиорниса?

– Помню, мой птенчик.

Восхищенная этим открытием, Кандри принялась болтать без умолку, комментируя все новое, что видела вокруг. Обогнув стадо эпиорнисов, они проехали мимо деревни илотов, небольшой группы соломенных хибар, притулившихся на склоне холма. Кандри с гордостью констатировала, что деревья-хижины амазонок намного удобнее и практичнее, чем дома, стоящие на земле. Мать почти не отвечала на восторженные замечания дочери. Вдалеке они увидели нескольких илотов, которые шли работать на свои поля или пасти скот. Многие воительницы происходили из деревень: дочерей бедных крестьян в раннем возрасте отдавали в лес, на воспитание амазонкам, как произошло с Меланиппе. Амазонки защищали илотов, а те взамен снабжали воительниц продовольствием и кормом для лошадей. В конце прошлой зимы – ей тогда было всего шесть лет – Кандри услышала разговоры о восстании в деревнях. Она не знала, что такое «мятеж», но селяне, наверное, с головой погрузились в это таинственное занятие, поскольку повозки с зерном и припасами больше не поступали в лес. К счастью, амазонки отправили в деревню отряд и положили конец восстанию. Они вернулись с гружеными телегами, и все вновь стало как прежде.

Кандри чувствовала себя совершенно разбитой, когда мать наконец остановила лошадь. Они оказались рядом с небольшим, выкрашенным белой известкой строением, зажатым между двумя полями овса. Кандри вошла в сарай и испытала разочарование, обнаружив внутри лишь кучу гнилого дерева и сломанные сельскохозяйственные орудия, разбросанные по земляному полу. Она повернулась к матери – та распаковывала вещевой мешок, доставала овсяный хлеб, циновку и тонкое одеяло.

– Что мы теперь будем делать? – спросила Кандри.

– Проведем ночь здесь, – ответила мать, усаживаясь на циновку. – Давай-ка, бери хлеб и иди сюда.

Она усадила дочь рядом с собой и стала заплетать ей волосы. Кандри жевала овсяный хлеб, а жесткие пальцы матери то и дело задевали ее уши, разделяли волосы на отдельные пряди.

– Мама, а куда мы пойдем завтра? – спросила Кандри, глядя на мать снизу вверх. Она видела только ее подбородок.

– Сама увидишь, мой птенчик.

Заплетя Кандри косы, мать прижала ее к груди и стала покачивать, тихонько напевая какую-то песню. Время от времени она целовала дочь в висок, щеку или лоб. На лицо Кандри капнула горячая слеза. Обессиленная после целого дня, проведенного верхом, Кандри уснула в теплых материнских объятиях.

Проснувшись на следующее утро, она несколько долгих секунд не могла понять, где находится. Постепенно перед ее взором проступили очертания пыльного сарая. Мать укрыла ее одеялом и уложила на циновку, возле изголовья лежал небольшой сверток с едой. А прямо перед ней стоял, прислонившись к стене сарая, какой-то человек и молча наблюдал за девочкой из тени. У Кандри вырвался крик изумления. Она поспешно сбросила с себя одеяло, а человек отлепился от стены и подошел к ней. Льющийся в окно и дверь свет упал на его лицо.

Кандри еще ни разу не видела мужчин, но тут же поняла, что перед ней именно мужчина. У него на подбородке росли грубые волосы, как у самых старых амазонок, только намного гуще. Руки у него были толстые, как стволы молодых эвкалиптов. Страх сдавил Кандри горло. Ее никогда не интересовали наставления взрослых касательно внешнего мира, но главную идею она усвоила: мужчины – враги амазонок.

– Вы кто? – взвизгнула девочка. – Где моя мама?

– Она ушла ночью, – ответил человек. – И оставила тебя мне.

Потрясенная его серьезным тоном, Кандри несколько секунд пыталась осмыслить услышанное. Потом истина постепенно начала доходить до нее. Девочка вспомнила странное поведение матери накануне, вспомнила, как печаль исказила ее черты, как она покрывала лицо Кандри влажными поцелуями.

Мать ушла. Бросила Кандри одну.

В груди девочки словно набух огромный ком, мешок, полный горя, слишком тяжелый для нее. В следующее мгновение этот мешок прорвался, и Кандри почувствовала, как ее лицо заливают слезы отчаяния.

– Иди сюда, – велел мужчина и резко схватил девочку за одну из длинных кос.

Кандри отбивалась и кричала, так что задребезжали разбросанные по амбару тяпки и лопаты. Сквозь слезы она увидела в руке мужчины кинжал. Он сейчас зарежет ее, как свинью.

Однако, вместо того чтобы чиркнуть Кандри по горлу, человек начал отрезать одну из ее кос. Вжих! Коса с приглушенным шлепком упала на земляной пол. Растерявшись, Кандри перестала отбиваться.

– Поверь, тебе не стоит оставаться с матерью, – проговорил незнакомец, отрезая и бросая на землю вторую темную косу. – Ее свирепые соплеменницы убьют ее, когда узнают, что она сделала. Ей изначально не следовало тебя оставлять.

– Почему? – спросила Кандри.

Человек заставил ее повернуться и поднес лезвие кинжала к ее лицу. В ровной блестящей поверхности оружия Кандри увидела отражение своих голубых, покрасневших от плача глаз, квадратную челюсть, которая так ей не нравилась, и короткие волосы, завивавшиеся над висками.

– Потому что ты мальчик.

Человек выпрямился и вложил кинжал в ножны.

– Мой мальчик. И отныне твое имя Алькандр.