Текст книги "Дочь леса"

Арка

Голову Арки стиснула сильная боль. Виски сдавило так, что девочка не решалась открыть глаза. Перед ее опущенными веками горел красный свет – лучи палящего солнца. В голове эхом отдавалось непрерывное гудение. Толстые меха, в которые она была одета, казались невероятно тяжелыми, но, по крайней мере, сглаживали неровности почвы, на которой лежала девочка. В какой-то момент из всех этих ощущений выделился запах перегноя и золы и защекотал ноздри.

Арка никак не могла вспомнить, что делала минуту назад: мысли путались, ее словно оглушило. Наконец она решила встать, не открывая глаз. От этого движения тело будто распалось на тысячи частиц, а потом снова обрело прежнюю форму. Арка открыла глаза.

На ее меховой куртке расплылось алое пятно. Арка с трудом сняла одну из рукавиц, поднесла руку к носу и поняла, что нижняя часть ее лица покрыта толстой коркой засохшей крови.

Ее ноги лежали на земле, покрытой папоротниками и сильфионами. В подлеске густо рос кустарник. Арка огляделась. Вокруг поднимались обугленные останки деревьев, черные голые пики среди буйной зелени. Головная боль постепенно проходила, и к девочке начали возвращаться воспоминания. Гиперборея. Рифейские горы. Пентесилея. Лавина.

Что она делает в этом месте, хотя должна быть погребена под слоем снега толщиной в три фута? Где она? Неужели лавина ей просто приснилась? Может, она до сих пор спит и видит сон?

Обожженные деревья походили на мрачных призраков, блуждающих среди невысоких кустов. Взгляд Арки остановился на самом толстом обугленном стволе, молчаливом свидетеле пожара, память о котором природа пыталась стереть. У его подножия росли папоротники, но между их листьями проглядывали почерневшие от огня доски. Еще ни разу в жизни Арка не приходила в такое замешательство.

Она находилась в лесу амазонок, рядом с останками своего дерева-хижины.

Девочка прижала пальцы к вискам. Она никак не могла попасть в лес амазонок, потому что он расположен в тысячах лиг от Рифейских гор. Возможно, она сейчас лежит под лавиной и бредит?

Впрочем, все ощущения казались вполне настоящими, начиная с ползающих по ее коже насекомых и заканчивая солнцем, припекающим ее макушку. И потом эти симптомы… Беспамятство, головная боль, кровотечение из носа – все это побочные эффекты сильного выброса магической энергии. Словно за секунду до того, как ее накрыла лавина, девочка сумела телепортироваться из Рифейских гор в лес амазонок. Вообще-то ни один человек на такое не способен.

Арка поняла, что от отца-лемура ей достались кое-какие способности.

Петрокл

Чем дольше длилось его заточение, тем пессимистичнее Петрокл оценивал свои шансы когда-либо выбраться из Экстрактриса живым. С тех пор как месяцем ранее гиперборейских магов взяли в заложники, тюрьма постоянно давала молодому человеку поводы думать о своей возможной скорой смерти.

После захвата магов в амфитеатре амазонки согнали их группами по тридцать человек в общие камеры тюрьмы, предварительно выпроводив оттуда бывших заключенных. Условия содержания в тюрьме были чудовищными. Помимо тесноты (ночью пленники лежали прямо на полу, прижавшись друг к другу) быстро выяснилось, что амазонки не собираются их кормить. Поскольку они не могли наладить снабжение тюрьмы, осажденной гиперборейской полицией, воительницы решили оставить большую часть еды для себя. Раз в три дня каждому заложнику выдавали по куску черствого хлеба – вот и все. В первые дни заключения Петрокл так мучился из-за чувства голода, что боялся сойти с ума. Спустя декаду болезненные спазмы в желудке утихли. Теперь молодой человек жил с ощущением постоянного головокружения, ноги у него дрожали, болела голова. Прежде ему и в голову не могло прийти, что можно так долго продержаться без привычного перекуса в виде булки с соусом.

Преимущество этого вынужденного поста заключалось в том, что нужда в некоторых потребностях отпала: в течение последней декады никто из сокамерников Петрокла ни разу не присел на корточки в углу камеры. Настоящее облегчение, учитывая, что амазонки заставляли пленников убирать свои нечистоты вручную.

Зато, коль скоро маги по-прежнему имели право на несвежую воду, питье и последующий вывод жидкостей оставались насущной проблемой, с которой Петрокл столкнулся лично. Из-за его юного возраста и апатичного поведения амазонки посчитали, что он идеально подходит на роль уборщика четвертого уровня тюрьмы.

Каждый день Петроклу приходилось разбивать лед на канале, соединявшем тюрьму с седьмым городским уровнем, наполнять водой деревянные ведра, а затем, неся по ведру в каждой руке, доставлять их на свой этаж. Потом он ставил ведра на старую скрипучую тележку и двигался с ней мимо разных камер четвертого уровня. Несколько раз останавливался, чтобы забрать ведра с мочой, которую в конце маршрута выливал в тюремную шахту для отходов.

В каждой камере всегда стояло лишь два ведра: из одного – пили, в другое – мочились. Амазонки часто заставляли Петрокла менять эти сосуды местами, они никогда не жалели усилий, чтобы лишний раз унизить магов.

Таким образом, Петрокл ежедневно проводил несколько часов, толкая свою тележку с ведрами, в которых весело плескались жидкости. Стоило колесу наехать на чуть выступающий камешек в полу, содержимое ведер расплескивалось, раз за разом пропитывая тогу молодого человека очередной порцией мочи. Петрокл чувствовал себя бродягой с первого уровня. Когда он возвращался в камеру, даже его товарищи по несчастью, лишенные возможности помыться с тех пор, как стали заложниками, замечали, что от молодого человека неприятно пахнет.

Шли дни, силы Петрокла истощались, и заниматься этим неблагодарным делом становилось все труднее и труднее. Тем не менее юноша с удивлением обнаружил, что даже из самой черной работы, которую ему прежде никогда не доводилось выполнять, можно извлечь кое-какую пользу.

Во-первых, благодаря обязанностям тюремного водовоза он мог на два часа в день выходить из переполненной камеры. Далее он имел привилегию пить воду, не смешанную с мочой. Прибегнув к своей едкой самоиронии, он даже сумел задобрить надзиравшую за ним амазонку: однажды она незаметно дала ему перчатки, и теперь его потрескавшиеся от колки льда пальцы не так сильно страдали. Наконец, когда Петрокл таскал ведра и толкал тележку, он не чувствовал холода.

По сути, самым худшим в его заключении стала царившая в камере промозглая атмосфера. Как любой гипербореец, Петрокл никогда в жизни не мерз, поэтому удивился, обнаружив, насколько изматывающим может быть это ощущение. Как он ни расправлял полы тоги, стараясь прикрыть все тело, озноб пробирал его до костей. По ночам холод заставлял его трястись как осиновый лист и высасывал из тела последние запасы энергии. Даже когда надзирательницы отходили достаточно далеко, юноша не пытался воспользоваться магией, поскольку от истощения все равно ничего не смог бы сделать. Петроклу не нужно было лишний раз смотреть на свои худые руки, чтобы понять, что он мало-помалу превращается в ходячий скелет.

Впрочем, не он один находился в столь плачевном положении. Все двадцать девять магов, запертых с ним в одной камере, выглядели истощенными и осунувшимися. И снова им повезло: до сих пор никто из них не погиб. Раздавая воду, Петрокл неоднократно видел, как амазонки выносили из соседних камер безжизненные тела – в последний раз это был министр торговли.

Ко всем этим лишениям добавлялась постоянная неуверенность в завтрашнем дне. Узники не знали, что амазонки собираются с ними сделать, не понимали их целей; нескольких магов, осмелившихся задавать вопросы, пронзили копьями. Казалось, воительницы чего-то ждут, вот только чего? Никакой информации из внешнего мира в Экстрактрис не просачивалось. Заключенные могли только гадать и строить предположения. Петрокл чувствовал нарастающее беспокойство амазонок, словно событие, которого они ждали, никак не случится. Если в первые декады воительницы ликовали и всячески издевались над пленниками ради забавы, то теперь притихли. Они явно нервничали и сгорали от нетерпения.

– Вы заметили? Они тоже худеют, – прошептал однажды один из сокамерников Петрокла, дрожа от пронизывающего холода.

Он кивком указал на надзирательницу, сторожившую их камеру, молодую женщину с короткой стрижкой. Действительно, доспехи воительницы стали ей заметно велики. Именно эта амазонка подарила Петроклу перчатки. Заключенные ценили ее, так как она редко их била и не мучила, чтобы скоротать время. Петрокл иногда задавался вопросом, не оказалась ли она в точно такой же ситуации, что и они.

– Раз они вынуждены экономить еду, значит, у них заканчиваются продукты… – продолжал маг.

Амазонка внезапно повернулась к камере.

– А ну заткнитесь! – воскликнула она, ударяя копьем по металлическим прутьям.

Узники сразу умолкли, и в установившейся тишине звук загремевшей решетки отозвался звонким эхом. Старый маг, лежавший в углу комнаты, приглушенно заворчал. Петрокл прислонился к стене и повернул голову к узкому окну, в которое мог видеть кусок серого неба, наполовину скрытый одним из куполов Магистериума. Что станут делать амазонки, если закончится еда? Чего доброго, надумают заняться каннибализмом, они же сущие варварки. В конце концов, всем известно, что они считают мужчин животными…

Взгляд молодого человека бездумно скользил по небосводу и вдруг зацепился за интригующую деталь. В сторону Экстрактриса летела большая хищная птица. Когда она приблизилась, Петрокл понял, что существо это намного крупнее, чем показалось на первый взгляд. Он не успел подойти ближе к окну: птица уже исчезла из поля зрения.

– Все еще надеешься, что Ласти нас спасет? Если он до сих пор жив, то, вероятно, уже присоединился к амазонкам вместе со своей мелкой девчонкой-воительницей.

Встревоженно размышляя о размерах увиденной им хищной птицы, Петрокл посмотрел на Родопа, сидевшего на полу чуть в стороне от него. Ну почему из всех одноклассников в соседи по камере ему достался именно тот, кто больше всего его злил?

– Докучай кому-нибудь другому. Я-то знаю, что твоя желчь проистекает из разочарования от того, что Пирра дала тебе отставку, – пробормотал юноша в ответ.

– Я часто задавался вопросом, как Пирра могла встречаться с кем-то вроде Ластианакса, – не унимался Родоп. – Скучный крючкотвор. Вечно ходил, уткнувшись носом в бумажки. И, кстати, нос у него горбатый.

– Даже нос Ластианакса более самодостаточен, чем ты, – раздраженно огрызнулся Петрокл.

Родоп громко и насмешливо рассмеялся.

– Когда твой хваленый Ласт придет нас освобождать, напомни мне сказать ему, что с тобой у него больше шансов, чем с Пиррой.

Петрокл ничего не ответил и отошел к решетке, стремясь положить конец неприятному разговору. Со своего места он видел огромный атриум, пронизывающий все здание снизу доверху, и многочисленные пешеходные мостки, соединяющие тюремные уровни друг с другом. Петрокл прислонился лбом к холодным металлическим прутьям и стал смотреть на своих товарищей по несчастью, томившихся в соседних камерах. Стоявшая в нескольких футах от их камеры тюремщица подозрительно посмотрела на молодого человека, но тут же потеряла к нему интерес. Несмотря на свой высокий рост, Петрокл никогда не производил впечатление внушительного человека. Здесь, в тюрьме, этот недостаток оказался весьма полезным.

В последний раз Петрокл видел Ластианакса на куполе Магистериума сразу после захвата заложников – если, конечно, это действительно был Ластианакс. Кто знает, выжил ли его друг? Сидя в тюрьме, Петрокл не имел возможности это выяснить. На протяжении последнего месяца он продолжал задаваться вопросом, какие причины побудили Ластианакса донести на самого себя ради сомнительного удовольствия присоединиться к своей ученице на арене. Сторонний наблюдатель со всей уверенностью заключил бы, что именно Арка убила министров и подготовила вторжение амазонок. Однако Петрокл считал, что процесс провели крайне поспешно, а главное, никто так и не упомянул загадочного лемура.

Молодой человек проклинал Ластианакса с его культом секретности, как вдруг по атриуму разнесся пронзительный звон сигнального колокола. Стоявшие в проходах амазонки сорвались с мест и бросились к наблюдательному посту. Петрокл ошеломленно смотрел, как убегает их тюремщица. Находившиеся в камерах маги столпились у решеток.

– Побег, – сказал Родоп, возвышая голос, чтобы сокамерники услышали его, несмотря на звон.

– Или вторжение, – возразил один из магов, указывая на вход в тюрьму, расположенный на седьмом уровне.

В самом деле, там, похоже, происходило какое-то движение, но что именно творилось, Петрокл не видел: мешали пешеходные мостки, затягивавшие межуровневое пространство, подобно паутине. Сжимая в руках копья, воительницы карабкались по лестницам группами по четыре человека, то и дело выкрикивая какие-то приказы. Петроклу подумалось, что амазонки добрались бы на вершину намного быстрее, если бы воспользовались левитаторами, но потом вспомнил, что живая лазурь на их поясах делает бесполезными любые магические изобретения.

Медленно тянулись минуты. Маги приникли к прутьям решеток и напряженно прислушивались, но сверху доносились только отрывистые голоса и лязг металла. Узники возбужденно обменивались вопросами вроде: «Что происходит?» и «Вы что-нибудь видите?». Вдруг между пешеходными мостками пролетело тело амазонки и упало на дно тюремного атриума. За первым трупом последовали два других. Через несколько минут по лестницам стали спускаться истекающие кровью воительницы. При виде такого беспорядочного бегства пленные маги разразились радостными криками, но быстро умолкли, потому что амазонки начали рассредотачиваться по камерам.

Петрокл видел, как их надзирательница приближается к их камере вместе с Барсидой, предводительницей амазонок: именно она вынудила молодых магов сбросить с парапета преподавателя магической механики. Все заключенные разом попятились к дальней стене. Женщины быстро отперли замок, вошли в камеру и снова закрыли за собой дверь.

– Первого, кто сделает хоть шаг, я проткну насквозь! – грозно вскричала Барсида, наставляя на узников копье.

Петрокл вжался в стену, понимая, что амазонка не колеблясь перейдет от слов к делу. Мозг молодого человека лихорадочно работал. Петрокл не понимал, что происходит, но эти амазонки явно попали в затруднительную ситуацию. Раз они решили спрятаться в камере, оказавшись таким образом как можно ближе к заложникам, значит, у них не осталось пути к бегству. Юноша сглотнул и попытался ни о чем не думать. Никогда еще спасение не было так близко, однако смерть тоже подступила к ним вплотную.

По атриуму разносился глухой, дробный перестук: это грохотали по лестницам сотни сапог. В следующее мгновение Петрокл услышал удары, крики, хрипы и прочие отзвуки потасовки и резни, происходившей на верхних этажах. Застывшие возле решетки амазонки мертвенно побледнели, прислушиваясь к этой жуткой какофонии.

– Они поменяли план, – выдохнула надзирательница с короткими волосами. – Решили избавиться от нас!

– Не думала, что он посмеет, – рыкнула Барсида. – Его собственный ребенок…

Не закончив фразу, она резко повернулась на каблуках и окинула съежившихся от страха пленников мрачным взглядом – в ее глазах плескалась неприкрытая ненависть. Петрокл понял, что воительница собирается использовать узников в качестве живых щитов. Позади амазонки, на лестницах, начали появляться темискирские солдаты, одетые в коричневые плащи.

– Бесполезно, Барсида, они убьют их, чтобы до нас добраться, – сказала вторая амазонка.

Словно в подтверждение ее слов, солдаты, двигавшиеся группами по десять человек, начали ломать замки на ближайших решетках, ловко орудуя металлическими булавами. Петрокл видел, как они входят в камеры и безжалостно вспарывают животы магам, за которыми пытались прятаться сбежавшие амазонки. В атриуме запахло человеческими внутренностями. Молодой человек слышал, как некоторые его товарищи по несчастью стонут и всхлипывают. В другое время его непременно бы стошнило, но его желудок уже давно был пуст.

Группа солдат приблизилась к их камере, последней на этаже. Барсида снова поглядела на заложников, как будто до сих пор колебалась. Петрокл еще никогда не чувствовал, чтобы его сердце так быстро колотилось в груди, однако между каждым следующим ударом проходила целая вечность. В следующий миг он подскочил от неожиданности, потому что амазонка уронила копье на пол.

– Они сделают вид, будто явились вас спасти, хотя на самом деле это именно они все придумали, – резко сказала Барсида.

Она расстегнула застежку под подбородком, сняла с головы шлем, украшенный белым плюмажем, и поставила его на пол рядом с копьем. Ее напарница последовала примеру предводительницы и отперла дверь камеры.

– Мы сдаемся! – выкрикнула Барсида, обращаясь к бегущим по проходу солдатам.

На секунду темискирцы замешкались, очевидно, удивленные неожиданной капитуляцией амазонок, но быстро опомнились. Они вошли в камеру, выставив перед собой копья. Четверо заставили амазонок лечь на пол, остальные оттеснили пленников еще дальше к стене.

В камеру вошел человек лет шестидесяти с густыми черными бровями; в отличие от простых солдат, его броня была богато украшена. Одну руку он вскинул, держа воительниц на мушке, благо его предплечье охватывали наручи, оснащенные специальным механизмом, стреляющим дротиками. Он оглядел распростертых на земле амазонок – солдаты прижимали их коленями к полу, – а также скучившихся у дальней стены магов.

– Какая приятная встреча, Филон, – насмешливо выплюнула Барсида, лежавшая уткнувшись щекой в пол.

Похоже, эта шпилька не понравилась вновь прибывшему.

– Эту заприте в камере-одиночке, – сухо приказал воин, указывая на Барсиду.

Потом кивнул на амазонку с короткими волосами:

– Эту убить.

– Нет! – закричала Барсида.

Ее напарница, прижатая к полу солдатами-птицеловами, рванулась из последних сил, но два здоровенных темискирца не дали ей сбежать. Один вытащил из ножен кинжал, второй схватил женщину за волосы и оттянул ее голову назад. Петрокл в ужасе наблюдал, как амазонка бешено вращает глазами. В следующий миг солдат-птицелов перерезал ей горло от уха до уха. Кровь брызнула потоком и залила пол, алая лужа подступила к ногам магов. Амазонка конвульсивно задергалась. Петрокл никогда не думал, что бывает такая долгая и мучительная смерть.

Темискирец с угольно-черными бровями повернулся к потрясенным, перепуганным магам:

– Вы останетесь здесь еще на некоторое время. Это для вашей же безопасности.

Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, он вышел из камеры. Следом за ним солдаты выволокли наружу упирающуюся Барсиду, пригнув ее голову почти к самому полу, потом вытащили окровавленный труп амазонки и заперли дверь, воспользовавшись связкой ключей, предварительно снятой с пояса убитой воительницы. Маги остались в камере, залитой кровью. Все они гадали, действительно ли освободились от амазонок или, напротив, угодили в лапы еще более грозного врага.

3
Гиперборея нас поблагодарит

Арка

Арке потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к последствиям своей неожиданной телепортации в Аркадию. Сначала она даже не могла подняться: от усталости все мышцы так ломило, что они едва двигались. С горем пополам девочка все же встала и на трясущихся ногах зашагала по руинам своего дерева-хижины, от которого остались лишь поросшие лианами почерневшие балки и черепки разбитых амфор. Вдруг она споткнулась о небольшой, поросший цветами холм и упала, уткнувшись носом в нежные листья элафор. В нескольких дюймах от ее лица в землю была воткнута ржавая сабля. Амазонки никогда не бросали оружие без причины: на самом деле это было место погребения. Могила Широн.

Арка не знала, кто похоронил ее опекуншу. Она всегда думала, что после пожара от тела Широн ничего не осталось. Это зрелище ее потрясло. Девочка поднялась и пошла прочь от могилы и руин своего старого дома.

Как и в тот, последний раз более двух лет назад, ноги сами привели ее на берег Термодона. По крайней мере, река не изменилась, по-прежнему неторопливо текла на своем законном месте. На противоположном берегу раскинулась нетронутая огнем часть леса – очевидно, после пожара амазонки отступили туда. Ветви эвкалипта протянулись над рекой, словно пытаясь прикоснуться к обгоревшим останкам своих павших собратьев. Вода преградила дорогу пламени. Ранив поджигателя, ответственного за случившуюся катастрофу, Арка помешала ему пересечь Термодон и опустошить остальную часть леса. Девочка снова и снова вспоминала, что этот человек, убийца Широн, был создателем ее отца-лемура. При мысли о том, что она связана с этим негодяем, Арка испытывала глубокое отвращение.

Она провела на берегу остаток дня и всю ночь. Несмотря на успокаивающее присутствие водного потока, Арка напоминала себе растение, которое безжалостно выдернули из привычной почвы и воткнули в песок. Телепортировавшись в Аркадию, она оставила в Рифейских горах Карапуза. Хотя ее конь порой проявлял удивительную сообразительность, его судьба так беспокоила девочку, что она даже попыталась вернуться в горы, как только почувствовала, что немного отдохнула. Увы, как бы сильно она ни концентрировалась на точке назначения, как бы ни напрягалась, ее попытки перенестись в горы не увенчались успехом. Оставалось лишь надеяться, что Карапуз сумеет выбраться из Рифейских гор живым.

А что сталось с Пентесилеей? Этот вопрос все время вертелся у Арки в голове. Дочь царицы Антиопы, с которой Арка вместе училась в лесу амазонок, упомянула некоего «хозяина». Неужели царевну тоже превратили в лемура? Это могло бы объяснить, как Пентесилее удалось выжить после полученных в Напоке смертельных ран. Арке не верилось, что царевна добровольно присоединилась к повелителю лемуров, заклятому врагу амазонок. По крайней мере, сейчас Арка оказалась в непосредственной близости от своего родного племени. Теперь только воды реки отделяли ее от воительниц.

Однако поток слишком глубок, вброд не перейдешь, а плавать Арка не умела. Она могла бы попытаться заморозить поверхность реки, но в середине Термодона, под ветвями эвкалиптов, начиналась синяя зона. В любом случае теперь, когда она вернулась в Аркадию, использовать магию опасно. И все же девочке так сильно хотелось зажечь огонь щелчком пальцев, что кончики пальцев зудели. Она заставила себя проглотить несколько сырых моллюсков, которых собрала на берегу, – этим маленьким хитростям, необходимым для выживания, ее научила Широн. К сожалению, никакого удовольствия эта трапеза Арке не принесла: гладкие скользкие улитки вызывали у нее тошноту.

Пройдясь по берегу Термодона, Арка обнаружила, что большие стволы эвкалиптов, которые прежде служили мостами, исчезли. Амазонкам пришлось убрать их, дабы использовать реку как естественную преграду. Остался лишь один путь через поток – брод, расположенный примерно в восьми лигах ниже по течению. Хороший боевой скакун из конюшен амазонок мог преодолеть это расстояние за несколько часов. Тринадцатилетнему двуногому человеку потребовался бы целый день.

На следующий день после телепортации Арка отправилась в путь, меховую куртку она сняла и несла в руках, оставшись в сапогах и майке. Чем больше река расширялась и изгибалась между скалами, тем сильнее Арка нервничала из-за перспективы возвращения к амазонкам. До сих пор она думала лишь о том, как бы сбежать от повелителя лемуров, и никак не ожидала, что воссоединение с родным племенем произойдет так скоро. Уезжая из Гипербореи, она полагала, что путешествие в Аркадию займет несколько месяцев и у нее будет много времени на размышления.

В конце концов, когда девочка добралась до мелкого участка реки, по которому можно было перейти на западный берег, ее живот словно превратился в сплошной комок нервов. Брод охранялся: на противоположном берегу стоял небольшой отряд амазонок на быстрых лошадях. Конические шлемы воительниц блестели на солнце, а на их инкрустированных живой лазурью поясах висели рога, чтобы в случае опасности можно было протрубить тревогу. У воды стояла груженная зерном телега, на облучке которой сидела крестьянка-илотка и ждала разрешения на ввоз своего груза: ни один мужчина не имел права входить в лес.

Амазонки посторонились, пропуская телегу, и крестьянка принялась усиленно погонять быков, заставляя их перейти через поток. Глядя, как вьючные животные тяжелой поступью взбираются на противоположный берег, а потом медленно исчезают за эвкалиптовыми деревьями на другой стороне, Арка бросила сапоги и меховую куртку в заросли папоротника, спрятала браслет-крылья в карман и босиком зашагала к воительницам.

Несмотря на минувшие два года и множество испытаний, выпавших на ее долю с тех пор, как девочка покинула лес, она как никогда страшилась встречи со своими старшими соплеменницами.

Было бы поистине большой неудачей, встреть Арка воительниц, знавших ее в детстве, однако ее народ насчитывал несколько тысяч бойцов, и девочка испытала облегчение, увидев, что все дозорные ей незнакомы. Женщины подозрительно наблюдали за приближавшейся к ним девочкой. Арка надеялась, что ее майка сойдет за одну из туник, которые носили юные амазонки.

– Ну, и чего ты хочешь? – резко поинтересовалась самая высокая амазонка.

– Перейти на тот берег и попасть на свое дерево-хижину, – в тон ей ответила Арка.

– Ты ученица? Что ты делаешь за пределами леса?

– Да, – сказала Арка. – Я ученица из числа тринадцатилеток. Упала в воду выше по течению, и река вынесла меня на северный берег, – солгала она.

– Кто твоя мать?

– Я воспитанница Темис.

Эта ложь сорвалась с ее губ сама собой. Темис была старой подругой Широн и единственной амазонкой, которой была небезразлична ее судьба. Арка никогда особо не любила Темис, но знала, что может рассчитывать на молчание старой воительницы. Она скрестила пальцы за спиной, отчаянно надеясь, что дозорные проглотят ее рассказ.

– Кто-нибудь знает эту Темис? – спросила высокая амазонка, поворачиваясь к напарницам.

– Вроде бы это старая ветеранка из третьей дивизии, – ответила одна из амазонок. – Никогда не слышала, чтобы у нее была воспитанница, но при мне никто никогда и не говорил, что у той ее нет.

– Я могу вас к ней отвести, – тут же предложила Арка.

– Нет, не нужно. Давай, проходи и в следующий раз не падай в реку.

Арка поспешно прошмыгнула мимо всадниц, пока они не передумали. Термодон тек с гор, обрамлявших лес амазонок с юга, и воды реки были холодны как лед. Девочку пробирала дрожь, пока она шлепала по воде, доходившей ей до середины бедер. Босые ноги скользили на неровной, скользкой гальке, устилающей речное дно.

Она ступила в тень деревьев и подняла глаза вверх, к кронам. Растущие в Аркадии эвкалипты обладали способностью распространять воздействие живой лазури. Дюжина самородков, помещенных внутрь нескольких старых деревьев-хижин, создавали синюю зону, охватывавшую многие сотни гектаров. Сеть корней и ветвей действовала как единый гигантский отражатель магии. Арка коснулась поверхности воды кончиками пальцев и попыталась заморозить небольшой участок. Ничего не произошло. Она действительно вернулась домой, в лес амазонок.

Девочка вышла из воды на противоположный берег. У брода начинались три хорошо утоптанные дороги, скрывавшиеся в лесной чаще. Арка обернулась и обнаружила, что караульные наблюдают за ней с явным подозрением. Следовало поскорее выбрать одну из дорог, вот только куда идти? Ее опекунша мертва, их дерево-хижина уничтожено; девочка не знала даже, где сейчас тренируется группа учениц, в которую она когда-то входила. Ведь теперь на северном берегу остались лишь обугленные стволы деревьев. В памяти снова всплыло имя Темис. Арка смутно припоминала, где живет старая воительница. Это лучше, чем ничего.

Она зашагала по левой дороге, морщась всякий раз, когда колючки впивались в ее ступни. Жизнь в Напоке, а затем в Гиперборее сделала ее ноги мягкими и нежными, а ведь прежде она спокойно бегала по тропинкам леса амазонок босиком, не испытывая никаких трудностей. В остальном Арку удивляло то, насколько знакомым оказался окружающий ее лес. Стволы напоминали ей гиперборейские башни. Дома лепились к верхушкам эвкалиптов, как наросты на напокских дубах. Тут и там размещались сделанные из обструганных кольев загоны для лошадей, в которых били копытами резвые скакуны. Вдоль ручьев примостились мастерские, занимающиеся изготовлением изделий из металла и кожи. Повсюду расхаживали амазонки.

Каждый раз, проходя мимо одной из воительниц, Арка чувствовала гордость – слишком разительный контраст представляли эти женщины по сравнению с уроженками Напоки или Гипербореи. Они передвигались большими шагами, выкрикивали приказы, передавая их от дерева к дереву, скакали верхом по лесным тропам, охотились на горных львов и диких коз, украшали руки боевыми татуировками и отрыгивали, если им этого хотелось. Увидев их, Арка сразу вспомнила, почему всегда мечтала стать амазонкой.

На одной поляне она увидела тренировку всадниц. Арка наблюдала, как воительницы отрабатывают упражнения, и представляла, как сама участвует в этих занятиях вместе с Карапузом. Потом девочка вспомнила, что ее конь сейчас в тысячах лиг отсюда. С тяжелым сердцем она продолжила путь, пытаясь сосредоточиться на дороге, лишь бы не думать больше о своем четвероногом товарище. По мере того как Арка продвигалась вперед, в ее памяти все яснее проступала дорога к дому Темис: «Вот вымощенный камнями проход… А потом, да, направо, по тропе, что спускается к потоку… Нужно повернуть к сожженному молнией эвкалипту… и двигаться вдоль реки…» День подходил к концу, когда девочка вышла на большую, поросшую сочной травой поляну, которую женщины-лесорубы расширяли, вырубая соседние деревья. Здесь паслись кобылы со светлыми боками и черными гривами, вокруг них бегали жеребята. Арка шла по траве, предусмотрительно обходя боевых кобыл и их потомство. Наконец она добралась до подножия большого эвкалипта, на вершине которого угнездилась полуразрушенная хижина.

Вместо железных шипов, которые обычно служили лестницей, к стволу были приколочены неровные доски – знак того, что здесь живет старая амазонка. Арка поднялась по ступенькам, машинально ведя ладонью по бледной коре: этот привычный ей с детства жест обрадовал девочку, словно неожиданная встреча с давно потерянным другом.

На полпути ее пальцы наткнулись на шишку в форме креста: в этом месте глубоко в ствол был воткнут самородок живой лазури. За много лет дерево, разрастаясь, покрыло инородное тело, так что остался лишь выпуклый шрам. Эвкалипт Темис был одним из десятков деревьев, распространявших синюю зону по всему лесу, как и дерево-хижина Широн, уничтоженное пожаром. Арка продолжила свой подъем и в конце концов добралась до изрытого червями пола террасы. Она пролезла через люк, не подавая голоса: девочка знала, что скрип досок насторожил обитательницу дома. Через несколько секунд из дома вышла Темис.