Текст книги "Дочь леса"

– Кого-то мне это напоминает, – с серьезным видом заметил Ластианакс.

Он подошел к мосткам над ямой и заглянул в один из огромных котлов, где булькала раскаленная субстанция. По соседним мосткам шагал рабочий, толкая перед собой тележку, нагруженную кубами орихалка. Мастер остановился над одним из чанов и опрокинул орихалк в расплавленный материал: кубы растворились за несколько секунд.

– Как производится адамант? – спросила Пирра.

– Это сложный процесс, – проворчал Комозуа. – В расплавленное стекло, нагретое до очень высокой температуры, нужно добавить цельный орихалк, а затем смесь пропускают через охлаждающую емкость, и она мгновенно затвердевает. Таким образом можно заморозить жидкий сплав, понимаете?

Пирра явно собиралась забросать мастера новыми узкоспециальными вопросами, но Ластианакс решил направить разговор в другое русло:

– Как получилось, что темискирцы настолько вам доверяют, что даже стали поставлять сюда кубы орихалка и позволяют производить адамант? – спросил он.

– У них нет выбора, лишь у нас есть нужное оборудование и навыки, чтобы его применять, – ответил Комозуа с горькой усмешкой. – Однако они нам не доверяют, вот уж нет.

Не успел он закончить фразу, как послышались торопливые шаги. В мастерскую влетели мальчишки, которых Пирра и Ластианакс видели несколькими минутами ранее в галерее: ребята выглядели донельзя взволнованными, как дети, которым взрослые доверили важное дело.

– Темискирцы явились! – воскликнул один из подростков по-напокски.

Ремесленники тут же оставили свои занятия и все как один уставились на Комозуа. Они явно нервничали.

– Что происходит? – прошептала Пирра, придвигаясь ближе к Ластианаксу.

– Прибыли солдаты-птицеловы, – перевел маг.

– Вот ведь наказание, – проворчал Комозуа. – Снова попытаются нас спровоцировать. Не поддавайтесь, они только этого и ждут! – гаркнул он, обращаясь к рабочим. – Первого, кто хоть слово им ответит, я выгоню взашей!

Он повернулся к Ластианаксу и Пирре и указал на большой деревянный ящик, в котором лежали готовые стеклянные пластинки.

– Сделайте вид, будто вы покупатели, желающие приобрести стекло для витражей. Если темискирцы узнают, что я принимаю у себя в мастерской магов, моему предприятию придет конец.

Пирра кивнула и, подхватив Ластианакса под локоть, увлекла его поближе к ящику. В ту же секунду в мастерскую вошли четверо темискирцев, одетых в коричневые плащи. Один из них, мускулистый человек с окладистой бородой[5]5
  Густой волосяной покров, который закрывает не только нижнюю часть лица, но и шею.


[Закрыть] и лейтенантским значком на груди, зычно выкрикнул, оглядываясь по сторонам:

– Ну что, напокцы, не везет вам, а? Думали обмануть нас, когда сбежали из своего города, словно крысы? Ан нет, мы достали вас и здесь, в Гиперборее, где вы вздумали паразитировать!

Подмастерья склонились над своими заготовками, печами и чанами, старательно избегая взгляда темискирца. Все молчали. В нескольких шагах от Ластианакса и Пирры Комозуа проверял температуру печи термоскопом, бдительно поглядывая то на рабочих, то на солдат-птицеловов.

– Я пришел проинспектировать, как продвигается работа, – продолжал темискирский лейтенант, расхаживая между тиглями, чанами, мешками с песком и горшками с выдувными трубками. – Мы обещали гиперборейцам, что попытаемся починить купол, а значит, вы должны производить адамант. Надеюсь, вы вкладываете в эту работу душу. Погодите-ка…

Он остановился перед стеллажом, на котором стояли в ряд хрупкие световые сферы.

– Что тут у нас? Это не адамант, так? Бесполезно загромождать вашу мастерскую лишним хламом.

Он начал одну за другой швырять сферы на пол. Собравшиеся в мастерской ремесленники вздрагивали каждый раз, когда очередной хрустальный шар с пронзительным звоном разбивался вдребезги. На лицах людей поблескивали капельки пота.

– Что, вам не жалко глядеть, как портят вашу работу? – выкрикнул темискирец. – А вот мне нравится бить эти стекляшки. Я прекрасно знаю, что все золото, что попадает в ваши карманы, идет на оплату преступлений, совершаемых в Напоке. Четыре месяца назад трое моих товарищей погибли, попав в засаду. А ведь у них остались дети, которых теперь некому кормить.

Резким взмахом руки лейтенант смел с полки оставшиеся там сферы.

– Зарубите себе на носу: у меня нет к вам ни капли уважения! – заявил он, поворачиваясь к рабочим. – Ваших дружков, оставшихся в Напоке, я ненавижу, но их я уважаю. Они, по крайней мере, остались в своем городе, а не сбежали поджав хвост, как сделали вы.

Видя, что ремесленники никак не реагируют на его слова, темискирец подошел к угловатому стеклодуву лет сорока, схватил его за воротник и притянул к себе, так что их носы почти соприкасались.

– Вот ты, например! Кого ты бросил в Напоке, приехав сюда? Подружку? Мать?

Рабочий не ответил, но его красное лицо посерело. Раскаленный стеклянный шар, прилепившийся к концу длинной трубки, который мастер до сего момента старательно поворачивал, деформировался.

– Не волнуйся, мы как следует о них позаботились, – издевательски протянул лейтенант, отпуская напокца.

Он стал прохаживаться по мастерской. Повисла напряженная тишина, лишь ревел огонь в печи, так что казалось, будто воздух в помещении вибрирует. Ластианакс понял, что темискирец вот-вот пройдет мимо них. Им с Пиррой во что бы то ни стало следовало сделать так, чтобы лейтенант счел их обычными гиперборейцами.

– Это стекло прекрасно подойдет для нашей спальни, – сказал он, выхватывая из ящика прозрачную пластину, показавшуюся ему особенно удачной.

Маг тут же сообразил, что его попытка казаться непосредственным провалилась: услышав его замечание, Пирра словно окаменела, но, хуже того, слова юноши привлекли внимание лейтенанта-птицелова. Темискирец повернулся к ним. Пирра бросила на него быстрый взгляд, потом пригляделась внимательнее; встретившись взглядом с девушкой, солдат расплылся в масляной улыбке.

– Какие красивые зеленые глазки, – протянул он, приближаясь к Пирре.

Трое других темискирцев, стоявших в дверях, принялись весело переглядываться – они явно поняли, что задумал их товарищ. Ластианакс тоже сообразил, куда клонит лейтенант, и в его душе вскипел гнев.

– Я тебя уже видел, – продолжал темискирец, прищуриваясь. – На седьмом уровне, когда мы развлекались с гидравлическим органом. Такие глаза не забудешь. Что такая прелестная гиперборейка делает в конуре этих паршивых собак, а?

Он подошел вплотную к Пирре, так что его длинная борода коснулась плеча девушки. Ластианакс чувствовал, что его спутница прилагает огромные усилия, чтобы не применить против темискирца свои магические способности. Он понимал, почему она сдерживается: Пирра не хотела спровоцировать столкновение, которое неизбежно привлекло бы к ним внимание раньше их запланированной вылазки в Экстрактрис. Зато Ластианаксу вдруг стало плевать на их план. Маг быстро посмотрел на лейтенанта-птицелова, на трех его напарников, потом обшарил взглядом мастерскую, пытаясь придумать, как увести отсюда Пирру.

В следующую секунду прогремел оглушительный взрыв.

– Что происходит? – взревел лейтенант-птицелов, круто оборачиваясь.

Он моментально забыл о Пирре. Девушка стиснула кулаки, сделала шаг назад и вопросительно посмотрела на Ластианакса: в ее взгляде читалось облегчение. Из дверцы одной из печей валил густой дым. В считаные секунды всю мастерскую заволокло черной пеленой, так что перепуганные лица рабочих и темискирцев скрылись из виду. Ластианакс услышал, как Комозуа кричит, перекрывая общий хаос:

– Выходите! Печь перегрелась, она сейчас взорвется!

Ластианакс видел, как лейтенант-птицелов торопливо идет к выходу вместе со своими солдатами. Рабочие последовали за ними. Пирра схватила мага за руку и потянула вниз, ближе к полу, потому что там было меньше дыма. Они присели на корточки.

– Это ты устроил? – выдохнула девушка.

– Нет, это Комозуа, он оказался проворнее меня, – ответил Ластианакс. – Идем, тут есть другой выход.

Согнувшись в три погибели, чтобы не дышать вырывавшейся из печи гарью, он провел девушку по мастерской между чанами, мешками и стеллажами. Наконец из дымовой завесы прямо перед ними проступила деревянная дверь. Маг распахнул створку и увлек Пирру в длинный коридор, который вывел их в небольшую кладовую. Они свернули на лестницу, прошли через другую дверь и оказались на открытом воздухе в узком проходе первого этажа с другой стороны башни.

Вокруг не было видно ни души. Тяжело дыша, Пирра прислонилась к облупившейся рекламной надписи, намалеванной на внешней стене башни. Ластианакс последовал ее примеру. Еще через несколько секунд они одновременно заметили, что держатся за руки. Девушка немедленно отдернула руку, потом закрыла глаза.

– Как ты? – встревожился Ластианакс.

– Могло быть и лучше, – ответила Пирра. – Надеюсь, мне больше никогда не встретится на пути это отребье. Хорошо, что он так быстро испугался и дал деру, – добавила она, открывая глаза.

Девушка разжала кулак другой руки, за которую не держался Ластианакс: на ее ладони лежал значок лейтенанта-птицелова.

– Когда Аспази принесет из швейной мастерской готовую одежду, у тебя будет полный комплект формы, и можно будет отправляться в тюрьму, – сказала она.

В ее глазах загорелся лукавый огонек. Сердце Ластианакса пропустило удар. Минуту назад они никак не могли разнять руки, а теперь словно приклеились друг к другу взглядами. Прошла секунда, вторая, третья. У Ластианакса мелькнула смутная мысль: не должен ли он в кои-то веки высказать вслух то, о чем думает? Пока он собирался с духом, чтобы заговорить, Пирра кашлянула.

– Нужно помочь стеклодуву починить печь, – проговорила она, отводя глаза. – Он великодушно пожертвовал ею, чтобы помочь нам улизнуть.

Ластианакс мысленно встряхнулся, пытаясь восстановить самообладание, и ответил:

– Комозуа никогда в жизни не пожертвовал бы ради нас своей печью. У него был заготовлен кирпич, в котором спрятана дымовая сфера. В нужный момент Комозуа расколол эту заготовку, чтобы избавиться от нежелательных посетителей. Я уже видел, как он проворачивает этот фокус, когда в мастерскую приходили с налоговой проверкой. Держу пари, через несколько минут Комозуа к нам присоединится.

И действительно, в следующее мгновение маги услышали у себя за спиной звук шагов. Еще через секунду в дверном проеме появился Комозуа с черным от копоти лицом.

– Зачем ты сюда пришел, носкут? Помимо того, чтобы портить мне торговлю? – раздраженно воскликнул он.

Пирра ответила вместо Ластианакса:

– Нам нужны ваши знания о природе адаманта, чтобы осуществить в Гиперборее то, что вам не удалось совершить в Напоке.

– То есть?

– Очистить город от темискирцев.

* * *

Час спустя мастерскую хорошенько проветрили, выгнав весь дым, благо солдаты-птицеловы ушли, и ремесленники вернулись к работе. Пирру и Ластианакса пригласили в самый тихий уголок мастерской – отведать наливку из гистамидов. Комозуа лично подал гостям дымящийся зеленоватый напиток в крохотных стаканчиках. В бытность свою подмастерьем Ластианакс никогда не любил этот горький напиток, а теперь неожиданно для себя обнаружил, что пьет его с удовольствием. Комозуа с причмокиванием осушил стакан двумя большими глотками, Пирра наблюдала за ним, капризно кривя губы, и не притронулась к своему стакану.

– А-а-а-ах, – протянул стеклодув, ставя на стол опустевший стакан. – Ладно, итак, что вы хотите знать об адаманте?

– Как разбить адамантовое стекло? – спросила Пирра.

– С помощью падающей башни, объятой пожаром, – прыснул Комозуа.

Видя, что ни Ластианакс, ни Пирра не разделяют его веселья, мастер добавил:

– Адамант – это материал, который почти невозможно разрушить, его мало что может пробить. Разве что…

Он встал и вышел в смежную с мастерской комнату, дверь в которую была закрыта занавеской. Пирра и Ластианакс обменялись заинтригованными взглядами. Несколько секунд спустя Комозуа вернулся, неся в руке маленький стеклянный флакон, наполненный какой-то прозрачной жидкостью с фиолетовым отсветом.

– Вот, – напыщенно произнес он, протягивая пузырек Пирре.

– Он очень холодный, – заметила девушка, поднимая флакон повыше и рассматривая плещущуюся внутри жидкость на просвет. – Что это такое?

– Ампула с жидким воздухом, – пояснил Комозуа, вновь усаживаясь рядом с магами. – Насколько мне известно, это вещество способно разлагать раскаленный докрасна адамант. Но в моем распоряжении есть лишь один флакон, и я предпочитаю оставить его себе, уж простите, – добавил он, протягивая руку.

– Как его производят? – спросила Пирра, не сводя глаз с ампулы и не торопясь возвращать ее мастеру. – Не помню, чтобы в списке вещей из Башни изобретений встречалось что-то подобное…

– Не все изобретения создаются магами – лишь самые бесполезные, – насмешливо проговорил Комозуа. – Впрочем, я не знаю, как производят жидкий воздух, – продолжал он, резко выхватывая пузырек из рук девушки. – Эту ампулу я получил от одного алхимика незадолго до разграбления Напоки. Мастерскую того умельца сожгли темискирцы, а вместе с ним умер секрет изготовления этого вещества.

– Как по-твоему, что будет с твоей мастерской, когда ты перестанешь производить адамант для ремонта купола? – поинтересовался Ластианакс. – Ты же сам слышал, что сказал только что лейтенант-птицелов: темискирцы убеждены, что твое золото идет на поддержку восстания в Напоке…

– Я слишком скуп, чтобы отдавать свои деньги кому бы то ни было, – надменно ответил Комозуа.

– В день, когда темискирцы перестанут нуждаться в твоих услугах, ты можешь попрощаться со всем этим! – воскликнул Ластианакс, поочередно указывая на печь, чаны и десятки суетившихся вокруг рабочих.

– Не пытайся убедить меня, давя на жалость, носкут. Мой ответ – нет.

Раздосадованный, Ластианакс попытался найти другие аргументы, чтобы убедить стеклодува, но тут вмешалась Пирра:

– Вы не показали бы нам эту склянку лишь ради того, чтобы помахать ею у нас перед носом. Сколько вы хотите?

На губах Комозуа появилась веселая улыбка.

– Твоя подружка разбирается в жизни намного лучше тебя, – обратился он к Ластианаксу по-напокски.

– Она не моя подружка, – возразил юноша. – Так сколько?

Несколько секунд Комозуа изучающе рассматривал магов.

– Тысяча гиперов, – ответил он наконец.

– Считай, что они твои, – сказал Ластианакс.

Пирра тут же яростно прошептала ему на ухо:

– Это слишком много, нужно торговаться!

– Слишком поздно, – заявил Комозуа, показывая свой золотой зуб. – Ты до сих пор не понимаешь ценности вещей, носкут, в том числе и цену твоей собственной работы. Вопрос закрыт, – добавил он на напокском. – Вы получите ампулу, как только я получу гиперы.

Он спрятал флакон в карман кожаного фартука и с довольным видом похлопал себя по груди. Злясь на Комозуа, а еще больше на себя, Ластианакс уже хотел было встать со стула, как вдруг мастер-стеклодув произнес:

– Послушай-ка, носкут… Сегодня утром мы с другими главами ремесленников немного поговорили, и, полагаю, эта тема заинтересует и тебя тоже. Ты слышал разговоры про выборы нового василевса?

– Слышал, – ответил Ластианакс, не понимая, куда клонит стеклодув.

– Мы ищем гиперборейца, который не находился бы под каблуком у темискирцев, – проговорил Комозуа. – И у которого достаточно денег, чтобы оплатить участие в выборах.

Удивленный этим заявлением, Ластианакс почесал затылок.

– Мне казалось, ты не поддерживаешь гиперборейцев, – проговорил он в конце концов.

– Я предпочитаю жить под управлением знакомого мне гиперборейца, а не темискирского генерала, уж поверь, – ответил Комозуа, ковыряясь в ухе грязным мизинцем. Пирра поморщилась от отвращения. – И потом, ты, по крайней мере, не прогнивший политик. Работая министром усреднения, ты сделал кое-что полезное. Люди с нижних уровней вспомнят об этом. Итак, носкут, как ты смотришь на то, чтобы выставить свою кандидатуру на грядущих выборах?

Ластианакс покачал головой.

– Даже если бы я захотел это сделать, все равно не смог бы: я осужденный законом преступник.

– Такое случается с лучшими из нас, – лениво протянул Комозуа, щелчком пальцев избавляясь от комочка ушной серы. – Жаль. А что насчет тебя? – обратился он к Пирре.

Девушка, как зачарованная наблюдавшая за гигиеническими процедурами стеклодува, вскинула брови.

– Я? – удивленно переспросила она.

– А что, у тебя тоже нелады с законом?

– Нет, – ответила Пирра. – Но я же женщина.

– И что с того?

Пирра просияла.

– Мне начинает нравиться твой бывший наниматель, – заявила она, поворачиваясь к Ластианаксу.

Потом со вздохом добавила:

– Люди ни за что не проголосуют за женщину.

– Почему нет? – возразил Комозуа. – Ты молода, прекрасно образованна, явно намного сообразительнее моего бывшего подмастерья-стеклодува, который рядом с тобой просто полудурок («Очень мило», – процедил сквозь зубы Ластианакс), а главное, на тебя приятно смотреть.

– Не понимаю, каким образом последний довод относится к делу, – кисло заметила Пирра.

– Поверь, у красавицы шансов на успех больше, чем у дурнушки, – объяснил Комозуа. – Красота очень помогает в жизни. Если уж ты сейчас не попытаешься занять место василевса, какая еще женщина это сделает?

Ластианакс видел, что последний аргумент попал в цель. Пирра сдвинула брови и с задумчивым видом откинулась на спинку стула.

– Подумай об этом, – продолжал Комозуа. – Когда вы вернетесь с золотом, чтобы обменять его на ампулу, мы обсудим это еще раз.

Пирра хранила молчание, пока Ластианакс вел ее обратным путем через Малую Напоку, не произнесла ни слова, пока они поднимались по лестницам пропускных пунктов. Девушка молчала всю дорогу до библиотеки. Ластианакс не стал мешать ее размышлениям, уверенный, что она придет к тому же выводу, что и он: даже если она выставит свою кандидатуру на выборах, то все равно потерпит неудачу. Тем сильнее было его удивление, когда Пирра, едва войдя в библиотечное хранилище, немедленно бросилась к стопке пергаментов, лежащих на столе рядом с планами Экстрактриса, схватила один и стала что-то быстро записывать. Ластианакс сделал вид, что хочет посмотреть на план, и заглянул в записи Пирры. Она составляла список идей для своей будущей политической программы. После долгих колебаний Ластианакс сел напротив нее и выпалил:

– Мне кажется, ты не должна принимать участия в выборах. Это опасно, и у тебя нет шансов избраться.

По выражению лица Пирры он тут же понял, что выбрал неудачные выражения: зеленые глаза девушки метали молнии.

– Что, думаешь, никто не станет за меня голосовать? – гневно спросила она. – Считаешь, из меня получится плохая правительница?

– Нет, конечно же, нет! – воскликнул Ластианакс. – Я убежден, что ты талантливее и способнее большинства магов, работавших в Магистериуме на протяжении последних пяти поколений, – заверил он Пирру. – Просто дело в том… – продолжал он, тщательно подбирая слова. – Ты не хуже меня знаешь, зачем темискирцы выдвинули эту идею с выборами: он хотят посадить Филона на трон василевса, чтобы уже никто не мог им перечить. Они ни за что не позволят победить кому-то другому. С нашей стороны было бы глупо надеяться на успех.

Девушка не отвечала, и маг добавил:

– Просто я боюсь за тебя, вот и все.

Казалось, его доводы обескуражили Пирру. Она принялась теребить уголок листа, на котором минуту назад делала записи. Ластианаксу стало совестно из-за того, что он подрезает Пирре крылья, юноша давно не видел, чтобы она бралась за какое-то начинание с таким энтузиазмом. Он знал, как трудно ей жилось после защиты: все ее товарищи получили посты в Магистериуме, тогда как она была обречена на безделье.

– Твой Комозуа прав, – проговорила наконец девушка. Между ее бровями залегла решительная складка. – Если этого не сделаю я, ни одна другая женщина точно не решится. И потом, позволь тебе напомнить, что мы собираемся вломиться в тюрьму. По сравнению с этим моя кандидатура на выборах василевса лишь приятная прогулка.

Пирра помолчала, потом насмешливо улыбнулась и добавила:

– Ты недооцениваешь склонность мужчин по отношению к женщинам, Ласт. Они никогда не увидят во мне достаточно серьезную угрозу, чтобы попытаться избавиться от меня до дня голосования. Убийство женщины-кандидата вызовет много ненужного шума. Я ничем не рискую.

– Разве что рискуешь победить, – заметил Ластианакс.

В глазах Пирры зажегся решительный огонек, она снова взялась за перо, придвинула к себе лист со своей политической программой и заявила:

– Значит, игра стоит свеч.

Арка

Большую часть двух декад, миновавших со дня ее возвращения, Арка провела, приводя в порядок хижину, уже давно нуждавшуюся в ремонте. Она заменила трухлявые ступеньки лестницы, покрыла стены известью, отшлифовала доски помоста и покрыла их олифой, выкорчевала синий плющ, побеги которого потихоньку сбрасывали с крыши солому, и починила ржавый шкив. До сих пор Арка никогда не питала особой любви к физическому труду, а теперь с удивлением обнаружила, что ей нравится работать руками. Дела отвлекали ее от мыслей о Ластианаксе, Карапузе, Пентесилее, Стериксе и Касике, а также обо всех людях и воспоминаниях, которые она оставила позади. С утра до вечера девочка орудовала молотком, пилила, красила, привинчивала. Она почти не отходила от дома, разве что выносила ночной горшок, таскала воду и забирала доски у амазонки-столяра, отвечавшей за их участок леса. Еще Арке казалось, что у нее на лбу прилеплен ярлык «ГИПЕРБОРЕЙСКАЯ УЧЕНИЦА», хотя с каждым днем это ощущение ослабевало.

За две декады она подновила все, что только можно было подновить в дереве-хижине. Лишь заколоченная комната избежала ремонта. Несмотря на жгучее желание взяться за это помещение, пребывающее в плачевном состоянии, Арка боялась осквернить это место, очевидно, ставшее чем-то вроде святилища. Несколько раз она спрашивала у Темис, кто жил в этой комнате, но амазонка всякий раз молчала как рыба.

Ночами девочка ворочалась в гамаке, вяло отмахиваясь от комаров, вгрызавшихся в каждый сантиметр ее кожи, и сгорала от желания восстановить эту комнату. Постепенно это стало для нее навязчивой идеей. После долгих колебаний Арка все-таки поддалась искушению. Однажды девочка дождалась, когда старая воительница уйдет выкапывать корни элафор, потом оторвала доски от дверного косяка и начала сгребать в кучу гнилые листья, устилающие пол. Комната напоминала ей ее собственную детскую, уничтоженную пожаром. Помимо деревянной лошадки, она обнаружила нацарапанные на стенах изображения животных, ожерелье из перьев какаду, похожее на то, что она когда-то сделала для Широн, и даже коробочку с сокровищами, вроде той, что была когда-то у нее. В коробочке лежали сброшенная во время линьки кожа тигровой змеи, кусочек янтаря, найденный на берегу Термодона, и четыре молочных зуба. Все эти предметы ясно указывали на то, что когда-то здесь жил ребенок, возможно, юная амазонка-ученица вроде самой Арки.

Увлекшись игрой в бабки[6]6
  Старинная народная игра, которой обязаны своим происхождением современные игральные кости. Игровой процесс заключается в ловкости бросания косточек («бабок»), давших название игре.


[Закрыть], найденные в старом горшочке, девочка не услышала, как ближе к вечеру вернулась Темис. Старая амазонка застала Арку сидящей на полу в центре перевернутой вверх дном комнаты. Увидев выражение лица Темис, девочка поняла, что совершила огромную ошибку. Кости выпали у нее из рук и дождем посыпались к ее ногам.

– Что ты тут делаешь? – глухо проговорила амазонка.

– Подумала, что нужно отремонтировать весь дом…

– Я не разрешала тебе всюду совать свой нос!

Голос Темис, обычно низкий и скрипучий, сорвался на пронзительный визг. У нее дрожали ноздри, от гнева она сделалась мертвенно-бледной, оглядывая оскверненную комнату.

– Я тебя приютила, а ты… ты… Вон отсюда! – рявкнула она, хватая девочку за плечо и толкая к выходу.

Арка вырвалась и на четвереньках отползла от амазонки.

– Кто здесь жил? – воскликнула она и поднялась на ноги, твердо вознамерившись получить ответ.

– Убирайся! Прочь!

Амазонка снова попыталась схватить девочку и выдворить из комнаты. Несмотря на возраст, она была довольно проворной. Арка увернулась, отпрыгнула в другой угол комнаты и схватила деревянную лошадку.

– Что за ученица здесь жила?

Она выставила перед собой фигурку, сунув ее под нос наступавшей на нее Темис.

– Ваша дочь?

Этот вопрос мгновенно погасил гнев амазонки. Плечи старухи поникли, затуманенные катарактой глаза впились в игрушку. Она словно забыла про Арку, а та наблюдала за Темис, напрягшись, как натянутая тетива лука.

– Я вырезала эту лошадку, – пробормотала Темис. – Это была любимая игрушка…

Она медленно протянула руку, забрала у Арки лошадку и погладила по неровно оструганным бокам своими заскорузлыми пальцами.

– Я относилась к этому ребенку как к собственному, но это была не моя дочь.

– А чья же тогда? – требовательно спросила Арка.

Амазонка резким жестом вложила деревянную фигурку в руки девочки.

– Убери все это на место и приходи на террасу, – распорядилась она прежним скрипучим голосом. – Здесь слишком много воспоминаний, я не могу мыслить здраво.

* * *

По своему обыкновению Темис не торопилась откровенничать. Она вручила Арке мешок с бобами и велела их почистить, а сама принялась чистить корни элафор. Они сидели и молча готовили ужин. Арку снедало любопытство, но девочка знала, что, если она опять совершит ту же ошибку и первая полезет с расспросами, Темис может вообще ничего не рассказать про маленькую комнату. Когда их миски опустели, старая амазонка достала трубку. Дым разогнал комаров, уже зудевших над террасой. Наконец Темис начала свой рассказ:

– До того как появилась ты, у Широн был ребенок.

Арка поперхнулась от изумления. Ей никогда не приходило в голову, что в молодости Широн могла стать матерью. В памяти девочки Широн осталась одинокой амазонкой, поэтому она испытала потрясение, представив, как ее опекунша держит на руках младенца. Арку охватила нелепая ревность. Оказывается, у Широн когда-то был родной ребенок, а она, Арка, стала всего лишь воспитанницей.

– Это был мальчик, – уточнила Темис. – Когда Широн его потеряла, то впала в глубокое уныние. Я пыталась ее расшевелить, но безуспешно.

Она постучала трубкой по перилам террасы, чтобы избавиться от излишков пепла. Арка вдруг вспомнила вопрос, который Понерия задала на первом уроке тайнографии: «Что амазонки делают с мальчиками?» Девочка открыла было рот, дабы спросить об этом Темис, но та продолжала:

– Я опустила руки и не горжусь этим. Широн несколько лет словно сидела в глубокой яме. Пожалуй, она более-менее оправилась, только когда появилась ты. Порой я жалею, что мало с ней общалась в то время. Возможно, она не погибла бы в пожаре, если бы я оказалась рядом.

Амазонка говорила монотонным голосом, словно смерть ее старой подруги просто мимолетная неприятность. Темис замолчала и обратила затуманенный взор на листья дерева, ставшие полупрозрачными в лучах заходящего солнца. Женщина моргнула, и в ее глазах блеснули слезы.

– Что с ним стало? – спросила Арка. – С сыном Широн?

Темис скользнула по ней взглядом.

– Ты знаешь о Лощине потерянных детей?

Арка нерешительно кивнула. Она догадывалась, куда приведет этот разговор, и не была уверена, что хочет дослушать до конца.

– Это большой овраг на северном берегу, – ответила она. – Мне всегда говорили, что нельзя туда ходить, потому что там бродят злобные духи.

С губ Темис сорвался едкий смешок, быстро перешедший в тяжелый кашель. Арка наблюдала, как амазонка силится прочистить легкие. В конце концов Темис сплюнула на лист эвкалипта и заявила своим хриплым голосом:

– Старая добрая история, ее всегда рассказывают, чтобы отвадить любопытных учениц от этой лощины. Они узнают о ней правду, когда повзрослеют, начнут развлекаться с парнями-илотами из близлежащих деревень и забеременеют, а потом произведут на свет мальчиков. Тогда-то их и отведут на край этой лощины, чтобы они сбросили своих младенцев с обрыва.

Арка вытаращила глаза, не в силах произнести ни слова, а Темис добавила:

– Такая судьба постигла сестру Широн около сорока лет назад. Бедняжка не перенесла удара и через несколько лет сама бросилась в тот овраг. Широн была очень привязана к сестре: в итоге те события и ее подкосили. Впоследствии, когда она закрутила интрижку с темискирским наемником и забеременела, то поклялась, что ни за что не переживет подобный ужас. В общем, когда она родила, ей удалось так все устроить, что никто не узнал о том, что она дала жизнь мальчику. Примерно в то время мы с ней и познакомились. Мы поселились здесь, все вместе. Я боялась, что эфора узнает об истинном поле Кандри. Если бы это случилось, командующие тотчас же сбросили мальчика в овраг, а Широн отрубили голову. Однако много лет ей удавалось все скрывать. А потом однажды все раскрылось – кажется, Кандри тогда как раз исполнилось семь лет. На следующий день Широн увезла Кандри, наверное, отдала его отцу, чтобы спасти ему жизнь. С тех пор она ни разу его не видела и уже не оправилась от этого.

Темис в последний раз выдохнула дым и положила трубку на перила.

– Кандри тоже был хулиганом. Из вас получилась бы отличная парочка.

Арка подумала о ребенке Широн. Интересно, как он выглядел? Выходит, где-то в этом мире живет еще один человек, воспитанный ее опекуншей. Девочка чувствовала глубокое потрясение, словно ей только что сообщили, что у нее есть брат.

– Вот почему люди ненавидят амазонок, – пробормотала она.

– Люди всегда позволяют себе судить о чужих обычаях, вместо того чтобы заняться своими делами, – проворчала Темис. – Посмотри на уроженок Гипербореи или Напоки: вся их жизнь сводится лишь к одному – набить брюхо и наплодить побольше детей. Их запирают в домах, дабы они растили там своих отпрысков. Разве такая жизнь лучше нашей?

Не давая Арке времени ответить, амазонка продолжила:

– Каждая женщина должна сама решать, заводить детей или нет. Вот я, например, никогда не хотела детей, и из-за этого меня не уважали командиры. Они желают, чтобы каждая амазонка родила маленьких воительниц, чтобы брать на воспитание меньше дочерей илоток. А если при этом в овраге появится один-два новых трупа – тем хуже.

Она встала, захрустев суставами.

– Никогда не следует жить воспоминаниями. Я была неправа, оставив комнату Кандри в первозданном виде. Раз уж ты здесь, эта комната вполне тебе подойдет. Тогда мне, по крайней мере, не придется постоянно натыкаться на висящий на террасе гамак. Завтра сделаешь в этой комнате ремонт.