Текст книги "Рожденная лесом"

Элейн Одри Беккер
Рожденная лесом

Elayne Audrey Becker

FORESTBORN

Copyright © 2021 by Elayne Audrey Becker

All rights reserved.

© Кувшинова Н., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

* * *

Посвящается моим родителям, которые никогда не сомневались.

Первая глава

Я нахожу ее лежащей лицом в грязи в глубине Древнего леса.

Острая боль пронзает ладони из-за того, как сильно я сжимаю кулаки, оставляя на коже следы полумесяцев от ногтей. Узловатые корни вьются по усыпанной ветками земле, упираясь в мои ботинки, словно предупреждая, когда я переворачиваю молодую женщину на спину. Лучше убедиться.

Нет, она точно мертва. Холодная, окоченевшая и изможденная голодом, как и все остальные, потому что лесной мусор хоть и скрывает большую часть рубашки, но изношенный хлопок безошибочно обрисовывает ее костлявое тело. Проглотив чувство разочарования, я закрываю ей веки, желая избавить ее родственников от этого неподвижного, устремленного в пустоту взгляда.

– Извини, – присев на корточки, бормочу я. – Полагаю, ты этого не заслужила.

Вокруг нас деревья склоняются в зловещем единстве, их листья и ветви натягиваются и тянутся к мертвой женщине, будто привязанные веревками. Люди называют это притяжением. Я не обращаю внимания на покалывание в животе. Деревья скоро выпрямятся, когда магия покинет ее тело.

Кивнув напоследок, я встаю и возвращаюсь обратно к опушке. Древний лес – густой, с огромными дубами, теснящимися в разгар лета на травянистом ковре. Сквозь их кроны пробиваются лучи солнечного света, которые сверкают, как хрустальные люстры. В общем, слишком мирная обстановка для того, кто доведен до безумия и умер в одиночестве. Глубоко вдыхаю аромат леса, чтобы насладиться им, пока это возможно. Я благодарна, что по какой-то неведомой причине эти деревья никогда не привлекала магия моей крови. Мне хватило мстительной дикой природы на всю жизнь.

– Ну что? – спрашивает Сералин, до побелевших костяшек сжимая подол рубашки.

Я отрицательно качаю головой.

– Мертва.

Ее плечи опускаются. Несмотря на то, что Сералин крепка как сталь, когда в кожевенной мастерской своей тети превращает кожу в хомут для ломовых лошадей, сейчас она, стоя в двух шагах от линии леса, кажется хрупкой, как свежевыпавший снег.

– Пойдем, – говорю я, глядя на каменный город за открытым полем. – Ты опоздаешь.

Я не спрашиваю, собирается ли она тоже осмотреть тело. Хотя Сералин и настояла на том, чтобы прийти сюда в знак поддержки, но у нашей дружбы есть границы и ее дискомфорт перед мертвыми и смертью – главная из них.

После недолгих колебаний Сералин подстраивается под мой шаг широкими движениями проводя своей тростью по земле.

– Бедняга.

Я лишь согласно бормочу в ответ сквозь стиснутые зубы.

Густой воздух позднего лета наливается тяжестью с раннего утра, и моя шея уже покрылась испариной. Ячменные поля остаются, к счастью, пустыми, пока мы пробираемся сквозь пыльные ряды, но я все равно иду вперед, ссутулившись и опустив голову, наполовину по привычке, а наполовину из-за нехватки времени Сералин не единственная, кто опаздывает.

– Ты не пойдешь с нами? – спрашивает она, склонив голову набок, когда мы приближаемся к городу. – Разве тебе не нужно вернуться в Роанин?

– Не могу, – отвечаю я, как бы извиняясь. Не совсем понимаю, зачем мы все еще играем в эту игру, хотя обе знаем, что это бесполезно. – Мне сначала надо позаботиться о других вещах.

– Именно сегодня, – фыркает она.

– Ты же знаешь, как это бывает.

По правде говоря, я бы отдала правую руку на отсечение, лишь бы держаться подальше от столицы. Но ничего не поделаешь.

– Ее муж заслуживает знать правду, – добавляет Сералин через некоторое время. – Эти двое были неразлучны.

– Он узнает. Я легко прошла по следам.

Сералин всегда уговаривает меня поговорить с семьями умерших. Она считает, что я более тактична, чем большинство других людей в форме, и однажды даже назвала меня бессердечной за отказ. В тот раз было больнее всего. Однако это не моя работа – сообщать ближайшим родственникам обо всех обнаруженных мною телах. Я отчитываюсь только перед королем. К тому же непохоже, чтобы она сама собиралась стать добровольцем.

Брайрвэнд – скромный фермерский городок с тремя улицами и множеством каменных магазинчиков. Они построены здесь не для того, чтобы придать городу очарования, а чтобы купить все необходимое. Его измученные погодой жители точно такие же. Когда я начала искать здесь сведения четыре года назад, то обнаружила, что долгие рабочие дни на окрестных полях сделали людей ленивыми и разговорчивыми всего за пару пинт. Но в последнее время они просто голодны, а бедная почва и растущие налоги оставляют зияющие дыры, которые, кажется, заполняются только яростью.

Каждую ночь при тусклом свете масляной лампы за грязными липкими столами посетители паба изливают злобу и осуждение, словно бросают семена в землю. Избитый лесной странник, которому я помогла добраться домой прошлой ночью, не единственный одаренный, найденный мной на мощеных улицах истекающим кровью. Гнев людей нарастает.

Когда мы добираемся до дома Сералин, ее семья запрягает лошадей в старую телегу. Большинство местных жителей уже давно уехали.

– Где ты пропадала? – требовательно спрашивает ее мать, затягивая кожаные ремни. Чалая кобыла бьет копытом, нервно подрагивая ушами в моем присутствии. – Мы должны были уехать несколько часов назад!

– Лейле требовалась моя помощь. И ты все равно еще не готова, – пожимает Сералин плечами.

– Как и ты. Завтрак закончился, так что тебе придется подождать. Иди переоденься.

Она старательно избегает моего взгляда, будто меня здесь вообще нет.

Сералин прощается со мной, слегка коснувшись плеча, из-за чего ее младшая сестра быстро скрещивает две пары согнутых пальцев и разводит их в стороны. Знак, отгоняющий плохую судьбу.

Как только Сералин уходит, ко мне приближается жуткий Арден, проводя жирной рукой по лбу.

– Тебе не следует потакать моей сестре. – Безусловно, он самый слабый брат в этой семье из четырех человек. – Сералин чересчур деликатна. Она не может бродить по королевству с такими, как ты.

Какая ирония, ведь в прошлом году он охотно оказывался рядом, когда думал, что пустая лесть поможет ему получить поцелуй. Это было до того, как участившийся голод озлобил его язык, и до того, как он узнал, кто я на самом деле. Хотя мне глубоко наплевать, что на уме у этого парня, я с тревогой осознаю, что внутри у меня все еще горит от гнева и чего-то похожего на стыд. Мой взгляд падает на его штанину, где видны пятна засохшей крови, оставшейся с прошлой ночи.

– Какие-то проблемы? – усмехается Арден, его бледная кожа покраснела от долгих дней на солнце.

Ощущение покалывания медленно поднимается изнутри, а нити онемения тянутся по рукам и ногам. Заставляю себя глубоко дышать в попытке избавиться от них.

– Знаю, это был ты, – бормочу я.

Он проводит двумя пальцами по потрескавшимся губам, а его глаза-бусинки устремляются к матери, прежде чем он наклоняется ко мне с напряженной улыбкой.

– Ничего ты не знаешь, – шипит Арден.

– Ты забываешь, что в моем распоряжении есть кое-какие ресурсы. – Я поднимаю руку перед его обожженым на солнце лицом показывая свои заострившиеся ногти. – И я знаю, где ты живешь.

Я смотрю до тех пор, пока не удовлетворяюсь страхом, отразившимся у него на лице. А затем направляюсь к единственной городской гостинице, которая едва ли больше обычного постоялого двора с четырьмя скрипучими комнатами. Будь мой брат, Элос, здесь, он посоветовал бы не попадаться на удочку, сказал бы, что я выше этого. Чего он, кажется, никогда не понимал, так это того, что я ничем не лучше.

Раздражает, что хозяин гостиницы отсутствует, когда я поднимаюсь по лестнице и открываю свою комнату. Но как только закрываю за собой дверь, тут же меняю облик. Прохлада струится по моим покалывающим конечностям, словно жидкость, когда я освобождаюсь от заимствованной внешности, сбрасывая маскировку, что использую для Брайрвэнда.

Вместо лица и черт Лейлы появляются мои собственные: более высокий рост и крепкие икры, оливковая кожа на тон темнее белоснежного лица Лейлы, узкие глаза и густые орехово-каштановые волосы, волнами ниспадающие чуть ниже постоянно напряженных плеч. Девушка в которой семья Сералин никогда бы меня не узнала. Открываю единственное в комнате окно и размышляю.

Я предпочитаю напрямую платить хозяину гостиницы за его бдительность, и мне не нравится мысль, что кто-то внизу может увидеть, как я улетаю отсюда. Но, полагаю, большинство домов уже пустует, и в любом случае я не могу позволить себе ждать. Положив серебряную монету на столик в углу, снимаю одежду и сосредотачиваюсь на месте глубоко внутри себя, используя его, чтобы притянуть окружающий меня воздух. Интуитивно мое тело немеет, кости сжимаются, превращаясь в кости ястреба-тетеревятника, а мои серые и кремово-белые перья трепещут от удовольствия. Узел между ребрами слегка ослабевает, когда я вылетаю через окно на утренний свет.

От Брайрвэнда до Роанина, столицы Тилиана, примерно час полета. В таком облике мой хвост прямой, как древко стрелы, а крючковатый клюв острый, подобно тилианской стали. Прохладный ветерок скользит по моим перьям, и сердце поет от чувства свободы, но она мимолетна.

Далеко внизу пролегает единственная широкая дорога, ведущая через фермерские участки и лиственные леса на север. Она уже забита пешими путешественниками и теми, кто едет верхом. Многие, особенно те, кто живет дальше к югу, отправятся в путь ночью. Это единственный день в году, когда Даноферы открывают ворота замка Роанин для публики, и многие люди чрезвычайно гордятся тем, что смогли пройти и занять себе место на его территории.

Даже того облегчения, которое приносит полет, недостаточно, чтобы затмить мою ненависть к этому дню.

Впереди, наконец, появляется место моего назначения: открытое пространство гранитных зданий, поблескивающих серым в лучах восходящего солнца, редкие остроконечные крыши и шпили, разрывающие линию горизонта. На севере Роанин окружен тенью Пурпурных гор, а с востока и запада его окаймляют густые леса, и его жители все больше опасаются чужаков. Естественные барьеры с трех сторон оставляют чужакам только один способ войти в город, но даже тогда им будет трудно сориентироваться. Потому что сам город представляет собой головокружительное множество извилистых узких улочек и каменных зданий. Таких же диких и петлистых, как окружающий его Древний лес. И позади, над всеми этими домами, словно на страже, возвышается угловатый замок Роанин.

Поступив на службу к королю Жерару четыре года назад, я была достаточно глупа, чтобы довериться этому замку. Чтобы надеяться, что после многих лет борьбы за выживание в дикой природе, когда рядом со мной был только мой брат, я наконец-то обрету дом. Оказывается, жить отшельником очень угнетает, но быть окруженным людьми, которые не хотят иметь с тобой ничего общего, ранит намного сильнее.

Я облетаю всю территорию замка и приземляюсь на крыше своего дома, маленькой одноместной комнаты, расположенной за вонючими конюшнями, поблизости от внешней стены. Работа, которую я выполняю для короля Жерара, позволяет мне жить на королевской земле, но не больше. Городская башня с часами насмехается надо мной, подгоняя, когда я надеваю нежно-голубое платье и туфли на плоской подошве, хмуро разглядываю темные круги под глазами и спешу к восточным воротам. Хотя обсаженная дубами лужайка, отделяющая замок от главных ворот простирается, наверное, по меньшей мере на четыреста шагов вглубь, но даже на таком расстоянии рев собирающейся толпы напоминает громкий шум далекого прибоя.

За деревянной дверью восточной кухни царит суматоха: подмастерья рубят, кастрюли кипят, повара снуют – все уже готовятся к обеду. Бедным девушкам вроде Сералин приходится время от времени пропускать трапезу, но здесь, в замке, всегда едят три раза в день, и еда подается в отполированных до блеска тарелках с золотой окантовкой на покрытых скатертями столах. Я пробираюсь сквозь соблазнительные ароматы розмарина и тимьяна и обхожу молодых людей, посыпающих морковью и репой тонко нарезанную оленину, с высоко поднятой головой, как будто косые взгляды окружающих ничего для меня не значат. Грубые жесты и озлобленные лица не более чем капли дождя, стучащие по стеклу.

К тому времени, как добираюсь до выхода, в груди все сжимается, как от укола булавкой.

За пределами пустого коридора, в центральном атриуме замка, замечаю такую же суматоху. Напряжение сковывает мои лопатки, когда я пробираюсь сквозь снующих мужчин и женщин, и каждый шаг болезненно отдается эхом от полированного мраморного пола. Фойе, тянущееся на три этажа вверх и облицованное окнами со свинцовыми стеклами в два раза выше меня, похоже, специально создано для того, чтобы обитатели замка чувствовали себя маленькими. Кованые перила ограждают крытую двумя этажами выше галерею и дорожку, которая проходит по периметру комнаты и заканчивается у стеклянных двойных дверей, сверкающих на южном фасаде замка. В течение часа Даноферы пройдут через эти двери и выйдут на узкий балкон, чтобы прочитать Предсказание, ради которого все собрались.

Я поднимаюсь по парадной лестнице атриума, перепрыгивая через две ступеньки за раз.

Почему-то легче дышится на втором этаже, где толстые зеленые ковры окутывают обшитый панелями коридор защитным покровом тишины. Мое сердце замирает, когда я заворачиваю за угол и вижу, кто стоит на посту у двойных дверей гостиной.

– Ты опоздала, – с тихой радостью замечает Дом, один из самых главных охранников короля Жерара. Каролетта рядом с ним шмыгает носом и смотрит вниз.

– Просто открой дверь, – говорю я.

Каролетта цокает языком и перекидывает свою длинную каштановую косу через плечо.

– Манеры, оборотень. Теперь ты в обществе королевских особ.

Мои ногти превращаются в когти.

– Открой дверь, или я вскрою тебя.

Члены уважаемой королевской гвардии выглядят далеко не впечатленными этой угрозой, но Дом тем не менее поворачивает ручку и входит первым.

– От тебя разит смертью, – шипит Каролетта, когда я прохожу мимо нее. Горячее дыхание девушки касается моего уха. И хотя я крепко держусь за свой гнев, как за вторую кожу, не могу остановить старый страх, скользящий липкими пальцами по позвоночнику.

– Оборотень хочет видеть вас, Ваше величество, – объявляет Дом, его серая униформа с фиолетовым подтоном кажется застиранной на фоне мягкой мебели.

Три члена королевской семьи слоняются у занавешенных окон в дальнем конце задрапированной перламутровой тканью гостиной: король Жерар в своей короне, инкрустированной изумрудами и предназначенной только для официальных церемоний, наследная принцесса Вайолет и Уэслин, старший и наименее милый из двух принцев. Все трое – в черных траурных одеждах.

День Предсказания. Годовщина смерти королевы Рейнен. По роковому стечению обстоятельств этот мрачный день знаменует обе даты.

– Здравствуй, Рора, – устало улыбается король Жерар сквозь печаль, омрачающую его лицо. Позади него Вайолет в длинном платье, с короткими до плеч волосами, пронзает меня взглядом, а потомпродолжает напряженно расхаживать взад и вперед, легонько постукивая по ладони длинным красно-золотым пером. Оно было подарено отцом, чтобы закрепить ее место в качестве его преемницы.

Я бы вырвала перо у нее из рук и сломала пополам, если бы не думала, что это в одночасье разрушит и королевство.

– Ваше величество. Простите меня, я шла по следу. – Поспешно отвешиваю поклон, как только дверь за мной захлопывается.

– Продолжай.

– Еще пять случаев в Брайрвэнде. Один мертв. Двое достигли стадии притяжения и безмолвия.

Эти пять добавились к почти двумстам другим случаям, разбросанным по всему королевству. Восемьдесят семь больных уже мертвы, и это только те, кого я нашла. Болезнь, вызванная магией, способна убить своих жертв за несколько дней или месяцев, как взрослых, так и детей. Кроме как призрачной агонией ее не назовешь. Целители не сумели создать ни одного лекарства, которое помогло бы. Болезнь распространяется.

– Есть какая-нибудь связь между пострадавшими? – спрашивает король Жерар, засовывая руку в карман своего костюма. На лице правителя виднеются черты его детей: суровый лоб кронпринцессы, ясные глаза младшего принца, аккуратная борода и густые темные кудри старшего. Правда, в последние месяцы в его собственных волосах стало больше седины. И пусть его светлая кожа, тронутая загаром, такая же, как у двух старших детей, на мой взгляд, эмоции на его лице в этот момент – полное отражение младшего сына, Финли.

– Ничего особенного, что я могла бы подметить, сэр. Кроме обычного.

Как всегда, ни одного заболевшего или умершего оборотня, заклинателя или лесного странника. Только люди. Я заламываю руки за спину, наблюдая, как король Жерар молча осмысливает эту информацию.

– Есть кое-что еще, – добавляю я, теперь уже более нерешительно.

Голова Вайолет поворачивается в мою сторону, но король лишь хмурит брови.

– Говори свободно.

– Я нашла лесного странника, которого сильно избили, недалеко от центра города. – Надежно спрятанные от посторонних глаз, мои руки сжимаются в кулаки. – Думаю, я знаю одного из нападавших.

– У вас есть доказательства вины?

В ответ сжимаю губы.

– Не совсем.

Король Жерар с озабоченным видом поглаживает бороду.

– Без доказательств я ничего не могу сделать. Но пошлю весточку магистрату. Такое поведение неприемлемо.

Вайолет снова начинает расхаживать по комнате, теперь задумчиво склонив голову.

Мое внимание переключается на Уэслина, стоящего в нескольких шагах позади. Он не отводит взгляда от окна с тех пор, как я приехала, и теперь стоит ко мне спиной, очевидно, безразличный к новости о том, что еще один одаренный был ограблен на улицах. Но, с другой стороны, он никогда не проявлял хотя бы малейшего беспокойства по поводу моих слов. Ни разу с того дня, как мы встретились четыре года назад в этот день.

Ежегодное Предсказание и день смерти королевы Рейнен – это также годовщина нашего с Элосом прибытия в замок Роанин. Совпадение, о котором мне никогда не позволяет забыть его непоколебимое равнодушие.

– Спасибо, Рора, – благодарит король Жерар, и нити оцепенения рассеиваются так же быстро, как и появились. – Вы можете идти.

Он переводит взгляд на портрет своей покойной жены, висящий над незажженным очагом.

– Сэр, мне прочесать еще раз территорию? – с надеждой спрашиваю я. – Я могу отправиться прямо сейчас.

– Нет, – он лениво машет рукой в мою сторону, и мои плечи опускаются. – Нет, возможно, у меня есть для тебя что-то новое. А пока возьми отгул на остаток дня.

Я открываю рот, чтобы спросить, что он имеет в виду, но тут Дом возвращается в гостиную.

– Ваше величество, уже почти одиннадцать. Они готовы открыть ворота.

– Хорошо, хорошо, – король еще раз машет рукой, а затем спрашивает, казалось бы, ни к кому конкретно не обращаясь: – Где Финли?

– Я могу привести его, сэр, – сразу же говорю я, как только Уэслин наконец поворачивается. Его холодные глаза сужаются, и я испытываю смутное чувство победы.

Король Жерар же, напротив, немного оживляется. Это едва заметно: чуть более гладкий лоб и расслабленная челюсть, – но я научилась находить подобные признаки всякий раз, когда упоминают о присутствии Финли.

– Очень хорошо.

Я ухожу прежде, чем его старший сын успевает возразить.

За то время, пока добираюсь до величественного, облицованного коричневым камнем северного крыла и поднимаюсь по лестнице, шум собравшейся толпы становится все ближе и уже проникает сквозь толстые стены замка. Сотни, если не тысячи нетерпеливых людей, готовы утоптать тщательно ухоженный газон. Тревога крепко сжимает мою грудь.

Я заворачиваю за угол и чуть не сталкиваюсь с Финли лоб в лоб.

– Рора! – восклицает он, и широкая улыбка расплывается на его худом лице. – Надеюсь, ты не меня ищешь?

Финли – полная противоположность своим брату и сестре. И это удивительно: его вечная неуклюжесть и неистовая энергия. Волнистые светлые волосы обрамляют доброе лицо, усеянное веснушками – напоминание о детстве проведенном под солнцем. Уже чувствую, как моя привычная маска спадает впервые за два дня.

– Твой отец послал меня на твои поиски, – я окидываю критическим взглядом его помятый костюм и наполовину завязанный галстук, свободно болтающийся на шее. – Вижу, ты снижаешь свои стандарты.

– Удар ниже пояса, – говорит он, толкая меня в плечо, прежде чем встать рядом и поправить галстук. – Но, возможно, я заслужил.

– Ты обещал хотя бы попытаться, – упрекаю его.

– Я знаю.

– Кажется, сегодня хороший день, чтобы начать, – добавляю я, отмечая, что его плечи слишком расслаблены для того, кто испытывает чувство вины.

– Мне нужно было кое-что сделать, – утверждает Финли. – Королевские обязанности, сама понимаешь.

Я поднимаю бровь.

– Не лги мне.

– Отлично. Я проспал. Головная боль. Наверное, слишком много выпил вчера вечером. Ты же знаешь, как это бывает.

– На самом деле, нет.

– Факт, который я твердо намерен однажды изменить, – Финли спотыкается о кроваво-красный ковер и цепляется за каменную стену.

– Ты… нервничаешь? – спрашиваю я, сдерживая улыбку.

Он искоса смотрит на меня.

– Теперь ты просто ведешь себя грубо.

Общаться с Финли легко, настолько, что я позволяю себе ослабить бдительность больше, чем следует. Так что к тому времени, когда мы приближаемся к дверям гостиной, старый страх вновь овладевает мной, даже сильнее прежнего. Фигуры на гобеленах, висящих на стенах, видятся теперь по-другому. Их насмешливые лица будто предупреждают о грядущих неприятностях. Я представляю, как они тянут ко мне свои жадные руки, желая растянуть и расплющить мое тело, пока я не стану такой же, как они: неподвижной, безмолвной и неспособной причинить какой-либо вред.

– Только что вспомнил! – восклицает Финли так внезапно, что я вздрагиваю. – Я сегодня должен был принести цветы.

Я окидываю его скептическим взглядом. Король Жерар не упоминал ни о каких цветах.

– Пошли, или отец оторвет мне голову. – и, не дожидаясь ответа, он разворачивается.

Искоса смотрю на двери гостиной в другом конце коридора. Не собираюсь возвращаться туда без него, поэтому, смирившись, следую за Финли.

– Почему цветы? – спрашиваю я, пока мы спускаемся по винтовой лестнице мимо озадаченных, кланяющихся слуг.

– Для мамы. Представлять ее интересы.

– Садовник не мог принести их для вас?

– Это личное.

Чтобы избежать нежелательного внимания со стороны толпы, которая сейчас собирается на лужайке перед замком, Финли выводит нас через заднюю дверь, скрытую в северном крыле, кивая любопытным молодым стражникам. Моя кожа покрывается испариной, кажется, всего за несколько мгновений, пока я иду за ним через сад с живой изгородью, через рощи красных кленов, мимо домика садовника и старого, редко используемого каретного сарая к потайной двери во внешней стене. Ползучий плющ и поросшие мхом трещины скрывают от посторонних глаз железное кольцо с ключами.

– Финли, – предупреждаю я, чувствуя, как у меня покалывает в затылке.

– Хорошо, я солгал, – вытащив тяжелый ключ из-за камня, он распахивает дверь и жестом приглашает меня войти первой. – Но ты должна признать: тот факт, что ты не поняла этого раньше, доказывает мою правоту.

– О чем ты говоришь?

– Мы оба знаем, что тебе там не хватало воздуха, – Финли закрывает засов, а затем с усмешкой опускает мои скрещенные руки.

– Ты что, с ума сошел? – искренне удивляюсь я.

Он пожимает плечами и шагает прямо в Древний лес.

– Ты не можешь пропустить церемонию, – настаиваю я, даже когда иду в ногу с ним. – Это самый важный день в году!

– Нет, – отвечает он, и выражение его лица становится серьезным. – Просто день для глупых традиций и беспочвенных предположений. На этот раз тебе не нужно страдать от последствий. Ты и так делаешь достаточно.

Я прикусываю губу.

– Думаешь, сегодня будет то же самое?

Финли проводит рукой по волосам.

– Прошло шесть лет. Я не понимаю, почему должно быть по-другому.

– Пожалуйста, скажи мне, что ты не нарушаешь восьмисотлетнюю традицию из-за меня.

– Давай же Рора. Я, конечно, хороший, но не настолько.

Но Финли действительно хороший. Он делал подобное и раньше, ловко вытаскивая меня из напряженных ситуаций под предлогом того, что ему необходима моя помощь. И только потом, выдержав жалобы и закатывание глаз я узнавала, что ему следовало находиться где-то в другом месте.

По мере того как мы поднимаемся, отдаленная болтовня толпы сменяется нежной мелодией леса: ветер треплет листья над скрипящими ветвями, щебечут малиновки и кардиналы, визжат насекомые и мелкие животные, пробирающиеся сквозь заросли шиповника. Сначала я думаю, что он ведет нас к богато украшенному надгробию на могиле своей матери, по ее воле воздвигнутому здесь. Сегодня это имело бы особый смысл, хотя Финли и его семья все равно часто приходят туда. Ну, кроме старшего брата. Если в кухонных сплетнях есть хоть доля правды, Уэслин не ступал в эти леса с того самого дня, как погибла королева Рейнен.

Однако наш путь ведет на юг, в совершенно другом направлении от могилы. Земля под ногами становится более ухабистой, трава уступает место дикой растительности и покрытым грязью камням. Дубы, буки, гикори, вязы – древний и непреклонный лес с великанами из давно потерянных времен. Несмотря на мое беспокойство о том, как король Жерар воспримет отсутствие Финли, нельзя отрицать, что узел у меня в животе ослабевает с каждым вдохом лесного воздуха.

Ежегодная традиция публичного чтения Предсказания почти так же стара, как сама жизнь на Алемаре. Около восьмисот лет назад, после того, как заклинательница по имени Фендолин впервые объединила одаренных и обычных людей под общим знаменем, с тех пор, как магия появилась на континенте, разногласия относительно линии преемственности разделили ее последователей на враждующие лагеря.

Некоторые полагали что ее дочь, Тилиан, была естественной наследницей, поскольку обладала магическим даром. Другие считали несправедливым, что ее сын, Эрадайн, был отвергнут просто потому, что в его венах не текла магия. Затем Вилла Гленвил, одна из ближайших советников Фендолин, бросила вызов обоим детям за право на престол, так как была уверена, что корону необходимо не унаследовать, а заработать.

Чтобы избавить народ от взаимной резни, Фендолин предложила компромисс: Эрадайн занял север, Гленвил – среднюю территорию, а Тилиан осталась на юге, где правила ее мать. Но великаны, опасаясь, что семена обиды пустят корни в людях, и не желая участвовать в грядущих неприятностях, попросили, чтобы континент вместо этого разделили на четыре части, оставив пустыню к западу от реки нейтральной территорией, на которую никто не мог претендовать. Все согласились.

Перед отъездом, в знак доброй воли, великаны подарили каждому из трех новых правителей птиц самого редкого на континенте вида – лоропинов. Птица, желанная для большинства, потому что ее перо пишет правду о будущем, но только для того, кому его подарили, и только в годовщину того дня, когда оно было подарено. Став свидетелями соперничества, вызванного ревностью, страхом и гневом, гиганты преподнесли свой подарок как символ, чтобы напомнить о том, что только истина и разум должны диктовать свои правила, а не мрачные эмоции.

С тех пор ежегодно в знак единства во всех трех королевствах каждый правитель использует свои перья, дабы написать послание, которое, кажется, всегда пишется само, и публично его зачитывает. Всегда расплывчатые слова утешения или предупреждения, редко состоящие более чем из одного предложения, чтобы направлять подданных в будущем году и укреплять свою роль владыки истины. И относительный мир действительно сохранялся до сегодняшнего дня. Семь лет назад, впервые за семьсот сорок один год три пера выдали одни и те же слова для всех трех правителей: смерть двух оборотней.

Два года спустя, когда королева Рейнен со своим охотничьим отрядом и двое ее старших детей наткнулись на Элоса и меня, сидящих на корточках в Древнем лесу, был день Предсказания. Третье из шести последовательных ежегодных чтений, на которых произносились одни и те же три слова. Из семи, если на сегодняшнем чтении прозвучит то же самое. В тот день первое землетрясение почти за восемьсот лет обрушилось на землю, вселив ужас в сердца тилианцев, что День Разрушения, который однажды уничтожил мир, может повториться вновь. Именно тогда королева, по общему мнению, искусная наездница, упала с лошади, сломала шею и умерла.

Советники короля Жерара увидели в этом предзнаменование. Трагедия, предвещающая конец рода Даноферов, королевской родословной, что тянется вплоть до Фендолины, хотя без брака с одаренными магия в ней исчезла почти за два столетия. Доказательство того, что вспышка магии вновь способна расколоть континент на части. И в центре всего этого, по их мнению, оказались мы с братом.

– Рора, – зовет Финли, возвращая мое внимание к настоящему. – Как я уже говорил, мой жест не такой уж бескорыстный. Я подумал, раз мы здесь, ты могла бы мне кое в чем помочь.

– Да?

– Да, и, думаю… мне понадобится твоя помощь раньше, чем я предполагал.

Я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как принц спотыкается о корень, словно на бегу. Только на этот раз, когда он выпрямляется, его лицо выглядит пугающе бледным.

– Что не так? – спрашиваю я, когда Финли, тяжело дыша, прислоняется к дубу. – Что значит «помочь»?

Но глаза юноши стекленеют слишком быстро, зрачки расширяются, как будто у него сотрясение мозга. Он качает головой и, протянув руку, сжимает мою, когда я подхожу ближе, чтобы поддержать его.

– Мне кажется…

– Финли! – кричу я и едва успеваю подхватить, когда у него внезапно подкашиваются колени. Меня пугает, насколько легко мне удается его поддерживать учитывая, что принц всего на год моложе меня. Или два, или три. На самом деле, это всего лишь предположение.

– Фин, поговори со мной, – прошу я, и мое сердце бешено колотится в груди, когда его глаза снова теряют фокус, а рука ослабляет хватку на моей. Мы оба опускаемся на лесную подстилку.

– Отпусти его, – умоляю я, склоняясь над застывшим телом, вздымающейся грудью и дрожащей восковой кожей. Тревожные колокола звонят у меня вголове, громко, как часовая башня, отбивающая час, и вместе с ними возвращается покалывание в моей сердцевине. Нити онемения охватывают конечности. Мех на спине, а затем перья по всему телу – мое тело разрывается между порывом спрятаться и желанием убежать подальше от этой сцены, которую я никак не могла предвидеть.